Что я люблю?

Василий Макаров
- Что я люблю? - Краморов наклонился вперёд, как будто не расслышал вопроса.

- Да, именно. Следующий вопрос - что вы любите?

Полноватый человек в полосатом костюме и очках сидел напротив Краморова и крутил карандаш в руке. В другой руке он держал несколько мятых листочков бумаги с мелким машинописным текстом.

- Вы знаете, мне уже порядком поднадоели эти ваши вопросы. Мы уже битый час тут беседуем, ходим вокруг да около, и так ни к чему не пришли.

- А нам и не надо ни к чему приходить, - полноватый человек улыбнулся, - психологическое обследование не предполагает консенсуса обследуемого с врачём. Вам ведь наверное известно, милейший, что на вас приходят жалобы от ваших сотрудников. Вот например, не далее чем два дня назад вы довели… - психолог заглянул в бумаги, - довели Веру Селезнёву до нервного срыва. Бедная девушка не выдержала стресса и ей пришлось оказать экстренную помощь.

Краморов поёрзал в кресле и сжал кулаки.

- Хотите откровенно?

- А кто же не хочет, извольте.

- Плевать я хотел на ваше обследование, ваши выводы и ваши пометочки там в журнале. Если бы не решение Совета, то фиг бы вы меня увидели когда нибудь в вашем кабинете.

- О, я прекрасно вас понимаю, - улыбка полноватого психолога, казалось, стала даже шире от такого выпада, - вам, Пётр Иванович, совершенно нечего бояться. Я просто выполняю свою работу, а вы выполняете свою.

Полосатый психолог поправил очки и произнёс, чуть растягивая слова: Кстати, не могли бы вы рассказать по подробнее, чем вы занимаетесь.

- Там у вас в бумагах всё написано, - глаза Пётра Краморова влажно блестели из под нахмуренных бровей.

- Полноте, дорогой Пётр Иванович, то бумаги, а то живой человек. Итак, я вас внимательно слушаю. Давайте с самого начала.

- Ну, про историю создания Большого Экологического Совета сейчас знает даже глухонемой. Вообще, наша биосфера серьёзно пошла вразнос примерно лет пятнадцать назад. Всё началось с необратимых изменений в микрофлоре Мирового Океана. Не все обыватели знают, но лёгкими нашей планеты были вовсе не леса, а крошечная одноклеточная водоросль, живущая в поверхностном слое морской воды.

На лице Краморова разгладились глубокие морщины вокруг глаз, а руки перестали судорожно сжимать подлокотники кресла.

- А дальше всё идёт по цепочке. Изменение химического состава атмосферы… для людей это ещё не критично, а вот микроорганизмы отреагировали почти сразу. Изменение кислотности почв в первую очередь ударили по культурным растениям, а через них по животным. Среднегодовой уровень осадков во многих районах планеты упал. Про режим экономии пресной воды вы не хуже меня знаете. Потом ещё, до кучи, генетически модифицированные организмы как то спровоцировали мутации насекомых. И в результате мы имеем то, что имеем. При существующих темпах падения кормовой базы, лет через пять-десять человека ждёт жёсткий депопуляционный кризис. Говоря простыми словами, нас останется на всей Земле приблизительно миллион человек. Остальным просто не выжить.

Округлое розовое лицо психолога покачивалось, кивая в такт каждому предложению. Карандаш быстро строчил что-то на измятых листках.

- Продолжайте, пожалуйста.

- Ну и вот, собственно Совет. Хорошо ещё, что у нас хватило ума хоть как-то начать решать эту проблему. Всё же лучше, чем просто подохнуть… Сейчас все институты, лаборатории, все, кого хоть каким-то боком можно пристегнуть к этой теме, все поставлены «под ружьё». Я сейчас заведую лабораторией микробиологии, моё назначение как раз совпало с этой … с новой темой исследования.

- Судя по вашим словам, голубчик, вы не очень высокого мнения о работе Совета. Вы не верите в успех вашей деятельности?

- Успех?! - Краморов попытался рассмеяться, но вышла лишь неестественная натянутая улыбка, - вы, видно, много телевизор смотрите. Там вам конечно расскажут, что решение уже практически готово, и учёные всего мира лишь ломают голову над тем, в какого цвета подарочную бумагу завернуть вам Ваш новый чудный мир.

- Хм, и как же вы сами тогда оцениваете ваши шансы?

Краморов тяжело вздохнул.

- Можно я попить налью?

Не дожидаясь разрешения он подошёл к низенькому буфету и стал греметь стаканами.

- Тут ведь вот какая штука…

Внезапно из его руки выскользнул стакан с водой и вдребезги разлетелся по полу. Глаза психолога округлились, он лишь молча взирал из-под очков на медленно растекающуюся лужу воды.

- Каковы мои шансы собрать из осколков целый стакан? - почти торжественным голосом спросил Краморов. - А затем ещё и собрать всю воду обратно в этот стакан?!

- Вынужден признать, что я не рискнул бы поставить на вас и четвертак.

- Вот именно! Вы не представляете, насколько сложная эта штука - чинить биосферу. Если у вас есть возможность, постарайтесь оказаться в числе этого последнего миллиона.

                ***

В свете закатного солнца весь пейзаж приобретал оранжевые и охряные оттенки. Куцые деревья, стоящие вдоль дороги, едва шевелили ветвями под порывами ветра. В тёмно-синем небе висела коричневеющая дымка.

- Кажется, на деревьях в этом году и листьев то не было…

По экспериментальному полю сельхозакадемии ветер гонял волны бурой пыли. Растрескавшаяся серая земля хрустела под колёсами автомобиля. Редкие скопления борщевика выделялись серо-зелёными пятнами на тёмном фоне. Но их зелень не радовала глаз. Они стояли напряжённо, как солдаты перед сражением.

- На чьей же вы стороне, солдаты?…

За полем показались низкие и длинные корпуса лабораторий. Забор с колючей проволокой и знаками биологической опасности были скорее излишни. Сюда и в хорошие годы люди не часто забредали, а сейчас и коврижкой никого не заманишь.  Обыватели уже давно инстинктивно боятся всего, связанного биологией.

- И правильно делают, что боятся…

Краморов заглушил мотор старого жигулёнка, собранного, кажется, ещё в конце прошлого века. Хлопнув дверью он поморщился от резкого  звука и огляделся вокруг. В душном воздухе ещё стоял пыльный след, оставленный им на грунтовой дороге. Окна генетического корпуса были открыты. Там горел свет и был слышен мерный шум лабораторных центрифуг. Как раз там раньше работала Вера Селезнёва. Стоило, наверное, сходить и проведать Колю, который остался сейчас за двоих, но настроение у Краморова было противное. Он медленно прошёл к административному корпусу и зашёл в свой кабинет.

- И что же я люблю?…

Он тяжело опустился в кресло и стал перебирать лежавшие на столе бумаги.

- Анализы… результаты… осаждаемость… а вот это интересно, изменился состав цитоплазмы… по фотосинтезу результатов нет…

Краморов бросил отчёты на стол и подошёл к небольшому кулеру, стоящему в углу кабинета.

- Так что же я люблю? - спросил он сам себя вслух, аккуратно наливая стакан воды, стараясь не пролить ни капли на пол.
 
- Люблю, когда много воды. Люблю растения, особенно тропические, яркие. Люблю валяться на траве и смотреть на облака.

Краморов допил воду и достал из шкафа старинный набор открыток. «Сочинский дендрарий» - красовалось на обложке, и ниже «1984 год». Радостная буйная зелень впечатляла даже на пожелтевшей от времени бумаге. Белые яркие беседки утопали в листве. Казалось, что сейчас из-за кустов акации выйдут вальяжным шагом отдыхающие в панамах. Под звуки танцплощадки будут стрекотать цикады, а когда стемнеет рой непоседливых светлячков будет висеть над дорожками на радость детям.

- Люблю, не люблю… не время сейчас расслабляться, - сказал он и аккуратно спрятал открытки обратно в шкаф.