Дома беда. У мамы заболел сильно палец на руке. Ещё утром не болел, а к вечеру покраснел около ногтя, опух, и Мама стала жаловаться. Она варила суп и всё время морщилась. А когда пришёл с работы Папа, Мама велела ему постирать Галочкины пелёночки.
- Да у меня не получится, - сказал Папа, - я и с доской не умею управляться. Попроси тёть Зину, пусть поможет!
- Она и так мне сегодня целый день помогает. А ты, барин какой! Чего ж делать, если я не могу… О-ой! Стреляет, как больно-то!
Папа подозвал Анечку:
- Давай-ка, доча, вместе. Я буду на доске стирать, а ты вот в ванне полоскай. Потом пойдём во двор вешать.
Так они пелёнки перестирали, развесили, и папа начал одеваться.
- Куда это ты? – окликнула Мама сквозь стоны.
- Здравствуйте! Я ж тебе ещё в среду сказал, что договорились с ночевой на рыбалку в субботу. Меня Павел с Иваном Никипеловым ждут.
- А я как? О-ой! Мочи нет… Как я с двумя и с больным пальцем?
- Ну, ты уж как-нибудь…
Мама стала кричать на Папу, Галочка тоже проснулась и заплакала. Мама взяла её на руки и всё равно ругалась. Анечка ушла к соседям играться с их Муськой: она не любила, когда Мама на Папу кричала, ей становилось так плохо и хотелось лечь и спать.
А потом хлопнула входная дверь, а Мама пришла за Аней и стала жаловаться бабе Зине:
- Ну, что делать, у меня панариций, а у него – рыбалка. И амбулатория завтра не работает – выходной. А у меня уже сил нет терпеть.
- Ты, знаешь, сбегай к Устиновым, у них Маруся может заговаривать, - сказала баба Зина.
Мама велела Ане:
- Иди домой, посмотри… - убежала, а Анечка пошла в свою комнату смотреть за Галочкой.
Потом Мама сидела всю ночь на подоконнике, стонала, глядела за окно и говорила:
- Мудила грешный! Рыбалка ему! Я тебе покажу рыбалку!
Аня засыпала, снова просыпалась, а Мама всё сидела и выглядывала в окно, качала перевязанный марлей палец и тихо стонала. Ане было так её жалко! Она даже один раз встала с постели и подошла к Маме, прижалась к её ноге. Хотелось с Мамой тоже поплакать. Мама сначала погладила Аню по волосам, улыбнулась, но не весело, а будто ей было трудно, а потом вдруг сильно раскрыла глаза, лицо сморщилось, она сказала внутрь себя «м-ым!», из глаза полилась слеза, Мама откинула голову, сглотнула, а потом сказала Ане:
- Иди спать, а то мы Галю разбудим. Иди!
- А ты? Ты не плачь!
- Хорошо, не буду. Спи, пожалуйста.
И Аня снова легла и смотрела на черный, покачивающийся мамин силуэт в окне. Потом перевернулась на другой бок и заснула.
Следующий день был воскресенье. В детский сад было не нужно, и Аня весь день сидела дома и возилась с Галочкой – меняла ей штанишки или сажала на горшок, а потом выносила помойное ведро. И ещё она пыталась чистить картошку, но у неё соскальзывал ножик, картошка крутилась в ладони, и Мама велела картошку так сварить, прямо в кожурке.
Папа вернулся только под вечер, принёс две щуки и пять карасиков, положил их в тазик с водой, но Мама с ним даже не разговаривала – у неё так болел палец, что она только плакала тоненько: «О-ой! О-о-ой!».
И ещё одна ночь была плохая. Папа вздыхал, ворочался и потом куда-то ушёл. Наверное, на крышу сарая. Но Анечка так жалела Маму, и надо было качать Галочку – она тоже на Папу рассердилась, что он совсем Маме не помогал. А Папа на Маму обиделся, что она его ругала и что-то говорила про какой-то партком. Он сказал:
- Вот-вот, сходи, пожалуйся, что я пелёнки не стираю. То-то там смеяться будут. Полный дом женщин, чего я тут ещё буду.
На следующий день Аня сама побежала в детский садик, а Мама прямо с утра отнесла Галочку бабе Зине и пошла в амбулаторию. Вечером Мама уже не плакала. Её пальчик был обмотан толстой ватой и бинтом, и Мама сказала, что ей хирург сделал операцию.
А когда через две недели всё у Мамы зажило, и повязку сняли, то оказалось, что мизинчик стал маленький. Маме отрезали кусочек пальца.