Привет тебе, страна...

Юрий Богомолов
Привет тебе, страна моя родная!
Тебя я сузил до приемлемых границ.
Теперь ты- без свинцовых лиц. И лиц
Без совести. У них страна иная.




 Бывает, человек делает совсем не то, что задумал. Бывает он совершает самые неожиданные поступки.
  ...На следующий день- а была как раз суббота- мы договорились встретиться с Лешкой у моего дома. И пойти на речку. День обещал быть теплым и мы намеревались и искупнуться и потусоваться.
   Когда мы проходили мимо школы, я заметил, что форточка на одном из окон открыта настежь.
 Мы подошли ближе и увидели, что это форточка спортзала. Ее, видно, забыли закрыть. Когда уборщица мыла полы она её открыла, а когда уходила, закрыть ее забыла. Школа не работала. Мне пришла в голову шальная мысль. А ну, говорю, Вовка поддержи меня. Я взобрался на высокий карниз окна, ухватился за раму и всунул голову в форточку. Как-то мне удалось втиснуться в форточку и благополучно спуститься в зал. Я подставил стул и рукой втянул в спортзал и своего друга. Так мы совершили противозаконный поступок, без разрешения проникли в школу. Но о том мы не думали вовсе. Баскетбольные мячи в огромном количестве поглотили наше внимание.
   ...Мы с Сашкой играли целых четыре часа. Мы были мокрые от пота. Но все никак не могли утолить баскетбольный голод. Как красив, как совершенен баскетбольный мяч, как метко он летит в кольцо, как натягивает сетку, а потом проваливается вниз. Как гулко и упруго он отскакивает от дощатого пола, как медленно вращается в полете. Как слушается он твоей руки и твоего взгляда при ведении, как удобно ложится в твою ладонь при броске.
  Мы не попались. Слава богу, никто нас не заметил и мы как забрались в спортзал так из него и выбрались. И даже форточку за собой закрыли. Мы с Сашкой были вполне счастливы.
  Надо было умыться и попить. Пить хотелось необычайно. Мы двинули к площади перед парком, где у нас было свое тайное местечко.
  Нередко выходя из стадиона мокрыми от пота мы мечтали только об одном- вволю, всласть напиться. И один великовозрастный десятиклассник, видя наши метания, сжалился и надоумил.В трехэтажном доме, который, как подкова опоясывал площадь, на втором этаже в длинном как труба коридоре был кран и раковина. И любой кто знал мог сюда придти и умыться или попить. И вода здесь была небыкновенно холодная и вкусная. Хотя сам коридор, холодный  сырой и темный, мог навести на мрачные мысли. Но мы его вовсе не замечали и не замечали склизкий дощатый чуть подгнивший пол. И не понимали, что коридор этот относится к бесконечно длинной коммунальной квартире.
 Мы только пили чудесную воду и босые снова сбегали вниз на свет, на солнце и садились на лавочку в сквере, расположенном в центре площади. Этот сквер нам был по душе, поскольку обсажен был кустарником барбариса и мы любили жевать кислые его листочки. Четыре скамейки были расставлены по кругу и сегодня ни одна из них не была занята. В центре стояла большая ваза с мелкими цветочками, может быть петуньями, а, может, с ноготками.
   Чрез три года в день пятидесятилетия октябрьской революции вместо вазы здесь поставят огромные серп и молот. Вроде как символ октябрьской революции. И сквер потеряет и уют свой и свою притягательность, но тогда я буду учиться уже в десятом классе и у меня будут совсем другие заботы и мне будет не до этого безвкусного фанерного памятника.
   А сейчас я сижу на скамеечке со своим другом, но думаю о своем. Я думаю о том, как бы побыстрее закончить школу и уехать отсюда и начать настоящую интересную жизнь. Такую, какой живет мой дядя, студент московского энергетического института. Мне кажется, что моя нынешняя жизнь, о которой буду я вспоминать с большим теплом, на самом деле - не жизнь. А только подготовка к жизни. А настоящая жизнь начнется позже. И я стану настоящим физиком, как Ломоносов, или настоящим поэтом, как Лермонтов. И думаю я об этом совершенно серьезно, наивно полагая себя совершенно равным этим великим людям, как будто они такие же, как я и как те, кто живут со мной на одной лестничной клетке.
   Через четыре года я закончу школу и поступлю в институт и столкнусь с такой жизнью, о существовании которой и не слышал никогда, и не читал.
   И трудно мне будет, и муторно на душе. Но я справлюсь. Я не подкачаю... 
 




Прошло пятьдесят лет. Целая жизнь. И вот я уже почти старик и для чего-то вспоминаю то время. Хотя, казалось бы, что его вспоминать. Было и прошло.
Нет у меня давно той сентиментальности, чтобы охать да ахать, да восторгаться. Нет у меня и писательского честолюбия- дескать напишу, пусть меня народ читает.
Не в этом дело.
 А хочется мне разобраться. Хочется осмыслить. Те, кто пишут стихи могут меня понять. Нередко так бывает: напишешь стихотворение и не поймешь его смысл. И начинаешь читать его и перечитывать, пытаясь понять. И только тогда доходит до тебя его смысл.
И в жизни так же. Долгие годы проживешь и не понимаешь. Не понимаешь, как прожил, что с тобой происходило. С толком ли прожил? И пытаешься понять.
 Так и с детством. Его мне хотелось понять больше всего.
Почему же именно детство?
 Есть хорошее выражение:  детство- родина нашей души. Оно выглядит излишне красивым, но смысл его глубок.
 Одна из тайн природы, которая волнует ученых – как из неорганических молекул создались сложнейшие цепи органических молекул. Никакая теория вероятности не позволяла расчитывать на такой результат. Как из неживого вещества возникло живое?
 Так и здесь. Откуда взялась душа, которая живет в тебе и действует за тебя и пишет за тебя?
 Где-то в раннем детстве родилась она и потихоньку росла, набиралась сил, крепла.
И эта самая душа- лучшее, что в тебе есть. И, если должен ты быть чему-то или кому-то благодарен, то лишь тому, кто давал твоей душе жизнь.
И, если с этой точки зрения взглянуть на школу, а именно с этой точки зрения и надо смотреть, то многое увидишь иначе. Многое оценишь иначе.
Да, не от школы рождалась твоя душа. Не школе обязан ты детским счастьем.
 Душа рождалась от природы, от ласки случайной, от светлого лица человеческого. От доброго слова. От бога.
Но в каком-то сосуде, в какой-то среде должно было происходить это таинственное рождение. Семья, школа, друзья, книги сами по себе ничего не создавали. Они могли только удержать рожденное или его разрушить.
И в том и состояло великое счастье детства, великое чудо и главное событие жизни, что душа не только была рождена, но и была удержана.
И школа вместе со всем, что с ней было связано, душу твою удерживала. И ей не мешала.
Она давала и время и пространство и силы и свободу для чудесного рождения. Школа не претендовала на главенствующую роль в жизни . В час дня она дарила тебе свободу. Она дарила тебе друзей. Она дарила тебе и некоторые знания. Она худо бедно воспитывала твой характер.


 А ты в ответ  расцвечивал школу разноцветными красками, которые рождались в душе от нашей речки Байгоры, от горсоветского луга, от Аннинского леса и плывущего в чистейшей прозрачной воде навстречу течению стайке пескарей на фоне песочного дна. Ты расцвечивал школу ясным летним небом и ночным звездным небом и своими друзьями и девочкой, в которую был влюблен и вокруг которой носился на велосипеде и которой как-то, в апреле, набрал букет подснежников, но так и не решился подарить. А теперь она живет в штатах, преподает в университете и у не куча детей и внуков. Ты расцвечивал ее игрушками елочными, тыулучшал ее цели, ты смягчал ее строгость, ты придавал ей ту форму, которой у нее не было.
И она становилась терпима, да что там! Она становилась хороша!



Весна, как пьяного тебя шатает.
В вечерний час под горочку скользишь.
То влево повернешь, то вправо забираешь,
То остановишься. То вниз стрелою мчишь.

Вот так и наша жизнь. За воротник подхватит
Несет, подбрасывает, ветром холодит.
Вдруг под ногой снегА, а может, скатерть.
А наверху звезда с звездою говорит.







   Беседа.


Два друга встретились. Не виделись сто лет.
Один приличный господин. Другой студент
Бежит вперед. Смеется, как мальчишка.
Приличный господин считает- это слишком.
-Пора, пора на годы оглянуться-
Ему он говорит и хочет улыбнуться.
-Остынь, дружок! Давно пора стареть.
А ты ведешь себя,прости, как дети.

Приятель отвечает, не скрывая боль
-Стареть пора. Но как стареть, изволь!
Я может, признаюсь и рад взрослее быть
Но что мне делать? Нечем крыть.
Хоть прожито без счету и часов и дней,
А молодость со мной. Прилипла, как репей.
Я за нее, дружище, не в ответе
Она сама собой живет на свете.
Захочет- тут, захочет и уйдет
Она, как птичка певчая свободною живет.