В Харьков мы ехали очень долго — трое суток. Это был октябрь 1955 года. Мне было 12 лет. Паровоз топили углём. Кондиционеров не было и в помине. Окна открывались, я высовывалась и очень отчётливо помню, что рукава моей шерстяной розовой кофточки стали тёмно-серыми, чтобы не сказать чёрными. Гарь была всюду, мылись в туалете. Жили в купе. Ехали мы втроём: мама, Сергей Миркович (тогда я считала, что этой мой отец, и называла его папой), я и чёрная овчарка Тоби. Купили мы целое купе. Потому что с такой собакой никто бы в наше купе не зашёл. Тоби очень ревностно оберегал моих родителей от чужих людей. Мама когда-то принесла его домой в сумке совсем маленьким. Он и спал поначалу с ней, потому что плакал по ночам — скучал по своей мамой.
Погода была жаркой. Меня удивляло то, что на станциях продавали арбузы. В Вене их уже дано не было. Проезжая Нежин, купили солёные огурцы. Они мне не понравились. В Вене таких не было. На одной остановке мама купила мне целого цыплёнка и сказала: «Ешь, сколько хочешь!» А поесть я всегда любила. На какой-то станции увидела цыган. Меня до глубины души поразила девочка моих лет, которая прыгала под окнами и кричала мне: «Барыня, красавица!..» Денег просила. Я отпрянула от окна. Поезд уехал, но это чувство человеческого унижения произвело на меня сильное впечатление. Эту встречу я помню до сих пор.
Приехали мы в Киев. Тут, видно, ничего интересного для меня не было, потому что почти ничего не помню. Единственное, что потом по рассказам мамы вспомнилось, что она пошла разговаривать с начальником станции, а чемоданы оставила на перроне. Начальник всполошился - кто с вещами остался, украдут ведь, - но всё обошлось. У вещей стоял мужчина в красной фуражке, служитель вокзала, может носильщик. 55 год. Разруха. А тут такая семья, как из сказки. Сергей был высокой, стройный. Всегда элегантный. Весёлый, умный. У него было 12 костюмов, когда мы приехали в Союз. Мама у меня была тоже очень видная женщина, даже в старости она выделялась в толпе. Около нас вились любопытные и желающие заработать чаевые.
В Харьков мы приехали 5 октября. Поселили нас в Интуристе на улице Свердлова. Это был двухкомнатный номер с тяжёлыми занавесками на дверях. Номер остался у меня в памяти очень сумрачным. С собакой туда, естественно, не брали, а собачьих приютов не было, и я уж не знаю, каким чудом удалось найти женщину, которая согласилась приютить нашего Тобку. Жила она у зоопарка в какой-то жуткой хибаре. Нищета. Собаку поместили в клетку -не клетку, в какой-то тесный загон. К себе он никого не подпускал. Был он в наморднике. И только через несколько дней им удалось снять с него намордник при помощи палки с крючком на конце. Еду он не принимал. Но со временем пришлось смириться. Такова собачья судьба. В дальнейшем Тоби обрёл хорошую квартиру с новым диваном на улице Культуры у университетского преподавателя математики Бланка. Почему с диваном, да потому что они только приобрели диван и никому не разрешали на нём валяться, а тут появился Тоби и занял его. Помню, что когда мы приходили его навещать, то мама сначала садилась на стул и только тогда открывалась дверь в другую комнату, где обитала собака. Он так бросался на маму, облизывал, повизгивал, что мама не устояла бы на ногах. Раз мы пришли в гости, и хозяева угощали нас чаем с пирожными. Тут пришёл с занятий их сын, мать сказала, что он может взять поесть и напомнила: «Только не перепутай кастрюли!»,т.к. однажды он съел Тобкин суп с мясом и очень хвалил.
Напротив Интуриста строился дом. Меня удивляло то, что как ни посмотрю - рабочие сидят и разговаривают. Но дом в конце концов построили. Он и поныне стоит. Не знаю, сразу ли меня определили в школу или нет, но думаю, что нет. Мы какое-то время пожили в Интуристе, а потом переехали в гостиницу Харьков, что на площади Дзержинского (теперь Незалежности — (независимости)). Счастье моё, что я была ребёнком и не знала всех коллизий того трудного времени. Я предполагаю, что родители имели право выбора места проживания. Мне хотелось в Москву. А приехали мы в Харьков, потому что у Сергея был здесь родной дядя Лёва. Дядя Лёва - профессор математики харьковского университета. Его жена — тётя Лина встретила нас с распростёртыми объятиями. Это было то время, когда просто знакомых, тем более родственников, за границей иметь было нежелательно. А тут мы появились. Дядя с тётей от нас не отвернулись, приняли тепло и сердечно. Помню клюквенные кисели тёти Лины. Я их тогда попробовала в первый раз в жизни. Несмотря на своё профессорство, дядя с тётей и её сестрой Соней жили в одной комнатушке (!) коммунальной квартиры. У дяди, правда, был свой «кабинет» - комната, где стоял письменный стол и стул. Полки были навесные. Больше ничего там не помещалось. Жили они у Госпрома. Это центр Харькова. Рядом стоит университет.
За гостиницу мы платили сами. Я потом узнала, что нам дали ссуду. Интурист был дорог, и к тому же, очевидно, родители получили внутренние паспорта. Короче — мы переехали в гостиницу Харьков. Вот тут меня определили в школу.