- Уже полдень, – Трина сидела на кровати, пытаясь поймать мой взгляд.
- Не хочу никуда идти, - я накрылась одеялом с головой и отвернулась, прикрыв глаза.
- Я тебя не узнаю. Где моя уверенная в себе Вера? – Трина ласково провела рукой по моему боку, утратившему форму под ватным панцирем.
- И зачем я пошла на эту чертову передачу, - я раздраженно оттолкнула мешавшую мне квадратную подушку-думку.
- Ты была восхитительна. Госпожа Файт разрешила всем желающим посмотреть программу с твоим участием. Сама понимаешь, отдохнуть от работы часок никто не отказался. Теперь горничные только о тебе и говорят.
- Уверена, не они одни, - проворчала я, закрывая лицо скрещенными руками.- Я привлекла к отцу совершенно не нужное внимание.
- Уверена, господин Файт с этим справится.
Я протянула руку за планшетом и открыла первый новостной сайт из набора своих закладок. В списке заголовков среди очередной эпидемии гриппа, анонса новой модели телефона и прочих стандартных событий отвратительным клеймом сверкало моё имя. «Главный редактор «Бегущей строки» – борец за права служащих?» На другом сайте меня назвали запутавшимся ребенком. Третий портал к моей большой радости проигнорировал злополучный эфир «Пятницы». В социальных сетях в лентах моих знакомых мелькали фрагменты передачи, и мне категорически не нравилось увиденное. Растерянная девчонка, не способная аргументировать свою позицию без создания шумихи.
В дверь осторожно постучали. Трина встала с моей кровати и отошла к столику. Я заметила, что под комбинезон она надела шерстяную водолазку с длинным рукавом. Бросив быстрый взгляд в окно, я увидела обилие серого цвета, и пришла к выводу, что осень окончательно вступила в свои права, приправив золотое убранство сентября первыми заморозками и ливнями.
- Не хочу ни с кем разговаривать, - крикнула я в ответ на повторившийся стук.
- Вера, позволь мне зайти, - мягко позвала мама с той стороны двери.
- Я сплю, - слабо возразила я.
- На два слова.
- Хорошо, - я обреченно опустила голову обратно в подушки. Трина тактично покинула спальню, позволив маме поговорить со мной наедине.
- Ты расстроилась? – мамин голос звучал успокаивающе, нежно. Он обволакивал меня, моё одеяло, кровать, будто возвращая славные времена детства. Убеждая, что все мои трудности – временны, а родители всесильны. Будучи ребенком, я действительно считала, что мама и папа могут, знают и умеют всё.
- Ещё как.
- Ну и напрасно, - она улыбнулась мне и погладила по голове, зачесывая разлохматившиеся волосы к макушке. – Если кому и стоит расстраиваться, то мне. Надо было предвидеть, что через тебя попытаются скомпрометировать папу.
- У меня своя голова на плечах, - откликнулась я чуть более резко, чем хотела. – Сама должна была догадаться, к чему это всё.
- И, тем не менее, солнышко, ничего страшного не случилось. Да, твои высказывания были провокационными для девушки твоего статуса и положения. Но ничего противозаконного или плохого ты не сказала.
- Теперь у папы будут проблемы?
- Не думаю, - мама отвела взгляд, и я утвердилась в мысли, что она лжёт.
- Не стоило мне всё это говорить. И приходить туда, - пробормотала я.
- Вера, посмотри на меня, - мама взяла моё лицо в свои ладони и заставила чуть приподняться на локтях. Теперь её зеленые весенние глаза были точно напротив моих. – Я очень горжусь тобой. Я горжусь, что у меня выросла смелая девочка, готовая постоять за свои убеждения.
- Я вспотела и чуть не потеряла дар речи, - заметила я скептически, но в душе от похвалы разлилось приятное тепло, точно я глотнула горячего чая или устроилась загорать под морским солнцем.
- Смелость – это не отсутствие страхов. Это умение переступить через них, - мама отпустила моё лицо и подмигнула мне.
- Алекс, наверно, в бешенстве, - вздохнула я.
- Пожалуй, - она усмехнулась и чуть закатила глаза. – Ох уж эти мужчины. Всё-то они знают лучше нас.
Мама протянула руку и взяла мою обмякшую ладонь, чтобы рассмотреть кольцо. Единственное напоминание о помолвке, если не считать размножающихся в геометрической прогрессии репостов с записью «Пятницы». Вечером, когда Юджин привёз меня домой, я без лишних слов закрылась в своей спальне и притворилась спящей, чтобы ни с кем ни о чём не разговаривать. Только теперь мама получила доступ к моему трофею.
- Он защищал тебя. Заступался. Просто вы мыслите немного по-разному. И верите в разные ценности. Не переживай. Дай ему пару дней, и всё наладится. На глазах у десятков тысяч людей ты поставила под сомнения слова своего жениха. Не каждый мужчина быстро оправится после такого.
- Кто его просил нести эту чушь про домашнее хозяйство? Я никогда не обещала ему, что брошу работу! – от возмущения я повысила голос.
- Тише, тише, - мама приложила палец к губам. – Не заводись. Всё нормально. Отдохни сегодня. Почитай. Посмотри какой-нибудь фильм. А я попрошу Полу приготовить для тебя что-нибудь особенное.
Мама вышла из комнаты, и через несколько минут вернулась Трина. На подносе она принесла мне дымящиеся кукурузные оладьи с воздушным сливовым джемом и высокий стакан какао. Присев рядом со мной, Трина жевала горячий сэндвич с сыром и энергично критиковала выпады Натана Онелло и выводы Дью Далесски.
- Знаешь, когда мы были младше, я всегда представляла, что Глазастик – это ты.
- Что? – я непонимающе уставилась на подругу.
- Глазастик. Из «Убить пересмешника». Её отец хотел справедливого отношения к угнетенным неграм, и эта маленькая девочка перенимала его взгляды…
- Ты читала «Убить пересмешника»? – я перебила произвольный психоанализ Трины.
- Да, читала, - теперь уже она смотрела на меня с удивлением.
- Где ты взяла эту книгу? Я никогда тебе её не давала.
- Твой отец, - Трина смутилась и замолчала на мгновение. – Прости, что я оставила эту книгу себе. Все так закрутилось, что я просто забыла отдать её господину Файту.
- Где ты взяла эту книгу? – требовательно повторила я.
- Мой папа нашёл её рядом с господином Файтом. Когда он был ранен в лесу. В книге была твоя фотография. Когда я показала ему снимок, он сказал, что ты - его дочь. Так я тебя впервые увидела.
- И эта книга осталась у тебя?
- Да. Если нужно, я обязательно принесу её…
- Нет-нет, - я снова не дала Трине договорить. – Конечно, оставь себе. А ещё какие-то книги рядом с ним лежали?
- Нет, только эта.
Тепло, оставшееся во мне после разговора с мамой, сменилось пробежавшим по ребрам холодком. В тот вечер, когда папу ранили, он имел при себе, по меньшей мере, одну из книг, которую хотел подарить мне на новый год. Но потерял её и был вынужден приобрести новую. Что если подаренный мне в тот же праздник роман Брэдбери тоже был с папой в том лесу? И тоже пропал, чтобы после занять своё место в библиотеке отца Алекса?
Неосознанно я стиснула виски пальцами, массируя кожу. До этого момента у меня не укладывалось в голове, как в доме Ло могла появиться книга с моей фотографией из семейных архивов. Теперь воображение рисовало страшные сцены, в которые мне отчаянно не хотелось верить.
- Вера, что с тобой? – Трина обеспокоенно смотрела на меня.
- Секунду, - я схватила с тумбочки телефон и набрала номер Юджина. Он ответил после третьего гудка. – Ты можешь приехать прямо сейчас?
- У тебя всё в порядке? – уточнил он, прежде чем дать свое согласие.
- Физически да, - уклончиво ответила я.
- Хорошо. Скоро буду, - Юджин повесил трубку, и я поделилась с Триной своими пугающими догадками. Догадками, которые ставили мой привычный мир ещё ближе к краю, готовясь перевернуть его вверх тормашками и вытрясти все внутренности в бездну.
- Что такое? – Юджин ворвался в комнату, опередив не поспевающую за ним Трину, когда я уже успела сходить в душ и спрятать себя в строго скроенное черное платье. В отличие от меня Юджин выбрал более демократичные, субботние цвета.
- Мне нужно спросить тебя кое о чём.
- Слушаю, - я ощутила в его голосе легкое раздражение. Наверно, я оторвала Юджина от важных дел, и он примчался, ожидая некой катастрофичной информации, пугающего форс-мажора или, как вариант, моей шеи в петле от пережитого стресса.
- Помнишь, когда отца ранили?
- Конечно, - он помрачнел, но все еще рассматривал меня с сомнением и недовольством во взгляде.
- Не знаешь, случайно, не покупал ли он тогда для меня книги? Меня интересуют «451 градус по фаренгейту» и «Убить пересмешника».
- Случайно знаю. Эти книги было очень тяжело найти, но он так хотел, чтобы они пополнили твою библиотеку. Даже попросил меня помочь ему. За одной я поехал в другой город на подпольный аукцион. Как раз за Брэдбери. В ту ужасную ночь все три книги пропали. В комплекте была ещё «Прислуга». Пришлось нам повторить процедуру заново, когда господина Файта выписали из больницы.
- За этой книгой ты ездил? – я вытащила из сумки найденное в библиотеке Алекса издание.
- Откуда она у тебя? – глаза Юджина чуть расширились, и он бережно взял книгу в руки, пролистывая страницы. – Да, это та самая. Видишь, здесь дефект. Меня о нём предупреждали при покупке.
Парень показал мне одну из страниц. На ней, в самом центре, осталось пятно от какого-то напитка. Чая или кофе, судя по цвету.
- Я нашла её в библиотеке Артура Ло. В ней была моя фотография с мамой.
- Дьявол, - Юджин выдохнул сквозь зубы и без разрешения опустился на мою кровать.
- Ты же не думаешь, что…
- Не знаю, - он оборвал меня.
Я почувствовала, как к горлу подступила тошнота, и закашлялась. Трина стремительно подала мне стакан с водой, и я сделала несколько больших глотков. Подруга молчала. Только её широко распахнутые светлые глаза, казалось, стали ещё больше и изумлённей. Она ободряюще погладила меня по плечу, но я даже не почувствовала прикосновения. Моё тело всё ещё находилось в спальне, но душа унеслась высоко вверх. И оттуда взирала на кусочки воспоминаний, в которых я была гостем в доме Ло. В которых мой отец играл в покер с отцом Алекса. В которых я была счастлива.
- Он тогда уговаривал маму повременить с обращением в полицию, - вспомнила я через несколько минут.
- Он был последним, кто видел господина Файта накануне похищения. Они вместе ужинали.
- Юджин, что мне делать? – мне не понравились собственные жалобные нотки.
- Прежде всего, рассказать всё господину Файту. Позволь ему в этом разбираться.
- Что мне делать с Алексом?
- Не знаю, Вера, - Юджин какое-то время смотрел мне в глаза. После он подошёл ко мне и крепко обнял. Так крепко, что в моей спине что-то хрустнуло. Будто бы маленький сустав встал на место. Через его плечо я бросила взгляд на Трину. Она отвернулась от нас, как мне показалось, немного раздосадованная. Я аккуратно отстранила парня.
- Я просто хочу нормальную осень. Ходить по магазинам,читать, пить горячий шоколад и носить красивые пальто. Я не хочу выяснять обстоятельства нападения на папу. Не хочу становиться революционером или кем там меня видят телевизионщики, - я заговорила, как капризный ребенок. Впрочем, дождь и цепочка неприятностей и впрямь порождали во мне противное желание жаловаться, скулить и прятаться в своей комнате.
- Я уверена, господин Ло не имеет отношения к тому несчастному случаю, - подала голос Трина. – Они же так дружат. Вера, не делай выводов раньше времени. Вот увидишь, всё будет нормально. В конце концов, зачем ему тащить эту книгу к себе домой, будь он виновен?
Конечно, глубина трагизма наших с Триной ситуаций пока не сравнялась, но теперь, ощутив металлический привкус настоящих проблем, слушая, утешения из её уст я уже не смущалась так сильно, как еще неделю назад.
Юджин окинул её странным взглядом, но промолчал. Ему бросились в глаза изменения, произошедшие с девушкой постепенно, но для него явно показавшиеся мгновенными. Лицо Трины осунулось. На нижних веках залегли серые синяки. Скулы и подбородок заострились, придавая ей чуть воинственный или просто хитрый вид. Но в глазах, за серой зеркальной радужкой, разлилась странная уверенность и нега. Будто бы даже зрелость.
- Как ты? – помолчав, спросил её Юджин.
- Спасибо, справляюсь, - она вежливо улыбнулась и опустила ресницы.
- Ты сегодня дежуришь? – уточнил он.
- Да, - коротко кивнула Трина.
- У меня идея, - он посмотрел поочередно на меня и на неё. – Я накуплю всякой вредной еды, которую верины родители не держат в холодильниках, и мы все вместе устроим вечер обжорства и просмотра фильма ужасов.
В начале, я хотела отказаться, не желая вновь давать подруге повода привязываться, привыкать к помощнику своего отца. Но разглядев в её глазах неподдельную детскую радость, я согласилась, не желая лишать её даже столь незначительных положительных эмоций. Кроме того, Юджин явно действовал из лучших побуждений. Он смотрел на двух обиженных жизнью, опечаленных, депрессивных девушек и желал отвлечь их хотя бы на один вечер от груза проблем. Почему бы и нет, подумала я.
После часа езда по трассе, мамина машина остановилась у высоких ворот, врезанных в кирпичный забор, по верхней грани которого тянулись провода. Наверняка охранная система предполагала некое поле сродни тому, что защищало моё издательство от нежелательных вторжений. За толстыми, близко посаженными прутьями виднелось многоэтажно здание тусклого желтого цвета. Окна его были зарешечены. Тучи нависали так низко, что казалось, будто шпили и антенны, торчащие из крыши, вот-вот расцарапают их пуховые бока.
Мы позволили полицейскому из будки у ворот осмотреть салон машины и даже заглянуть в багажник. Своим сканнером он считал наши жетоны, проверил что-то в своём планшете и, изобразив на лице подобие вежливой улыбки, позволил проехать на территорию питомника. Землю устилал куцый, высохший от летней жары газон. Между травинками пробивались сочные полосы размокшей от затяжных дождей грязи. Я не заметила ни одного деревца, куста или клумбы.
Дорога, по которой мы подъезжали к питомнику, разделяла территорию на две части. Видимо, детскую и взрослую. Справа на просторной квадратной площадке, огороженной стенами из панцирной сетки, во всей своей красе сияли радужными красками качели, лесенки, турники, песочницы, горки. Слева такое же пространство занимали футбольные ворота и баскетбольные кольца.
- Почему площадки за решеткой? – спросила я у мамы.
- Меры безопасности, - коротко откликнулась она.
Отправив машину на парковку, мы вошли через главный вход, охраняемый двумя полицейскими. Продемонстрировав ещё раз свои жетоны, мы оказались в большом холле. Благодаря тёплым цветам стен и пола и мягкому освещению, его можно было бы назвать уютным, но практически полное отсутствие мебели создавало впечатление одиночества и заброшенности. Никак не свободы или простора.
- Госпожа Файт, - по короткой лестнице нам навстречу спускалась грузная женщины. Её возраст мне определить не удалось, так как таким лицом с равным успехом могла обладать и сорокалетняя, и пятидесятилетняя дама. Её бёдра стягивала розовая юбка, а пиджак в тон едва смыкался на пышной груди. Макияж женщины был сдержан и не ярок, если не считать угольно черных широких бровей. – Добрый день.
- Добрый день, госпожа Соя, - мама улыбнулась незнакомой мне деловой улыбкой, и я поняла, что перед нами директор приюта. – Как я и упомянула в ходе телефонного разговора, со мной приехала моя дочь.
- Похвально, что юная леди интересуется благотворительностью, - госпожа Соя задержала на мне взгляд. – Рада познакомиться с вами, госпожа Файт.
- Взаимно, госпожа Соя, - директор приюта была исполнителем, и я могла бы обратиться к ней по имени, но родители с детства учили меня не делать акцент на кастовой принадлежности человека.
- Вы не возражаете, если мы обсудим дела у меня в кабинете? – формально уточнила госпожа Соя.
- Как вам будет удобно, - кивнула мама, и мы направились к лифту. Чтобы заставить механизм заработать, госпожа Соя приложила к кнопке с цифрой «два» свою карточку. На втором этаже все комнаты носили административный характер. На дверях висели таблички с фамилиями воспитателей, врачей и иного персонала. Если мама хотела доказать мне, что в питомнике все делается в рамках гуманизма, то пока её план терпел крах из-за тотальной ненаглядности.
В нужный кабинет мы попали также благодаря электронной карточке. В приемной сидела юная копия госпожи Сои. Даже костюм её был сшит из ткани розового цвета. Разве что оттенок отличался. Она окинула нас внимательным любопытным взглядом. Темно-карие глаза смотрели из-под пышных чернильных бровей.
- Добрый день, госпожа Файт, - поздоровалась она с мамой.
- Люси, это госпожа Вера Файт, дочь госпожи Анжелины Файт, - любезно пояснила своей помощнице госпожа Соя.
- Добрый день, госпожа Файт, - не меняя интонации, поприветствовала меня Люси.
Мы синхронно пробормотали ей что-то в ответ и прошли в следующее помещение. Здесь примостился шкаф-купе с зеркальными дверьми, напротив которого втиснули не по размеру длинный кожаный диван. Его подлокотники сминались от тесного контакта со стенами. Шумно выдохнув, госпожа Соя стянула пиджак и осталась в шёлковой блузе. Когда ткань играла на свету, переливы казались розоватыми. На её подмышках я заметила расплывающиеся круги пота. Мы с мамой оставили свои пальто в шкафу и проследовали теперь уже в сам кабинет.
Госпожа Соя руководила питомником из прямоугольной комнаты. В длинной стене прорубили два окна с видом на игровые площадки и подъездную дорожку. В солнечную погоду от ярких лучей спасать должны были коричневые вертикальные жалюзи. Стол представлял собой махину из красного дерева, каждый угол которой держал на себе увесистую стопку бумаг. На единственном свободном участке по центру ютился закрытый ноутбук. Часть листов перевалилась на приставную столешницу для совещаний, за которую мы с мамой и уселись.
- Госпожа Соя, сегодня я бы хотела обсудить с вами бюджет на четвертый квартал. Но прежде, чтобы Вера лучше вникла в курс дела, не могли бы вы немного рассказать ей о питомнике? – без прелюдий спросила мама. Она давала питомнику деньги, к тому же, принадлежала к высшей касте. Даже если директор не испытывала желания пускаться в пространные объяснения, ей пришлось выдавить услужливую улыбку и спросить:
- О чем вы хотите узнать, госпожа Файт?
- Расскажите мне об устройстве приюта. Мы же пришли обсуждать бюджет. Хочу понять, что уже есть в арсенале, - я скопировала мамино выражение лица.
- Первый этаж у нас занимает охрана. В основном это выделенные нам государством сотрудники полиции. Жаль, нет видеонаблюдения. Но, по мнению министерства здравоохранения и министерства безопасности, утечка подобных записей может повлечь за собой всплеск педофилии. В остальном же с точки зрения безопасности мы укомплектованы всем необходимым. Но было бы замечательно получить в распоряжение браслеты, вроде тех, что используются в тюрьмах. Для отслеживания местоположения. Конечно, возможность побега у нас исключена, но дети есть дети и береженого бог бережет, - на этих словах директор вкрадчиво посмотрела на маму.
- То есть никто никогда не сбегал отсюда? – непринужденно спросила я, разглядывая собеседницу.
- Никогда, - уверенно ответила она без намёка на волнение и продолжила свой рассказ, не дождавшись маминой реакции. - На втором этаже комнаты отдыха персонала, бухгалтерия, кабинет нашего юриста, мой кабинет. За каждый сотрудником закреплен персональный компьютер, телефон для внутренней связи и электронный ключ с разными уровнями доступа. Было бы замечательно снабдить коллег планшетами. Сами понимаете, вещь в работе нужная. Можно было бы завести туда базу сведений о воспитанниках с указанием всех заболеваний, аллергий, проступков, склонностей и прочего.
Я сдержала брови, с готовностью ринувшиеся вверх. Заработные платы исполнителей позволяли приобрести четыре, а то и пять планшетов за один месяц, но им хотелось подарка от благотворительного фонда, организованного в целях помощи детям. Маме, очевидно, тоже не понравилось услышанное.
- Госпожа Соя, если в планшетах действительно существует производственная необходимость, вам стоит обратиться за помощью к государству. Мой фонд – это продукты, одежда, игрушки, лекарства. Одним словом, то, что упрощает и улучшает жизнь ваших воспитанников. Не ваших работников. Это понятно? – на какое-то мгновение мамино лицо утратило располагающее доброжелательное выражение, но она быстро вязал себя в руки и кивнула госпоже Сое, позволив продолжать.
- Третий этаж – склад, - было видно, что отрицательный ответ разозлил женщину, но она старалась говорить ровно и нейтрально. – Система хранения отлично организована и не требует доработки. Четвертый этаж – кухня, холодильные камеры, столовая. Но, я думаю, к обсуждению продуктов мы перейдем непосредственно при формировании бюджета. Пятый этаж – больничное крыло. Шестой – учебные классы.
- Сколько у вас воспитанников?- вклинилась я, когда госпожа Соя набирала в лёгкие воздух для продолжения рассказа.
- На сегодняшний день четыреста семь воспитанников, - с гордостью сообщила она, будто говорила о победителях городских соревнований или олимпиад, а не о детях, чьих матерей казнили.
- И одного этажа достаточно?
- Вполне, - сухо откликнулась она и, окончательно растеряв свой энтузиазм, завершила рассказ. - На седьмом этаже спальни детей до пяти лет. На восьмом – до четырнадцати. На девятом – те, кто старше, но ещё не успели обзавестись своей семьей.
- Сколько лет самому старшему воспитаннику?
- Восемнадцать.
- Ну надо же. К восемнадцати годам они уже вступают в брак?
- Абсолютно верно. Для девушек это гарантия жизни. Для молодых людей – получения собственного жилья.
- Получается, дети до четырнадцати лет могут попытаться сбежать. А те, что старше уже нет? Вам же как-то приходится выпускать их на работу? – поинтересовалась я, расслышав тихий мамин вздох.
- Достигнув работоспособного возраста, воспитанники понимают, что бежать некуда, – ответила госпожа Соя, глядя мне в глаза. Не знаю, смотрела ли она «Пятницу» с моим участием. Если да, то своими вопросами я только укрепляла её в мысли, что с головой моей что-то не так, а мысли выкручены шиворот навыворот.
- Теперь, думаю, можно перейти к обсуждению бюджета, - поспешно вклинилась в наш напряженный диалог мама.
- Согласна, - кивнула я и чуть нахмурилась. – Госпожа Соя, могу ли я воспользоваться уборной? Я неважно себя почувствовала.
- Конечно, я попрошу Люси проводить вас, госпожа Файт, - кивнула директор питомника.
- Не стоит. Мне будет неловко. Если вы понимаете, о чём я, - я чуть скривилась.
- Вера, может быть мне стоит тебя проводить? – мама занервничала, и что-то мне подсказывало, что она мою ложь раскрыла.
- Нет, мам. Не хочу отвлекать вас. Уверена, у госпожи Сои очень много дел и она не может постоянно отвлекаться из-за нас. Просто подскажите мне, в какую сторону идти.
- Когда вы выйдете из приемной, следуйте направо до конца стены. На двери будет соответствующий указатель. Когда вернетесь, нажмите на кнопку и Люси впустит вас в приемную.
- Благодарю, - поднеся руку ко рту, я стремительно поднялась со стула и вышла в комнату со шкафом, плотно закрыв за собой дверь. Мой пульс участился, на лбу выступила испарина, а руки, как это обычно бывает при волнении и нервном напряжении, утратили ловкость и цепкость. Ватными пальцами я добралась до пиджака госпожи Сои и забралась в правый карман, в надежде, что карточки там нет. Но плотный электронный пропуск лежал там, не оставляя мне выбора, кроме как самой разобраться, что происходит в этом питомнике. Спрятав находку в кашемировом рукаве своего джемпера, я выскочила в приемную и, ничего не объясняя Люси, проследовала в коридор.
Я решила, что могу отсутствовать семь минут. Максимум – десять. Большее количество времени вызовет подозрения у госпожи Сои, и она, наверняка, предложит маме убедиться, что со мной всё в порядке. Затем обнаружит пропажу своей карточки и устроит скандал, который увеличит тень на репутации моей семьи раз в сто. Я бежала по коридору к лифту и думала, зачем всё это делаю. Мама, конечно же, была права. Никто никогда не допустил бы выращивания детей исключительно в целях донорства. К тому же, я сама видела высокий защищенный забор, охраняемые ворота, сложную систему допуска. Найденыш Трины никак не мог быть выходцем отсюда и просто врал ей и её доверчивому ухажеру. Я не верила в те ужасы, что он рассказал моей подруге. Только не в моей стране. Только не в моём городе. Но что-то во мне требовало, жаждало доказательств того, что система, которой я привыкла доверять, человечна и справедлива.
Я забежала в лифт и растерянно уставилась на кнопки. Ехать на пятый или шестой этажи означало для меня непременную встречу с персоналом питомника. Врачи, наверняка, дежурили недалеко от пациентов. Учителя сидели в учебных классах. На седьмом этаже дети были такими маленькими, что вряд ли оставались бы одни без присмотра. Выбор шёл между девятым и восьмым этажом. Часовая стрелка близилась к четырем, а это значило, что воспитанники постарше ещё на работе, но занятия подростков, скорее всего, закончились. Я приложила ключ госпожи Сои к кнопке восьмого этажа, и лифт грузно отправился вверх.
Когда я ступила в коридор, молясь про себя не встретить никого из персонала, первая минута моего свободного времени истекла. Передо мной растянулась от стены до стены толстая стеклянная дверь с электронным замком. Я поднесла к нему карточку, и смогла пройти внутрь. Справа и слева выстроились в безмолвный ряд одинаковые бледно-жёлтые двери. На уровне среднестатистической головы находились квадратные окна, через которые можно было заглянуть в комнаты, что я и делала, продвигаясь вперед. Ничего интересного мне заметить не удавалось. Одинаковые аккуратно заправленные узкие кровати, аскетичные стулья, крошечные тумбочки, и ни единой живой души, ни единой личной вещи, хоть что-то говорящей о своём владельце. Еще несколько секунд, и я повернула бы обратно, вздохнув с облегчением. Прошло две минуты. Я не представляла, что скажу работникам питомника, случайно столкнувшись с одним из них. Быстрое возвращение гарантировало мне минимум новых проблем. Но судьба решила распорядиться моим днём иначе, и я вздрогнула от неожиданности, уткнувшись взглядом в девочку лет тринадцати. Она смотрела на меня через квадратное окошко со смесью неприязни и равнодушия. Я замерла напротив неё, изучая острое бледное личико, блеклые, будто потухшие глаза, сухие, искусанные до крови губы.
Я могла бы потерять ещё немного времени, продолжая играть с девочкой в гляделки, но, к своему ужасу, услышала шаги за поворотом. Мой желудок скрутило в тугой комок, в лоб будто бы выстрелили горстью бисера, сердце забилось где-то у горла. Этот человек мог слышать, как остановился лифт или как я переминаюсь с ноги на ногу. Выдохнув, я приложила карточку к замку на двери. Лицо девочки скрылось в глубине комнаты. Я вошла внутрь.