«Дон Хуан знаками показал, что он — Хуан»
(Из «мемуаров» Карлоса Кастаньеды)
И на груди его могучей,
Болтаясь в несколько рядов,
Одна медаль висела кучей -
И та «За выслугу годов» !!!
ДРУГИЕ МЕДАЛИ и ОРДЕН - приколоты на тужурке, а эта пришла только
сейчас " 100 ЛЕТ МОРСКОЙ АВИАЦИИ РОССИИ" - УМЕНИЕ ПОСМЕЯТЬСЯ НАД СОБОЙ -
ЛУЧШАЯ ГАРАНТИЯ ОТ СТАРЧЕСКОГО МАРАЗМА...» (Я думаю возражающих против этого
постулата не найдётся?)
ПРОЛОГ
Васильевич, ты обещал написать о Бахолдине Анатолии Григорьевиче что помнишь. Я, конечно, не в упрёк, но вдруг обнаружилась внучка моего комэски с трогательным письмом о впечатлении на мой рассказ "Как я познакомился с Богом". Инесса Сергеева пишет:
« Спасибо Вам большое! Читали с мамой и плакали, Вы Его очень точно описали. Дед именно таким и был - требовательный и веселый. Непростой характер, конечно, зато какая любовь к небу, ведь он, наверно, только небо любил больше своей семьи».
Инесса Сергеева.
Мы с ней пообщались в личке. Она сделала видеоролик в память деда.
https://ok.ru/video/87865035416
( Владимир Судаков)
Примечание: хочу заранее на всякий случай извиниться перед читателями, если я этот случай уже описал в одном из своих рассказов. Их у меня уже 116 не выдуманных историй из жизни на прозе.ру и издано уже шесть книг в общей рубрике «Морская авиация как она есть». Просто хоть тресни, но не помню, я этот эпизод уже описывал в своих «опусах» или просто кому-то рассказывал? Поэтому, я думаю, ничего страшного, если повторюсь - хорошего человека можно не раз вспомнить.
Чтобы Вы поняли лучше суть проблемы, поясню на таком примере. Как инструктор по горным лыжам и Кавказским тостам, я более 30 лет был зимой на Кавказе, поэтому в моём активе более 86 «Кавказских» тостов (образно выражаясь), часть из них я придумал сам. Самое главное — среди них ни одного серьёзного. Они все юморные.
« Так выпьем же за то, чтобы у нас всё было, но нам за это ничего не было !!!» - это то же «Кавказский» (смеюсь) — только укороченный. Или
«Настоящих мужчин поздравляю с праздником, остальных — просто с хорошей погодой. Напоминаю - без дэнег ты самец, и лишь с дэньгами — мужчина. Так поднимем бокал за милых дам, чтобы их окружали только настоящие мужчины !!!» И т. д. в таком же ключе. Есть и настоящие Кавказские тосты «про птичку, которую жалко, т. к. она упала на дно самого глубокого ущелья», но они все длинные, да ещё с алаверды, поэтому здесь не привожу.
Верх примитивизма считаю тосты, типа «Здоровья, здоровья и ещё раз здоровья !!! Остальное — купим». Я таким умникам отвечаю: «Ви знаете, на «Титанике» все были здоровы, но им это не помогло», блин.
Так в чём проблема? - спросите Вы. А проблема в том, что когда Вы знаете всего три тоста, то за период долгого застолья Вы точно помните, что вот этот и этот тост я говорил, а вот этот ещё нет. А когда у Вас их в загашнике 86, то бывает, через часа три-четыре праздничной трапезы ты по невнимательности выдашь тост, который оказывается уже говорил. Так и с моими рассказами - так что не обессудьте, если иногда я повторяюсь. Как истинный самурай с возрастом я стал ленив, и мне не досуг перечитывать свои же «опусы», чтобы проверить, писал я уже об этом или не писал? Повторяю, о хорошем человеке можно и нужно говорить не раз. И именно о таком человеке у нас с Вами пойдёт сейчас речь — о легендарном командире эскадрильи 170 мрап, 57 мрад, заправляемом днём и ночью «Лётчике-снайпере» Анатолии Григорьевиче Бахолдине, с которым мне год посчастливилось служить в одном полку и проживать в одном доме, и на одной лестничной площадке в гарнизоне Быхов, что в Белоруссии.
А знакомство наше произошло так. 35 ОАЭ на ИЛ-28 успешно разогнали, распихав лётчиков кого куда. Я с должности зам.комэски попал командиром отряда в Быхов в 170 мрап. Причём Командующий ВВС БФ Анатолий Иванович Павловский приказал мне прибыть к новому месту службы 2 ноября 1976 года как раз накануне 3-х или 4-х дней праздника, где выходные совпали как продолжение 7 и 8-го ноября. А мотивировал это решение тем, что если я в кратчайший срок не переучусь, то БГ дивизии резко упадёт, и супостат возьмёт её голыми руками. Но переучиваться на новый для меня самолёт дальний дозвуковой бомбардировщик-ракетоносец ТУ-16к-10-26 велел самостоятельно, что значительно скучнее, чем когда ты в потоке.
Меня соответственно представили личному составу полка на общем построении и разрешили на службу не ходить, дабы не отвлекаться от секретной библиотеки, где я брал РЛЭ и прочие документы по самолёту ТУ-16, опять же все инженеры полка находились там в штабе на первом этаже. Если надо было спросить какой вопрос, далеко ходить не надо. Прозанимался я так четыре дня, 6 ноября короткий рабочий день до обеда, подвели итоги и всех отпустили праздновать.
Я в новом гарнизоне ещё друзьями не успел обзавестись, кашников на тот период тоже ещё ни кого не было, семья осталась в Храброво под Каленинградом. В общем, весь в минорном настроении зашёл в буфет Дома Офицеров, взял пару бутылок пива с рыбой, сижу и размышляю, как мне провести эти четыре дня выходных, одному-то скучно. Тут заходит черноволосый бравый подполковник, (лишь потом я узнал, что это командир второй эскадрильи Бахолдин), посмотрел на меня и говорит: «Ну, что, майор, скучаешь? Не знаешь, куда себя деть? Сегодня у твоего комэски Кузовенко день рождения. Возьми коньяк и иди поздравь», - и с этими словами он вышел.
Сначала я не воспринял его слова серьёзно. Как это так, пойти на день рождения — меня же никто не приглашал. Это просто нагло и не прилично, тем более, идти к своему непосредственному командиру. Но после распития первой бутылки пива в голове с фуражкой 53 размера мелькнула мысль: « А может действительно попробовать, деваться-то некуда. И даже если выгонят, ну и что? То после распития второй бутылки пива я сказал себе: «Какую классную идею подсказал этот подполковник. Тем более, сразу и познакомлюсь поближе в неформальной обстановке». Сказано — сделано. Тут же в буфете взял бутылку коньяка и прямо из Дома Офицеров позвонил: « Сергей Тихонович, это Ваш новый командир отряда майор Чечельницкий. Разрешите зайти, лично поздравить с днём рождения?» После паузы Кузовенко ответил: «А что, заходи. Адрес...»
Через 10 минут я уже жал кнопку звонка его квартиры. Открыл сам командир эскадрильи, провёл в комнату. «Мама мия», - вижу, сидят командир полка Виктор Петрович Ломаев с женой. Зам по лётной Олег Полетаев с женой. Остальных я просто не запомнил, кажется были замполит полка подполковник Пупынин, впоследствии генерал и ЧВС ВВС СФ, начальник штаба подполковник Коваленко, было ещё ряд гостей. В общем, меня усадили за стол, что-то налили и попросили сказать тост для именинника. Стеснение у меня враз прошло. Я же уже два года как встал на горные лыжи. Сезон на Кавказе, сезон в Карпатах — а это Вам не хухры-мухры, чему-то успели научить кроме лыж. Кроме того, выпитые две бутылки пива очень даже, скажу я Вам, способствовали красноречию. Выдал Кавказский тост про друзей, очень умный, длинный и многозначительный — окончание: «… Во дворе конь стоит, на коне невеста
сидит, а к седлу приторочена голова кровника. Всё друзья сделали. Так пожелаем имениннику всю жизнь, чтобы его окружали только такие настоящие друзья, но поводов проверять их дружбу было по возможности меньше!» Тост всем понравился, я сразу стал своим, т. к. внёс свежую струю. В общем, лёжа вечером в гостинице, я с благодарностью подумал о подполковнике Бахолдине, который подал эту идею, и которую я так блестяще реализовал.
Прошёл месяц, в гарнизоне сдали новый дом, в котором мне предоставили двухкомнатную квартиру на втором этаже, а соседом у меня по лестничной площадке напротив оказался командир эскадрильи подполковник Бахолдин. Я забрал с Храброво жену с двумя детьми. Быстро навели марафет и решили обозначить новоселье. Естественно, помимо командира полка, заместителей, своего комэски и ещё ряда гостей, я сделал приглашение и своему соседу напротив, но Анатолий Григорьевич решительно отказался: «Вася, не обижайся, но с тех пор как меня подставили, я ни к кому в гости не хожу и к себе никого не приглашаю».
И дальше он объяснил, как однажды сходил в гости к одному своему командиру корабля на «обмывание» звания «капитан». Ну, естественно, говоря тост, сказал: « Желаю дорасти до генерала, но сначала без задержки получить первое звание старшего офицера - «майор». А через пару месяцев начинается новый учебный год. В полку кроится новый боевой расчёт, кого-то выдвигают на новые должности, но этот командир корабля туда не попадает по причине своей молодости. И вдруг его жена пишет «пасквиль» на имя командира дивизии, копию в политотдел, где во всеуслышание объявляет, что подполковник Бахолдин, будучи у них в гостях, при всех обещал поставить её мужа командиром отряда дабы тот досрочно получил майора, и при этом требовал, чтобы ему наливали коньяк ещё и ещё. Было длинное разбирательство в полит органах с проведением очных ставок, обещал Бахолдин или не обещал? А поскольку кто-то из гостей не подтвердил, но «вспомнил», что командир эскадрильи что-то про майора говорил, Анатолию Григорьевичу поставили на вид и сделали выговор за то, что он пьёт со всеми своими подчинёнными. Вот тогда-то он и дал себе зарок, ни к кому больше в гости не ходить и к себе не приглашать.
Хотя я с пониманием отнёсся к этой уважительной причине, но в течение года ещё несколько раз по соседски пытался затащить Бахолдина в гости, в том числе и на Новогодние праздники, но Анатолий Григорьевич держался как кремень. Зато мы достаточно близко сблизились как соседи, поскольку идти было домой в одну сторону, в один подъезд, поэтому бывало так, что со службы возвращались вместе. Естественно, разговаривали. Я спрашивал про нюансы пилотирования новым для меня самолётом, про детали непредсказуемой командирской деятельности, да и вообще, просто о жизни. Слушать ответы Бахолдина было чрезвычайно интересно. Огромный лётный и жизненный опыт, образная, точная речь, вся пронизанная нашим лётным юмором — всё выдавало в нём человека, который много чего повидал в этой жизни.
Чтобы Вы поняли, насколько доверительные отношения сложились между нами, приведу лишь один факт — Анатолий Григорьевич как-то под настроение признался, что конец службы не за горами, но если ему придётся сдавать эскадрилью подполковнику N, который в этом году заканчивает академию, то он уволится раньше, досрочно, только чтобы не пожимать ему руку. Я не уточнял этот момент, почему? Может, он так пошутил, но факт тот, что мы говорили с ним не только о полётах.
Прошёл год. Меня поставили командиром эскадрильи в соседний 240 мрап, дали трёхкомнатную квартиру в следующем новом доме, который был напротив моего «старого» дома и соответственно, напротив Бахолдинской квартиры. Теперь мы пересекались с Анатолием Григорьевичем значительно реже, но взаимное уважение только возросло, ведь мы были уже в равных должностях. Эпизод, о котором хочу рассказать, произошёл 6 января 1978 или 79-го года, тут память точную дату не выдаёт, но это не меняет сути дела, а суть такова:
Накануне Рождества Христова в Быхове, как и по всей нашей стране, именуемой Советским Союзом, свято соблюдалась традиция — калядки. Т.е вечером
дети, а иногда и взрослые, ходили небольшими группами калядовать. Пели песни, сыпали зерно и желали всякие шуточные и серьёзные пожелания. Соответственно, хозяева дома, куда пришли с калядками, должны были по традиции одарить сладостями, ну а взрослым, естественно, налить 50-100 грамм. Кстати, у меня в Херсоне калядовать не ходят уже два года, хотя раньше это было обязательным атрибутом праздника. Это я к тому как уходят народные традиции и меняется жизнь, и далеко не всегда в лучшую сторону. Но вернёмся в Быхов.
В тот вечер дети приходили калядовать четыре раза. Крайний раз «припёрлись» (ну, нравится мне это слово) в пол одиннадцатого вечера. Мы одарили всех подарками, посмотрели немного телевизор и в начале двенадцатого уже завалились спать. Да, забыл сказать, на улице стоял мороз -25 градусов с ветром. В час ночи раздался требовательный звонок в дверь. Причём, сначала раздалось два коротких, но резких звонка, а потом на него просто нажали и не отпускали. Т.е. точно кто-то просто явно пьяный хулиганил. Я, взбешённый, натянул на себя штаны и
бросился к двери с явно выраженным желанием набить хулигану морду.
Открываю дверь и от неожиданности аж отпрянул. Стоит вульгарная, напомаженная лохудра в одном прозрачном пеньюаре, и это несмотря на мороз. Под вуалью хорошо просматриваются кривые волосатые ноги в капроновых чулках и в туфлях, естественно, женских, на высоких каблуках. За ней ещё одна с бюстом 9-го размера и волосами до плеч. «В чём дело?», - заорал я. «Калядки, не имеете права выгонять, народная традиция!» - гаркнула первая дама басом и бесцеремонно меня оттолкнув, протиснулась в дверь. За ней тут же «просочилась» вторая. Тут я заметил, что они не одни, а с гитарой. В сердце что-то радостно ёкнуло: «Ира, вставай, у нас гости», сказал я, проходя на кухню и сразу открывая холодильник с холодной водкой. «Гости с мороза, их согреть надо». Прибежала Ирина (первая жена) в халатике, наброшенном на «ничего». Когда у тебя совершенная фигура спортсменки, комсомолки и просто красивой девушки — это можно себе позволить, поэтому я как муж против таких нарядов не возражал, хотя, честно признаю, не сразу я стал таким «белым и пушистым». Понадобилось двое детей и семь лет брака.
Ирина въехала в обстановку мгновенно, зная мою любовь к гитаре. Тут же на столе появилась закусь, я наполнил фужеры и произнёс: «Ну, за праздник и за гостей, которые не дают скучать хозяевам!» Дружно выпили, слегка закусили, чем Бог послал, и одна из дам — та, которая в пеньюаре, взяла гитару.
Грянули первые аккорды, и я сразу узнал песню одного из своих любимых бардов Юрия Кукина. Через год в Питере я попаду на его концерт в живую. (Так он мне так понравился, что я, выйдя с первого концерта, тут же купил с рук билет на следующий концерт, который начинался через час после первого, и пошёл на него.)
Гостиница
Автор текста (слов) и музыки:
Кукин Ю.
Ах, гостиница моя, ах, гостиница!
На кровать присяду я - ты подвинешься,
Занавесишься ресниц занавескою...
Хоть на час тебе жених - ты невестою.
Занавесишься ресниц занавескою...
Я на час тебе жених - ты невестою.
Бабье лето, так и быть, не обидится,
Всех скорее позабыть, с кем не видимся.
Заиграла в жилах кровь коня троянского,
Переводим мы любовь с итальянского.
Заиграла в жилах кровь коня троянского,
Переводим мы любовь с итальянского.
Наплывает слов туман, а в глазах укор,
Обязательный обман - умный разговор.
Сердце врет: "Люблю, люблю!" - на истерике,
Невозможно кораблю без Америки.
Сердце врет: "Люблю, люблю!" - на истерике,
Невозможно кораблю без Америки.
Ничего у нас с тобой не получится.
Как ты любишь голубой мукой мучиться!
Видишь, я стою босой перед вечностью,
Так зачем косить косой - человечностью?
Видишь, я стою босой перед вечностью,
Так зачем косить косой - человечностью?
Коридорные шаги - злой угрозою,
Было небо голубым - стало розовым...
А я на краешке сижу и не подвинулся...
Ах, гостиница моя, ах, гостиница!
А я на краешке сижу и не подвинулся...
Ах, гостиница моя, ах, гостиница!
При первых же словах песни я узнал «корефана» Толю Быкова и ещё раз отдал должное его наряду в этот не типичный для Белоруссии мороз, и тому, как он вошёл в образ. Анатолий тогда был на должности командира отряда ТУ-22м2, и мы очень хорошо дружили семьями. Вторая дама начала басом подпевать, и я узнал по голосу, хотя и не сразу, старшего штурмана полка Гену Колотыгина, с которым мы до этого в гостях нигде ещё не пересекались. Жена у меня из очень певучей семьи, их пять дочек и все прекрасно поют, поэтому мы тоже дружно подхватили, и пока пели, я как хозяин дома налил ещё по одной. Выпили без тоста, бо за первой песней сразу пошла следующая:
«Говоришь, чтоб остался я»
Говоришь, чтоб остался я, чтоб опять не скитался я,
Чтоб восходы с закатами наблюдал из окна.
А мне б дороги далекие, да маршруты нелегкие,
Да и песня в дороге мне, словно воздух нужна.
Чтобы жить километрами, а не квадратными метрами,
Холод, дождь, мошкара, жара - не такой уж пустяк!
И чтоб устать от усталости, а не от собственной старости
И грустить об оставшихся, о себе не грустя.
Пусть лесною Венерою пихта лапой по нервам бьет,
Не на выставках - на небе изучать колера.
И чтоб таежные запахи, а не комнаты затхлые,
И не жизнь в кабаках, рукав прожигать у костра.
И чтоб таежные запахи, а не комнаты затхлые,
И не жизнь в кабаках, рукав прожигать у костра.
А ты твердишь, чтоб остался я, чтоб опять не скитался я,
Чтоб восходы с закатами наблюдал из окна.
А мне б дороги далекие, да маршруты нелегкие,
Да и песня в дороге той, словно воздух нужна.
А мне б дороги далекие, да маршруты нелегкие,
Да и песня в дороге мне, словно воздух нужна
Так мы пропели часа полтора, не забывая при этом периодически сдвигать стаканы и пошёл кураж. Мы поняли, что это просто «святотатство» в рождественскую ночь ложиться спать. «К кому пойдём?» - тоном волшебника, который может всё, проглаголил Толян. «Хочешь, к командиру полка:» И тут я сразу вспомнил про Бахолдина: «Да, есть тут один, к которому я уже год не могу в гости попасть». «Кто такой?» - спросил Быков. «Комэска, второй — Бахолдин».
«Не вопрос, счас навестим», - сказал Толя. Я как-то в это сразу поверил, но произнёс: «Надо посмотреть, если спит, то неудобно». С этими словами потушил свет и посмотрел на соседний дом напротив. Окно в одной из комнат Бахолдина светилось. «Можно идти», - сказал я, думая, что мы сейчас сразу встанем и пойдём.
«Ты же не одет», - молвил Анатолий. «А ну, Ирина, давай свой бюстагальтер и какое-нибудь платье. Тут же соорудили мне пышную грудь, одели в платье, Гена достал из сумки шикарный шиньон из белых волос. Тут же намазали мне помадой губы, на ноги одели капроновые колготки, ноги сунули в унты, и я СТАЛ НАСТОЯЩЕЙ ПОЛЯРНОЙ КУРТИЗАНКОЙ. Потом взялись за Ирину. Взяли мои меховые штаны и куртку, вывернули наизнанку, одели, и она тоже была готова. После чего Толя набрал номер телефона Бахолдина. Когда тот ответил, он проглаголил лишь одно слово: «Ждите», и положил трубку.
Быстро, ёжась от ветра, перебегаем в соседний дом. Быков звонит, не так нагло, как ко мне, но тоже настойчиво. Дверь открывает Анатолий Григорьевич, увидев нашу компанию, тут же пытается её закрыть. Но Толя успевает всунуть свою стройную волосатую ногу в туфле и капроновом чулке в дверь и гаркает: «Не имеете права, КАЛЯДКИ!!!», - и буром прёт мимо Бахолдина. Мы дружно за ним. Анатолий Григорьевич, видно, что ошалел от такой наглости, но деваться некуда, ведёт нас на кухню. «Это не уважение к гостям», - громко восклицает Толя и ведёт всю нашу троицу в комнату.
Наблюдаем такую картину. Стол накрыт на четыре персоны. Закуски мало, но изысканная, плюс только начатая бутылка Армянского коньяка, в чашках кофе — пар идёт, и в пепельнице дымится сигарета, но в комнате никого нет. Бахолдин понимает, что от нас просто так не отделаться. Ставит три новых рюмки, наливает коньяк, даёт нам выпить и закусить: «Так, традиция соблюдена, прошу покинуть палубу», - с этими словами встаёт и распахивает дверь. Мы понимаем, что всё, надо
выметаться. Хозяин оказался не слабонервный - его три дамы лёгкого поведения, которых мы разыгрывали из себя, не впечатлили. Мало того, при выходе он ещё Толе Быкову, как самой вульгарной и напомаженной проститутке дал поджопник, задрав на ней её прозрачный пеньюар.
В общем, вылетели мы из квартиры как пробка из бутылки шампанского. Я думал, на этом всё, но Толя вдруг схватил гитару, на которой ему Бахолдин так и не дал сыграть, и находясь уже на один лестничный пролёт ниже, затянул песню, (Анатолий Григорьевич в этот момент как раз закрывал дверь):
Магадан
Я помню тот Ванинский порт
И шум парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт,
В холодные мрачные трюмы.
От качки стонали зэка,
Обнявшись, как родные братья,
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Над морем сгустился туман,
Ревела стихия морская,
Стоял на пути Магадан -
Столица Колымского края.
Будь проклята ты, Колыма,
Последнее чудо планеты;
Сойдешь поневоле с ума,
Отсюда возврата уж нету.
Я знаю, меня ты не ждешь,
И писем моих не читаешь;
Встречать ты меня не придешь,
А если придешь, не узнаешь.
Прощайте, мой дом и семья,
Прощайте же, родные дети!
Знать, горькую чашу до дна
Испить суждено мне на свете…
Мы увидели, как Бахолдин высунулся из двери по пояс: «Слушай, а вот эту знаешь? По тундре...» Быков сразу её запел:
По тундре...
Я сижу в одиночке и плюю в потолочек.
Пред людьми я виновен, перед Богом я чист!
Передо мной икона и запретная зона,
А на вышке маячит надоевший чекист.
Припев: По тундре, по широкой дороге,
Где мчится скорый Воркута-Ленинград.
Это было весною, в зеленеющем мае,
Когда тундра одела свой цветущий наряд.
Мы бежали с тобою, уходя от погони,
Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
Припев.
Мы бежали по тундре, мы петляли в болотах,
Вохра нас окружила, "Руки кверху!" - кричат.
Но они просчитались - окруженье пробито,
Кто на смерть смотрит смело, того пуле не взять!
Припев.
Мы бежали с тобою из особого лагеря,
Где людей, как скотов, стережет автомат.
Мы бежали с тобою, мы ушли от погони,
Нас теперь не настигнет пистолета заряд.
Припев.
Стерегли нас с тобою все зловещие птицы,
Нас опасность и смерть поджидали в пути;
Мы добрались с тобою до норвежской границы,
Нам осталось последний рубеж перейти!
После чего Анатолий Григорьевич сбежал к нам: «А эту?» «Центральная»
Цыганка с картами гадала правильно:
"Дорога дальняя в Сибирь ведет..."
Быть может, старая, тюрьма Центральная
Меня, преступничка, по новой ждет.
Припев: Центральная! О, ночи, полные огня!
Центральная, за что сгубила ты меня?
Центральная, я твой бессменный арестант,
Погибли юность и талант в стенах твоих...
Сижу я в камере, все в той же камере,
Где, может быть, еще сидел мой дед,
И жду этапа я, этапа дальнего,
Как ждал отец его в семнадцать лет.
Припев.
Опять по пятницам пойдут свидания
И слезы горькие моей жены...
Дорога дальняя, тюрьма центральная,
За что загублены тобою мы?
Припев: Центральная, мир строго форменных одежд,
Центральная, страна фантазий и надежд...
Центральная, ты нас от солнца хоронишь
И скоро всех нас превратишь в живой скелет, Центральная!
Когда Быков спел и эту, он схватил его за рукав: «Дамы, прошу, пойдёмте обратно», - и потащил Толю буквально силой к себе в квартиру. Мы вернулись обратно за стол, тут же коньяк был налит в рюмки: «Спасибо за песни», - проникновенным голосом произнёс Бахолдин.
Выпили, и он, не веря, что Толя знает, заказал ещё одну песню. Как ни странно, Анатолий исполнил и эту. Вдруг, пока он пел, из-за портьер в комнате выползли гости, которые туда попрятались при нашем первоначальном приходе. В общем, потом мы ещё час дружной компанией пели песни зековского содержания, которые заказывал Бахолдин. Когда мы выходили из его квартиры, на глазах хозяев блестели слёзы.
Честно скажу, я не знаю, почему подполковник Бахолдин питал слабость к песням зековского содержания? Возможно, потому, что кто-то из его родных, близких или далёких родственников сидел в ГУЛАГЕ? Но, почему их знает Быков, я выяснил — у Толика отец был начальником тюрьмы в Магадане.
На этом наши гульки не кончились. В четыре утра мы
попали в гости к командиру полка Сергею Прокопьевичу Диденко, там «гудели» и пели песни ещё два часа. В шесть утра припёрлись ко второму командиру полка Виктору Петровичу Ломаеву, но жена сказала: «Муж час назад уже прилёг отдохнуть, и вообще, женщин мы не заказывали».
Я надеюсь, Вы отдаёте должное, как весело и не стандартно умеют гулять лётчики Морской авиации. Что касается Анатолия Григорьевича Бахолдина, то скажу так. Мне очень повезло, что довелось послужить с этим легендарным командиром эскадрильи в одном полку, и не понаслышке видел каким заслуженным авторитетом и уважением пользовался Анатолий Григорьевич. Что-то мне удалось перенять от него. Так что дай Бог ему крепкого Здоровья, Удачи, Успехов в воспитании детей, внуков и правнуков !!! А если он уже покинул наш мир, то Светлая ему Память... К сожалению, за неимением его фотографии пришлось в начале рассказа вставить свою, но если Вы не поленитесь открыть ссылку, приведённую в конце письма его дочери Инессы Сергеевой, то Вы увидите портрет с нестерпимо волевым подбородком, который может быть только у истинного лётчика, каким был подполковник Бахолдин Анатолий Григорьевич. Хотя, возможно, как «Военный лётчик-снайпер» ему присвоили полковника? Это было бы правильно и в высшей степени справедливо.
А про Командующего ВВС Черноморского флота Анатолия Быкова я, как созрею, ещё напишу. Слишком уж не ординарная личность. Кто сомневается, рекомендую посмотреть фильм «Семь футов под килем». Там Толя в генеральской форме играет на гитаре и поёт песню. Не знаю, как Вы, а я таких генералов и Командующих не встречал. В общем, не прощаюсь, продолжаем «гульки» дальше…
Искренне Ваш полковник Чечель
Рецензия на «Легендарный комэск» (Полковник Чечель)
Данный отзыв пишу в качестве И. Сергеевой, внучки А.Г. Бахолдина.
Спасибо большое за повествование о моем дедушке. Мне отрадно видеть, что он оставил отпечаток не только в сердцах родных и близких, но и был значим для людей, не связанных с ним по крови. Должна заметить, что он действительно был веселым и компанейским человеком, страстно влюбленным в небо. Я была очень близка с дедом, и хорошо помню выражение его лица, когда он рассказывал о своей службе: про дозаправки без реверса, песни заправщику, отказ катапультироваться и многое другое. Он любил небо искренне и нежно и этой любовью делился со мной, рассказывая небольшие отрывки своих воспоминаний.
Что касается его специфических вкусов в музыке, то я могу сказать однозначно – Анатолий Григорьевич никогда не испытывал особой тяги к «блатной» лирике. Уважал песню про Ванинский порт, но это в большей степени связано с тем, что до Быхова он служил на Дальнем Востоке в Монгохто, который находится недалеко от небезызвестного порта. Будучи еще лейтенантом, в одном из ресторанов Хабаровска дед познакомился с Вадимом Козиным и даже пел с ним. А.Г. Бахолдин очень любил петь и делал это со вкусом, ведь он был не лишен и музыкального таланта. Более всего он любил исполнять романсы, в том числе и на украинском языке, ведь он вырос в Украине и должен был поступать в Одесскую консерваторию, но, выкрав документы, сбежал в Николаев и поступил в летное училище.
В отставку дед вышел полковником, а сам про себя он говорил так: «Лётчик-снайпер, стратегический ракетоносец, заправляемый днём и ночью». Так же он был кавалером Ордена красной звезды и Ордена за службу Родине, он был награжден различными медалями, и все эти награды в той или иной мере служили напоминанием о его службе и полётах. Несмотря на все свои заслуги, Бахолдин до последних своих дней оставался человеком открытым и прямым, что не раз ставило в неудобное положение, но и из таких положений он выбирался с честью, что только возвышало его в глазах близких и родных. Ну, и конечно же, он очень любил свою семью, но всё равно первой и главной любовью в его жизни было НЕБО. Я не знаю, как современные лётчики относятся к своей профессии в наши дни, но мне хочется верить, что в любые времена будут люди, столь страстно влюбленные в свою профессию и стихию.
Ещё раз спасибо за внимание, уделённое моему любимому лётчику Анатолию Григорьевичу Бахолдину.
Сюзанна Мария Анхель 16.09.2016 16:12 • Заявить о нарушении / Удалить