Нет, ну как пройти мимо этого художника. Никак невозможно. Это был певец и гений водной стихии. Лучшего в мире мариниста не было, нет, да и вряд ли уже будет. В нем все – совершенство. И мастерство несравненное, и чувство, и талант необыкновенный.
Гений проявляется сразу. Гены ли так сошлись, или звёзды так встали, или сам Бог в темя поцеловал. Ну вот, к примеру, это ведь почти о мальчике было сказано "Старик Державин нас заметил и в гроб, сходя, благословил" А немного спустя, когда он написал « У лукоморья дуб зелёный. Златая цепь на дубе том", сразу же прославился на всю Россию. И всё у него было ещё впереди.
Вот так же и талант Айвазовского проявился в самом его раннем возрасте.
А ведь родился он совсем не в той среде, которая была бы способна взрастить гениального творца, живописца, прославившего нашу страну. Родился он на окраине российской империи, в древней Феодосии. В семье разорившегося купца. Ну не было рядом с ним по родовой линии живописцев, способных дать хоть маленький толчок к развитию гения. В 10 лет маленький художник подрабатывал в какой-то кофейне. Нужда заставила. И звали его тогда совсем не Иван. Звали его Аванес Гайвазовский.
Маленький мальчик любил рисовать. Дети вообще все любят рисовать. Все. Других я не знаю. Берёт ребёнок карандаш или кисточку во всем своём неодолимом желании воспроизвести видимый мир на листе бумаги. Это его такое природное естество заявляет требовательно о себе, доступное только человеку. При этом ребёнок в живописи, как ни в чем другом, впервые познает, что такое творчество. Но и не только. Таким образом, он ещё и постигает окружающий его мир. Это его творческое вторжение в необъятный мир, в котором он живёт, проявляется в живописи как нельзя лучше. А еще это и желание через свои зрительные ощущения выразить себя.
И маленький Аванес не был исключением. А что более всего могло привлечь ребёнка, который вырос на берегу Черного моря, в этом желании отразить запечатленный в душе мир? А вот это самое море. Это чудное бескрайнее видение во всех его состояниях, запомнившихся и отложившихся в его сознании и памяти с самых первых лет его жизни.
Но талант талантом, но ведь везение или невезение тоже никто не отменял. И таланту нужно везение. Иначе он может никак и не проявиться, и не состояться. Кто знает, кем нам на роду было бы суждено быть, если бы жизнь не состоялась так, как она состоялась.
Маленькому Аванесу повезло. У него состоялось. Пришло везение. Нарисовал мальчик на двери своего дома солдата в полный рост во всей его солдатской амуниции. И попался на глаза этот рисунок местному градоначальнику. И всё. Пробил урочный час. И судьба выстроила стезю, приведшую мальчика к всемирной заслуженной славе.
Для начала добрый градоначальник дал юному дарованию ящик с акварельными красками и рисовальную бумагу. А ещё и послал его учиться живописи к местному архитектору Коху. А потом ещё и определил его в Симферополе в гимназию. А это было всё равно, как Пушкина определили в известный лицей в Царском селе.
Юное дарование заметили. Да и как было на заметить. Дальше уже не столько судьба, сколько талант стал пробивать себе дорогу. Он был послан учиться в Академию Художеств в Петербурге на казенный кошт. То есть бесплатно. И по приезде в Петербург он меняет свое имя. Почему, не знаю, но только отныне его зовут Иван Айвазовский.
А вот дальше судьба, однако ж, выкинула коленце, и едва только не поставила роковую подножку. Но вначале повезло. Он попал в пейзажный класс Максима Воробьева, очень хорошего художника. Учитель – это важно в любом деле. Учитель, научи ученика своего. Ну, так ведь это ещё в какие руки попадешь. Мальчик попал в хорошие руки. Воробьёв сильно способствовал развитию его таланта. У него он освоил азы академической школы, научился некоторым приёмам мастерства.
А потом он попал в плохие руки Случилось это так. Император Николай первый пригласил известного французского мариниста Филиппа Таннера приехать в Петербург. Да, он был не плохим художником. Потому и пригласили. Достаточно посмотреть его морские пейзажи. Да только, кто его знает сегодня.
У новомодного художника, приехавшего к нам «на ловлю счастья и чинов», было много заказов. Ему нужны были помощники. И вот в таковые ему и определили Ваню Айвазовского. И он с радостью на это согласился. И работал на него со всем старанием и прилежанием. Не покладая рук.
Все мы знаем, что есть литературные негры. А были, возможно, и есть живописцы-негры. Вот таких у великого Рубенса – короля художников и художника королей – было очень много. Великий делал набросок, закладывал, так сказать, идею – остальное делали эти самые «негры». Да так хорошо, что и ныне не разберёшь, где великий, а где «негры».
Вот и работал начинающий художник на этом поприще почти всё время. И, к несчастью, в непрестанных трудах на дядю у Вани оставалось немного времени для написания своих собственных работ. И, тем не менее, он однажды выставил на Академической выставке и два свои полотна. Не спросив на то позволения у своего хозяина.
А дальше – скандал. Грандиозный. Потому как были рецензии. Хвалебные в адрес Айвазовского. И другие, в которых Таннера – его учителя - упрекали в манерности.
Представляете, как был уязвлен Таннер. Получилось так, что марины ученика - помощника были лучше, чем у маститого и знаменитого.
Что делать? Ну и побежал маститый ябедничать на своего ученика к самому Императору. А тот вольнодумства не любил и не терпел. Тем более, что он же сам и пригласил француза к нам. И выгнали после этого Ваню из Академии. К счастью, вступились за него друзья с именем. Крылов, Жуковский, тот же Воробьёв и другие. В итоге простили и разрешили ему вернуться в Академию. Есть всё же Бог и справедливость на этом свете.
А дальше что было? А дальше был триумф. Триумфальное шествие по всей Европе. Признала его Европа великим художником.
*****
Айвазовский писал свои марины не только виртуозно, но и необыкновенно быстро. Например, свою самую знаменитую картину «Девятый вал» за 11 дней. Нет, вы только вдумайтесь. А это совсем не миниатюра. Более чем два на три метра. Можно сказать огромное полотно.
А вот, к примеру, Серов творил свою не менее знамению «Девочку с персиками» в течении не одного месяца.
Правда есть и ещё более удивительные примеры. Карл Брюллов создал свой автопортрет всего за два часа с небольшим. Он надорвал свое здоровье, расписывая в течении нескольких лет плафон Исаакиевского собора. Болел долго и тяжко. И вот в период моральной депрессии снизошло на него однажды творческое озарение, и на одном дыхании написал этот свой шедевр.
А есть и ещё более удивительные примеры. Приехал в Руан художник Клод Моне. Остановился в гостинице. Распахнул окно. Оно выходило на знаменитый Руанский собор. Художник установил мольберт. Взял в руки кисти, и работа началась. Он написал несколько десятков видов этого собора. Приходилось писать картины очень быстро. Поскольку освещение собора постоянно менялось. От утренней зари до вечерних сумерек.
Он создал целую серию живописания западного фасада собора. Кто-то скажет и ныне, что это всё мазня. А кто-то скажет, что это был гениальный прорыв в истории живописи. Потому как у художника и не было задачи прописывать каждый камушек У него была другая задача. Ему нужно было показать и доказать, что наше восприятие любого предмета зависит от освещения дневного или любого другого света. Что свет влияет на цвет. И задача художника уловить эти изменения. И в этом свете показать иллюзорность предмета. Да, Моне писал быстро. Он хотел поймать момент и выплеснуть свои эмоции, свои сиюминутные впечатления, отразив их красками на холсте.
А теперь эта «мазня», продается за миллионы евро за штуку. Два из этих творений можно лицезреть в нашем музее имени Пушкина. Только столпотворения я перед ними что-то не замечаю. А вот «Девятый вал» не отпускает. Стоишь в восхищение от разыгравшейся природной драмы, прописанной до невозможного реалистично. Без всякой иллюзорности. Душу потрясает. И impression от увиденного несравненно большее.
А ведь главная задача художника-импрессиониста как раз и состоит в том, чтобы оказать наибольшее впечатление на зрителя. Поскольку само слово impression и означает впечатление. А тут оказывается, что реализм в живописи, прописанный до почти и невидимой водяной пыли, пронизанной золотыми лучами восходящего солнца, захватывает душу как нельзя больше. Уж не говоря о том, что живопись реалистического толка способна куда как больше воздействовать не только на душу, но в ещё большей степени и на ум.
Меня удивляет ещё одна вещь. Вдумаемся в это. Мы видим огромную волну в её стремительном движении. Художник не мог установить так вот просто мольберт на берегу, или даже и на корабле и писать эту самую волну в натуре, на пленере. Вот так как художник пишет портрет человека, видя перед собой модель, с терпением высиживающую отведённое на это время. Или, к примеру, пейзаж, простирающийся перед ним в неподвижности. Не говоря уж о натюрморте – разных предметов, разложенных художником по его желанию перед ним на столике.
Нет, волну не разложишь на столике. И не скажешь ей: замри и не двигайся. Значит, писал её художник по памяти. И никак иначе. Фантастика. Это как же надо знать предмет, чтобы изобразить его в чарующем движении, не имея его перед глазами. Знаете, это мне напоминает великого Бетховена, который, будучи глухим, по памяти сочинял гениальную музыку.
*****
А вы знаете, кто купил картину «Девятый вал»? А вот тот, кто однажды внял ябеде Таннеру и едва не погубил карьеру художника. Картина была куплена императором Николаем Первым для Эрмитажа, а потом в 1897 году она была передана в создававшийся тогда Русский музей. Там она находится и поныне.
А впервые картина была показана не где-то за границами. В Москве она была показана. Это было событие. Ничуть не меньше, чем показ «Последний день Помпеи.» Народ постоянно толпился перед этим валом. И было от чего. Эта марина при первом же взгляде ошеломляет и завораживает. Она гипнотизирует и вбирает в себя. Как в те времена, так и сегодня. Смотришь - и ощущение такое, что этот самый девятый вал сокрушающее накатывает на тебя самого. То есть, в этом смысле живописное искусство достигает наивысшего предела. Кажется, ещё секунда и сметёт этот яростный вал в пучину последних, оставшихся в живых после кораблекрушения. Они отчаянно цепляются за ствол мачты. И ужас перед неминуемой надвигающейся гибелью несчастных передается и нам. Зрителям.
Но этот ужас ещё и наполнен безотчетным и необъяснимым восторгом. И это удивительно. И в этом тоже сказалось мастерство художника. Невольно вспоминается: «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю, и в разъярённом океане, средь грозных волн и бурной тьмы.» Всё это об этом. Вот именно о том, что мы видим.
И это упоение тоже в природе человеческой, Без этого упоения природа человеческая была бы неполной. Оно, это упоение, побеждающее страх смерти, вложено в нас за всё время противостояния враждебной природе человеком.
Человек смертен. И он об этом знает. И тем не менее: «Всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслаждения – бессмертия может быть залог». Эта строка невольно вспоминается перед трагедией, в действие которой вовлечён зритель.
Сам Айвазовский нечто похожее пережил в своей жизни. Он плыл на корабле из Англии в Испанию в Бискайском заливе. Небо покрылось тучами, и налетел сильнейший шторм. Огромные волны били в борта корабля. Вполне вероятно на утлое судно накатывали те самые девятые валы. Пассажиры обезумели от страха. И уже прощались с жизнью. А художник даже и в эти трагические минуты оставался художником. Вот что он пишет:
«Страх не подавил способности воспринять и сохранить в памяти впечатление, произведенное бурею, как дивною живою картиною».
*****
Знаете, в строку будет сказано, что и мне тоже привелось пережить что-то похожее. Хотя в моём случае было все-таки больше курьёза, чем драмы. А дело было так.
Когда-то давно случилось мне сопровождать французскую группу в Иркутск. В группе одни представители третьего возраста. Это они так сами говорят, потому как словосочетание преклонный возраст им не нравится. Оно кажется им оскорбительным и безысходным.
Ну так вот, туристы едут в Иркутск прежде всего для того, чтобы посмотреть на Байкал. А у нас по программе было предусмотрено ещё и переход через это славное море на пассажирском катере. Я ещё и порадовался. Повезло в жизни. В ушах звучала известная песня каторжника. И не чуял я никакой опасности. Средних размеров катер – это вам не омулёвая бочка.
И вот отплыли мы. Погода уже стала портиться. Пошёл дождь. Неприятно, конечно. Но так не беда. Сейчас сойдем вниз, в кубрик и начнётся пикник. И что нам дождь под красное бургундское.
А через час всё и началось. Шторм. Гроза и молнии. И ветер. Наверное, тот самый Баргузин. И качка.
Вообще-то есть два типа качки. Бортовая и килевая. Так вот нас бросало во все стороны. Мои спутники третьего возраста спасались внизу в кубрике. Вповалку. Кого-то рвало. Меня тоже. Но главное мне казалось, что еще один вал этого Баргузина, возможно и девятый, и поглотит нас пучина. И так часа два. Два часа кошмара и страха.
Я проклял всё на свете. И думал при этом, что, ну ладно, эти – третьего возраста – они ведь сами по своей воле приехали сюда. И никто не гнал. Получат то, за что и заплатили. А я… Меня за что так. Вот потонем, и скажут – погиб при исполнении своих служебных обязанностей. И что мне от этого. Тем более, что выбор у меня был. Да, рисковые издержки есть почти при любой профессии. Но я при всей любви к моему делу, совсем не хотел платить такую дорогую цену. То есть, жизнь свою. Был когда - то такой фильм с участием Ива Монтана «Плата за страх». Вот он мне и припомнился тогда.
К счастью, как вы понимаете, все обошлось. Не было, правда, спасительного золотого луча солнца, пробившегося сквозь удручающий мрак разбушевавшейся бури. Доплыли мы. А дождь всё шёл и шёл.
*****
Я вновь во власти жесткого очарования от этой картины. И при этом думаю вот о чем. Человек - он чьё творение? Уж, простите мне, но я не верю в то, что мы все от Адама. Хотя в тайне мне так хотелось, чтобы это было бы именно так. И чтобы я обликом и подобием походил на самого Господа Бога.
Но мой поднаторевший на реалиях жизни ум, подсказывает мне, что мы все от одноклеточных тварей, развившихся на пути жесткого естественного отбора в то, что мы являем собою сегодня. Дарвин прав, как ни скучно будет это сказано.
И тем не менее, какое же чудо природы человек. Именно она, природа, а не Бог, сотворила его. И с какого то момента, развив у человека ум, природа начала постигать самое себя чрез посредство человека. Какой жуткий парадокс. Человек стал человеком, будучи в постоянном иногда смертельном борении с матерью природой, сотворившей его. В бореньях силы и разум обретая, мы стали людьми.
Со времен первобытной борьбы с природой, это противостояние становилось все менее и менее смертельным и опасным. Но иногда и сегодня природа заявляет нам, кто все-таки в мироздании хозяин в доме. Вот как на этой картине.
Но вот ведь удивительная вещь. При всем своём драматизме картина не наполняет душу безысходностью, скорбью. И нет чувство неотвратимости печального конца этих мужественных людей в противостоянии с природой. Её могуществу и всесилию противостоит не только свойственный всякому живому организму инстинкт самосохранения, но и духовная стойкость, свойственная только человеку. Они выстоят.
Да видимо уже и выстояли. Золотой луч солнца, пробившийся сквозь плотную водяную пыль, предвещает победу в тяжком испытании и счастливый конец всем их мучениям. Вздохнем с облегчением. И насладимся живописной красотой девятого наката огромной волны во всем её величии, явленной нам гениальным художником Иваном Айвазовским.