Предыдущее: http://www.proza.ru/2016/08/31/1942
-Предки так хотели – ты же слышала историю.
-Но,- Куриозале резко остановилась и оперлась спиной о чернильного цвета ствол дерева lechesse. Из длинных красно-фиолетовых, свешенных дугой к земле, листьев скапывал перечного запаха сок, немного лишь более светлый, чем листья. Девочка очень любила эту маслянистую влагу, а для ее подружки этот сок казался неприятным и странным. Однако Куриозале и не подумала срывать лист, чтоб напиться. – Но мы не можем этого делать. Мы не знаем, почему небо никогда не темнеет. Если у нас нет способности преображать свои мысли, то как наши предки могли ими пользоваться?
Амигансе попыталась отбить рассуждения подружки, но слова Куриозале были слишком сильными и нахально пробирались в голову девочки.
-Они были могущественнее нас,- ответила она наконец устало. – Ты задаешь слишком много вопросов. Если нас услышат...
-Нужно всего лишь вести себя тихо,- уверила та. – Держи свои мысли только для нас, и тогда все будет в порядке.
-Когда ты уже покажешь то, что нашла?- спросила Амигансе нетерпеливо, от беспокойства дотрагиваясь до гибкой коры лекессе. Она убрала палец, а след на стволе пропал только спустя какое-то время.
Куриозале посмотрела на фиолетовые заросли впереди. Девочка чувствовала, что Затемнение скоро наступит, поэтому нужно спешить.
-Бегом,- выдохнула она, и подружки одновременно пустились в сторону леса. Они тогда не боялись – их несло ощущение временной свободы и непреодолимого интереса. Куриозале хотела еще раз взглянуть на то, что назвала buoncleeurs – «красивыми оттенками» – хотела увериться, что ей не показалось, что это не было только воображение. Ведь тогда она стояла совсем одна, окруженная фиолетовой чернотой, даже свет никогда негаснущих небес с трудом пробирался сквозь волнистые ветви и листья arbustesse, тянущихся к небосводу и засланяющих его в неосознаваемом чувстве жадности. Только красноватая дымка грибов, светящихся тускло в темноте, удерживала Куриозалу от паники: там, совсем близко в непроглядном фиолете тьмы, раздавались звуки страшных животных, а она просто всматривалась в то, что нашла, и боролась с собой, не зная, что сделать – то ли остаться и последние мгновения своей жизни провести наедине с буонклеёрс, то ли пуститься наутек и надеяться, что зверь не догонет. К счастью, рычание и визг стали удаляться так же быстро, как и приблизились. Девочка, вжавшись в шероховатые ветки, прождала немного, а потом, почти не дыша, вышла из леса. Грибы она теперь называла luzzares – огоньками, но только про себя, когда никого, кто мог бы подслушать ее мысли, не было рядом.
Амигансе же во всем полагалась на подругу, и хотя вопросы, которыми задавалась Куриозала, по крайней мере возбудили бы удивление и ненужные разговоры, девочка тайком соглашалась с тем, что этими вопросами стоит задаваться.
«Ведь если наши предками были всемогущими и создали для нас целый город и написали правила, которые обеспечивают безопасную жизнь, если они любят нас, то почему отобрали у нас возможность преображать мысли? Другое было просто невозможно – никто не знает, из чего выстроены наши жилища».
«Я тоже никогда не видела такого. Подумала, что в лесу можно найти ответы, но там действительно слишком страшно,- ответила Куриозале. До черты фиолетовых деревьев оставалась еще половина пути, а бег исчерпал уже почти все ее силы. Амигансе, заметила девочка, бежит почти вприпрыжку, так легко, будто была она palomitasse. И в то же мгновение она ощутила отвращение к Сансатес, такое резкое и неприятное, что почувствовала вдруг себя дурно. Это отвращение было подпитано страхом и необъснимым трепетанием, которое испытывала девочка к самому только воспоминанию о Сансатес. А недавно еще она сказала Куриозале и ее матери о болезни, и в ней зародилась нелюбовь к самой себе, нелюбовь оттого, что она отличается от других. Нужно было выпить тот сок, а она, глупышка, этого не сделала. – Мне кажется, что в лесу мы найдем что-то очень важное».
«Ты говоришь это так, будто это просто»,- засмеялась Амигансе, и остановилась как вкопанная. Черта леса отчетливо выделялась – красное полотно грибов резко заканчивалось, и тут же ввысь устремлялись высокие стволы деревьев. Они росли так невероятно густо, и складывалось впечатление, что ветви одного дерева являются началом или продолжением следующего.
В голове Куриозале все еще эхом отражался звонкий хохот Амигансе, которая уже и забыла, что совсем недавно радовалась. Это чувство порабощало и ее, и Куриозала понимала: пройдет много Затемнений, прежде чем стена растений, синевато-фиолетовая у поверхности, постепенно преобретающая оттенок холодной голубизны и высоко в небе становящаяся голубо-зеленой, перестанет пугать и станет для них двоих чем-то обыденным. Девочка шла медленно, ей сильно хотелось спать, из-за чего страх вырастал в ней еще сильнее, завладевая ее мыслями.
Амигансе почувствовала эту перемену, хотела было спросить, в чем дело, но не могла дорваться до сознания подруги. Желая как-то помочь, девочка стала озираться по зарослям, высматривая дерево лекессе. Его сок никогда не заменит воду, но может придать сил на некоторое время, а ведь только этого и требуется. Она чувствовала приближение Затемнения, видела, как Куриозала беспомощно опустилась на грибы, которые, не выдержав ее веса, лопнули, как красная жидкость вытекла, мгновенно меняя цвет на серо-коричневый, а потом превратилась в едва заметную дымку и, растворившись в воздухе, пропала.
Делая боязные шаги между деревьями, Амигансе смотрела то влево, то вправо, но чем глубже она входила в темную чащу, тем слабее и более устало она себя чувствовала. В панике, девочка понимала, что и ее мысли начинают путаться и терять смысл.
«У меня получится»,- думала она без малейшего энтузиазма, пытаясь, чтоб именно эти слова возвышались над остальными. Очередное дерево arbustesse, такое грубое и непохожее на остальные, – у нее за спиной. Удерживать мысли в относительном порядке было уже практически невозможно, но тут, в фиолетовом, холодном мраке, ее взгляд зацепился за спасительный лист, она поднимала голову все выше, а дерево лекессе, источающее резкий перечный аромат, поднималось вверх все выше и выше, казалось, что оно дотягивается до теплоты неба, что оно живет этой теплотой.
Скривившись и убрав непослушные аквамариновые волосы с лица, она собрала остатки сил, чтобы сделать две вещи – не замечать противный для нее запах и сорвать длинный изогнутый лист. Упругий листок толщиной с палец взрослого Алманена не хотел ломаться и выгибался под странными углами, с легкостью выскальзывая из слабеющих рук девочки. Она уже забыла, кто она, зачем сюда пришла, где, собственно, находится это «тут» и зачем она отламливает лист. Наконец, лист поддался, со смачным звуком оторвался от ветви, а воздух вокруг Амигансе стал интенсивно пахнуть горьким перцем. Теплый сок, капающий быстро на ее пальцы, привел ненадолго девочку в чувство, а из глубины сознания вынырнула одна-единственная мысль: «Нужно помочь Куриозале». Бросившись стремглав к выходу из чащи, светящемуся далеко перед ней бледным небесным светом, Амигансе пыталась услышать мысли подруги, но напрасно. Она испугалась так, как никогда еще не пугалась, даже вылазка в лес не казалась ей такой уж опасной.
Девочка была уже на такой церемонии. Тогда тоже была такая же тишина – все Алманены держали свои мысли только для себя или медленно и особенно тихо переговаривались между членами своего дома. Никто тогда не радовался и ничего не делал – только лишь молчал, наверняка удерживая странные слова и от себя самого или наоборот – углублялся в них так, что никого не слышал.
А Сансатес – кричала со всей мочи, рассказывала какие-то истории на ей лишь понятном языке. Амигансе пыталась вытолкнуть непонятные, чуждые, оттого страшные слова из своей головы, но они оказались сильнее, и она слушала и слушала, а в голове ее рождались образы, дикие и чудные.
Амигансе выскочила из зарослей немного с другой стороны, к северу от того места, с которого вошла и, сдезоориентированная, обессиленно всматривалась в красный ковер грибов, уже почти потеряв надежду увидеть подругу. Наконец, слева от себя, совсем близко, она заметила тускло-зеленое пятно, которое наверняка было Куриозале, и едва передвигая ноги, пошла в ту сторону, одновременно прикрывая срез листа рукой. Сок сочился бледно-фиолетовой струйкой, покрывая ладонь липкой жидкостью.
Куриозале лежала без движения, ее кожа белела и тускнела пугающе быстро.
Амигансе постаралась заглушить мысли-воспоминания о той церемонии, но в голове буквально поселился образ прозрачного, недвижимого тела Алманена. Она остатками сил отказывалась замечать, как тускнеют и ее руки, раскрывающие подруге рот, подставляющие к нему лист с питьем. Если бы ей самой не нужно было пить, Амигансе вовсю бы расплакалась, но сейчас она просто беззвучно глотала обиду и страх, судорожно стараясь не отбросить лист лекессе и не закричать.
Прикосновение к своей руке она скозь пелену отчаяния и тоски заметила не сразу, а когда заметила, то прошептала тихо-тихо:
-Никогда мне больше такого не делай, слышишь?
Вместо того, чтоб ответить, Куриозале подумала образ. Palomitasse.
Животное появилось в Castello Antquess несколько Затемнений назад и отличалось от всего, что знали не только подруги, но и самые старые Алманены. Оно пришло из-за леса. Шло так быстро и красиво, будто наслаждалось походкой. И шло так странно и одновременно волшебно, вызывая те же эмоции, как и рассказы матери перед сном. Эти истории все прекрасно знали – ведь были это пересказы легенд о предках, но мама так по-другому их рассказывала, она не хотела ними напугать или внушить уважение, авторитет и страх перед предками – но восхищалась ими, говорила, что они не только нас любят, но и хотят, чтобы мы шли своей дорогой.
Паломитассе тоже шла своей дорогой, шла по небу и радовалась этому. А потом спустилась на гриб и стала перепрыгивать с одного на другой на длинных и тонких ногах. Она была ярко-голубая, голову она поворачивала со стороны в сторону, глаза она направляла то на лес, то на небо, то на грибы – и в глазах этих, заметила Куриозале, было то, чего не было в глазах ни у одного Алманена – желание познавать и узнавать, желание чего-то большего, чего-то недостижимого. И тогда девочка поняла: она хочет уподобиться паломитассе, хочет ходить по небу и увидеть то, что видит это животное.
Куриозале, ведомая интересом, расцвевшим в ней так неожиданно и так сильно, хотела дотронуться до нее, почувствовать ее, но паломитассе разложила длинные руки, искрящиеся в свете неба глубокой, темной синевой, подпрыгнула уверенно на длинных ногах – и убежала в небо. А девочке на мгновение почудилось, что видит она бесконечную синюю поверхность.
-Ты вся тусклая,- закричала Куриозала, переламливая лист посередине, и сок полился сильнее. – Держи,- подала она лист подруге.
Амигансе механически взяла его и приложила к губам. Она видела тот образ, и он не отпускал ее сознания.
-Ты думаешь, что паломитассе показала нам то, что она видела?- спросила она через несколько минут, когда почувствовала приятный прилив сил. Вкус сока лекессе ей все еще не нравился – но раз он спасает от жажды, пить можно и его. Когда нет ничего другого.
-Я не знаю,- ответила Куриозала, вставая. – Но если мы можем делиться с другими своими мыслями, то почему паломитассе не могут?
Попивая по очереди пахнущий перцем сок, подруги направились в лес.
-Но они так сильно отличаются от нас.
-Грибы, выстилающие землю под нашими ногами – теплые; прикоснись к своей коже, и ты почувствуешь тепло. Может, то, как ты выглядишь не зависит от того, кем ты действительно являешься.
Девочки снова остановились перед стеной из деревьев, посмотрели на себя, на листы в ладонях, на сок, окрасивший их пальцы и губы в странный оттенок, не похожий ни на зелень, ни на фиолет, и уверенно вошли в лес.
-Я тебе покажу буонклеёрс. Это не будет долго. Затемнение и так скоро начнется.
Стараясь как можно тише ступать по опавшим листьям и светящимся грибам, они забирались все глубже и глубже, но оборачивались, то и дело следя, чтоб не терять из виду полупрозрачное сияние неба – место, через которое подруги вошли в лес.
-Почему ты мне не покажешь их мыслями? Это бы уберегло нас от разных неприятностей,- сказала Амигансе, ежась от необычной, непроглядной темноты. Небо едва заметно светилось между густыми ветвями деревьев. Ведомая страхом и чувством дружбы, она не замечала темной ауры леса, а сейчас начала бояться.
-Ты же говорила, что нас не поймают.
-Я не имею в виду это. Ты могла...
-Но ведь ты меня спасла – нечего переживать. Кроме того, я хочу, чтобы ты сама их увидела, а не так, как видела это я.
-Суть и так не поменялась бы,- вздернула Амигансе плечами.
-А чувства, переживания? Нет – такие находки нужно увидеть собственными глазами. Сансатес рассказывает легенды на свой лад – у мамы они другие. Не знаю, как маме удается сохранять такое тепло.
-Хотела бы я, чтоб моя мама тоже так умела; но все ее рассказы полны мрака, как в этом лесу.
Амигансе не сразу заметила, что Куриозала остановилась в полушаге, но почувствовала, как ее мысли меняются. Светлые, немного спутанные, но наполненные радостью, они вдруг стали разорванными, будто что-то ей важное оборвалось в одночасье и больше никогда не возродится. Девочка обернулась расстроенно и увидела подругу, стоящую напротив дерева arbustesse. Оно ничем не отличалось от других – спрелетенный как будто из множества переплетающихся ветвей ствол был толстый и, Амигансе знала это по своему опыту, колкий и неприятный на ощупь; из стволов вырастали овальные, совсем тонкие темно-ягодного цвета листья. Она знала, что из этих деревьев делают лестницы и посуду, но совсем не понимала, почему Куриозала уставилась так на него.
-Еще одно Затемнение назад тут были буонклеёрс,- проговорила девочка с плачем в голосе.
Амигансе, с трудом отбрасывая неприятные мысли подруги, подошла к ней и тоже посмотрела на ствол дерева.
-Нам нужно уходить. Скоро начнется...
Но она не договорила – барьер, удерживающий мысли Куриозале лопнул, и ее окатила волна радости и волнения, такая, какая окатывает тех, кто ожидал и пережил чудо.
Из шипов на вершинах листов начало что-то вырастать. Сначала появился запах, совсем не напоминающий вонь перечного сока. Это был аромат надежды и света, тепла и беззаботности, чувства легкости и всесилия. Из шипа появился белоснежный бутон, сверкающий тем, что знают все Алманены с рождения – светом небес; бутон медленно разделялся на более мелкие лепестки, а они переливались всевозможными оттенками – от красного с примесью темно-розового, до интенсивно желтого, заменяясь затем мятным цветом и, наконец, преобретая темно-желтый, слегка апельсиновый оттенок.
Девочки всматривались и всматривались в буонклеёрс, забывая даже дышать. Они просто впитывали в себя запах и цвета, не пытались понять – но запомнить, во всех подробностях, то, что видели.
А потом в мысли Амигансе ворвалось расстройство подруги, и она поняла, что случится что-то плохое, и через мгновение, подобно раздавленным грибам, лепестки вдруг потеряли выразительность цвета – и потемнели одновременно, превращаясь в грязную дымку, на некоторое время зависшую в воздухе, а потом исчезнувшую, оставив после себя только пленительный запах, ни на что не похожий и такой приятный.
-Я надеялась, что на этот раз все будет иначе,- прошептала Куриозале почти бесшумно, задумчиво хватая тонкими пальцами воздух, который так недавно был «красивыми оттенками». – Это лучшее подтверждение того, что внешний вид не показывает настоящей красоты.
-Это было так красиво,- сказала Амигансе просто. – Что это были за цвета?
-Не знаю, однако теперь ты знаешь, что вокруг нас есть что-то большее, чем Старый Город, яркость неба над нами, синеватая прозрачность реки и однообразная фиолетовость леса.
Амигансе хотела что-то сказать, но замерла на мгновение, а потом только подумала:
-Животные сейчас будут здесь.
-Бежим.
И девочки пустились вон из леса, желая как можно быстрее перейти свечение неба среди ветвей и стволов и оказаться за пределами фиолетовых теней. Воображение подбрасывало им кровожадные образы, знакомые и известные им по рассказам матерей и других Альманенов, по еще более жестоким и слишком уж подробным описаниям Сансатес. Вой и крики, на которые не способны Алманены окружал подружек со всех сторон, отражался от деревьев и разносился повсюду. А свечение, означающее безопасность все никак не приближалось, казалось – наоборот убегало от них, скрывалось в непонятно откуда взявшейся листве. Краем глаза Амигансе заметила красное сияние глаз, яркие отблески зубов, а одновременно она чувствовала, как силы покидают ее. До выхода из зарослей оставалось совсем не много, а усталость и сон заволакивали ее сознание, перепутывали мысли. Клацанье злой пасти, ужасная вонь чего-то ненатурального, неживого – прямо за ней. Ведомая странным чувством, возникшим из ниоткуда, но окутавшее ее естество, Амигансе прыгнула, вынырнула из темноты и небезопасности, чувствуя, как недовольное ворчание уступает и удаляется – и упала плашмя на мягкие грибы. Какую-то секунду она видела грязно-туманную дымку, пахнущую убежавшей жизнью, а потом – чернота завернула ее теплыми объятиями и унесла в небытие...
-Я же говорил, Estimasse Sansates. Я видел, как кто-то сначала направлялся в сторону леса, а потом вбежал в него. И вот – доказательство.
-Известно тебе, Inocentel, кто это?- Сансатес властным, но одновременно уставшим жестом указала на Амигансе.
-Я не рассматривал, Уважаемая Сансатес.
-Ну так переверни этого Алманена так, чтоб я увидела его лицо.
Иноцентел небрежно перекатил девочку одним уверенным движением стопы, а лицо Сансатес уже не походило на каменную маску, но выражало холодное удовлетворение.
-Понятия не имею, кто это,- проскрипела она,- но дай ей воды. Я не хочу проводить перед Затемнением церемонии Remeteres.
Иноцентел достал из корзины, которую все время держал в руках кружку, прикрытую крышкой из пористого дерева и неуклюже приставил к бледнеющим губам девочки.
-Вот так лучше,- сказала Сансатес, удаляясь в сторону Старого Города. – Приведи ее к скале, даже привязывать ее не надо – она совсем девчонка, не станет убегать, поскольку не захочет навлекать на свой дом еще больший позор. И найди, из чьего она дома.
Сансатес проделала уже несколько шагов, но остановилась и, как бы не обращаясь к Иноцентелю, задумчиво произнесла:
-Правила не врут: перед Затемнением всегда найдется виновный. Так ведь, Иноцентель?- повернулась она к нему.
-Да, Уважаемая Сансатес,- ответил он, после чего взял Амигансе на руки и побрел на запад, к самому полноводному рукаву реки, к Pricipanse.
Сансетес уставила взгляд – Куриозале показалось – прямо на нее; и смотрела она так, будто с уверенностью знала, что кто-то спрятался за стволом арбустессе. Девочка пыталась сдерживать свои мысли, не позволяла им ускользать от нее в пространство, не позволяла им себя выдать. Наконец, Сансатес начала медленно уходить, а вскоре и вовсе скрылась из виду.
Куриозале ненавидела себя, ненавидела за то, что споткнулась; ненавидела себя за то, что не была сейчас с подругой, ненавидела себя за то, что была в сознании. Но больше всего ненавидела себя за то, что никогда не посмеет пойти к Сансатес и сказать ей, что была вместе с Амигансе.
Следующее: http://www.proza.ru/2016/09/02/1228