Книгу "Все ее мужчины" можно купить здесь: http://www.labirint.ru/books/467835/
Сметливые соседи сразу приспособили палисадники, обнесенные штакетником, под огороды. И теперь по вечерам, после полива, дом обнимал нежными и крепкими объятиями густой пьянящий запах пряных трав, чабреца, базилика, зреющих огурцов, помидоров, арбузов, винограда.
Летом почти все жильцы нового дома спали на улице. Тесные стены с неведомыми источниками чужого света из окон, не пропускающие свежести ночного воздуха в многочисленные комнатушки, нагревались за день и стойко держали летнюю жару внутри себя. Поэтому, у каждого семейства, даже у самого многочисленного – у Насыровых, где в семье было шесть мальчиков и пять девочек, во дворе стоял свой топчан. Топчаны были разные: очень широкие – как три железные кровати, и не очень, низкие и высокие. А были и такие, на которые приходилось забираться по лестнице, как у Насыровых – старики и девочки спали внизу, а мальчишки с родителями наверху. Вечером, после того, как дворник Батыр с сыновьями как следует поливал, как он говорил “проливал” из шланга нагревшийся за день двор, весь дом нес матрасы и подушки и раскладывал их на топчанах, а утром детвора всё уносила обратно.
Курбан за стенами своего высокого дувала сам любил поспать летними ночами на свежем воздухе. Через вьющийся по воише виноград на него смотрели вечные звезды и он, засыпал, чувствуя себя бездомным в своём доме, блуждающим в бесконечном звездном лабиринте, погружаясь в такие заоблачные воспоминания, что они казались дальше самой далекой звезды.
Разрушенный дом Курбан отстроил заново. Ему предлагали квартиру в бело-розовом квартале, но Курбан наотрез отказался. Люди сочувственно цокали языками – как же уехать из дома, где жил отец, жена и сын, и он, всю свою жизнь? Соседи были бы удивлены, узнав, что Курбан остался не поэтому. Он ждал, ждал чуда и втайне надеялся, что когда-нибудь оно свершится, и он тоже будет счастлив, именно здесь, в этом городе, в этом доме. Если бы они знали, как долго он ждал.
Год Курбан жил в бедной войлочной кибитке, сам обжигал кирпич, и камень за камнем отстроил небольшой, но удобный дом на прочном монолитном фундаменте. Совсем не восточный дом – с двускатной шиферной крышей, с подвалом, чердаком, с просторной тенистой верандой по периметру.
Над чердачным окном, вырезанная из цельного куска дерева, оббитая лакированной медью, сияла в лучах солнца восьмигранная звезда. Она была видна, как путеводная, даже с дальнего конца улицы. С фасада новое здание почти не отличалось от старого, словно не было никакого землетрясения, и дом стоял неизменно с момента закладки фундамента во времена Скобелева. Курбан вырыл и укрепил новый колодец, обнес просторный двор крепким тенистым дувалом, посадил вокруг кусты сладкого тутовника и маклюры, зелеными, продолговатыми шишками которой, так любила играть местная детвора.
Когда Курбан привез из барака в новый дом невестку с внуком, Айша в восхищении робко замерла у порога и прикрыла рот рукой, чтобы не закричать. Курбан видел, как восторженно светятся ее синие глаза. Четыре комнаты! Большая кухня с чуланом и ванная! Застекленная терраса с вентилятором на потолке! Акыш носился из комнаты в комнату, и его голос восхищенно звенел то на кухне, то в туалете, то в чулане:
– Мама, мама! Посмотри, какая цепочка в туалете, медная! У меня своя комната и кровать! Дедушка, а что в чулане будем хранить? Мама, там казан! А газовая колонка почему такая синяя? Стульев за столом шесть – с нами ещё кто-нибудь будет жить? Мама, у тебя в комнате зеркало! И шкаф! Деда, а можно я на диване в столовой буду спать? Мама, в буфете чашки с блюдцами – все одинаковые! И тарелки фарфоровые!
Айша ходила по дому, рассматривала, гладила руками стол, комод, деревянные резные столбы веранды и восхищенно улыбалась – дерево, какое богатство! В городе частные дома почти никто не строил со стропильной системой – деревьев в пустыне нет. Весь старый Ашхабад был из подручного материала – глинобитный, саманный, с разнокалиберными домишками под плоскими глиняными крышами, с глухими дувалами, как и заведено на востоке. Но после землетрясения и сооружения канала можно было купить любой строительный материал и дерево, прибывавшее вагонами из далекого Оренбурга.
Айша подошла к Курбану и, смущаясь, спросила:
– На такой дом, верно, много нужно было денег? У нас же ничего не было... Откуда... откуда?
Курбан покачал головой:
– Ай-я-яй, дочь моя... Не женское это дело, такие вопросы мужчине задавать...
Синие глаза гневно блеснули из-под густых черных ресниц, и Курбан усмехнулся:
– Но ты не беспокойся, дочь моя. Я продал книги. Помнишь твой батюшка Александр Спартакович, мне подарил на вашу свадьбу? Четырехтомник “Царская охота на Руси” и Карраччи12. Отвез в Москву в прошлом году, нашел покупателя... Еще деньги остались… много. Вам надолго хватит.
Айша от волнения стала заикаться:
– Как... как продали? Ку... Кутепова продали? Это... это же раритет... все четыре тома в комплекте... Все иллюстрации, все страницы, блоки в идеальном состоянии... Они же бесценны... А Карраччи? Папа Римский приказал сжечь весь тираж… Осталось не больше десятка во всем мире… Это же… это же… Как же вы смогли?.. Как... как же они уцелели?!
– Уцелели. В подвале в сундуке лежали под курпачами – целёхенькие. Такие книги на виду держать – сама понимаешь, по статье загремишь. Подвал, дочь моя, не был разрушен. Там много чего осталось… полезного… Казан, из утвари кое-что, кровать, инструмент, машинка швейная “Зингер”, вся зимняя одежда, пальто, сундук с книгами и фотоальбомы. Вот из книг... словарь Даля, твой любимый и стихи...
– Стихи? Какие... – Айша подошла к столу – ...эти? Взяла маленький, потертый том Цветаевой, открыла место, заложенное старой красной тесьмой и прочла:
Все Георгии на стройном мундире
И на перевязи черной – рука.
Черный взгляд невероятно расширен
От шампанского, войны и смычка.
Рядом – женщина, в любовной науке
И Овидия и Сафо мудрей.
Бриллиантами обрызганы руки,
Два сапфира – из-под пепла кудрей.
Плечи в соболе, и вольный и скользкий
Стан, как шелковый чешуйчатый хлыст.
И – туманящий сознание – польский
Лихорадочный щебечущий свист.
– Это ваше любимое, отец? Закладка здесь... я и не знала, что вы любите стихи. Написано в пятнадцатом... “Все Георгии на стройном мундире...” Как красиво!
Тут вмешался Акыш:
– Дед, это о тебе написано, да? Дед, а ты пишешь стихи?
Курбан взял книгу из рук Айши и молча положил на стол, но Акыш не унимался:
– Дед, а она красивая была?
Курбан неожиданно серьезно посмотрел на внука и тяжело вздохнул:
– Красивая, Акыш-джан.
– А ты ее очень любил, эту польку? Больше, чем бабушку? Ты и по-польски умеешь говорить? А она тебя любила? Прочти что-нибудь, дедушка. Я же знаю, ты умеешь!
Курбан подхватил внука на руки и закружил по комнате:
– Много будешь знать, Акыш-джан – скоро состаришься.
– Ну, прочти, дедушка! Мама, попроси же его прочесть!
Айша подошла к Курбану и поцеловала правую руку:
– Отец, пожалуйста, всего четыре строчки... Просим... Сегодня такой день!
Курбан вздохнул и заговорил тихо:
Я уже не верю, что встречу тебя когда-нибудь.
Я не смеюсь и это не праздную,
я не плачу. Мое чувство глубокое, страстное
выходит кровью через каждую пору в теле,
живет во мне раненным зверем,
веками разлуки в сотни раз усилено…
Если встречу, то силой возьму,
так и знай. Знать бы, что к тебе прикоснусь,
даже если растаешь в моих объятиях,
как снежинка хрупкая и нежная.
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/09/05/2034