Каменные изваяния, некогда являвшие собой скульптуры великих воителей и ремесленников, расколотые на множество частей, валялись на затянутой туманом болотистой местности заброшенных руин крепости. Это зловещее место с незапамятных времен слыло проклятым среди обитателей Мирфгейта. История крепости была неизвестна местным жителям, однако висящее над твердыней проклятие отпугивало желающих докопаться до истины. Некоторые смельчаки из людских поселений, несмотря на уговоры бывалых товарищей, все же делали попытки проникнуть в сердце руин, но эти походы зачастую заканчивались ничем. Смельчаки, так и не сумевшие преодолеть призрачный туман, возвращались в родные поселения и дрожащим шепотом, уже без толики былой бравады, рассказывали, как видели сквозь дымку силуэты своих мертвых родственников и товарищей, слышали их загробные, врезающиеся в самое сердце голоса. Нет, были и такие, кто дерзнул ступить в мертвенно-бледный туман. Но «были» как раз являлось ключевым словом, подходящим для подведения итога таких вылазок. О нет – все было не так банально, как могло показаться на первый взгляд - люди возвращались, только их рассудок оставался там, в гуще всепоглощающего призрачного тумана. Древняя крепость, хоть и пребывающая в состоянии разрухи, казалось, обладала душой, присущей живому существу, и не желала впускать на свою территорию непрошеных гостей.
Однако, вопреки царившему в этом проклятом месте «гостеприимству», через густой туман по направлению к центру руин неспешно двигался живой человек, плотно закутанный в серый балахон. Складывалось ощущение, что он пытался скрыться под своей невзрачной, потертой в некоторых местах накидкой, от парящего вокруг него призрачного тумана и потому еще сильнее съеживался, как бы собираясь в комок, дабы ни один участок его тела не выглядывал из-под одежды наружу. Нет, определенно, что-то было не так либо с этой персоной, либо с самим туманом. Человек не метался из стороны в сторону, охваченный безумием, не разбивал свои ноги о каменные глыбы и не проронил ни единого слова за время своего пути, в отличие от других искателей приключений, которые нашли здесь свою судьбу.
Путник, хотя и не без осторожности, но все же целеустремленно приближался к центру руин. И чем больше сокращалось расстояние между ними и путником, тем менее плотным становился туман. Тут и там проступали контуры некогда величественных каменных стен, теперь уродливыми огрызками торчащих из земли. В нескольких десятках метров по левую сторону можно было разглядеть массивный купол крытой крепостной башни, который одиноко, словно шлем огромного исполина, валялся на болотах и уже никак не мог служить украшением цитадели. Чуть впереди виднелись ступени широкой каменной лестницы, ведущей на замковую площадь. В свое время эта лестница наверняка могла за раз пропустить через себя за сотню человек, если не больше. Путник, словно оцепенев, остановился на ее середине. Безветрие в тот же миг сменилось потоком пронзающего холодного ветра. Мужчина еще сильнее, насколько это было возможно, укутался в свой балахон и закрыл глаза, стараясь сконцентрироваться, чтобы отогнать внезапно возникшее наваждение, которое, он точно был уверен, не имело природного происхождения.
- Не закрывайся от меня, я знаю, от кого ты пришел, - раздался в его голове сладкий убаюкивающий шепот, определенно принадлежащий не человеку. И, не смотря на умиротворенную интонацию, с которой существо своевольно шептало в разуме путника, от этого его пробирала еще большая дрожь.
- Позволь мне лишь поприветствовать тебя и в знак доверия показать тебе картину прошлого, картину того, что происходило в этом месте давным-давно, - продолжал голос.
Мужчина, помня об указаниях, данных господином, всячески сопротивлялся вмешательству извне в его сознание хозяина руин. Но сколько он ни стискивал зубы, ни концентрировался на чем-то отстраненном, не относящемся к этому забытому всеми богами месту, таинственное существо без особых усилий одержало верх, и в разум путника быстрым ручьем стали вливаться чужые мысли и воспоминания. Множество людских голосов наполнило разум мужчины. Казалось, будто бы они раздаются не в его голове, а вокруг него, на руинах.
Мужчина с опаской приподнял капюшон своего балахона и, приоткрыв глаза, чуть не упал от неожиданности: с верхних ступеней лестницы на него, словно лавина, двигалась людская толпа. Крестьянские женщины, перемешавшись с детворой, несли на своих плечах объемные вещевые сумки из кабаньей кожи, груженные различной снедью, купленной на рыночной площади перед цитаделью. Мужчины же, покрепче ухватившись за рукоятки своих деревянных повозок, спешно спускали поклажу по ступеням лестницы. Кому-то такие повозки служили прилавком на рынке, а кому-то средством перевозки товаров. Путник, оказавшись в эпицентре толпы, стоя на середине лестницы, испугался быть опрокинутым людской стеной, движущейся на него, словно рота пехотинцев, и в панике замахал руками. Однако, людские потоки, идущие навстречу друг другу, не замечали опешившего мужчину, а просто проходили сквозь него, словно через невидимую преграду, и продолжали свой путь.
- Чертовщина, - пробормотал он, нервно озираясь по сторонам.
Призрачного тумана как ни бывало. Яркое летнее солнце своими теплыми лучами скользило по высоким стенам крепости, а величественные статуи воителей и ремесленников горделиво бросали свой неживой, окаменевший взгляд на проходящих подле них по аллее людей. Замок словно воскрес из мертвых и предстал перед путником во всей своей красе. Редкие отряды стражи, облаченные поверх своих доспехов в сиреневые накидки с изображением странного черного знака, отдаленно напоминающего солнце, патрулировали ухоженные улочки крепости. Не только постройки, но и земля, на которой располагался замок, благоухали жизнью. Ни одного болота. Сплошь сады и густая трава, расстеленная, словно зеленая скатерть, на земле. Стайки воробьев, коричневыми гирляндами развесившись на ветках густо цветущих деревьев в раскинувшихся садах, задорно щебетали, без стеснения перекрикивая других птиц, чьи музыкальные таланты, хотя и превосходили умения их маленьких собратьев, но все же никак не могли превзойти последних в количественном соотношении.
Путник, смирившись со своей «призрачной» формой, уже поднялся по лестнице вверх, охватив взглядом рыночную площадь и находящуюся тут же неподалеку цитадель, состоящую из главного корпуса и четырех башен. Высокие двухстворчатые ворота твердыни, походящие на огромную пасть какого-то гигантского создания, были открыты. Однако за то малое время, пока путник наблюдал за входом в крепость, никто так и не пересек границу ворот, находящихся под охраной стражи в сиреневых накидках.
Как же Азхольд, выброшенный судьбой из обыденной земной жизни, жалел, что не может прямо сейчас подойти и сорвать эти алые, словно кровь, розы, которыми были усеяны клумбы рядом с замком; вдохнуть полной грудью аромат сирени; почувствовать на себе теплые, нежные лучи летнего солнца, как обычный человек… нет, не мог. Но он должен был благодарить Файриса даже за эту прогулку! По болотам, на неведомую ему планету, через смертельный туман. Да, должен! Обязан… выбора нет. Слуга бога огня вновь впал в тоску от безысходности. И вместо радости от увиденной картины благоухающих земель цитадели Азхольду стало противно. Противно смотреть на искусственную жизнь, словно ему только что подсунули пустую обертку из-под подарка. Ему стало противно осознавать, кто он есть, и неимоверно тоскливо вспоминать, кем он был. А «есть» ли он на самом деле? Неужели в этом и заключается вся сущность «есть» - пресмыкаться, ползать, существовать.
- Во что же я превратился, - прошептал Сенвильский кузнец, а ныне слуга Файриса, - …во что они меня превратили…
Недолго Азхольду пришлось барахтаться в озере своих страданий. Первыми неладное почуяли вороны, до сего момента вышагивавшие разрозненными группами по площади, в своей обыденной, нагловато-хозяйственной манере, по-начальственному запустив свои руки-крылья за спины. Хитрые птицы, словно заслышав звуки сирены, сигналящие об опасности, покрутили своими черными головами по сторонам и, не дожидаясь особого приглашения, достав из потаенных «кармашков» черные крылья, взлетели. Толпа людей, порхающих от прилавка к прилавку, никак не могла заметить тонких струек белого тумана, стремительно выползающих из замковых ворот по земле, подобно змеям, подбирающимся к добыче. Струи бледного дыма, набирая мощь, объединялись в одно большое облако, которое заполняло собой пространство рыночной площади, с каждым разом увеличиваясь в размерах.
Азхольд, громко закричав, пытался растормошить ничего не подозревающих людей, предупредить их о приближении «призрачного убийцы», но, будучи лишь сторонним наблюдателем, только напрасно напрягал свои голосовые связки. Туман наступал не спеша, словно ощущая неизбежность своего триумфа, медленно поднимался от ног толпы, подступая к самому горлу. Череда мучительных криков разрезала безмятежный летний день, словно острый клинок, и сумасшествие, насланное бледным туманом, повергло толпу людей в хаос. Кто-то просто валялся на земле, пораженный судорогами. Другие, дико крича, припав к земле, дабы унять нестерпимую всепроникающую боль, пытались размозжить свои головы о каменные плиты рыночной площади. Женщины, впившись друг в друга ногтями, рвали кожу на теле своих мнимых соперниц, будто тигрицы, защищающие свое потомство.
Азхольд, отбросив всякие меры предосторожности, не прячась в свой балахон, кричал и метался из стороны в сторону, тщетно пытаясь спасти хоть одного человека. Однако его руки проскальзывали сквозь охваченные безумием людские тела, но и туман не мог оказать на Азхольда своего зловещего воздействия. Несколько детей, словно подвешенные за ниточки куклы, с потухшими глазами, бродили в бушующей людской массе, вскоре скрывшись из виду Азхольда, потонув в эпицентре хаотичного шторма. Туман затянул весь рынок и поплыл дальше, дабы охватить всю территорию замка. Белая дымка и алая кровь – вот новый герб для флага, который должен был реять на флагштоке крепости. Азхольд, обуреваемый своим бессилием, опустился на колени и зарыдал. Плач его потонул в море мучительных воплей, издаваемых уничтожающими себя и своих соотечественников, жителями. Не смотря на то, что Азхольд находился за гранью временных рамок, в которых разворачивались текущие события, он всей душой вкусил квинтэссенцию страдания и смерти, которую претерпевали невинные люди замка.
- За что?! - воскликнул Азхольд сквозь слезы, обращаясь не то к богам, не то к хранителю руин, - они не заслужили этого!
- Странно, что ты не спрашиваешь, кто сотворил все это, - прошелестел все тот же нечеловеческий голос.
- Ты, черт возьми! Ты! Кто же еще? Ты хранитель руин! Ты учинил эту резню! - прорычал Азхольд, чье горе тут же сменилось пламенной яростью.
- Ты скоро выносишь суждения, Азхольд, так же скоро, как и твой хозяин. Только вот спешке редко сопутствует истина - войди в крепость, и ты поймешь, что заблуждаешься.
Азхольд, в этот момент, похоже, позабыл об указаниях своего господина и, не отдавая себе отчета в том, что беспрекословно следует советам неведомого существа, поднялся с колен и побежал сквозь туманную дымку, в которой мелькали искаженные людские силуэты, к воротам крепости. Не сбиться с пути в смертельном тумане не составило труда, так как четыре башни крепости, словно маяки во время шторма, возвышались над призрачным облаком, являясь для Азхольда ориентиром. Наконец, слуга бога огня достиг замка. Немудрено, что стражи около входа и след простыл и, что скорее всего, не только простыл, но и впоследствии трагическим образом исчез со страниц жизни. Ворота во многих местах были перепачканы кровью. Азхольду, чьи виски возбужденно пульсировали в унисон с его сердцем, вместо кровавых клякс на воротах, почудились алые черепа, злобно ухмыляющиеся через бледную пелену тумана. Каменная плитка в холле замка была видна с трудом, однако спирали четырех винтовых лестниц, ведущих каждая к своей башне, кое-как проглядывались сквозь туманную завесу. Где-то вдалеке, еле заметно мерцали свечи в больших золоченых подсвечниках. Как раз там, где поблескивали огоньки, туман был плотнее, нежели на винтовых лестницах, ведущих в башни. Азхольд стрелой метнулся в сторону свечения, даже не думая, что может налететь на какое-либо препятствие, и через мгновение оказался перед узким спуском в подземелье, вход в которое был отделен от зала небольшой дубовой дверью с маленьким решетчатым оконцем на уровне головы. Такая дверь, пожалуй, больше подошла бы темнице. Хотя, кто знает – может, именно в это место и вел Азхольда долгий спуск по череде каменных ступеней. Спускаясь по лестнице, Азхольд более не торопился, ибо его рассудок все же возобладал над страстью установить истину, и теперь Сенвильский кузнец с осторожностью спускался по коридору, заполненному непроглядным смертельным дымом, дабы не свернуть себе шею. А мог ли? Ведь его, в сущности, и не было в этом месте! Проверять не хотелось.
Чем ниже он спускался по каменным ступеням, тем отчетливее становился истеричный хохот, принадлежащий группе людей, доносившийся из глубин подземелья. Азхольд остановился. Шум раздавался неподалеку, а страх, пришедший вместе с неожиданным гулом, острым кинжалом впился в грудь посланника бога. Голосовое трио, холодный, мертвый, смех, находящийся за гранью разума, и в тоже время не принадлежащий сумасшествию, разливался по подземелью, словно ядовитые испарения. Выйдя из мимолетного замешательства, Азхольд, вспомнив, что он лишь посторонний наблюдатель в трагических событиях, происходящих в замке, выдохнул и мигом сбежал по каменным ступеням лестницы, очутившись в огромном зале, который, в отличие от лестничного спуска, практически не был заполнен призрачным дымом и освещался множеством факелов, развешанных на стенах.
Возле серебряного алтаря, на котором стоял большой золотой кубок, источающий из себя смертельный туман, стояли три человека. Облокотившись с разных сторон о края алтаря, трое незнакомцев, казалось, находились в эйфории и, закатив глаза, расплывшись в мерзких улыбках, тряслись и смеялись, будто бы находясь под воздействием алхимических обезболивающих препаратов, которые они приняли сверх меры. Коричневая роба одного из них, прожженная в некоторых местах, могла свидетельствовать о принадлежности этой уже не молодой персоны к числу алхимиков. Другой был одет как придворный вельможа, чей расшитый золотыми нитями красный бархатный камзол, пожалуй, сидел на этом пожилом мужчине как влитой. А последний - здесь не стоило даже и гадать - определенно являлся главой замка. Принц? Король? Одним словом, правитель крепости - юноша, облаченный в отполированный до блеска стальной латный доспех, стоял рядом с алхимиком и вельможей, которые так же, как и он претерпевали эту «таинственную лихорадку».
Азхольд подошел поближе к алтарю и тут же отшатнулся, словно ошпаренный кипятком. Источающий смертельный туман кубок, стоящий в центре пьедестала, был наполнен красной жидкостью. Кинжал, чье лезвие было омыто алым, изредка просвечивал в белой дымке на полу. А из-под рукавов трех мужчин, стоящих у алтаря, обильными каплями стекала кровь, орошая каменные плиты подземелья. О нет, Сенвильский кузнец, в сущности, не был слабонервным или пугливым человеком, однако зрелище темного ритуала, происходящего в этом месте, повергло его в ужас.
- Что здесь происходит?! Отвечай! - выкрикнул он в пустоту, однако никакого ответа, вопреки его ожиданиям, не последовало. Видимо, некогда склонный к беседе хранитель руин посчитал нужным не комментировать то, что происходило в подземелье. Наконец, взгляд Азхольда устремился в потолок, и бывший кузнец содрогнулся от увиденного. На потолке был искусно изображен огромный паук. И тут Азхольд вспомнил о сиреневых накидках.
«Это не черное солнце, это же паук, черт возьми», - судорожно прокручивал он в воспаленном разуме воспоминания, - «они что же, все поклонялись пауку?».
- Какого грозга ты молчишь!? Отвечай, что здесь происходит! - пытаясь придать своему голосу хоть щепотку храбрости, прокричал Азхольд.
- Всему свое время, Азхольд, - произнес хозяин руин,- ты так же нетерпелив, как твой господин, просто подожди немного.
Ошарашенному мужчине более ничего не оставалась, как наблюдать за конвульсиями сумасшедшего трио в подземелье замка. В какой-то момент катакомбы объяло единым утробным воем. Казалось, все жители замка в один миг издали последний прощальный вопль, предвещающий расставание души со своей телесной оболочкой, и могильная тишина навеки окутала крепость, скрепленную печатью крови и людских страданий, поглощенную призрачным туманом. В тот же миг троица почти одновременно отняла руки от алтаря. Магический припадок прошел. Мужчины внимательно глядели друг на друга, стараясь уловить изменения, которые, по их мнению, должны были произойти с ними после окончания ритуала.
- Что Вы чувствуете, мой господин? - дрожащим голосом первым нарушил тишину вельможа.
Некоторое время юный правитель стоял молча, закрыв глаза, глубоко вдыхая сырой воздух подземелья. Затем его лик озарила хладнокровная, зловещая улыбка, и он, наконец, открыв глаза, тихо прошептал, - я чувствую силу.
- И я тоже чувствую… чувствую изменения в себе, - сказал алхимик, - однако они в крайней степени странны, не могу понять…
- И я…, - промолвил вельможа, лицо его побледнело, как только он остановил свой взгляд на юном господине.
- В чем дело? - недоуменно спросил юноша.
Кожный покров на лице и руках правителя, который был виден из-под доспехов, темнел, покрываясь отвратительными синюшными струпьями. Кое-где на сохнущей мертвой коже начали проступать кости.
- Что со мной происходит?! - воскликнул правитель, в ужасе смотря на свои руки, и пошатнулся, чуть не упав. Юноша боялся ощупать прокаженными руками свое лицо, еще не зная, что изменения коснулись и его тоже. Тогда он начал судорожно метаться из стороны в сторону, обуреваемый сменившей недавнее блаженство паникой.
Вельможа и алхимик, со страхом наблюдавшие за отчаянием своего господина, переглянулись, и тела их объяла волна дрожи, подобная удару цепной молнии. Внешность слуг не обошли ужасные изменения, которые только что претерпел правитель. Темная магия скомкала внешнюю оболочку трио, превратив ее в мерзкий, трупный покров.
- Лжец!!!! - истерично завопил юноша, сбив мощным ударом руки кубок с пьедестала. Кровь, некогда находившаяся в чаше, брызгами разлетелась по алтарю и каменному полу подземелья, оставив свои алые клейма на одежде алхимика и вельможи.
- Лжец!!! Предатель!!! Убийца!!! – упав на колени, рычал правитель, сотрясая своим воем своды катакомб крепости.
- Я выполнил условия сделки, как мы и договаривались, Сертус, - заполнил собой залу голос хозяина руин. Слуги правителя, только заслышав потустороннюю речь, раздавшуюся в подземелье, вжались в близлежащие стены, словно маленькие камушки, даже не думая возмущаться. Азхольд же, до сего момента «находящийся» в катакомбах, встрепенулся, заслышав знакомые звуки, однако не пытался вмешаться беседу, решив досмотреть видение до конца.
- Ты лжец! Ты проклял нас, вместо того, чтобы дать вечную жизнь! – начиная задыхаться от боли в легких, повелительно громыхал Сертус, словно разговаривал со своим подчиненным, а не с порождением параллельного мира.
- Помни, с кем ты говоришь, Сертус, - продолжал так же спокойно свою речь хозяин руин, - ты просил вечной жизни, и я дал ее тебе и твоим слугам. Вы провели темный ритуал, жизненные силы твоих граждан пошли на то, чтобы даровать тебе и твоим слугам вечную жизнь. Неужели ты думал, Сертус, что ваши души смогут спокойно претерпеть такие изменения? Ваши тела преобразовались, под стать вашим душам.
- Мы не договаривались об этом!!! – заорал правитель, вздымая к потолку свои уродливые руки.
- Именно об этом мы и договаривались, Сертус, ибо вечная жизнь есть объект не причастный к бытию людскому, и только через смерть можно получить вечную жизнь. Ну а ты и твои люди по собственной воле решили сделать это раньше установленного мирозданием порядка, за счет жизней других людей. Вы получили то, что просили. А теперь я хочу напомнить, что за тобой и твоими людьми остается долг передо мной, так как я выполнил свою часть сделки. Поэтому, когда я обращусь к тебе в следующий раз, ты и твои люди, в соответствии с нашим соглашением, должны будете откликнуться на мой зов и сделать то, что я попрошу.
- Нет! Глу-Атош!!! Верни все обратно! Верни! Договор недействителен! – бился в истерике юный правитель.
- Боюсь, что невозможно повернуть время вспять и исправить содеянное вами, - отвечал Глу-Атош, - сделка скреплена кровью. Вы будете обязаны выполнить условия соглашения, иначе я буду вынужден принудить вас к его исполнению. Вашим новым сущностям пригодятся знания, которые содержатся в тайной библиотеке. Она находится на два уровня ниже этого подземелья. Лаз в хранилище расположен за одной из этих стен. Некромантия – вот то, что сможет утолить жажду и голод ваших темных душ. Кроме того, не советую покидать пределы этой крепости, дабы не привлечь к себе нежелательное внимание людей, обитающих на Мирфгейте. Не думаю, что они по достоинству оценят появление в своих краях созданий тьмы.
- С-о-зз-даний ть-тьмы? - с трудом выговаривал слова, ставшие клеймом на его мертвой душе, вельможа.
- Вы свыкнетесь с этим. В этом нет никаких трудностей, ведь ваша душа погибла еще до ритуала, тогда, когда вы согласились умертвить жителей города, - как ни в чем ни бывало, продолжал Глу-Атош.
И без того уродливое, покрытое язвами лицо Сертуса исказила гримаса ужаса. Отчаяние выбило злобу и ярость из тела юного рыцаря смерти, так и оставив его распростертым на коленях на каменном полу. Грегвис, бывший алхимик, ныне ставший личом, которому еще предстояло изучить все тонкости искусства некромантии, горько всхлипывал в углу каменного подземелья. Вельможа Эндрель, дрожа так, будто его тело охватил жуткий озноб, пытался оттереть своим белоснежным платочком кровавые пятна со своего дорогого камзола, даже не подозревая, что вскоре и его камзол, и его, некогда известное всему городу имя, канет в небытие. Вельможа Эндрель – а в будущем медиум, могущий проникать за занавес жизни, которому еще доведется услышать стоны и вопли убиенных им при ритуале людей, чьи души навеки прикованы к замку, станет прекрасным дополнением мертвого трио.
Так, многие лета назад, горсткой алчных глупцов, пославших на убой целый город ради желания править вечно, были посеяны семена тьмы и беспросветного мрака. Сколько не родившихся детей, поколений было убито в этот день? Ради вечности?! Ради того, что сознание человека не может в себя попросту вместить?
У нас, чей срок отмерен «от» «до»,
Не будет места вечному рассвету.
Ведь тот, кому был дан отсчет часов,
«Всегда» никак не мог быть во Вселенной.
Внезапная яркая вспышка света болезненно резанула по глазам, и Азхольд рефлекторно зажмурился. Прошло какое-то время, пока Сенвильский кузнец смог восстановить зрение и вновь открыть глаза. Он снова оказался в «настоящем». Руины крепости, в подземелье которой Азхольд не так давно побывал или, пожалуй, было бы правильнее сказать, побывал «очень давно», лежали перед ним грудой каменных останков. Рыночная площадь, в центре которой очутился посланник бога, словно пустынный оазис, была свободна от призрачного тумана. Пустота и мертвая тишина. Где-то там, в бледной дымке наверняка все еще бродят измученные души жителей этого места. Невинно убиенные страстным желанием горстки правителей разорвать рамки человеческих возможностей. Несмотря на то что, основная крепость замка пребывала в разрушенном состоянии, Азхольд был уверен, что подземный лаз и его катакомбы остались нетронутыми, служа пристанищем для бессмертного трио. Посланник Файриса, сильно углубившийся в свои мысли, прокручивающий в голове череду трагических событий, произошедших на его глазах, довольно поздно заметил огромную многолапую тень, которую отбрасывало «нечто», находящееся у него за спиной.
- Ты пришел сюда по поручению Файриса, не так ли, Азхольд? - произнес хозяин руин.
Сенвильский кузнец, по размеру тени прикинув реальные габариты таинственного существа, звучно сглотнул, и, обернувшись, содрогнулся. Две пары темных глаз огромного черного паука, ростом достигающего высоты крепостной стены или около того, смотрели на него с расстояния нескольких метров сверху вниз. Существо сделало еще несколько шагов к нему, ловко перебирая по земле восемью мохнатыми лапками, а четыре глаза - два больших и два поменьше - пристально всматривались в пытающегося сохранить самообладание Азхольда.
- Странно, почему у людей всегда вызывают такое отвращение пауки? По мне, так это идеальное создание, - постукивал своими жвалами Глу-Атош, - ловят мух и прочих надоедливых насекомых, прекрасно плетут сети. Последнее, кстати, мне доставляет наибольшее удовольствие.
- Я… просто не ожидал увидеть здесь паука, - выдавил, наконец, Азхольд, обретя толику надежды не быть съеденным огромным монстром.
- Ну, я думал, ты догадаешься по подсказкам из показанного мной видения.
- Я полагал, это всего лишь символ, не более того. Значит, все они поклонялись тебе? И ты позволил Сертусу и его слугам погубить людей, которые верили в тебя? - воскликнул Азхольд, вспомнив увиденное им множество смертей, на секунду позабыв о том, с кем он говорит.
- Не драматизируй, Азхольд, - оставив без внимания повышенный тон и укор в голосе человека, простучал паук, - этим ты все больше начинаешь походить на своего господина Файриса. Эти люди, под руководством Сертуса и его слуг, были обречены на погибель. Не сегодня, так завтра юный правитель, возомнивший себя богом, без всяких ритуалов, упокоил бы своих граждан.
- Но ты ведь мог помешать! Ты могущественен! Там ведь были женщины, дети…
- Говорить о том, что я могу и чего не могу, ты не в праве, Азхольд. У тебя доброе сердце, но оно слишком горячее по той причине, что не связано с разумом. Рассудок, знаешь ли, остужает благородные, но не всегда обдуманные порывы души.
Азхольд только лишь и мог опустить свой взгляд в землю, не в силах выдержать отблеск четырех темных зеркал, в которых он никак не мог разглядеть «нутро» хозяина, но зато прекрасно видел отражение себя и своих помыслов. Нет, это был не просто гигантский паук или призрак, хозяйствовавший в руинах. Азхольд, хоть и будучи обычным человеком, понял, что пред ним находилось нечто более могущественное, находящееся за рамками этого мира, за рамками людского понимания.
- Я думаю, ты пришел сюда говорить не о прошлом, а о будущем, ведь так? – промолвил Глу-Атош после некоторой паузы, словно давая Азхольду время составить представление о том, с кем он имеет честь вести беседу.
- Да, это так, я пришел сюда по поручению моего господина, бога Файриса, чтобы заключить от его имени сделку.
- Сделку? Что же, сделку это можно, - постучал или, даже скорее, прищелкнул своими жвалами от удовольствия хозяин руин, - как ты уже мог понять, различного рода соглашения, этой мой конек.
- Да, я вполне осознал это, особенно после увиденного только что, - ответил Азхольд, помрачнев, - вот проект договора, который лорд Файрис хотел бы предложить тебе.
- Как ты сказал - Лорд Файрис? Как занимательно! Боги присваивают себе земные титулы. В небесных, по-видимому, обнаружился дефицит? - шуршал паук, приняв своими передними лапами из рук Азхольда договор. Затем, поднеся его ближе к морде, хозяин руин принялся водить двумя парами глаз из стороны в сторону, вчитываясь в строки документа. Посланник Файриса понимал, что Глу-Атош нуждался в прочтении этого документа так же, как политик во мнении народа, однако, необходимость соблюдения традиций, казалось, немало значила для этого существа.
- Замечательно, - простучал жвалами паук, - меня вполне устраивают условия соглашения, - могу ли я взглянуть на твою доверенность?
- Да, конечно, - ответил Азхольд и полез рукой за пазуху.
- Спасибо, вижу, - остановил его Глу-Атош. И, если «лицо» хозяина руин позволяло бы изобразить улыбку, то ее сияние наверняка бы уже бросилось в глаза посланнику Файриса.
- В таком случае договор считается заключенным, - накарябав что-то одной из жвал внизу документа, сказал паук, - напомни, пожалуйста, лорду Файрису, - сделав ударение на титуле бога, продолжал Глу-Атош, - что после выполнения его требований, я в любое удобное мне время смогу попросить его о моей просьбе, и он обязан будет немедленно выполнить ее. А то, знаешь, многие, получив то, что просили, забывают о выполнении обещаний, и тогда приходится прибегать к крайним мерам, что, конечно, не доставляет мне особого удовольствия, но обстоятельства не позволяют мне поступить иначе, - подытожил хозяин руин.
- Я передам лорду Файрису все, что ты сказал, - ровно ответил Азхольд, хотя в душе его от фразы паука «крайние меры» пробежал холодок. Однако он был рад, что его путешествие подходило к концу и, пожалуй, особо ненавистный Азхольду «Восходящий дворец», в данной ситуации, был ему более симпатичен, чем пребывание в этом мрачном местечке в компании с мистическим пауком.
- Прощай, Глу-Атош, - поклонился хозяину руин Азхольд, я выполнил свою обязанность и теперь должен вернуться обратно.
- Обратно? - прощелкал паук, - а где это «обратно»?
- «Восходящий дворец» - обитель богов Фархорна, я думал, ты знаешь, - с небольшим удивлением в голосе ответил Азхольд, не ожидавший, что это могущественное существо не знает таких простых вещей.
- О нет, я вовсе не это имел в виду. Ведь ты только что сказал, что для богов это обитель, а что значит это место для тебя?
Азхольд стоял в растерянности. Ему действительно было трудно вот так вот с ходу назвать место, в которое ему предстояло вернуться.
- Давай поразмыслим над этим, - продолжал паук, - Обитель? Нет, точно не она. Это для той горстки бездельников дворец можно назвать обителью, но не для тебя уж точно. Хм, может место работы? А? Как тебе? - размышлял Глу-Атош вслух, посматривая своими черными глазами на помрачневшего Азхольда, - нет, это не работа. Это прислуживание. Рабство. Тюрьма. Вот как стоило бы назвать то место, в которое ты хочешь вернуться. Даже сейчас ты находишься ближе к дому, хотя бы потому, что находишься на Фархорне. Не в самом лучшем его месте, не спорю, но это все же твоя планета.
- Чего ты добиваешься? - с раздражением в голосе промолвил Азхольд, - тебе не над кем больше поиздеваться? По-моему, в подвале этих руин есть отличные манекены для тренировок красноречия.
- Все-таки общение с Файрисом тебя портит, - добродушно, если так можно было выразиться в данной ситуации, прищелкнул своими жвалами Глу-Атош, - эти, как ты смел заметить, «манекены», теперь не особо разговорчивы, у них другие интересы. Кстати сказать, они в кой-то веки научились хоть чему-то кроме болтовни и мании величия. Но не будем о них. Я хотел бы предложить тебе соглашение.
- Соглашение? – вздрогнул Азхольд, словно от внезапно раздавшегося громового раската.
- Именно. Договор между тобой и мной.
- После увиденного мной видения ты предлагаешь мне заключить сделку?
- Ты увидел то, что получили люди, обладающие исключительно темными помыслами, желающие того, что человеку получить не дано. Я же предлагаю тебе реальную сделку. Причем, вопреки всему моему накопленному опыту, в этом договоре все условия соглашения будут известны заранее и никаких «просьб в будущем» не будет.
- Я не был уполномочен своим господином на совершение каких-либо еще действий, - ответил Азхольд, быстро обретя самообладание.
- Я предлагаю сделку тебе, а не Файрису. Тебе, Азхольд, как личности, обладающей свободой выбора.
- Я не собираюсь заключать с тобой сделок, Глу-Атош. Мне бы не хотелось потом жалеть всю жизнь о содеянном.
- Ты и так всю свою «новую» жизнь жалеешь о содеянном. О содеянном другими. О том, что сотворили боги, хотя, конечно, коришь за все свершенное себя, - постукивал паук.
- Глу-Атош, этот разговор не имеет смысла, я не настолько глуп, чтобы заключить сделку с потусторонним существом, которое знает даже больше богов Фархорна, - твердо ответил Азхольд, направившись к выходу из руин, однако паук не отступал, - в таком случае возьми хотя бы вот это.
Обернувшись, Азхольд никак не ожидал увидеть лежащую на земле под его ногами кожаную сумку.
- Что в ней? – с подозрением в голосе пробормотал он.
- Оригинал подписанного договора для Файриса и соглашение, которое я хотел бы заключить с тобой. Ты можешь выкинуть предназначавшиеся тебе документы в любое удобное для тебя время. Мне эти бумаги более не нужны.
Если бы не документы для господина, хранящиеся в сумке, Азхольд непременно запустил бы ее куда подальше, однако, особого желания ковыряться в бумагах и, выяснять какие из них принадлежат хозяину, а какие ему самому, у него не было. Потому он, состроив недовольную мину и бросив напоследок Глу-Атошу короткое «прощай», плотно укутался в свой балахон и, спрятав под ним сумку с документами, зашагал прочь с рыночной площади.
- До свидания, Азхольд, - прошелестел ему в след паук.