Жизненный принцип

 
Каждая встреча с Юрием Юлиановичем Вейнгольдом сама по себе была мне интересна. Не уставала восхищаться его эрудиции, юмору, интеллекту. И его женой, Ириной Владимировной. Красивой, хрупкой, невысокого роста женщиной, с добрыми внимательными глазами, приятной улыбкой и тихим  голосом.
Она никогда не вмешивалась в наш разговор, но всегда, при уточнении деталей,  как будто чувствуя взгляд мужа,  негромко направляла беседу в нужное русло. Даже их компьютеры в рабочем кабинете стояли рядом. Самая большая комната в квартире, была отдана под него. И везде, куда не посмотришь, книги, книги, книги. «Море» научных книг по философии, медицине, психологии, психиатрии….
Они  со всех сторон, от пола до потолка. Всегда рядом, как добрые друзья. Протяни руку, и придут на помощь в нужный момент.  А ещё, фотографии: родных, друзей, однополчан…
 О том, куда позвонить,  когда выпить лекарство, с кем встретиться Юрию Юлиановичу, она ненавязчиво напомнит. Ласково дотронется,   слегка касаясь пальцами посеребрённого сединой затылка, и назовёт по имени, только ей дозволенным – Юрочка. А в ответ прозвучит трогательное «мамуля»…
- Пора обедать, - прерывает Ирина Владимировна наше общение и мы дружно перемещаемся на кухню. Борщ обжигающе горяч, и Юрий Юлианович просит охладить его сметаной. На столе вкусности – печёности, что называется «пальчики оближешь» и я не удержавшись попробовать пирог,  интересуюсь рецептом.
- Бог не дал мне дочерей, - говорит с улыбкой Ирина Владимировна, - но подарил мне невесток. И просит Риту написать мне рецепт шарлотки. Всё элементарно просто: взбить три яйца и полтора стакана сахара, добавить стакан муки, можно ваниль. Противень смазать, посыпать сухарями, выложить яблоки, сразу же вылить на них тесто и поставить в разогретую духовку.
Ничего сложного, уверяет Рита, главное, в течение 10-15 минут не открывать духовку, не бояться экспериментировать, и если заменить яблоки на груши, или даже дыню, то вкусовые качества от этого только улучшатся.
Мы обедаем, общаемся, Юрий Юлианович всё это перемежает  шутками-прибаутками, словами-перевёртышами, пением романсов и чтением стихов. Всё захватывающе интересно, притягательно и невольно поддаёшься очарованию этой дружной семьи и только диву даёшься, как через столько лет и призму жизненных невзгод пронесли  они взаимопонимание, нежность и терпимость? Как смогли  сохранить   свою любовь и на отрезке семейной жизни чуть более шестидесяти лет, не растерять чувства? В чём секрет этой семьи?
Вот, как всё начиналось, -начинает рассказ Ирина Владимировна.   
- Я. закончила медицинский институт в 1948 году.   В студенчестве  жила в общежитии, голодно, трудно, холодно. Двадцать человек в одной комнате,  всех национальностей: русские, евреи, татары, узбеки, таджики, киргизы. Общежитие не топилось. Спали мы так: сдвигали кровати, ложились по десять человек на пять матрасов, остальными пятью, укрывались. Вместо электрических лампочек комната освещалась керосином, налитым в бутылочки,  ели один раз в день «столовскую воду». Но трудности нас не останавливали. Мы хотели стать специалистами, чтобы приносить пользу обществу,  помогать друг - другу и людям…
Очень хотелось получить медицинское образование, стать врачом. Мы так  гордились своей профессией. Успевали учиться,  готовить себе кушать, стирать руками. Жили впроголодь, хлеба в магазинах не было. Продукты получали по карточкам.
 Учились, несмотря ни на какие трудности. По окончанию института, в июне, я успешно сдала госэкзамены и на вопрос комиссии, где бы хотела работать, ответила:
- В любой точке Киргизии, где смогу   приносить пользу.
 Меня назначили главным врачом Куланакской районной больницы.   Целый месяц жила мыслями, о том, как буду строить работу, какая ответственность на мне  лежит.   А пятого июля пришла получать документы и узнала, что после землетрясения,  нет Куланака, от него не осталось камня на камне.
Расстроилась, вышла в коридор, стою, чуть не плачу. Проходит мимо незнакомый мужчина, спрашивает:
-Что такая грустная? 
Отвечаю: - назначение не состоялось. - И рассказываю свою историю. Выслушал внимательно и, задаёт вопрос:
- Поедете со мной? У меня есть свободная должность врача-лаборанта.
Так судьба свела меня с Пивневым, заведующим Таласским облздравотделом.  Вечером приехала скорая помощь, машина-коробочка,   доверху набитая матрасами. Там уже сидело  пять моих сокурсников, я шестая. Поехали. Тесно, жарко,   а мы хохочем, нам весело. Стараемся рассмешить друг-друга чем ни попадя.  Подъехали к посёлку Кировка. Смотрю, вся больница в цветнике и зелени.  Обрадовалась, что в такой красоте работать буду. Все выходят, а Пивнев говорит мне и Вере Керженцевой, выпускнице педиатрического факультета из Москвы:
- Сидите, не вылезайте! Нечего вам здесь делать. Поедите со мной.
Так мы приехали в Талас. Жить негде. Разместил он нас в своей приёмной. Спальным местом был стол, а в голове стоял телефон. Какое то время, пока не нашли квартиру, жили там, прямо в кабинете.
 Пришла  я в поликлинику. Пивнев представил меня  главному врачу и говорит:
- Врачом-лаборантом работать можно, но жить на эту зарплату нельзя. Найдётся для неё ещё работа?
Главврач, отвечает:
- Найдётся. - И обращаясь ко мне:
- Вы не представляете, как я рад вашему приезду. Через полчаса ВТЭК. У нас очень сложный больной, который требует снять с него инвалидность. Поссорился уже со всеми врачами. Может, на вас не будет так реагировать?
Я пожала плечами:
- Хорошо, я его осмотрю.
А он продолжает:
 - Отнеситесь к этому очень серьёзно. Он  опасен. Журналист республиканского значения. Если пропишет  недобрым словом, вашей карьере конец.
Что делать? Иду на ВТЭК, а у самой коленки дрожат. Заходит высокий, красивый, молодой человек. Думаю, какой же он инвалид? Предлагаю ему зайти за ширму, раздеться по пояс. Разделся, смотрю, а на нём места живого нет. Шрамы от ранений. Подхожу к нему, чтобы послушать сердце, а дотянуться фонендоскопом до грудной клетки не могу. С моим-то ростом. На носочки вытянулась, еле-еле дотянулась рукой сердце послушать, а резинки из ушей выскакивают, короткие. Покраснела, как рак. Делаю безуспешно вторую попытку, третью, то же самое. Капли пота на лице выступили.  А он так на меня сверху с улыбкой смотрит и говорит: - Что вы мучаетесь? Посмотрите карточку, там всё записано.
Делать нечего, пришлось смотреть карточку…
Вот так состоялась наша первая встреча. Талас небольшой. Всего одна улица. Огромный дувал, то есть, забор, а за ним поликлиника, тюрьма, кожвендиспансер, церковь, магазин, парк с танцплощадкой, редакция газеты.  Хочешь, не хочешь, каждый день пути у всех где-то да пересекались, так как за этим дувалом протекала вся местечковая жизнь,  и это было место встречи всех живущих в нём людей.
Вскоре и мы с Верой стали частью жизни Таласа. Все к нам поначалу присматривались. Через какое-то время мы из приёмной  переселились на частную квартиру к одной старушке. Жили в  комнате, с земляным полом, посреди которой стоял топчан, на котором мы спали. Та смотрела на нас с жалостью и часто предлагала:
-Докторши, а, докторши! У меня борщок остался. Доедите?
Мы с Верой с радостью соглашались. Я хоть и работала на двух работах, а денег катастрофически не хватало.
 Как-то мама прислала посылку с мукой и сахаром, и мы с Верой решили испечь лепёшки. Поставили во дворе два камушка, на них сковороду,  распределили обязанности. Я разводила огонь, а Вера месила тесто.   Дую я на костёр, дую, а он не разгорается, хоть плачь. Всё лицо в саже, ничего не получается. Слышу из-за забора:
 - Девушка, здесь квартира не сдаётся?
- Какая ещё квартира?!- отвечаю сердито.
- Что ж вы, такая красивая,  а злая?
- Не разжигается!- оправдываюсь.
- Давайте помогу.
Познакомились. Стал  этот парень ухаживать за Верой. Вскоре я перешла жить к тёте Фросе. Комната полтора на полтора, бывший курятник. Посреди комнаты печка, которую надо   топить кизяками. Если мою кровать развернуть вдоль стены, то она закрывала дверь, поперёк – стояла горбом, как я только не изощрялась, чтобы выровнять постель.
Тётя Фрося, была изумительной, редкой доброты женщина. Очень заботливо ко мне относилась, жалела и ревностно следила за моей нравственностью.
Я в это время работала на три ставки: врачом-лаборантом, терапевтом и врачом  скорой помощи. Булка хлеба стоила на базаре 200 рублей, а моя месячная зарплата была 480. Посмотрев, что я голая, босая, нищенствую, тётя Фрося взяла меня на обеспечение:
- Докторша, плати мне одну свою ставку, это будет и за квартиру и за питание.
Жить сразу стало легче. Тётя Фрося всегда ждала  меня с работы. Если видела из-за забора кого-то из коллег,  провожающих меня, домой, выносила однозначный вердикт, - этот  нам не нужен.
Я втянулась в работу, свободного времени, практически не было  ни минуты.   Подошло пятое декабря, День Конституции.   Дочь тёти Фроси, девушка моего возраста, работала   секретарём в обкоме партии,      пригласила меня отметить   День Конституции с сотрудниками редакции местной газеты. Я согласилась.  И там мы с Юрием опять встретились. Сидели за столом рядом, и после вечера вместе пошли домой. И тогда, тётя Фрося, увидев нас вместе, впервые сказала:   Вот этот нам надо!
 Стали встречаться. Но как-то, придя на работу, услышала, как моя коллега, Хайдурова, насмешливо, в язвительной манере рассказывает, что видела меня   в кино, и изображает, как я, задирала голову и придерживала рукой  шляпу, чтобы посмотреть на высокого молодого человека. Тогда я решила, прекратить наши встречи и чтобы не идти в этот день  на свидание, попросила Любу, дочку тёти Фроси, сказать Юрию, что   буду  ассистировать врачу на срочной операции.
Не учла только, что для журналиста киргизского телеграфного агентства  нет  никаких секретов.  Обман сразу же раскрылся, после  его звонка главврачу и наше свидание состоялось.
Юрий очень трепетно, с большой заботой и любовью относился к своей сестре и маме. Помогал им материально, навещал.  Мои родители также жили в городе Фрунзе.  Поэтому, отправляясь в поездку, к своим, он спросил, кто мои родители, кто мама, кто папа, где живут и что   им отвезти?
Я попросила передать письмо, даже не предполагая, что находясь во Фрунзе, он не только подружится с моими родителями, но и перезнакомится со всеми родственниками. Но об этом, я узнала намного позже. А тогда, собираясь с коллегами встречать Новый год, мы решили отметить его в доме у тёти Фроси. Вдруг, приезжает  главный редактор   с Юрием, и   сообщает, что все врачи, и я в том числе, приглашены  на свадьбу к сотруднику редакции Иванову. И уже на свадьбе, когда заходит  разговор, о том, что все   женаты, и только Юрий холостой, он встаёт, достаёт из кармана бланки из ЗАГСа и объявляет меня своей невестой.
Первого января мне нужно было заступать на дежурство по скорой помощи.  В пять утра я вернулась со свадьбы Ивановых и одновременно, встречи Нового года, а в восемь, уже была на работе. На улице сыро, промозгло, лужи подёрнуты льдом, а  вызов срочный,- ребёнок кипятком обварился. Мчусь, возницу скорой помощи, подгоняю, тороплю: - Скорей! Скорей! И тут наша лошадь на всём скаку влетает в лужу, режет ноги льдом и останавливается.  И как мы её не пытаемся сдвинуть с места, и уговорами, и кнутом, и вожжами, ни в какую. Возница предлагает: - давайте, я возьму её под уздцы, а вы сзади толкайте.
Делать нечего.  Зашла в лужу, толкаю её сзади двумя руками, боты полны ледяной жижи, вся одежда в грязи, чуть не плачу, прошу её, «давай, милая, иди!» и наконец, она двигается с места.
Приезжаем по адресу, а ребёнка уже увезли в больницу.  Возвращаюсь, на работу    мокрая, продрогшая, усталая, а Вавилин - наш главврач,  спрашивает:
- Что ты пришла? Я тебя замуж выдал. Отговаривал, отговаривал, говорил, что ты вредная, а он, - всё равно! Женюсь да женюсь!
Прихожу домой, тётя Фрося сообщает:
- Приезжал Вавилин, привёз вещи твоего жениха.
Смотрю на чемоданчик, и меня  берёт оторопь.  Приходит он, Юрий, спрашиваю, зачем нам жениться? Мне надо ехать на специализацию. А он так спокойно, отвечает: 
- Раз надо, поедешь.
Так что днём нашего бракосочетания считается первое января 1949 года. А когда пришло время уезжать, чувствую, не хочу даже на минутку, расстаться   так нам хорошо вместе.
От папы телеграмму из Ленинграда получили, где он поздравлял меня с замужеством. И приписка, «Помни, что погоду в семье, делает жена».
Так началась наша семейная жизнь. Стали жить, несмотря на  тяжелейшие материальные трудности. У Юры во Фрунзе мама и сестра-школьница. Отца арестовали, как врага народа, когда ей было восемь, а ему ещё не было шестнадцати лет.    Он рано пошёл работать, чтобы  помогать  семье. Десять лет   отдавал им всю свою зарплату, оставляя на жизнь только гонорары. Вскоре и гонораров не стало. В мае 1949 года начались гонения репрессированного характера. Юру обвинили в связи с репрессированными. И хотя он и друзьям, и врагам объяснял, что просто встретился человек, который уверял, что виделся в лагере с его отцом и обещал рассказать о последних днях его жизни. Потом, оказалось,  что эти встречи и вменялись ему в вину.
   Юра цеплялся за каждую ниточку, чтобы хоть что-нибудь узнать об отце. Всё время его разыскивал. А оказалось,  это была провокация. Юрин  отец никогда не был в лагере. Он находился во внутренней тюрьме КГБ в Новосибирске.
Тем не менее,  в результате этой встречи с незнакомцем Юра остался без работы с формулировкой «Уволен, как недостоин  работать  корреспондентом  в КИРТАге».
Жить стало очень тяжело. Я уже носила под сердцем нашего первенца. Однажды, прихожу домой, а тётя Фрося встречает меня  смехом:
- Ты знаешь, что меня Витька   спрашивает? - Витька, это её сын четырнадцати лет. - Когда дяди Юры не было, тётя Ира песни пела, а сейчас блюёт, да блюёт.
Посидели с ней, пообщались,  о своём, о женском. А на следующий день, заведующая нашей поликлиникой, муж у неё в КГБ работал, говорит мне: - Если ты сегодня ночью не уедешь,  завтра у тебя мужа не будет.
Прибежала домой в панике. Говорю, надо уезжать,  вот так сказала Хайдарова.  А Юра в ответ:
- Я никакого преступления против власти не совершал, никуда не поеду.
В то время судили даже за прогулы. Я Хайдуровой очень верила. Понимала, чем это может закончиться, и чем она рискует, предупреждая меня.  Побежала к Марьям Мулатовне Хубиевой, нашему акушер-гинекологу, моей приятельнице, рассказываю, что сказала Хайдурова. Та, по комнате мечется,
 - Что же делать? Как помочь?
Потом, как осенило, спрашивает:
- Сколько у тебя беременность?
- Четыре месяца. – говорю:
Она на свой страх и риск, выдаёт мне больничный, и я бегу домой. Весь наш скарб поместился в мешок от матраса. Где-то Бог послал грузовик. Побросали, сели, едем. Страх такой. Без вины - виноватые. В любую минуту ждём ареста. 
Приезжаем на станцию Джамбул. Берём билеты на поезд до Фрунзе. Мешок со скарбом в вагон не разрешают заносить, не габаритный. Требуют, чтобы в багажное отделение  сдали. Пока сдавали, поезд ушёл. Пошли билет менять. Уехали только на следующий день. Приехали, выходим на платформу, там стоят таласские сотрудники КГБ. Думали, что за нами. Оказывается, нет.  Тот поезд, на который мы опоздали,  сгорел и люди погибли.   Как будто Бог отвёл нас от смерти.
Пошла я на работу устраиваться. Посмотрят на мой живот и не берут. Мужа тоже никуда не берут. Всё очень сложно. Как  жить? Ребёнок родился, радоваться надо, а кажется, что жизнь зашла в тупик, и выхода нет. Решаю ехать с ребёнком  работать в район, чтобы материально, было хоть как-то, получше. Условий никаких. Но выбирать не приходится, устроилась на работу в районе. И тут, с проверкой, приезжает мой бывший сокурсник по институту, работник райздравотдела. Увидел, говорит, - давай ко мне, помощником.  Как раз освобождается место. Человек уезжает работать на Братскую ГЭС.
1951 год. С этого момента начинается наша самостоятельная жизнь. Моя зарплата, как заместителя заведующего райздравотделом, 300 рублей. Ребёнок ходит в детский сад. Юра заканчивает  заочный юридический институт и преподаёт в техникуме, хотя значится лаборантом. Я в постоянных командировках. Бумаги, проверки, отчеты… И тут, я встречаю своего преподавателя по психиатрии. Расспрашивает меня, что, как? Предлагает ходатайствовать о моём  зачислении в ординатуру. Я с радостью соглашаюсь. Прихожу на кафедру, к профессору,  счастливая, окрылённая, и слышу:
- Вы мне не нужны. Мне нужен молодой человек, не обременённый семьёй, а обременённый мыслями о науке. Завтра вы придёте и скажете, что ждёте второго ребёнка. А наука ждать не будет. До свидания.
Делать нечего, остаюсь ещё  работать в райздравотделе. На следующий год мне говорят:  - Николай Витальевич, профессор,  уехал в отпуск. Подавайте документы, есть шанс на поступление в клиническую ординатуру. Подаю документы и только когда получаю приказ о своём зачислении, иду    увольняться с прежнего места работы.
 Когда зашла и сообщила  начальнику, что ухожу, он молча встал из-за стола, взял меня за плечи, развернул, вывел в приёмную и сказал секретарю такую фразу:
- Больше её ко мне не пускать.
Вот так, оказалась между двух огней. С одной работы  не пускают, на другую ещё не берут.  Прихожу к Николаю Витальевичу. Он увидел меня:
- Я же   сказал, вы мне не нужны.
Говорю: - Есть приказ о моём зачислении.
- Идите в ординаторскую, знакомьтесь, - ответил нехотя, и, как мне показалось, угрожающе, профессор.
Я всегда с благодарностью  вспоминаю о нём. Был очень строгий, но добрый и справедливый. Поначалу, устроил мне проверку на грамотность, на умение ясно излагать свои мысли. Прочитав мной написанное, улыбнулся, сказав: - сработаемся. Для меня это была очень высокая похвала. Умнейший человек. Учитель с большой буквы. Наши отношения сложились как деловое, научное партнёрство и близкий по духу союз. Впоследствии, мы очень хорошо дружили семьями. Это были интеллигентные, в высшей степени образованные и порядочные люди.
 До сих пор храню в памяти четверостишье, посвященное мне  заведующим кафедрой госпитальной хирургии Киргизского медицинского института, хирурга Максима Ефимовича Фридмана:
«Ты психов, усмиришь, в момент,
И буйный, станет тихим.
Тобой доволен оппонент,
И предовольны психи.»
Когда решила рожать второго ребёнка, боялась   сказать об этом на работе, пока «тайное не стало явным». Когда родила третьего,  начинался учебный год, я уже была кандидат – ассистент кафедры.
Что было делать? Ребёнку исполнилось чуть больше месяца, пришлось определить его в детские ясли.   Юрий Юлианович к этому времени  преподавал в сельхозинституте, заведовал кафедрой.
Начала работать и я над докторской диссертацией -  «Психические расстройства позднего возраста». Затем, мне предложили  другую тему «Эндокринология в психиатрии». Третью докторскую по эпидемиологии и клинике сосудистых заболеваний, уже готовила под руководством профессора Баньщикова В.М. Приехала к нему на усовершенствование, и как-то  сразу наладились отношения. Оценил моё чувство юмора и профессионализм. Сразу же попросил читать за него курс лекций.
Работа, студенты, семья, дети, диссертация… Сейчас, даже сама удивляюсь, как всё успевала?
В 1953 году, когда после смерти Сталина была грандиозная амнистия.   Мы тогда жили в селе, расположенным далековато от города и от милиции.  Было страшно. Я мечтала хотя бы о собаке, чтобы как-то обезопасить нашу жизнь. Очень хотела   кавказскую овчарку. И вот, мне её подарили. Это была необычная собака,  она не лаяла, а сразу бросалась на защиту, при виде нападающего. Вела себя тихо, и это всех устраивало. Так как наша соседка была очень чувствительна к звукам, то она ей не мешала.
И вот произошел такой случай. Как-то, сижу в саду на брёвнышке, у себя дома, в Аламедине. Готовлюсь к сдаче кандидатского экзамена по философии. Вдруг, открывается калитка и прямо на меня идёт человек с ножом в руке. Я стала пятиться. Пячусь, пячусь, прямо к собачьей будке. И вдруг, в полной тишине, овчарка бросается и хватает этого человека. Еле её оторвали от его груди. Как оказалось, мне угрожал психически больной человек, включивший меня в свой бред. Собака спасла мне жизнь.
…Спустя семь лет после смерти Сталина, идём по улице, подходит к Юрию Юлиановичу  какой-то неприметный человек из толпы, в гражданской одежде, спрашивает :
-Вы, Вейнгольд?
-Да.
-Зайдите завтра в горком партии, во  столько то.
Кто, что, зачем? Развернулся, ушёл.  На следующий день  Юрия Юлиановича восстановили в партии, взяли на работу в ТАСС. К этому времени он уже  серьёзно занимался философией.
Прошло время, он защитился, получил звания: доктор философских наук, профессор, Заслуженный деятель наук РФ, Почетный работник высшего профессионального образования Российской  Федерации, Почетный член (академик) Международной академии наук высшей школы, Почетный член (академик) Российской Академии естественных наук, Действительный член Российской академии гуманитарных и социальных наук.    
 Юрий Юлианович, видный специалист в области теории познания, проблем социальной воли, теории личности, национальных отношений, теории и истории религии, и её антиподов.
При его непосредственном участии 66 соискателей защитили кандидатские и 27 – докторские диссертации. Трое из них стали членами –корреспондентами национальных академий наук, один – вице-президентом АН Монголии. Юрий Юлианович – автор 11 монографий, 20 книг, свыше 200 статей, 25 брошюр и учебных пособий.
Имя «Юрий Вейнгольд» включено в энциклопедический словарь «Философы России ХIХ -  ХХ столетий. Биографии, идеи, труды». В числе его наград – медаль «Человек года» Кембриджского  международного биографического центра, американским Биографическим институтом он включен в книгу «5000 знаменитых людей мира».
Я сижу у них дома,  в рабочем  кабинете, бережно перебирая    награды Юрия Юлиановича Вейнгольда. В них вся его военная биография,    нахождение в составе действующей армии в период боевых действий на Ленинградском, Волховском, Карельском и Первом Дальневосточном фронтах  с первых дней сорок первого и по сентябрь 1945 года.  Участие  в боевых действиях: оборона Ленинграда, форсирование реки Свирь, освобождение городов Ленинграда, Петрозаводска, Кандапоги, освобождение Печенгской области, освобождение Манчжурии. Среди документов, благодарственная грамота Верховного Главнокомандующего генералиссимуса И.В. Сталина. За годы войны  был трижды ранен, дважды контужен. Одно из тяжелых ранений получил в боях за освобождение Маньчжурии. Награждён орденом Отечественной войны 1-й степени (№1525518), орденом Красной Звезды (№1104477), медалями  «За отвагу»(1167057), «За боевые заслуги»(1665061), а также «За оборону Ленинграда»,  «За оборону Советского Заполярья», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.»… Есть и необычный чешский орден «За храбрость». Если ещё прибавить награды, полученные за освобождение Японии, то можно себе представить, какой боевой путь прошагал этот удивительный, незаурядный человек.
Национальным комитетом общественных наград, «За мужество и героизм» проявленные в годы Великой Отечественной войны награждён орденом «Великая Победа»» (№264). Решением Высшего Совета Главной премии России «Профессиональный защитник Отечества» Юрий Юлианович награждён памятной медалью «Воину-победителю». В наградном удостоверении к ней написано:
«В медали сей – земли крупицы, Священных мест былой войны.
Ты, славный воин – победитель, В знак благодарности прими»
    В «копилке»,  серебряные медали ВДНХ СССР,  грамоты Министерства народного образования Киргизской ССР, нагрудный знак «Отличник народного образования», «За отличные успехи в работе»   министерства Высшего образования СССР, Почетная грамота обкома КПСС и Белгородского облисполкома, грамота  Белгородской областной администрации, более 50 грамот Всесоюзного и республиканского общества «Знание», 5 грамот ЦК ВЛКСМ, настольная медаль  «50 лет ВЛКСМ», нагрудный знак  «Ударник десятой пятилетки», три памятных знака и Почетный знак Советского комитета ветеранов войны, нагрудные знаки «Ветеран Волховского фронта, участник битвы за Ленинград», «Ветеран Карельского фронта …
 А что же Ирина Владимировна?   Она  при переезде из города Фрунзе, в город Белгород, сменила должность доцента кафедры психиатрии на должность доцента кафедры психологии. Двадцать потоков студентов выпущено ею в городе Фрунзе, и столько же в Белгороде. За её плечами, сложная, и в то же время счастливая, как она считает, жизнь. Жизнь, которая кроме трудностей и печалей, дарила и радости, и встречи с хорошими людьми. Подарила ей любимого человека, радость материнства. любимую работу, уважение коллег. Для их семьи,- говорит она, -  путеводной звездой всегда был  простой принцип, который хорошо выразил поэт Сергей Островой:
« В жизни по-разному можно жить.
В горе можно. И в радости.
Вовремя есть. Вовремя пить.
Вовремя делать гадости.
А можно и так: на рассвете встать,
И, помышляя о чуде,
Рукой обожженною солнце достать -
И подарить его людям».    И  тогда, всё будет хорошо.