Стул Рудольфа Некорягина

Ярослав Полуэктов
   1
Мой почти ежедневный маршрут должен стать известен каждому разбирающемуся в нормальной литературе. Потому что мой маршрут гораздо проще, чем маршрут Леопольда Блума. Надеюсь, не надо вам объяснять кто такой Леопольд Блум, и чем он знаменит. А если не знаете, то берите книжку Дж.Джойса «Улисс» в 800 страниц и начинайте читать. Да-да-да, это тот самый: «От «Улисса» будут блевать даже гогттентоты» – газетная статья. Или вот: ««Улисса», нельзя подвергать цензуре, как нельзя подвергать цензуре анализ кала в больнице». Как вам это?
Лично мне нравится такое непредвязятое и честное отношение к книгам, и через них –  к их авторам. Про меня, буквально вчера, выразились похоже, причём выразился довольно уважаемый мною знакомый – теперь, выходит, что нагнал волну на себя самого, и, видно, по ночам будет думать, что слабовато меня уколол – чисто из жалости, и по этой причине станет уважаемым мною меньше. Хотя в любви к нему я никогда не признавался. Да и он мне тоже, хоть на прощанье и бросил – под видом: погляделись друг на друга и довольно с того: «Я рад был тебя увидеть. А то говорили, что ты будто совсем плох».
А я и не помираю. Я ответил, что я бодр и бегаю живчиком, и не только по тротуарам. И в доказательство того, что я жив, и даже пишу книжки, в которых описывыаю свои похождения, я полез в бумажник и вынул визитку с адресом сайта, где я второй год выступаю на бис.
На визитке  нет телефона – специально так сделано, чтобы лишние набивающиеся в друзья не звонили; а на обратной стороне записана цифра киловатт, снятого со счётчика.
Этот приём чисто для выпендривания перед кассиром РЭУ, чтобы не думали, будто все пенсионеры – полные дуремары и ума у них нет, и книжки де, по этой причине, писать они не могут
Отнёсся мой товарищ к визитке достаточно нейтрально; если не ассоциировать слово «нейтрально» со словом «никудышне». Но визитку взял. А, засовывая её в карман, прошёлся по моей литературе. Читал, мол. 
Выразился он о моём бумагомарательстве недостаточно высокохудожественно, если не признать, что совсем не  красноречиво, особенно против высказывания Эзры Паунда об Улиссе с его виртуозным объединением в логическую цепь «цензуры» и «кала».
Это делает мою стандартно «***вую» литературу, а он даже не добавил, что она редкого «графоманского типа», такой же непосредственной, как и оценка моего товарища, и как оценка Паундом творчества великого Джойса.
Уж простите за прямоту, но пара нецензурных слов отсюда –  это не моя прихоть, а это цитаты из его краткой прощальной речи, в духе безаппеляционного, неприкрытого фантиками реализма.   Я не посмел украшать её звёздочками или точками. Даже понимая, что с этой минуты лишаюсь пары сотен моих фанаток из пуританских семей, которые при словах «говно», «***» и тому подобное, краснеют и начинают растрезванивать своим подружкам, что тот писатель-графоман, которого они до сих пор читали и даже писали ему комментарии, на самом деле оказался хамом, извращенцем и распоследним матершинником.

***

В общем, читая «Улисса», когда, примерно к сотой странице, вы сообразите, что ни хрена не понимаете ни в литературе, ни в маршрутах, тем более в маршруте Леопольда Блума, который немножко ещё и Улисс, а вовсе никакой не Леопольд: да, там всё изобретательно напутано! то бросайте нахрен эту книжку.
И обратитесь вот к этой моей истории – да-а-а, зря я вам посоветовал Джойса... К истории простой и незатейливой.
И вообще не о путешествиях по городам, странам и кабакам, хотя и можно было бы запросто рассказать и эдак - это всё было как бы к слову. Или типа предисловия. Я не вижу тут особенной разницы.
И приложенный скрин – карта тоже к слову. К слову о городе Угадае, в котором я живу.

***

В общем, для того, чтобы пенсионеру выжить, ему нужно кушать.
Чтобы найти это «покушать», нужно для начала иметь деньги.
Ибо речь не о необитаемом острове, а о провинциальном городе…
Некоторые из аборигенов щас обидятся, дескать, город-то –  самый что ни на есть промышленный и культурный центр (ага, верим-верим, правда, наполовину)… и очень даже приличной области, которую неприлично называть старомодным словом «губерния».
Ну да и ладно. Бог им судья. А у меня свой бог, и своя мерка городов и губерний.
В общем, под деньгами для еды понимаются или денежные накопления, или обыкновенная российская пенсия.
Думаю, после этих слов, а также на основании карты, где – бабку гусями не корми – и так понятно, что ни о каких накоплениях не может быть и речи.
А как же, вон читатель уже посмеивается: маршрут-то проложен вовсе не по шоссе – стрелочек-то зачем понаставил? Ведь для правды же, а не для того чтобы запудрить… В общем, понимаем и хвалим. У читателя, может, точно так же денег мало, и он ходит точно такими же маршрутами – по тротуарам, без всяких крузеров и мерсов. В общем, не нужно никому никакой от меня лапши. Они согласны на уступку: трави, дескать, свою историю дальше, пока не надоел. Они любят, мол, разные истории; а если мне  удастся  их удержать, и если, не дай бог, им будет смешно, то, так и быть, они даже готовы посмеяться вслух.
А ведь я и не намекал ни на какой смех. Я всего-лишь объясняю пару часов моей жизни. Просто в этот день было немножко по-другому. Лишь поэтому я и затеял всё это.  Ну и истосковался немного по перу… хотя это и лишнее… так как явное враньё.

***

Итак, я вышел из пункта 1 в пункт 2. Маршрут помечен белыми стрелками.
Цель проста: заплатить в кассу РЭУ за жильё. Ну, то есть за коммунальные услуги. Отдал там… щас посмотрю… Та-ак, вот он чек. Там чёрным по белому: 1647 рублей 00 копеек.
Щас москвичи удивятся: как, мол, у них там, в Сибири, и особенно в этом неугаданном ими Угадае, всё хорошо и дёшево!
На что я могу сказать одно: «Приезжайте и живите. Разве ж вам кто-нибудь запрещает?»
За окошечком РЭУ – ничего интересного. Обычная тётя, и даже не строит глазок, хотя симпатичная: «Дайте  сто пятьдесят рублей».
Я порылся, и нашёл.
Зачем спрашивала? А чтобы пятистольником вернуть сдачу.
– Вам ещё интересно после столь явно лишних подробностей? Нет?
Чёрт побери! Тогда я щас. Я бегом… Но сначала в магазин. Чисто для хронологичного реализма.
Нужно на оставшееся бабло купить филейки бройлеров.
Ибо колбаса – полкило, и сало копчёное – одна штука, уже надоели. А мне сало нельзя, я же говорил, в одном из недописанных романов, где под видом меня выступает уже не Кирьян Егорыч – немножко сволочь, прохиндей и юбочник, а совсем иной человек. И даже имя его я забыл – в такие падчерицы пришёлся мне этот начатый и тут же брошенный роман. Может, и не роман вовсе, а обычная трепология в духе старичка Барта. Так в нём этот дядя гораздо моложе теперешнего прототипа, то есть меня. А одна невезучая дама, пишущаяся в любовницы, по пьянке назвала его даже «красивым». Тьфу, бля! МЕНЯ она так назвала, а вовсе не Кирьяна Егорыча – настоящего эротомана плюс дрочера на видеокартинки, сейчас с этим без проблем.
Кроме, разумеется, надписи во весь экран «Ваш компьютер блокируется Федеральными органами такими-то, штраф 2000 русскими рублями, перечислить за двое суток, иначе вечный бан на интернет, и займите заранее очередь в гражданский суд, и ждите в коридоре не меньше года, ибо нехорошо подолгу смотреть на красивые порнокартинки, а так вы всё поймёте».
Совсем я запутался с этими прототипами и псевдонимами: впору писать серию «Прототипы и псевдонимы». И там, блЪ, всех прототипов с псевдонимами, включая тараканов из головы перессорить и пострелять. Пожалуй, так и сделаю….
Я, то есть живой и очень даже материальный прототип Кирьяна Егорыча, у меня даже сердце есть и в нём две полудохлых артерии, быстренько пропустил это дело мимо ушей, так как по пьянке никакие комплименты не считаются.
Кроме того – пришлось бы обжиматься, а этого не хотелось бы – лучше в свою постельку, которая – вы не поверите – сделана из двух мотков тряпья, матраса из зимней полуветровки и пододеяльника в качестве одеяла. Всё накинуто на пол, а не на какую-нибудь, на худой случай, панцырную сетку. Так живут иные интеллигенты. В теплотрассе нынче, и у египетских трудящихся рабов три тыщи лет назад было цивильнее. Внешне, внешне. Ибо в теплотрассах и домиках египтян не было тёплых полов как у меня. Ибо в теплотрассах даже стены и потолок, коли он там есть, полыхают жаром; а у рабов снаружи жаркое солнце, а внутри – в их сырцовых мазанках ночью просто становится прохладно и хорошо, как на курорте у Рэджепа.
Да и зачем же, возвращаясь к теме женской любви,   обыкновенному мужику – а он же солдат и защитник родины, говорить, что он красив. Ведь он же не педик, чтобы верить в эту хрень! Он просто шнобелистый беспородник. И сохранился благодаря крепкой дедово-прадедовой генетике, которая произошла от земли, коней и огородов до горизонта.

(продолжение следует. Может быть)