Посвящается Б. П.
Глаза пристанционные
Зелёные сверкнут -
До отправленья поезда
Осталось пять минут.
Старый мотив
Железных дорог,
Вечная молодость
Рельсовых строк...
Кажется, будто вся жизнь впереди -
Не ошибись, выбирая пути!
Не ошибись, выбирая пути!
Н.Пахмутова.
Литературное приложение к отчету о командировке 15 - 20 мая 1992 г.
Весна 92-го.
Май месяц. Четырнадцатое число.
Солнечный день. Отцвели и свернулись блёклыми трубочками нарциссы, набухают тюльпаны цвета первомайского флага, везде разбросаны разно-пёстрые примулы. Зажужжал шмель в поиске дыры под норку. Дрозды начали настраивать голоса. Девушки уже переоделись из надоевших синих джинсов в летние платья. Похоже, что одежду подобрали в тон примулы. Мода этого сезона.
Но примулы за окном, а телефон в комнате. И оргтехника. И бумаги. Много-много бумаг. И работы тоже хватает.
Рутина – и отзвуком: «…тина- тина- тина».
На планёрке наш директор Марина объявила, что для реализации проектов нужны, разумеется, деньги. И добывать их задача сотрудников. Для добычи денег потребуется презентация. А ещё лучше несколько.
И первая идея - выставка работ из полудрагоценных и поделочных камней. Их в России немало. Да только и сама Россия немаленькая, всю не объедешь за неделю.
У Марины отец начал собирать «камушки» тридцать лет назад, ещё и дочь не родилась. Коллекционеры, как и другие энтузиасты, заводят знакомства с такими же чудаками. Ходят стаями, как семга на нерест в Баренцевом море. Поэтому обязательно кому-нибудь надо ехать. На это самое заполярное море.
Персонал озадачился: море не чёрное, и совсем не тёплое.
Тут я и решила: а почему бы и не посмотреть сокровища хозяйки Медной горы, не далеко от неё отходя? От горы, конечно. Поэтому заказали билет на поезд Москва - Мурманск.
Положила в рюкзак куртку, уже запрятанную в шкаф до промозглых ноябрьских дней. В кармане куртки почему-то оказались китайские шарики-бубенчики. Решила не выкладывать - звенят мило. Плюс «Девять принцев Амбера» с колдунами и драконами, ехать в один конец полтора дня. И обратно ровно столько же. Литература, особенно романтическая, в дороге пригодится.
Билет взяли на поезд 22.15, место на верхней полке. Люблю верхние места, спокойный закуток с видом вниз на бегущие в железнодорожном ритме елки и ночные фонари. По ходу поезда, против хода – неважно.
Перед посадкой в вагон зачем-то привязалась песня:
«…меня засосала опасная трясина, и жизнь моя вечная игра… ». Под неё всем коллективом и проводили.
Петрозаводск. Светло-желтый вокзал в классическом сталинском стиле с длиннющим колючим шпилем под звездой в колосьях. И с околовагонными бабульками о двух сумках для тёплой картошки в правой руке и для жареных пирожков в левой. Крохотная прибавка к пенсии. Только у меня в кармане деньги считанные.
Ну и ладно, решила чисто по-женски деньги экономить: без пирожка к чаю и лишних граммов веса на бедрах обойдусь легко, без нового кольца куда тоскливее жить станет.
Тем более, что доходы пока не на руках, а в планах на будущий месяц.
Одно только не очень получилось: разговоров за обедом, переходящим в ужин, в режиме «кусочек колбаски за куриную ножку» не сложилось. Быть застольной халявщицей почему-то совсем не моё.
На других платформах стоянка две-пять минут, выходить нет смысла. Или не лучше, когда в заоконье одни товарняки, товарняки, товарняки минут по двадцать - толкают руку к принцам Амбера в книге. Про то, как меняется цвет неба по желанию человека. Во вкусно написанной книге жизни больше, чем в облитых мазутом железяках.
-Скорый поезд «Москва-Мурманск» прибыл на конечную станцию … неразб…
На платформе встретил высокий паренек в очках с толстыми линзами. Мурманчанин Саша. Из многодетной семьи: у него и младший брат, и младшая сестра. Зашли в булочную, затарились шестью батонами.
По дороге не видно ни одного листочка, ни одного цветочка, только мать-и-мачеха пытается зиме показать кукиш. Такой формы у неё бутоны. Как раз по сезону символ.
Дома у Саши порядка не наблюдалось совсем: игрушки в каждом углу квартиры вперемешку с детскими ботиночками. Напросилась чистить картошку на шестерых. У окна. Услышала, что мурманчане летом время суток определяют по солнцу.
Оно же с неба никуда. И дома соседние стоят на месте – тоже никуда не деваются. Для каждого города свои привычки, обычаи и умения заводятся. Научиться за три дня не получится, поэтому осталось поддерживать обыкновенную беседу за чашкой чая.
Через некоторое время - резкий звонок в дверь.
Зашел мужчина лет тридцати в кожаной куртке. Представился:
- Владимир Растопчук. Где девушка к Сергею Кирилловичу? Собирайтесь, машина ждёт.
Спустилась. У подъезда черная Волга. Черная - значит служебная. Села на переднее сидение. Дорога виляет по сопкам, меж крупных камней, запаршивевших лишайниками. Из приемника замурчала мелодия прогноза погоды.
Прибыли. Длинные мостки из посеревших досок возле небольшой хибарки у воды. За домиком на причале покачивался катер. Пахнуло рыбой и водорослями. Пробралась по качающимся доскам, а их полдюжины, не меньше. Длинные и узкие, в кирпич шириной. И качаются. Что тут осталось думать? - пикантно. Ух, вот и крыльцо с ведром на крючке и болотными сапогами.
Из-за открывшейся двери появилась рука-грабарка с метлой, за ней улыбающаяся голова.
-Приветствую. Вениамин Зарецкий. Сергей сейчас пошел проверять сети. А ты присаживайся, как не родная, в ногах правды нет. Закусывай, не стесняйся.
На качающем железном столе, размером с большую тумбочку, появился котелок с дымящейся ухой. Потом керамическая суповая тарелка с голубыми незабудками по краям. Попробовала ложку - уха оказалась вкусная, наваристая, с кружками жира на поверхности, которым любой рот обрадуется.
Полтарелки ушло под почти светский разговор о том, как устроилась Марина в Москве, что готовят обычно на обед и почему едят консервированную горбушу. Оказалось, что в Североморске эту рыбу употребляют, если только в холодильнике мышь повесилась, вроде крапивы в московском щавелевом супе и засохшего хлеба.
Затем из заначки возникла поллитровка русской и два гранёных стакана. Не зная заполярного этикета, отказываться было неудобно, всё же Марина командировку выписала для переговоров, а не для того, чтобы всего лишь засвидетельствовать почтение её отцу с сослуживцами и соседями.
Услышала, что Вениамин не женат, в квартире есть отдельная комната, а человек он надёжный и на хорошем счету на работе. К двадцати четырём уже не так восхищают комплименты дамского угодника, или же, по-русски, бабника иногородней женщине, особенно между первой и второй под штраусовский вальс с шуршащими по приёмнику помехами. Считать себя красивой было бы преувеличением, а хорошеньких, то есть красивых в мужских глазах, в России каждая третья, если не каждая вторая. Пришлось вести позиционную игру в пять ложек ухи между четвертью стакана национального напитка.
Вениаминова уха так и не превратилась в Демьянову на четвертой тарелке. Ко взаимному моему и повара удовольствию.
В неопределенное время суток услышала предложение встретиться с Сергеем Кириллычем, отцом Марины, на берегу залива. И идти на встречу на катере.
С собой Вениамин велел взять котелок ухи, наполовину пустой, полбуханки хлеба, пару бутылок. Бутылки, как он объяснил, от холодного ветра. Всяко-разно бывает.
Катер мурманского рыбнадзора стоял, причаленный к сараю. В нем нашли для меня большую куртку, размера универсального, то есть пятьдесят второго- четвертого-шестого.
Отчалили. Спускаться в трюм не захотела, до северного моря пока доберешься, уж отоспаться потом успею, лучше смотреть на белую ночь (она же день, или
же утро, или же вечер).
Пока смотрела не облака, услышала:
- Ты на катере ходила?
- На Ракете на подводных крыльях. Пассажиркой на корме. И ещё ходила на гоночном швертботе «Луч».
– Тогда становись за руль, разберешься? Спереди три вешки - правь на среднюю. Вообще-то тебя принимать будем, как КаГэБешника. А я - в каюту.
Тишина, покой. Только мотор слегка порыкивет, машина всё-таки. И ветерок свежий, не заснешь. Да и незачем засыпать в такое время: часы оказались не подходящими для Баренцева моря: даже когда стрелки ещё не остановились, отличить три часа от пятнадцати и пять от семнадцати без местного жителя за пару дней не научишься.
Вышел капитан, с горбушкой хлеба и стаканом в руке:
- Ты тут ещё не замерзла? Согрейся. Забыл сказать, здесь иногда подводные лодки всплывают. Атомные. Но не часто. Так что бояться их не стоит, но знать о них надо.
Комментарий, мягко говоря, волнующий.
Через некоторое время слышу сквозь шум мотора:
- А, вот и он, появился - таки наконец! Причаливай!
Причал. Как и положено, из посеревших досок. На нём стоит, сказала бы, мужичок. Выше среднего роста. Плотный. В телогрейке. Лысый по-хрущёвски, считай, солнечные зайчики отбрасывает на воду и на катер. Улыбается во весь рот.
- Здравствуйте! А я тут пошел по берегу, смотрю, наставили сетей, сёмга идёт. Браконьеров развелось, чтоб им…
Махнул рукой.
Поднялся на катер. Шустро поднялся.
Отчалили. Кружку водки за знакомство, этикетную, куда ж без ритуала. С черным хлебом.
Опять перистые облака над заливом, шум мотора - благодать. Слышу:
- Вот они, вешки! Дергаются - рыба есть. Стоп! Задний ход.
Кириллыч из каюты достал надувную лодочку, меньше метра длиной, насос, и взялся подкачивать
Потом начал извиняться:
- На шлюпку тебя не пущу, извини. Свалишься - спасем, конечно, но после воды в пять градусов тепла растирать придётся водкой в четыре руки, а водку положено использовать по-другому.
Спустился на борт лодчоночки, шустро заработал веслом: справа-слева, справа - слева. Потом пять минут странно качался- крутился вокруг вешки, добывая рыбину, за ней вторую. Каждая почти длиной в шлюпку. Вернулся, передал Венику на катер.
Затем оприходовали добычу у другой вешки, здесь добычи оказалось больше, целых три головы.
После пятой сёмги Сергей Кириллыч сам поднялся на катер и лодочку в каюту поднял.
- Поднять якорь! Идём на бакен, шкерить.
Вот и узнала новое для себя слово. Или ещё не узнала, что оно означает. Ничего страшного, начнем шкерить – разберусь.
Бакен вблизи оказался белым цилиндром двух метров в диаметре, покачивающимся на воде.
На бакене рыб освежевали, сняли чешую и Кириллыч велел, протягивая пачку соли:
- Натирай каждую снаружи и внутри.
Интересная культурная программа у переговоров получилась, местно-кулинарная. Через несколько лет узнала, что в Японии так готовят национальное блюдо - суси (или, как у нас говорят, суши, для московского бара слово куда благозвучнее).
После бакена прибыли в закрытый город судоремонтников Североморск. Город, стоящий амфитеатром на склоне. Камни разных размеров в городе имеются. Деревьев, даже березок, почти не видно - считай, лысо.
В четырехкомнатной квартире Сергея Кирилловича дом - полная чаша. Двухкассетный японский магнитофон, пиши-не хочу, да не один, а один на комнату, видеомагнитофон с кассетами. В одной комнате вальс из Щелкунчика звучит, в другой – АББА, в третьей нечто романтическое, возможно, из американского видеофильма. Для капитана торгового флота, не увлекающимся литр-боллом, дело обычное. Про красную икру умалчиваю, она для беломорского города даже не деликатес, просто еда.
Но отдельную комнату под камнерезную мастерскую и отдельную с библиотекой, в которой вместо книг стоят каменные друзы, напоминающую музей, не часто в квартире увидишь. Сиреневые аметистовые друзы в мужскую ладонь величиной, кольца из змеевика и малахита за стеклом. Вазы из лазурита и нефрита, скульптуры разных круглых зверей со зверушками.
Смотрела на эти сокровища глазами провинциалки в Эрмитаже.
Хозяин квартиры оказался хозяином Медной горы и Данилой - мастером в одном лице.
На кухне опробовали свежезасоленной сёмги. Странной такой рыбы. Деликатес не оказался фантастически вкусным, скорее, необычным. Для закуски под Столичную весьма-весьма. Хотя меня бутерброд с красной икрой или ложка ухи радуют больше.
Пытался почесать за ушком, пришлось сослаться, что спать хочу, да и завтра день будет шебутной, на ВДНХ арендуем секцию, стеллажи надо заполнить. Извинился – «Ой, прости, где мой тридцатник, я бы счас…»
Включил Высоцкого:
«Мы на приметы наложили вето -
Мы чтим чутье компасов и носов.
Упругие тугие мышцы ветра
Натягивают кожу парусов»,
«Слава им не нужна и величие.
Вот под крыльями кончится лед,
И найдут они счастие птичее,
Как награду за дерзкий полет»,
«Охоту на волков», «Конец охоты», а под конец: "Да это ж — про меня! Про нас про всех — какие, к черту, волки!"
Признался, что с Высоцким одногодки. Помянули.
Ещё бутерброд с красной икрой в качестве закуски к остаткам ухи и, под глоток «Столичной», услышала от Сергея Кириллыча:
- Ну зачем мою Маришку потянуло в город, где горбушу едят? Не сложилось с бывшим, бывает и так. Сам не святой, каюсь. Только уезжать - зачем? Здесь её дочка осталась с бабушкой, мать с отцом, работу найти не проблема, чего не хватает. Украшения разные, на любой вкус. А…
Махнул рукой - и затылок перестал отражать солнечные зайчики.
На следующий день обошли горожан-мастеров. Их тут немало. Зимняя ночь длинная и чёрная, дома только камушки шлифовать да модели судов собирать. Шестьдесят девятая параллель всё-таки, подогревается немного Гольфстримом. Тем самым, который сёмгу несёт. Освещается, правда, не всегда хорошо.
Судомоделирование места в доме требует много. И времени. Главное - аккуратности.
Зато шхуна и две баркентины под стеклом от пыли, одну – на выставку отдали.
В следующей квартире опять камнерезная комната, вышла с зелёно-камуфляжным нефритовым кольцом на левой руке. Второе, в кармане, в придачу. Плюс коробка образцов для выставки, упакованных в брезентовые тряпицы.
Седой сухонький старичок в черном рабочем халате рассказывал про камни, заслушаешься:
- Зеленый саянский нефрит прибавляет здоровья, сиреневый аметист с Кольского месторождения хранит от опьянения, черный шунгит с Онежского озера очищает воду, уральский родонит привораживает мужчин …
В камнерезной мастерской дедушка занимался переключением шланга из ванной от одного станка к другому. Станков у него четыре. Вода требуется для охлаждения двух из них. На кулон надо минут десять-двенадцать, на кольцо столько же.
Много времени отнимает последний этап, полировка алмазным порошком. Работа требует аккуратности, поскольку не удержишь камушек - отлетит в стену, развалится на мелкие кусочки, и весь труд местной хибинской лисичке под хвост, и на стене образуются
щербины, замазывать-заклеивать надоест. Задабривать местного домового Перта.
Ещё один ящик упаковывали в доме Кириллыча.
На следующий день быстро собрали сумку солёной сёмги, пару четвертушек чёрного хлеба. В один карман нефритовое кольцо. В другой – билет в паспорте.
Выехали. Перед КП Сергей Кириллыч спросил :
- Твой паспорт где? Дай сюда.
Отдала.
Кириллыч заграбастал паспорт, разогнул скрепки, вынул страницу с пропиской.
Потом достал один свой паспорт, положил на колени. Затем второй свой же паспорт, оценил что-то на страницах. Разогнул скрепки, вынул страницу с пропиской и вставил в мой. Передал со словами
– Держи здесь, чтобы номер не проверили.
Кивнула головой и замолкла. Выезжала с каменным лицом. В машине играла «Чужая колея» Высоцкого: «Эй вы, задние, делай как я. Это значит – не надо за мной!»
Выбрались.
Паспорт привела в надлежащий вид.
Ух ты, пронесло!
В ответ на почти заданный вслух вопрос:
- А чего ты хотела? Ты же проникла без пропуска в закрытый город через губу Варламова. Как тебе просроченный пропуск оформлять - я же не Бог. Пришлось бы с военными летчиками договариваться о переплете на АН-24 в аэродром Астафьево. Только не факт, что с таким багажом кто возьмёт.
На платформе перегрузили весь багаж. Прощаясь, Кириллыч почесал за ушком, чмокнул в щёчку - и удаляющаяся лысина разбросала солнечные зайчики по окнам вокзала и припаркованных машин.
В поезде пришлось занять оплаченную верхнюю полку под экспонаты, третью, дополнительную - под рыбу, в количестве четырёх голов и оставшиеся коробки для выставки. Сесть некуда. Повезет, если соседи пустят на уголок почаёвничать после девяти вечера. Лечь - тем более.
У соседки две дочки, девяти и двенадцати лет. Мать замотана заботами о них, нервничает. Разговорилась с девочками, обо всём и ни о чём. Для меня ни о чём. Для них - обо всём самом важном. Об уроках и оценках. Об учителях, любимых и надоевших.
Проходящая женщина спросила:
- Ваши девочки?
- Соседки по купе.
Задумалась: постели не брала, ибо некуда стелить. Поэтому буду смотреть в окно на то, как меняется цвет неба, распускаться березовые, осиновые, рябиновые листья. Сперва салатовые, затем потемневшие зелёные. Чтобы не заснуть, в руке стану крутить китайские шарики-бубенчики. Железнодорожный стук и звон шариков в руке, с одной стороны, успокаивают, с другой – всё же задача на ближайшие полтора дня, не заснуть возле вагонного титана. Остальные спальные места заняты сёмгой пополам с экспонатами.
Вечерело. Девочки стали укладываться.
Присоседилась в уголке у титана. Стук вагонов на стыках и звон китайских шариков. Вдруг услышала вопрос хозяина вагона, проводника в железнодорожном кителе:
- Извините, девушка, а что это у Вас такое?
- Шарики массажные. Китайские. В дорогу взяла кисть разрабатывать.
- Попробовать можно?
- Пожалуйста. Но не теряйте, а, когда укатятся, придётся искать.
Так и получилось - раскатились вдоль всего вагона. В качестве компенсации Анатолий, как он представился, пригласил угостить, чем Бог послал.
С моей стороны предложила саморучно засоленную семгу. Поскольку рыбой, как поняла, наелась на месяц минимум. Такие вот они, деликатесы, блажь, а совсем не потребность. Зато идеально подходят для рокировки с вагонными жареными куриными ногами.
В купе для отдыха проводника хозяину отдыхать некогда - перед остановками находится санитарная зона, туалеты - на ключ. Затем проверить комплект белья у уходящих, выдать вновь прибывшим, выдать стаканы в подстаканниках, потом забрать. Присесть некогда, куда уж там отоспаться.
Пассажиры и провожающие толпятся. Даже вечерами. Коробку передать к примеру, на станции Медвежьегорск, за вознаграждение. Иной раз возникают типы весьма колоритные. Заглянули двое с картежной колодой. С руками аккомпаниатора-тапера.
Дважды. В первый раз со словами:
- Полезно уметь фокусы показывать.
Через два часа:
– Что – то сегодня день неудачный.
По словам проводника - профессиональные картежные шулера. Для меня они безопасны. Поскольку норму по авантюрам и приключениям выполнила на ближайший месяц. Или даже на два.
Выскочила на платформе, купив кулёк с горячей картошкой из правой сумки бабушки и кулёк с жареными пирожками из левой сумки. Хотя обычно предпочитаю печеные.
Копеечку к крохотной пенсии бабуля заработала. От души отлегло.
На вокзале встречали сразу двое парней-сотрудников, загрузивших чихающий Москвичонок -2041 так, что вести его пришлось по боковым зеркалам. Зеркало заднего вида полностью отражало одни коробки с камнями и тюки с рыбой.
В офисе Марина расцеловала меня в обе щеки:
- Вот эта девушка помирила меня с отцом! Спасибо большое!
- Пожалуйста! А теперь - спать.