Недавно я беседовал со своим родственником по телефону, работающим в контрольных органах. Он - мужик суровый, но когда рассказывает о разнообразных ябедниках, с которыми имеет дело, веселится. Даже своего рода коллекцию интриганов собрал. Я поделился с ним одним персонажем, с которым столкнулся в Москве. Я учился в аспирантуре института социологии.
Трифон, мой однокашник, приехал из Сибири. Это был здоровенный парень, правильный во всех отношениях. Он явился в институт с комсомольским значком на лацкане пиджака. Довольно скоро его назначили руководителем ДНД. Им лично было задержано несколько 80-летних бабуль, торговавших семечками в неположенном месте. Не в меру активный тип насторожил даже милиционеров. Те таких бабусь разве что попугивали и набивали свои карманы халявными семечками.
В то время по стране шла горбачёвско-лигачёвская компания по борьбе с пьянством. Было, где разгуляться народному дружиннику. Он стал грозой алкашей.
Однажды я сам стал свидетелем гражданского пыла коллеги. Как-то на остановке троллейбуса на улице Горького моё внимание привлекло некоторое оживление неподалеку. Гляжу – Трифон. Он в лыжной шапочке, в несвежей спортивной форме, поношенных кроссовках, с красной повязкой на руке и... со свистком во рту. Мой коллега вёл себя агрессивно – как шавка бросался на презентабельного с виду высокого мужчину и одновременно и панически дул в свисток. «Зайца поймали!» - послышалось. Безбилетник был в лайковом плаще и шляпе, и кейс был у него не дешёвый. Он, совершенно сконфуженный, то в одну сторону повернёт, то в другую, а неуёмный Трифон, судя по всему контролёр, продолжал его преследовать. Это было ещё то зрелище! Одна тётушка бросила мужчине: "Ты заплати рубль этому окаянному, отстанет!" Но безбилетник упирался. Ещё минут десять слышны были трели свистка. Видимо, «заяц» петлял, и они доносились из разных мест. Тут я поднялся в троллейбус. Четырёх копеек у меня не оказалось (столько стоил тогда проезд в нём). Я, от греха подальше, опустил в кассу пятак.
В науке Трифон был также неумолим. Он специализировался на критике западных учёных и расправлялся с ними как хунвейбин - называл их «цепными псами буржуазной пропаганды», разве что не призывал «размножить лопатами их собачьи головы».
Он регулярно, по графику посещал московские театры и после каждого визита ставил отметку в своей «толстой» тетради в графе «культурное мероприятие». Не чуждался этот тип походов по магазинам. В свою «толстую» тетрадь Трифон записывал их названия. Для большей очевидности пользовался красной пастой.
Чем не находка для хохмачей? - спросит кто-то, и я соглашусь.
И вот над ним пошутили. Его, провинциала, «послали куда подальше» на поиски итальянского супермаркета. После долгих поисков по указанному адресу он застал совсем другое заведение. Трифон не стал выяснять отношения с обидчиком, хотя мог - потешник доставал ему по грудь. Он пошёл другим путём и проявил себя весьма определённо – накатал письмо в комсомольскую организацию. Мол, имело место «издевательство над соратником по комсомольской организации». Заявление рассмотрели. Но времена были уже другие. На заседании бюро его члены соревновались, кто лучше изобразит Брежнева. Смеху было много. Под конец на всякий случай приняли решение обязать обидчика извиниться.
Тут бы угомониться хохмачам, но...
Один сотрудник пожаловался другому на пучение в животе. Второй подсказал первому несколько народных средств и тут же плавно перешёл на байку «из жизни замечательных людей». Из неё следовало, Трифон родом из одного из медвежьих уголков. В той деревне народ на досуге забавлялся своеобразно. Наедятся сельчане ржаного хлеба и запьют квасом, а потом чечётку выдают на завалинке. Этакий театр метеоризма. Со своим катарсисом, характерными персонажами. Среди них и старый дед, молодец, или молодка какая-нибудь. Даже для представителя местной интеллигенции – учителя школы роль нашлась. Первый парень на деревне, пуская ветер, выводил рулады. Кульминацией был его рекордный по длительности высокий звукоряд. Все замолкали и ждали, когда он закончится. Рассказчик при этом изображал ожидание. Комический эффект создавал «старый дед», который по-простецки без затей гонял ветры...
На этот раз в заявлении в парторганизацию Трифон обвинил авторов побасенок в народофобии. Жалобщик правильно «понимал» текущий момент. Дело в том, что в институте пострадал один профессор, в книге которого также усмотрели народофобию. По этому поводу в коридоре вывесили постановление парторганизации. Народ с опасливым благоговением знакомился с грозной эпистолой. Проштрафившийся учёный советовал не искать вредителей, спаивавших народ. «Не надо было самому народу уши развешивать, а то дураков, как известно, и на обедне бьют!» Профессор процитировал пословицы и не был понят.
Но вот грянул гром – перестройка. Парторганизация не помедлила перерядиться – того учёного восстановили во всех званиях. Не успев испить горькой чаши пострадавшего от режима, он вдруг стал почитаем в научных кругах. Под шумок не стали рассматривать заявление Трифона.
Кстати, у того случилась неприятность. Его диссертацию отклонили. Ему предложили поменять акценты. Дескать, не надо так круто с западными коллегами обходиться. Надо бы упор сделать на творческом заимствовании из их теорий.
Потом мы разъехались по домам. Я в Тбилиси, он в "Сыбыр", как я выражался на грузинский лад. Интересно, по-прежнему ли он пописывает уже в новые инстанции? Того гляди, теперь апеллирует к правам человека, к новой идеологии.