Однажды...

Галина Бенкогенова
Непридуманная история             


       Однажды, уступив настойчивости своих подруг, я, наконец, спустилась на 1-й этаж Дома студентов и оказалась в актовом зале, где проходила однодневная выставка непрофессионального художника А.Максименкова. До закрытия выставки оставался один час.  «Ну что он может такого написать и показать? Он же не профессиональный художник, он – талантливый пианист», - думала я, безо всякого желания входя в широко открытые двери зала.

       Картин было много. Даже слишком. Я не спеша начала утомительный обход правого фланга.  «Интересно. Хорошо. Красиво. Оригинально», – отмечала я  про себя, продвигаясь вдоль стен. И вдруг…  Что это?  Что это???!!!

       В центре зала, как бы разделяя его на две части, висела картина небольшого размера. На ней была изображена полуразрушенная городская стена, за которой, будто в дымке, проглядывались очертания древнего города. На самом верху стены стоял полуобнажённый молодой человек атлетического сложения с развевающимися на ветру волосами. Он стоял, широко расставив ноги. На его правой руке были намотаны кровоточащие внутренности из разорванной груди. Казалось, что сердце, крепко зажатое в кулаке, ещё бьётся. Левая рука была напряжённо и как-то судорожно поднята вверх, словно выражала бессознательный и бессмысленный протест. Нет, это был не Данко. Безумный человек стоял на самом краю крепостной стены и безжизненно смотрел вниз. В пропасть. Ему оставалось сделать всего лишь один шаг и …

       Это был удар. Мощнейший – эмоциональный и энергетический! Я впилась глазами в картину, разглядывая каждую её деталь. «Какое безнадёжное и глубокое отчаяние!» – подумала я, и, наконец, увидела название картины. Внизу было написано одно слово: «Отчаяние». Я не могла оторвать взгляда от картины. Внутри всё заболело, заныло. Картина меня притягивала, нет, затягивала как в воронку, и не было сил вырваться из этого плена. Не могу сказать, сколько времени я стояла перед ней. Мне стало казаться, что это я стою на этой самой полуразрушенной стене, что это я смотрю в бездну! Всё кончено! И какое-то странное ощущение непереносимости боли и одновременно ужасающей пустоты быстро уносило меня всё дальше и дальше от моей жизни. «Всё. Хватит! Нет больше сил!» – Я решительно направилась к выходу, так и не досмотрев вторую половину экспозиции.

       Как в бреду я вернулась в своё жилище, схватила лист бумаги, ручку и, ничего не видя и не слыша, написала трясущимися руками то ли стихи в прозе, то ли прозу в стихах – да какая, собственно, разница! Я написала то, что горело, кипело, клокотало в моей душе. Взрыв был коротким.

       Не теряя времени, я снова спустилась на 1-й этаж. Моё сердце билось так сильно, словно хотело выпрыгнуть из груди. Пианист – художник уже стоял в дверях перед самым закрытием выставки. Я подошла к нему:

– Добрый вечер! Вы – автор этой выставки?
– Да, я.
– Вот. Это Вам. – И я протянула ему вдвое сложенный лист.
– Мне? – удивился он. Взял листок, развернул его и начал читать.
 
           А. Максименкову

              Экспромт

   
Я мыслить не могу.
Я вся – оцепененье.
         Так вихрь вдруг налетит,
         Опустошит, разрушит,
         Встревожит и замрёт.
         В душе пронзительный
         Раздастся вопль,
         Повергнет в пустоту
         Густую, тошнотворную,
         И тело разорвёт
         Мучительным стремленьем
         Ожить, дышать, страдать…
         И снова рваться к свету.
Я мыслить не могу.
Я вся – оцепененье.


        Закончив чтение, он поднял на меня недоверчивый взгляд:
– Вы это сами написали?
– Конечно, – я не ожидала такого вопроса. – А кто же ещё?! – он задел меня, этот вопрос, и от неловкости я натянуто улыбнулась.
– Спасибо. – На этот раз в его взгляде промелькнул интерес.

          Внезапный порыв толкнул меня на неожиданный даже для самой себя шаг.
– Александр! Подарите, нет, что я говорю, продайте мне эту картину! Я Вас очень прошу, – выпалила я, не имея ни малейшего представления, откуда я возьму деньги, если он назовёт стоимость картины.
– Извините, – вежливо ответил он, – никак не могу: я уже обещал подарить её своему брату.
– Очень жаль… Всего доброго! – проронила я на прощанье и почти побежала прочь.

 
Я не жалею, что картина не попала в мои руки.
Зачем мне это «ОТЧАЯНИЕ» на всю жизнь?
Прошло уже 37 лет, а я «его» до сих пор помню.

                01.09.2016 г.  Самара