Последние известия
Очень не любил, когда дедушка слушал по радио «Последние известия». Радовался, когда они заканчивались. Недоумевал искренне, почему они повторяются вновь и вновь, – ведь были же «последние»!..
Искусственный спутник Земли
Когда в 1957 году запустили первый искусственный спутник Земли, я подумал, что запустили человека, о чем и сказал вслух. Было это в комнате наших родственников, в нашей же коммуналке на Большой Московской улице; мне было шесть лет. Все слушали сообщение по радио.
Взрослые меня высмеяли: этого не может быть! Как там человек может находиться?.. А через каких-то три с половиной года – Гагарин...
Плагиат
В детстве повесть Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания» понравилась настолько (хоть и не понимал оба слова в названии), что взялся за труд переписывать книжку от руки. Чтобы все подумали, что это я ее написал...
Сиротство
Сколько помню бабушку по материнской линии, всё она любила есть с маленьких тарелочек, из блюдец. Скажешь ей: «Бабушка, возьми нормальную тарелку!» – «Не надо, и так хорошо...» А когда стал постарше, понял: это деревня в Тверской губернии, десятые годы позапрошлого (уже!) века. Мама ее умерла рано, отец подался в город, оставив дочку на воспитание родственникам (обосновался в Мариенбурге под Петербургом, где завел другую семью). Это от въевшегося сиротства – тарелочка маленькая, ем немного, не объедаю!
Старые евреи
По Загородному бредут два старых-старых еврея. Теперь таких уже не встретишь, это был Ленинград семидесятых годов. Повымерли, а новых «старых евреев» в Петербурге больше нет.
Оба в донельзя изношенных зимних пальто. На одном нелепая мутоновая ушанка типа армейской, одно ухо смотрит вверх, другое опущено вниз. На ногах – разбитые валенки с галошами.
Я поравнялся с ними у проходного садика, где в фонтане два бронзовых мальчика дерутся из-за гуся. В нем я обычно прогуливал первый урок, когда на него опаздывал. Школа была неподалёку. Несколько лет назад садик изуродовали одноэтажным сарайчиком азиатского ресторана.
Я прохожу мимо них и слышу, как один каким-то безнадежным голосом спрашивает другого:
– А муж вашей дочери как?
Тот, что в ушанке, таким же голосом отвечает:
– Пяница...
«Как из горящего театра...»
Куда идут они, когда так неспешно проходят по улицам? Где спят они, и если не могут уснуть, что проплывает тогда перед их печальными глазами? О чем они думают, просиживая целыми днями в городских садах, склонив голову на руки, которые словно бы сошлись из разных далей, чтобы спрятаться друг в дружку? Сплетают ли они еще настоящие слова?.. А то, что они говорят, – это еще фразы, или из них всё вырывается уже в полном смятении, как из горящего театра, всё, что в них было зрителем и артистом, слушателем и героем? Неужели никто не думает о том, что в них есть детство, которое гибнет, и сила, которая увядает, и любовь, которая рушится?
(Р.М. Рильке. Из письма.)
Блок
28 ноября 2015 года исполнилось 135 лет со дня рождения Блока.
Парголово, Озерки... Унылое сидение в станционных ресторанчиках. Компания всё та же: Чулков, Женя Иванов, Зоргенфрей. «Ты великий поэт, Саша!..» – «Нет, не великий... Поехали в другое место.»
Дома – разграфленная толстая книга, кожаный переплёт с золотым обрезом, первоклассные письменные принадлежности. Каллиграфическая фиксация приходящей почты. Каждый час – новый стакан из шкафчика, тщательно протираемый полотенцем, «Нюи» елисеевского разлива №22. Любимая фарфоровая собачка смотрит красными стеклянными глазками. Вечером – куда? – Шувалово, Озерки, Стрельна?
День проходил как всегда:
В сумасшествии тихом...
«Вот бы мне этак...»
В Старинном театре, который, как известно, давал пьесы из разных эпох, а может быть, в каком-нибудь другом театре (но не в цирке) шла какая-то антрактная клоунада. Блок с интересом наблюдал грубую перебранку шутов, которые колотили друг друга бычьими пузырями и по-дурацки хохотали при этом. «Вот бы мне этак погаерничать, – обратился ко мне Александр Александрович. – Иногда очень хочется!» Потом, помолчав, прибавил: «И безо всяких иносказаний: просто так, колотить пузырём, и чтобы меня колотили. И кувыркаться».
(Конст. Эрберг. Воспоминания. Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1977 год. Л., 1979.)
Не потерявший отчаяния
Восьмого августа 2015 года в восемь утра не стало Самуила (Саши) Лурье. Нашел в почте его последнее письмо:
<Без темы>
От кого: Самуил Лурье <slavir-kelur@list.ru>
Кому: Mikhail Okun
12 февраля 2014, 5:07
Дорогой Миша!
Большое спасибо за письмо, за память и за доброе слово.
Напишите еще, пожалуйста, про себя. Мне очень интересно, как Вы поживаете и что пишете.
И от фотографии с Литераторских мостков – разумеется, не откажусь.
Спасибо.
Ваш С. Л.
Это он о снимке надгробного памятника героини одного из его последних эссе – Марии Ватсон, сделанном как-то случайно при посещении Литераторских мостков Волковского кладбища в сентябре 2009 года. Предложил ему прислать.
Прекрасно о Лурье написал А. Арьев:
Николай Николаевич Пунин сказал как-то своей жене, Анне Андреевне Ахматовой: «Не теряйте своего отчаяния». Вот эти загадочные слова необыкновенно ценила Анна Андреевна, и потом многим своим молодым друзьям говорила, что они не должны забывать своего отчаяния. И вот, когда я вижу Саню Лурье, я всегда вспоминаю эти слова. И более того, мне кажется, что единственный человек, который действительно за все сорок лет, которые я его знаю, не потерял своего отчаяния, это – Самуил Лурье.
Настоящий поэт
Когда-то один поэт старшего поколения сказал мне: «Кто портвейн по забегаловкам не пивал, тот настоящим питерским поэтом никогда не станет!..»
Прав он был или нет? Нынешние-то всё по фуршетам...
Прекрасные, удивительные...
Всё понимаю, но читаешь ленту в фейсбуке, и как-то уж чрезмерно: «Прекрасный такой-то читал свои чудесные, удивительные стихи...» (На прилагаемом фото – пожилой господин со всеми приметами возраста. Понимаю, что он «светится внутренним светом», но тем не менее. И в стихах ничего чудесного и удивительного. Ложная многозначительность, словесные водопады под стать Бенедиктову, – но что же в том удивительного?)
Атрофия
Некоторых стихотворцев, на мой взгляд, постигает большая беда, – у них напрочь атрофируются всякие сомнения по поводу ими написанного.
«Автор издательств»
Из многочисленных титулов одной литературной дамы («Член союзов», «Президент конкурсов» и пр., всё это непременно с прописной буквы) меня почему-то более всего тронуло «автор издательств». Со строчной.
Деформация языка
Цитата:
Травма может иметь место, а может – не иметь, и я не могу увидеть ее операторную природу, то есть не могу подействовать травмой как инструментом на поэзию, чтобы продвинуться вглубь, преодолеть коммуникативную поверхность. Разговор о травме напоминает вытесненный историко-биографический подход к толкованию письма, так как развертывается в свете факта, на этот раз того, который не может быть назван. Мне же важно ответить на вопрос о деформации языка с позиции имманентной истории поэзии.
(«НЛО», 2-2015)
Даже интересно стало, как же автор изъясняется в повседневной жизни? То есть как излагает обыденные желания свои? Неужели та же деформация языка? Или строго разделяет «высокую науку» и низкий быт?
«Лейтмотивная метонимия эсхатологичности»
В Энциклопедическом словаре «Литературный Санкт-Петербург ХХ век» (2015)
статья критика К. На просторе двух абзацев: эсхатологичность, эсхатологический – 4 раза; метонимия, метонимически – 3 раза. Кроме того, апокалиптический, метафорический, теургическое, теологична, культурософской – по разу. Апофеозом: «лейтмотивная метонимия эсхатологичности».
Редакционный отбор
Иногда старый «Новый мир» печатал по одному стихотворению от автора, а не подборкой, как обычно принято. Помню номер 60-х годов, где было напечатано всего одно стихотворение Давида Самойлова «Память». Может быть, давал поэт подборку, а оставили одно? (но какое!..) И в том и состояла строгость редакционного отбора? (Замечу, что так же – по одному стихотворению – печатали и некоторые литературные журналы Серебряного века).
Пушкинская, 10
Жалобы литературного юноши в фейсбуке на то, что Арт-центр «Пушкинская, 10» – «приговорили». Это в связи с тем, что охранник запретил ему припарковать велосипед у входа.
Для меня Пушкинская, 10 закончилась ровно тогда, когда она стала Лиговкой, 53 – с таинственными бронированными дверями, камерами видеонаблюдения, теми же охранниками...
К сведению господ литераторов
Легенда о Тутивилле (демоне-писце – М.О.), отдающая демону право на запись человеческих дел и слов, без сомнения, включена в круг представлений об общей связи дьявола и письма: в одной средневековой легенде Сатана, решив стать писателем, вызвал гнев Бога и был свергнут с небес; с тех пор Сатана диктует смертным произведения, которые он сам бы хотел написать.
(Сад демонов. Словарь инфернальной мифологии. М., 1998.)
В аэропорту
Первое, что услышал по прилете в аэропорт Пулково, когда вошел в зал получения багажа – не «добро пожаловать», или «посетите такие-то достопримечательности Петербурга», или что-либо в том же роде. Нет. Строгий женский голос немного печально сказал: «Прокуратура Российский Федерации предупреждает об ответственности за дачу взятки должностному лицу...»
С другой стороны, оно и понятно: первое должностное лицо, с которым сталкиваешься – таможенник. А потому с предупреждением медлить нельзя...
Один процент
В телепередаче «Познер» директор статистического «Левада-центра» Л.Гудков назвал поразительные данные: в России один процент населения владеет семьюдесятью шестью процентами всех богатств, и это самый «отъявленный» показатель в мире.
Мне кажется, этот зубастый «один процент» не успокоится, пока не доведет свои семьдесят шесть процентов до ста.
Побег из военного госпиталя
В новостях передали: из психиатрического отделения военного госпиталя в Петербурге бежали трое военнослужащих, убив при этом двух медсестер, которые попытались им воспрепятствовать. Видимо, больше некому было...
Лежал я в этом госпитале. Новый, 1970-й год там встречал. Всё, что под рукой было, пошло в ход: флакон одеколону «Дзинтарс», пятидесятиграммовый шкалик коньяку, пара порошков от кашля с кодеином. Всё смешать и без ветки омелы...
Выздоравливающие должны были дежурить на приеме новых больных. Особенно не хотели тех, кого в кожно-венерологическое отделение привезли, сопровождать. Боялись что-нибудь «подцепить».
Помню, доставили здорового парня с соответствующей фамилией – Собаковский. Прибыл под конвоем на психиатрическую экспертизу. Когда ему тапки и халат подавал, говорит: хана мне, наверняка нормальным признают, и вышка – я офицера убил!
Сто лет спустя
Огненное крещение народовластия в свободе завершилось на Западе уже окончательно. Там демократия может изменять себе, вырождаться, из льва делаться кошкою, строить на потухшем вулкане удобные лавочки, продавать свое первородство за чечевичную похлёбку мещанства, но соединяться с рабством сознательно, религиозно, не за страх, а за совесть, не может, если бы даже хотела. А в России может.
(Д. Мережковский. Две тайны русской поэзии. 1915 г.)
И через сто лет, увы: в России – может!
Премия «Поэт» 2016 года
Обсуждают премию «Поэт», полученную Наумом Коржавиным. Иронизируя по поводу возраста лауреата (скоро ему 91). Мол, в очередь, сукины дети, доживете до девяноста – и вам дадут. Вот один пиит-критик (или критик-пиит, нынче почти все юноши это дело совмещают) называет старика «прикладным поэтом», поминая по отношению к нему и слова Мандельштама «переводчик готовых смыслов».
Как же охотно прилагают они надерганные цитаты из Мандельштама к кому угодно – только не к себе и не к членам своей «интеллектуальной секты»! И видится мне он, «голубоглазый, чистенький, с германской вежливостью, аккуратностью приказчика и шубертовской голубой дымкой в глазах». (О. Мандельштам. Армия поэтов.)
Беглец
В связи с признанием Германией факта геноцида армян в Османской империи вспомнилось, как в первой половине 60-х годов дважды вместе с мамой снимали комнату и жили под Сочи, в местечке с названием «67-й километр». Ближайший более-менее цивилизованный населенный пункт – поселок Мамайка, а тут – лишь несколько разрозненных домов, прячущихся среди деревьев и зарослей кустарника фундука на склоне горы. Железнодорожная ветка Туапсе – Сочи, проходящая вдоль берега по бетонной эстакаде (по километражу от Туапсе и название этого места). Между эстакадой и морем – узкая полоска галечного пляжа.
Это было поселение армян, бежавших в 1915 году в Россию через Черное море, и их потомков. Собственно, из беглецов, в живых к тому времени оставался один-единственный старик. Вечерами перед закатом он выходил на крошечную площадку на высоком берегу и, опершись на палку, подолгу стоял и смотрел в сторону Турции. И так ежедневно...
Блистательно навсегда!
Увидел объявление о вечере под названием «Настоящее и будущее петербургской поэзии» (так, вроде). И вспомнились слова бывшего ленинградского шахматиста, гроссмейстера Геннадия Сосонко (Голландия), сказанные о шахматах, но вполне применимые и к петербургской поэзии:
...Настоящее неопределенно, будущее тревожно и только прошлое – блистательно навсегда.
Заморозок
Когда-то в восьмидесятых читала она мне это стихотворение, а было мне немногим больше тридцати, и оно проскользило мимо, только «всадник без головы» и запомнился. А тут просматривал предпоследний ленинградский «День поэзии» (1988), перечитал его и всё понял – может быть, потому, что стал вдвое старше...
Наталия Грудинина
(1918 –1999)
ЗАМОРОЗОК
В блеске инея, в треске веток,
В жажде власти над всем живым
Мчится заморозок рассвета –
Бледный всадник без головы.
Ничего-то ему не надо
В мире слякотном и кривом, –
Опахнуть бы деревья сада
Легким призрачным рукавом,
Испугать бы дыханьем стужи
Самый красный задорный клён,
Да чтоб синий глазочек лужи
Был бы наглухо застеклен.
И ни роздыха, ни отбоя
Той тревоге воздушной нет...
Неужели и нам с тобою
Предстоит и такой рассвет?
Рассмеётся пустое эхо
Над умнейшею суетой,
Кто-то властный придет помехой
Нашей осени золотой.
С тихим звоном взлетит на воздух
Листьев бронзовых кутерьма...
Что ж, прими этот день морозный
И не жмурься. Идет зима.
Ален – Петербург, июль 2015 – июнь 2016
Опубликовано: "Крещатик" №3 (73), 2016