Новая жизнь. Юдковский

             К Н И Г А   Ч Е Т В Ё Р Т А Я
      
       Ч А С Т Ь  П Е Р В А Я



--О, что Я слышу! Кто-то сказал, что надо благодарить о всём единого Бога! Что за племя! Кто именно так сказал! Появился, наконец, богоизбранный народ?
--На планете Земля это племя называлось Скифы. Здесь они ещё просто северный народ. Первым, кто произнёс Ваше имя—был человек по имени Горан. Он пока один, но его племя верит в его слова, потому что он уважаемый человек. Что-то вроде купца на планете Земля.
--Что-то мне кажется, что не похожи они на скифов с планеты Земля. Это другое племя. Михаил! Расскажи-ка мне подробнее об этом племени с планеты Земля, чтобы Я мог сопоставить.
--Всевышний! В  истории планеты Земля—начал говорить архангел Михаил,--довольно часто встречаются не только племена, но и народы, вся родословная которых исчерпывается двумя-тремя фразами.  Что известно о них? Разве только диковинное имя да несколько фактов из их истории--порой полулегендарной. Историков планеты Земля среди таких загадочных народов древности были скифы.
Все ожесточённо спорили об уровне развития этого народа, о том, создал ли он своё государство и если да, то когда и в какой именно форме это произошло. Нет однозначного ответа и на вопрос: что стало причиной внезапной гибели Великой Скифии?…У историков нет ответа, но не у нас!.
Для историков планеты Земля скифы внезапно появляются на исторической арене придя откуда-то «из глубин Азии». Эти воинственные и многочисленные кочевые племена быстро захватывают степные и лесостепные области между Дунаем на западе и Доном на востоке. Но также внезапно и таинственно этот многочисленный и воинственный народ, непобедимый на протяжении почти четырёх столетий, сходит с исторической арены, оставив после себя легенды о храбрости и жестокости да бесчисленные курганы с захоронениями рядовых воинов и могущественных царей.
Культура скифов не имела, пожалуй, равных себе среди степных культур всех эпох ни по присущей ей яркой самобытности, ни по произведённому ею резонансу. Появление скифов на исторической арене по времени совпало с двумя эпохальными событиями, сыгравшими огромную роль в мировой истории. Первое из них: было освоено и стало широко распространяться железо. Второе важнейшее историческое событие: возникновение кочевого скотоводства. Как бы то ни было, мы знаем, что скифы приходят из глубин Азии и приносят с собой уже вполне сформировавшуюся культуру в виде знаменитой скифской триады: характерный тип вооружения, конской сбруи и искусство звериного стиля.
Наша версия происхождения скифов явно предпочтительнее, потому что она верна, как любит говорить наш шеф, Всемогущий. А чтобы подкрепить эту позицию фактами для любознательных историков,  мы выделили характерные черты скифской культуры и показали им, что истинность определяет, прежде всего, названная триада. К этой триаде мы добавили ещё два признака: бронзовые литые котлы на конической ножке и бронзовые дисковидные зеркала с ручкой в виде двух вертикальных столбиков. И после этого историки пришли к мнению, что скифская прародина находилась где-то в пределах обширной азиатской территории.
--Вот видите,--Всевышний обратился к притихшей аудитории,--Я говорил и говорю, что этот народ совсем не похож на скифов. Он другой. И культура у них другая. Во-первых, они не из стран тёплого полушария. Они с самого начала жили в северном направлении.
Выделяются эти племена также и церемонией погребения. В них присутствует величие и возвышенность.  Захоронения проводятся весной и осенью, во время перемещения их племени, они возили умершего по окрестностям в 40 дней, давая возможность всем с ним проститься. Из этого следовало обязательное бальзамирования тела на начальном уровне.
Сам процесс погребения делится на определенные шаги: сперва после смерти тело разрезали и наполняли благоухающими специальными травами, затем зашивали умершего и вывозили покойного для прощания. За повозкой следовали родные и близкие умершего с остриженными волосами и протканными стрелой левыми руками, в знак скорби о смерти. После процесса прощания умершего везли к самому месту захоронения и в приготовленный заранее гроб укладывают тело. В середину обязательно клали по углам бронзовых животных, штандарты из колокольчиков, для защиты от злых духов. Если же хоронили вождя, то вместе с ним погребалась жена, лошадь или повара, все что окружала мертвого при жизни и чем он владел. Затем после заполнения гроба и проходила поминальная трапеза и лишь после этого засыпался сам курган. Всё это вскоре выльется в настоящий религиозный обряд погребения. Это племя, как и многие другие, поклонялись сразу нескольким божествам. Сохранился ещё и обычай называть себя по имени животного, которое якобы является предком племени. Но уже выделяются боги, которых почитают все родственные племена. Каждое отдельное племя имело еще и своих собственных родовых и племенных богов. Характер богов, как и у людей,  чрезвычайно изменчив. Они могли быть добрыми и злыми, коварными и великодушными, они обижались и радовались, наказывали и прощали. Милость богов можно было купить, принеся богатые дары и жертвы. Если не помогало шаманство, можно было попросить заступничества у другого бога или богини. Но они ещё жестоки по отношению к себе подобным, а, особенно к племенам, живущим по другим правилам.
--В общем,--как всегда критически заметил Сатана--выходит, кроме военной дисциплины, храбрости, смекалки, неприхотливости, высокого художественного вкуса царей в  менталитете этого племени больше ничего хорошего нет? Лишь плохое--жестокость, беспредел, хамство, наглость, угрюмость, недоброжелательность.
--Нет, Сатана, ты не прав. Есть кроме этого в  менталитете племени то, что достойно самого высокого уважения. Гораны, так Я для себя назвал это племя по имени первого человека, призвавшего Меня. Это символ свободы, независимости, неподчинения чужакам. Ментальность горана--это ментальность орла, птицы сильной, безжалостной, вольной, оленя, медведя и тигра. Недаром в их именах так много названий зверей. Горан, если вы заметили никогда не оставлял на поле боя раненного товарища, а попавшего в плен выкупал ценой собственной жизни. Горан никогда не оставлял в беде свою семью, свой народ, свою страну. Он органически не мог быть предателем.
А в будущем, завоёвывая новые территории, они не ставят перед собой цель вытеснить или истребить оседлое  население. Им это было не нужно. Более того, гораны активно будут включать представителей коренных общин в свою политическую и социально-экономическую структуру. И после того, как признают себя народом Бога они никуда не испарятся, как многие народы на планете Земля, а осядут и станут земледельцами.
--Хочу спросить?--наклонился Сатана к Всевышнему.
--Говори.
--Вы меня как на Земле сошлёте к людям?
--Нет. Такого как  ты лучше держать при Себе. Да и оппонент Мне нужен. А, кстати, Сатана? Где Моше и Иехошуа?
--Пошли к народам, которые были богом избранным народом на других планетах.
--Зачем?
--Хотят  выяснить какие праздники были у них, какие книги считали божественными, как выводили себя из пустыни и много чего другого.
--Напрасно. Ведь на каждой планете всё по другому. Ну, да ладно. Поживут с нами, многое поймут. А пока… Пока посмотрим на планету. Я приготовил испытание для людей племени Горана. Испытание, в результате которого Горан найдёт оружие, которое будет защищать его племя от нападок других племён. Это мой подарок Горану…..






























                Г Л А В А  1


Горан устал. Вот уже много дней мерили землю его сухие жилистые ноги. Бесшумно пробирался он сквозь густые колючие заросли, легко взбегал на крутые холмы, стремительно переплывал реки. Легкой тростинкой казалась в крепких руках огромная дубина, унизанная осколками черного кремня. И все-таки Горан устал. Путь Горана—путь торговца, тяжелый путь, не каждый его выдержит. На этом пути слабый спутник--помеха. Он может оставить след, зашуршать в зарослях, и тогда погибнут оба.
Два дня просидел Горан под палящим солнцем на узком каменном выступе, спасаясь от долгогривого зверя. Как хотелось пить! Но внизу караулил зверь, и Горан высидел. Хищнику надоело ждать, и он ушел. Путь Горана--долгий путь. Через леса и степи, через реки и горы ведет этот путь в земли чужих племен, и нет ему конца. Редко бывает Горан в родном стойбище. Он приносит племени кремень и солнечный камень, ракушки и краски, отыскивает места, богатые дичью, и места, удобные для жилья, договаривается с соседними племенами о совместной охоте и обмене.
Встречаются племена, которые хорошо принимают уставшего путника: дают место у своего костра, слушают рассказы о других землях и народах. Но таких мало. Большинство не любит, чтобы кто-то чужой ходил по их землям. У дальнего болота воины большеруких гнались за Гораном, метали в него, словно в зубра, свои копья. Но он запутал следы и, как всегда, ушел. В землях большеруких можно найти ледяной камень. Копье с наконечником из такого камня пробивает даже шкуру толстокожих.
Горан снова пойдет туда. Но не сейчас. Сейчас ему надо спешить к племени, потому что он видел плосколицых. Если бы можно было кого-нибудь послать с этой вестью в стойбище… Тогда бы он остался и проследил, куда пойдут плосколицые. Но Горан один. Тропа разветвлялась. Все чаще пересекали ее узкие тропинки. Вот тропинка к озерам, где ловят рыбу, тропинка к реке с черной водой. А вот эта ведет к ягодным полянам. Теперь недалеко до стойбища.
С холма перед Гораном открылась Большая река. Он остановился, всматриваясь в серовато-синюю воду, сверкавшую под лучами летнего солнца. В лесу ревели туры, на перекате ловил рыбу молодой медведь, а с луговых озер доносился гогот гусей. За лугами синела степь. Стада, оленей, лошадей казались желтыми пятнами, утонувшими в высокой траве. Черными глыбами возвышались над степью носороги, мелькали серые точки, цепью огибавшие стадо лошадей: это охотились степные волки.
На высоком холме, между оврагом и речушкой, впадавшей в Большую реку, чернели круглые хижины, крытые закопченными шкурами. Сейчас, в летнюю жару, шкуры были заброшены на самый верх хижин, обнажая скелеты из жердей, вставленных в черепа мамонтов, которые были вкопаны в землю вокруг хижин. На жердях лежали лопатки, позвонки, рога, образуя костяные стены хижин. Связанные кожаными ремнями, изгибались над входами бивни мамонтов. Между хижинами на шестах сушилась рыба.
У края стойбища две женщины каменными скребками очищали шкуру: видно, собирались шить из нее одежду. Горан всмотрелся, но не узнал женщин. На зеленом склоне, полого спускавшемся к реке, кувыркались дети, а от мастерской Ворчуна доносились гулкие удары. Горан улыбнулся: отец работает--значит, здоров.
Он подошел к частоколу. Дубовые стволы, потемневшие от времени, были наклонены заостренными верхушками наружу, и казалось, что стойбище угрожает лесу тяжелыми боевыми копьями. Проход, который на ночь закладывали жердями и колючим кустарником, сейчас был открыт, и Горан свободно прошел в стойбище. Большие серые псы окружили его плотным рычащим кольцом, но, узнав своего, завиляли хвостами и отошли, а к Горану уже спешили женщины, бежали дети, ковыляли старики. Они терлись головами о его плечи, похлопывали по спине, хватали за руки. Раздавались редкие и негромкие приветственные возгласы: племя  не любило шуметь. Шум привлекает врага, выдает человека хищнику. Даже собаки в стойбище почти не лаяли, а рычали редко и тихо.
Сбросив с плеч большой кожаный мешок с камнями и ракушками, Горан направился к мастерской. Ворчун работал на краю стойбища у оврага. Над двумя большими валунами был устроен навес из жердей и шкур. Под навесом лежали и висели кожаные мешочки с охрой, белой глиной, сажей, смешанной с жиром, пучки трав, костяные палочки, иголки, осколки кремня. Рядом лежали куски бивней--целые и расщепленные, долота, кремневые топоры, резцы.
Ворчун делал наконечник для копья. Внимательно вглядываясь в трещины, он легкими ударами топора отбивал куски кремня; вертел в черных искривленных пальцах наконечник и снова отбивал лишнее или сглаживал неровности кремневым долотом. Он не прекратил работы, когда Горан подошел к навесу, но по задрожавшей руке и быстрому взгляду, брошенному из-под густых волос, прикрывавших лицо старика, Горан понял, что отец ждал его и беспокоился.
--Долго ходил,--проворчал Ворчун, откладывая наконечник.
Горан отвязал от пояса небольшой мешочек.
–Краска, отец. И ледяной камень, но мало. Спешил. Где вождь?
–Охотится. К вечеру будет. Пока отдохни.
Горан кивнул. Дети плотной толпою окружили его, карабкались на плечи, рассматривали его дубину. Горан развязал мешок и стал оделять их подарками--кого камешком, кого ракушкой или клыком хищника. Тесной стайкой толпились поодаль молодые ловцы, с завистью разглядывая оружие Горана.
«Как все выросли,--с трудом узнавал одного за другим Горан.--Вон Птица: он все больше становится похожим на отца. А Олень совсем вытянулся. Правда, плечи узкие. Настоящей силы у него еще нет. А где же Волк?»
Горан улыбнулся, вспоминая беловолосого мальчишку, который так горячо просил взять его с собой. От стайки подростков отделился Бобёр, старший сын вождя, и протянул Горану большую щуку.
–Пусть Горан поест,--сказал он.--Бобёр только что убил ее.– И просиял, когда Горан принял подарок.
Ребята стали неохотно расходиться. Горан не пригласил их в хижину, значит, рассказов пока не будет. Горан устал. Может, позже, у вечернего костра, когда вернется вождь…
Горан прилег на старые вытертые шкуры. «Надо будет добыть новые шкуры. Ворчун ведь не может охотиться…»
Он вздохнул. Горан был тогда совсем малышом, когда у племени стали пропадать люди. Не вернулась женщина, ушедшая за ягодами. Исчезли двое ребят, которые били рыбу на лесном озере. Охотники искали пропавших и там, где их следы обрывались, нашли отпечатки лап огромного волка.
–Дух леса прогневался на своих детей,--шептали женщины. Они перестали ходить за корешками и ягодами, только в сопровождении воинов шли за водой.
Два раза Большой, вождь племени, устраивал облавы на хищника, но волк избегал воинов, обходил засады, нападая на одиночек.
–Это отец племени Волков,--говорили суеверные.--Нужно принести ему жертвы. Убить его невозможно…
Но жертвы и заклинания не помогали. И тогда Большой пошел на волка один. Пошел и не вернулся. Тревожно стало в стойбище. Двойная цепь костров защищала его от леса, но все равно с наступлением темноты никто не решался выйти из хижины. А волк бродил у самой ограды, подстерегая неосторожных. Тоскливый, мрачный вой заставлял дрожать женщин и детей; огромная серая тень, мелькавшая в кустах, прогоняла из лесу самых отважных.
Днем шесть женщин пошли за водой. Вернулось пятеро. Мать Горана не вернулась. Ворчун собрал оружие и ушел. Десять дней не было его, а на одиннадцатый он приполз, волоча сломанную ногу. Ласковые женские руки подняли раненого, отнесли в хижину, вылечили. Но сломанная нога срослась неправильно, и Ворчун больше не мог охотиться.
Он никому не рассказывал о схватке с гигантским волком. Да его никто и не спрашивал. Охотники прошли по его следам и нашли тушу убитого зверя. Два копья торчали в его груди, а возле разбитой головы валялась сломанная дубинка Ворчуна.
Именно тогда Горан понял, что местные боги не контролируют ситуацию и поверив в единого Бога, призвал своих соплеменников поверить тоже. Но люди не могли сразу отказаться от своих богов, в которых верили столетиями и вера в единого Бога пока не помещалась в их головах. Но Горан вопреки всем угрозам соплемеников, не оставил веры в единого Бога, а укрепился в ней ещё больше, когда стал ходоком за товарами.























                Г Л А В А  2


Вождь вернулся к вечеру. Он притащил на своих широких плечах молодого оленя и, сбросив груз, облегченно распрямился, обошел стойбище, заглянул к Ворчуну и направился к Горану, который поджидал его, сидя на большом валуне у входа в хижину. Горан сидел неподвижно, опустив голову на колени, и, казалось, дремал. Он не сразу поднял голову, когда вождь остановился перед ним. Вождь нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
–Собирай совет,--негромко сказал Горан.--На землях Носорогов появились плосколицые.
Вождь вздрогнул.
–Горан никому не сказал? –обеспокоено спросил он, оглядываясь.
–Зачем?--пожал плечами Горан.
Вождь облегченно вздохнул. «Горан всегда поступает правильно. Пусть об опасности пока знают только старейшины. Может, плосколицые и не доберутся до Туров. Земли Насорогов далеко от их стойбища. Но подготовиться к нападению надо…»
Старейшины собрались на небольшой поляне у священного дуба, покрытого красной краской на высоту человеческого роста. Помощник вождя Серый высокий воин с седыми волосами, подошел и стал у дуба.
–Горан видел плосколицых…--сказал он негромко,--пусть расскажет.
Горан прикрыл глаза, вспоминая. Он лежал за густой зеленой завесой ивняка, у самой воды, когда на реке показался плот. Плосколицых было двое. Отталкиваясь шестами, они вели плот у самого берега и внимательно всматривались в прибрежные заросли. Горан легко мог бы убить этих двоих, но на реке показался второй плот, с целой гурьбой плосколицых.
–Они шли вверх по реке,--закончил свой рассказ Горан.
–Горан не посмотрел, где они остановились?– неодобрительно спросил Лис.
– Горан спешил. А послать было некого.
–Может, они просто охотились?--передернул плечами Ворон.
Вождь остановил его нетерпеливым движением руки.
–Если плосколицые не придут,--сказал он,--хорошо! А если придут? Они могут окружить стойбище. Нужно будет много оружия, много мяса. Нужно готовиться. Пусть Горан сходит к Рысям и Медведям. Пусть понесет им в подарок кремень и священную красную краску. Они любят ее.
–-У нас мало краски,--перебил его Серый.
–Пусть Горан добудет новой, а потом позовет Рысей и Медведей на Большую охоту. Вместе мы убьем много мамонтов и договоримся вместе встречать плосколицых.
–Зачем нам Рыси и Медведи?--проворчал Зубр. –Они потребуют часть добычи. Мы и сами побьем плосколицых.
–Зубр мало думал,--вздохнул вождь.--Плосколицых много, а Туров мало. У плосколицых оружие смерти. Как Туры уберегутся от них?
Старейшины молчали.
–Так,--сказал вождь.--Охотники будут охотиться в лесу и степи. Нужно много мяса. Если придут плосколицые, мы не сможем охотиться. Молодые ловцы будут укреплять ограду. Женщины соберут много ягод и грибов.












                Г Л А В А  3


По лесной тропе шли двое. Короткий кожаный плащ, наброшенный на плечи мальчика, был перетянут ремнем, за которым торчали кремневый нож и короткая дубинка. Правой рукой он держал за руку девочку с рыжими волосами, а левой сжимал длинное копье с костяным наконечником. Девочка куталась в накидку из шкуры оленя, расшитую оленьими жилами, выкрашенными красной краской. Два браслета из кости мамонта охватывали ее обнаженные руки, а на шее девочки виднелось ожерелье, на котором вперемежку висели ракушки и кусочки янтаря.
–И тогда Лис выгнал меня из хижины,--рассказывала девочка. –Сказал: мало ягод. А Белка старалась. Принесла не меньше, чем другие. Выгнал,--повторила она, едва сдерживая слезы.--Ночью. Под дождь.
–Потерпи,--успокаивал ее мальчик, хмуря светлые брови.--Скоро Волк станет охотником и поставит свою хижину. А может, Белка хочет перейти в хижину Серого?
–Белка подождет,--вздохнула девочка.--Серый хороший. Но в его хижине много народа…
Волк кивнул. Белка права. Медведица, мать Серого, лучше всех в племени знала травы, которые утоляют боль. В хижине Серого всегда толпились больные, раненные на охоте, женщины и дети. Кроме того, вместе с Серым жила его жена Сойка с двумя малышами. Много людей в хижине Серого. Не считая многочисленных зверушек, которых постоянно притаскивал из лесу Птица в подарок малышам.
Впрочем, почти во всех хижинах Туров жили зверьки, подобранные людьми: зайцы, белки, ежи, лисята… Сойка подобрала как-то даже детеныша рыси, чья мать погибла в схватке с медведем, защищая его. Рысь выросла и ушла в лес, но далеко от стойбища не уходила и совсем не боялась людей.

Птица, сын Серого, и Волк, его воспитанник, редко бывали в хижине. Отец Волка провалился под лед и ушел к духам реки. Мать умерла во время большого мора, который погубил и родителей Белки. Волка забрала к себе Сойка, а Белку--Лис, который приходился ей дядей. И если Волку было хорошо в уютной, пахнущей травами хижине Серого, Белке приходилось несладко. Слишком уж злым был Лис. Его не любили в племени, хотя и уважали за хитрость и охотничье умение.
–Потерпи,--повторил Волк, положив руку на худенькое плечо девочки.
Пустая сосновая шишка шлепнулась у ног Волка. Пушистый зверек лукаво выглянул из-за ствола.
–Смотри, белка пришла к Белке,--засмеялся Волк.--Пусть обе белки собирают ягоды и грибы. А Волк пойдет к болоту, где бывают свиньи.
Он положил копье на плечо и скрылся в зарослях.
–Не уходи далеко,--крикнула ему вдогонку Белка.
Волк осторожно выглянул из-за дерева. Так и есть. Кабан, две свиньи и шесть поросят. Зарылись в грязь и блаженствуют. Поросята даже постанывают от удовольствия. Волк начал подбираться к поросенку, огибая секача, лежащего ближе к берегу. Он поднимал копье, готовясь метнуть его, когда до него донеслись крики Белки. Сразу же забыв о свиньях, со всех ног пустился он к ягодной поляне, а кабаны с треском врезались в кустарник. Не добегая до поляны, Волк упал на землю и быстро пополз между кустами. Ему показалось, что крики доносятся откуда-то сверху. Он поднял голову. Обхватив руками и ногами толстую ветку дуба, Белка висела на дереве, с ужасом глядя вниз. Огромный шерстистый носорог, утробно фыркая, подрывал корни дерева и был похож сейчас на большую свинью, перепачканную землей. Волк вскочил и выбежал из-за кустов.
–Эй!--крикнул он. Носорог повернул голову.
–Иди сюда.
Носорог фыркнул, потряс головой и снова наклонился к корням дерева. Волк отломал большой корявый сук, размахнулся, и сук звонко ударил по длинному черному рогу. Носорог наклонился и медленно двинулся к мальчику, но, сделав несколько шагов, остановился и снова пошел к дереву.
Волк с сожалением осмотрел наконечник своего копья. Длинный, острый, он легко пробивал шкуры коз и оленей, но толстую шкуру носорога ему не пробить. Если бы попасть в глаз…Но тогда надо подойти спереди совсем близко. А толстокожий бегает быстро.
Мальчик сжал копье и начал медленно обходить поляну, стараясь держаться поближе к толстым стволам. До носорога оставалось двадцать шагов, десять… Волк в три прыжка подскочил к носорогу и изо всей силы ударил копьем в основание волосатого хвоста. А еще через мгновение он уже сидел на ветке ближайшего дуба, а носорог яростно колотил рогом в ствол дерева. Летели куски коры, сыпалась листва, сухие ветки.
–Беги!--крикнул Волк подружке.
Но Белка как будто окаменела. Широко раскрытыми глазами смотрела она на зверя и продолжала держаться за ветку. Она уже не кричала, а только тихонько всхлипывала. Слезы промыли две светлые дорожки на красной краске, которой были покрыты ее щеки, и казалось теперь, что на лице Белки нарисован узор, какой носят взрослые женщины.
– Беги!--снова закричал Волк.--Носорог не увидит тебя.
Но девочка продолжала сидеть на дереве. Волк рассердился.
–Беги же! Или я залезу к тебе на дерево и сброшу прямо под ноги толстокожему.
Белка вздрогнула. Медленно-медленно, нерешительно соскользнула она на землю, сделала шаг, другой и вмиг понеслась к опушке, едва касаясь ногами травы, уворачиваясь от колючих ветвей.
А Волк привязал себя к ветке кожаным ремнем, служившим ему поясом, устроился поудобнее и стал ждать темноты. В темноте толстокожие видят плохо, и он был уверен, что удерет от носорога. Зверь перестал колотить по стволу, и мальчик не заметил, как уснул.
Проснулся он от холода. Стемнело. На фоне заката четко чернели верхушки деревьев. А внизу, в густом переплетении веток и кустов, уже ничего не было видно. Волк прислушался. Где-то далеко скулил шакал. Мяукала голодная рысь. Где же носорог? Волк отломил сухую ветку и бросил в кусты. Плотная темная туша с топотом врезалась в кустарник. Волк тихо соскользнул с дерева и пополз к опушке. Носорог затих, видно, прислушиваясь. Затих и Волк, вжимаясь лицом в мягкую теплую землю, пахнувшую грибами и прелой листвой.
Тяжелые шаги послышались у дерева, на котором только что он сидел. Зверь с шумом обнюхал ствол и пошел по кругу, высоко поднимая рогатую морду, втягивая ноздрями воздух. Все ближе и ближе подходил он к Волку, и тот понял, что через несколько шагов носорог учует его. Он не захватил с собой ветки, а искать ее в темноте--значило зашуметь. Вздохнув, Волк осторожно вытащил из-за пазухи широкий кремневый нож, привстал на колени, размахнулся и швырнул далеко в сторону. Нож зашуршал в сухом валежнике, и носорог с фырканьем помчался туда. А Волк наконец-то выбежал на опушку и со всех ног кинулся к стойбищу. Носорог гнался за ним до самого холма и долго еще бродил вокруг стойбища, топоча и фыркая, но Волк уже миновал частокол и лежал у костра, делая вид, что ничего не произошло.
Серый одобрительно потрепал по плечу воспитанника, тихо подошла и села рядом с ним Белка, но окончательно счастливым Волк почувствовал себя тогда, когда Горан, обращаясь к нему, сказал.
–Завтра пойдешь со мной за краской…
Пойди с Гораном! Как давно мечтал об этом Волк. Его даже не остановило мнение соплеменников, что Горан немного сумасшедший: верит в какого-то невидимого Бога, но в то же время Горан самый лучший охотник в племени и побывал в разных странах. Горан знает, где искать краски, где искать  металл из которого делается оружие. Разве можно упустить такую возможность? Он побежал готовить оружие.

                Г Л А В А  4


Они вышли ночью, бесшумно обогнув караульного. Горан быстро вел Волка по лесу, а когда костры стойбища скрылись за деревьями, залег в кустарнике, прислушиваясь. Потом они долго брели по ручью, переплыли озеро и снова пошли лесом. Небесный Медведь то смотрел прямо в лицо Волку, то скатывался налево, а один раз очутился за его спиною.
«Горан запутывает следы,--понял Волк.--Но от кого? Ведь это земли племени».
Настало утро, и Горан удвоил осторожность. Он обходил открытые поляны и холмы, заметал еловыми ветками следы на тропинке, осторожно, стараясь не поломать ни одной веточки, пробирался кустарником. У желтых холмов они вышли к небольшой поляне. Сквозь густую траву виднелись обломки костей и обугленные древесные стволы. Тихо струился ручеек, полузасыпанный хворостом и хвоей.
–Здесь было стойбище,--остановился Горан, поднимая с земли желтый черен.
–Кто их убил?--спросил Волк.
–Плосколицые,--с ненавистью проговорил Горан.
–Плосколицые?
–Они приходят издалека. Грабят, убивают, жгут хижины. Их много. У них оружие, которое убивает…
За желтыми холмами местность понизилась. Все чаще под ногами хлюпала ржавая вода. Могучие дубы и ели сменились зарослями осины и небольшими березовыми рощами. Множество озер, густо заросших осокой, кишело утками, гусями, журавлями.
Ночевали они посредине озера. Из сухих стволов и камыша Горан сделал плот, и они спали на нем, пока утренний ветерок не подогнал плот к низкому заболоченному берегу. К вечеру они вышли к зеленому болоту, тянущемуся до горизонта, и Горан, вооружившись длинным шестом, осторожно ступил в воду, внимательно вглядываясь в темную глубину, перепрыгивая с кочки на кочку, которые пружинили под ногами.
Местность начала повышаться. К вечеру они подошли к глубокому оврагу, на дне которого в белых песчаных берегах струились тысячи ручейков, покрывая дно оврага влажной серебряной паутиной. Горан и Волк спустились на дно и пошли вниз по оврагу, пока под ногами у них не зачавкала ржавая болотная вода. Здесь Ходок опустился на колени, шаря в воде руками. Время от времени он вытаскивал грязные, темно-коричневые комья и выбрасывал их на берег.
--Собери хворост,--приказал он Волку.
Волк наломал сухих веток и сложил их у стенки оврага. Горан переложил ветки мхом, потом вытащил из кожаной сумки желтый блестящий камень и начал ударять по нему кремнем. Сноп искр посыпался из камня на мох, заклубился сизым дымком, вспыхнул неяркими язычками огня. Горан положил сверху на огонь два дерева крест-накрест. Деревья горели посредине, а когда середина сгорала, Горан подвигал к ней несгоревшие части.
–Такой костер будет гореть долго,--сказал он, бросая в пламя темно-коричневые комья.
–А желтый камень?
–Я нашел его там,--кивнул головой Горан,--за болотом. Это камень, в котором живет огонь.
Когда костер погас, он вытащил из пепла комья, ставшие буровато-красными, и сложил их в кожаные мешки.
–Потом их истолкут,--объяснил он Волку, – и прожарят на камнях. Будет красная краска. А теперь разбросай костер и все обгоревшие ветки засыпь песком. Потом замети ветками все следы.
–От кого мы прячемся?--не выдержал мальчик.
– От племени.
– Но мы же несем краску племени?
– Краски мало,--буркнул Горан.--Будут брать все, скоро кончится. Начнут красить копья, деревья. Дети начнут красить воду. Горан уже видел такое.
Волк задумался. Много краски нужно племени. Краской мажут головы новорожденным и посыпают ею умерших. Краской покрывают лица женщины, чтобы выглядеть красивее. Краской раскрашивают браслеты и бусы. Краской красят стены хижин, чтобы солнце--отец краски--всегда было с племенем, охраняло его от злых духов ночи. На краску можно выменять шкуры, мясо и оружие.
Краска--богатство племени, такой же запас, как запас жира, мяса, шкур. Но если краски будет очень много, ее не станут беречь, так же, как не берегут охотники мяса, когда его слишком много. А много ли краски в земле? Может, она рождается от лучей солнца и вырастает? А может, это кровь земли? Тогда ее не так много. Если выпустить кровь из зверя, другой не будет. Но Горан знает многое. Кроме того он советуется со своим Богом, который помогает ему во всём. Он так говорит….
В стойбище они вернулись ночью и сразу же пошли к Ворчуну. Ворчун работал. На гладко отполированной пластинке тонким резцом он вырезал ломаные линии, а потом костяной палочкой вдавливал в них краску.
–Принес?
Горан опустил у костра мешок с комьями. Ворчун положил несколько комков на лопатку мамонта и молотком из оленьего рога раздробил их, а потом долго растирал порошок кремневым долотом. Подкинув хвороста в очаг, он поставил на него лопатку с порошком. Тлела кость, дымился порошок, и вместе с дымом улетучивался коричневый цвет. Порошок наливался ярко-красным цветом, превращаясь в священную краску племени.
Зевая и потягиваясь, вошел вождь. Вместе с Гораном они вывалили содержимое большого мешка, стоящего в углу хижины, на шкуры и начали разбирать груду вещей, откладывая некоторые из них в сторону.
Здесь были браслеты из гладких пластинок и браслеты с головами зверей; фигурки мамонтов, носорогов и медведей, которые приносят удачу на охоте; светильники из мягкого камня, которые просвечивают розовым цветом, из колена мамонта, чья губчатая кость горит долго и ярко; наконечники копий, ножи, скребки, иголки… Горан разделил отобранные вещи на две части.
–Это Медведям. А это Рысям.
–Горан, наверное, устал,--виновато сказал вождь.--Но надо спешить. Плосколицые не станут ждать. Надо предупредить Медведей и Рысей.
–Завтра,--кивнул Горан.--Волк пойдет с Гораном.
Боясь, как бы Горан не передумал, Волк опрометью выскочил из хижины. Кроме того, нужно было хоть немного поспать перед дорогой.
























                Г Л А В А  5

Волк встал с рассветом, но Горана уже не было в хижине Ворчуна. Наскоро закусив вяленой рыбой, Волк выбежал за частокол. «Горан хочет узнать, как Волк ходит по следу,– догадался мальчик. –Нужно догнать Горана».
Сначала тропа была широкой и утоптанной. По ней ходили воины и женщины, бегали дети. Вот почему тропа не зарастала. Но дальше она разбегалась множеством мелких тропочек, которые трудно было заметить в густой траве. Волк осмотрелся. На узкой извилистой тропинке, чуть припорошенная пылью, лежала ветка. Острый конец ее указывал на густой кустарник. Волк переступил через ветку и пошел по тропке, петлявшей в кустарнике.
Холмы, поросшие соснами, сменились березовым лесом, а за ним начались болота. Ветки, воткнутые в зеленые кочки болота, означали безопасную переправу. Волк шел быстро, на ходу закусывая ягодами и вяленым мясом, запивая водой из ручейков. Он шел весь день, не останавливаясь, но усталости не чувствовал.
Смеркалось. Настороженно притих лес. Хищники выходили на охоту. Волк поднял копье над головой и продолжал идти. Скоро лес кончился. Перед ним заблестел под луной широкий луг, а за ним, на далеком холме, заросшем кустарником, он увидел светлую точку костра.
–Это Горан,--догадался Волк,--наши охотятся в другой стороне, а чужих здесь не должно быть.
Низкое, утробное ворчание донеслось с луга. «Мамонты,– понял молодой охотник,--их несколько. Дальше идти опасно».
Он вскарабкался на высокий дуб, улегся в развилке ветвей и лежал там, всматриваясь в небесные огни, пока мамонты не ушли. Костер горел на небольшой полянке, у вершины холма, окруженной густым орешником. Волк осторожно выглянул из-за куста: около костра никого не было. Он встал, сделал шаг, другой, и вдруг сильный удар по голове опрокинул его на траву.
Когда Волк открыл глаза, напротив него сидел Горан, задумчиво глядя в пламя.
–Волк ходит по лесу, как неуклюжий кабан,--проворчал он, не поворачивая головы.--Нельзя подходить к костру сразу. Около костра легко устроить засаду.
Горан бросил в костер еловую ветку. Вспыхнуло пламя. Полетели искры. Ослепленный Волк на несколько мгновений зажмурил глаза, а когда открыл их, Горан исчез. Волк помотал головой и снова увидел Горана. Небрежно перекинув через плечо оленью шкуру, тот нанизывал на прутик куски мяса.
–Горан--великий колдун,--задрожал мальчик.--Он может превращаться в тень.
–Это большая тайна,--поучительно сказал Горан.--Смотри еще.
Он расправил шкуру и шагнул к кустарнику. Шкура сливалась с листвою. Фигура Горана стала расплывчатой и, казалось, расползлась в темноте.
–Двигаться надо медленно и плавно,--тихо звучал голос Горана.--Пойдешь быстро--и враг увидит ноги; махнешь рукой--и весь станешь видим врагу. Медленно и плавно, как желтый лист на воде. Слейся с темнотой, и она укроет тебя.
Копье вонзилось у ног Волка.
–Не замахивайся, бросая копье,--продолжал Горан,--и враг не увидит, откуда ты его кинул.
–Волк запомнит--прошептал мальчик. Утром они вышли на широкую прямую тропу.
–Земля Медведей,--кивнул Горан на череп медведя, висевший на суку.--Не спеши. Они увидят нас и скажут вождю. Вождь разрешит идти. А если нельзя, поперек тропы положат копье.
Они пошли по тропе, нигде не увидев запрещающих знаков.
Хижины племени Медведей едва возвышались над землей. Издалека казалось, что кто-то оставил на поляне несколько больших куч веток.
--Они копают землю,--объяснил Волку Горан,--в дно ямы вбивают колья. Потом переплетают их ветками, накрывают шкурами, а сверху замазывают глиной. Наши лучше, теплее. Но эти строят быстро.
Высокий седовласый старик в медвежьей шкуре вышел из-за частокола, окружавшего хижины, высоко подняв правую руку. За ним шли несколько вооруженных воинов. Горан положил копье на траву и развязал мешок. Он вытащил из него несколько кусков солнечного камня, три браслета и мешочек с краской.
Маленькие глазки старика заблестели. Он сгреб подарки и уселся напротив Горана.
– Туры приглашают Медведей на большую охоту,– медленно сказал Горан.--Вместе они убьют много мамонтов. Пусть Медведи готовятся и шлют своих охотников.
–Когда придут мамонты?--спросил старик.
– Они уже здесь. Волка держали на дереве почти всю ночь. Но это были разведчики. А основная масса появится, когда гуси с красными носами сядут на наши озера…
–Ладно. Медведи придут.
Горан помолчал немного и продолжал все так же медленно.
–Горан видел плосколицых на Большой реке. Нужно договориться… если плосколицые нападут на Туров, пусть Медведи помогут отбить их. Если на Медведей, то Туры помогут.
Воины Медведей зашевелились, переговариваясь. Язык Медведей был похож на язык Туров, хоть и не совсем, и Волк понимал почти все сказанное ими.
–Нет,--сказал наконец старик.--Если нападут плосколицые, Медведи не пойдут к Турам. Если Медведи пошлют воинов на помощь турам, плосколицые нападут и разорят их хижины. Пусть каждый защищается своими силами.
Он встал, встал и Горан, молча кивнул Волку, чтобы тот шел за ним.
–Почему они не пригласили нас в стойбище?--спросил Волк, когда стойбище Медведей скрылось за деревьями.
–Медведи берегут свои тайны. Они делают широкие наконечники с зазубринами из мягкого камня. Такие не ломаются о ветки. Зазубрины не дают копью выпасть из раны зверя. Но шкуру толстокожих не пробивают. Хороши только для лесной охоты.
–Горан много знает…
–Тайны племени--богатство племени. Узнай много тайн--и племя твое станет сильным и богатым.
–Но медведи не захотели помогать Турам отбить плосколицых. Зачем Горан позвал их на большую охоту?
–Больше охотников--больше мамонтов. Медведи унесут мясо и шкуры. А кости останутся Турам. Турам нужны новые хижины…--Горан задумался.--И потом,--сказал он,--после большой охоты Медведи лучше подружатся с Турами. И тогда мы снова поговорим о плосколицых.
Лес становился все гуще. Все чаще они обходили буреломы, болота, овраги. Наконец кроны деревьев сомкнулись над головами путников, и они шли в зеленых сумерках по звериным тропинкам, петлявшим между гигантских стволов, покрытых сплошным ковром сизовато-зеленого мха.
–Исчезать в пламени костра легко,--сказал Горан.--Сейчас Горан покажет, как исчезают, когда светло.
Они присели у корней поваленного бурей дерева. Горан дремал, положив руки на рукоятку дубины. Волк смотрел на куницу, гнавшуюся за белкой. Внезапно Горан взмахнул дубиной. Волк приподнялся, чтобы увидеть, кого ударил Горан, а когда обернулся Горана не было. Тут же за спиной Волка зашелестели кусты. Он посмотрел на них--никого. Снова повернул голову и увидел Горана, сидевшего на прежнем месте.
–Надо двигаться быстро. Быстро и плавно,--сказал Горан.– И бесшумно.
–Горан много умеет,--задумчиво сказал Волк.--Больше, чем вождь.
–Вождя защитит племя. Горан ходит один. Его не защитит никто.
–Трудно стать ходоком в разные страны?
–Не каждое племя имеет ходока,--гордо улыбнулся Горан.– Его путь--под небесными огнями. Он крадется бесшумно, как рысь, и плавает, как выдра. Его удар--удар лапы льва, а глаза видят следы, как глаза волка. Его копье летит быстрее птиц, а ноги--ноги сайгака. Ходок найдет дорогу в тумане, и болото не схватит его. Ходок знает чужие наречья и знает язык знаков. Ходок может не есть много переходов и все-таки идти. Лес и степи--хижина Ходока, а звери и птицы--его соплеменники. Они подскажут дорогу Ходоку и охранят от опасности.--Он задумался и продолжал тихо.--Многие ходили в чужие земли, но немногие вернулись. Слишком опасно. У Медведей тоже был ходок. Вот уже три лета никто не видал его. Был ходок и у Рысей. Он ушел давно. Он был хорошим ходоком. Но он тоже не вернулся. Может, когда-нибудь не вернется и Горан. Слишком опасный путь у ходока. Не каждый может пройти его… Вот смотри--он достал висевшую у него на груди овальную костяную пластинку, пожелтевшую и потрескавшуюся от времени. На пластинке была нарисована женская фигура.--Это «мать племен Большой реки»,--пояснил Горан.--Ее дают воинам, которые ходят далеко. С нею можно ходить по землям всех ее сыновей: Туров, Медведей, Рысей, Барсов… А к Рысям мы скоро придем…
--А говорили, что ты веришь в невидимого бога, который охраняет тебя в пути. А ты оказывается веришь и в наши приметы!
--Конечно. Ведь она помогает в пути ходокам.
Стойбище Рысей располагалось в густой чаще, над огромным оврагом. Только подойдя к нему вплотную, Волк понял, что кусты и деревья--это стены хижин лесных охотников.
–Рыси не рубят деревьев,--тихо сказал Горан.--Они переплетают живые деревья ветками и травой, а шкуры вешают внутри.
Зеленые кусты ожили, и воины, густо увешанные ветками, окружили пришельцев. Горан положил копье и поднял руку. Потом, сжав кулак, махнул рукою назад, туда, где осталось племя, и шагнул к северу. Отбросив ветви, воины уселись на траву. Высокий воин в плаще из шкур рысей подошел к Горану, сложил ладони вместе и прислонился к ним щекой.
Горан хлопнул ладонью по своему плечу. Волк изумленно переводил взгляд с Горана на воина. Руки их сплетались, жесты следовали один за другим, пока наконец воин не отступил в сторону, проведя рукой по земле. К Горану подошел одноухий воин и протянул ему несколько бобровых шкур. Горан покачал головою, и воин бросил шкуры на траву.
Рыси ушли, а Ходок долго сидел понурившись.
–Вождь Рысей не хочет помочь нам…,--наконец сказал он.
–Но он же ничего не сказал,--перебил Горана Волк.
–Мы говорили руками. Этот язык понимают все племена. Рыси не пойдут на охоту… Далеко. К Барсам идти не стоит. Очень далеко их земли. Они не успеют помочь, если придут плосколицые. Что ж. Надо возвращаться.

























                Г Л А В А  6


Вместе с молодыми ловцами вождь вбивал колья со стороны речушки, укрепляя ограду. Посылал женщин за ягодами и снова возвращался к молодым ловцам. Наконец ограду закончили. Вождь собрал старших ребят в своей хижине.
–Нужен кремень,--сказал он им.--Пойдете одни. Бобёр– старший.
Мало кремня на землях племени. Да и не всякий кремень годится для оружия. Мелкие, тонкие кусочки кремня попадались часто, но из них можно было сделать разве что скребки, резцы, проколки… За большими кусками приходилось идти далеко. Да и они были разными. Серый камень легко раскалывался от удара, но раскалывался на мелкие кусочки и годился только для ножей. Рыжий был попрочнее, но хороших копий из него не сделаешь. Настоящий черный кремень попадался совсем уж редко. Гладкий, блестящий, он кололся на прочные пластины, выдерживал удары даже о кости толстокожих. Из него делали боевые копья. Большое счастье--найти место, где водится черный кремень. Найти такое место--это подвиг, такой же, как убить врага или крупного хищника. Плохо племенам, на чьих землях нет кремня. Им приходится выменивать его у соседей.
Ни разу еще Бобёр не находил такого места. А еще ему хотелось найти зеленый камень. Он мягче кремня, он не раскалывается, даже если бить по нему тяжелым валуном. Редко-редко попадает к племени зеленый камень. С далекого восхода солнца приносят его племена. Много шкур и мамонтовой кости требуют за такой…
Бобёр вздохнул. Никто не знает, где водится такой камень. Даже Горан.
–Смотри,--сказал ему вождь, прочерчивая копьем линию на песке.--Ты пойдешь вдоль реки, пока не увидишь, как Черная река входит в нее. А дальше ты пойдешь вдоль Черной реки и там, через три перехода, увидишь белую землю. В ней водится черный камень. Возьмешь с собой собак. Наберете побольше кремня. И берегись чужих. Прячься и смотри, куда они пойдут.
Потом вождь собрал малышей.
–Вы останетесь защитниками племени,--сказал он им серьезно.--Вы будете ловить рыбу и бить птицу, пока воины будут охотиться.
Племя запасалось едой. Из леса возвращались охотники, тяжело нагруженные мясом и шкурами. Несли коз, кабанов, лосей. Рядом плелись навьюченные собаки. Они и рады были бы ускользнуть к своим диким собратьям, но люди хорошо привязывали груз, а с грузом не убежишь. Собаки скулили, но покорно шли за людьми.
Груз складывали на площадку у входа в хижину вождя и снова уходили в лес.
Шумно притопал Зубр, закутанный в звериную шкуру. Молодой охотник принес больших черных глухарей. Серый притащил косулю на длинном кожаном ремне. Вождь улыбался. Мяса хватит надолго.
Женщины разделывали добычу. Подбрасывали в костры зеленые ветки, траву и в густом черном дыму коптили мясо. Очищали тонкие жилы, которыми можно сшить хорошую одежду, вычищали желудки убитых зверей, в которых удобно хранить воду. Рога, черепа, кабаньи клыки складывали в яму-хранилище. Черепа пойдут на стенки хижин, рога--на наконечники для копий, а острыми кабаньими клыками легко резать кожу и мясо.
Ворона варил клей. В череп медведя он налил воды, бросил в нее несколько козлиных копыт, смолу сосны, рыбьи головы и теперь подогревал череп на маленьком костре. Когда смесь загустела, он расщепил конец гладко оструганной палки, окунул ее в клей, вставил в расщеп костяной наконечник и туго обмотал конец палки тонким ремнем. Сверху обмазал ремень клеем и отложил готовое копье в сторону. Отменное получилось копье. Оно не сломается, даже ударившись о дерево.
Прибежали собаки, навьюченные кожаными мешками. Возвратились молодые ловцы. И когда Горан вернулся в стойбище, вождь с гордостью показал ему груду кремня и шкур.
–Туры готовы,--сказал он, улыбаясь, и тут же нахмурился, услышав ответы Рысей и Медведей.
–Что ж,--сказал он после долгого молчания.--У Туров мало воинов. Но молодые ловцы подросли. Они хорошо работают. Они сами добыли кремень. Нужно провести испытание.
Горан кивнул.






























                Г Л А В А  7


На поляне возле священного дерева пылали костры. Серый называл имена молодых ловцов, достигших охотничьего возраста, и долго ждал, пока старейшины тихо переговариваясь, обсуждали, достоин ли юноша принять участие в испытании. Девять старейшин было у племени, и достаточно было пятерым из них высказаться против, чтобы молодого ловца не допустили к испытаниям.
Жизнь каждого юноши проходила на глазах у племени, и поэтому говорили старейшины недолго. Костры по краям поляны освещали со всех сторон красный ствол священного дуба, торжественно неподвижными были лица старейшин, покрытые священной красной краской. Дружно поднимали они копья, когда согласны были допустить юношу к испытанию, и клали копья на землю, когда были против.
Одно за другим звучали имена молодых ловцов. Только против насмешника Птицы трое положили копья да двое были против слишком робкого Оленя.
–Все,--наконец объявил Серый, опускаясь на траву. И тогда вдруг поднялся Горан.
–Пусть старейшины допустят к испытаниям Волка,– негромко сказал он.--Волк будет хорошим охотником и воином.
Напряженное молчание нависло над поляной. Старейшины нерешительно переглядывались. Они уважали Горана, но…
–Волк еще мальчишка,--наконец проворчал Зубр, бросая копье на землю.
–Волк спас Белку,--возразил ему Серый, поднимая свое копье.
–Волк не любит охотиться с молодыми ловцами,--сказал Лис угрюмо,--водится с девчонкой да еще с этим, Птицей.--И тоже бросил свое копье.
–Волк хорошо ходил за краской и к Медведям,--снова поднялся Горан.--Волк сильный и смелый.
Он поднял копье, и сразу же трое старейшин подняли свои копья.
Лис забеспокоился.
–Орлик не захотел тащить добычу Лиса,--выкрикнул он, глядя на вождя.
–Это плохо,--покачал головой Ворона.
А вождь молчал, о чем-то думал, покачивал на ладони тяжелое боевое копье.
--Вождь тоже был не слишком-то послушным,--наконец улыбнулся он,--но стал вождем.--И решительно поднял копье вверх.
Молодых ловцов не пускали на совет. В нетерпении толпились они у хижины вождя, ожидая решения старейшин. Наконец Серый, сопровождаемый старейшинами, подошел к ним, и все замерли, впившись взглядами в непроницаемые лица старейшин.
–С рассветом,--сказал Серый,--молодые ловцы уйдут в лес, будут метать копья и драться на дубинках. Потом молодые охотники будут искать их в лесу, и те, кого они найдут, не получат копье охотника. Кто сумеет ускользнуть от погони, пусть пробирается в стойбище, а старейшины пусть не пускают их. Те, кого коснутся копья старейшин, не получат копье охотника. Кто сумеет невредимым войти в хижину вождя, получит копье. Этим копьем до захода солнца он убьет дичь. Только тогда ловец получит копье охотника.
Серый поднял нож из мамонтовой кости, густо вымазанной красной краской, и подошел к ловцам, осторожно касаясь ножом то одного, то другого. И каждый, кого он касался, с радостной улыбкой бежал в свою хижину готовиться к испытанию. Волк стоял в стороне, с завистью глядя на старших товарищей. Когда же наконец и он станет охотником?
Серый остановился, отыскивая кого-то взглядом, и вдруг направился прямо к Волку.
«Хочет утешить»,--сердито подумал тот.
Он не поверил своему счастью, когда прохладное лезвие коснулось его лба, оставляя на нем широкую красную полосу. Несколько мгновений, не дыша, смотрел Волк на улыбающегося Серого, а потом опрометью бросился к хижине, все убыстряя бег.
Спал Волк плохо. Если он выдержит испытание, он станет охотником. Волк будет охотиться на мамонтов. Он построит хижину для себя и для Белки. А если нет? Волк даже зажмурился от страха. Он останется молодым ловцом еще на год, а может, и на два. Даже дети будут смеяться над ним. И Белка… Белка не будет больше ходить с ним в лес. Мальчик ворочался с боку на бок, вздыхал, выходил из хижины и смотрел в звездное небо. Он выдержит испытание. Выдержит, и все. А сейчас надо уснуть. Набраться сил.
И он снова возвращался в хижину.
Разбудил Волка негромкий стук копья по сухому стволу. Хмурые, невыспавшиеся, шли за вождем молодые ловцы в предрассветной мгле. Сизые клубы тумана окутывали сонный лес, цеплялись за мокрые ветки. На большой поляне у дуба еще вчера Ворчун соорудил «зубра». Сделал он его из веток и травы, а сверху покрыл шкуркой. Вместо головы к туловищу был привязан дубовый пень с сучками-рогами, а ног у «зубра» не было вовсе.
Вождь отмерил шагами расстояние и прочертил ногой черту.
–Бросайте.
Волк бросил копье первым и с радостью убедился, что попал в шею, как и хотел. Копье Оленя впилось в бок чучела, а Бобёр тоже попал в шею, но слишком высоко. Молодые ловцы с детства умели бросать копья, и поэтому никто не удивился, что все они попали в цель.
--Дубины,--сказал вождь, поднимая над головой огромную дубину.
Птица с воинственным криком первый напал на вождя. Его дубина мелькала в воздухе, но достать вождя так и не могла. Казалось, вождь знает, куда именно бьет Птица, и всюду дубина молодого ловца натыкалась на его дубину.
Наконец Птица устал. Его удары становились вес слабее, а вскоре он и вовсе опустил дубину.
--Не надо махать без толку. Надо целиться,--проворчал вождь и показал рукой вправо. Птица запрыгал от радости. Он выдержал испытание на дубинах.
Вторым напал на вождя Олень. Его легкая, но длинная дубина со свистом рассекла воздух и ударилась о землю. Вождь увернулся. Приземистая широкоплечая фигура вождя казалась неподвижной, но Волк заметил, что в тот момент, когда дубина опускается и все смотрят на нее, он уклоняется ровно настолько, чтобы пропустить дубину: влево, вправо, назад. Вождь нанес удар-- Олень с трудом отбил его и, перехватив дубину в левую руку, ударил сбоку. Вождь слегка наклонил свою дубину, и дубина Оленя скользнула к земле. А в следующий момент ударом снизу вождь выбил дубину из рук молодого ловца, и она отлетела к деревьям, осыпав мальчиков сбитой листвой.
–Плохо,--сказал вождь.--Нужно смотреть, куда бьешь.--Но все-таки небрежно махнул рукой вправо.
Вождь поочередно выбил дубину еще у шестерых ловцов и совсем расстроился.
–Все не умеете драться,--пробурчал он.--Если придут враги, как вы защитите племя?--Однако всем указал направо.
«Значит, не так уж плохо дерутся»,--подумал Волк, готовясь к испытанию.
Бобёр бил мало, больше защищался, и ему удалось в какой-то момент зацепить плечо вождя. Вождь молча махнул рукой вправо и повернулся к Волку. Волк ударил. Когда дубина опускалась, он придержал удар и изменил его направление, стараясь ударить сбоку. Вождь с трудом отбил этот удар рукояткой дубины и мгновенно ударил снизу. Волк отпрыгнул.
–Молодец,--улыбнулся вождь.
Теперь надо было пройти сквозь цепь воинов и не попасться. Со всех ног кинулись мальчики к оврагу, а воины рассыпались цепью, отрезая им путь. Двоих ребят окружили в густом кустарнике, но пока их ловили, цепь разорвалась и Волк, Птица и еще двое ловцов бросились в прорыв. Воины швыряли им в ноги дубины, но сбили только одного.
Бобёр нырнул в пруд, спрятал голову под листьями кувшинки, дождался, пока цепь воинов прошла мимо, и спокойно потрусил к стойбищу. Долго воины, весело перекрикиваясь, ловили ребят, пытались загнать в болото, но только одному ловцу не удалось уйти от них.
Старейшины поджидали прорвавшихся у частокола. Трое охраняли стойбище со стороны оврага. В руках каждый старейшина держал длинный шест, вымазанный сажей. Мальчики знали, что достаточно прикосновения такого шеста--и придется целый год ждать новых испытаний; неудачника считали раненым.
Волк, не показываясь из кустов, осторожно осмотрел стойбище. Вместе с Птицей они поползли по оврагу, прячась в гигантских лопухах, а потом, прикрывшись лопухами, поползли вверх. Стенка оврага здесь была очень крутой, и старейшины не стерегли этого места. Ребята ползли, цепляясь за обнаженные корни кустарника, не замечая, что сверху за ними с ухмылкой наблюдает Лис.
Волк полз, не поднимая головы, когда Лис небрежно занес шест над ним, опуская его на плечи мальчика. Шест зашуршал в кустарнике, и Волк невольно отклонился. А в следующее мгновение Волк выпрямился и, перехватив шест, резко дернул его к себе. Взмахнув руками, Лис покатился по склону, а Волк с Птицей вскарабкались на ограду и, петляя в проходах, добежали до хижины вождя.
Олень и Бобёр были уже здесь. Они вместе с другими ловцами пробивались в стойбище со стороны леса и пробились, отбивая шесты дубинками; только двое ловцов не смогли увернуться от ударов старейшин.
–Теперь,--сказал вождь,--вы получите копья. Нельзя брать запасного копья. Ножи и дубинки оставите здесь. С каждым из вас пойдет старейшина. До захода солнца вы должны убить дичь.
С Волком шел Лис. Мальчик понял, что Лис сделает все, чтобы спугнуть дичь. Он шумно топал, ломал ветки, кашлял. Плутоватая улыбка змеилась на его тонких губах.
«Нужно сначала избавиться от Лиса»,--подумал Волк, вспоминая уроки Горана. Он прыгнул через куст и ударил копьем вправо. Лис посмотрел направо, а когда обернулся, Волка поблизости не было. Бесшумно извиваясь, как уж, полз он в чащу, а Лис, громко ругая мальчика, бегал между деревьями.
Когда его голос удалился, Волк поднялся и не спеша побрел к ручью, изредка выглядывая из кустов. Ручеек привел его к поляне, посредине которой паслось небольшое стадо косуль. Ветер дул в сторону Волка, значит, косули не могли учуять его.
Мальчик замер, боясь выдать себя малейшим движением. Если он не убьет косулю одним ударом, она убежит и может унести с собой копье Волкак, а второго у него нет. Он лежал, выжидая, когда дичь подойдет поближе, а солнце все ниже опускалось к вершинам деревьев. И Волк понял, что больше ждать нельзя. Он отполз в сторону и, наломав веток, прикрыл ими голову и плечи.
Потом снова вернулся к поляне и тихо-тихо, прикрываясь ветками, пополз к косулям. До стада уже оставалось шагов двадцать. Волку хотелось подкрасться еще ближе, чтобы бить наверняка, как вдруг издалека донесся голос Лиса и стадо насторожилось. Волк вскочил и, отбросив ветки, метнул копье. С шумом убегали перепуганные косули, но одна осталась лежать на поляне. Волк попал ей в шею. Дрожащими руками гладил он атласную шкурку, а потом, глубоко вздохнув, закричал.
– Эге-гей, Лис! Волк здесь!
К стойбищу они шли молча. Солнце коснулось горизонта, когда Волк сбросил тушу у входа в хижину вождя. Остальные ловцы уже сидели здесь. Птица убил молодого кабана, Олень– барсука, а Бобёр, как и Волк, косулю.
Торжественно, не спеша подошел к ним вождь и вручил каждому небольшое копье, вырезанное целиком из бивня мамонта, густо покрытое священной краской. Волк вышел за частокол и лег на землю, подставив разгоряченное лицо вечернему ветерку.
«Он охотник! Теперь никто не будет ругать его за охоту в одиночку. Он будет охотиться на мамонтов наравне со взрослыми. Он добудет много мяса, и старейшины разрешат Белке уйти в его хижину. Лис больше не будет ругать Белку. Волк не позволит Лису…»
Легкие шаги раздались рядом. Волк поднял голову. Белка тихо присела на траву, помолчала, улыбаясь, потом достала из-под накидки кожаный пояс, расшитый белыми жилами.
–Это тебе,--прошептала девочка,--Белка знала, что ты выдержишь испытание.
Положив пояс около Волка, она вскочила и убежала в стойбище. Опоясавшись новым поясом, Волк с достоинством, как и положено охотнику, пошел следом.






















                Г Л А В А  8


Листья желтели. Все холоднее становилась вода в реке, и все спокойнее становился вождь. Было ясно, что в этом году плосколицые не придут. Никто не ходит в далекие походы по глубокому снегу.
Племя Туров готовилось к охоте на мамонтов. Далеко вверх по реке ушли охотники караулить стада. За пять переходов от стойбища ждали мамонтов два охотника. Заметив стадо, они должны зажечь костер на вершине холма, а те, кто находится за три перехода от племени, увидят костер и зажгут свой. Его увидят охотники, которые ждут за один переход от холма со стойбищем. Ну, а их костер увидит все племя. Если мамонтов будет много, охотники зажгут два костра, а если за первым стадом идет второе – три.
А пока племя рыло ямы-ловушки, вбивало заостренные колья в дно оврагов, подтаскивало к краям оврагов тяжелые валуны и стволы деревьев, собирало в кучи хворост. К длинным, гладко обструганным жердям привязывали широкие и толстые наконечники из кости мамонтов.
В небе потянулись стаи птиц. Утки, чибисы, гуси, кулики переполнили озера и заливы Большой реки. Их было так много, что казалось, небо покрылось разноцветными тучами. Но тучи эти пищали, крякали, шелестели, роняли перья, опускались к земле и снова поднимались ввысь, закрывая солнце. Иногда они летели так низко, что молодые ловцы подшибали пернатых камнями и палками. А охотники, метнув копье, сбивали сразу двух-трех.
Когда караваны птиц поредели, над стойбищем показались большие белые гуси с ярко-красными клювами. Это были осторожные птицы, и к земле они спускались только на ночлег, выбирая лесные озера, окруженные густыми зарослями. Но и там их находили неутомимые молодые ловцы.
Пришли Медведи и поставили свои шалаши неподалеку от стойбища. Они не ходили в стойбище, и к себе никого не приглашали.
И вот однажды ночью охотник, охранявший стойбище, разбудил вождя.
– Смотри,--сказал он, указывая копьем в темноту.
Вождь всмотрелся. Далеко-далеко он разглядел две светящиеся точки. Ночь была звездной, и точки легко можно было принять за небесные огни, но в отличие от них точки светились теплым живым светом.
–Так,--удовлетворенно кивнул вождь,--мамонтов много.
Мамонты шли вдоль реки. Большие рыжевато-бурые самцы важно выступали впереди стада. За ними двигались самки с детенышами, а замыкали шествие опять взрослые самцы. Казалось, холмы ожили и движутся вдоль реки, не спеша и колыхаясь. Только малыши нарушали торжественное шествие, путаясь под ногами у взрослых, затевая возню, пронзительно визжа.
Охотники рассыпались цепью в густом кустарнике, и, когда вожаки стада прошли мимо оврага, из прибрежных зарослей послышались неистовые вопли загонщиков, полетели горящие факелы и копья. Испуганное стадо шарахнулось в сторону, и десятка два молодых мамонтов метнулись в овраг. Сзади набегали взрослые самцы, тревожно трубили вожаки, овраг наполнился топотом и визгом. Но вырваться из оврага мамонты уже не могли. Сплошная огненная стена встала на их пути: это воины подожгли хворост в устье оврага.
Мамонты бежали, спотыкаясь, вверх по оврагу, а с обрывов на них летели стволы деревьев, камни, копья. Трое животных провалились в ямы-ловушки, двое напоролись на колья. Еще трое были убиты тяжелыми бревнами, брошенными Медведями. Остальные, трубя, снова повернули к устью оврага. Но здесь их ожидали молодые охотники с длинными копьями и ножами.
Волк метался в самой гуще, уворачиваясь от разъяренных животных, стараясь не столкнуться с другими охотниками. Он бежал с копьем в руках к раненому мамонту, когда хобот молодого самца зацепил его плечо. Только зацепил, но Волку показалось, что на его плечо упало дерево. Он выронил копье и выскочил из оврага.
Густые клубы пыли, смешанной с дымом, заволокли овраг. Охота заканчивалась. Только четверым мамонтам удалось пробиться к реке. Израненные и напуганные, со всех ног убегали они. догоняя ушедшее стадо. Издалека доносился тревожный призыв вожаков. Охотники не потеряли ни одного человека, но многие были ранены, и женщины прикладывали к ранам целебные травы, обертывая раны легкими шкурками белок.
–Хорошая охота,--радовался вождь.--Мяса хватит надолго.
Длинными кремневыми ножами охотники разделывали туши. Мясо нарезали тонкими лентами. Женщины и дети подхватывали ленты и уносили к дымящим кострам коптить. Часть мяса развесили на сучья деревьев вялиться на солнце.
Племя веселилось. Каждый отрезал от туши кусок и тут же на прутике жарил его на костре. Объевшиеся собаки спали в кустах. Мясо валялось под ногами, его втаптывали в землю, оно горело в огне.
За мамонтами всегда идут олени. И снова вождь послал воинов вверх по реке ожидать стадо. Птица и Волк ушли вместе с ними, а Бобёр повел молодых ловцов к реке. Они били копьями сомов, полосатых окуней, золотистых лещей… Женщины собирали ягоды, орехи, грибы, сушили их, выделывали шкуры мамонтов, готовя жилища к зиме. Воины племени тем временем отдыхали, чинили оружие, изредка ходили на охоту.
Сигнал пришел на рассвете, и сразу же сонное стойбище ожило. Охотники уходили к реке, где молодые ловцы и женщины готовили укрытие в кустах. Оленья тропа пересекала Большую реку там, где она широко разливалась и была мелкой. Стада оленей шли по пути мамонтов, разбредаясь по оврагам и полянам. Сплошной лес рогов затопил окрестности. Стук копыт заглушал шум леса. Черная истоптанная земля оставалась за стадами. Тем оленям, которые шли сзади, корма не оставалось, и они напирали на передних, перемешиваясь с ними, обгоняли.
Сначала в воду вошло небольшое стадо, и охотники пропустили его, выжидая. И дождались. Река скрылась под коричневато-серыми телами; тысячи копыт взбивали пену, топтали желтый песок. Охотники напали с двух сторон. Бредя по пояс в воде, они бросали копья, били дубинками, а сзади стада кричали и размахивали горящими ветками женщины и молодые ловцы.
Большая часть стада, прорвав цепь охотников, поплыла вниз по течению, выбираясь на низкий берег, разбредаясь по степи. Через два дня подошла вторая волна оленей, и снова вопли охотников раздались над Большой рекой. Две недели шли олени, и две недели не отдыхало племя. Спали урывками. Ели сырое мясо. Некогда было разжечь костер, приготовить пищу. Снова и снова летели копья, падали дубины. Охотники вылавливали туши, на длинных ремнях тянули их к берегу, разделывали, коптили мясо. Не слышно было больше радостных криков: все слишком устали.
Когда поток оленей иссяк, охотники попадали, где кто стоял, и заснули. Спали долго. Солнце два раза поднималось над землей, а люди все лежали, поднимались только чтобы пожевать чего-нибудь. Долго еще пылали костры на берегу реки: женщины коптили и сушили мясо, выделывали шкуры.
Вождь и старейшины были довольны: запасов на зиму хватит с лихвой. Излишек можно будет выменять на украшения и камни у соседних племен на празднике Желтых листьев. Довольны были и Медведи, помогавшие на охоте: они даже не смогли унести за один раз всю добычу, оставив часть мяса на хранение Турам.








                Г Л А В А  9


По утрам уже подмораживало. Небо стало светлым и прозрачным. Леса и холмы раскрасились в желтый и багряный цвета. Ревели в чаще лоси. Охотники уходили в лес и там ставили силки на куниц и рысей, ловили выдр и бобров. Волк приносил с собой пушистые шкурки и отдавал их Белке, а потом они бродили вместе по берегу Большой реки, и Волк рассказывал девочке о дальних странах, куда он когда-нибудь пойдет с Гораном.
Белка с улыбкой смотрела на молодого охотника. За лето она сильно изменилась. Угловатые движения стали плавными и спокойными, внимательно смотрели синие глаза. Белка стала задумчивой, не играла больше с подругами. Теперь она часто бывала со взрослыми женщинами, шила новую одежду, украшая ее ракушками.
Волк не узнавал своей задорной подружки, но такая она ему нравилась еще больше. Даже на охоте он скучал по девочке, спешил поскорей вернуться в стойбище. Женщины пересмеивались, а Лис хмурился, отводя взгляд в сторону. Но Волк не замечал ничего. Скоро праздник Желтых листьев, и он попросит старейшин разрешить Белке переселиться в хижину Горана, в которой теперь жил Волк.
Как-то к вечеру пришли Медведи,--трое в косматых шкурах, с лицами, густо размалеванными сажей. Они положили свои копья у частокола и сели на траву, ожидая. Вождь вышел из стойбища и, взяв за руки пришельцев, повел их в свою хижину.
Вскоре Птица побежал по стойбищу, созывая старейшин. Гул голосов доносился до Волка, который у частокола привязывал кремневый наконечник к свежеоструганному древку. Голоса звучали дружелюбно. Время от времени кто-то смеялся.
–Договариваются о мене,--решил Волк и, подергав наконечник, отправился на поляну, чтобы испытать новое копье.
Там его и нашла Белка. Она, наклонив голову, остановилась, и глаза ее были полны слез. Волк опустил копье, пытливо всматриваясь в лицо подружки. Неужели опять Лис?
–Белка уходит от племени,--тихо сказала девочка.
–Уходит?
–Медведи забирают Белку. Они принесли солнечный камень и соль. Белка станет женой воина Медведя.
–А как же Волк?
–Волк не может идти к Медведям. Волк--охотник Туров.
Гнев и обида охватили молодого охотника. Голове стало жарко. Он знал, что племя отдает своих девушек в чужие племена. В племени Туров тоже были три женщины из других племен. Но Белка! Он спас ее от носорога. Она подарила ему пояс.
–Белка не пойдет к Медведям--решительно сказал он.
–Старейшины уже решили…
–Тогда… Тогда давай убежим. И будем жить вдвоем.
–Охотники найдут и убьют Волка,--покачала головой девочка.--Нельзя ослушаться старейшин.
–Белка хочет уйти к Медведям,--горько проговорил Волк.
–Нет,--встрепенулась она.--Белка хочет жить с племенем. Белке не нравятся черные Медведи.
–Тогда бежим. Ночью. А потом вернемся. Племя простит нас. Волк попросит Горана. Бежим! Ночью, у ограды, Волк будет ждать Белку.
Глаза девочки заблестели.
–И мы построим себе хижину,--улыбнулась она.--Волк убьет много дичи, и Белка сошьет красивую одежду. А потом…
–Ночью. У ограды,--перебил ее Волк.
Густые тучи заволокли небо. Начал накрапывать дождь. Быстро стемнело. Волк выбрался за частокол и прилег под кустами у подножия холма. Мешок с оружием и вяленым мясом он привязал к спине. Копья торчали из мешка, а дубину Волк привязал к руке. Ночью трудно метко ударить копьем, значит, оно вряд ли понадобится. А свободные руки ночью нужнее всего. Кто знает, что может, случиться. Может быть, придется карабкаться на дерево, а может… выхватить нож. Да, свободные руки ночью очень нужны.
Волк видел, как Белка, закутанная в шкуру, выскользнула из-за частокола и остановилась, осматриваясь. Он легонько свистнул раз, другой, третий… Это означало: «Иди сюда». Белка подошла, доверчиво положив теплую ладошку в руку Волка. Он привязал ее узел к своему мешку и повел подружку по оврагу, через ручей.
–Они нас будут искать около реки,--прошептал Волк,--а мы уйдем в лес. Туда, где туры. Там густые деревья. Там мы спрячемся.
Белка кивнула. Волк придумал хорошо. Племя не охотилось в лесу, где жили его предки туры. Только в случае голода старейшины могли убить несколько черных быков. Да и то нужно было переодеться Волками или Тиграми, чтобы предки не догадались, кто их убил.
Они долго брели по воде, петляли по холмам и снова шли по ручьям и болотам. Когда небо посерело, им показалось, что ушли они очень далеко.
–Скоро утро,--сказал Волк.--Спрячемся в кустах, а ночью пойдем дальше.
Они заползли в густой кустарник, наломали веток и, закутавшись в шкуру, уснули, тесно прижавшись друг к другу. Разбудил Волка запах дыма и жареного мяса. Со сна ему показалось, что он в стойбище, но тут же он вспомнил все и осторожно выглянул из кустарника. Прямо перед ним горел костер, и Горан поджаривал на нем зайца.
--Волк хорошо запутал след,--кивнул он молодому охотнику.--Охотники не нашли бы Волка…
–Белка…
–Белка пойдет в стойбище с Гораном. Он скажет, что она заблудилась в лесу. А Волк убьет косулю и придет к вечеру.
–Нет!--Волк схватился за копье.
–Да,--печально улыбнулся Горан не меняя позы, и добавил сурово.
--Волк хотел поссорить нас с Медведями. Медведи не будут охотиться с Турами. А если придут плосколицые, кто поможет Турам?
–Никто не видел плосколицых! Они уже не придут!
–Горан видел,--угрюмо сказал Горан.--Они придут! Может, не скоро. Но придут.
–Но мы с  Белкой… Волк спас ее…
–Старейшины так решили,--твердо сказал Горан.--Идём!--Он взял за руку плачущую девочку и повел за собой, не оглядываясь на Волка.
Два раза рука Волка сжимала копье, и два раза он разжимал ладонь. Наконец Горан с Белкой скрылись за кустами, а Волк упал лицом в сухие листья и заплакал первый раз с тех пор, как был еще совсем маленьким.
Он не пришел к стойбищу. Как во сне, бродил он по лесам и оврагам, подбирая ягоды, подбивая дичь. Спал, зарывшись в сухие листья. Обходил тропинки, прячась от людей. Так проходили дни--один, другой, третий…


















                Г Л А В А  10


С холма доносились громкие удары о стволы деревьев и лопатки мамонтов. Пищали костяные свирели, смеялись женщины. Оленьи туши, птица, зайцы, косули жарились на вертелах. В кожаных мешках варилась рыба. На костре накалялись камни. Время от времени женщины бросали их в мешок, а остывшие вытаскивали из кипящей воды и снова бросали в костер. В длинном деревянном желобе готовилось лакомство из ягод, смешанных с диким медом. В золе запекалось мясо, завернутое в листья папоротника. Готовое мясо разрезали кремневыми ножами, обкладывали травами и печеными корешками, раскладывали на листьях. На углях поджаривались грибы, политые жиром, коптились языки. Рядом стояли корзинки, плетенные из древесной коры, полные лесных орехов. Мальчики раскалывали кости, доставая костный мозг, а старейшины осторожно насыпали на широкие листья редкое лакомство--серовато-белую соль, от которой мясо становилось вкусным и после которой хотелось съесть много мяса.
У хижины вождя собрались гости, и шел бойкий обмен. Охотники разных племен разложили на траве то, что принесли менять, и ходили по площадке, рассматривая то, что принесли другие. Когда кому-нибудь из них хотелось выменять какую-то вещь, он ее откладывал, а рядом выкладывал шкуры, мясо, кремни… Столько, сколько, по его мнению, стоила вещь. Если хозяин соглашался с оценкой, он забирал вещи, предложенные на обмен. Если же не соглашался, не трогал их. И тогда менявшийся добавлял к ним что-нибудь или забирал свои вещи и уходил. За хороший кремень давали пять шкур оленя, или тушу кабана, или три шкуры бобра, куницы, лисицы. За осколок ледяного камня отдавали пять кремней или хороший кусок солнечного камня. Мешочек красной краски ценился в ожерелье из ракушек, которое приносили с далеких берегов Большой воды. А синяя, зеленая и фиолетовая краски обменивались на три мешочка красной или четыре бивня мамонта. Эти краски попадали на берега Большой реки совсем уже редко. Их выменивали в землях Львов.
Волки принесли соль, которую они вываривали из соленых ручьев, текущих по их холмам, а Болотные люди--кусок синего льда. Туры выменяли его на два мешка красной краски, три браслета и пять шкур оленя, и все рассматривали камень, передавая из рук в руки, а он искрился в лучах солнца: багрянцем и желтизной наливалась одна его сторона, а другая казалась куском застывшего голубого неба.
–Волшебный камень,--восхищенно сказал вождь,--камень весны и осени. Он принесет удачу племени.
Там, где на траве лежали браслеты, ожерелья, корзинки, маски, игрушки, светильники, дудочки, проколки, костяные иглы, толпились женщины и дети. Обмен шел до вечера, но долго еще люди племени и их гости менялись между собой, увидев вдруг вещь, которая нравилась ему больше, чем приобретенная. Ни у кого из гостей племени не было столько шкур, мяса, кремня, краски, как у Туров. Радовались украшениям женщины, весело щебетала детвора, улыбались охотники. Только Ворон недовольно покачивал головой.
–Туры хвалятся богатством,--бормотал он.--Это плохо. Узнают враги и придут… Плохо.
– Кто им скажет? – отмахивались от него. – У Туров теперь много друзей. Вместе мы отобьем любого врага.
–Скоро зима,--добавил вождь.--Никто не ходит по снегу в далекие походы…
Серый вздохнул.
--Ворон не верит никому, но сейчас он, пожалуй прав. Богатство вызывает зависть. О нем много говорят. Богатому племени завидуют. И враги стараются отнять богатство…
А молодежь танцевала. Сначала сплясали танец оленей. Под частые удары дубинкой в лопатку мамонта девушки с оленьими рогами в руках, наклоняясь, «паслись» на поляне; внезапно юноши с деревянными копьями «нападали» на «оленей», били их копьями, и, хотя копья ни разу не задели «оленей», они пролетали от них так близко, что, казалось, вот-вот ударят.
Медведи сплясали танец войны. Они налетали друг на друга, размахивая дубинками, падали, «умирая», и снова оживали, бросаясь в «бой». Дубинки с треском сталкивались в воздухе, но ни разу не задели танцующих. Потом охотники танцевали танец волка. Посредине площадки топтался вождь в волчьей маске, а вокруг него, глухо подвывая, кружились воины в волчьих шкурах. Танцы сопровождались музыкой. Деревянными колотушками били по лопаткам мамонта, полым деревянным стволам; дули в просверленные кости, большие и малые деревянные дудочки, камышинки; свистели и хлопали в ладоши, отбивая ритм.
Молодежь метала копья, состязаясь в меткости, бегала наперегонки, лазила по деревьям, качалась на ветвях. Потом ели и снова танцевали, спели песню Волка и песню Желтого листа. Снова ели и снова плясали. Пир удался на славу.
Только на третий день начали расходиться гости племени. Ушли и Медведи, уводя с собой заплаканную Белку, которая весь праздник одиноко просидела в хижине  Лиса. А Волк все бродил и бродил по лесам… Он видел, как олени дерутся за самку, а медведь, отмахиваясь от пчел, выдирает из дупла соты с медом. Медведь вопил от укусов, его черный нос раздулся от пчелиного яда, но он упорно продолжал разбойничать: очень уж хотелось сладенького.
Волк видел, как выдры, лежа на спине и поджав лапки, скатываются по крутому глинистому склону в воду. Как туры ходят вокруг поляны, притопывая копытами, будто танцуя, а самки туров стоят посреди поляны и кланяются танцорам. Видел, как маленькие птички гоняют сову, а она, ослепленная дневным светом, удирает в темную чащу, наталкиваясь на ветки и стволы деревьев.
Как-то на Волкак прыгнула рысь, но он успел отскочить и копьем пригвоздил ее к дереву. А потом ему пришлось спасаться от льва на середине озера. Озеро было небольшим, и лев встречал его, перебегая по берегу к тому месту, куда плыл молодой охотник. Волк уже почти выбился из сил, когда лев наконец ушел, рыкнув на прощание.
Дважды туры загоняли Волка на деревья, и он часами сидел на ветвях, пока стадо не проходило мимо. Щеки молодого охотника ввалились. Лихорадочно блестели воспаленные глаза. Все чаще ему хотелось зарыться в листья, заснуть и больше не просыпаться. Белка приходила к нему во сне, и снова они вместе бродили по берегу Большой реки, смеясь и болтая.
«Может, уйти в самые северные леса?--думал Волк.--Или пойти к Медведям и украсть Рыжую Белку… Но тогда Медведи нападут на Туров».
Он кружил и кружил неподалеку от родного стойбища, пока как-то не натолкнулся в лесу на Птицу. Птица давно искал Волка, но, конечно же, не нашел бы, если бы тот сам не вышел ему навстречу. Волку казалось, что он никогда больше не захочет видеть соплеменников, отнявших у него подружку; но, выросший в родном племени, он чувствовал, что ему не хватает людей. Может быть, он бы и не вышел к кому-нибудь другому, но ведь это был Птица, веселый и верный товарищ, который всегда помогал Волку.
Молча стояли они, глядя в землю, а потом Птица быстро заговорил, испугавшись, что друг уйдет и он не увидит его опять долго-долго…
–Это не вождь и не Горан. Это Лис и старейшины. Вождь не хотел отдавать  Белку Медведям.
Волк молчал. Всегда веселое насмешливое лицо Птицыц стало печальным.
–Медведи дали богатый выкуп. Но… У Туров и так много богатств. Это Лис. Он не может забыть, как Волк стащил его в овраг, обманул на охоте. Лис не любит Волка. Волк любит Белку. Лис отдал Белку, чтобы сделать зло Волку. Ну и выкуп. Лис кормил Белку. Он забрал весь выкуп себе. Лис уговорил старейшин… Пойдем в стойбище.
Птица положил ладонь на плечо друга. Волк молчал. Он стоял, опершись на копье, о чем-то думая.
–Хорошо. Пусть Птица идет,--сказал он наконец.--Волк придет сам. Но… Пусть Лис будет осторожным. На охоте бывает всякое. Лис недолго будет охотиться.
Птица ушел, а Волк дотемна сидел один на берегу озера. Плохо одному в лесу. Можно, конечно, уйти в другое племя, но там молодой охотник будет чужаком. Много пройдет времени, пока племя признает его, доверит свои тайны, научит охотничьим хитростям. А Ворчун, Горан, Птица? Они никогда не простят Волку измены. Надо возвращаться. Все равно он долго не пробудет в стойбище. Он уйдет за камнем. Один. Или с Птицей. Он принесет солнечный и ледяной камень. Он найдет синий камень и отнесет Медведям. Медведи отдадут Белку. Так. Надо возвращаться.
В стойбище Волк пришел ночью, со стороны оврага. Сторож не заметил его, собаки чуяли своего, и Волк осторожно проскользнул в хижину Ворчуна.
–Вернулся?--проворчал старик.
–Мне нужно новое копье,--тихо сказал Волк.--С острым наконечником из ледяного камня.
–Зачем?
–Скоро Волк уходит. Далеко. За камнями. Синий, солнечный, ледяной. Много камней принесет Волк, и Медведи отдадут Белку.
–Хорошо. Получишь копье. Только весной. Скоро зима. Наследишь на снегу. Убьют.
Опустив голову, Волк вышел из хижины и побрел в лес. Молча прошел он мимо Горана, гревшегося у сторожевого костра. Горан проводил его взглядом, но не остановил.







                Г Л А В А  11


С серого неба понемногу срывался реденький снежок, и как-то утром, проснувшись, племя увидело, что все вокруг укутано белой шкурой. Густыми хлопьями падала небесная шерсть на землю, покрывая деревья, хижины, заметая тропинки.
Охотники начали мастерить лыжи. Две гибкие ветки, связанные на концах, они переплетали оленьими жилами и обматывали шкурками, а сверху прикрепляли ремни, а которые вставлялась нога. Лыжи охотников были узкими и длинными: на таких хорошо догонять дичь. Лыжи для женщин делали короткими и широкими. На таких хорошо ходить по сугробам, собирать сладкие ягоды терна, прихваченные морозом, калину, шиповник. Лыжи не проваливались и в топкую почву, где на еще зеленых кочках краснели ягоды клюквы и брусники.
Лыжи можно связать вместе и положить на них много груза –ягоды или тушу убитого зверя,--привязать к ним ремень и притащить груз в стойбище.
Большая река дымилась паром и по ночам у берегов покрывалась тонким слоем льда. Малыши на шкурах скатывались со склонов холма и скользили по ненадежному льду, стараясь все-таки держаться у самого берега. Днем, когда снег становился влажным, они лепили снежных зубров, мамонтов, оленей и состязались в меткости, кидая в них деревянные копья. Изредка к ним подходили взрослые охотники, показывая, как правильно держать копье при замахе, устойчиво стоять на ногах, точнее целиться. А показывая, сами увлекались игрой и начинали соревноваться между собой, стараясь точнее попасть копьем в игрушечного зверя. Только молодые охотники держались подальше от этой игры, считая ее недостойной взрослых.
Знахарка учила девочек лечить от болезней людей и собак. Она показывала им разные травы, рассказывала, как варить их и когда собирать. Трав было много, и трудно было запомнить каждую. Девочки скучали и потихоньку убегали из хижины. Только Куница--любимая ученица Знахарки--дослушивала до конца все ее объяснения и проводила в хижине целые дни, помогая ей варить целебные травы.
Женщины собирались вместе в чьей-нибудь хижине и, оживленно болтая, чинили зимнюю одежду, шили новую. Вычищали шкуры для летней одежды; сдирая с них мех, долго мяли шкуры в золе, вымачивали в отваре из ольховой коры. Шкуры становились мягкими и прочными, окрашивались в темно-коричневый цвет.
Дни становились все короче, а снег все глубже. По утрам вождь заставлял молодых ловцов расчищать от снега стойбище и тропинку к проруби. Костяными лопатками они отбрасывали сухой искрящийся снег от хижин, а потом отправлялись в лес за хворостом. Запасов хвороста, собранных летом, вождь не разрешал трогать.
–Если подует сильный ветер,--говорил он,--мы не сможем пойти в лес. Тогда возьмем запас.
Старейшины рисовали на снегу следы разных зверей и учили малышей распознавать их. А потом выводили ребят в лес и там спрашивали, какой зверь оставил этот след и как давно. Часами простаивали дети в мастерской Ворчуна, смотрели, как он работает. И, насмотревшись, то один, то другой хватал кремень и начинал оббивать его, изготовляя себе наконечник копья, нож или скребок…
По вечерам Горан учил говорить руками всех желающих, и на его уроки приходили даже взрослые воины: каждому хотелось уметь объясниться с людьми чужих племен. Серый рассказывал соплеменникам, как небесный охотник—Солнце-- метнул огненные копья-лучи в Землю, и там, где упали эти копья, в Земле появились раны и выступила кровь Земли--красная краска.
–Звери любят кровь,--говорил Серый,--и, увидев краску, лизали ее, пачкались в ней. После этого они уже не захотели жить в чаще, построили себе хижины и стали людьми. А другие звери не захотели пить земную кровь. Они так и остались четвероногими.
Ночью Птица выкрасил красной краской пса, но человеком пес не стал. Мало того, его же собратья-собаки, испуганные непривычным видом пса, покусали его, и он долго отсиживался в хижине Серого, пока наконец не оттер краску о снег. Племя смеялось, смеялся и вождь, хотя и отчитал Птицу за то, что тот потратил столько краски напрасно. Но Птица уже привык к выговорам и не обижался, обдумывая очередную шутку.
А Волк сидел в углу хижины молча, отрешенно, не принимая участия в разговорах, не слушая песен, которыми женщины сопровождали свою работу. Когда солнце выходило из-за туч, женщины уходили в лес собирать ягоды. Вождь запретил им удаляться от стойбища, но женщины увлекались и часто уходили довольно далеко, забыв об осторожности. Очень уж заманчиво выглядели ярко-красные гроздья рябины на белом снегу. Однажды женщины, ушедшие еще на рассвете в лес, в ужасе вбежали в стойбище.
-- Рысь,--кричали они,--рысь разорвала Куницу. Охотники сразу схватились за копья, но Горан остановил их.
–Пусть молодые охотники найдут и убьют людоедку,– сказал он.--Пусть ведет их Волк.
Молодые охотники, подхватив копья и горящие ветки, побежали к лесу. Птица и Волк бежали впереди.
–Здесь,--остановился наконец Волк. Следы оканчивались у густого кустарника.
Охотники рассыпались цепью, окружая кустарник, а потом начали сближаться, настороженно ощупывая длинными копьями густое переплетение ветвей.
–Она здесь,--шепнул на ухо Птице Волк.--Ветер на нас. Не слышит нашего запаха.
И тут рысь прыгнула, перелетев через их головы, и вскарабкалась на сосну, спрятавшись в её густой кроне. Охотники окружили сосну, натаскали к стволу хворост, подожгли его и отступили, приготовив копья. Густые клубы дыма окутали дерево. Фырканье рыси перешло в кашель.
–Сейчас прыгнет!--прошептал Птица, поднимая копье. Огромная кошка распласталась в воздухе, и навстречу ей полетели копья.
Раненая рысь припала к земле, готовясь к новому прыжку. Она рычала злобно и угрожающе. Охотники крепче сжимали дубинки.
--Волк сам,--остановил охотников Волк.
Не спеша, на полусогнутых ногах, готовый ежесекундно отпрыгнуть в сторону, подходил он к рыси. Рысь прыгнула, но в воздухе ее встретила дубинка молодого охотника. С визгом покатилась рысь по земле. Со всех сторон падали на нее дубинки.
–Вот тебе, Лис,--крикнул Волк, опуская дубинку на ее загривок, и рысь затихла.
Наверное, кто-нибудь из молодых охотников передал слова Волка Лису. Все чаше он стал ловить на себе настороженный, изучающий взгляд Лиса. Все чаще попадался ему Лис на охотничьих тропах.
–Пусть Волк бережется,--предупреждал его Птица.--Лис охотится на Волка.
Но Волк молчал. На краю замерзшего болота он нашел дерево, поваленное бурей. Яму от корней дерева он выстлал шкурами и сухой травой, а корни, которые нависали над ямой, переплел еловыми ветками. Там он и жил, сутками не возвращаясь в стойбище.
Около болота водилось много куниц, хорьков, горностаев, соболей, колонков… Волк ставил силки на зверьков, а шкурки относил в стойбище и отдавал женщинам. Конечно, добыча охотника, который охотится один,--это добыча его хижины. Но зачем шкурки Волку? Медведи не возьмут их как выкуп за Белку. У них много таких шкурок. А женщинам племени шкурки нужны.
Как-то раз, вернувшись из стойбища, Волк нашел свое убежище разрушенным. Исчезли шкуры, обрушилась крыша, яма была засыпана снегом. Он восстановил убежище, но теперь старался не оставаться в стойбище, когда охотники уходили в лес. А потом он зацепил какой-то ремень, зарытый в снег на тропе, по которой ходил к убежищу, и едва успел увернуться от подрубленного дерева. Дерево подпирал кол, к которому и был привязан этот ремень. Волк осмотрел ловушку и нашел возле нее следы лыж. Следы, петляя, вели к стойбищу и там пропадали на утоптанной тропе.
–Это Лис, --заволновался Птица, когда Волк рассказал ему о ловушке.--Нужно сказать вождю.
–Лис скажет: это не он,--возразил другу Волк.--Что скажет Птица?
–Но это же Лис…
–Лис скажет: это не он,--упрямо повторил Волк.
–Птица выследит Лиса,--выкрикнул Птица.
Этой зимой Лис очень подружился с Зубром. Огромный, косматый Зубр совершил много подвигов. Ударом кулака он убивал оленя, с кремневым ножом в руках однажды справился с медведем. Преследуя раненого лося, переплыл реку, густо покрытую весенними льдинами. Но охотился он в одиночку: не любил делиться добычей с соседями. Даже жена и сын его ели только после того, как он наедался. Жена Зубра была из племени Оленей, жившего в северных лесах. Робкая, как и все Олени, она никогда не поднимала глаз, вечно возилась около своей хижины, даже за ягодами ходила неохотно.
 Олень был очень похож на свою мать, и, может, поэтому Зубр не любил сына. Часто ударом кулака он вышвыривал его из хижины просто так, ни за что. Говорил Зубр медленно, запинаясь, часто повторяя одно и то же. Мало у кого хватало терпения дослушать его до конца. А у Лиса хватало. Он приходил к Зубру, приносил мясо, ягоды, соль, часами слушал его рассказы, поддакивал.
–Вождем племени,--время от времени повторял Лис,-- должен быть самый сильный воин. А кто сильнее Зубра?
К весне рыба начала задыхаться под толстым слоем льда, и Бобёр, который знал все рыбные места Большой реки, повел охотников на рыбную ловлю. Каменными топорами и дубинками они прорубили большую прорубь, и рыба, обезумевшая от свежего воздуха, стала сама выбрасываться на лед, застывая на нем, сверкая замерзшими брызгами. А потом все новые и новые рыбы подплывали к проруби, широко разевая рты, теснились у самой поверхности, а охотники били их копьями.
Волк вытаскивал из воды большого полосатого окуня, когда почувствовал толчок в спину и скользнул к краю полыньи. Над самой водой сильная рука Горана перехватила его и бросила на лед. Волк сразу вскочил и поежился, глядя на быструю светлую воду, покрытую клубами морозного пара. Он оглянулся. И Зубр, и Лис стояли неподалеку, но смотрели в другую сторону.
Много рыбы принесли охотники: метровых щук и сомов величиной с человека, горбатых окуней и красноперок, язей, лещей судаков… Радовались женщины и старики, но больше всех, конечно, довольны были собаки: вся мелкая рыба досталась им.





















                Г Л А В А  12


Весна наступила внезапно. Быстро стаял снег, задымились на солнце холмы. Белые льдины поплыли по Большой реке, сталкиваясь и кружа, несли на себе мусор, стволы деревьев, мокрых испуганных зверей. Когда льдины переворачивались, детвора криками подбадривала плывущих зверей, а они плыли, не обращая внимания на людей, прямо к берегу.
Потянулись к ним стаи птиц. Большая река набухла мутной водой и наконец залила берега. До самого горизонта тянулись покрытые водой луга и кусты низкого берега. Маленькая речка, огибавшая стойбище, раздулась, залила подножие холма, а по оврагу несся к Большой реке мутно-желтый поток.
Отражались в воде деревья леса, невысокой травой над водной гладью казались верхушки кустов. Только холмы чернели небольшими островками, а на их вершинах спасались кабаны, олени, зайцы, лисы, носороги… Даже львы и рыси ни на кого не нападали. Мокрые, несчастные, сидели они под голыми ветками, тоскливо глядя на прибывающую воду.
Лоси и медведи, переплывая от холма к холму, перебирались в безопасные места. Остальные звери предпочитали не рисковать, хотя вода продолжала подниматься и мест для спасения становилось все меньше.
–Нужно помочь зверю,--говорил ребятам Серый.--Пусть в наших лесах будет много дичи.
Молодые охотники соорудили плот и отправились спасать тонущих. Мелких зверюшек брали руками, а крупные сами прыгали на плот, понимая, что люди хотят им помочь. И молодежь помогала. Они перевозили зверей на высокие холмы, а тех, кто боялся людей, шестами загоняли на пустой плот и, подталкивая его, переправляли в безопасное место.
Большая река, наглотавшись земли, деревьев, кустов, убралась в свои берега. Солнце высушивало мокрую землю, и она быстро покрывалась первой пушистой зеленью. Мимо стойбища потянулись стада оленей на летние пастбища. Тощие, с линяющей шкурой, они не годились для охоты.
С весенним теплом таяли оцепенение и безнадежность Волка. Глубокая тоска по Белке сменилась теперь тихой печалью. Впервые с того дня, как Горан забрал у него девочку, он заговорил с ним:
--Волку нужен ледяной и солнечный камень. Много. Может Горан сказать Волку, где искать их? Знает Горан, где водится синий лед?
Горан внимательно посмотрел на Волка.
–Хорошо,--кивнул он,--завтра мы пойдем за солнечным камнем.
Они шли вверх по Большой реке, переплывая притоки, обходя болота, поднимаясь на холмы.
–Солнечный камень надо искать после высокой воды,– объяснял Горан Волку.--Он лежит в песке. Высокая вода размывает песок и вымывает камень.
Лес все ближе подступал к воде, нависая над рекой густой зеленой стеной. Подмытые деревья падали в воду, цепляясь корнями за осыпающийся песок, образуя непроходимые завалы, густо заплетенные колючей ежевикой, смородиной, терном. Потом лес отступил от реки, и здесь, у устья темного ручья, они пошли вдоль берега, внимательно осматривая песок, разрывая его копьями. Солнечный камень попадался редко и, как правило, небольшими кусками. Реже попадались темно-коричневые и желтые куски, а прозрачных медово-желтых солнечных камней они нашли только пять. Сначала ходили вместе, а потом разделившись, и к вечеру Волк нашел беловато-зеленый кусок солнечного камня величиной с кулак взрослого охотника. Он лежал, сверкая в красноватых лучах солнца, у корней сосны, поваленной бурей.
–Горан такого не видел,--сказал Горан, рассматривая находку,--много шкур и кости дадут за такой.
–И Белку?--Горан отвернулся.
–Не знаю. Но мы найдем еще. И синий лед, может быть. А если нет, выменяем на краски и шкуры.
–Почему люди любят камни?--задумчиво спросил Волк.
–Кремень и ледяной камень--это оружие.
–А остальные?
Горан молчал, поворачивая камень навстречу лучам, и камень менялся, светясь желтым, зеленым, голубым.
–Разве не красиво?--спросил Горан.—Это--дитя солнца. Возьми его в хижину, и солнце будет с тобой даже ночью. Разве женщины не становятся как цветы, когда одевают бусы, браслеты? Разве дети не радуются, глядя на них? Из них же делают амулеты, приносящие удачу на охоте. Разве Волку не весело смотреть них?
Они собрали вещи и пошли обратно.
























                Г Л А В А  13


Плот медленно скользил против течения, подталкиваемый шестами, а из-за поворота уже выплывал второй плот. Люди на плотах стояли спокойно, но на берегу вскрикнул мальчик: из его плеча торчало короткое копье, на конце которого дрожали гусиные перья. Копье прилетело с плота. Мальчик завизжал больше от испуга, чем от боли: очень уж непонятно было, откуда взялось это копье. Со свистом пролетели новые копья, оцарапав щеку девочке.
Малыши со всех ног бросились к стойбищу, а люди на плоту кричали что-то насмешливое, осыпая берег короткими тонкими копьями. Все стойбище высыпало к частоколу. Серый вырвал из плеча мальчика копьецо, внимательно осмотрел и покачал головой:
–Копье смерти.
Глухой рокот древесного ствола раздался над стойбищем. Охотники, ушедшие в лес, что было сил бежали к холму. Женщины, подхватывая детей, прятались в хижины. Вождь расставлял воинов возле частокола. Серый с Ворчуном раздавали запасные копья. А люди на плотах не спешили. Из-за поворота реки выплывали все новые и новые плоты. Два из них пристали к берегу около стойбища, три зашли в маленькую речку. Люди спрыгивали на берег, внимательно осматривая лес и кустарник, и полукругом охватывали стойбище.
Охотники взялись за копья, но пришельцы держались у подножия холма, куда копья не могли долететь. Приземистые, широкоплечие, они стояли, что-то выжидая, и их можно было хорошо рассмотреть. Меховые штаны, перевязанные кожаными ремнями, покрывали тело пришельцев до самых плеч, а на плечах были накидки из собачьих шкур, расшитые разноцветными перьями. В руках они держали изогнутые палки, а за плечами у них торчали пучками маленькие копья, украшенные перьями. Дубинки пришельцев были меньше, чем у Туров, а значит, и силы у них было меньше. Плоские лица, разукрашенные черными и белыми полосами, были похожи на маски, неподвижные и мертвые. Плосколицые чего-то ждали, ждали и Туры.
–Надо выходить и бросать копья,--сказал Зубр, но вождь хмуро покачал головой.
В стойбище было немногим больше половины охотников: часть старших воинов не вернулись из лесу. Молодые охотники могли бросать копья, но драться на дубинках как следует еще не умели. Воины начали выглядывать из-за частокола, вызывающе размахивая дубинками. Плосколицые подняли изогнутые палки, и копьеца с жужжанием полетели к стойбищу. Двое охотников были ранены, еще двое слегка поцарапаны, и хоть раны были пустячными, вождь не хотел рисковать людьми и приказал всем скрыться за частоколом и не высовываться.
Однако молодежь не могла отказать себе в удовольствии подразнить противника. Время от времени то один, то другой выглядывал из-за бревен, выкрикивая угрозы, а плосколицые стреляли в них и ранили еще двоих. К вечеру раны пострадавших воспалились. Их тошнило. Ночью трое детей и два охотника умерли. Остальные лежали на шкурах, не в силах пошевелиться.
Грузно переваливаясь, ходила старая Знахарка между ранеными, поила целебным отваром, прикладывала к ранам свежие листья. Серый мазал раны священной краской, бормотал заклинания. Ничего не помогало. Плосколицые разложили костры у подножия холма и всю ночь караулили стойбище. Двое Туров, возвращавшихся с охоты, были ранены, а один убит. Ночью вождь подозвал сына.
–Нужно предупредить охотников,--сказал он.--Пусть не подходят близко к стойбищу. Нужно сказать им об оружии, которое убивает. И еще. Пусть Бобёр разыщет охотничий отряд Медведей. Может быть, Медведи помогут Турам.
Молодой охотник кивнул. Он молча положил копье у ног вождя и сбросил меховую накидку.
–Бобёр поплывет по реке,--сказал он спокойно.
Молодой охотник тихо сполз по склону к Большой реке. Костры плосколицых горели у самой воды. Когда до них осталось не больше двух прыжков, Бобёр вскочил и, сильно оттолкнувшись ногами, прыгнул в воду. Плосколицые услышали всплеск и начали бросать в его сторону факелы и копья. Трое побежали вниз по течению, чтобы перехватить беглеца. Но Бобёр отлично понимал, что искать его будут именно там, а потому поплыл верх по течению, время от времени поднимая голову над водой, чтобы глотнуть воздуха.
Течение было быстрым, однако Бобёр плавал хорошо и ему удалось далеко отплыть от костров. Там он вскарабкался на берег и скрылся в лесу. Бобёр хорошо знал все охотничьи тропинки племени и до рассвета перекрыл их ветками, положенными крест-накрест. Это означало: «Идти нельзя. Очень опасно». Утром он встретил двух молодых охотников и рассказал им о нападении, а сам побежал к Медведям.
С охотничьим отрядом Медведей Бобёр встретился на следующий день, но, как только те услышали о плосколицых, они молча развернулись и бросились по направлению к своему стойбищу, оставив Бобра одного в лесу. Тем временем молодые охотники, предупрежденные Бобром, разыскали в лесу остальных, и все вместе ночью напали на плосколицых. Им удалось незаметно подползти к кострам и бросить свои копья.
Двоих врагов убили, троих ранили. Но тут же должны были убегать, так как плосколицые засыпали заросли своими копьецами и ранили двоих Туров. Утром плосколицые поднялись по склону холма, неся перед собой вязанки хвороста. Туры кидали в них копья, но они застревали в хворосте. Все новые и новые вязанки подтаскивали плосколицые и складывали неподалеку от частокола.
Время от времени они пускали копьеца, стараясь попасть в промежутки между бревнами. Туры теперь не осмеливались выходить из-за частокола, и плосколицые, не опасаясь их копий, все чаще оставляли укрытия, чтобы лучше прицелиться. Туры хорошо рассмотрели их оружие. Между двумя концами изогнутой палки была натянута веревка, сплетенная из жил. Плосколицые ставили на этот ремень копьецо, правой рукой оттягивали веревку, а потом отпускали, и копьецо летело, со свистом рассекая воздух. Все ближе подвигались плосколицые к частоколу и за день ранили молодого охотника и двух женщин, которые пытались добраться до воды.
Ночью они стали метать клочья горящей шерсти и подожгли хворост, сложенный у одной из хижин. Пламя перекинулось на ее стенку. Правда, пожар быстро затушили, но при этом было ранено еще двое детей и одна женщина. На пятый день кончилась вода в кожаных мешках, а раненые все время просили пить. От жажды плакали малыши. Стоны и крики повисли над стойбищем. А плосколицые продвигались все ближе. Теперь их костры двойным кольцом опоясывали холм.
Несколько раз охотники Туров, собравшиеся в лесу, пытались напасть на плосколицых, но их было мало и враги легко отбили нападение. К вечеру вождь собрал охотников и старейшин.
–Надо уходить,--сказал он.--Ночью. Мы ударим на плосколицых у оврага, а когда они все кинутся туда, Серый поведет племя к Большой реке и унесет раненых. Зубр и Лис пойдут с вождем.
–Ворчун один нападет на плосколицых,--сказал старый мастер.--Ворчуну все равно не убежать.--И грустно улыбнулся, показывая искалеченную ногу.
Вождь с сомнением покачал головой.
–Плосколицые сразу убьют Ворчуна.--Он задумался.– Ладно. Пусть начнет Ворчун. А потом ударим мы.
Раненых уложили на шкуры. К концам шкур прикрепили длинные кожаные ремни и накинули их на плечи, чтобы руки у воинов, которые понесут раненых, были свободны для оружия. Ворчун давно не метал копья, поэтому он взял только дубину, но эта дубина была раза в два тяжелее дубины самого вождя. Он шел не скрываясь, а следом за ним тихо ползли воины. Копья они взяли в зубы, дубинки привязали к рукам, чтобы не мешали двигаться, и скользили, сливаясь с темнотой, бесшумно, как ночные тени.
Ворчун вышел за частокол, пересек освещенное место и заковылял дальше. Он шел медленно, больше, чем обычно, припадая на покалеченную ногу, а дубинку тянул по земле. Освещенный кострами старик был так дряхл и беспомощен, что плосколицые, притаившиеся в тени, подпустили его совсем близко. Напрасно. Как только Ворчун приблизился к врагам, его старческая фигура выпрямилась. Огромная дубина закружилась в воздухе, ломая копья, разбрасывая и калеча плосколицых. Никто из них не осмеливался приблизиться к страшному кругу, который со свистом описывала дубина. Копья, брошенные издали, разлетались щепками, отлетали дубины. Наконец несколько копий все же попали в цель, и Ворчун пошатнулся. В этот момент три копья вылетели из темноты. Вождь с воинами обрушили тяжелые боевые дубины на головы врагов. Со всех сторон сбегались к месту битвы плосколицые.
Лис юркнул в прибрежный кустарник. Упал Ворчун, пробитый тремя копьями. Зубр скрылся в темноте, проложив себе дорогу дубиной. Только вождь встретил набежавшую орущую толпу. Он свалил двоих и, не обращая внимания на удары, кинулся в самую гущу врагов. Они мешали друг другу, и ему удалось сбить еще двоих. Кровь заливала ему глаза, бессильно повисла сломанная рука, а вождь все бил и бил, ломая копья и дубины, пока не услышал крики в той стороне, где должно было прорваться племя.
«Племя пробилось»,--успел подумать вождь и упал под ударами дубинок.
Племя спускалось по противоположному склону холма. Олень шел впереди и наткнулся на плосколицых первым. Он видел, как метнулись от костра воины, спешившие к месту битвы с Турами, и пошел прямо на костер, около которого никого не осталось. Но плосколицые спрятали несколько воинов в кустах, и те ждали. Они сбили с ног Оленя, размалеванное лицо наклонилось над ним, прижимая палец к губам. Олень растерялся на несколько мгновений, но потом крикнул, предупреждая племя о засаде, хотя понимал, что за это будет убит.
Предупреждение запоздало. Племя было уже слишком близко, и на Туров обрушились копья и дубины. Визжали женщины, кричали дети, разбегались по зарослям молодые ловцы, теряя раненых, бросая груз. Птица остановился и метнул копье, за ним метнули копья и другие молодые охотники. Они находились в стороне от костра, и плосколицые не сразу заметили их.
Копья, летящие из темноты, заставили их остановиться, и женщинам с детьми удалось пробиться сквозь цепь. Но тут подоспели плосколицые, которые стерегли холм со стороны леса, и набросились на молодых охотников.
–Уносите раненых!--прокричал Птица.--Мы задержим их!
Они, конечно же, были бы перебиты, но тут собаки, шедшие за женщинами, напали на плосколицых. Они вцеплялись в глотки врагов, кусали за ноги, рвали одежду. А со стороны леса полетели копья охотников, спешивших на помощь племени. Птица уже ничего не мог рассмотреть во мраке. Все смешалось в воющий, рычащий клубок: воины, собаки, оружие. Птица не помнил, как выбрался из лесу. Болело плечо, пробитое копьем, саднила разбитая голова. Он отдышался и побрел в заросли, время от времени окликая своих.
Всю ночь плосколицые прочесывали заросли с факелами в руках. Два дня переносили они на плоты добычу, собирали копья и дубинки, а потом отплыли вниз по реке Горан и Волк нашли племя у Желтых холмов. Люди ютились в шалашах на небольшой полянке. Несколько дней еще подходили Туры, далеко разбежавшиеся по лесу. А когда стало ясно, что ждать больше некого, люди уныло побрели к Большой реке.
Осторожно подошли они к разграбленному стойбищу. Еще дымились бревна поваленного частокола. Чернели проломами стены хижин. Исчезли шкуры, мясо, рыба. Не осталось бивней мамонтов. Только немного камней, украшений и краски, которые Серый зарыл перед бегством, осталось у племени. Молча копали могилы. Укладывали в них убитых, а рядом с ними--копья и ножи, чтобы было с чем охотиться в лесах, где живут предки. Сверху посыпали покойников красной краской, чтобы была у них кровь там, где они будут жить. А женщинам надевали украшения, клали рядом иголки, скребки, чтобы могли они в хижинах предков выделывать шкуры и шить… Сверху могилы заваливали камнями, засыпали землей и заравнивали, чтобы ни хищники, ни враги племени их не разрыли.
Серый и Горан вместе с молодыми охотниками отправились к Медведям, надеясь выменять немного мяса и шкур. По крохам собирало племя ценности для обмена, и Волк без колебания вручил Серому найденный им солнечный камень. Но до стойбища Медведей охотники не дошли. Измученные, окровавленные воины Медведей встретили Туров на полдороге в лесу и рассказали о страшном разгроме родного стойбища.
–Немногим удалось спастись,--угрюмо сообщил им старый воин.--Плосколицые увезли много женщин…
–А Белка??--кинулся к нему Волк.
–Девочку Туров тоже,--опустил голову воин.
Возле разрушенной хижины вождя Серый собрал совет.
–Мало осталось охотников у племени,--сказал он печально.
– Пусть все придут на совет.
Охотники усаживались в круг, сзади стояли женщины. Не было праздничной одежды, которую нужно надевать на совет. Не было краски, чтобы покрасить лица. Серый вышел на середину круга.
–Племени нужен вождь,--сказал он.--Пусть охотники решают…
–Зубр,--вскочил Лис--он самый сильный! Он дрался с плосколицыми и убил много врагов!
–Но Зубр не любит охотиться вместе с другими,--возразил Лису Ворон.--Он забирает всю добычу себе…
–Большой охоты больше не будет,--перебил его Лис,– нельзя оставаться на земле, куда приходят плосколицые. А в лесу кто защитит племя лучше Зубра?
–Но ведь помощник вождя Серый.--сказал Ворон.
–Пусть Серый и будет вождем.
–Пусть вождем станет Горан,--поднял копье Серый.--Серый будет ему помогать.
Зашумели воины, но Горан жестом заставил их замолчать.
–Горан--Ходок,--сказал он.--Ходок по разным племенам ходит. Он не может быть вождем. Зубр--сильный воин, хороший охотник. Но думает только о себе. Пусть вождем будет Серый.
Одобрительно закричали женщины, и в их криках потонули голоса Лиса и Зубра, которые с перекошенными от злости лицами пытались что-то сказать.
Женщины не имели прав голосовать на совете, но к их мнению прислушивались, и бывало не раз, что старейшина, поговорив дома с женой, менял свое мнение. Копья взметнулись вверх, и Серый вышел на середину круга.
–На заходе солнца большие леса,--подумав, начал Серый.
–Лесные племена бродят по ним, нигде не останавливаясь надолго, ютятся в шалашах, мерзнут и голодают зимой. Дальше высокие холмы. Сильные и храбрые люди живут на них. Они не пускают в свои земли чужаков, не разрешают охотиться в лесах у дальнего болота. А там, где восходит солнце, широкие степи. Там бродят плосколицые. Куда пойдем?
–А если остаться?--спросил Ворон.--Придут плосколицые, спрячемся в лесу.
–А они разграбят хижины,--перебил его Серыйй,--оставят племя без мяса и шкур на зиму. У Туров нет оружия такого, как у плосколицых…--И задумчиво добавил.--Горан подобрал два маленьких копья и сделал такие же. Но… Наши копья не убивают…
Горан кивнул.
–Они летят далеко, но копьеца плосколицых убивают, даже оцарапав. Наши--нет. Горан пробовал. На косуле.
–Значит, придется уходить.--Ворон еще больше ссутулился, втягивая голову в острые плечи--без мяса. Без шкур. В чужие леса… Плохо.
Женщины запричитали. Угрюмо молчали воины. Даже собаки, чувствуя настроения людей, тихонько поскуливали. И тогда поднялся Горан.
–Туры не должны уходить. Мамонты и олени ходят вдоль Большой реки. Они не любят леса. А мамонты--это мясо, шкуры, теплые хижины. Туры--охотники на мамонтов, и Туры будут на них охотиться… Горан пойдет к плосколицым и принесет копья смерти. Тогда Турам не страшны будут враги.
–Горан не вернется,--покачал головой Серый.--А у племени и так мало охотников.
–Горан вернется,--упорно тряхнул головой Горан.—Я беседовал с м оим невидимым Богом и Он сказал, что я вернусь и принесу тайну оружия плосколицых.
Племя зашумело, многие запричитали, но Серый поднял копьё и сказал.
--Я не знаю, что хочет Бог Горана, но он ему верит и пусть будет так, как он говорит.
--Горан вернётся,--повторил Горан.--Волк пойдет с Гораном.
Все племя собирало путников в дорогу. Охотники отобрали лучшие наконечники копий и два кремневых ножа. Женщины сшили им плащи из шкур рысей на случай, если в пути их застанут холода, изготовили запасную обувь из остатков шкур мамонтов, выстланную внутри нежным мехом выдры. В дорогу дали костяные иголки и высушенные оленьи жилы. Мяса Горан не взял.
–Добудем в дороге,--сказал он Волку. –Мало мяса у племени. Мало охотников.
Волк кивнул.












Всевышний посмотрел на свою свиту. Многие начали кое-что вспоминать. Всевышний не мог допустить, чтобы у него начались распри внутри Его команды.
--Да. Примерно 800 тысяч лет назад на новой планете Северный полюс поменялся местами с Южным. Вы это прекрасно помните. В это же время произошло событие, когда люди захотели управлять процессами, присущими только Всевышнему. Я покарал их умертвив и отправив под воду целый материк. Взамен Я подарил оставшимся людям огонь на 300-400 тысяч лет раньше, чем предполагал. Трудно сказать, что вызовет большее удивление исследователей планеты: обнаруживание следов использования огня в пещере на 300;400 тысяч лет ранее, чем считалось, или то, что происходило это во время смены магнитных полюсов.
Я позволил высекать искру и удерживать пламя обитатели пещеры сразу на довольно продвинутом уровне. При этом сами люди не могли в точности представить себе технологию этого процесса, чтобы передать её потомкам. Просто на уровне инстинкта они пользовались процессом зажигания и хранения огня. Искры высекались небольшими и острыми каменными орудиями, а поддерживалось пламя при помощи небольших раскалённых камней. Такая технология позволяла людям обогревать свои жилища, что, видимо, не было необходимостью для жаркого климата.
Почему такая технология появилась в момент смены полюсов, Я думаю для будущих учёных остаётся загадкой; возможно, они подумают, что это просто совпадение, а возможно, существует взаимосвязь. Моё разрешения на получение огня явилось встряской  для обитателей более прохладных широт, что в итоге и способствовало стремительному прогрессу.  Потом всё вернулось на свои места и Я успокоился. Потом новое племя, очень воинственное, научи лось делать стрелы для метания в людей и животных. Я думал, что это прогресс и не препятствовал им убивать.
Оказалось, что племя, которое впервые упомянуло Меня как истинного и единственного Бога, подверглось их нападению и Горан, единственный Мой почитатель, вызвался найти секрет оружия плосколицых, как называли это племя. Конечно, пока только единичные люди пока верили в Моё существование, но со временем религия единого и всемогущего Бога займёт главенствующее положение в религии монотеистов.
Что же касается смены полюсов, оно оказало значительное влияние  на биосферу. В  период смены, которая продолжалась десятки тысяч лет, планета из-за ослабления магнитного поля была более подвержена космической радиации. Это привело к вымиранию некоторых видов, но с предками Горана сыграло позитивную роль. Я помог Горану найти секрет и его племя выжило, размножилось и заняло главенствующую позицию на севере новой планеты.
Но давайте, лучше посмотрим за развитием событий. Чем они кончатся мы знаем, но всё равно смотреть интересно. Не правда, ли?
Все согласно закивали головами: попробуй возрази—хотя действительно было интересно.


















                Г Л А В А  14


Они шли день и ночь, а потом еще день, останавливаясь только для охоты. А потом Горан связал лозой несколько бревен, и они переплыли на низменный берег, густо заросший кустарником и невысокими деревцами.
–Здесь,--объяснил он Волку,--начинаются чужие земли. Будет лучше, если никто не увидит нас. Племена селятся на высоком берегу. Сюда они приходят только охотиться. Будем идти ночью, а днем прятаться в зарослях.
Идти становилось все труднее. Глубокие старицы, озера, заливы, густо заросшие камышом, преграждали путь, и приходилось уходить все дальше от берега. Теперь они шли по ярко-зеленым цветущим лугам. Тысячи птиц поднимались с озер, покрывали отмели, прятались в зарослях камыша. Воздух звенел щебетом, гоготаньем, кряканьем, свистом, курлыканьем.
–Хорошо здесь,--вздохнул Волк, осматриваясь.
–Только когда тепло,--улыбнулся Горан.--А зимой стада уйдут в степь. Птицы улетят. Нет холмов и деревьев, которые укрывают от ветра. Много снега и мало пищи.
Они остановились на большом каменистом острове. Горан уснул, а Волк долго лежал, вслушиваясь в рев и мяуканье львов, бродивших по берегам. По крайней мере, семь хищников собрались напротив острова. Волк начал было ломать сухие ветки, чтобы разжечь костер, но Горан, проснувшись, остановил его.
–Львы не любят воды,--сказал он.--Дичи много, они не нападут на нас. Спи.
И действительно, скоро львы ушли. Путники переплыли на высокий берег. Горан оставил Волкак в дубовой роще и приказал ждать в кустах его возвращения, а сам отправился на разведку. Волк сначала сидел в кустах, а потом, соскучившись, пошел по звериной тропинке, чтобы к возвращению Горана убить какую-нибудь дичь. Он шел, уворачиваясь от низко нависших ветвей, когда чьи-то голоса заставили его опуститься на землю и замереть в зарослях. Голоса не приближались; Волк, осмелев, подполз к повороту тропинки и выглянул на поляну. Посредине поляны рос дуб, возле которого полукругом стояли воины в меховых плащах. Волосы, вымазанные желтой краской, густой гривой спадали им на плечи. Лица воинов были раскрашены черной и белой краской. О чем-то тихо переговариваясь, они смотрели на дуб, к которому был привязан человек.
«Это воин Рысей, который давал Горану шкуры бобров,– узнал пленника Волк.--У него нет одного уха и шрам через все лицо. Точно он…»
Высокий воин подошел к пленнику и что-то прокричал низким гортанным голосом, а воины зарычали и замяукали. Волк вслушивался в их голоса, и ему казалось, что львы, рычавшие на берегу, собрались здесь, на поляне. Воины замолчали и потом не спеша один за другим скрылись в роще. Волк огляделся. Поляна, на которой стоял дуб, была окружена кустарником и заросла травой. Между кустами белели кости. Около самого дуба проходила утоптанная тропинка, на которой виднелись отпечатки львиных лап.
«Зачем чужие воины привязали Одноухого к дереву?– подумал Волк.--Но все равно. Надо освободить пленника».
Он осторожно пополз к дубу, замирая время от времени, вслушиваясь в шорохи.
«А вдруг они оставили Одноухого как приманку и ждут в засаде того, кто будет освобождать пленника?--Волк нырнул в заросли.--Лучше дождаться темноты».
Смеркалось. С недалекой реки потянуло прохладой. Между ветвей заблестели первые звезды. Летучие мыши бесшумно петляли в почерневшем небе. Утробный рев заглушил шорохи ночного леса. Легкой тенью через поляну промелькнули косули, тревожно фыркая, пробежал олень. Потом все затихло, и вот из-за кустов показался лев. Он был огромный или, может быть, казался таким в лунном свете. Густая грива свисала до земли. Зелено-красно светились его глаза. Он шел не спеша, припадая на переднюю лапу. Так вот для кого привязали Одноухого! Волк больше не колебался. Несколькими прыжками он пересек поляну и полоснул ножом по туго натянутым ремням.
–Беги,--крикнул он и помчался сквозь заросли, сопровождаемый гневным ревом разъяренного зверя, криками чужих охотников.
Только через двое суток Горан нашел Волка на небольшом островке посредине заросшего озера. Искусанного комарами, замерзшего.
–Волк нарушил приказ. Это плохо,--сказал Горан сурово.– Но Волк освободил пленника. Это--хорошо.
–А он спасся?
–Не знаю,--пожал плечами Горан. И добавил спокойно.– Это земли племени Львов. Они не охотятся на львов--своих предков. А отцу-льву приносят жертвы: дичь и пленников. Горан был близко, но не мог помочь. Львы хорошо стерегли рощу…
–Как Горан узнал, что было в роще?
 --Слушай крики птиц, зверей--и ты все узнаешь. Они говорят: «Вот волк, а вот медведь. А здесь люди». Все нужно знать путнику в пути. Он один. Но ему помогают птицы, олени, свиньи… А теперь пошли. Львы потеряли наш след.
Большая река скрылась за холмами. Широкая степь, густо заросшая ковылем и полынью, серебристыми волнами колебалась под ветром. Лошади, дрофы, сайгаки пробегали мимо, тревожно посвистывали сурки; из редких акациевых рощиц доносилось сонное рычание львов. Где-то далеко скулили степные волки.
Костер разложили в небольшой промоине возле пологого холмика. А когда совсем стемнело, Горан разложил еще три костра, и теперь пламя окружало их со всех сторон.
Стая гиен подошла к костру и с плачем кружилась вокруг, пока подошедшие львы не прогнали их в темноту. Львы долго лежали, глядя в пламя, зевая и облизываясь. С фырканьем пронеслось мимо стадо бизонов, а за ними не спеша протрусил носорог.
–Много дичи в степи,--вздохнул Горан,--а жить негде. Негде укрыться.
Утром путники набрели на небольшой овражек. Под его красно-бурой глинистой стенкой Волк увидел синюю землю и позвал Горана.
–Синяя краска,--обрадовался Горан, спускаясь на дно оврага.
Они наполнили краской кожаный мешочек и пошли дальше. Теперь уже Горан внимательно осматривал каждую промоину. На третий день они нашли зеленую краску. Краски лежали пятнами среди россыпи мелких камней у больших глыб серовато-розового камня. Часто попадались большие куски мягкой белой краски и глыбы желтой.
–Так вот где Львы берут краску для своих браслетов,– говорил Горан, наполняя кожаные мешочки.--Хватит,--остановил он Волка.--Зачем лишний груз? Наберем на обратном пути. Если вернемся от плосколицых…
И они свернули к реке. Долина Большой реки сужалась. Быстрее стало течение. Рев и гул, доносившиеся издалека, становились все громче.
–Как стадо мамонтов,--сказал Волк утром.
–Нет,--сказал он вечером,--и стадо мамонтов не сможет так реветь. Может, там живет предок всех мамонтов? Может, он дерется с предком всех львов?
Грохот, рев, шипенье стояли над Большой рекой. Клочья желтоватой пены окаймляли черные утесы, торчавшие из воды. Прозрачные струи стремительно неслись между камней, рассыпаясь брызгами, а над ними повисли радужные мосты, бешено мчалась Большая река, стиснутая каменными берегами, разбиваясь о них, насыщая воздух водяной пылью.
Долго стояли путники, зачарованные невиданным зрелищем. Дальше река то расширялась, то снова сужалась, пробиваясь сквозь каменные утесы. Через три дня пути берега понизились, и Большая река разлилась десятками рукавов, густо заросших камышом и осокой.
--Здесь мы остановимся,--сказал Горан.


                Г Л А В А  15


Они выбрали густо заросший остров и вырыли на нем яму. Дно и стены ямы обложили камышом и сухой травой, а сверху Горан соорудил навес из веток. Даже подойдя совсем близко, Волк не мог отличить навес от живых кустов.
–Здесь Волк будет ждать,--сказал Горан.--Где-то здесь начинаются земли плосколицых. Горан должен пойти сам посмотреть.
–Горан видел их?--насторожился Волк.
–Надо уметь видеть следы,--укоризненно покачал головой Горан, показывая Волку обломок наконечника.
–Оружие плосколицых!--воскликнул Волк.
–Не только. Плосколицые надевают на ноги кожу зубров. А мы--кожу мамонтов или оленей.
–Но, может, они просто охотились здесь?
–Горан видел следы женщин плосколицых. Женщины не уходят далеко от стойбища.
Он ушел, а Волк лежал в яме, наблюдая птиц и зверей, копошащихся в зарослях. Он видел, как гигантский сом утащил под воду селезня, а стая тревожно крякая, поднялась в воздух. Дикие свиньи рылись в камышах, искали птичьи гнезда, поедали яйца и птенцов. Один раз по берегу прошла огромная рыжая полосатая кошка, и Волк затаился, судорожно сжимая боевое копье.
На острове было очень много камышовых котов: они охотились в зарослях на птиц, подстерегали поросят. Волк не трогал их, и постепенно коты привыкли к его присутствию, перестали обращать внимание на молодого охотника. А как-то раз большой ободранный кот утащил у Волка жирного сома прямо из убежища. Волк рассердился было, но потом рассмеялся. Сом был явно тяжел для грабителя, и тот тащил его через камыши, отдуваясь и сердито мяукая. Молодой охотник, конечно, догнал бы его, но не стал отнимать добычу, и кот, успокоившись, принялся за пиршество. Он объелся сомятиной, улегся неподалеку от недоеденной рыбины и лежал, не в силах пошевелиться, пока другие коты не доели его добычу. Этот кот поселился рядом с убежищем в кустах, и Волк время от времени подкармливал его мелкой рыбой и мясом.
Горан появился внезапно. Не зашелестел камыш, не плеснула вода. Он, казалось, возник из воздуха.
–Они живут за рекой, --сказал Горан, присаживаясь у костра.--В хижинах из шкур лошадей. Кругом степь. На ночь ставят сторожей. Подойти трудно. А надо.--Он замолчал, задумавшись.
–Мы пойдем вечером,--сказал он наконец.--Волк станет девушкой. Девушкой плосколицых. А Горан--молодым воином. Никто не будет мешать молодому воину и девушке. Их обходят. С ними не заговаривают.
Привязав одежду к связкам сухого камыша, они переплыли реку, и здесь, на берегу, Горан вытащил из мешка краски. Он разрисовал лицо Волка, а потом, смотрясь в воду, размалевался сам. Волосы Волка он вымазал сажей, а свои перевязал в тугой пучок, в который воткнул три гусиных пера. Пришлось обрезать длинный меховой плащ Горана, который служил ему в пути одеждой и укрывал на отдыхе. Долго пришивали к плащам перья. Горан еще раз внимательно осмотрел Волка и одобрительно кивнул.
–Можно идти. Двигайся медленно, плавно. Не забывай, что ты девушка. Будет опасно, исчезай, как Горан тебя учил. Сливайся с темнотой…
Они обошли цепь костров и вошли в стойбище. Хижины плосколицых стояли беспорядочно на большом расстоянии друг от друга. Неподалеку от хижин гнили отбросы, горели костры, на которых женщины готовили пищу.
–Собак у них нет,--шепнул Горан.--Это хорошо.
Посредине стойбища темнела огромная хижина, покрытая шкурами в два слоя. Перед хижиной горело три костра, возле которых суетились женщины и дети. Горан с Волком шли медленно, склонившись друг к другу, обходя костры и сворачивая в сторону, когда навстречу попадался кто-нибудь из плосколицых.
Они обошли большую хижину сзади и, опустившись на землю, приподняли шкуру. Посреди хижины тускло тлел костер, окруженный плоскими, черными от копоти камнями. Вокруг костра на шкурах сидели мужчины, женщины, дети… Обнаженные тела их отливали медью, иссиня-черные волосы блестели от жира.
Мужчины сидели, развалясь на шкурах, лениво переговариваясь, а женщины шили одежду, кормили детей. Волк заметил, что одежда женщин и детей была сшита из старых, облезлых шкур. Не было на женщинах и украшений. Зато мужчины щеголяли костяными браслетами, бусами из клыков хищников, амулетами. На жердях хижины висели их плащи, расшитые перьями, оленьими жилами, раскрашенные желтыми, синими и зелеными красками. Раскрашенные перья торчали у мужчин и в волосах.
Время от времени кто-нибудь из мужчин запускал руку в большой кожаный мешок, вытаскивал кусок вареного мяса и, громко чавкая, принимался за еду. Остатки мяса и полуобглоданные кости он бросал женщинам. Женщины на лету подхватывали подачки и жадно ели.
В следующей хижине уже спали. Тускло светил каменный светильник, около которого сидела старуха, время от времени поправляя кожаный фитиль, плавающий в жиру. Воины, женщины и дети спали все вместе на шкурах в углу хижины, а оружие валялось в другом углу. Горан приподнял край шкуры и взял несколько маленьких копий.
Так они осмотрели все хижины, но ни в одной из них Волк не увидел Белки. Выбравшись из стойбища, они переплыли реку и вернулись на остров. Горан молчал, рассматривая копья; молчал и Волк, опустив голову. Неужели он никогда больше не увидит Белки? Неужели она погибла в пути и им суждено встретиться только в жилищах предков? Да и то, попадет ли туда Белка? Ведь чтобы попасть к предкам, надо быть похороненным в красной краске. Иначе откуда возьмется кровь? А кто станет тратить краску на какую-то пленницу?
–Это не те,--сказал наконец Горан, отбрасывая копьеца–Эти для охоты. А нападают с боевыми. Что ж. Надо искать другие стойбища…
 --Разве есть еще стойбища?--удивился Волк.
–Волк не умеет считать,--усмехнулся Горан.--Стойбище маленькое--мало воинов. А на Туров напало много воинов. Откуда они?
Волк сразу повеселел. Как он не догадался? Ночью они покинули остров, переплыли реку и углубились в степь. Восходящее солнце застало их далеко от стойбища плосколицых…
Степь окружила их разнотравьем, промоинами, оврагами. Слегка всхолмленная равнина таила в себе тысячи укромных убежищ: нор, ямок, кустарников. Вдоль степных речушек росли тенистые рощицы, глубокие овраги густо заросли кустарником, сплошной стеной поднимались камыши, окружавшие степные озера. Даже на ровном месте, стоило лечь на землю--и густые травы смыкались над путником, надежно укрывая его от недоброго глаза.
Они шли ночами, а днем отсыпались в каком-нибудь убежище, замаскировав его ветками и травой, и снова шли в зеленоватом лунном свете, наблюдая ночную жизнь степи. Как-то раз они подбирались к табунку лошадей, дремавших у холма. Они были совсем близко от табунка, когда из высокой травы на лошадей прыгнул рыжевато-бурый зверь. Он пролетел метров двадцать и опустился прямо на вожака лошадей. Блеснули огромные клыки, и вожак без звука повалился на землю. Горан схватил Волка за руку и поволок за собой, далеко обходя страшного зверя.
–Горан боится?--удивился молодой охотник.--Но ведь зверь не больше льва.
–Зверь сильнее льва,--ответил Горан.--Он прыгает дальше всех зверей, а его клыки убивают даже толстокожих.
В другой раз в груде камней Волк увидел длинную пятнистую змею. Она лежала, обвив кольцами сайгака, и громко зашипела, заметив молодого охотника. Он хотел было ударить змею копьем, но раздумал, видя, что сайгаку уже все равно не помочь.
На пятую ночь пути они набрели на стойбище и целый день пролежали в кустах, наблюдая его жизнь. Стойбище было окружено изгородью из колючего кустарника. Женщины плосколицых редко выходили за эту колючую ограду, но всё же выходили за водой или накопать корешков заостренными палками. В этом стойбище воинов было мало, а пленниц они не заметили.
В следующем стойбище они увидели женщину Медведей и два дня ждали, чтобы она вышла за ограду. Но так и не дождались. То ли плосколицые не доверяли пленнице, то ли она сама боялась степи, но за ограду она не выходила, а проникнуть в стойбище Горан не рискнул. Слишком уж открытая местность была вокруг.
Солнце припекало все сильнее. Выгорала трава. Пересыхали ручьи и озерца. Травоядные стадами сбегались к немногим местам, где сохранилась вода, а у водопоя их подкарауливали хищники. Воду приходилось брать на рассвете, когда травоядные уже напивались, а хищники уходили в свои берлоги. Впрочем, дичи вокруг было много и звери не трогали людей. Но однажды они вспугнули большого серовато-белого носорога, лежавшего на боку в неглубоком степном озерце. Он не был похож на длинношерстных носорогов, которые водились в лесах Туров, был выше и длиннее, а его гладкую шкуру покрывали только редкие волосы.
Волк, который шел впереди, принял его за бугор, поросший бурой степной травой, и был очень удивлен, когда бугор внезапно ожил и, грозно хрюкая, двинулся к нему. В следующий момент сильный толчок отбросил его далеко в сторону, и Горан встал прямо перед черным рогом, направленным на него.
Он стоял, пока рог не оказался возле его груди, а потом прыгнул навстречу рогу и немного в сторону. Носорог проскочил мимо, затормозил, поднимая клубы пыли, развернулся и бросился на Горана. Он нападал снова и снова, но каждый раз Горан ускользал от него, и носорог останавливался, озадаченный. Стоял и Горан, спокойно глядя на зверя. Носорог фыркал, медленно подходил к Горану и опять бросался на него. И опять промахивался. Наконец он не стал останавливаться, а неспешной рысцой углубился в кустарник, и скоро треск веток стих вдалеке.
–Запомни,--сказал Горан Волку.--Когда нападают, иди навстречу. Навстречу и в сторону. Этого никто не ждет. Будешь убегать--погибнешь.
Становилось все жарче, и как-то к полудню они проснулись в своем убежище от запаха гари. Волк выглянул из промоины и увидел огненный вал, накатывающий на них. Горела степь. Огненное полукольцо охватывало их убежище, быстро приближаясь. Волк бросился было бежать, но Горан остановил его. Он намочил шкуры в небольшом родничке, который струился в промоине, укутался сам и набросил мокрую шкуру на Волка. Они улеглись рядом, втискивая головы во влажную траву. Густые клубы дыма накрыли их, посыпались хлопья сажи, а раскаленный ветер опалил легкие. Но они лежали, откашливаясь, поливая друг друга водой из родника, и пожар проскочил над ними. Шкуры покоробились, обгорели волосы, лица, черные от копоти, покрылись волдырями, но все-таки они остались живы.
Целую ночь шли они по черной, выжженной равнине, утопая в пепле по щиколотку, а утром снова вышли в пожелтевшую от жары степь. С невысоких холмов они высматривали огни костров и шли к ним. Но это были костры охотничьих отрядов, рыскавших по степи. А большого стойбища все не было.
Волк еще не спал, когда табун лошадей с топотом промчался мимо убежища. Он бросил копье и попал. Лошадь продолжала бежать, унося копье, и он погнался за ней. Сначала лошадь далеко убежала от молодого охотника, но потом, ослабев от раны, замедлила бег, и Волк начал догонять её. Лошадь оглянулась и, увидев преследователя, снова побежала быстрее, но скоро устала и перешла на медленный бег, а потом на шаг. Волк почти настиг ее, когда земля поддалась под его ногами и он провалился в глубокую яму-ловушку.
Стены ловушки были гладкие, а когда он пытался выкопать в них уступы, они осыпались, и скоро Волк понял, что ему придется работать слишком долго, чтобы вырваться из ловушки самостоятельно.
«Не успею,--одумал молодой охотник,--придут плосколицые и убьют Волка. Горан все узнает, конечно, по следам. А вот Белка… Горан будет искать копья смерти. Горан не будет искать девочку. Горану важнее всего племя. Кто, кроме Волка, спасет её? Жалко Белку. Теперь и Волк не попадет в хижины предков. Некому будет засыпать его красной краской. Да и есть ли отсюда, из земель плосколицых, путь к хижинам предков? Может, и нет…».
Он отполз в самый темный угол ямы, прячась от жалящих лучей солнца, и замер, опустив голову на колени… Как надоела ему степь! Выросший в лесах, наполненных птичьим гомоном, журчаньем ручейков, шумом листвы, он чувствовал себя неуютно в безбрежном травяном просторе, в чахлых рощицах, насквозь просвечиваемых палящими лучами солнца, в оврагах, заросших высокой жесткой травой, такой непохожей на мягкий зеленый ковер, покрывавший лесные поляны.
Да еще эта ловушка! Скорее бы уж приходили плосколицые! Голоса плосколицых прозвучали над ямой к полудню. Они содрали с ловушки травяной настил и склонились над ямой, о чем-то переговариваясь. Сначала Волк хотел метнуть в них копье, но потом раздумал. Если его не убьют сразу, может быть, удастся убежать…
–Вылазь,--жестом показал ему один из плосколицых, протягивая копье.--Оружие оставь в яме.
Они набросили на шею Волка петлю, связали руки. Двое плосколицых шли впереди, а третий, ровесник Волка, шел сзади, время от времени подгоняя его уколами копья. В дубовой рощице они остановились отдохнуть. Старшие плосколицые улеглись в тени и скоро задремали, а младший загнал Волка в муравейник и, когда Волк пытался выбраться из него, копьем подталкивал его поближе к рассерженным насекомым. Руки Волка были связаны, и он мог очищать от муравьев ноги, только потирая их одну о другую.
Он был основательно искусан, когда плосколицые наконец погнали его дальше. До небольшой рощицы оставалось уже несколько шагов, как вдруг один из кустов ожил и дубина Горана со свистом обрушилась на голову крайнего воина. Молодой воин завизжал, убегая, но Горан, уложив второго плосколицего, двумя прыжками догнал молодого и ударом кулака сбил с ног.
–Волк не умеет ходить,--ворчал он, развязывая мальчику руки. –Трава над западней не такая, как в степи: она вялая. Когда же Волк научится ходить?
Волк молчал, опустив голову. Ему было стыдно. Он вспоминал, как в одиночку собирался идти за синим камнем.
Молодой воин открыл глаза.
–Кто делает копья смерти?--знаками спросил его Горан.
–Не знаю,--показал плосколицый. Горан занес копье.--Вождь ходит в большое стойбище. Вождь и старейшины. Оттуда идут воевать…--быстро показал молодой.
–Где большое стойбище?--продолжал расспрашивать Горан.
Плосколицый отвернулся. Лицо Горана стало жестким.
–Горан привяжет плосколицего к муравейнику и подождет, пока муравьи не обглодают его,--показал он.
Плосколицый задрожал.
–Там, там!--махнул он рукой в сторону заката.
–Плосколицый пойдет с нами…
–Нет! Если сын Сайги покажет врагам большое стойбище, его бросят в сердитую воду и духи воды будут грызть его долго-долго…
–Если сын Сайги покажет стойбище, Горан отпустит его. Пусть сын Сайги скажет своим, что убежал от врагов, которые вели его в земли Львов. Не найдешь стойбища, Горан найдет новый муравейник. Пошли.
Он накинул петлю, снятую с Волка, ему на шею. Плосколицый поднялся и неохотно пошел к западу.
–Но мы же пришли оттуда?--удивился Волк.
–Значит, прошли мимо,--спокойно ответил Горан.--Степь велика…
Ночью с вершины холма они увидели россыпь огней, горевших у горизонта.
–Большое стойбище,--показал плосколицый.
–Иди,--снял петлю с шеи пленника Горан, и тот со всех ног припустил в темноту.
–А это большое стойбище?--недоверчиво спросил Волк.
–Огней много…























                Г Л А В А  16


Стало светать, и путники наконец смогли осмотреться. Стойбище стояло на берегу озера, поросшего камышом. В центре возвышалась большая черная хижина, а рядом с нею хижина поменьше, со всех сторон окруженная высокой изгородью из колючего кустарника. Речка, впадавшая в озеро, огибала стойбище так, что к нему можно было подойти только по узкому перешейку, который был перегорожен оградой, сложенной из бревен, камней и кустарника. Ограда пониже тянулась также по берегу речки до самого озера. Вдоль ограды догорали костры караульных. Три костра теплились и в центре стойбища.
–Хорошо караулят,--пробормотал Горан.--Трудно будет пройти…
Свое убежище Горан и Волк устроили в глубоком овраге с многочисленными родничками. Вокруг оврага зеленела густая роща. Судя по следам, плосколицые редко бывали в этой роще. Горан целый день лежал на вершине ближайшего холма, издали наблюдая за жизнью стойбища, а Волк то пристраивался рядом, то уходил в рощу поохотиться.
В рощице было много львов, но он не боялся их. Он уже знал, что хищники нападают на человека только тогда, когда их ранишь или раздразнишь. Волк обходил убежища львов, а если встречался с хищником, стоял не двигаясь или медленно отходил, не поворачиваясь к зверю спиной. Львы не часто встречались на землях Туров, но с другими клыкастыми люди жили довольно мирно, часто устраивая свои охотничьи шалаши неподалеку от логова хищников.
Правда, бывало, что клыкастые нападали на Туров, но это были, как правило, старые или больные звери, которые не могли больше поймать добычу и, терзаемые жестоким голодом, вынуждены были охотиться на людей. Ну, а что касается волков, то Серый, вождь и Горан умели как будто бы даже разговаривать с ними. А уж охотничьи сигналы волков понимал каждый взрослый воин. Еще бы, друзья Туров—собаки--почти ничем не отличались от своих диких сородичей. Да далёкий предок Волка происходил когда-то из племени Волков.
Тем более удивительным казался Волку панический страх плосколицых перед львами. Не раз он наблюдал, как, завидя клыкастого в степи, они в ужасе убегали от него; ну, а если их было много, нападали и убивали. Это, конечно, не нравилось хищникам, и между ними и людьми шла беспрерывная война. Наверное, поэтому плосколицые и не ходили в рощу, а если и шли, кричали и шумели так, что Горан и Волк успевали спрятаться задолго до их прихода.
С терпением хищника, выжидающего в засаде, Горан день за днем следил за стойбищем, а Волк бродил по рощице, охотился по оврагу, доходил почти до самого озера и снова возвращался в убежище. Он видел, как охотничьи отряды плосколицых выходили в степь, поджигали траву, а потом били из засады животных, спасающихся от огня. Как ловили диких лошадей длинными кожаными арканами с петлей на конце, как рыли ямы-ловушки на звериных тропинках. Чаще всего плосколицые охотились с помощью изогнутых палок, больших и маленьких, сделанных из дерева и рогов антилопы. Копьеца тоже были разными: длинные, короткие, с зазубренными и гладкими наконечниками из камня, кости, обожженного дерева.
Волк подобрал несколько маленьких копий, утерянных плосколицыми, а потом решил сделать себе изогнутую палку. Он перепробовал несколько деревьев, пока не остановился на гибких и упругих ветках акаций, и теперь целыми днями метал копьеца в цель. А Горан все лежал в убежище, наблюдая жизнь стойбища. Он видел, как высокий толстый воин выходил из большой хижины и забирал большую часть добычи, принесенной охотниками. Он не таскал добычи и не жарил мяса. Все за него делали три женщины, жившие вместе с ним в хижине. И одна из этих женщин была из племени Медведей.
–Наверное, толстый воин--это их вождь,--вслух размышлял Горан.--Вот если бы сговориться с женщиной Медведей! Она помогла бы узнать тайну копий смерти. Но как до нее добраться?
Горан видел, как кувыркались в пыли дети плосколицых, рылись в отбросах, дрались за лакомый кусок. Видел, как робкие, приниженные женщины ходили за водой, собирали траву, выкапывали корешки. Однажды из хижины, окруженной колючей оградой, вышел старик в длинной лошадиной шкуре, с какой-то маской, прикрывавшей лицо. Он стал танцевать вокруг хижин, а плосколицые со всего стойбища собрались вокруг него и смотрели на его прыжки и кривляния.
Как-то под вечер Горан свистом подозвал Волка, который неподалеку в траве мастерил копьецо.
–Смотри.
Волк присмотрелся и увидел возле одной из хижин тоненькую девичью фигурку. Лучи вечернего солнца то и дело вспыхивали в её темно-рыжих волосах.
– Белка,--тихо прошептал Волк, веря и не веря.
–Горан не видел у плосколицых таких волос,--кивнул Горан.--Да и у Медведей тоже.
–Ночью Волк украдет Белку,--встрепенулся молодой охотник.
–Как?--насмешливо улыбнулся Горан, указывая на изгородь.
–Волк поплывет через озеро…
Горан взглянул на Волка и задумался.
–Мы украдем Белку,--сказал он наконец,--но… Сначала Белка поможет нам узнать тайну копий смерти…
Ночью Горан ушел к озеру. Белка лежала у самого входа в хижину на изодранной оленьей шкуре. Она уже засыпала, когда свист иволги донесся до нее из темноты. Три посвиста, пауза и снова три посвиста. Белка насторожилась… Так в племени Туров юноша вызывал на свидание девушку.
«Показалось»,--решила она, снова закрывая глаза. Но иволга засвистела опять.
«Иволга--дневная птица. Почему же она свистит в темноте?» –удивилась девочка. Она встала, набросила на плечи облезлую оленью шкуру и вышла из хижины. Иволга свистела на берегу озера, и Белка направилась к камышам. Она дошла уже почти до воды, когда внезапно высокая темная фигура выросла перед ней. Белка отшатнулась, вскрикнула, но тут же умолкла, услышав шепот на родном языке:
–Не бойся. Это Горан.
Вода стекала с длинных волос Горана, струилась по обнаженным плечам. Он схватил девочку за руку и потащил в камыши.
–Рассказывай.
–Нас везли на плотах, долго,--шептала запинаясь Белка, еще не пришедшая в себя.--А потом вели степью. А тех, кто не мог идти, бросили в сердитую воду. Мы тащили добычу, а они подгоняли нас копьями. Собак ведь у них нет…--Она замолчала, вспоминая.
В стойбище пленниц долго не выпускали из хижины, и они целыми днями сидели в ней, шили одежду, вычиняли шкуры. Хижина называлась «женской», и жили в ней девушки и женщины, не имеющие семей. Из этой хижины и выбирали себе жен молодые воины и старшие воины, которые могли заводить себе двух-трех жен.
Женщины плосколицых хорошо относились к пленницам, подкармливали их, утешали, когда те плакали. Ведь и самим женщинам жилось несладко. Питались объедками, много работали. Каждый воин плосколицых мог ударить женщину, не угодившую ему; а Белке и другим пленницам, не привыкшим к обычаям племени, приходилось особенно плохо. Синяки не сходили с ее худенького тела. Постепенно пленниц разобрали по разным хижинам и в другие стойбища, и Белка осталась одна среди девочек плосколицых, которым рано было еще заводить семью. Сначала она не понимала языка плосколицых и вынуждена была молчать целыми днями. Только изредка, идя за водой, удавалось встретить женщину Медведей, которая жила в хижине вождя, и перекинуться с нею двумя-тремя словами. Потом Белка научилась говорить на языке плосколицых, и девочки подружились с ней. Но все равно она не могла привыкнуть к неволе. Грязные, закопченные шкуры хижин, вонь отбросов, зеленая, застоявшаяся вода озера, робкие, приниженные женщины,--все было чужим.
Как-то в камышах Белка нашла дикого котенка. Что-то случилось с его матерью, и он бродил один, жалобно мяукая, пока не обессилел от голода, и теперь лежал в траве, прикрыв глаза, чуть подрагивая пушистыми толстыми лапками. Белка подобрала котенка и устроила ему гнездышко в камышах. Она разжевывала мясо и пальцем проталкивала его в глотку зверьку, а он, чтобы не задохнуться, глотал. И постепенно ожил. Узнавал Белку. Бежал ей навстречу, терся о ноги, мурлыкал. Белка привязалась к воспитаннику и каждую свободную минуту бежала к нему. Пока…
Высокий хмурый воин, которого звали Рыба, схватил котенка за лапки и разорвал. А когда Белка, не помня себя от гнева, бросилась на него, сбил ее с ног и долго пинал черными от грязи ступнями. Рыба вообще не давал ей покоя. В жаркий полдень он гнал ее за водой, а когда она приносила воду, выливал ее, и Белке приходилось бежать к озеру снова.
Он любил подкрадываться к задумавшейся девочке и колоть ее копьем, а когда она вздрагивала от неожиданной боли, гулко хохотал, запрокинув плоское безобразное лицо, заросшее редкими жесткими волосами. Он укладывался на солнцепеке и заставлял Белку часами выстаивать рядом, заслонять его ветками от лучей солнца.
А недавно Белка узнала, что осенью ее отдадут в хижину Рыбе. Женщины участливо смотрели на нее. «Рыба бьет своих жен,--перешептывались они.--Он не пускает их вместе с другими собирать ягоды в овраге. Он не пускает их в степь за корешками…» А ведь только в степи женщины плосколицых и чувствовали себя свободно.
Белка загрустила. Несколько раз приходила ей в голову мысль бежать. Но куда убежишь, не зная дороги, без оружия, без припасов. Да и воины плосколицых, конечно же, сразу бы догнали ее и бросили бы в сердитую воду, которой поклонялось племя плосколицых и которой приносили в жертву пленников.
–Но теперь,--закончила свой рассказ девочка, умоляюще глядя на Горан,--Горан ведь уведет Белку?
Горан молчал, наклонив голову, прислушиваясь.
–Горан уведет Белку,--наконец сказал он.--Но… Белка сначала поможет племени. Как плосколицые делают копья смерти?
–Н-не знаю,--растерялась девочка.--Может, колдун?
–Колдун?--повторил Горан.--Это тот старик, что живет в хижине за оградой?
–Да. Он страшный. Он может посмотреть на человека, и тот умрет,--испуганно зашептала Белка.--Он знает всякие травы. Женщины плосколицых копают ему корни высокой травы. Травы с перьями. Белка хотела попробовать корень, они не дали. Сказали--плохой. Можно заболеть…
– Ну, а копья?
–Н-не знаю,--пожала плечами Белка.--Когда плосколицые идут на охоту, колдун колдует над их луками и стрелами.
–Это изогнутые палки и маленькие копья?--перебил ее Горан.
–Да. И над копьями, и над дубинками тоже. Он пляшет и поет. И тогда охотники приносят много дичи.
–Не то,--махнул рукой Горан.--Как колдует колдун, когда плосколицые идут охотиться на людей?
–Не знаю.
–Пусть Белка все узнает, особенно про стрелы смерти,– нетерпеливо перебил се Горан.--И когда узнает, пусть вывесит шкуру лошади на жерди над хижиной. Горан увидит сигнал и придет сюда ночью. Горан или Волк.
–Волк здесь?--рванулась к нему девочка.
–Здесь,--улыбнулся Горан.
Он потерся щекой о ее щеку, шагнул и, казалось, растворился в темноте. Не плеснула вода, не шелохнулся камыш. Долго стояла Белка, всматриваясь в ночной мрак, вслушиваясь, но так ничего и не услышала.
–Горан как дух ночи,--прошептала она и поплелась к хижине.
Подружки не узнавали Белки. Ее движения стали легкими и быстрыми. Распрямилась согнутая фигурка. Всегда грустные глаза теперь блестели. Несколько раз она пела и часто улыбалась. Но через несколько дней Белка снова загрустила: никто из девочек не знал ничего о стрелах смерти, не знал или не хотел сказать.
Она пошла к женщине Медведей, которая жила в хижине вождя, и та рассказала ей, что время от времени к вождю приходят воины других стойбищ и рассказывают что-то, после чего вождь собирает старших воинов, они уплывают куда-то на плотах вместе с колдуном, а возвратившись, отправляются в набег.
«Наверное, о богатстве Туров тоже кто-то рассказал плосколицым,--подумала Белка.--Вот они и напали».
Но куда и зачем уплывали воины на плотах, женщина Медведей не знала. И Белка решила подружиться с помощником колдуна. Худой, бледный, с тыквообразной головой, покрытой редкими черными волосами, помощник давно поглядывал на девочку, но она обходила его стороной. Теперь же Белка начала ему улыбаться, старалась пройти как можно ближе, вздыхала, останавливалась, когда он проходил мимо. Помощнику нравилось все это, и постепенно его маленькие черные глазки стали загораться при встрече с Белкой. Он стал заговаривать с нею, а она внимательно слушала, широко раскрыв глаза. И в такие мгновения он казался себе мудрым и красивым, лучше всех юношей племени.
Помощник колдуна жил в хижине за колючей изгородью вместе с колдуном. Жены у колдуна не было, и помощник выполнял всю домашнюю работу. Теперь Белка стала помогать ему. Она носила воду, копала корешки, а когда ей разрешили заходить за ограду, начала убирать хижину и вычинять шкуры. Мясо, приготовленное Белкой, было вкусным и сочным. Она знала много корешков, которые придавали мясу приятный вкус. Рыба, сваренная ею, не расползалась в руках, но и не была твердой, недоваренной, как приготовленная молодым помощником. Правда, когда колдун бывал в хижине, Белка старалась не заходить в нее; но если он уходил, она часами сидела с помощником, разглядывая страшные клыкастые маски, перебирая травы, играя деревянной колотушкой, в которой гремели камешки и орехи.
Белка сильно отличалась от женщин плосколицых. Они ходили, опустив головы, сутулясь и пряча глаза. Белка ходила плавно, смотрела прямо и ласково, часто улыбалась. И все это нравилось помощнику.
–Наверное, осенью молодой колдун поставит себе новую хижину,--шушукались женщины.--Белка будет хорошей женой…
Помощник колдуна рассказывал девочке о духах гремящей воды, о воздушных белых волках, прилетающих вместе с метелями, о львах-людоедах, показывал травы, объяснял обычаи…Он показал Белке все стойбище. И только в одно место Белке никак не удавалось проникнуть.
Время от времени помощник колдуна грузил на плот мешочки с жиром, красками, мясом и уплывал в камыши в дальний конец озера. Возвращался он притихший и настороженный.
–Что там?--спрашивала его Белка вновь и вновь, но он молчал. Белка сделала вид, что обиделась, и три дня не подходила к помощнику.
–Там Отец Охоты. На острове,--не выдержал он наконец затянувшейся ссоры.--Женщинам туда нельзя.
«Наверное, туда и ездят колдун и старшие воины,– подумала Белка.--Наверное, там они и колдуют над оружием… Надо вывесить сигнал».
Утром колдун вместе с десятком воинов вышли в степь. Горан пошел за ними, и сигнал увидел один Волк. Он давно хотел повидаться с Белкой, но Горан запрещал ему ходить к стойбищу, и Волк терпел, хотя и чувствовал иногда, что терпеть уже больше не может. Увидев сигнал, Волк забеспокоился.
«Что же делать? Идти к Белке или ждать Горана? А если Белке нужна помощь?».
Он больше не колебался. Ночь была дождливой и темной. Глухо шумел камыш.
«Никто ничего не заметит»,--успокаивал себя Волк, пробираясь по оврагу к озеру.
Было очень холодно. Намазав тело жиром, Волк вошел в темную воду. Одежду и оружие он привязал к спине и поплыл под водой, изредка поднимая над поверхностью голову, чтобы глотнуть воздуха.
Когда его ноги коснулись дна, он пополз к берегу и, улегшись в камышах засвистел иволгой: раз, другой, третий. Белки не было. Орлик снова посвистал и снова подождал, вслушиваясь в шум дождя.
«Наверное, дождь заглушает свист»,--догадался он наконец.
Волк встал, расправил шкуру и пошел,--медленно, плавно, как учил его Горан, стараясь слиться с темнотой и раствориться в ней. Стойбище спало. Сонно клевали носами караульные, укутавшись в шкуры. Волк скользил между хижинами, обходя освещенные места, прячась в тени. Он почти добрался до хижины, возле которой видел Белку, как вдруг, зацепившись за какой-то ремень, натянутый над землей, с шумом повалился на кожаную стенку, обрушив одну из жердей, на которых она крепилась. И сразу же сонное стойбище ожило. Кричали женщины, визжали дети. В воздухе замелькали факелы. Волк метнул копье в подбегавшего к нему воина, свалил дубиной второго и побежал обратно к озеру.
Плосколицые, выскочившие из освещенных хижин в густую тьму, видели плохо. Факелы чадили под дождем. В темноте плосколицые принимали своих за врагов. Трос воинов были убиты, несколько ранено. Волк бежал, увертываясь от копий, но факелы отрезали ему путь к озеру, и он снова начинал петлять между хижинами. А воинов становилось все больше.
«Иди навстречу врагу, этого никто не ждет»,--вспомнил Волк слова Горана и бросился прямо на факелы. Чье-то копье оцарапало его грудь, чья-то дубинка выбила из рук копье, но он пробился и с плеском нырнул в воду, сопровождаемый градом копий, факелов, стрел.
Всю ночь гудело растревоженное стойбище. Всю ночь бродили вокруг стойбища возбужденные воины, метался по берегу озера Следопыт--лучший разведчик плосколицых, но Волк был уже далеко в степи. Он не решился возвратиться в убежище. В далеком степном овраге он нашел яму в стенке и улегся в ней, укрывшись сухой травой и ветками.
–Это были разведчики Рысей,--сказал утром Белке помощник колдуна.--Только они смеют нападать на стойбище. Все погибли в озере,--добавил он хвастливо.
Белка молчала, опустив голову.
«Это был Горан или Волк,--сразу же догадалась она,– увидели сигнал и пришли. Пришли, чтобы погибнуть». Девочка заплакала. «Белка боится воинов Рысей»,--решил помощник.
–Не бойся,--сказал он.--Скоро колдун и помощник сделают стрелы смерти. Тогда нам не страшны будут никакие враги. Даже если спасся кто-нибудь из разведчиков…
Безучастно посмотрела Белка на лошадиную шкуру, висевшую на шесте. «Зачем она теперь? А если Горан или Волк спаслись?--затеплилась надежда.--Белка будет ждать, но недолго. А потом уйдет в степь. Пусть плосколицые убьют Белку. Пусть бросят ее в сердитую воду. Пусть…».
Она поправила шкуру и ушла в хижину. Ночь прошла спокойно. Костры караульных горели теперь и на берегу озера. Воины, сидящие у огня, проводили девочку подозрительными взглядами. С мехом в руках она направилась к дальнему заливу и долго сидела у воды, вслушиваясь в шорох дождя. Но так ничего и не услышала.
Печально возвращалась Белка в стойбище, вздрагивая от намокшей на дожде шкуры, волоча за собой наполненный водой мех.
«Горан и Волк, наверное, погибли. Если бы они были живы, они увидели бы сигнал и пришли бы. Схожу еще два раза,– решила она,--и уйду в степь».
Но уже на следующую ночь она услышала свист иволги.
 --Где Волк?--бросилась Белка к Горану, задыхаясь от волнения.
–Там, в степи. В овраге. Пусть лежит,--сердито буркнул Горан.
–Он жив?
–Жив… Узнала?
Путаясь и повторяясь, девочка рассказала ему о своей догадке.
–Так,--задумался Горан, выслушав Белку.--Значит, на острове. Хорошо. Пусть Белка ждет, когда снова засвистит иволга.
С рассветом он уже был на острове. Остров густо зарос камышом и кустарником. Горан одобрительно кивнул: «Отличное убежище»,--и пошел в глубь острова. Здесь кусты были вырублены, а посредине утоптанной площадки стоял высокий деревянный столб, густо вымазанный жиром и кровью. Грубо вырезанное лицо, раскрашенное желтой и черной краской, скалилось на Горана тремя зубастыми пастями. Вместо волос на голове торчали клыки львов, собак, гиен. Ожерелье из человеческих черепов свисало до самой земли, а на земле валялись наконечники копий, ножи, скребки…
«Оружие врагов,--догадался Горан,--его приносят в жертву».
Неподалеку от столба возвышался очаг, сложенный из почерневших от копоти камней, прикрытый тонкой каменной плитой с углублением посредине. Рядом с большим очагом стояли два маленьких.
«Зачем столько очагов?»--недоумевал Горан, оглядываясь.
Он обошел весь остров и начал сооружать себе убежище в кустах. Выкопал ямку, переплел над головой ветки, закрыл щели травой. Несколько раз отходил от убежища, осматривал его и снова возвращался, чтобы поправить веточку или пучок травы. Подбил копьем жирного сазана и, поскольку разводить огонь не решился, съел его сырым. Потом забрался в убежище, спокойно заснул и спал, пока удары шестов о воду не разбудили его. Горан потянулся, разминая затекшее тело, и начал наблюдать.
Первым к острову причалил плот с колдуном и его помощником. Помощник подтащил к очагу несколько мешочков и начал разводить огонь в очагах. А к острову приставали все новые плоты, и воины сгружали на берег мясо, мешки, наполненные чем-то, и пучки стрел, туго перевязанные кожаными ремнями. Разложили по краям площадки шкуры, и вождь со старейшинами уселись на них, а воины помоложе зажгли костры и принялись жарить мясо.
Быстро темнело. Площадка, освещенная ярким пламенем костров, была хорошо видна Горану. Колдун отхлебнул какой-то жидкости из кожаного мешка и затянул длинную унылую песню, а старшие воины, передавая мешок из рук в руки, подтягивали ему. Лица поющих раскраснелись, остекленели глаза, они орали все громче и громче, а Горан терпеливо слушал, хоть ему очень хотелось заткнуть уши: слишком уж немелодичной была песня, как на его вкус.
Наконец певцы угомонились. Они опорожнили уже два мешка и сидели теперь потные, тяжело отдуваясь, а недопитый мешок достался молодым воинам, которые, облизываясь, давно смотрели на него жадными глазами.
«Какой-то дурман,--пожал плечами Горан.--Зачем они его пьют?»
Колдун встал и начал топтаться вокруг столба, время от времени опуская руку в деревянную плошку и проводя ею по оскаленному лицу. Столб заблестел, будто покрылся влагой.
«Мажет жиром»,--догадался Горан.
Колдун возвратился к плоту, немного пробыл там и снова вернулся к столбу. Но теперь это был уже не колдун, а какое-то фантастическое существо. Красная маска с огромными круглыми глазами полностью закрывала его голову, а все тело колдуна скрылось под плащом, сшитым из разноцветных перьев. Приседая и кружась, он прыгал по площадке, а воины, хлопая в ладоши, кричали что-то высокими, пронзительными голосами.
Колдун снова убежал к плоту и вернулся на этот раз в маске, изображающей голову огромной змеи. Тело его покрывал плащ, сшитый из змеиных шкурок, блестящих чешуйками в ярком пламени костров. Изгибаясь, как змея, заскользил он вокруг столба. Горан протер глаза. Ему вдруг показалось, что большая змея обвивает столб, ползет все выше и выше, наполняя ночную тишину шорохом своих чешуек. Наконец колдун остановился. Он сбросил маску и плащ, тяжело дыша, отхлебнул из мешка, который протянул ему помощник.
Два воина принесли воду в мешке и начали кипятить ее, бросая в мешок раскаленные камни, вынутые из очага. Когда вода закипела, помощник колдуна бросил в нее корешки, которые он отламывал от длинных, беловато-зеленых стеблей с перистыми листьями.
«Плохая трава, о которой говорила Белка»,--вспомнил Горан.
Тем временем колдун положил на каменную плиту какие-то белые комья. Знакомый вкусный запах защекотал ноздри Горана.
–Свиной жир,--принюхался он с удивлением.
Жир таял, растекаясь по каменной плите, скапливаясь в углублении посредине её. Когда весь жир растаял, колдун вытащил небольшой мешочек, разрисованный красными зигзагами, и высыпал в жир какой-то порошок. Над плитой поднялись густые клубы желтовато-серого дыма, и колдун отскочил, закашлявшись. Костяной лопаткой он начал соскребать получившуюся смесь и бросать в мешок с отваром ядовитой травы, который помощник поднес к большому очагу.
Колдун долго размешивал зелье деревянной палкой, то и дело подогревая его на плите, снял с очага и поставил у подножья Отца Охоты. А воины подносили к нему пучки стрел и окунали их в мешок, а потом развязывали пучки и укладывали стрелы вокруг очагов сушиться.
Поспело мясо. Молодые воины принесли новые мешки с дурманом, и начался пир. Плосколицые поглощали неимоверное количество мяса. Некоторые, опившись дурмана, уже храпели на шкурах, но остальные все ели и никак не могли наесться.
«Наверное, дурман вызывает аппетит»,--подумал Горан. Он ликовал. Теперь он знает, как делают стрелы смерти. Вот только порошок из мешочка с красными молниями. Как бы узнать, что это за порошок?
Воины вернулись с острова к утру, а вечером у хижины вождя собралось все племя.
–Вождь собирается в набег на Рысей,--объяснил Белке помощник.--Будет пир.
Старшие воины, колдун и его помощник пировали в хижине вождя. Все остальные--под открытым небом. Дымились над кострами туши сайгаков, лошадей, степных собак; пеклась рыба, начиненная корешками, булькало дурманящее питье в кожаных мешках. Визг, хохот, крики звучали над стойбищем. То и дело вспыхивали драки. Один воин волочил женщину за волосы к озеру. Другой пинал ногами опившегося соседа. Трое топтались, взявшись за руки, вокруг костра, уставясь бессмысленно в землю: думали, должно быть, что танцуют. Кто-то стрелял из лука в хижину, нимало не заботясь о том, что в хижине может находиться кто-нибудь из его соплеменников.
Сквозь шум и гам Белка с трудом услышала посвист иволги. Она выскочила из хижины и сразу же наткнулась на Горана, ожидавшего ее в тени.
–Скорее,--сказал он.--Из хижины колдуна надо взять мешочек с красными молниями. Горан будет ждать Белку у озера.
У колючей ограды, окружавшей хижину, горел костер. Двое воинов с завистью прислушивались к веселым крикам пирующим.
–Куда?--остановил девочку один из них.
–Помощник колдуна,--пробормотала Белка,--велел принести траву…
–Пусть идет,--сказал второй, который часто видел Белку рядом с помощником.
Не чувствуя под собой ног, Белка вошла в хижину. Что если придет колдун? Или помощник? Теперь, когда освобождение совсем близко, ей было особенно страшно. Она вернулась к костру караульных и горящей веткой зажгла светильник, стоящий у входа. В его колеблющемся пламени как будто ожили клыкастые маски; струились по стенам змеиные шкуры, шевелились оружие и рога, висевшие на стенах.
Дрожащими руками Белка перебирала мешочки с красками, жиром, кореньями. Где же мешок с красными молниями? Испуганно оглянувшись на вход, девочка подошла к постели, на которой спал колдун. В нос ударил кислый запах плохо очищенных шкур, давно немытого тыла. Преодолевая отвращение, она копалась в постели, кишащей насекомыми, ворошила сухую траву.
Послышались голоса караульных. Они о чем-то спорили. А потом один из них, тяжело ступая, направился к хижине.
«Белка слишком долго находится в хижине,--сообразила девочка.--Караульные что-то заподозрили. Надо уходить. Но как же без мешочка? Горан ждет его. Он не возьмет Белку с собой, пока она не утащит этот мешочек». Белка готова была расплакаться, когда ее рука нащупала мешочек. Он лежал, зарытый в траву, на которую были навалены шкуры. Белка спрятала мешочек на груди, схватила первый попавшийся пучок травы и опрометью выскочила из хижины, натолкнувшись на караульного.
–Что так долго?--недовольно спросил тот.
–Искала нужную траву,--нашлась Белка и добавила со вздохом.--Никак не могла найти…
Она забежала в свою хижину, схватила узелок с вещами и побежала к озеру.
–Хорошо,--сказал Горан, подхватывая на плечи Белку. Он переплыл озеро, не опуская девочку на землю, побежал к оврагу.
Волк ждал их, уже готовый к дороге. Мешок с припасами и запасные копья он привязал к спине. Они побежали в степь, время от времени переходя на быстрый шаг, чтобы отдышаться, и Горан все не давал Белке спуститься на землю.
–Плосколицые будут искать девчонку,--пояснил он Волку,– плохо, если они найдут ее следы.
–Но они ведь найдут наши следы?
–За нами они, может быть, и не погонятся,--с сомнением в голосе ответил Горан.
Утром они остановились перекусить, и Горан наконец развязал мешочек колдуна.
–Красная краска!--удивленно воскликнул он и долго еще рассматривал порошок, о чем-то размышляя.


































                Г Л А В А  17


Колотушки зазвучали на третий день пути. Это были большие сигнальные колотушки, которые делали из выдолбленных древесных стволов и которыми можно было переговариваться от стойбища к стойбищу. Сначала услышали колотушку большого стойбища,--они знали ее резкий тревожный стук,--а потом ей откуда-то издалека ответила другая колотушка, третья…
Звуки полукольцом охватили степь, отрезая путников от Большой реки, от земель родного племени.
–Плохо,--хмурился Горан,--они передают сигналы от стойбища к стойбищу до земель Львов. Они вышлют навстречу нам воинов. Они окружают нас.
И он свернул к солнцу, стараясь выйти из зловещего полукольца; а над степью звучали все новые и новые колотушки, и степь оживала у них впереди. Неутомимые колотушки звучали все ближе и ближе, настигая беглецов.
–Это походные колотушки,--определил Горан.--Их носят с собой воины. Воины напали на наш след.
На восьмой день впереди показались далекие дымы. Это горели костры плосколицых. Горан начал молиться своему невидимому Богу. Волк и Белка стояли в стороне и ждали, когда Горан прикажет двигаться. Кончив молиться Горан опять свернул, путая следы. Бесконечная бурая степь смыкалась с небосводом. Ручейков попадалось все меньше, а потом они и вовсе исчезли. Путники вышли к огромному беловато-серому озеру. Волк хлебнул прямо из озера и тут же выплюнул воду.
–Соленая,--удивленно поморщился он.
Тоскливо кричали чайки, ветер уныло шуршал в  песке. Вода кончилась, и пришлось идти всю ночь, потому что жажда все равно не давала уснуть, а колотушки гремели и слева, и справа, и сзади. Белка совсем ослабела, и Горан все чаще подхватывал ее на плечи, а Волк нес мешки и оружие. Они долго брели по воде, скрывая следы, а озеро все не кончалось, раздаваясь вширь, теряя берега. Волк посмотрел на Горана и тот понял, что он осуждает его за любовь к невидимому Богу, а не у богам племени. Но Горан не обратил внимания.
Мучили голод и жажда. Птицы улетели. Не было дичи в степи, только суслики печально пересвистывались на песчаных бугорках, заросших редкой, жесткой травой. Горан опять свернул в степь, подальше от соленого озера, и к вечеру они набрели на прозрачный ключ, возле которого земля была утоптана следами сайгаков. Они набрали воды в мешки и укрылись в овраге, а Волк остался в засаде. Он вырыл небольшую ямку и улегся в нее. Сверху Горан забросал его травой, и Волк лежал всю ночь неподвижно, поджидая дичь.
Сайгаки пришли только под утро, и Волк убил копьем самку. Он быстро разделал тушу, и они, поев и немного отдохнув, снова шли день и часть ночи. Колотушек не было слышно: наверное, плосколицые потеряли след у озера и отстали от беглецов. Горан искал лес. Настоящий густой лес. Он знал, что плосколицые боятся леса и там, может быть, удастся укрыться от преследователей.
Сначала казалось, что это тучи низко нависли над землей, но через полдня пути впереди засинели высокие холмы, густо поросшие деревьями. И тут же Волк, оглянувшись, коснулся плеча Горана. Тот тоже обернулся и увидел черные бусинки, рассыпанные по степи. Плосколицые настигали, стараясь окружить путников. До гор оставалось несколько бросков копья, когда до путников донеслись угрожающие крики, и пришлось бежать, бросив мешки с водой, мясо и шкуры…
Горан подхватил Белку, а Волк мешок с вещами. Они вскарабкались по крутому склону горы, хватаясь за колючие ветви. Камни градом сыпались из-под ног, и Волк вдруг почувствовал, что вот-вот вслед за камнями покатится и он. Молодой охотник застыл на откосе, не в силах сделать ни шагу вперед, напрягая все мышцы, а мешок с вещами неумолимо тянул его вниз. Тогда, ухватившись рукой за куст, он полоснул ножом по ремням, и мешок покатился вниз, к ногам плосколицых.
По узкому карнизу они перебежали на другой склон, стараясь не смотреть под ноги, в глубокое ущелье, по дну которого пенился поток. И здесь, за каменным выступом, нависшим над пропастью, Волк остановился.
–Уходите!--крикнул он Горану.--Волк задержит плосколицых.
Он вскарабкался на выступ и начал собирать камни, поджидая врагов, чьи голоса звучали совсем рядом. И когда из-за выступа показался маленький охотник с длинными руками, Волк столкнул камни, и они покатились вниз, сталкивая другие камни, поднимая клубы пыли. Камни обрушились на головы плосколицых, засыпая тропинку, а Волк спустился с выступа и побежал за Гораном и Белкой.
Догнал он их на берегу потока, пенившегося между черными глыбами. Они побежали по воде, а потом снова вскарабкались на склон, путаясь в густых зарослях. Ноги скользили по сырой земле. Белка прихрамывала на разбитую о камень ногу. Когда они уже думали, что запутали свои следы, из бокового ущелья наперерез им вышел отряд плосколицых, а сзади раздались голоса другого отряда, шедшего по пятам.
Засвистели стрелы. Плосколицые, окружив беглецов, начали карабкаться вверх. Горан посмотрел на крутой склон и понял, что уходить некуда. Кольцо замкнулось. Теперь враги не стреляли. Медленно подходили они со всех сторон, прячась за кустами, и беглецы отступали вниз по склону, где стеной стоял отряд с натянутыми луками. Решив, очевидно, что можно захватить беглецов живыми, они опустили луки и плотной цепью двинулись вперед. Горан приготовился отдать жизнь и помолился своему Богу, а Волк сжимал копьё и дубину, но тут их окликнула Белка.
–Сюда, сюда,--звала девочка.--Здесь какая-то дыра.
На склоне холма под кустом темнела щель. Белка юркнула в нее, а за нею едва протиснулись Волк и Горан. Они поползли внутрь холма, подгоняемые криками преследователей, столпившихся у входа.
Щель расширилась, и путники почувствовали, что могут подняться на ноги. Где-то тихо капала вода, почти затихли голоса врагов. Горан высек огонь и поджег стрелу Волка, осматриваясь. Свет пламени переливался, отражаясь от сосулек, свисавших со сводов большой подземной хижины, дрожал на поверхности озера с прозрачной водой, на кристально чистых капельках, стекавших по сосулькам. Горан упал на колени и даже Волк, тоже начал молиться Богу Горана. Закончив молитву, Горан огляделся
–Каменная!--удивился он.
– Кажется, плосколицые пока не собираются лезть в щель,– прислушался Горан.--Они будут ждать, ждать у входа. Они не уйдут.
Кремневым ножом Горан начал расщеплять копья и стрелы, а к полученным палочкам привязывал куски меха, отрезанные от накидок.
–Это будут факелы,--объяснил он Волку.--Нужно искать другой выход. Не найдем--погибнем.--Он оставил только два копья и свою дубину. Пригодился и мешочек с жиром, смешанным с сажей, который носила с собой Белка.
–Мех пропитается жиром и будет долго гореть,--объяснил Горан.
Волк отправился искать другой выход. Он шел в глубь горы по узкому подземному ходу, который, разветвляясь, вел то вниз, то наверх. Вокруг нависали карнизы, наросты, сосульки, своды… В свете факела они казались то медведем, вставшим на задние лапы, то головой оленя, то рыбой, раскрывшей рот. Долго бродил Волк по подземным переходам, зажигая новый факел от догоревшего, карабкаясь по каменным ступеням, цепляясь за каменные выступы, свисавшие со стенок, ломая сосульки. В одном месте он увидел мерцающий свет, но отверстие, через которое свет попадал в пещеру, было слишком узким, и Волк пошел дальше. Он скользил на мокрой глине, погружался в каменные выемки, наполненные водой, пробирался по узким карнизам. Переходы заводили его в тупики, и приходилось возвращаться, снова и снова ползти по извилистым щелям.
Факелы кончались, и Волку пришлось прекратить поиски. Горан сидел у щели, когда услышал шорох. Он приготовил копье. Что-то более плотное, чем сама тьма, окружавшая его, показалось из щели, и Горан ударил. В ответ послышался насмешливый хохот: плосколицый толкал перед собой сверток из шкур, в который и попало копье Горана. Шорох затих, но скоро глухие тяжелые удары донеслись от входа в пещеру. Выставив копье вперед, Горан пополз в щель, чтобы посмотреть, что затеяли плосколицые.
Когда Волк вернулся, Горан сидел, опустив голову на колени, рядом прикорнула Белка.
–Они завалили щель глыбами,--сказал Горан.--Нам не сдвинуть эти глыбы, даже если враги уйдут… Надо искать выход,--поднялся он.--Надо все время искать выход. Если не найдем… – И, не договорив, скрылся в темноте.
Волк взял дрожащую ладошку Белки и прижал к щеке.
–Пусть Белка поспит,--прошептал он.--Мы обязательно найдем выход.
Три дня. сменяя друг друга, искали выход Горан и Волк. Кончились факелы. Горан расщепил на них последние копья и свою дубинку.
–Мы выберемся,--уверенно сказал он.—Выберемся и  сделаем новые.
Они ослабли от голода и часто, проползая в какую-нибудь щель, отдыхали, прижавшись лицом к холодным влажным камням. «Скоро погаснет последний факел, что тогда?»--с тоской думал Волк. Где же невидимый Бог Горана?
И вот последний факел погас. Они перебрались в пещеру, где Волк видел свет, и уселись на камнях, неотрывно вглядываясь в узкую дыру, которая вела к солнцу, к пище. Горан разрезал накидки на узкие длинные полосы, связал их в длинный ремень, и они снова поползли искать выход, разматывая ремень, держась за его конец, чтобы не заблудиться. Потом стали отламывать каменные сосульки и укладывать через три-четыре шага, отмечая свой путь.
Силы оставляли Волка. Все чаще хотелось ему лечь рядом с Белкой и лежать не двигаясь, долго-долго, пока они не попадут в страну предков. Белка не жаловалась. Только во сне она вдруг начинала плакать, тоненько и горько, как обиженный ребенок. И Волк поднимался на дрожащие от слабости ноги и снова полз по бесконечным переходам, утыкаясь в тупики, царапая обнаженное тело об острые известковые наросты.
Наконец силы оставили его, и теперь один Горан искал выход день за днем, неустанно, неутомимо. Но пришел день, когда затих и Горан, улегшись рядом с неподвижным Волком, и тот вздрогнул, услыхав низкие, протяжные, печальные звуки: Горан пел песню смерти, которую поют, когда хоронят умерших соплеменников. Снова заплакала Белка, и Волк не выдержал. Он рванулся и пополз по узкому извилистому переходу, плохо понимая, что делает, теряя направление.
Все медленнее полз он и совсем было уже остановился, как вдруг его руки, на которые он опирался, провалились куда-то. Волк полежал, переводя дух, и ему показалось, что воздух пещеры уже не так неподвижен, как прежде. Волк подставил щеку: так и есть. Дуло из щели, в которую провалились руки. Извернувшись, он протиснулся в щель и пополз по острым камням налево, направо, вверх, вниз и снова наверх… Все уже становилась щель. Все медленнее полз Волк, с ужасом чувствуя, как каменные стены сжимают его грудь, не дают вздохнуть, сковывают движения.
--Если застряну,--подумал Волк,--Горан не найдет этой щели.
Он рванулся и застрял. Полежал, успокаиваясь, и пополз медленно-медленно, извиваясь и вытягиваясь, как змея, обдирая кожу, не чувствуя боли от порезов и царапин. Он не заметил, как выполз наружу. Ночное небо закуталось густыми темными тучами, и вокруг было так же темно, как и в пещере. Но прохладный ветерок, запах хвои и мокрого снега подсказали ему, что он наконец-то выбрался.
Он дышал полной грудью, чувствуя, как с каждым глотком возвращаются силы. Волк пожевал хвою и пополз обратно.
                Г Л А В А  18


Выбравшись наверх, Волк положил Белку у выхода и посмотрел на Горана. Тот понял его.
--Ты спрашиваешь почему мой Бог помог тебе найти выход, а не мне?
--Да.
--Потому,--ответил Голран,--что Он хотел, чтобы ты тоже поверил в Него.
--Если так, то я сверю,--клятвенно заверил Волк.
Они осторожно обошли гору. У заваленной щели Горан нашел место, где горел костер плосколицых, и внимательно осмотрел его.
–Плосколицые ушли четыре дня тому назад,--сказал он, пересыпая золу в ладонях.--Беги за Белкой.--И добавил задумчиво.--Почему же они ушли?
Когда Волк вернулся вместе с Белкой, уже горели три костра. Они были расположены так, что со всех сторон обогревали раздетых, озябших путников, и в свете этих костров Белка, Волк и Горан ползали по земле, собирая полуобглоданные кости, кусочки мяса--остатки пиршества плосколицых,--жевали хвою и корешки.
–Завтра сделаем новые копья и дубины,--сказал Горан,– добудем дичь и сошьем одежду.
Но Волк с Белкой уже не слушали его. Измученные холодом и усталостью, они крепко спали, прижавшись друг к другу на подстилке из еловых веток, которые успел наломать Горан. Он присел на корточки у костра и задремал, чутко вслушиваясь в ночные шорохи. Он умел слышать во сне, проснуться вовремя, но на этот раз очнулся только тогда, когда его голого плеча коснулся наконечник копья.
Горан вскочил. Вокруг костров стояли воины в меховых накидках, безмолвные, неподвижные. Только орлиные перья, воткнутые в волосы, слегка шевелились на ветру, оживляя суровые раскрашенные лица.
«Так вот кто спугнул плосколицых»,--понял Горан.
Один из воинов разбудил Белку и Волка, потом кольцо разомкнулось и пленникам велели идти. Спотыкаясь, шли они по горным тропинкам, петлявшим в зарослях, а воины не подгоняли их. Через некоторое время двое молодых воинов подхватили на руки совсем ослабевшую Белку, а двое подошли к Волку, но он их отстранил.
Наступил рассвет. Крутая тропка вела все вниз и вниз, к плоскому холму, на котором чернели хижины, горели костры, а еще дальше открывался безбрежный простор воды, сливаясь с небом, искрясь под лучами восходящего солнца. Волк остановился, ошеломленный невиданным зрелищем, и воин, шедший сзади, налетел на него. Но он не стал подгонять пленника, а остановился рядом, подставив лицо солоноватому ветерку.
–Большая вода,--сказал Горан,--так вот она какая--Большая вода!
Горы, густо поросшие лесами, круто обрывались к Большой воде, громоздились каменными великанами. Справа огромный каменный медведь, поросший шерстью-лесом, склонился к Большой воде и, казалось, пил и никак не мог напиться, а слева виднелись каменные деревья, хижины, звери огромной черной горы, отвесно поднимающейся над голубовато-зелеными заливами.
Молодой воин коснулся плеча Волка, показывая, что нужно идти к стойбищу. Хижины стойбища были сложены из камней, в которых торчали жерди с натянутыми на них шкурами. Камни, лежащие в основании хижин, были большие и тяжелые, а камни полегче лежали на шкурах сверху. «Чтобы ветер не унес шкуры»,--догадался Волк.
Возле каждой хижины чернели каменные очаги, а дымки, вившиеся над хижинами, говорили о том, что очаги есть и внутри хижин. Женщины, с головы до ног укутанные в оленьи накидки, провожали пленников тревожными взглядами, возле них топтались серьезные озабоченные малыши. Пленников подвели к большой хижине посредине стойбища, из которой навстречу им вышел широкоплечий курчавый воин со шрамом, пересекавшим его левую щеку. Двойной ряд орлиных перьев украшал его голову. Длинная накидка из золотистой шкуры леопарда спадала с его плеча свободными складками. Он долго рассматривал пленников, а потом подошел к Горану и рванул ожерелье, висевшее на его груди. Он уже повернулся было к Волку, как вдруг замер, удивленный. Присмотрелся и осторожно снял с груди Горана  пластинку, на которой была вырезана Мать племен. Быстро сказал что-то высокому воину, и Волк, невольно стараясь уловить, о чем говорят, с удивлением обнаружил, что понимает отдельные слова.
…«Мать племен… Вождь, прогнал… белокурый воин… сын…»--разобрал он. Воин со шрамом улыбнулся и снял со своей шеи точно такую же пластинку, как у Горана. И сразу же все изменилось. Женщины увели озябшую Белку в хижину, откуда она вышла уже в теплой накидке. Красный кожаный ремешок перехватывал ее волосы, а на груди у Белки висели бусы из ракушек. Воины накинули на плечи Горана накидку из шкуры леопарда, а Волку досталась рысья накидка.
Потом пленников увели в большую хижину и усадили на мягкие шкуры, а женщины принесли и разложили перед ними мясо, рыбу, ягоды, орехи. Пленники ели и никак не могли наесться, а потом упали на шкуры и спали день, ночь и еще один день. Волк проснулся первым и сразу же побежал к Большой воде. Гладкие, круглые камешки скрипели под его ногами. Он черпал воду ладошкой, а она как будто бы исчезала. Только холод в ладони говорил ему, что вода не вытекла сквозь пальцы. Волк лизнул воду. Соленая.
Много дней прожили они в хижине воина со шрамом, который был вождем племени Орлов. Высокий воин, старший сын вождя, которого звали Сокол, подружился с Волком. Целыми днями они гонялись в лесу за оленями и кабанами, подкарауливали медведей в ущельях, обрушивая на них со скал каменные глыбы, плавали на плотах за рыбой.
Копья Орлов были короче, чем у плосколицых, но метали они их с помощью деревянной дощечки, посредине которой был вырезан желоб. В него укладывали копье, охотник брался за рукоятку, приделанную к дощечке снизу, размахивался и метал копье. Брошенное с помощью такой копьеметалки копье летело значительно дальше, чем брошенное рукой. Волк тоже сделал себе копьеметалку и скоро научился метать короткие копья не хуже, чем его новые друзья. Он с любопытством осматривал зазубренные гарпуны, копья с двумя наконечниками и копья с тупыми наконечниками.
–Этими мы бьем рыбу,--объяснил ему Сокол,--а эти для птицы. Тупые наконечники разбивают кости птиц.
Волку показали кожаные нагрудники, которые Орлы надевали, если приходилось воевать. На них были нашиты гладкие камешки, створки ракушек, костяные пластинки, и воин в таком нагруднике мог не бояться стрел плосколицых.
--Мы тоже сделаем себе такие,--одобрительно кивнул Горан, который помогал Орлам мастерить оружие. Им показали также деревянные шлемы с рогами оленей. Но шлемы Горану не понравились.
–Плохо видно,--покачал он головой.--Будет мешать на охоте.
Волк показал своему новому другу, как делают луки и стрелы, но Сокол отнесся к ним с сомнением.
–Это для степи,--сказал он.--А здесь… Запутаются в ветвях. Копья лучше.
На берегу Большой воды было тепло. Снег выпадал очень редко и сразу же таял, только горы покрывались снеговыми шапками и, когда ветер дул от них, становилось холодно. Женщины тогда прятались в хижины, а воины разводили большие костры.
Время от времени налетали бури. Большая вода чернела, покрывалась полосами желто-белой пены, с грохотом накатывалась на берег, била в серые утесы. Соленые брызги осыпали стойбище, высыхая на шкурах белесыми подтеками. А потом снова выглядывало солнце, переливаясь на гладкой поверхности зелеными бликами, и мужчины выплывали на плотах бить рыбу. Волк любил ходить по берегу сразу же после бури, подбирая ракушки, странных рыб, крабов, цветные камешки, которые он относил Белке, а она, благодарно улыбаясь, нанизывала ракушки на оленьи жилы: делала себе ожерелье.
Вдвоем они часто ходили на черные скалы и там, среди хаоса каменных глыб, искали цветные камешки. Розовые, желтые прожилки проступали на серой поверхности, а в ямках поднимались сверкающие копья фиолетового камня. Нужно было осторожно выбивать их из твердой породы, так как камни, хоть и были твердыми, раскалывались от сильного удара. Белка пришивала камни к накидке, а Горан вставлял их в браслеты, которые делал для женщин Орлов.
Сокол и Волк по черным скалам спускались к воде и собирали розовые камни, переполнявшие берега бухты. Волк приносил эти камни Белке, а она делала из них украшения. Камни сверкали, бросая розовый отсвет на нежное, позолоченное веснушками лицо Белки, и Волк не мог оторвать глаз от подружки.
Становилось все теплее. Горы зазеленели, покрылись цветами. Орлы вышли на охоту за черными баранами, и Волк пошел с ними. Вместе с тремя воинами он залег за глыбы, а загонщики гнали баранов на них. Волк не видел загонщиков, которые поднимались по противоположному склону, не слышно было и криков, но воины вдруг насторожились и приготовили копья. Волк прислушался и услышал далекий свист.
–Это охотничий язык,--шепотом объяснил ему Сокол.--В горах слышно далеко. И звери не боятся, думают, что свистят птицы. Загонщики свистят, что два стада идут к нам.
Черные могучие самцы показались из-за скалы, и охотники все вместе метнули копья. Три барана свалились со скалы, а остальные разбежались по склонам, но там их уже поджидали другие охотники. Еще раз удивился Волк умению Орлов бегать по скалам. Казалось, под ногами у них ровные твердые тропинки, а не каменные осыпи и крутые уступы. Они перелетали со склона на валуны, перепрыгивали трещины, отталкиваясь от утесов, и казались настоящими орлами, живущими на этих вершинах.
А Горан тем временем был очень озабочен. Он подолгу беседовал с вождем, бродил вокруг стойбища и часто брал с собой Белку.
–Куда ходила Белка?--спросил как-то девочку Волк.
–Белка и Горан ищут ядовитую траву, как у плосколицых. Вождь Орлов показал нам уже три болота, но там такая трава не растет. Вождь сказал, что надо будет пойти дальше в степь, к озерам.
–А красная краска?--заинтересовался Волк.
–О, красной краски у Орлов много. Они берут ее в Черном ущелье.
–Но зачем Горан берет с собой Белку?
–Горан боится не узнать траву. Белка узнает,--гордо выпрямилась девочка.--Такая растет и в землях Туров,-- добавила она, подумав.
На следующий день вождь, Горан, Белка и еще пять воинов ушли в степь. Они вернулись через шесть дней, и по радостным глазам Белки Волк понял, что на этот раз Белка нашла траву. Речка, текущая с горы, впадала в зеленовато-желтое болото, густо заросшее камышом и осокой. Здесь, в зарослях кустарника, Горан и вождь Орлов соорудили очаг. Они вскипятили воду в кожаном мешке и бросили в кипяток темно-коричневые клубни травы с перьями. Горан положил на очаг большую толстую ракушку и бросил в нее кусок свиного жира. Когда жир растопился, он насыпал красной краски, которую дал ему вождь, и тщательно перемешал ее с жиром. А потом вылил эту смесь в мешок, где варились клубни, и долго подогревал мешок, относя его от огня каждый раз, когда кожа начинала дымиться.
Вода в мешке выкипела, и на дне осталась густая вязкая грязь желтовато-красного цвета. Горан опустил в нее наконечники стрел и копий, подержал их там и разложил неподалеку от очага просушиться.
–Пусть Волк выроет ловушку и поймает кого-нибудь,– сказал Горан.--Нужен живой зверь. Когда попадется, проверим, убивают ли наши стрелы.
Волк выбрал место для ловушки на звериной тропе, которая вела к маленькому заливчику с чистыми песчаными берегами. Он не стал рыть на тропе, а подкопался под нее сбоку. К утру в яму провалился маленький козлик, и Волк наклонился над ямой со стрелой в руке. Самка, вспугнутая Волком, отбежала, но от ямы далеко не уходила. Время от времени она резко и призывно кричала, а козлик отвечал ей жалобным меканьем. Он забился в угол ямы, съежился и дрожал, глядя на Волка влажными испуганными глазами.
Волк поднял стрелу и не смог опустить ее на маленькое существо. Какое-то отвращение, смешанное с жалостью, мешали ему. Две долгие минуты он боролся с собой, а потом вздохнул, подхватил отчаянно брыкавшегося козленка на руки и отпустил его, легонько хлопнув ладонью по нежно-шелковистой шкурке. Вождь Орлов, наблюдавший за Волком, улыбнулся.
–Ну что ж,--лицо Горана было спокойным.—Так было угодно Богу. Рой другую ловушку.
И Волк так и не понял, осуждает его Горан или нет. Ему было стыдно, что он проявил жалость, недостойную охотника. И вместе с тем он радовался, что козленок убежал и будет пастись вместе с козой, пить холодную воду, прыгать, бегать…
Во вторую яму попался дикий кабан. Он злобно щелкал кривыми желтыми клыками, храпел и безостановочно подрывал стенки ямы. Волк всадил стрелу в его широкую бурую спину, а Горан поцарапал копьем морду кабана. Время от времени Волк подходил к яме и бросал кабану ветки и траву, лил воду. Сначала кабан скучал, отказывался от еды, но потом начал есть все, что приносил ему Волк, и встречал его радостным похрюкиванием. Горан ударил его в бок отравленным копьем, но кабан и не думал умирать. На четвертый день Горан подкопал стенку ямы и отпустил пленника.
–Стрелы плосколицых убивают только в руках плосколицых,--мрачно сказал Волк.--Это колдовство.
Вождь Орлов согласно кивнул.
--Нет,--возразил Горан.--Охотничья хитрость. Вот змеи. У них маленькие зубы. Только точки остаются после их укуса. А люди болеют, иногда даже умирают. Так же, как от стрел плосколицых.--Он задумался.--Все дело в краске. Только краска дает силу стрелам. Та, которую Белку взяла у колдуна, была не такая, как здесь… Очень похожа, но не такая. Все дело в краске,--повторил он.--Что ж, придется снова идти к плосколицым и узнать, где колдун берет краску. Он пойдет за нею весной. Зимой снег, трудно искать краску в земле. Летом плосколицые охотятся на людей. Колдун пойдет за краской только ранней весной.
--Наши воины пойдут с вами,--сказал вождь.
–Не надо. Много воинов--много следов…
–А если у колдуна есть запас краски и он не пойдет за ней? спросил Волк.
–Тогда бы колдун не прятал так мешочек с краской,– улыбнулся Горан.--Хуже, если краска где-то близко от стойбищ. Только зачем тогда ему прятать мешочек, беречь его? Нужна краска--пошел и набрал. Нет, та краска где-то далеко. Ее трудно собрать. Вот почему колдун так берег мешочек…
Волку очень не хотелось возвращаться к плосколицым. Он с радостью остался с Орлами и с Белкой. Но бросить Горана?
–Волк пойдет с Гораном,--решительно заявил он.
Тихо плескалась о камни Большая вода. Тонко и жалобно кричали птицы.
–Пусть Волк возвращается поскорее,--всхлипывала девушка.--Белка будет ждать.
Волк осторожно гладил густые волосы подружки.
–Волк и Горан вернутся,--ласково сказал он.--Надень нагрудники Орлов, и стрелы плосколицых не пробьют их. У Орлика тоже есть лук и стрелы. Его копья теперь летят далеко.
–Белка хочет домой, к Турам. Белке надоело жить у чужих.
–Волк и Горан вернутся и поведут Белку к Турам. Волк и Белка построят себе хижину. Теплую и красивую…
Они сидели на мягких бурых прядях водяной травы, тесно прижавшись плечами, смотрели на небесные огни, сверкавшие в темно-зеленой воде. Белка уснула, уткнувшись мокрым от слез лиц в плечо Волка, а он не спал, слушая рокот волн.
Солнце вынырнуло из большой воды, окрасив водную гладь красными, желтыми и зелеными пятнами. Волк осторожно опустил на траву заснувшую подружку и побежал к хижине вождя, возле которой его уже ждал Горан.



























                Г Л А В А  19

Теперь они шли быстро и уже к полудню добрались до щели в горе, где прятались. Горан обошел окрестности пещеры и вернулся успокоенный.
–Плосколицые не возвращались,--сказал он, и они пошли дальше, повернувшись спиной к солнцу.
Они шли день, другой, третий. Степь зеленела. Бледно-синие цветы выглядывали из-под прошлогодней травы.
–Весна,--тревожился Волк.--Что если колдун уже ушел за краской?
–Там еще холодно,--успокоил его Горан.
Через два дня они вышли в степь, покрытую снегом. Правда, это был уже не белый пушистый зимний снег. Он посерел, напитался водой и, когда солнце выглядывало из-за туч, растекался тысячами прозрачных струек, голубоватыми лужицами. Но ночью было холодно, и лужицы покрывались льдом. Волк едва поспевал за Гораном и думал все время о Белке. Дождется ли она их возвращения? Не радовали перелетные птицы, тучами покрывавшие небо, курлыкающие в холодном небе журавли, не хотелось охотиться… «Может, Волк заболел?»--думал он. Но боли не было. «Может, Волк боится плосколицых?». Но боязни тоже не было.
Наконец он понял. Понял и испугался. Волк больше не верил во всемогущество Горана. После темной пещеры, после плена ему вдруг стало ясно, что и Горана могут убить, ранить, взять в плен. Он не верил во всемогущество невидимого Бога Горана. Это чувство мучило его, не давало покоя. Привыкнув во всем полагаться на Горана, он теперь с опаской приходил к убеждению, что нужно самому заботиться о себе и спутнике, что и Горан иногда нуждается в помощи… Движения Волка стали осторожнее, вкрадчивее. Он внимательно смотрел по сторонам, жадно читал следы, замечая тысячи мелочей, которые раньше, когда он шел за Гораном, его не интересовали. Все чаще он выходил вперед, уходил в сторону, охотился, а потом догонял Горана. И тот не запрещал больше Волку ходить одному.
«Волк повзрослел. Волк многому научился,--думал Горан.--Если что-нибудь случится с Гораном, он сам доберется до земель Туров и приведет Белку…».
К оврагу у большого стойбища плосколицых они подошли ночью. Лил дождь, и по дну оврага несся мутно-желтый поток. Они обошли стойбище и спрятались за холмом в черных мокрых кустах. Волк дрожал, кутаясь в шкуру, а Горан целыми днями молча наблюдал за стойбищем. Дичи в степи было еще мало, и плосколицые редко выходили на охоту. Но все-таки выходили, и Горан каждый раз шел по их следам до тех пор, пока следы не поворачивали обратно к стойбищу.
Дождь смыл снег, и степь зазеленела. Опушились зеленью кусты и деревья. Прятаться стало легче, но вместе с зеленью пришли стада лошадей и сайгаков. Теперь охотничьи отряды плосколицых рыскали по степи, и пришлось выкопать убежище. Они выкопали его на склоне холма, где не было воды и куда не заходили стада, хорошо замаскировали убежище, но все-таки в любой момент их могли обнаружить, и пришлось лежать целыми днями, прикрывшись ветвями, стараясь не двигаться.
Становилось все теплее. Отряды плосколицых выходили из стойбища и уходили далеко в степь, скрываясь за горизонтом: может, на охоту, а может, погостить в другие стойбища. Горан не обращал на них никакого внимания. Он ждал колдуна.
–А что если колдун пошлет за краской кого-нибудь другого?--как-то забеспокоился Волк.--Может, один из этих отрядов уже идет за ней. А мы лежим тут…
–Нет,--перебил его Горан. –Подумай сам. Ядовитую траву знают даже женщины. Как варить зелье, знают многие воины. Почему же только колдун варит зелье? Потому что только у него есть краска. Где ее взять, знает только колдун. Ну, может, еще помощник и вождь. Место, где есть эта краска,--тайна колдуна. В этой тайне--его сила. Не будет тайны--у колдуна не будет силы. Будем ждать.
Но и сам он тревожился.
«Сколько можно прятаться на землях плосколицых? Наступит же день, когда враги наткнутся на следы». И все-таки они ждали. Упорно, терпеливо… И дождались. Горан поднял Волка под утро.
–Они пошли,--тихо сказал он,--на восход солнца. Колдун, помощник и восемь воинов.
Волк вскочил.
–Подожди. Пусть отойдут подальше.
Они обошли стойбище по большой дуге и вышли на след плосколицых, когда стойбище скрылось за холмами. Немного пройдя по следу, Горан снова свернул, и теперь они шли вдоль следа, но в стороне, время от времени выходя на него и снова сворачивая в сторону.
–Почему Горан не идет по следу?--удивился Волк.– Плосколицые далеко.
–Смотри.--Горан кивнул на рощицу.--Птицы кричат. Засада. Они залегли на своем следе, чтобы узнать, не идет ли кто-нибудь за ними. Так делают и Медведи, --добавил Горан, подумав.
–Но откуда плосколицые знают, что мы идем по их следам?
–Не мы,--усмехнулся Горан.--Какие-нибудь враги. Орлы. А может, и Рыси. А может, и кто-нибудь из плосколицых. Колдун осторожен. Он не хочет, чтобы узнали его тайну…
Они обогнули рощицу и тоже залегли. Ждали недолго. Двое плосколицых вышли из кустов и рысцой пустились догонять ушедших вперед.
Волк долго шел, о чем-то размышляя, а потом остановился.
–Пусть Горан идет вперед,--сказал он, –Волк обождет и посмотрит. Может, и плосколицые идут за нами?
Горан одобрительно кивнул. Волк пролежал в кустах до вечера, но так и не дождался никого, а на следующий день догнал Горана.
С каждым днем все сильнее пригревало солнце. Степь куталась паром, зеленела травами, пестрела цветами. Вокруг бегали, толкались, прыгали, паслись тысячи сайгаков, джейранов, лошадей, ослов… Вслед за травоядными крались хищники. Тревожно перекликались волки, ревели львы, хохотали гиены. Два раза они обгоняли плосколицых и лежали в зарослях, пропуская их вперед; и снова шли стороной, выходя на след и снова уходя от него.
Местность повышалась. Пологие холмы белели огромными глыбами белой краски. Глубокие овраги зеленели густыми зарослями кустарника, а на берегу речек, петлявших между холмами, шумели дубовые рощицы. В одном из оврагов Волк нашел черные камни, твердые, но хрупкие. Он основательно вымазал ладони, выламывая камни из стенки оврага, и показал их Горану.
–Хорошая черная краска,--кивнул тот.--Только слишком твердая.
–А если обжечь?--предложил Волк, бросая несколько кусков черного камня в огонь.
Камни дымились, нагреваясь, и вдруг вспыхнули неярким синевато-желтым пламенем.
–Может, это камень, в котором живет огонь?--заинтересовался Волк.--Как тот, желтый, что у Горана.
Но сколько он ни бил камнем по кремню, так и не высек ни одной искры.
–Этот камень горит, как дерево,--сказал Волк, раскрошив камень.--Нет,--добавил он, подумав,--жарче, чем дерево. Как кость.
–И краска, и топливо,--кивнул Горан.--Хороший камень.
–Племя Туров будет очень богатым племенем,-- размечтался Волк.--Теперь мы знаем, где водятся разные краски.
–Слишком далеко,--с сожалением заметил Горан.--Много не унести…
Волк нагрузил черным камнем мешок, но уже через два дня выбросил груз, оставив себе два небольших куска. Все чаще попадались озерца с голубой водой в белых известковых берегах, небольшие речки с берегами, поросшими камышом. Здесь было много змей. Они лежали на камнях, греясь на солнце, шуршали в траве, плавали в озерах.
По вечерам кваканье лягушек сливалось с комариным звоном. Чтобы спастись от комаров, они обмазывали тело густой вязкой грязью, а плосколицые разводили большие дымные костры, и теперь следить за ними было совсем просто. Перед грядой пологих холмов плосколицые остановились. Пятеро ушли в степь охотиться, трое принялись строить шалаши, а колдун с помощником пошли дальше.
Они вошли в глубокий овраг и шли по его дну, Волк с Гораном шли по верху оврага. Овраг густо зарос кустарником, и часто они не видели плосколицых. Но вспугнутые птицы показывали им, что плосколицые продолжают идти вверх по оврагу. Наконец птицы успокоились, и Горан понял, что плосколицые остановились. Они отошли немножко назад, и здесь Горан спустился на дно оврага, а Волк залег сверху, охраняя его, следя за степью. Горан подполз к повороту, за которым скрылись плосколицые, и осторожно выглянул.
Помощник колдуна костяной лопаткой ковырял землю. Время от времени он приносил вырытые комки колдуну, который на плоском камне перетирал комки в порошок, что-то отбрасывал, а оставшийся порошок ссыпал в узкий длинный кожаный мешок. Иногда колдун подходил к помощнику, показывал, где копать, а потом возвращался к своему камню и рассматривал порошок, низко склоняясь над ним.
Когда лучи полуденного солнца осветили дно оврага, Горан увидел, как порошок на камне засверкал ядовито-красным цветом. Он лежал, наблюдая за каждым движением плосколицых, а Волк, соскучившись, принялся рассматривать степь. Две черные точки он принял сначала за пасущихся сайгаков, но, когда точки приблизились, понял, что это люди.
Он спустился к Горану и, тронув его за плечо, показал рукой в степь.
–Плосколицые,--прошептал Волк.--Обошли овраг и смотрят, нет ли врагов.
--Хитрый,--с невольным уважением посмотрел на колдуна Горан.
Они поползли от поворота и залегли в промоине, а плосколицые, постояв немного на краю оврага, снова ушли в степь. Пять дней колдун с помощником добывали порошок в глубоком овраге, а воины, оставшиеся в степи, приносили к устью оврага мясо и рыбу. А потом они перешли в другой овраг.
Серые и серовато-желтые камни, покрытые красными пятнами, колдун с помощником дробили, растирали. Выбирали из них красные, желтые, оранжевые крупинки и ссыпали их в кожаный мешок. Красных пятен было не очень много, и колдун искал все новые и новые пятна. Наконец он наполнил узкий длинный мешок и ушел вместе с воинами и помощником, а Волк с Гораном начали сами добывать порошок.
Горан сварил зелье, а Волк поймал в силки сурков. Двое сурков прогрызли стенки клети, которую Волк сплел из лозы, и удрали, а оставшихся Горан поцарапал стрелой. К вечеру сурки подохли, и Волк громко запел песню победы. А потом они долго добывали порошок, наполняя мешочки. Сначала дело шло медленно, но постепенно они приспособились к новому для них труду.
–Хватит,--сказал наконец Горан, и Волк начал собирать вещи в дорогу. Ему не терпелось поскорей отправиться в путь.
Но Горан почему-то медлил.
–Поохоться пока,--сказал он Волку и пошел вверх по оврагу.
Волк отправился в степь, а Горан начал молиться своему невидимому Богу, а потом все бродил и бродил по оврагу, день, другой, третий…
«Чего Горан ждет,--недоумевал Волк,--что ищет? Уже созревают ягоды, а идти далеко. Если рано выпадет снег, как дойти до племени? Да еще с Белкой…»
–Почему мы не уходим?--не выдержал он наконец.
–Горан хочет сделать так, чтобы плосколицые не могли больше добывать ядовитую краску.
–Может, зароем ее?--неуверенно предложил Волк.
–Легко разрыть.
С утра было очень жарко, а к вечеру сине-черные тучи заклубились над землею, пролились мелким теплым дождем, который сменился холодным ливнем и градом.
Путники укрылись в промоине, на дне оврага, но скоро им пришлось подняться выше, так как ручей, бежавший по оврагу, стал мутно-желтой рекой, с ревом подмывавшей глинистые стенки. С шорохом сползали в воду глыбы земли, сыпался песок, и там, где они перегораживали путь потоку, вода взбухала, карабкаясь по липким склонам, заливая кусты. При вспышках молний Волк увидел, что Горан, наклонившись над водой, бормочет что-то, качая головой.
–Невидимый Бог подсказал Горану,--сказал он утром Волку.--Мы сделаем, как бобры. Перегородим овраг, и ручей станет озером. Озеро занесет краску илом. Никто не достанет больше этой злой краски…
Там, где стенки оврага близко подходили друг к другу, Горан вбил в дно оврага колья, а Волк переплел их ветками. Потом они таскали камни и укладывали их перед кольями, а щели замазывали глиной. Получилось две стенки. Промежуток между стенками они засыпали землей и мелкими камнями, и в эту землю снова вбивали колья, подпирая их камнями. Когда они уходили, у плотины уже плескалось небольшое озерцо.
–Будет дождь,--сказал Горан,--и озеро станет большим…
Теперь, когда краска была у них в руках, он повел Волка на закат солнца, в обход земель плосколицых, по которым рыскали их охотничьи отряды.
–Идут зубры, много дичи в степи,--говорил Горан,--много охотников…
Все чаще стали попадаться рощи, сливавшиеся в леса, все гуще становилась чаща, и наконец они вступили под кроны вековых деревьев, заслонявших небо. Это был мрачный лес. Глухо шумели под ветром деревья, тревожно кричала какая-то пичуга да из чаши доносились редкие крики лесных оленей. Но надо было или пересечь лес, или идти по землям плосколицых.
Путники вошли под кроны толстых деревьев с серебристыми листьями и шли теперь по сплошному ковру сизовато-желтого мха. На небольшой полянке, со всех сторон окруженной зеленой стеной, они развели костер и зажарили мясо. Быстро стемнело. Рев, мяуканье, рыси, блеяние окружали их со всех сторон. И вдруг все стихло. Низкий, похожий на отдаленный раскат грома рев прокатился над лесом.
–Большой медведь вышел на охоту,--встревожено сказал Горан.
Волк похолодел. Большой медведь! Он слышал о нем с детства. Нет зверя страшнее большого медведя. Самые длинные копья путаются в его густой шерсти, застревают в толстой шкуре. Даже тяжелая дубина не может пробить его огромную голову. Он не боится пламени костра, ломает бревна частокола, уносит воинов и женщин прямо из стойбища. Трудно убить большого медведя.
–Мы жарили мясо,--с досадой проговорил Горан.--Он скоро придет сюда…
–А если влезть на дерево?
–Большой медведь может ждать долго-долго… Надо уходить и оставить ему мясо.
Они зажгли факелы и, взяв мешки, пошли через чащу быстро, как могли. Темные тени шарахались от них в кусты. Красными, зелеными, желтыми огнями вспыхивали глаза хищников. Глухое ворчанье сменилось гневным рыком. Казалось, столетние деревья задрожали от него.
–Кто-то стащил наше мясо,--обернулся Горан,--может, он погонится за тем, кто съел мясо? Быстрее,--подтолкнул он Волка, запутавшегося в зарослях.--Смотри не под ноги, а кверху.
Волк послушался совета, и идти стало легче. Под ногами он по-прежнему не видел ничего, но на фоне ночного неба можно было рассмотреть ветки, стволы и увернуться от них или прорубить себе дорогу топором. Большой медведь рявкнул сзади и снова заворчал.
–Загнал зверя на дерево,--прислушался Горан.--Быстрее! Теперь он идет по нашим следам.
Они побежали, перепрыгивая через упавшие стволы, ломая кустарник, а мягкие тяжелые шаги звучали все ближе и ближе. Задыхаясь, выбежали они на луг и помчались к оврагу, черневшему неподалеку от опушки. Волк оглянулся и увидел, как плотная темная масса отделилась от деревьев и быстро заскользила по освещенному луной лугу. Овраг был неглубоким, и они продолжали бежать, пока стенки его не сомкнулись. Здесь они, помогая друг другу, вскарабкались на небольшой уступ и остановились, прижавшись спинами к глинистой прохладной стенке.
Большой медведь подбежал к подножию уступа, встал на задние лапы, пытаясь подняться по скользкому склону, царапая стенку когтями, но подняться не смог и лег внизу, положив огромную косматую голову на могучие лапы, густо поросшие длинной серой шерстью.
Горан посмотрел вверх. Мокрая, глинистая стена поднималась отвесно. Не было на ней ни кустарника, ни травы. Можно было, конечно, вырыть в стенке ямки для рук и ног, чтобы вылезти. Но глина была мокрая. Ямки могут обвалиться.
--Где же твой невидимый Бог?—тревожно спросил Волк.—Почему Он не придёт к тебе на помощь?
--Надо же и самому подумать о своей безопасности. Иначе будешь только надеяться и разленишься. Будем рыть стенку,-- сказал Горан  Волку.--Нужно сделать уступ таким широким, чтобы можно было кидать копья.
Они рыли всю ночь, а большой медведь с любопытством смотрел на их работу, лишь изредка недовольно ворча, когда комья глины падали на него.
–Хватит,--сказал наконец Горан, доставая копьеметалку. Он с сомнением осмотрел ее и положил копье в желоб. Горан учился кидать короткие копья, но они попадали у него не так метко, как у Волка. Своего копья из копьеметалки он не метал еще ни разу. А это было хорошее боевое копье с длинным наконечником из ледяного камня. Жаль, если оно пролетит мимо или сломается о твердый череп косолапого. Он вздохнул, прицелился и бросил, а Волк одновременно с ним метнул копье Орлов.

Большой медведь взревел. Длинными черными когтями он царапал скользкую стенку, поднимался на всю длину своего тела и снова грузно съезжал на дно. Копье Горана, глубоко вонзившееся в широкую спину, взбесило зверя. Никогда еще за всю его долгую жизнь ему не было так больно. Только лесной пожар мог заставить его отступить. А Волк продолжал метать короткие копья. Одно из них торчало из шеи большого медведя. Два оцарапали череп, а одно вонзилось в живот. Вонзилось оно неглубоко, но, падая, большой медведь загонял его все глубже и глубже, пока наконец не вырвал копье зубами. Но рана уже была слишком глубокой, и медведь отступил от стены, воя и пошатываясь от слабости. А сверху со свистом пронеслось запасное копье Горана с наконечником из кости мамонта. И медведь побежал, а потом пошел все медленнее и медленнее и наконец упал, уткнувшись в траву мокрой от крови головой.
--Вот тебе и помощь невидимого Бога,--сказал Горан и помчался к месту падения Большого Медведя.
Волк выбил зубы из страшной пасти и срезал длинные изогнутые когти. А Горан с удивлением осмотрел копьеметалку.
–Рукой так не бросить,--сказал он, бережно укладывая копьеметалку в мешок.—Спасибо Тебе невидимый Бог.
Теперь они пошли вдоль опушки, днем скрываясь за деревьями, а на ночь искали подходящий овраг или холм. Путь удлинился, но зато хищники леса больше не тревожили их. От охотничьих ватаг, время от времени мелькавших в степи, их укрывали деревья, и они шли и шли, охотились, отдыхали и снова шли.
Крупные светло-серые волки выли на их костер. Большая гиена долго шла за ними, но, отогнанная копьем Горана, убежала в чащу. Как-то раз они наткнулись на, стадо огромных оленей с большими рогами, напоминавшими рога лося. Волк метнул в оленя копье, но олень убежал, легко прыгая через упавшие стволы, раздвигая кустарник широкими рогами.
--Волк не видел таких,--сказал молодой охотник Горану.
–Здесь много зверей,--кивнул тот.--Вот почему люди не любят жить здесь…
Горан шел уверенно, как будто бы кто-то оставил знаки на его пути, знаки, указывающие, куда идти. Волк удивлялся. Конечно, он, как и каждый охотник, умел находить дорогу. Но идти так по совершенно незнакомой земле, обходя препятствия, идти не по солнцу, а огибая степь по большой дуге,--это было выше его понимания.
Горан по-прежнему почти не брал в руки лука, но копьеметалка ему явно понравилась, и он время от времени метал копья, целясь то в пробегавшую косулю, то в кабана, а то и просто в куст, чем-то привлекший его внимание. Правда, метал он не копья Орлов, а тяжелые боевые копья, но летели они дальше, чем копья Волка.
Они пришли к Большой воде, когда солнце начало припекать по-летнему, и им приходилось отдыхать днем.






















                Г Л А В А  20


Племя Орлов праздновало «месяц созревших ягод». Вообще, как заметил Волк, Орлы любили празднества, песни, танцы. Удачный улов, охота, возвращение кого-нибудь из путешествия, рождение ребенка… По любому поводу устраивали они пир с танцами и песнями.
Сначала пели все вместе, а потом начали по очереди петь старые воины, рассказывая в песнях историю племени, пели о подвигах предков и о недавней охоте. За ними выступили женщины. В легких накидках, ярко разукрашенных камешками и ракушками, они станцевали танец сбора ягод. Юноши метали копья в цель, плавали наперегонки, боролись.
Горан и Волк не участвовали в празднестве. Горан, поделившись добытой краской с Орлами, о чем-то беседовал с вождем. А Волк вместе с Белкой переплыли на черную скалу, торчащую из воды, и сидели там рядышком до вечера, прислушиваясь к отголоскам песен, любуясь искрящейся водой.
Волк рассказывал о страшном лесе, о большом медведе, о помощи неведомого ему Бога, который помогает Горану, и Белка испуганно ахала, переживая вместе с Волком его приключения. Два дня они отдыхали, а потом погрузились на плот вместе с воинами Орлов и поплыли вдоль берега, который тянулся на восход солнца. Плот Орлов не был похож на плоты плосколицых. По бортам его были привязаны бревна так, что они возвышались над водой и не давали волнами заливать плот.
Они плыли вдоль берега, отталкиваясь от дна шестами, а там, где шесты не доставали дна, гребли ими. Плыли медленно, часто останавливались, били гарпунами рыбу в прозрачно-голубой воде, пронизанной горячими лучами. Как-то Сокол, друг Волка, подбил гарпуном длинную коричневую рыбу. Вдоль всего тела рыбы тянулся невысокий плавник, а около головы росли колючки. Волк хотел снять рыбу с гарпуна, но Сокол отдернул гарпун и осторожно срезал с рыбы колючки.
–Уколешься--будешь болеть,--сказал он Волку и спрятал колючки в кожаный мешок.--Есть еще рыба с длинным хвостом, – продолжал он. – А на хвосте большая колючка. Тоже плохая. Мы берем эти колючки для боевого оружия.
Берега сблизились. Здесь синевато-зеленые воды Большой воды сливались с желтоватой водой огромного озера. Снова правый берег растаял вдали, и они поплыли вдоль бесконечных песчаных берегов левого берега, густо усыпанного ракушками.
На пятый день плаванья они увидели известковые скалы, черневшие отверстиями пещер. У берега стояли большие плоты с шалашами и навесами.
–Здесь живут люди племени Зимы, --объяснил Сокол Волку. –Племя Зимы меняются с Орлами. Храброе племя. Никого не боятся. Ходят даже в земли плосколицых. Зимние люди вырубают в скалах пещеры для жилья. А когда нападают враги, уходят в море на плотах.
Приземистые широкоплечие люди с прямыми иссиня-черными волосами помогли Орлам вытащить плот на берег. Орлы привезли для обмена кремень и цветные камушки, а хозяева дали им взамен сушеную рыбу и длинные куски вяленой рыбы, очень вкусной, как убедился Волк в тот же вечер. Нигде не видел он столько рыбы. Большое озеро буквально кишело тысячами рыбных стай. Казалось, можно бросить гарпун не глядя и обязательно попадешь в какую-нибудь рыбину. Рыба сушилась на желтых известковых скалах, рыбу коптили в дымных кострах, жарили, варили. Из кожи длинных носатых рыб с костяными пластинками на спине шили одежду, не пропускающую влаги. Рыбные кости шли на проколки, иголки, наконечники для маленьких гарпунов. Грубые изображения рыб виднелись на скалах, а дети рисовали рыб на белом песке, переполненном битыми ракушками.
Здесь, на низких песчаных берегах, кремня не было, но среди известковых скал попадались куски каменного дерева, белого, как кость мамонта, и очень твердого.
--Это дерево из подземных лесов,--объяснили Горану Орлы.--Из него получаются хорошие пластинки для нагрудников.
Горан выменял на кремень несколько кусков дерева. Обмен закончился, и Орлы поплыли вдоль узкой песчаной косы, заросшей камышом.
--Куда плывут Орлы?--спросил Волк Горана.
–Орлы видели плосколицых,--ответил Горан.--У гнилой воды. Орлы решили помочь нам. Они высадят нас там, где нет плосколицых.
На шестой день пути путники распрощались с Орлами и пошли, повернувшись спиной к полуденному солнцу, а потом свернули на заход солнца. Высокая трава сменилась редкой и жесткой, пожелтевшей от жары. Здесь бродили большие птицы с длинными голыми шеями. Летать они не умели, но бегали так быстро, что Волку никак не удавалось подбить хоть одну из них. Раза два на горизонте они замечали охотничьи ватаги плосколицых и замирали в траве, ждали, пока плосколицые уйдут. В землях Носорогов, где они нашли зеленую и синюю краски, остановились, чтобы набить ими кожаные мешки, и теперь шли гораздо медленнее, тяжело нагруженные красками, камнями, оружием. Белка быстро уставала, и приходилось часто останавливаться, чтобы дать ей отдохнуть.
Появились первые желтые листья, когда они вышли к знакомым озерам и старицам. У большого серого камня Горан остановился. Он вырыл яму под камнем и выложил ее камышом. Уложил туда часть груза, завернутого в шкуры, и зарыл яму. Белка посадила над тайником кусты и траву и долго поливала их водой, пока увядшие листья кустов снова не стали зелеными и упругими.
За три перехода до стойбища они переплыли на длинный плоский островок. Здесь Горан оставил Волка и Белку, а сам ушел к стойбищу, взяв с собой только оружие.
–Может, племя погибло,--сказал он Волку. --Может, на землях племени враги. Горан посмотрит.
Волк построил шалаш. В шалаше было уютно и прохладно. Белка целыми днями расшивала ракушками новую накидку, сделанную из желтой шкуры джейранихи, которую убил Волк, пела, собирала ягоды. Когда становилось совсем темно, они шли купаться. Волк заплывал на середину реки и ложился там, позволяя течению нести себя далеко-далеко сквозь звезды и луну, блестевшие сверху, отражавшиеся в темной воде. А потом, крадучись, бесшумно скользил мимо темных зарослей, сжимая в руке кремневый нож, готовый ежесекундно нырнуть в воду. Впрочем, хищники не беспокоили его. Лишь один раз молодая рысь выпрыгнула из зарослей и промяукала вдогонку Волку. Но мяукала она не злобно, а скорее для порядка.
По утрам медведи ловили рыбу на мелководье. Высоко подпрыгивая над водою, плюхались, стараясь оглушить рыбину. И не раз Волк видел, как довольно ворчавший косолапый уносил в пасти зазевавшуюся щуку или крупного судака. Отбивали дробь дятлы, далеко за углом курлыкали журавли, щебетали малиновки, щеглы, синицы… Белка передразнивала птиц, и Волку казалось, что она щебечет красивее, чем они. Но по вечерам их охватывало беспокойство: Горан все не возвращался.
–Если Горан не вернется,--как-то сказал Волк,--мы выстроим хижину в лесу. Придут олени, и Волк убьет много оленей. Перезимуем, а весной пойдем искать племя.
–А зимой мы будем ловить пушистых,--подхватила девочка.--Волк сделает лыжи, а Белка сплетет силки. И соберет ягоды, орехи, грибы. Много-много. И сошьет теплую одежду. Но пусть Волк не будет таким грустным. Горан вернется.
И Горан вернулся. Волк испугался, увидев его. Казалось, Горан перенес тяжелую болезнь.
        --Плохо,--сказал он печально, усаживаясь возле костра.
Горан дошел до холма, где было когда-то стойбище, и сразу же понял, что здесь давно никто не живет. Тропинки заросли травой. Кусты скрыли обгоревшие бревна, кости, обломки камней. Горан обошел холм и, понурясь, побрел в лес. Здесь он нашел несколько охотничьих тропинок. Почему-то на них лежали скрещенные ветки, обломки наконечников копий-- знаки, запрещавшие идти дальше.
«Может, на земли Туров пришло другое племя?»--думал Горан. Он внимательно осмотрел тропинки и не нашел чужих следов. Мало того, следы Туров попадались и до, и после знаков. Следы свежие. Значит, ходили после того, как положили знаки. Тогда для кого же эти знаки? Он пошел дальше, узнавая следы  Лиса, Зубра… Были и незнакомые следы, но тоже следы Туров.
«Молодые ловцы подросли»,--понял Горан.
Горан пошел по тропинкам дальше и наконец у круглого озера, густо заросшего кувшинками, увидел Бобра, который бил копьем рыбу. Обрадованный Горан рванулся к Бобру, зашуршал листвой, и Бобёр исчез. Только ленивые круги на воде показывали место, где он нырнул. Скоро его круглая черная голова показалась из-под большого зеленого листа, плавающего на поверхности.
–Бобёр хорошо ныряет,--сказал Горан одобрительно, и Бобёр выкарабкался на берег.
--Где племя?--спросил его Горан.
--Серый, Птица и другие там.--Бобёр махнул рукой в сторону Большого леса.--А Лис и Зубр там,--и он показал на Желтые холмы.--Сначала все были вместе,--неторопливо начал рассказывать Бобёр, когда они уселись на берегу,--но потом… Старейшины и воины стали бить туров, даже самок и маленьких. Туры ушли. Серый говорил: «Не надо охотиться на туров. Это запас мяса для племени», а они охотились. Разогнали дичь. Мамонты пришли, а загонщиков мало. Мало убили мамонтов. Зимой начали голодать. Зубр, Лис и другие старейшины забрали мясо себе. Женщинам давали мало и плохое. Сами лежали в хижинах, а молодых охотников посылали в лес за пушистыми. Принесешь шкурки--дают мясо. Нет--добывай мясо сам. Серый сказал, что мясо надо давать всем. Тогда Зубр побил его, и у Серого долго болела рука. Весной Серый, Птица, много женщин и молодые воины ушли. Теперь живут сами… А те,--он махнул рукой на Желтые холмы,--не пускают нас охотиться на свои земли. А сами охотятся на наших…
--А Медведи?--перебил его Горан.
--Медведи ушли. Там, где они жили, теперь живут Рыбы. Но Рыбы не дружат с Турами. Лис и другие ходили охотиться на земли Рыб. Они одевали обувь, как у Медведей. Думали, обманут. Но Рыбы хорошо видят следы. Рыбы рассердились. Они не ходят к нам и не пускают к себе Туров. Надо уходить,-- закончил Бобёр уныло.--Мало еды. Зимой будет голодно.
Горан поднялся.
--А рыси?
--Они по-прежнему живут на своих землях.
--Не говори никому, что видел Горана,--сказал он Бобру.-- Пусть все идут к холму на Большой реке и строят ограду.
Он замолчал, задумчиво вглядываясь в пламя костра. Белка изжарила мясо, но Горан не стал есть. Несколько раз поднимался Волк ночью и видел, что Горан все так же сидит у костра, отрешенно, безмолвно… Чуть серело, когда Горан поднял ребят. Он уже связал плот из сухих бревен, запутавшихся в кустах во время половодья. Они поплыли вдоль берега, отталкиваясь шестами, а потом бросили плот и пошли звериными тропинками, петлявшими по их родным лесам.
Большая река подмыла берег у холма, и теперь овраг стал заливом. Серый велел строить ограду так, чтобы она шла по краю залива. Он срезал все уступы на стенке бывшего оврага, и теперь воду можно было доставать, не выходя из стойбища. На длинный ремень привязали кожаный мешок. На дно мешка клали камень. А стенки мешка распирались деревянными кольями. Мешок опускали, камень тянул его на дно, вода наливалась в мешок, а потом его вытаскивали.
--Если на племя нападет враг,--объяснил Серый Горану,-- племя будет с водой.
Промежутки между кольями Туры заложили ветками и замазали глиной.
–Теперь стрелы не пролетят,--усмехался Серый.
–Хорошо,--кивнул Горан.--Но Туров мало. Скоро придут мамонты, а загонщиков не хватает. Мало охотников, много женщин. Зимой будем голодать. Надо звать Медведей и Рысей.
–Медведи ушли далеко. Никто не знает куда,--покачал головой Серый.
–Собаки Птицы найдут,--предложил молодой охотник.–Птица умеет говорить с собаками.
–А старейшины и Лис?--спросил Бобёр.
–Горан сам поговорит с ними,--кивнул Горан.--Когда вернется вместе с Медведями…
Горан и Волк помогали строить частокол, сооружать из остатков костей хижины. Волк учил молодых охотников делать копьеметалки и луки, стрелять из них. Вместе с Серым и Гораном они сварили яд, а стрелы смерти завернули в шкуру и спрятали в хижине Серого, где теперь жили и Горан с Волком.
–Пусть пока никто не знает о стрелах смерти,--сказал Горан.--Пусть Белка никому не говорит,--строго велел он девочке, и та опустила голову.
Ей очень хотелось рассказать подружкам обо всех приключениях, но приходилось молчать. А потом Серый и Волк ушли к Рысям, а Горан с Птицей отправились к Медведям.























                Г Л А В А  21


Рыси всё-таки немного переселились. Теперь их стойбище стояло на берегу Черной реки, которая там, ниже, сливалась с Большой рекой. По-прежнему хижины Рысей напоминали заросли и кучи веток, но теперь стойбище окружала высокая ограда, сложенная из колючих кустов.
–Плохая ограда,--тихо проговорил Седой.--Солнце высушит кусты, поднеси огонь--и… сгорит все, даже хижины.
–Рыси привыкли жить в мокром лесу,--кивнул Волк.-- Раньше они ограды не делали.
Они остановились у входа, заложенного стволами. Хмуро смотрели из-за ограды настороженные лица воинов. Не было видно женщин и детей. Не просветлели лица воинов и тогда, когда Седой разложил на траве подарки: краски, цветные каменья, оружие…
–Туры зовут Рысей охотиться на мамонтов,--знаками показал Седой. Воины враждебно молчали.
–Туры охотились на землях Рысей,--показал наконец вождь Рысей. Длинная шкура тура покрывала вес его тело, а на голове вождя была надета кожаная шапочка с турьими рогами…--Туры надели обувь Медведей, как и племени Рыб. Думали, Рыси слепые. Но они, как и Рыбы всё видят. Уходите! – махнул он рукой. Воины угрожающе подняли копья.
–Уходите!--еще раз показал вождь.
«Как же быть?--думал Волк.--Племя само не сможет охотиться на мамонтов. А если придут плосколицые? Мало воинов у Туров. Хорошо, если Горан приведет Медведей… А если нет?».
Он решительно отвел в сторону направленные на него копья и одним прыжком перемахнул через ограду.
–Волк будет говорить,--показал он знаками.
Рыси замерли от неожиданности. Молодой охотник воспользовался их растерянностью и быстро заговорил знаками.
–Рыси будут жить в лесах, где мало дичи. Плохо. Туры убьют мало мамонтов. Плохо. Рыси и Туры будут голодать зимой… Придут плосколицые и убьют Рысей и Туров. Очень плохо. Будем вместе--никакой враг не страшен. Убьем много дичи. Хорошо… У Рысей плохое стойбище. Легко поджечь. Туры научат Рысей строить хорошие, крепкие хижины из костей, ограды, которые, не боятся огня. Пусть Рыси идут к Большой реке. Дичи хватит на всех. Волк покажет Рысям места, где водится разная краска, научат делать новое оружие. Копья Рысей будут летать далеко. Смотрите!
Он вложил копье в копьеметалку и метнул его изо всей силы. Копье, просвистев над хижинами, скрылось в лесу. Глаза Рысей заблестели.
–Волк знает и другое оружие,--продолжал молодой охотник.--А те, кто ходил охотиться на землю Рысей, они больше не Туры. Они враги Рысей и враги Туров.
–Откуда белоголовый знает новое оружие?--спросил знаками вождь.
–Волк ходил далеко,--показал молодой охотник.--В земли Носорогов и плосколицых. Вместе с Гораном жили у Орлов. Вы знаете Горана? Так вот его невидимый Бог помог отыс кать краску для смертельного оружия.
Из толпы Рысей вышел одноухий воин.
–Я знаю тебя,--показал он Волку.--Ты спас меня от плосколицых.--Он повернулся к вождю и о чем-то заговорил с ним, размахивая руками.
--Ты, кажется, сказал тогда, что ты из другого племени.
--Ты прав, я не мог назваться, не зная кто ты.
–Ладно,--показал вождь.--Пусть Туры ждут.
Долго сидели Туры у ограды, не умолкал гул голосов, доносившийся из хижины вождя. Наконец голоса смолкли. Медленно подошел к Волку вождь и остановился, внимательно рассматривая молодого охотника.
–Рыси пойдут к Большой реке,--показал вождь.--Но белоголовый останется с Рысями. Старший воин,--он кивнул на Серого,--пойдет и скажет вождю Туров.
Серый ушел, а Волк начал помогать Рысям собираться в дорогу. Собрались они быстро. Хижины бросили, а шкур и оружия у Рысей было немного. Место для стойбища они выбрали на высоком мысе у оврага, в одном переходе от стойбища Туров. Рыси хорошо умели рубить деревья, но копать почти не умели: у них не было костяных лопат. Волк послал воинов к Турам, и они принесли несколько лопат. Дело пошло быстрее. Рыси копали землянки, вбивали деревянные колья для стенок, переплетали их зелеными ветками, огораживали стойбище тяжелыми острыми бревнами.
Серый тоже пришел посмотреть на работу.
–Когда убьем мамонтов,--сказал он вождю,--будем делать стенки из костей.
Волк обучил Рысей делать копьеметалки и луки, изготовлять наконечники. Он уже знал много слов Рысей, хотя их язык сильно отличался от языка Туров.
Деревья покрылись багряными и желтыми листьями, когда в стойбище Рысей прибежал Бобёр. Всегда спокойное лицо его горело от возбуждения.
–Они были,--прокричал он.--Лис и другие. Они забрали все мясо и рыбу.
Волк схватил копье:
– Мы пойдем и убьем их.
–Стойте,--остановил их Серый.--Лис и старейшины--хорошие воины. Они убьют вас. Нужно ждать Горана.
Горан пришел не один. Вслед за ним шло племя Медведей, вернее, остатки племени в изодранных шкурах, с поломанным оружием. Здоровые поддерживали ослабевших. Хныкали голодные малыши. Угрюмо молчали воины. Они вошли в стойбище Туров и уселись вокруг хижины Серого. Женщины Туров сразу же принялись жарить мясо, девочки несли гостям ягоды и орехи.
Седой вместе с вождем Медведей отправился выбирать место для стойбища. Неподалеку от холма Туров, на песчаном мысу Медведи вместе с молодыми охотниками Туров начали копать землянки, вбивать колья, отгораживая стойбище от леса.
А потом Горан отозвал Волка.
–Завтра пойдем к Лису,--сказал он.--Возьмем с собой стрелы смерти.
Они вышли ранним утром, приминая траву, блестевшую от инея. Горан с Волком шли впереди, а Птица, Бобёр, пять Медведей и восемь Рысей шли за ними, след в след. Кроме копий и дубинок воины вооружились копьеметалками, а Волк и Бобёр несли луки и стрелы смерти. Когда показалось стойбище Лиса, вперед вышел Бобёр, который уже бывал здесь. Теперь они крались, бесшумно скользя по мокрой траве, уворачиваясь от ветвей. Не доходя до стойбища на один полет стрелы, остановились, и Горан указал воинам на сосны, росшие на пологих холмах.
–Волк с Бобром и Медведями залезут на сосны,--показал он знаками,--а Птица и Рыси зайдут с той стороны.
«Горан хочет окружить стойбище»,--догадался Волк.
Воины разделились, а Горан вместе с вождем Рысей и воином Медведей пошел к стойбищу. Они шли не скрываясь, и Волк заметил, что Горан нарочно цепляет ветки.
–Горан хочет, чтобы смотрели на него,--шепнул ему Бобёр,-- и не заметили нас.
Лис не поднялся со шкуры, когда Горан остановился перед его хижиной, и, казалось, не смотрел на него. Остальные охотники спокойно сидели у своих хижин, и только Зубр взял в руки боевое копье.
Горан пристально посмотрел на Лиса и негромко сказал.
–У Горана оружие плосколицых. У Горана копья, которые летят далеко.
Воины зашевелились.
--С Гораном Медведи и Рыси,--продолжал Горан размеренно.--Пусть Лис и другие не ходят к Турам.
–Туры живут здесь,--возразил Зубр.
–Здесь живут шакалы,--гневно бросил в толпу Горан--вы степные собаки. Вы не Туры, и каждый из вас, кто придет на землю Туров, умрет.--Он повернулся спиной к Лису и пошел к своим.
Рука Лиса медленно поползла к боевому копью, лежащему рядом. Короткие пальцы обхватили гладкое древко. Лис вскочил, размахнулся и тут же со стоном уронил копье. Длинная стрела торчала из его плеча.
--К вечеру Лис умрет,--обернувшись, сурово сказал Горан.—Это--стрела смерти. А вы… каждый может вернуться в племя. Но вы больше не будете старейшинами.
Побледневший Лис побежал к ручью. Зубр поднял дубинку и опустил ее. У его ног торчало два коротких копья.
–Идите в племя,-- продолжал Горан, --или уходите туда. Он показал в сторону дальнего болота.--Только те, кто придет, пусть знают: мясо--для всех. Шкуры--для всех.
– Но кто больше охотится,--заворчал Зубр,--должен больше есть. Так говорит Лис. И это правильно.
Горан нахмурился.
–Хорошо,--сказал он.—Горан думает. Он может думать плохо. Его ранят. Он заболеет. Горан будет в племени, и племя его накормит. Ворчун делал оружие для племени. Племя кормило Ворчуна. Ворчун погиб за племя…--Он вздохнул.-- Молодые ловцы хотят стать охотниками, кормить племя. А пока племя кормит их. Женщины собирают ягоды и грибы, шьют одежду, готовят. Для племени. И племя кормит их. Без женщин и детей не будет племени. Добычу надо делить на всех. Это правильно!
Скрылся в зарослях Лис. Ушел Зубр. Оставшиеся собирались и, понурясь, брели в сторону стойбища. Последними тащились старейшины.
Мамонты пришли в том году очень рано. Никто никогда не видел их столько. Они заполнили берег Большой реки огромными стадами, и стада эти шли друг за другом волнами, шарахаясь от загонщиков, попадая в ямы, падая в овраги, и снова шли и шли, а Медведи, Рыси и Туры, не успевая разделывать туши, вновь и вновь подстерегали их у ловушек, загоняли в овраги, убивали в реке.
--Наверное, там большие холода,--сказал Горан Серому.– А может мой невидимый Бог  переселяет мамонтов. Горан уже видел такое.
–Но тогда они больше не придут сюда,--забеспокоился Серый.
–Придут олени,--успокоил его Горан.--Или зубры…
Люди работали без отдыха. Скребли и резали толстые волосатые шкуры, так хорошо укрывающие хижины от ветра и холодов. Заготавливали мясо и жилы. Таскали кости… Строили новые хижины. Стали возвращаться собаки, которые убежали в голодную зиму. Полуодичавшись они кружили неподалеку, но в стойбище не шли. Люди племени давно умели обращаться со своими четвероногими братьями. Даже малыши делали вид, что не замечают их, обходили стороной, отворачивались от щенков, подбегавших поближе. И собаки осмелели. Они стали заходить в стойбище, брать мясо из рук людей, сидеть у костров. Люди радовались. Хорошо будет зимой прижаться к мягкому теплому боку, знать, что никакой враг не проникнет в хижину незамеченным. Да и на зимней охоте собаки помогут выследить и загнать дичь. А когда у них появятся новые щенки, они и вовсе не уйдут из стойбища.
Теперь, когда кончилась большая охота, Волк и Горан занялись своей хижиной. Они строили ее на месте хижины Ворчуна, собрав все кости, уцелевшие от старой хижины, притащив новые кости и камни. Белка помогала им, сшивая шкуры, забивала щели сухим мхом и листьями. Горан сложил в хижине три очага, один в центре ее и два около стенок, и теперь они могли не бояться никаких морозов. Волк и Белка насыпали на пол хижины веток и сухой травы, как делали в своих хижинах Рыси, а сверху покрыли все это шкурами.
Остальные женщины Туров начали делать так же, а за ними и женщины Медведей. Никто больше не хотел жить на голом земляном полу. Заячьей лапкой Горан разрисовал кости и шкуры цветными линиями, а Белка развешала на стенах ожерелья из ракушек, камешков, украсила хижину разноцветной листвой. Теперь хижина стала нарядной, самой красивой в стойбище, и Белка с гордостью показывала ее подружкам.
Работы кончились, и Горан послал Волка за кремнем, так как много оружия пропало во время большой охоты. Волк взял с собой Бобра и Птицу с собаками. Они шли медленно, часто останавливались, чтобы подбить копьем птицу, собрать грибы или ягоды. Позавтракали в лесу и долго отдыхали после завтрака на пестром ковре опавших листьев. На лесной полянке Бобёр, шедший сзади, остановился и подозвал друзей.
–Смотрите.
На увядшей траве чуть виднелись чьи-то следы.
–Чужие следы,--нахмурился Волк.
–Нет,--покачал головой Бобёр.--Лис и Зубр. Они были здесь. Они ушли туда.--Он махнул рукой вдоль Большой реки.
–Но Волк убил Лиса,--удивился Птица.
–Только ранил. Лис еще слабый. Смотри: Зубр помогал Лису идти.
–Значит, Лис выжил,--угрюмо сказал Волк.--Надо сообщить Горану.
–Плохо,--сказал Горан, выслушав Волка.--Плохо… Они уйдут к Носорогам, а может, и к плосколицым…
Зима завалила овраг огромными сугробами, сделала крутые склоны холма пологими и удобными для мелких белых зверюшек, которые пришли с первыми морозами. Зверюшки эти были очень вороваты, и стоило оставить без присмотра кусок мяса, они сразу же утаскивали его. Собаки стойбища гонялись за увертливыми зверьками, а молодые ловцы ставили на них петли. Мясо пойманных зверьков доставалось собакам, а из мягких теплых шкурок женщины шили одежду.
Потом в лесу около стойбища появились огромные светло-серые волки.
–Это волки оттуда,--махнул рукой на север Горан.--Значит, там очень холодно. Они пришли к нам.
Воины убили нескольких волков, а остальные ушли от стойбища. Волк подбил стрелой большую белую сову, и Белка сделала из нее множество украшений. В ход пошли и длинные желтые когти, и страшный крючковатый клюв, и пушистые белые перья.
Часто в гости к Турам приходили Рыси и Медведи. Им было, хорошо в теплых хижинах племени, и они подолгу оставались в них, рассказывая свои охотничьи предания, слушая Туров. Теперь Рыси уже могли разговаривать с хозяевами не только руками, но и словами из языков и Туров, и Рысей, и Медведей.
Волк часто ходил в гости к Рысям, где у него появилось много друзей, а Бобру больше нравилось бывать у молчаливых Медведей. Весна напитала водой почву. Желтая пенная вода Большой реки залила леса и поля, кружилась и журчала у холма, размывала овраг. С шорохом падали в воду комья бурой глины, сыпался песок, сползали подмытые деревья. Большая река глотала все и никак не могла насытиться. А потом вода спала, и сразу же, как бы на ее место, появилась зелень. Мамонты не пришли, не пришли и олени, но зато многочисленные стада зубров заполнили окрестности. Они паслись на лугах низкого берега, а там, где Большая река широко разливалась и была мелкой, переправлялись на высокий берег. Медведи вбили колья остриями против течения и с плотов охотились на зубров.
Копья кидали только самые сильные воины, а остальные подавали им запасные копья и вылавливали убитых животных. Напуганные зубры плыли вниз по течению и напарывались на колья. А на берегу их поджидали Туры с копьеметалками.
Горан и Серый не принимали участия в охоте. Чем-то озабоченные, договаривались со старейшинами Медведей и Рысей. А потом два-три воина то от Туров, то от Медведей и Рысей уходили далеко вниз по течению и там на высоких мысах оставались три-четыре дня. Их сменяли другие воины. Племена ждали нападения плосколицых.
Но плосколицые пришли не по реке. Лис, который вел их, заметил сторожей и повел отряд лесными тропами. Может быть, плосколицым и удалось бы застать стойбище врасплох, но мальчики Рысей, хорошо знавшие лесных птиц, заметили по их поведению, что в лесу ходит кто-то чужой, и предупредили своих старейшин. Плосколицые шли к стойбищу, а за ними крались охотники Рысей. Спускали на воду плоты Медведи, готовили стрелы смерти Туры.
–Пусть все продолжают делать, что делали,--предложил Серый.--Пусть плосколицые думают, что мы не ждем их…
И плосколицые увидели мирное стойбище. Отдыхали охотники. Играли дети. Женщина шла за водой. С воплями побежали они к холму, разворачиваясь на ходу в цепь, чтобы не дать уйти никому из Туров, но вдруг им навстречу полетели копья и стрелы. Охотники, лежавшие возле частокола, вскочили из-под шкур, под которыми прятались, и теперь стреляли во врагов. А из лесу в спину врагам летели копья: Рыси полукольцом охватывали наступавших.
Рыси скрывались за вязанками хвороста, а плосколицые, выбежавшие на склон холма, могли закрываться только шкурами зубров. Но копья, брошенные из копьеметалок, пробивали шкуры, и плосколицые поняли, что бой проигран. Можно было еще прорваться к реке, но на воде зачернели плоты Медведей, и отступать стало некуда.
Плосколицые залегли на вершине небольшого холмика в кустах, приготовив копья и дубинки. Они понимали, что скоро умрут, и теперь хотели только одного: умереть в бою.
Но Туры не спешили нападать. Перестали лететь копья и стрелы. А потом Горан, без оружия, но в нагруднике Орлов, подошел к холмику. За его спиной пряталась Белка.
–Вот,--сказал он, а Белка повторяла его слова на языке плосколицых,--мы можем перебить вас. Но мы вас отпускаем. Скажите своим, пусть не ходят в наши земли. Захотите меняться –приходите. Придете с оружием--перебьем. Помните! Вот. Положите оружие и уходите.
Понуро уходили плосколицые, унося раненых и убитых. Только по одному копью на пятерых оставил им Горан, чтобы могли они в дороге защищаться от зверей и кормиться. Лиса, пробитого двумя стрелами и копьем, они бросили там, где он лежал, и теперь он не мог попасть в леса предков. Безоружный, без красной краски, вечно будет скитаться он вдали от костров, голодный, уставший. И предки, которые знают все, будут кидать в предателя копья, травить собаками, загонять в болото. Кости предателя растащат звери, и будет ходить он по ночам, собирая их, а духи-волки будут гнать его по чаще и холмам вечно.
Племена веселились. Пир сменялся плясками. Пляски песнями. А Белка хмурилась. По тревожным взглядам Волка, по нескольким словам Горана она поняла, что ее опять ждет разлука. Скоро они уйдут на заход солнца, в земли, где водится ледяной камень. Надолго ли? Кто знает…


























  К Н И Г А   Ч Е Т В Ё Р Т А Я
      
     Ч А С Т Ь      В Т О Р А Я

               
Всевышний заговорил тихо, но все небо жители слышали его.
--Прошло по нашим  понятиям совсем немного—всего двести лет. Но посмотрите как изменилось племя горанов. Они так и называют себя так теперь. По традиции каждый потомок Горана и Волка, так же называет себя именем Горана или Волка. Теперь Горан у них священнослужитель Моего Имени, хотя и присуствует в племени и шаман, а Волк Главный охотник. Как далеко зашли наши отношения с поверившими в Меня? Думаю, что достаточно прочно.
Мой священнослужитель, взошёл на гору—интересно, почему все желающие пообщаться со Мной на всех планетах, выбирали гору—и попросил о разговоре. Вернее не разговор, а диалог. Мне вспоминается диалог с Моше. Примерно такой же и почти в такое же время, как и на планете Земля и на других планетах. Собственно на всех планетах такой диалог происходил почти в одинаковое время—где-то через два-три  столетия после обращения ко Мне.
--Итак, мне не нужно соблюдать Десять Заповедей для того, чтобы попасть в рай?
--Я не знаю о каких заповедях ты говоришь, но думаю, что стоит поговорить о них в присуствии земного Моше, который впервые попросил у Меня заповеди. Ты Меня понял? Вот и хорошо.
Нет такой вещи, как «попасть в рай». Есть только знание того, что ты уже там. Есть приятие, понимание, но не зарабатывание этого. Ты не можешь направляться туда, где ты уже находишься. Для того чтобы попасть туда, куда ты желаешь, тебе потребовалось бы оставить то место, где ты находишься, — и это разрушило бы весь смысл путешествия.
Вся ирония заключается в том, что многие люди думают, что им необходимо покинуть то место, где они находятся, чтобы добраться туда, где они хотят быть. Так они покидают рай для того, чтобы попасть в рай,--и проходят через ад.
Просветление — это понимание того, что тебе некуда идти, нечего делать и некем становиться, кроме того, кем ты как раз и являешься прямо сейчас. Ты совершаешь путешествие в никуда.
Рай--как ты его называешь--находится нигде. Но давай вставим пробел между р и й в этом слове, и ты увидишь, что рай —сейчас и здесь.
--Все мои одноплеменники так говорят! Все это говорят! Я уже с ума схожу от этого! Если «рай--здесь и сейчас», то почему же я этого не вижу? Почему я не чувствую этого? И почему мир так бестолков?
--Я понимаю твое отчаяние. Когда пытаешься понять всё это, приходишь почти в такое же отчаяние, как когда пытаешься объяснить это другому.
--Ого! Минуточку! Не хочешь ли ты сказать, что Бог отчаивается?
--А кто, как ты думаешь, изобрел отчаяние? И неужели ты представляешь себе, что ты можешь ощущать что-то, чего Я ощущать не в состоянии?
Скажу тебе: любое ощущение, которое доступно тебе, — доступно и Мне. Неужели ты не видишь, что Я ощущаю Себя через тебя? Для чего же еще всё это нужно, как ты полагаешь? Я не смог бы познать Себя, если бы не ты. Я создал тебя для того, чтобы Я мог познать, Кто Я Есть.
Но Я не стану разбивать все твои иллюзии относительно Меня--скажу лишь, что в Моей самой тонкой форме, которую вы называете Богом, Я не испытываю отчаяния.
--Уффф! Ну, это уже лучше. Ты, было, напугал меня.
--Но это не потому, что Я не могу. Просто потому, что Я не выбираю этого. Ты, между прочим, можешь сделать точно такой же выбор.
--Хорошо, в отчаянии или нет, но я по-прежнему не могу понять, как так может быть, что рай--прямо здесь, а я не чувствую его.
--Ты не можешь чувствовать то, чего не знаешь. И ты не знаешь, что находишься прямо сейчас в «раю», просто потому, что ты еще не испытал этого. Видишь ли, для тебя это является неким порочным кругом. Ты не можешь испытывать то, чего не знаешь,--ты еще не нашел для этого способа,--и ты не знаешь того, чего еще не испытывал.
Всё, к чему призывает тебя Просветление,--это познать что-то, чего ты еще не испытывал и, таким образом, испытать это. Знание открывает врата опыта--а ты представляешь себе это как раз наоборот.
В действительности, твое знание гораздо больше, чем твой опыт. Ты просто не знаешь, что ты знаешь. Ты знаешь, например, что существует Бог. Но ты можешь и не знать, что ты знаешь это. И, таким образом, ты продолжаешь находиться в ожидании соответствующего опыта. Но всё это время ты получаешь его. Однако, ты получаешь его, не зная,--а это все равно, что вообще не получать.
--Мы тут просто ходим по кругу.
--Да, ходим. И вместо того, чтобы ходить по кругу, быть может, нам стоит быть самим этим кругом. И этот круг совсем не обязан быть порочным. Он может быть возвышенным.
--Является ли отречение частью истинно духовной жизни?
--Да, поскольку, в конечном счете, весь Дух отрекается от всего, что не реально. И ничто не является реальным в той жизни, которую ты ведешь, за исключением твоей связи со Мной. При этом, отречение в его классическом понимании, то есть самоотрицание, не является чем-то обязательным.
Истинный Мастер не «отказывается» от чего-то. Истинный Мастер просто откладывает это в сторону, как он поступил бы с чем угодно, что перестало быть ему нужным. Некоторые говорят, что ты должен преодолевать свои желания. Я говорю, что ты должен просто изменить их. Первая практика--это строгое послушание. Вторая--радостное празднование.
Некоторые говорят, что для познания Бога ты должен преодолеть все земные страсти. Но понять и принять их--уже достаточно. То, чему ты сопротивляешься, --усиливается. То, к чему ты внимателен,--исчезает.
Люди, искренне стремящиеся преодолеть земные страсти, часто трудятся над этим так усердно, что уже можно сказать: это становится их страстью. Они обуреваемы «страстью к Богу», страстью познать Его. Но страсть есть страсть, и замена одной страсти на другую не позволит вовсе избавиться от нее.
Поэтому, не суди о том, к чему испытываешь страсть. Просто замечай это, а затем смотри, насколько это служит тебе,-- исходя из того, кем и чем ты желаешь быть. Помни, что ты постоянно находишься в процессе создания себя. В каждый новый момент ты решаешь, кем и чем ты являешься. В значительной степени ты решаешь это посредством тех выборов, которые ты делаешь в отношении того, к кому и к чему ты испытываешь страсть.
Часто человек, как вы это называете, «находящийся на духовном пути», выглядит так, будто он отрекся от всех земных страстей и всех человеческих желаний. Что же он сделал на самом деле? Понял их, увидел всю их иллюзорность и отошел от тех страстей, которые более не служат ему,--при этом любя иллюзию за то, что она принесла ему шанс быть совершенно свободным. Страсть--это любовь к превращению бытия в действие. Она является топливом для двигателя творения. Она превращает понятия в опыт. Страсть--это огонь, который позволяет нам выразить то, кем мы в действительности являемся. Никогда не отрицай страсть, поскольку это будет равносильно отрицанию того, Кто Ты Есть и Кем Ты Истинно Желаешь Быть.
Отречение никогда не отрицает страсть--отречение отрицает привязанность к результату. Страсть--это любовь к действию. Действие--это бытие с опытом. Но что нередко создается как составная часть действия?
--Ожидание.
--Жить свою жизнь, не имея ожиданий --без нужды в конкретных результатах,--это и есть свобода. Это Божественность. Так живу Я.
--Ты не привязан к результатам?
--Абсолютно не привязан. Мое удовольствие--в творении, а не в его последствиях. Отречение--это не решение отказаться от действия. Отречение есть решение отказаться от конкретного результата. Тут очень большая разница.
--Мог бы Ты объяснить, что Ты имеешь в виду, говоря: «Страсть--это любовь к превращению бытия в действие?».
--Бытие есть высшее состояние существования. Это его чистейшая сущность. Это тот аспект Богa, который можно определить как «сейчас—не сейчас», «всё—не всё», «всегда—никогда». Чистое бытие есть чистая Божество.
При этом, никогда не  достаточно просто быть. Всегда  важно познать на собственном опыте, Чем Ты Являешься,--и для этого требовался особый аспект божественного, который называется действием. Предположим, что ты, в самой сердцевине своего замечательного «Я», есть тот аспект божественности, который называется любовью. И это, между прочим, Истина.
Так вот, одно дело быть любовью, и совершенно другое-- делать что-то с любовью. Душа жаждет делать что-то такое, чтобы через эти действия познать себя на собственном опыте. Так она стремится реализовать свою самую высокую идею в действии.
Это горячее желание и называется страстью. Убей страсть --и ты убьешь Бога. Страсть--это Бог, желающий сказать «привет». Но, видишь ли, как только Бог (или Бог-в-тебе) с любовью сделает это, Он становится Самореализованным и более не нуждается ни в чем.
Человек же, наоборот, нередко чувствует необходимость получить выгоду со своей веры. Если он собираемся любить кого-то--прекрасно, но было бы и неплохо получить немного любви в ответ. Что-то вроде этого.
--Это не страсть.
--Это и является величайшим источником человеческого несчастья. Это то, что отделяет человека от Бога. Отречение направлено на то, чтобы положить конец этому отделению через опыт. То есть, через единение и союз с Богом, растворение в Божественном. Отречение, таким образом, предполагает отречение от результатов, но ни в коем случае не отречение от страсти. В действительности Мастер интуитивно знает, что страсть--это и есть путь. Путь к Самореализации.
Даже используя понятные для тебя слова, вполне можно сказать, что, если ты не испытываешь ни к чему страсти, ты вообще не живешь.
--Ты сказал, что «то, чему сопротивляешься,-- усиливается, а то, на что внимательно смотришь,--исчезает». Мог бы Ты объяснить это?
--Ты не можешь сопротивляться чему-то, что ты не признаешь реальным. Сам акт сопротивления чему-то означает, что ты даруешь этому «чему-то» жизнь. Когда ты сопротивляешься некоей энергии, ты даешь ей место. И чем больше ты сопротивляешься, тем больше ты делаешь реальным --всё, чему бы ты ни сопротивлялся. То, на что ты смотришь открытыми глазами,--исчезает. То есть, теряет свою иллюзорную форму.
Если ты посмотришь на что-то--на самом деле внимательно посмотришь,--ты будешь видеть насквозь, как бы пронзая взглядом любую иллюзию, которая заключена для тебя в данном предмете. И для твоего видения не останется ничего, кроме абсолютной реальности. Перед лицом абсолютной реальности у твоей слабой иллюзии нет силы. Она не может долго удерживать твое внимание своей слабеющей хваткой. Ты видишь истину, и истина делает тебя свободным .
--Но если я не хочу, чтобы то, на что я смотрю, исчезало?
--А следовало бы всегда хотеть этого! В твоей реальности нет ничего, за что стоило бы держаться. И всё же, если ты действительно выбираешь не высшую реальность, но иллюзию твоей жизни, ты можешь легко пересоздать ее--так же, как ты создал ее в самом начале. Таким образом, ты можешь иметь в своей жизни то, что выбираешь иметь, и удалять из нее то, что больше не желаешь переживать.
Но никогда ничему не сопротивляйся. Если ты думаешь, что, сопротивляясь чему-то, ты удалишь это, подумай еще раз. На самом деле ты только укоренишь это еще глубже. Разве Я не говорил тебе, что всякая мысль творит?
--Даже мысль о том, что я не хочу чего-то?
--Если ты не хочешь этого, зачем тогда вообще думать об этом? Не задумывайся об этом больше. Но если ты должен думать об этом--то есть, если ты не можешь не думать об этом,--не сопротивляйся. Лучше посмотри прямо на то, что есть, прими эту реальность как свое творение — а затем выбери: оставлять ее или нет.
--А чем будет определяться этот выбор?
--Кем и Чем (по твоему разумению) ты Являешься. И Кем и Чем ты выбираешь Быть. Этим определяется всякий выбор, любой из всех выборов, которые ты сделал за свою жизнь. И когда-либо сделаешь.
--Так что же, жизнь в отречении — неверный путь?
--Это не так. Само слово «отречение» не очень удачно. Фактически, ты не можешь отречься ни от чего, поскольку то, чему ты сопротивляешься,--усиливается. Истинное отречение не отказывается, а просто выбирает другое. Это акт движения по направлению к чему-то, а не прочь от чего-то.
Ты не можешь уйти от чего-то, поскольку это начнет преследовать тебя, где бы ты ни был. Поэтому не сопротивляйся соблазну, но просто отвернись от него. Повернись ко Мне и отвернись от всего, что недостойно Меня. Однако знай: нет такой вещи, как неверный путь, поскольку в этом путешествии ты не можешь «не попасть» туда, куда направляешься.
Весь вопрос в скорости--в том, когда ты доберешься туда,-- но даже это является иллюзией, поскольку не существует никакого «когда», равно как нет никакого «до» и «после». Есть только сейчас: вечный момент всегда, в котором ты ощущаешь себя.
--Тогда какой во всём этом смысл? Если не существует способа не «попасть туда», в чем тогда смысл жизни? С какой стати тогда нам беспокоиться обо всём том, о чем мы беспокоимся?
--Ну, конечно, тебе не стоит беспокоиться. Но, с твоей стороны, было бы неплохо стать наблюдателем. Просто обращай внимание на то, кем и чем ты являешься, что делаешь, что имеешь, и смотри, служит ли это тебе.
Смысл жизни заключается не в том, чтобы попасть куда-то, а в том, чтобы заметить, что ты уже находишься там--и всегда находился. Ты всегда и во веки веков находишься в моменте чистого творения. Смысл жизни, таким образом, --в том, чтобы создать то, кем и чем ты являешься, а затем--пережить это на опыте.
Но ты этого пока понять не можешь—ещё не созрел. И вскоре ты даже забудешь о чём мы беседовали, но смыл Нашей беседы будет жить в тебе и со временем станет понятен. И несмотря на это, Я продолжу разговор.
Главное, что человек начал интересоваться для чего он пришёл в эту жизнь. Именно таким и был твой первый вопрос.
--И Ты ответил?
--Ты пришел в эту жизнь не для того,--ответил Я--чтобы чему-то учиться,--тебе нечему учиться; ты пришел затем, чтобы проявить то, что ты уже знаешь. Проявляя это, ты приведешь свои способности в действие и создашь себя заново через свой опыт. Так ты подтвердишь свою жизнь и придашь ей смысл. Так ты привнесешь в нее святость.
--То есть, всё плохое, что происходит с нами в жизни--спросил человек,-- это результат нашего собственного выбора? И даже все бедствия и несчастья, на каком-то уровне, создаются нами самими. И если так, то, неужели нет менее болезненного пути--менее болезненного для нас самих и для других способа создать возможности для того, чтобы мы могли познать самих себя?
--Ты задал несколько вопросов, и все они хороши. Давай рассмотрим их по порядку. Не все вещи, которые вы называете плохими, и которые случаются с вами, являются результатом вашего собственного выбора. По крайней мере, не в смысле осознанного выбора, который ты подразумеваешь. Но все эти вещи суть то, что вы создали.
Человек  всегда находиться в процессе созидания. Каждый момент. Каждую минуту. Каждый день. Как ты можешь творить, об этом мы поговорим позже. А пока, просто поверь Мне на слово--ты большая творящая машина, и ты порождаешь каждое новое проявление буквально с такой же скоростью, с какой ты мыслишь.
События, случайности, совпадения, условия, обстоятельства--всё это создается сознанием. Индивидуальное сознание--достаточно сильная вещь. Теперь можешь себе представить, какая творческая энергия высвобождается, когда множество людей собираются во имя Мое.  Пока ты придерживаешься мнения, что где-то там есть кто-то, кто «делает» всё это с тобой, ты лишаешь себя силы что-либо изменить. Только когда ты скажешь: «Я сделал это», ты найдешь такую силу. Конечно, стихийные бедствия и ненастья, все эти торнадо и ураганы, вулканы и наводнения, все физические беспорядки--не являются непосредственно созданными тобой. Но ты действительно создаешь степень влияния всех этих событий на твою жизнь.
Во Вселенной происходят такие события, сотворение или инициирование которых тебе не может приписать даже самый необузданный полет воображения. Эти события создаются совокупным сознанием человека. Таким образом, вы создаете коллективно и индивидуально переживаемые вами жизни и время для осуществления цели души --то есть, развития.
Ты спросил, есть ли менее болезненный путь прохождения через этот процесс. В ответ Я скажу: да, но, при этом, ничто в твоем внешнем опыте не изменится. Способом уменьшить боль, которую вы ассоциируете с земным опытом и ситуациями--как своими собственными, так и чужими,--является изменение вашего к ним отношения. Ты не можешь изменить внешние события, поскольку они были созданы Мной, поэтому ты должен изменить внутренний опыт. Это и есть путь к мастерству жизни.
Всякая мысль творит, и никакая мысль не является более сильной, чем изначальная. Вот почему это на планете Земля назвали изначальным грехом. Изначальный, или первородный грех--это, когда твоя первая мысль о вещи содержит в себе ошибку. Эта ошибка многократно увеличивается, когда у тебя появляются вторая и третья мысли об этой вещи. И задачей Бога является вдохновить тебя на новое понимание, которое сможет освободить тебя от твоих ошибок.
В мире Бога нет никаких «должен» и «не должен». Делай то, что ты хочешь делать. Делай то, что отражает тебя, что представляет тебя как более великий вариант твоего «Я». Если ты хочешь чувствовать себя плохо--чувствуй себя плохо. И запомни: то, что ты обвиняешь,--обвинит тебя; тем, что ты осуждаешь,--однажды станешь сам. Вместо этого, ищи способ изменить эти вещи или поддержать тех, кто изменяют. Но благословляй всё, ибо всё есть творение Божье, через жизнь живую, и это--творение высшее.
--Правильно ли я услышал,--спросил человек,--что в мире Бога нет «должен» и «не должен»?
--Правильно.
--Как это может быть? Если нет ни того, ни другого в Твоем мире, где же этому быть?
--В самом деле--где?..
--Я повторю вопрос. Откуда еще могут появиться «должен» и «не должен», если не из Твоего мира?
--Из твоего воображения.
--Но всё, к чему я пришёл: всем этим «правильно» и «неправильно», «можно» и «нельзя», «должен» и «не должен»,--считал я, что все эти правила установлены Тобой, Богом.
--В таком случае,  ты ошибались. Я никогда не устанавливал, что «правильно» и что «неправильно», что «можно» и чего «нельзя». Сделать так--значило бы полностью лишить вас вашего величайшего дара: возможности делать так, как вы захотите, полностью ощутить результаты этого; возможности создать себя заново в образе и подобии Творца; пространства для проявления реальности всё более и более высших «Я», основанных на вашей самой смелой идее о том, на что вы способны.
Сказать, что что-то--мысль, слово, действие-- «неправильно», всё равно, что сказать вам не делать этого. Приказать вам не делать чего-то—всё равно, что запретить делать это. Запретить вам что-либо, означало бы ограничить вас. Ограничение для вас означало бы отрицание того, кто вы есть, как и вашей возможности создавать и переживать эту истину.
На других планетах Мне говорили, что Я дал вам свободу воли; и те же самые люди утверждают, что, если вы не будете повиноваться Мне, Я пошлю вас в ад. Что же это за свобода воли? Не насмешка ли это над Богом, не говоря уже о каких-либо истинных взаимоотношениях между нами?
--Тогда, насколько я понимаю, у Тебя нет такой вещи, как ад.
--Ад существует, но это не то, что ты думаешь, и ты не осознаешь его по причинам, уже указанным.
--Что же такое ад?
--Это переживание результатов худших из всех возможных для тебя выборов, решении и творений. Это естественные последствия любой мысли, которая отрицает Меня. Это та боль, которую ты ощущаешь по причине неправильного мышления. При этом, сам термин «неправильное мышление» условен, поскольку не существует того, что было бы неправильным.
Но ад не существует как какое-то место, которое вы выдумали, где приходится гореть в некоем вечном огне или существовать в некоем состоянии непрекращающегося мучения. Каков был бы смысл всего этого? Даже если, предположим, у Меня и зародилась бы невероятная мысль о том, что вы не «заслуживаете» рая,--с чего бы мне заниматься поисками каких-либо наказаний или мести за ваши неудачи? Разве не было бы для меня проще, скажем, взять и сделать так, чтобы вы исчезли? Что за мстительная часть Меня стала бы требовать того, чтобы Я подверг вас вечным страданиям, которые по силе и глубине не поддаются никакому описанию?
Впрочем, есть опыт души настолько несчастной, настолько незавершенной и меньшей, чем целое, настолько отделенной от величайшей радости Бога, что для твоей души это был бы ад. Но Я хочу, чтобы это было ясно: Я не посылаю вас туда и не Я причина того, что вы получаете этот опыт. Вы сами создаете этот опыт, когда отделяете свое «я» от своих самых высших мыслей о себе. Вы сами создаете эти переживания.
Но даже этот опыт не вечен. Он таковым и не может быть, поскольку ваше разъединение со Мной навсегда не входит в Мои планы. Этого Я никогда не сделаю. И до тех пор, пока хотя бы один из вас хранит истину обо Мне, эта истина должна будет, в конце концов, восторжествовать.
--Но если ада нет,--не унимался священник горанов,--значит ли это, что я могу делать всё, что захочу, действовать, как мне заблагорассудится, совершать всё, что ни пожелаю, и, при этом, не бояться никакого возмездия?
--Неужели именно страх необходим тебе для того, чтобы быть тем, делать и иметь то, что внутренне правильно? Неужели тебе нужно бояться, чтобы «вести себя хорошо»? И что это вообще такое--«вести себя хорошо»? Кому здесь принадлежит последнее слово? Кто дает указания? Кто устанавливает правила игры?
Никто другой, даже Я, никогда не сможет судить тебя: зачем и как Богу судить Свое собственное творение и называть его плохим? Если бы Я хотел, чтобы ты был совершенным и делал всё в совершенстве, Я бы оставил тебя в состоянии абсолютного совершенства, начиная с момента твоего проявления. Весь смысл этого процесса заключается в том, чтобы ты открыл себя, создал свое «Я» таким, каков ты есть на самом деле,--и таким, каким ты воистину желаешь быть. Но ты не можешь стать таким, если у тебя нет выбора, быть чем-то еще.
Итак, должен ли Я наказывать тебя за выбор, который ты сделал, если предоставил его тебе Я Сам? Если бы Я не хотел, чтобы ты мог выбрать какой-то второй вариант, зачем бы Я создавал что-то, кроме первого? Прямой ответ на твой вопрос будет звучать так: «Да, ты можешь делать всё, что захочешь, без всякого страха возмездия». Впрочем, забота о последствиях может сослужить тебе хорошую службу. Последствия--это результаты. Естественные следствия. Это не то же самое, что возмездие или наказание. Последствия—это только последствия. Они есть результат естественного применения природных законов. Это то, что вполне предсказуемо происходит в результате того, что уже произошло.
--В таком случае, если бы я знал эти законы и следовал им, я бы никогда не встречал ни малейших затруднений?
--Ты бы никогда не ощущал себя в том состоянии, которое ты называешь «затруднением». Ты бы не воспринимал никакую жизненную ситуацию, как проблему. Ты бы не спотыкался на любом обстоятельстве, как на препятствии. Ты бы перестал беспокоиться, сомневаться и бояться.
Ты бы стал жить так, как в твоих фантазиях жили перволюди, не как развоплощенные духи в мире абсолюта, а как воплощенные духи в мире относительности. И, при этом, у тебя бы сохранились вся свобода, вся радость, весь покой и вся мудрость, понимание и сила духа, которым ты являешься. Ты был бы полностью реализованным существом. Это--цель твоей души. В этом ее смысл--полностью реализовать себя, будучи в теле; стать воплощением всего того, чем она в действительности является. И в этом заключается Мой план для вас. В этом состоит Мой идеал: чтобы Я реализовался через вас. Чтобы понятие стало опытом, чтобы Я познал Себя на опыте. Впрочем, тебе этого  пока не понять, но всё-таки я продолжу.
Я--тот, кто установил Законы Вселенной. Это совершенные законы, которые создают совершенное функционирование физического мира. Любая вещь является правильной или неправильной лишь постольку, поскольку ты так считаешь. И ничто не является правильным или неправильным по сути своей.
--Как это может быть?
--«Правильность» или «неправильность»--не внутреннее качество, а субъективная оценка. Мир именно таков, каков он есть, для того, чтобы ты мог выносить свои суждения. Если бы мир стал совершенным, твой жизненный процесс создания «я» был бы невозможен. Он бы закончился. Карьера многих людей закончилась бы завтра же, если бы исчезли многие процессы. И карьера Бога закончилась бы завтра если бы не осталось больше проблем.
--То есть, Ты утверждаешь, что в мире всегда будут проблемы. Не хочешь ли Ты сказать, что действительно хочешь, чтобы всё было именно так?
--Я говорю, что мир таков, каков он есть, просто так Я всё устроил.  Я хочу того, что хотите вы. Тебя постигнет то, чего ты более всего боишься. Страх будет притягивать к тебе это, как магнит. Законы очень просты.
1. Мысль творит.
2. Страх притягивает подобную энергию.
3. Любовь--это всё, что есть.
Любовь--это абсолютная реальность. Это--единственное. Это--всё. Ощущение любви есть твое переживание Бога. Такова высшая Истина: любовь--это всё, что есть, всё, что было, и всё, что когда-либо будет. Когда ты идешь к Абсолюту--ты идешь к любви. Страх--это обратная сторона любви.
1. Я создал вас по образу и подобию Бога.
2. Бог есть создатель.
3. Творение--это процесс, который происходит из этих трех частей вашего существа. Или, иначе говоря, вы творите на трех уровнях. Инструментами творения являются мысль, слово и действие.
4. Всё творение начинается с мысли. Затем всё творение переходит к слову. Всё творение исполняется в действии.
5. То, о чем вы думаете, но впоследствии никогда не говорите,--творит на одном уровне. То, о чем вы думаете и говорите,--творит на другом уровне. То, о чем вы думаете, о чем говорите и что делаете,--становится проявленным в вашей реальности.
6. Думать, говорить и делать что-то, в чем ты не убежден искренне,--невозможно.
7. Это место знания есть место мощной, невероятной благодарности. Это благодарность авансом. И в этом, вероятно, заключается самый главный ключ к творению: быть благодарным за творение--еще до него. Такое принятие творения, как должного, не только приветствуется, но и поощряется. Это является безусловным признаком мастерства.
8. Радуйся и наслаждайся всем, что ты создаешь и уже создал. Отвергать что-либо из этого означает отвергать часть себя. Что бы ни представляло в данный момент себя как часть твоего творения--владей этим, будь хозяином этого, благословляй это, будь благодарен за это. Не стремись отказаться от этого, поскольку отвергнуть это--значит, отвергнуть самого себя.
9. Если обнаружится какой-то аспект творения, который не приносит тебе удовольствия, благослови его и просто измени. Выбери заново. Призови новую реальность. Подумай новую мысль. Скажи новое слово. Сделай что-то новое. Делай это великолепно, и остальной мир последует за тобой. Попроси его об этом. Призови его к этому.
И ещё. Позовите Моше, как последнего представителя, который говорил о Десяти Заповедях..
Моше явился пред Всевышним моментально.
--Моше! Я начну с утверждения, которое, быть может, поразит тебя и--вполне вероятно--оскорбит чувства многих людей. Не существует того, что называется Десятью Заповедями.
--Как не существует. Вы же мне Сами их отдали на горе. Господи Ты Боже Мой, их не существует?
--Нет, не существует. Кому бы я давал заповеди? Самому себе? И для чего были бы нужны такие заповеди?  Для чего, спрашивается, необходимо кому-то что-то заповедовать?
И уж если бы Я издал заповеди, неужели они не соблюдались бы автоматически? Как бы Я мог желать чего-то настолько сильно, что решил бы издать приказ,--а затем сидел и наблюдал, как это не исполняется? Какой вождь стал бы делать подобное? Какой правитель?
Но вот что Я скажу тебе: Я не вождь и не правитель. Я просто--и грозно--Создатель. Но Создатель не управляет, а просто создает, создает--и продолжает создавать. Я создал вас --благословил вас--по образу и подобию Своему. И Я дал вам определенные обещания и обязательства. Я сказал вам простым языком о том, что будет с вами, когда вы станете едины со Мной.
Ты, Горан, как и Моше, являешься искренним искателем. Моше, как и ты сейчас, стоял предо Мной, моля об ответах. «О Бог Моих Отцов,--взывал он,--Бог моего Бога, соблаговоли показать мне. Подай мне знак, о котором я смогу сказать моему народу! Как мы можем узнать о том, что мы--избранные?».
И Я пришел к Моисею так же, как Я пришел к тебе сейчас, с божественным заветом--с вечным обещанием,-- неоспоримым и определенным обязательством. «Как я могу быть уверен?»-- спросил Моше в печали. «Потому что Я сказал тебе так,-- ответил Я.--У тебя есть Слово Бога». И Слово Бога было не заповедью--приказанием, но заветом--договором. И вот каковы…
                ДЕСЯТЬ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ
Ты узнаешь, что вступил на путь к Богу, и узнаешь, что ты нашел Бога, потому что тебе будут даны эти знаки, эти указания, эти изменения в тебе:
1. Ты будешь любить Бога всем своим сердцем, всем своим разумом и всей своей душой. И между тобой и Мной не будет более никакого Бога. Ты более не будешь поклоняться человеческой любви, или успеху, или деньгам, или власти, и ни одному из олицетворяющих их символов. Ты отложишь в сторону все эти вещи, как ребенок откладывает свои игрушки. Не потому, что они недостойны, но потому, что ты перерос их.
И ты узнаешь, что встал на путь к Богу, потому что:
2. Ты не будешь употреблять имя Господа всуе. Равно как и не будешь взывать ко Мне по пустякам. Ты поймешь силу слов и мыслей, и ты не будешь думать о том, чтобы призвать имя Бога безбожным образом. Ты не будешь использовать Мое имя всуе потому, что ты и не можешь сделать этого. Ведь Мое имя-- Великое «Я Есмь»--никогда не используется всуе и никогда не сможет быть использовано. И когда ты найдешь Бога, ты узнаешь это.
И Я дам тебе также другие знаки:
3. Ты не будешь забывать оставлять один день в неделю для общения со Мной и назовешь его святым. Это будет сделано для того, чтобы ты не оставался достаточно долго в своих иллюзиях, но вспоминал, Кем и Чем ты являешься. И вскоре ты будешь называть каждый день Субботой и каждый момент святым.
4. Ты будешь чтить своих отца и мать и познаешь, что ты есть Сын Божий, когда будешь чтить Бога-Отца-и-Мать во всём, что ты говоришь, делаешь или думаешь. И так же, как ты будешь чтить Бога-Отца-и-Мать, ты будешь чтить своих отца и мать на Земле, ибо они дали тебе жизнь, и так ты начнешь чтить всякого человека.
5. Ты узнаешь, что нашел Бога, когда поймешь, что ты уже никогда не станешь совершать убийство, то есть, намеренно убивать без причины. Ибо, понимая, что ты, в любом случае, не можешьпрекратить жизнь другого существа, поскольку, каждая жизнь вечна, ты не станешь выбирать прекращение любой из конкретных инкарнаций, равно как и изменение формы любой жизненной энергии, без самых на то священных оснований. Твое новое почтение к жизни заставит тебя уважать все формы жизни--включая травы, деревья и животных--и оказывать на них воздействие только ради высшего блага.
И Я пошлю тебе также другие знаки, дабы ты знал, что ты находишься на правильном пути:
6. Ты не станешь осквернять чистоту любви нечестностью или обманом, ибо это измена. Я обещаю тебе, что, когда ты найдешь Бога, ты не будешь совершать подобных измен.
7. Ты не возьмешь вещи, которая не является твоей собственностью, и не станешь ни обманывать, ни потворствовать лжи, ни причинять вред другому для того, чтобы получить что-либо, ибо это будет воровством. Я обещаю тебе, что, когда ты найдешь Бога, ты не будешь воровать.
А также не будешь…
8. Говорить что-то, что не есть правда, и, тем самым, лжесвидетельствовать.
А также не будешь…
9. Желать супругу соседа своего, ибо, зачем тебе хотеть супругу соседа, когда ты знаешь, что все остальные суть твои супруги?
10. Желать имущество соседа своего, ибо, зачем тебе хотеть имущество соседа, когда ты знаешь, что всё имущество может быть твоим, а всё твое имущество принадлежит миру?
Ты узнаешь, что нашел путь к Богу, когда увидишь все эти знаки. Ибо, Я обещаю, что никто истинно ищущий Бога не станет делать подобных вещей. Продолжение такого поведения станет просто невозможным.
И это--твои свободы, а не твои ограничения. Это Мои обязательства, а не Мои заповеди. Ибо Бог не повелевает о том, что Бог же и создал,--Бог просто говорит детям Божьим: вот как вы узнаете, что возвращаетесь домой.
Моше спросил Меня искренне: «Как я смогу узнать? Дай мне знак». Моше задал тот же самый вопрос, который задаешь сейчас ты. Мой ответ тоже извечен. Но он никогда не был и никогда не станет заповедью, приказанием. Ибо, кому Мне приказывать? И кого Мне наказывать, если Мои заповеди не соблюдаются? Ведь есть только Я.
А теперь возвращайся к племени. Ты будешь пастырем, забудешь о чём мы говорили, но всё равно инстинктивно будешь выполнять всё, что Я вложил в тебя.
--Всевышний! Неужели человек с таким трудом приходит к Тебе везде?
--Да! И вы все это знаете. И это нормально. Посмотрите на племя горанов. Они уже приручили лошадь и осталось совсем немного, чтобы они организовали государства. А раз будет государство—будут и молельные дома. Но Горану будет тяжело: власть захватили женщины и начался матриархат. Горан вообще будет отрешён от своего племени, но это временно.
--Всевышний!—обратился к Нему Сатана.—Ты опять пошлёшь меня на планету в изгнание?
--Нет. Ты мне нужен здесь как оппонент. А на Планете ты не нужен. Ведь там будет одна религия и совращать некого.
--Вы уверены, что войны прекратятся? Люди будут жить всё время в мире?
--Не уверен, зная людское несовершенство, но Знаю одно—религиозных войн не будет!!!   





















               



                Г Л А В А  1


            Прошло сто лет со дня объединения племён. Для богов это ничтожный  немалое число Его поклонников, несмотря, на присуствие шамана, имелось. Люди продолжали заниматься своими проблемами.
Вот сейчас они молча смотрели как пленник, привязанный кожаными ремнями к жертвенному столбу, молчал. Горькое безразличие застыло на его круглом, скуластом лице… Мерно вздымалась широкая грудь, раскрашенная синей жертвенной краской, алое пятно, нарисованное над сердцем, казалось угольком из костра, горевшего у столба.
Люди вокруг тоже молчали. Огонь костра высвечивал медью лица старейшин. Неподвижно застывшие фигуры в меховых накидках казались каменными, как будто они сошли с гор, окружающих стойбище. И только перья на головах старейшин чуть-чуть колебались под теплыми потоками воздуха, струившимися от огня. Женщины и дети разместились за освещенным кругом, прятались в синих сумерках, в которых едва виднелись шесты с рыбой, собранные впрок кучи кедрача и хвороста…
У жертвенного столба появился шаман, и смутный ропот прокатился по толпе. Никто не видел, откуда шаман пришел, и казалось, что он вышел из пламени и застыл, отделившись от колеблющихся языков огня. Плащ из красных перьев, красная птичья маска, закрывавшая его лицо, делали шамана существом волшебным, неземным. Низкорослый, с длинными тонкими руками, он казался теперь высоким, стройным, величественным…
Скользящим шагом шаман пошел вокруг столба и слегка тронул бубен. Низкий, рокочущий звук прокатился над поляной, и сразу же тихий вечерний воздух содрогнулся от могучих мужских голосов.  Это была дикая исступленная песня. Грохот каменных обвалов, вой зимней бури, рокот штормового прибоя слышались в ней. Это была песня Большой жертвы, жертвы человеком.
Песня смолкла резко, неожиданно. Шаман, все чаще и чаще ударяя в бубен, вихрем завертелся вокруг столба. Развевался красный плащ, колебались красные перья, украшавшие маску, и казалось, что около пленника танцует Большой Тур, мать племени, спустившаяся из царства Заходящего Солнца. …Два месяца плясали горы, стряхивая со склонов камни, наполняя черной пылью воздух. Видно, Каменный Хозяин собрал гостей на праздник, и они распевали каменные песни и с грохотом топали ногами. А воду Хозяин не пригласил, она обиделась и бросилась на сушу. Водяные горы, увенчанные шапками желтой пены, разбивали вигвамы, уволакивая с собой людей и плоты. Вода пыталась затопить сушу, залить огненных слуг Каменного Хозяина.
Когда Хозяин разгуляется, лучше не выходить на охоту. Да и в море выходить не следует, когда он ссорится с водой.  Два месяца плясали горы, два месяца вода набрасывалась на сушу. Племя горанов начало голодать. Чтобы умилостивить хозяев, нужна была жертва, Большая жертва. Нужен был человек.  Охотники подстерегли одного из Прибрежных людей, и вот теперь он стоит, привязанный к столбу…Никогда племя Туров, а тем более назвпнное по имени основателя Союза, не приносило в жертву людей. Конечно, если вспомнить древние времена….
 Шаман исчез, будто растаял, а к костру вышли пятеро лучших стрелков племени. Они натянули луки. Свистнули стрелы, и… Теперь, как только луна посеребрит воду, старейшины отнесут тело на огненную гору, в которой кипит озеро, и бросят его в дар Каменному Хозяину. Пусть будет он милостив к людям племени. Племя плясало. Вокруг столба притопывали старейшины, взявшись за руки, а дальше, в темноте, скакали, толкались, кружились женщины, мужчины, дети. Кто как хотел, кто как умел.
Это был священный танец, танец Каменного Хозяина, такой же бестолковый и беспорядочный, как пляска гор.  Волк и Горан, потомки основателей союза племён, с трудом протолкавшись сквозь толпу, выбрались из круга танцующих и отходили все дальше и дальше, пока вопли соплеменников не смолкли в ночной тишине. Волк брезгливо оглядывался на стойбище: он не любил толпы, а Горан о чем-то напряженно думал, морща лоб. Они давно уже верили в невидимого Бога своих предков и с ужасом относились в жертвоприношению людей.
--Жалко его, –сказал Горан наконец.
--Этого человека?--удивился Волк.--Так ведь он из чужого племени! Какое дело Горану до Прибрежных?
--А ты одобряешь человеческие жертвоприношения? А ведь Прибрежные--неплохие люди,--задумчиво молвил Горан.--Вот слушай. Как-то Горан пошел проведать своих братьев на лежбище. И встретил троих Прибрежных. Они увидели, что у Горана нет оружия, и не тронули Горана. Прибрежные, как и мы,  не любят, когда охотятся на их землях, но не делают зла тем, кто пришел без оружия. Потом Горан бывал в стойбище Прибрежных. Они хорошие. Племя могло бы подружиться с ними.
--Они из морских племен, а мы из охотничьих,-- возразил другу Волк.--Какая может быть дружба между рыбой и оленем?
--Но рыба и олень не мешают жить друг другу. Зачем же людям враждовать?--настаивал Горан.
Несмотря на то, что они оба верили невидимому Богу, приняли Его слова о недопустимости человеческих жертв, придерживались разных взглядов на отношения между племенами.
--Все равно они чужие!--Волк упрямо тряхнул густой гривой волос.--Нельзя дружить с чужими.
--Но ты же дружишь с чужим племенем.
--С каким это?--удивился Волк.
--А с волками.
Юноша задумался.  Ему было пять лет, когда отец вместе с лучшим охотником племени Серым  принесли в стойбище пятерых волчат. Сначала волчата, сбившись в мохнатый клубок, дрожали в темном углу, но потом освоились. К вечеру они уже с удовольствием ели сырое мясо и возились с мальчиком. Через три дня охотники отнесли волчат в родное логово, а вместе с ними и мальчика. Они оставили малышей на земляном полу пещеры, положили рядом ягоды и грибы и ушли.  Туры не охотились на волков, наверное, потому, что их помощники –собаки--почти не отличались от своих диких сородичей. А своих детей им подкладывали очень редко. Неизвестно было, как поведет себя та или иная волчья семья. Только очень хороший охотник мог предугадать это. Да и не каждый малыш годился в подкидыши.
Волки приняли в семью человеческого детеныша, облизали его и накормили. Через несколько дней отец забрал сына, а потом снова отнес к волкам. И так много раз.  Каждое лето, как только волки возвращались с юга в Волчью долину, Серый или отец отводили малыша к приемным родителям и оставляли там на несколько дней. Волк подрос и стал хорошо понимать голоса и позы своих названных родичей. Там, где люди слышали только вой и рычание, Волк различал сообщения и сигналы. В походке и жестах молодого охотника появилось что-то волчье. Волки никогда не убегали от него и даже позволяли играть со своими детенышами. Волк стал сыном двух племен. Нет, Горан неправ. Волки--не чужое племя. Это его племя. Он не дружит с ними, он просто один из них.
--Жертва нужна была племени,--вслух сказал Волк.– Горан, как и Волк, из племени Туров. А Прибрежные--это чужое племя. Хозяину нужно было отдать человека чужого племени.
--А если Приблежные захотят отомстить? А если эта жертва обидит Хозяйку Большой воды?--не сдавался Горан.--Ведь Хозяйка любит прибрежных людей.
--Гораны захватили его на своей земле,--пожал плечами Волк.--И потом принести жертву велел шаман. А шаман мудрый. Если Хозяйка захочет наказать его, он уйдет в страну Огня. Туда-то ей никогда не добраться.
Теперь задумался Горан. Туда Хозяйке воды действительно не добраться. Страна Огня. Гремящие горы. Огромным каменным мостом протянулись они в море, уходят за небосклон. Что там, на краю неба и земли?
Опасен путь через страну Огня. Горы спят, похрапывая, как усталые путники, но когда они пробуждаются--плохо людям, плохо животным. Три лета тому назад гора выплюнула каменную тучу, безмолвную и страшную. Среди солнечного дня вдруг наступила темная ночь, и черный пепел покрыл лес, жилища, лица людей, их одежду, оружие. А прошлым летом залило огненным дождем Желтую долину, и дождь этот сжег охотников, которые преследовали там баранов.
Вечно враждует с морем Медведи в составе племени Горанов. Заливает море огненными реками, хочет осушить его. Клубы пара поднимаются тогда над разыгравшейся битвой. Воет, кричит Медведь, бурлит и кипит море. Рыба, сварившаяся в этом грохочущем котле, плывет по воде, и, когда битва затихает, Прибрежные люди подбирают ее.
Говорят, есть в стране Огня гора. Прозрачные ручьи стекают по ее склонам. Но нельзя пить их воду. Это мертвая вода: каждый, кто сделает хоть глоток, падает замертво. Даже рыбы умирают вблизи того места, где эти ручьи впадают в море. И есть этих рыб тоже нельзя: они ядовиты. Раскаленными каменными глыбами швыряется гора. Глыбы падают неподалеку от его подножия, а когда гора рассердится, долетают даже до стойбища людей племени горянов, хотя оно и далеко от горы.
Страшно, жутко в стране Огня. Только шаман знает, когда огненные слуги Хозяина спят, когда опасность не так велика и можно добраться до его богатств. А их у Хозяина много: черный лед, из которого делают острые наконечники и ножи, краски, горючий камень…  Каменные цветы растут в его садах: синие, лиловые и прозрачные, как роса. А еще, говорят, есть в Огненной стране озеро. Так прозрачны воды этого озера, что каждый камешек на его дне виден, а ночью оно светится. Мерцающее сияние волнами катится по его воде, затухает и снова разгорается. Каждый, кто искупается в его водах, забывает о болезнях, становится молодым и сильным.
--В стране Огня много богатств,--вздохнул Горан,--но огненные слуги хорошо охраняют их.
--Шаман, наверное, знает путь через страну Огня,-- кивнул Волк.--Но ходит тоже недалеко, а что там, за нею,-- и он не знает. Может, там еще больше богатств? Волк спрашивал--никто не знает.
Потянуло холодом от снежных сугробов, еще лежавших в глубоких оврагах. Горан застегнул костяные застежки меховой накидки.
--Пойдем,--потянул он Волка. Молодые охотники двинулись к стойбищу.










               





                Г Л А В А  2





           Серое небо перечеркнули черные жерди жилищ. Верхушки жердей, связанных ремнями, были украшены или разноцветными пучками перьев, или расцвеченными шкурками, или просто зелеными ветками. Разрисованы были и шкуры, покрывающие жерди: зигзагами, кругами, звериными мордами. Но сейчас, ночью, все вигвамы казались одинаково серыми. Горан пошел спать, а Волк направился к тускло освещенному жилищу, который стоял на краю стойбища. Там жил Серый Медведь.
Неуютно было в жилище Серого Медведя. Пол, покрытый ветками кедрача, несколько облезлых шкур, почерневшие от копоти камни очага и груда заготовок для оружия: кремни, черный лед, клыки хищников, оленьи рога, каменные молотки, плоская каменная наковальня.  Серый Медведь как раз делал наконечник для стрелы. Он подогревал на огне пластинку, а потом окунал кедровую хвоинку в холодную воду и капал на пластинку. От черного льда откалывались небольшие чешуйки, и постепенно пластинка превращалась в гладкий острый наконечник. Правда, обивая пластинку каменным молотком, он сделал бы наконечник намного быстрее, но тогда наконечник был бы шероховатым и не таким острым, как от огня и воды.
Каждый охотник племени мог изготовить нож, наконечник, скребок, но обычно все оружие, резцы и даже иголки делали мастера. А племя кормило их и одевало.  Серый Медведь осмотрел готовый наконечник. Теперь наконечник напоминал вытянутый лист с черенком и очень острыми краями.
Мастер снял с очага вогнутую каменную плиту, в которой кипели копыта оленя, кусочки смолы и рыбьи кости. Вода в плите почти выкипела, и на дне ее загустел желтоватый студень клея. Серый Медведь достал из-под шкуры гладко выструганное древко стрелы, расщепил его, смазал клеем и вставил в расщеп черенок наконечника. Туго обмотал конец стрелы оленьими жилами, а к другому концу приклеил несколько перьев. Осмотрел стрелу, довольно хмыкнул и отложил к уже готовым.
--Ну, как охота?--спросил он у Волка.
--Горан стреляет лучше меня,--ответил тот,--но мое копье летит дальше и точнее, чем копье Горана.
--Каждый день стреляй в цель и…--Неожиданно Серый Медведь выхватил из-за спины короткую дубинку и молниеносно опустил ее на голову Волка. Но дубинка угодила в шкуры, так как Волк уже стоял в двух шагах в стороне и улыбался.
--Хорошо!--кивнул Серый Медведь.--Вот тебе за это!-- Он протянул Волку пучок стрел с наконечниками из черного льда. На каждой стреле была вырезана черточка с четырьмя зарубками--знак Волка.
--А шаман?--Волк нерешительно протянул руку к стрелам.
Шаман приносил из страны Огня черный лед и отдавал его мастерам. И все оружие, которое изготовляли они, между охотниками он распределял сам.  У него были свои любимчики, которым доставалось хорошее оружие, были и противники, чем-то ему неугодные. Таким доставалось оружие похуже. Но молодым охотникам шаман никогда не давал копий и стрел с наконечниками из черного льда, и они вынуждены были делать наконечники сами, разбивая куски кремня и гальку. Конечно, таким оружием трудно было убить большого зверя, и на охоте молодые охотники держались позади, им приходилось быть загонщиками и носильщиками.
--Что шаман,--проворчал Серый Медведь.--После того как Медведь сказал ему, что невидимый Бог видит, что дети голодают, а мясо гниет в  шамана, и ему предстоит отчет на небе перед Богом, он стал давать Медведю такой черный лед, из которого не сделать даже хорошего резца. Медведь сам ходил в страну Огня и принес черного льда. Хватит надолго. И он любовно похлопал ладонью по туго набитому кожаному мешку.
--И что там, в стране Огня?--Глаза Волка вспыхнули.
--Горы, как и здесь, равнины, как и здесь--пожал плечами Серый Медведь,--горы только дымятся, а степи ворчат.
--Но шаман говорит, что горы убивают каждого, кто осмелится подойти к ним.
--Не убили, как видишь,--ухмыльнулся Серый Медведь и добавил серьезно.-- Хозяин воюет с Хозяйкой Большой воды. Она живет в жилище изо льда на дне моря. Два медведя охраняют вход в жилище, зубастые касатки и акулы ходят дозором вокруг него. Давным-давно каменный хозяин посватался к Хозяйке Большой воды. Но не захотела Хозяйка сменить лазурные просторы на каменный плен и отказала ему. С тех пор и воюют они. Им нет дела до людей.
--Ты же веришь в невидимого Бога, почему говоришь о местных богах?
--Не скоро, видимо, отвыкну. Привычка. Конечно, местные боги ничего не могут сделать против Невидимого.
--Но огненные слуги сожгли целый отряд Горанов,– возразил Волк.
--Они попали в чужую драку, как на охоте попадает неосторожный охотник под стрелы своих.
--А что там, за страной Огня?--допытывался Волк.
--Так далеко Медведь не ходил… Но откуда приносит Большая вода стволы высоких деревьев, из которых делают плоты? Здесь такие деревья не растут. Медведь думает, что там,--он махнул рукою в сторону восходящего солнца,--густые леса, широкие реки и очень много дичи.
--Так почему же гораны не ходят туда?
--Никто не знает дороги через страну Огня, кроме шамана,--вздохнул Серый Медведь,--а может, не знает и сам шаман.
--Волк узнает,--выпрямился молодой охотник.
Серый Медведь покачал головой. Потом, подумав, посоветовал.
--Пусть Волк расспросит детей. Шаман сменил уже пятерых: никак не подберет себе помощника. Может быть, кто-то что-то видел. Но…--Серый Медведь снова покачал головой,--опасно ходить в страну Огня. Да и для чего это Волку?
--Для чего?--Глаза Волка повлажнели.--Уже давно,-- тихо сказал он,--Волк завидует своим предкам, Горану и Волку, которые ходили за краской для смертельных стрел, завидует своим братьям волкам. Они ходят, куда хотят, и нет границ их охотничьим угодьям.
--Волк так думает?--насмешливо хмыкнул Медведь.--А разве семья волков не изгоняет чужаков со своего участка?
--Пока не вырастит детенышей,--кивнул головой Волк.--А потом…--Голос его зазвенел.--Настает время, и волки уходят со своих угодий, как перелетные птицы снимаются со своих гнездовий. Они бегут далеко-далеко и видят новые страны. А гораны… Гораны здесь, как в загоне. Со всех сторон границы чужих племен, всюду запреты. Живут как в душном жилище. И разве племени не нужны новые охотничьи земли? Сколько раз было: не приходят олени-- и племя голодает. А переселиться некуда.…..
…..Гладкие стены, отполированные водами в течение тысячелетий, сверкали свежими, будто умытыми красками --синими, красными, голубыми.
«Вот бы племени такие краски»,--подумал Волк. Не удержавшись, он попытался наскрести красок со стен ущелья, но только затупил копье о твердые скалы.  Травы здесь почти не было, кусты опушились маленькими зелеными листочками, ягоды еще не поспели. Поэтому не было и дичи, и Волку пришлось питаться запасами, сделанными по дороге. Каменные люди, животные, птицы окружили его со всех сторон и, казалось, двигались, когда охотник начинал идти быстрее.  За каменной страной начались травяные равнины. Травы здесь были не такие зеленые, но зато очень высокие, так что Волк иногда полностью скрывался в них. Идти стало труднее. Появились первые деревья: береза, ива, ольха. Их становилось все больше, они соединялись в редкие рощицы, которые, в свою очередь, переходили в леса, заросшие кустарником.
Клубы пара и дыма заволокли горизонт. Чем ближе подходил к ним Волк, тем выше поднимались они, сливаясь в серовато-черные тучи. Эти тучи время от времени прорезали белые столбы, которые поднимались над ними, застывали на мгновение и падали, рассыпаясь. Местность теперь понижалась, и, перевалив через очередной пологий холм, Волк, наконец, вступил в долину горячих водяных столбов.
Здесь царствовал серый цвет. Каменные изваяния навеки застыли над зелеными и голубыми озерами, кипящими в каменных чашах, обрамленных каменными кружевами. Струи пара с шипением пробивались сквозь почву, плотным горячим туманом заволакивая воздух. Лопались пузыри в грязевых лужах.  Резкий противный запах мешал дышать, и даже сквозь толстые мокасины Волк чувствовал, как обжигает ему ноги горячая земля. Серые горбики здесь и там вздувались над почвой. На вершинах горбиков в углублениях кружилась зеленоватая вода. Время от времени из глубины доносились раскаты грома, и в воздух взлетали клубы пара и горячие водяные фонтаны. Они рассыпались вверху мелкой белой пылью и падали вниз, растекаясь горячими ручейками, заполнявшими каменные чаши, углубления.
Одни горбики извергали фонтаны почти беспрерывно, другие затихали на какое-то время, а из самого большого горба струились только редкие струйки пара.  Волк подошел к нему поближе и тут же отскочил, напуганный страшным грохотом. Высоко в воздух взлетел огромный водяной столб, заливая окрестности струями кипятка. Толщиною с небольшое жилище, он подбрасывал камни, гальку, песок, которые градом падали на землю.  Обваренный паром, Волк едва успел укрыться за скалу, а столб продолжал бить вверх с шипением, гулом, грохотом. Постепенно он желтел, становился все темнее, а когда стал темно-коричневым, исчез.
Волк обошел верхнюю часть долины и неподалеку от большого горба наткнулся на остатки шалаша.  «Наверное, шаман ночевал»,--решил он и начал внимательно обследовать долину, заглядывая во все щели и углубления… Услышав грохот, Волк возвращался к Большом столбу и любовался чарующим зрелищем.  «Но ведь не смотреть на водяной столб приходил сюда шаман»,--думал Волк и продолжал искать, отходя все дальше от остатков шалаша.  И вот, обшаривая отдаленный уголок долины, он наткнулся на щель в скале.
Волк снял лук и ослабил тетиву. Из мешочка, висевшего на поясе, он достал дощечку с ямочкой посредине, палочку и хорошо высушенный древесный порошок, завернутый в шкуру. Насыпал порошок в ямочку, захлестнул тетивой палочку и, опустив ее конец в ямку, начал водить луком взад и вперед. Легкий дымок появился над ямкой, вспыхнул небольшой огонек. Волк начал подкладывать в ямочку мелкие ветки, и, когда они разгорелись, высыпал их на сложенный в кучу хворост. Костер разгорелся, Волк вытащил из него горящую ветку и засунул в щель.
--Что ж,--подумав, сказал Медведь.--Ищи. Вы, молодые, всегда чего-нибудь ищете. Медведь и сам был такой. Ищи, если тебя ведет забота о племени. Так расспроси детей!– повторил он и потянулся за новой заготовкой. А Волк пошел к детскому жилищу.  Это был самое плохое жилище стойбища. Облезлые, дырявые шкуры, кривые шесты, никаких украшений, а на полу вместо шкур охапки сухих водорослей и ветки кедрача. Да и одежда детей, сшитая из старых вытертых шкур, могла бы вызвать жалость у каждого, кто не был знаком с обычаями племени.
В двенадцать лет мальчиков отбирали у матерей и отдавали на воспитание наставнику, старому опытному охотнику. И сразу же для них начинались тяжелые дни.  До двенадцати лет им доставались лучшие куски мяса, ягоды, рыба. Их ласкали нежные руки матерей, о них заботились старики и старухи. Теперь они питались жилистыми кусками, обсасывали рыбьи головы. Если раньше их грели зимой теплые меховые одежды, теперь они дрожали от холода, кутаясь в старые облысевшие шкуры. Редко они ночевали в жилище, проводя по нескольку дней в походах, где спать приходилось просто на земле. Поднимали их рано утром, когда особенно хочется спать, и целый день они не знали покоя. Стреляли в цель, метали копье, бегали, прыгали, плавали, часто в ледяной воде. Время от времени наставник заставлял их состязаться друг с другом. Победитель становился вождем жилища до следующих состязаний. Когда наставника не было, он командовал своими товарищами и водил их на охоту.
Мальчики учились изготавливать оружие, одежду, разделывать туши убитых животных, вычиняли шкуры. Только вечером у общего костра могли они отдохнуть, слушая рассказы и поучения наставника или других старых охотников.  Здесь они иногда узнавали о невидимом Боге, о подвигах лучших охотников племени, о жизни богов, об охотничьих хитростях. Здесь они знакомились с жизнью и обычаями чужих племен, узнавали, как пройти в далекие земли.
А вот жизнь помощника шамана была намного легче. Он вволю ел, тепло одевался, а когда шаман уходил, мог спать, сколько хотел. И все же никто из мальчиков не хотел быть помощником шамана. Да и неудивительно. С ранних лет они видели, что наибольшим почетом пользовались лучшие охотники племени. На пиру они сидели рядом с вождем, на охоте первыми бросали копья в дичь, на совете их слово было таким же важным, как слово вождя и старейшин.
Конечно, слово шамана было тоже очень важным, а иногда даже и решающим, но шамана больше боялись, чем уважали, а кто же из мальчиков хочет, чтобы его боялись, кто не мечтает об охотничьих и военных подвигах? Да и с друзьями разлучаться не хотелось.
Волку повезло: вигвам охранял Красный Нос, бывший помощник шамана. Он дремал у входа, склонившись на копье, пофыркивая вечно красным носом, за что и получил свое имя. Не удержавшись от соблазна, Волк тихо скользнул за спину Красного Носа и резким движением выхватил у него копье. Но в следующее мгновение вынужден был отбить удар ножа, направленный прямо в его горло.
--Тс-с-с,--прошептал молодой охотник,--это Волк.
--Вижу,--обиженно проворчал Красный Нос, обтирая копье.
--Нужна помощь.
Красный Нос горделиво выпрямился. Редко молодые охотники обращались за помощью к детям, поэтому Красный Нос мгновенно забыл об обиде.
--Собери всех, кто был в помощниках у шамана, и вечером приведи за жилище Серого Медведя. Волк будет ждать.
Когда старший приказывал, расспрашивать не полагалось, поэтому Красный Нос, наклонив голову, сказал только одно слово: «Хорошо». И тут же изумленно раскрыл глаза. Волк исчез. Он не ушел, не отпрыгнул. Он просто растворился в темноте. Не многие в племени владели умением исчезать, Волк научился от своего предка, который научился у основателя племени Горана. А Краный Нос видел это в первый раз…
…Ребята сидели рядышком на одном бревне, на котором Медведь обычно разделывал мясо, и тихо говорили о чем-то, но сразу замолкли, как только увидели Волка.
--Пусть каждый вспомнит, что он видел у шамана, когда был в помощниках,--сказал Волк.
--А еще,--начал Прыгун, будто бы продолжая рассказ,-- у шамана в жилище за шкурами есть священное жилище. Нас туда не пускали.
Все остальные согласно закивали головами.
--Прыгун один раз попробовал войти,--добавил он, подумав,--но шкуры связаны ремнями. А пока Прыгун их развязывал, вернулся шаман и выгнал Прыгуна. С тех пор Прыгун перестал быть помощником шамана.
--Шаман часто ходит в Горячую долину,--сообщил Рысь.--Только в верхний конец,--добавил он.--Но что шаман там делает, Рысь не знает. Шаман не брал Рысь с собой. Говорил--Рысь еще маленький.
--А еще перед священным танцем шаман ест красный гриб,--перебил его Прыгун.--И когда водит охотников в священную хижину, чтобы они поговорили с предками, сжигает белый порошок, и от него идет серый дым. Прыгун один раз подышал этим дымом. Кружится голова, и видится всякое…
--От серого дыма люди засыпают,--вспомнил Рысь. – Как-то шаман не успел закрыть лицо шкурой и сам заснул. Рысь хотел посмотреть, что там, в жилище, за шкурами, но заснул тоже.
--Шаман водит стариков к Светящемуся озеру,-- сказал молчавший до сих пор Красный Нос.--Они купаются там. Красный Нос раз пошел за ними, но шаман заметил его и сильно побил. Красный Нос долго болел. Думал, умрет.
--Можешь показать, где это озеро?--оживился Волк. Красный Нос взял в руки ветку и нарисовал на земле кружок.
--Стойбище,--сказал он и провел черту.--Надо идти к Теплой долине,--он провел извилистую линию,--пересечь ее вот здесь и войти в Каменную долину.--Он провел вторую ломаную линию и в самом верху нарисовал два столбика.--Две скалы близко друг от друга. Между ними проход. Он зарос кустами, и его не видно. За проходом озеро.
Волк кивнул, запоминая рисунок.  Кто-то из племени как-то рассказывал, что давным-давно храбрый охотник гнался за горным бараном. Он убил барана на высокой вершине и посмотрел вниз. Небольшими кучами хвороста показались ему жилища, между которыми ползали мухи-люди. Реки превратились в маленькие ручейки, озера--в лужицы, а лес стал травой.
А еще охотник ясно видел все охотничьи дороги от их начала и до конца. С тех пор, говорили, что научились люди чертить на шкуре, бересте или просто на земле путь. И рисунки эти помогали понять и запомнить дорогу лучше слов.
-- Шаман злой,--снова заговорил Прыгун.--Прыгун вырастил щенка, и щенок очень любил Прыгуна. А шаман, когда выгонял Прыгуна, убил щенка. Может, Прыгун и виноват, но щенок ведь не виноват…
--И жадный,--добавил Красный Нос.--Забирает себе много мяса и шкур, а никогда никому не дает этого мяса. А когда оно загнивает, выбрасывает. А где же невидимый Бог Горана и племени?
 Мальчики замолчали, удрученные неприятными воспоминаниями.
-- Молодцы,--похвалил их Волк.--Если узнаете что-нибудь еще о шамане, расскажите.
Ребята ушли, распрямив плечи, гордясь полученным заданием. Остался только Красный Нос.
--Не мог бы Волк научить Красный Нос… исчезать,-- смущенно попросил он, когда мальчики отошли подальше.
Волк улыбнулся.
--Отчего же,--сказал он.--Это легко. Сначала учись бить копьем из любого положения, не замахиваясь, быстро, еще быстрее, как можно быстрее. Каждый день. Отпрыгивай, бегай, бей рукой и ногой как можно быстрее. Потом подбрасывай шкуру и попадай в нее копьем. Когда перестанешь промахиваться, начинай подбрасывать камень. Когда научишься попадать копьем в летящий камень, возьмешь камень поменьше и научишься попадать в него копьем, рукой, ногой. Потом в совсем маленький камень. И продолжай отпрыгивать, бегать… Твои шаги станут быстрыми, как у рыси, и легкими, как у волка. Вот тогда и научишься исчезать. Смотри.--Он шагнул влево.-- Твои глаза идут за мной. А теперь?
И он быстро прыгнул вправо. Красный Нос с изумлением увидел пустое место.
--Волк уже за жилищем,--смеялся Волк.--Пока Красный Нос поворачивал голову, переводил глаза, Волк успел бы спрятаться за любой куст, распластаться в траве. Запомни. Главное--быстро. Иди и учись.
Красный Нос ушел, а Волк уселся на бревно и начал думать. Воспитанный в страхе перед духами и их слугой шаманом, в отличие от своего предка, он не мог понять, почему мальчики не боялись шамана, подсматривали за ним и даже осуждали. «Наверное, прежний шаман был сильнее,--наконец решил Волк.--Да и Волк в детстве почему-то не так уж сильно боялся духов»,--вспомнил он. Волк не понимал, что в детстве сказочные существа не могут вызывать постоянный страх. О них вспоминали только тогда, когда о них говорили. Постоянный страх приходил с годами и порождал веру. А вера сковывала свободу мыслей, поступков, сдерживала желание все узнать, увидеть своими глазами, даже самое страшное, загадочное. Желание, которым дети и отличались от взрослых.
Именно вера в духов помогала шаману держать в страхе опытных охотников, запугивать женщин. Вера не позволяла людям задавать вопросы. А если кто-нибудь и осмеливался спрашивать, шаман всегда мог ответить: «Так хотят духи». Но дети еще не научились бояться духов. Поэтому-то они и следили за шаманом, пытались разобраться, как он общается с духами, самим их увидеть, узнать… А Невидимый Бог пока не вытеснил в их душах шамана.



















               



                Г Л А В А  3



         Через несколько дней горы, наконец, угомонились. Потускнело зарево над ними. Земля еще подрагивала, но море успокоилось, и охотники смогли отправиться за моржами, лежбище которых находилось на границе с Прибрежными. Тихо скользили по воде плоты, сделанные из сухих бревен. Охотники, прикрывшись водорослями, лежали на плотах, подгребая руками, копьями, направляя плоты вдоль берега.  Плоты обогнули скалу, и перед глазами охотников открылся широкий галечный пляж. Сотни и сотни темно-серых туш покрывали его. Рев, визг, мычание сотрясали воздух. У самой кромки прибоя резвились молодые моржи, гонялись друг за другом, ныряли в набегавшие волны, выскакивали на берег, толкались, переползали через туши взрослых, падали и снова ковыляли к воде, неуклюже отталкиваясь ластами. Тревожно похрюкивали моржихи, подзывая детенышей, неподвижно замерли самцы, опираясь массивными головами на длинные клыки. А еще выше, на каменных глыбах, лежали сторожа, внимательно осматривая берег.
Касатки не любят мелководья, а других морских хищников моржи не боялись, потому что даже белые медведи не рисковали нападать на них в воде, а подстерегали на суше, там, где моржи становились неуклюжими и беспомощными.  Поэтому сторожа на лежбище не обращали внимания на плоты, принимая их за обыкновенные бревна, которые несли на себе кучи гниющих водорослей.  Охотники рассчитывали подобраться поближе к лежбищу и, отрезав моржей от моря, убить нескольких животных копьями и дубинками. Мясо моржа жестко и невкусно, но зато их толстой шкурой с редкими волосами хорошо было покрывать вигвамы, а салом моржей гораны наполняли свои светильники.
Ну и самое главное, конечно, у моржей были клыки. Из клыков можно сделать отличные наконечники для стрел, гарпунов, копий. Можно было также вырезать украшения, фигурки людей и животных, помогающие их владельцам на охоте.  До лежбища было совсем близко, когда страшный удар подбросил передний плот в воздух. Вода забурлила, и на поверхность вынырнула огромная клыкастая голова старого моржа. Он быстро подплыл ко второму плоту и влез на него передней частью тела, нанося удары по бревнам длинными желтыми клыками. Под тяжестью туши плот погрузился в воду. Два бревна отлетели от связки, лопнули кожаные ремни, и охотники очутились в воде. Третий плот с молодыми охотниками стал быстро удаляться от берега. Вскочив на ноги, охотники гребли копьями, шестами, ветками, связанными в пучки.
--Убийца, убийца!--кричали они.
Да, это был морж-отшельник. Эти моржи не живут вместе с сородичами, но далеко от них не уплывают. Злобные, угрюмые, они нападают на всех, кто попадается на их пути, в том числе и на своих соплеменников, и, в конце концов, несколько самцов, объединившись, изгоняют их из стада.  Когда-то в молодости люди напали на отшельника, и гарпуны, глубоко вонзившиеся в его тело, долго мучили зверя. С тех пор отшельник мстил людям, где только мог. Он не погнался за третьим плотом, а повернул к охотникам, барахтавшимся в воде. И там, где он настигал очередную жертву, охотник исчезал с поверхности, а по воде расплывалось кровавое пятно.
Волк был на втором плоту. Очутившись в воде, он поплыл не к галечному пляжу, а вдоль берега, стараясь уйти как можно дальше от рассвирепевшего животного. Морж не заметил его. Вода была очень холодная, меховая одежда намокла и тянула вниз, а выбраться на берег никак не удавалось. Прямо из воды поднимались отвесные черные скалы, о которые с грохотом разбивались пенистые волны.
Волк плыл вдоль берега, теряя последние силы. Волны накрывали его. Все реже удавалось глотнуть воздуха, все ниже опускалась голова. Взмахи рук стали вялыми и беспорядочными. Он ушел под воду, вынырнул, снова нырнул, и уже не было сил поднять голову над поверхностью. И в этот самый момент сквозь тонкий слой воды, покрывавший его, он увидел какой-то черный предмет, который с плеском упал в воду. Волк судорожно вцепился в ремень и потерял сознание.  Очнулся он на берегу. Над ним склонился молодой воин с круглым девичьим лицом, на котором поблескивали карие раскосые глаза.
--Очнулся?--участливо спросил он.--Полежи, полежи. Теперь все будет хорошо.
«Это Береговой,--понял Волк.--Он меня вытащил».  Неподалеку стояли мужчины и женщины в меховых мешках-платьях и о чем-то тихо переговаривались на непонятном языке. Скуластые, с широкими лицами, они казались Волку все на одно лицо. Только морщины стариков выделяли их из толпы, да платья женщин были расшиты цветными жилами. Девушка, похожая на молодого Прибрежного, наклонилась над Волком и напоила его кислым напитком из кожаного мешка. Волк почувствовал, что в голове у него прояснилось.
--Твои братья погибли,--печально продолжал Прибрежный.--Котик видел, но помочь не мог.
--Откуда Котик знает язык горанов?--спросил Волк.
--Мать Котика была из племени горанов.—При брежный встряхнул темно-каштановой гривой волос.– Гораны и Прибрежные дружили раньше. Часто менялись мясом, шкурами. А потом… Говорят, что мать Котика сама ушла к Прибрежным людям, чтобы избавиться от шамана. Ее выбрал шаман. А она не захотела… Вот мать и ушла, чтобы избавиться от него. Шаман не давал ей проходу, а защитить никто не мог, боялись шамана. Много лет прошло, и как-то ее нашли мертвой на болоте, где растут ягоды. По следам Прибрежные узнали, что убили ее гораны. Наверное, шаман с помощниками. Подстерегли и убили.
Отец пошел отомстить и не вернулся… С тех пор наши племена не дружат,--грустно закончил он.
--Очнулся?--услышал Волк знакомый голос и вдруг увидел Горана.
Прибрежные люди спокойно расступились перед ним, не глядя на молодого охотника, как будто бы это был их соплеменник. «Значит, Горан часто бывает в стойбище Прибрежных?--подумал Волк.--Может, Горан сказал Прибрежным о Большой жертве? Но тогда почему они спасли Волка?».
--Вот видишь,--склонился Горан над другом,--Прибрежные люди спасли Волка, и теперь, --он неожиданно улыбнулся,--Волк уже сын трех племен.
--А что Горан делает здесь?--настороженно спросил Волк.
--В море приплыли большие звери. Прибрежные охотятся на них. Когда убьют--это большой запас мяса для племени. Большие звери для Прибрежных--это как олени для Горанов. Горан договорился. Прибрежные возьмут Волка и Горана на охоту.
--Зачем Горанам такая охота?
--А если олени не придут? Тогда Гораны достанут мясо в Большой воде. Хозяйка Большой воды богатая. Она сильнее Хозяина,--неожиданно закончил Горан.
--И это говоришь ты, приверженец Невидимого?
--Да. Это Нужно уважать и верования и других людей племени.
«Может, Горан и прав,--подумал Волк.--Может, Хозяйка послала моржа-убийцу, чтобы отомстить Горанам за Прибрежного? Надо помочь Прибрежным на охоте, чтобы она не сердилась. Да и самому у них поучиться».
--Хорошо,--кивнул он.
Плоты Прибрежных колыхались у берега, а воины сидели на прибрежной гальке, ожидая сигнала дозорного. Тот стоял на высокой скале, внимательно всматриваясь в море. Он должен был подать сигнал, когда большие звери подплывут поближе.  Волк с Гораном рассматривали плоты. В отличие от тяжелых квадратных плотов Горанов у Прибрежных они были из тонких стволов и заострялись на носу. Кроме того, по краям плота был устроен валик из веток и сухой травы, обтянутый тюленьими шкурами.
--Это чтобы плот лучше плавал,--объяснил горанам Котик.--А этим гребут,--показал он на длинные луки, между тетивой и держаком которых были натянуты шкуры, а сверху привязаны деревянные дощечки.--Это морские луки. А вот оружие.
Волк поднял костяной гарпун. За ним потянулся длинный ремень, кольцами сложенный на дне плота. Второй конец ремня был привязан к носовым бревнам.
--Таким не убить большого зверя,--с сомнением покачал головой Волк.
--Мы и не убиваем,--улыбнулся Котик.--Мы привязываемся к зверю, а убиваем вот чем.--Он кивнул на длинные бревна, лежащие на берегу.
--Копья,--удивленно воскликнул Волк, рассмотрев как следует эти бревна.
Да, это были копья. Но какие! Древко такого копья составлял целый древесный ствол, а к его узкому концу был привязан костяной наконечник длиной с Волка.
--Это рог морского зверя,--объяснил Котик.--Они редко заплывают в наше море…
Крик дозорного прервал его объяснения. Прибрежные люди быстро погрузились на плоты и, встав на колени вдоль бортов, ударами морских луков погнали плоты в море.

Плот, на котором сидел Волк, вырвался вперед, и скоро Волк увидел огромную черную тушу, которую принял сначала за каменный остров. Внезапно над островом взлетели два фонтана воды.
--Это так дышит большой зверь,--крикнул на ухо Волку Котик.
Теперь и Волк заметил, что остров движется, а потом вдруг он исчез, и только воронка кружилась там, где только что лоснилась черная спина.  «Зверь нырнул»,-- понял Волк. Плот остановился, ожидая, пока зверь выплывет, и снова заскользил, подгоняемый гребками луков.  К удивлению Волка, плот не поплыл к зверю. Обогнув его, он отплыл в море и только после этого направился к черной громадине. Волк заметил, что второй плот, на котором сидел Горан, обогнул зверя с другой стороны. А два плота, которые отстали от головных, теперь быстро приближались к зверю со стороны берега. Они подплыли к нему почти одновременно.
В воздухе мелькнули гарпуны, разматывая за собой ремни, и все четыре плота оказались привязанными к зверю тремя-четырьмя ремнями.  А тот, казалось, не замечал гарпунов и продолжал плыть, как ни в чем не бывало. Плот приблизился к зверю, шестеро воинов схватили копье и, раскачав его, глубоко вонзили в лоснящуюся тушу. Воины не бросали древка, а продолжали держать его, налегая всем телом на копье, стремясь вонзить его как можно глубже.  Копьями ударили и с других плотов, и тут вода взорвалась. Гигантской бабочкой взметнулся хвост морского великана, и один из плотов разлетелся вдребезги.
Брызги и волны обрушились на другие плоты. Как нитки лопнули ремни семи гарпунов. Зверь нырнул, но скоро всплыл. Теперь он тащил за собой только плот Волка, стремительно уплывая в открытое море, и прошло много времени, прежде чем, перебирая ремни руками, Прибрежным удалось опять приблизиться к зверю. Снова, мерно и слаженно раскачиваясь, Прибрежные ударили его копьем. Зверь дернулся, протащил плот еще несколько десятков метров и затих.  Только к вечеру Прибрежным удалось подтащить огромную тушу к галечной отмели. И сразу же люди облепили ее со всех сторон. Стоя по колено и по пояс в воде, они кромсали добычу, относили в стойбище куски жира и мяса и снова возвращались.
--Много мяса. Много жира,--улыбался Котик Волку.--Большой зверь--большой запас.
Горан помогал Прибрежным разделывать тушу, присматриваясь, как у них это получается. А Волк продолжал изучать оружие и плоты.
--Хорошие плоты,--сказал он, наконец, Котику,--не боятся волн. Можно плыть далеко. Почему Прибрежные люди не плавают вдоль страны Огня? Может быть, там новые земли?
-- Зачем?--пожал плечами Котик.--Прибрежным хватает дичи. А там,--он махнул рукой на восток--сильная морская река. Она волнами разбивается о скалы, и волны эти разобьют любой плот. А еще,--он испуганно оглянулся на море,--там царство Морской Хозяйки, и она утаскивает в воду плоты.
--Волк все запомнил?--подошел к ним Горан.
--Серый сделает и Горанам такое оружие,--кивнул Волк на копье и луки.--Но где Гораны возьмут рог морского зверя?
--Наконечник можно сделать из зуба мамонта,-- подсказал Горан.
Перед стойбищем Волка и Горана встретил Ворон. Как всегда, его черная накидка из меха выглядела так, как будто ее только что сшили из новой шкуры. Гладко обрамляли голову иссиня-черные волосы. Но всегда серьезное, суровое лицо Ворона улыбалось. Разгладились морщины на вечно нахмуренном лице. Взгляд холодных глаз потеплел, и лицо Ворона казалось сейчас лицом мальчишки--ласковым и открытым.
--Хозяйка воды отпустила Волка,--обрадовано сказал Ворон и дружески толкнул Волка в плечо.--Иди к девочкам. Третий день Утка ревет и отказывается от еды.
Обычно девочки жили в жилищах матерей, но часто собирались в жилище наставницы. Здесь они учились вышивать, красить шкуры, лечить больных и заживлять раны. Поссорившись, девочки опять-таки бежали к наставнице, и она мирила их. За советом тоже шли к ней. Толстая, неторопливая, с круглым добродушным лицом, наставница пользовалась всеобщей любовью, а слово ее было решающим не только для девочек, но часто и для всего племени, особенно когда охотники уходили надолго. Она жила одна в большом просторном жилище, стенки которого были увешаны пучками сухих трав, цветов, корешками… Но почти всегда ее жилище было полно молодежи. Девочки проводили здесь больше времени, чем в материнских шалашах, пока не зажигали семейный костер.
Эти костры зажигали осенью, каждая девушка свой. Принаряженные, смущенные, сидели они у костров и ждали. Воины по одному приходили из темноты, но повелительным жестом девушки отсылали их прочь. И только избранникам позволено было остаться у огня и провести там ночь. А утром, взявшись за руки, они шли уже вдвоем в жилище воина, где их ожидали друзья и подруги, подготовившие свадебное пиршество.
Когда Волк вошел в жилище наставницы, девочки смолкли, а Утка с радостным возгласом подбежала к нему. Они вышли из шалаша, сопровождаемые перешептыванием девочек и доброй улыбкой наставницы.  Медленно пошли они к берегу и уселись на кучу сухих водорослей, выброшенных еще осенними бурями. Всегда разговорчивая, Утка молчала, опустив голову.
--Почему Утка печальна?--наконец спросил Волк.-- Ведь Хозяйка воды отпустила Волка.
--Лис ходит за Уткой,--неохотно ответила девушка.--Он хочет, чтобы Утка для него зажгла семейный костер.
--Но Утка может прогнать Лиса от костра,--удивился Волк.
--Утка боится шамана. Шаман любит Лиса. Он рассердится, если Утка прогонит Лиса.
--Утка примет Лиса?--нахмурился Волк.
--Утка не зажжет костра. Так посоветовала наставница.
--Но первым к костру мог бы прийти Волк,--все еще недоумевал молодой охотник.
--Утка боится,--повторила девочка,--боится за Волка. Шаман любит Лиса. Утка примет Волка, а шаман накличет на Волка беду.--И, как бы желая отвлечь друга, затараторила.--А какие наряды шьют девочки к празднику Длинного дня! Гагарка достала немного священных красок и выкрасит платье, а сверху нашьет мелких ракушек и морских звезд… А самое красивое платье будет у Совы. Шкурка калана, а сверху блестки из черного льда и бусы из моржового зуба. Ей хорошо,--вздохнула Утка.--Ее дружок приносит ей разные зубы, а его отец вырезает из кости не только бусы, но и зверей. Все их носят, но, конечно же, лучшие достаются Сове.
--Волк принесет Утке каменные цветы и попросит Серого сделать из них украшения,--пообещал молодой охотник.
--Откуда возьмет их Волк?--недоверчиво усмехнулась Утка.
--Волк пойдет в долину горячих водяных столбов. В Горячую долину. Говорят, там есть.
--Не надо, не нужно Утке каменных цветов,-- испугалась девочка.--Пусть Волк не ходит. Лучше Утка разошьет платье оленьими жилами: это тоже красиво. Волк может погибнуть.
--Утка! Утка!--донесся от хижыны голос наставницы.
Девочка поднялась с водорослей.
--Не надо цветов!--прокричала она уже на бегу.-- Ничего не надо!
Волк завернулся в плащ, устроился поудобнее на мягких водорослях и заснул, убаюканный прибоем.  Проснулся он, когда солнце поднялось уже высоко, умылся морской водой и побежал в стойбище. В своем вигваме молодой охотник застал только женщин. Дядя Волка—Лось--был в дозоре, а его сына—Бобра--месяц назад отдали в хижыну мальчиков. Женщины работали. Мать Волка, низко склонившись над шкурой, вычиняла ее скребком. Жена Лося на прутиках поджаривала куропаток. Двоюродная сестра Волка толкла ивовую кору на плоском камне, чтобы сварить из нее коричневую краску, а ее подружка расшивала мокасины оленьими жилами.
--Волк уходит,--кивнул он женщинам, и мать Волка начала собирать в кожаный мешок вяленую рыбу и сухие ягоды. Никто не спросил молодого охотника, куда он уходит, так как злые духи могли бы подслушать ответ и подстеречь его в пути.














                Г Л А В А  4





           Волк шел по ярко-зеленой летней тундре, обходил голубые озера, ночевал у прозрачных ручьев. Подшибал копьем зайцев, куропаток, то и дело взлетавших из-под ног, бил рыбу в ручьях и озерах. Тундра оживала, наполнялась птичьим щебетом, ревом проснувшихся медведей, лаем лисиц, расцветала.  Местность повышалась. Все круче и выше поднимались холмы, и, наконец, небосклон заслонили каменные громады гор.  Волк шел вдоль ручьев по узким ущельям. Гладкие стены, отполированные водами в течение тысячелетий, сверкали свежими, будто умытыми красками – синими, красными, голубыми.
«Вот бы племени такие краски»,--подумал Волк. Не удержавшись, он попытался наскрести красок со стен ущелья, но только затупил копье о твердые скалы.  Травы здесь почти не было, кусты опушились маленькими зелеными листочками, ягоды еще не поспели. Поэтому не было и дичи, и Волку пришлось питаться запасами, сделанными по дороге.  Каменные люди, животные, птицы окружили его со всех сторон и, казалось, двигались, когда охотник начинал идти быстрее.
За каменной страной начались травяные равнины. Травы здесь были не такие зеленые, но зато очень высокие, так что Волк иногда полностью скрывался в них. Идти стало труднее. Появились первые деревья: береза, ива, ольха. Их становилось все больше, они соединялись в редкие рощицы, которые, в свою очередь, переходили в леса, заросшие кустарником.  Клубы пара и дыма заволокли горизонт. Чем ближе подходил к ним Волк, тем выше поднимались они, сливаясь в серовато-черные тучи. Эти тучи время от времени прорезали белые столбы, которые поднимались над ними, застывали на мгновение и падали, рассыпаясь.
Местность теперь понижалась, и, перевалив через очередной пологий холм, Волк, наконец, вступил в долину горячих водяных столбов.  Здесь царствовал серый цвет. Каменные изваяния навеки застыли над зелеными и голубыми озерами, кипящими в каменных чашах, обрамленных каменными кружевами. Струи пара с шипением пробивались сквозь почву, плотным горячим туманом заволакивая воздух. Лопались пузыри в грязевых лужах.  Резкий противный запах мешал дышать, и даже сквозь толстые мокасины Волк чувствовал, как обжигает ему ноги горячая земля. Серые горбики здесь и там вздувались над почвой. На вершинах горбиков в углублениях кружилась зеленоватая вода. Время от времени из глубины доносились раскаты грома, и в воздух взлетали клубы пара и горячие водяные фонтаны. Они рассыпались вверху мелкой белой пылью и падали вниз, растекаясь горячими ручейками, заполнявшими каменные чаши, углубления.
Одни горбики извергали фонтаны почти беспрерывно, другие затихали на какое-то время, а из самого большого горба струились только редкие струйки пара.  Волк подошел к нему поближе и тут же отскочил, напуганный страшным грохотом. Высоко в воздух взлетел огромный водяной столб, заливая окрестности струями кипятка. Толщиною с небольшой шапаш, он подбрасывал камни, гальку, песок, которые градом падали на землю.
Обваренный паром, Волк едва успел укрыться за скалу, а столб продолжал бить вверх с шипением, гулом, грохотом. Постепенно он желтел, становился все темнее, а когда стал темно-коричневым, исчез.  Волк обошел верхнюю часть долины и неподалеку от большого горба наткнулся на остатки шалаша.
«Наверное, шаман ночевал»,--решил он и начал внимательно обследовать долину, заглядывая во все щели и углубления…
Услышав грохот, Волк возвращался к Большом столбу и любовался чарующим зрелищем.  «Но ведь не смотреть на водяной столб приходил сюда шаман»,--думал Волк и продолжал искать, отходя все дальше от остатков шалаша.  И вот, обшаривая отдаленный уголок долины, он наткнулся на щель в скале.
Волк снял лук и ослабил тетиву. Из мешочка, висевшего на поясе, он достал дощечку с ямочкой посредине, палочку и хорошо высушенный древесный порошок, завернутый в шкуру. Насыпал порошок в ямочку, захлестнул тетивой палочку и, опустив ее конец в ямку, начал водить луком взад и вперед. Легкий дымок появился над ямкой, вспыхнул небольшой огонек. Волк начал подкладывать в ямочку мелкие ветки, и, когда они разгорелись, высыпал их на сложенный в кучу хворост. Костер разгорелся, Волк вытащил из него горящую ветку и засунул в щель.
Там, в глубине скалы, щель переходила в небольшую пещеру, весь пол и стены которой сверкали и переливались синими и желтыми огнями.
--Каменные цветы,--восхищенно прошептал Волк.
Два дня он трудился, расширяя щель, и еще три дня выколачивал кристаллы из твердой породы. Здесь были большие и малые кристаллы, фиолетовые, светло-синие, почти совсем прозрачные. Волк отбивал самые крупные, красивые, прозрачные и складывал их в мешочек.  Молодой охотник был доволен. Никто никогда не приносил в стойбище таких цветов. Утка обрадуется.
Он продолжал искать и еще несколько раз находил каменные цветы. Но эти цветы были не такие красивые, как пещерные, кривые и мутные. «Может, шаман ходил в долину за каменными цветами?--думал Волк.--Надо спросить ребят, что он приносил из долины».
Еда кончилась. Дичи в долине не было, и Волк решил уходить. Он улегся у шалаша, рассчитывая проснуться и выйти пораньше, но…  Могучий шум поднял его глубокой ночью. Это был уже не грохот, это был какой-то адский рев, от которого качались скалы, дрожала земля. Большой столб, освещаемый отблесками подземного пламени, поднялся над долиной. Брызги кипятка долетали до шалаша. Всю ночь ревел Большой столб и затих только к утру.
Когда первые лучи солнца осветили долину, Волк огляделся и испугался. Вся долина вокруг Большого столба была залита кровавыми лужами. Кровь залила прозрачные озера, ручьи, камни. Волк зачерпнул ладонью жидкость из ближайшей лужи и понюхал ее.
--Вода, простая вода,--удивленно пробормотал он и уселся на ветки, ожидая, что будет дальше.
На этот раз не было ни грохота, ни рева. Бесшумно поднялся над землею красный столб, дрожа и переливаясь, бесшумно опал и исчез. Зачарованный величественным зрелищем, Волк просидел у шалаша целый день, не чувствуя голода и усталости. Да и неудивительно. С ранних лет Гораны привыкали подолгу обходиться без еды, сидеть без движения в засаде, ждать, не замечая времени.
Только к полудню следующего дня молодой охотник выбрался из долины. Он уже почти достиг гор, когда сильный вертикальный удар подбросил его в воздух. Падая, он успел заметить, что земля под ним вспучилась, будто шкура под ветром, а деревья стегают друг друга вершинами.  Не умолкая, грохотали подземные духи. Плясали скалы, стряхивая камни. В земле открывались трещины, в которые проваливались кусты, деревья, и закрывались, покрытые клубами пыли.
Одна из трещин подползла к ногам Волка, но он отпрыгнул и снова упал, сбитый новым подземным ударом. Тряслась земля, раскалывались горы, и между ними возникали глубокие провалы. Молодой охотник перебегал с места на место, перепрыгивая трещины, увертываясь от каменных обломков, падающих сверху. Потом толчки стали слабее и слабее и, наконец, затихли. Медленно рассеивались пылевые облака, стихал грохот камнепадов.
«Если бы Волк успел войти в ущелье, он бы погиб»,--подумал молодой охотник и долго еще стоял на краю равнины, не решаясь углубиться в горную страну.  А где же Невидимый Бог Горана? Разве можно Ему верить? Надо спросить у Горана. Может быть сила шамана сильнее!!

























                Г Л А В А  5
 




           Когда Волк вошел в стойбище, он не узнал родных мест. Толстый слой черного пепла покрыл траву, кустарник, хижины. Не было больше речки: на ее месте громоздились каменные поля, над которыми кое-где клубились дымки. Недалеко от стойбища образовалась огромная яма, из которой поднимались клубы черного дыма, вылетали раскаленные камни, сыпался пепел.  Часть хижин была уже перенесена за холмы. Люди снимали оставшиеся шалашы.
--Что здесь было!--подбежал к Волку Прыгун.-- Подземный гром, черные тучи, а потом потекли огненные реки, а потом падали раскаленные камни. Они подожгли три шалаша и убили охотника и двух женщин.
--Пошли переносить вещи шамана,--подошел к ним Красный Нос.
--Скажи,--вспомнил Волк,--шаман приносил что-нибудь из Горячей долины?
--Н-н-нет,--нерешительно протянул Прыгун.--Прыгун не помнит.
--А Красный Нос?--спросил Волк.
-- Нет. Он ничего не приносил из Горячей долины. Красный Нос помнит. У шамана не было с собой даже мешка.
«Что же делал шаман в Горячей долине?»--снова задумался Волк. Ребята убежали, а Волк отправился помогать соплеменникам. Хижину шамана разобрали последним. Люди быстро сняли шкуры, сложили шесты, но когда очередь дошла до маленького шалаша внутри, шаман отослал всех и перенес имущество сам. А двое стариков охраняли жилище, когда он уходил с очередным грузом.
Четвертый раз за последние два года люди племени Горанов меняли место стойбища. Первый раз их выгнала черная туча, бешеным бизоном пронесшаяся над долиной. Ее палящее дыхание выжгло траву, высушило озеро, задушило все живое. К счастью, наткнувшись на холмы, за которыми было стойбище, туча слегка изменила направление, но струйки ядовитого воздуха просочились в стойбище, и люди, глотнувшие его, долго болели.
Второй раз стойбище разместили слишком близко к горам, надеясь, что их каменные спины защитят людей от ядовитых туч. Но горы не захотели жить рядом с людьми и обрушили на стойбище камнепад. Пришлось уйти. Ну а третий раз стойбище стояло у моря. Как-то утром люди с изумлением увидели, что море ушло. Там, где только что пенились морские волны, блестела мокрая галька, ракушки, морские звезды, трепыхались рыбы, прятались в небольшие лужицы крабы. А потом на горизонте появился водяной горб. Он с ревом мчался к берегу, превращаясь в водяную гору, и на сушу обрушилась волна высотою в три горы. Она докатилась до стойбища и отхлынула, оставив на траве пучки водорослей, рыб, стволы деревьев, гальку.
А на горизонте уже поднималась новая волна, выше первой, увенчанная шапкой грязно-желтой пены. С ревом летела она к берегу и налетела на сушу, залив ее водяной толщей высотой с дерево. Люди бежали из стойбища к недалеким холмам и оттуда, бессильные, с горечью наблюдали, как гибнут их жилища, имущество, оружие, запасы пищи. Все было смыто и унесено бешеной водой. Новые и новые волны накатывались на берег, вырывая с корнем кустарник, занося илом и сором траву.
Немногое удалось собрать потом Горанам. Они остались без пищи и крова. Все пришлось делать заново. Да, плохое место выбрали Гораны. Зачем они ушли от  мест, где обитали их прелуи: Горан, Волк, Птица, Серый. Слишком близко живут слуги Каменного Хозяина. Теперь вот к стойбищу пришла огненная гора. Она выросла из ямы, посыпая окрестности пеплом, разливая огненными реками. Дрожала земля, падали камни. Дичь убежала далеко из этих мест. И вдруг все затихло. Гора заснула, но надолго ли?
И люди племени решили перенести стойбище еще раз, подальше от коварной горы. Теперь оно разместилось за цепью холмов, на берегу синего озера, из которого вытекала речка, бегущая в море. Занятый спешной работой, Волк так и не успел отдать Утке каменные цветы, которые принес с собой.























                Г Л А В А  6



            Не спалось. Волк накинул на плечи плащ и пошел подышать воздухом. Он взобрался на плоскую вершину холма и уселся на валуне. Рядом темнели большие и малые валуны, охватывающие вершину каменным кольцом. «Кто сложил их в кольцо?»--в который раз подумал Волк и отпрянул испуганно. Один из валунов зашевелился и поднялся над землей.
--Подойди сюда,--услышал Волк голос вождя. Массивная фигура старого воина снова застыла в каменной неподвижности.--Смотри…
Волк смотрел в ночь. Далеко-далеко в тундре теплились и мерцали четыре огонька. Они образовали четырехугольник, в середине которого горел еще одни огонек.
--Это костры дозорных,--сказал вождь.--Увидели стадо большерогих. Просят прислать десяток охотников.
--Может, обыкновенные олени?--спросил Волк.
--Нет. Тогда бы костры горели так.--И вождь очертил в воздухе треугольник.--А волосатые быки так.--И он описал рукою полукруг.--Собери молодых охотников. Пойдем сейчас.
Они шли, не останавливаясь, всю ночь, а на рассвете вышли к большой реке, возле которой их встретил Лось.
--Где же остальные?--спросил вождь.
--Следят за стадом,--кивнул Лось в сторону тундры.-- Вождь привел только молодых охотников? Ну что же, справимся. Пусть обойдут стадо и гонят к реке. А мы вчетвером будем ждать в засаде.
--Впятером,--кивнул вождь.--Волк хорошо бросает копье. И наконечники у него хорошие.
Молодые охотники недовольно заворчали. Опять они загонщики. А когда добычу убьют, тащить ее снова придется им. Старшие пойдут налегке. Вождь, услышав ропот, остановился.
--Молодые охотники обижаются,--медленно сказал он, не глядя на юношей.--Но пусть они подумают. Общая охота –это охота для племени. Это и не охота даже. Охотники собирают мясо, как женщины собирают ягоды. Женщины умеют собирать ягоды лучше, чем дети. Вот они и собирают, а дети им помогают. Умелые охотники бьют зверя лучше, чем молодые. Вот они и бьют, а молодые помогают. А если бы все бросились на дичь? Распугали бы стадо, а мяса не запасли бы.
--А разве станешь хорошим охотником, если все время будешь загонять дичь?--спросил Лис.
--Учиться надо на одиночной охоте,--нахмурился вождь.--Мало дичи на землях Горанов, нельзя учиться на общей охоте.
--А если бы пришли большие стада?--не унимался Лис.
--Тогда бы все стали охотниками. А загонщиками пошли бы молодые ловцы. Сил для охоты у них еще нет, а загонщиками они справились бы. Так было в землях, где Гораны жили раньше,--грустно добавил вождь.
Молодые охотники ушли. Они шли по большой дуге, прячась в кустарниках, обходя открытую тундру. А когда до большерогих осталось два полета копья, рассыпались цепью и начали медленно подбираться к животным. Стройные красавцы насторожились, а вожак поднял точеную голову, увенчанную целым лесом развесистых рогов, и повернулся к людям. Но люди шли не спеша, не кричали, не размахивали руками, и поэтому большерог не подал сигнала тревоги, а повел стадо прочь от охотников, все время сохраняя безопасное расстояние между стадом и людьми.
Сидевшие в засаде замерли в зарослях кедрача. Ветер дул в их сторону, да и сами они, укрытые колючими ветками, казались кустами. Зоркие глаза вожака все-таки заметили неподвижные фигуры охотников, но было поздно. В воздухе зажужжали копья. Упала самка, на трех ногах убегал молодой олень. В груди вожака торчали два копья. Он взвился в воздух и огромными прыжками повел стадо в открытую тундру. Загонщики со всех ног бежали навстречу засаде, на ходу стреляя.
Только вожаку и двум молодым оленям удалось вырваться из кольца охотников. Большая сила была у вожака, но слишком много стрел торчало у него в боку, покачивалось в шее, и он упал, отбежав недалеко.  А охотники, весело перекликаясь, окружили убитых животных, определяя, чьи стрелы и копья попали в добычу. Вождь решал, кто же нанес смертельный удар, кому достанутся шкуры и рога.
Только три стрелы молодых охотников попали в оленей-большерогов, да и то вонзились неглубоко. Неудивительно: у всех у них были стрелы с кремневыми и костяными наконечниками и стреляли они на бегу. Зато обе стрелы и копье Волка глубоко вонзились в тела животных. Одну из его стрел Вождь признал смертельной.
Запылали костры. Охотники быстро разделали туши, и каждый, отрезая приглянувшийся ему кусок, тут же поджаривал его на прутике. А потом, тяжело нагруженные шкурами, мясом, рогами, охотники тронулись в обратный путь. Как и раньше, мясо и шкуры тех большерогов, которые были убиты несколькими охотниками сразу, а значит, не имели одного хозяина, сложили у жилища шамана. А Волк отнес шкуру в материнский шалаш и побежал к Серому.
--Вот,--сказал он, смущенно протягивая рога,--Волк убил сам.
--Хорошо. Серый сделает тебе рукоятку для ножа. Все остальное тоже пойдет в дело.
--А может Серый сделать украшения?
--Из чего?
--Вот,--Волк протянул мастеру мешочек с каменными цветами.
--Где взял?
--В Горячей долине.
--Хм… Ну ладно. Серый плохо режет по кости. Но Серый попросит Калана, а остальное сделает сам.
--Как?--изумился Волк.--Калан поможет Серому? Женщины говорят, что Калан завидует Серому, а Серый Калану.
Серый удивленно посмотрел на Волка.
--Пусть говорят,--махнул он рукой.--Так говорят те, кто сам завидует. Калан и Серый--братья по мастерству. Разве можно завидовать брату? Разве Волк завидует Бобру, не радуется его удачам? Да и Горану? Разве Волк злится, что Горан стреляет лучше Волка? Нет. Волк соревнуется с Гораном, но не завидует. Волк доволен, что Горан стреляет лучше других. Волк рад за брата. Запомни!--поднял он палец.--Хороший охотник не завидует никому. Он учится, соревнуется, но не завидует. Зависть--это для слабых. Для тех, кто не может. Вот они и злятся. А Серый и Калан друзья, помогают друг другу.












                Г Л А В А  7
 



           Становилось все теплее. Стаи птиц затемняли небо. Воздух звенел гоготаньем, курлыканьем, весенними песнями. Малыши били куропаток из маленьких луков прямо между шалашами. Ребята постарше охотились на озерах, и каждый день приносили в стойбище десятки гусей, лебедей, казарок, уток.  Но когда пришла пора гнездования, старейшины запретили охоту. В воздухе запищали комары, загудели слепни. Значит, скоро придут олени. Спасаясь от насекомых, они будут идти к снегам, к талой снеговой воде. А осенью вернутся обратно.
Горане готовились к охоте. И, как всегда перед такой охотой, начались соревнования. Молодежь утоптала траву на ровной плоской поляне, вырвала одинокие кусты кедрача. На дальнем конце поляны установили кожаные мешки, набитые травой. Мешки побольше служили для метания копий, а поменьше для стрел. На мешках синей краской были нарисованы оленьи, медвежьи, птичьи головы. А на головах красной краской нарисованы глаза.
К черте, проведенной с краю площадки, вышли стрелки с луками, и соревнования начались. Каждый охотник выпускал по три стрелы. Большая часть стрел попадала в мешки, но к следующему соревнованию допустили только тех, кто попал в мешок все три раза. Стрелков поуменьшилось. Теперь стреляли по два раза. Нужно было попасть в нарисованные головы. Здесь победителей было еще меньше, продолжали соревноваться только пятеро.
Теперь нужно было попасть в глаз. Стреляли по пять раз. Молодые охотники проверяли луки, тщательно выбирали стрелы. Еще бы. Кроме славы победители получат право участвовать в охоте не как загонщики, а как равноправные стрелки.  Зрители, затаив дыхание, ждали каждого выстрела и радостно кричали при удачном попадании. Стреляли по очереди. В первый раз в глаз попало четверо. Во второй--трое. Теперь должен был определиться лучший стрелок племени.
Горан, казалось, не целился. Он небрежно растянул тетиву, пустил стрелу и отошел в сторону под восторженные крики. Волк целился очень тщательно и тоже попал. А Хитрун промазал. Снова стрелял Горан, и опять его стрела, описав изящную дугу, вонзилась в глаз. Волку очень хотелось тоже попасть. Он видел, как напряженно следит за ним из толпы Утка. Волк внимательно осмотрел стрелу, долго целился и, наверное, попал бы, но неожиданно легкий полет ветерка отклонил стрелу. Она ударила совсем рядом с глазом… Волк отошел в сторону, не глядя на Утку, махавшую ему рукой.
Теперь молодые охотники разобрали копья. Сначала бросали просто рукой. Здесь равных Волку не было, и он уверенно победил всех противников. Вторым был Ворон. А третьим--высокий, гибкий Кот, запрыгавший от радости, когда объявили его имя. А потом мешки отнесли подальше и начали метать копья копье-металками.  Посредине плоской дощечки был вырезан желоб, в который и вкладывалось копье. Задним концом оно упиралось в деревянную перемычку, а сверху его придерживали кожаные ремни, приделанные к дощечке. Внизу к дощечке прикреплялась длинная гладкая рукоятка, за которую и брался охотник, метавший копье. Брошенные копья летели гораздо дальше, чем когда их бросали просто руками.
Победил приземистый широкоплечий Ворон. Его копье задело край глаза, в то время как копья остальных вонзились только поблизости. Старейшины с трудом определили второго и третьего копейщика. Это были Горан и Таймень.
--Не горюй,--утешал Волка улыбающийся Горан,--твое копье так же близко к глазу, как и копье Тайменя. Надо же было и ему в чем-нибудь победить.
Последние соревнования--бой на дубинках--больше всего нравились зрителям. Некоторые даже считали, что звание первого бойца племени почетнее, чем звание первого стрелка или копейщика. Может быть, потому, что из лука стреляли и женщины, даже иногда участвовали в соревнованиях и побеждали. Многие девушки неплохо метали копья. А вот дубинки--это был чисто мужской бой.  Вообще-то в соревнованиях участвовала только молодежь. Редко-редко кто-нибудь из охотников постарше выходил на площадку, чтобы метнуть копье или выстрелить разок из лука. Ну а уже на бой дубинками не выходил никто из мужчин, считая, что молодежь еще недостаточно крепка, чтобы драться с ними. Поэтому все удивились, когда Лмс, который видел уже тридцать зим, занял место в толпе бойцов.
Старейшина вытащил из мешка две стрелы и громко объявил имена их хозяев.  Первая пара вышла на поляну. В отличие от боевых дубинок, усеянных клыками и осколками обсидиана и кремня, дубинки для соревнований были гладкими и намного легче боевых. Кроме того, их оборачивали шкурами, чтобы смягчить удары, а на головы бойцов надевали кожаные шапки.  Посредине поляны был вытоптан круг, в котором и проходил бой. Бойцы сходились посредине круга и обменивались ударами до тех пор, пока один из них не вытеснял соперника за круг, не сбивал его с ног или не выбивал дубинку из рук. Побежденный уходил с круга, а победителей снова разбивали на пары, и так до тех пор, пока не оставались только двое, которые и выясняли на дубинках, кто же из них лучший боец племени.
Волк быстро победил одного за другим двух противников, третий сам отказался от боя. А вот с четвертым ему пришлось повозиться. Дубинка противника чиркнула его по пальцам правой руки, и некоторое время он вынужден был биться левой, пока не изловчился и не вышиб дубинку соперника далеко за пределы круга.
Двое противников Лиса сразу отказались от боя, а третьего он уложил первым же ударом. Все в племени знали, что Лис два года был первым бойцом племени. Кроме того, он учил молодежь. Поэтому его четвертый противник тоже отказался от боя, не желая, как он сказал, биться с наставником.
--Лис и Волк,--объявил старейшина, и Лис, ухмыляясь, вышел на середину круга.
Волк упрямо мотнул головой и тоже вошел в круг. Зрители взволнованно зашумели. Лис вплотную подошел к Волку. Он говорил так тихо, что только Волк слышал его.
--Лис даст себя победить, но Волк забудет о Утке… Иначе…--и он угрожающе взмахнул дубинкой.
--Нет,--вспылил Волк и поднял свою.
Песец ударил сверху, но в самый последний момент изменил направление удара и ударил по ногам. Волк отпрыгнул и тоже ударил. Он косо опустил дубинку на плечо Лиса, но попал в подставленную дубинку противника и тут же почувствовал, что неодолимая сила вырывает оружие из его рук. С трудом удержав дубинку занывшими пальцами, Волк отпрыгнул.  Они ходили друг около друга, и каждый раз, когда Волк ударял противника, он чувствовал, что его дубинка, как живая, стремится вырваться из его рук!
Серый подошел к самому кругу, внимательно наблюдая за боем. Все чаще достигали цели удары Лиса. Волк прыгал, увертывался, отступал. Он устал от предыдущих боев и чувствовал, что силы его на исходе. «Граница!»--услышал он крик Серого и, оглянувшись, увидел, что подошел к самому краю. И в этот момент страшный удар обрушился на его голову. Волк успел частично отбить его, но только частично. Закружилась голова, подогнулись колени, туман поплыл перед глазами. И в этом розовом тумане выплыло грустное личико Утки. Волк прыгнул вперед, и новый удар Лиса пришелся по земле, а молодой охотник своей дубинкой попал прямо по незащищенному горлу Лиса. Тот зашатался, отступил на два шага и, выронив дубинку, тяжело упал на вытоптанную землю.  Друзья подбежали к Волку, но Серый жестом отстранил всех.
--Плохо,--проворчал он,--забыл все, чему учился. Давно надо было идти навстречу удару. Сколько раз говорил тебе, идешь вперед--ударь противника мимо, и он раскрыт. Хорошо, хоть в конце боя вспомнил.
--А почему дубинка Волка хотела выпрыгнуть из рук?-- спросил, тяжело дыша, Волк.
--Этому Серый тебя не учил: сам не знал. Но теперь знает. Когда ты бил, Лис подставлял дубинку и поворачивал ее вот так.--Он сделал вращательное движение кистью руки.--Твоя дубинка летела в сторону и хотела улететь. Хорошо придумал.--И добавил потише.-- Бойся Лиса. Он не простит, что ты побил его.
















                Г Л А В А  8
 



         После соревнований дозорные ушли далеко на юг, а вождь снова каждую ночь ждал на холме их сигнала. Там он разводил небольшой костер и сидел, закутавшись в плащ. Время от времени вождь отходил от костра и долго всматривался в ночную тьму. Здесь и нашел его Волк, который давно хотел поговорить с вождем.  Долго он сидел рядом и молчал. Потом, осмелившись, спросил.
--А что, если оленей будет мало или они не придут, как прошлой весной?
--Народ будет голодать,--сурово ответил вождь.
--Но ведь олени все-таки идут к снегам. В ту весну Волк бегал далеко в тундру и видел большие стада.
--Там земли чужого племени. Нельзя охотиться на них.
--Но оленей хватило бы всем. И вспомни, наши предки всегда просили помнить, что племена нужно объединять.
--Я помню, но всему своё время. А оленей хватило бы. Одну весну, другую, третью. А потом? Вот почему мы не убиваем самок и малышей. Вот почему убиваем столько, сколько успеем съесть или высушить на солнце про запас. Вот почему каждое племя бережет свои стада, свои охотничьи земли. А их не так много.
--Значит, надо искать новые земли, которые никто еще не занял, и объединяться--не унимался Волк.
-- Где?--удивленно взглянул на него вождь.--Там,--он махнул рукой,--враги=--Собаки, которые идут по следу. Их много. Не справимся. А в лесах--Лесные люди. Они ни с кем не дружат и живут в чаще по малым рекам. Часто переходят с места на место.--Там,--он указал на север,-- льды лежат почти весь год. Там живут братья Прибрежных людей--Снежные люди. Там,--повернулся вождь к заходу солнца,--земли наших друзей Лохматых. А за ними-- Северные люди. Друзья-то друзья, но охотиться у себя никто не позволит, самим нужна дичь. А дальше густые леса, болота. Живут там дикие люди, обросшие волосами. Каждый из них в два раза выше и сильнее человека. Вместо палиц у них стволы деревьев. А камни кидают дальше, чем мы копья. Да и не сумеют Гораны охотиться в тех лесах. Заплутают в зарослях, завязнут в болотах.
--Это хорошо. Значит нужно объединтьь Прибрежных, Снежных людей, Лохматых и Северных. Какая будет сила! Мыбудем непобедимы и ни одно племя не пойдёт на нас войной. А там?--обернулся Волк к стране Огня.
--А вот там Серый говорит, что там могут быть новые земли, леса, много дичи. И Горан говорит. А он любознательный и с Прибрежными дружит. Он мог бы быть посланникм, но его любовт к Невидимому….
--Горан говорит, что скоро все будут верить в Невидимого.
--Может и так. Никто не знает пути через Гремящие горы. Только шаман знает, когда они засыпают, и ходит туда. Да и то недалеко: тоже боится. Только за черным льдом и к Светящемуся озеру.
--И вождь не знает?
--Давным-давно, когда Волка еще не было, а я еще не стал вождем,--припоминая, проговорил вождь,--стада оленей шли в страну Огня и не возвращались. Шли туда и волосатые быки, и даже несколько волосатых носорогов. Прежний шаман говорил, что идут они на смерть. Хозяин зверей принес их в жертву. Но кое-кто не поверил шаману. Хозяин зверей добрый. Он не стал бы приносить в жертву своих воинов. Ведь когда пляшут и грохочут горы, звери и птицы убегают подальше, обходят их. Просто горы спали, долго спали, а звери знали это и шли, не боялись. Но старейшины верили шаману и не разрешили молодым воинам пойти за стадами. А когда трое самых отважных все-таки ушли--горы через два дня загремели. «Вот,-- сказал тогда шаман,--может, Каменный Хозяин и пропускает зверей, но людей он не пропустит туда никогда».
--А те охотники?--затаив дыхание, спросил Волк.
--Они не вернулись,--грустно сказал вождь.--Это были друзья Медведя. Я должен был идти с ними, но повредил ногу.
--Значит, прежний шаман говорил правду? Гремящие горы не пускают людей?
--Не знаю. Может быть, просто охотники замешкались. Звери прошли, а люди нет.
--Но разве шаман не понимал этого? Шаман ведь самый мудрый человек племени.
--Шаман знает тайны страны Огня. И в этом его сила. Он приносит черный лед: пламя делает оружие. Велика власть шамана. Больше, чем у вождя. А на землях, где, может быть, нет огненных гор, где всего вдоволь: дичи, ягод, где много незанятых охотничьих земель,--там у шамана не будет большой власти. Шаман хорошо понимает это. И Горан тоже понимает вот и тянет людей к своему Невидимому.
--Но, может, там нет дичи и ягод? Может, там живут свои охотники?
--Животные не шли бы на плохие земли. Корма хватит и здесь. Значит, там корма еще больше. Здесь на них охотятся люди. Значит, там не охотятся. Иначе животные побоялись бы идти Гремящим мостом, который всегда может зашататься, засыпать их камнями, сжечь. Да и птицы часто летят туда. Летят и оттуда, осенью. Значит, не погибают. Просто их выгоняют холода.
--А звери? Олени ведь тоже уходят от зимы.
--Не так далеко, как птицы. Значит, та земля большая. Есть куда уйти. Птицы не боятся Гремящей страны, а звери боятся.
--Но почему вождь не расскажет об этом племени? Не заставит шамана показать людям путь в те земли?
--Люди поддержат шамана,--вздохнул вождь.--Шаман делит мясо, раздает лучшее оружие. Шаман знает путь к Светящемуся озеру и водит туда старейшин. Они верят шаману.
--Волк тоже знает путь к Светящемуся озеру,-- заносчиво сказал молодой охотник.
-- Вождь тоже,--насмешливо улыбнулся Медведь,--но ни Волк, ни вождь не знают, когда можно туда ходить. И Горан знает и вот он ничего не боиться. Ты бы объединился с ним.
--Он мой друг и мы когда-нибудь отправимся в путь.
 





















                Г Л А В А  9
 



          Вождь ходил на холм много дней. Вместе с ним ходил и Волк. Он расспрашивал у вождя, как живут другие племена, учился говорить жестами, с помощью которых можно разговаривать с человеком любого охотничьего племени, не зная его языка.
--Волк не такой, как все,--одобрительно заметил как-то вождь.--Волк любит учиться. Волк будет вождем и победит шамана.--Глаза вождя блеснули хитрецой.
--Нет. Шамана победит Горан. А для чего шаман ходит в Горячую долину?--спросил Волк.
Вождь задумался.
--Шаман часто ходит в Горячую долину,--сказал он.-- Но ничего там не делает. Только смотрит. Молодые охотники как-то видели, сказали вождю. Смотрит на горячие водяные столбы. И как только вернется в стойбище, собирается в страну Огня. А иногда сидит дома, и тогда горы пляшут. Один раз у старейшины заболели кости. Шаман пообещал сводить старика к Светящемуся озеру. И других стариков тоже.
У них всегда побаливают кости, а после купанья перестают. Озеро успокаивает боль. Так вот. Шаман сходил в Горячую долину и не повел стариков. Может быть, он узнал там, что идти нельзя?
«Красный водяной столб,--вспомнил вдруг Волк.-- Волк его видел, и скоро после этого плясали горы, бушевали огненные слуги. Да и другие водяные столбы были большие, громко шипели. Это они говорили, что у Каменного Хозяина будет праздник. Значит, когда они спокойные, можно идти в страну огня».
Костры на юге все не зажигались, и вождь очень тревожился.
--Видно, олени пошли стороною,--сказал он, наконец, и спустился с холма, не дожидаясь рассвета.
На следующую ночь дежурил Волк. Он-то и увидел далеко-далеко во тьме золотистые мерцающие точки, выстроившиеся в треугольник, а рядом мерцало еще пять точек. Волк поднял вождя.
--Стадо идет большое,--кивнул вождь, всмотревшись во тьму,--идет по долине мимо стойбища.
Загонщики заняли места в зарослях кедрача по обе стороны долины, а стрелки затаились в зарослях ниже по течению речки. Они накрылись шкурами, прикрепили к головам рога и теперь, издалека, сквозь заросли, казались настоящими оленями.  Шорох, перерастающий в костяной грохот, усиливался, и, наконец, сплошной лес рогов, вытянутых голов с влажными глазами залил долину. Олени бежали, постукивая копытами, сталкиваясь рогами. Дозорные, пропустив стадо, шли за ним, время от времени пугали его криками, но держались поодаль, чтобы стадо не свернуло в другую долину. А, приблизившись к долине, побежали прямо на оленей, громко крича и размахивая руками.
Теперь стадо пропустили загонщики, а как только оно побежало мимо них, сомкнулись позади цепью и с воплями погнали вниз по долине на стрелков. Видя впереди своих сородичей, олени продолжали бежать вдоль реки. Когда в воздухе засвистели первые стрелы, они все еще не могли понять, откуда стреляют, и бежали прямо на охотников.  В ход пошли копья. Сбросив шкуры и рога, люди метались среди обезумевших от ужаса животных, разили копьями, били дубинками.
Вся долина покрылась серовато-коричневыми тушами, а охотники продолжали гнаться за убегавшими оленями, бросая копья из копье-металок, стреляя из луков. Волк и другие молодые охотники, победившие в соревнованиях, далеко опередили старших и могли, поэтому, бить оленей копьями. Замахнувшись копьем, Волк вдруг почувствовал резкую боль в плече и остановился, выронив копье. На него наткнулся Кот и тоже остановился. Остановились и Хитрун с Гораном.
--Стрела,--удивленно сказал Горан, выдергивая стрелу из плеча друга.--Чья-то стрела случайно попала в Волка.
Хитрун осмотрел стрелу.
--Странно,--пробормотал он.--Метки нет.--И добавил, подумав.--Это не глупая стрела. Кто-то стрелял в Волка.
Подбежавший Ворон услышал последние слова Хитруна. Он был сзади и видел, что случилось.
--Это старики,--проговорил он, задыхаясь от бега.--Им не нравится, что молодые охотники стреляют лучше их. Старики не хотят, чтобы молодые были охотниками.
Хитрун согласно кивнул.  Несколько дней племя разделывало туши. Женщины нарезали мясо тонкими ремнями, которые потом развешивали вялиться на солнце. Коптили мясо в густом дыму, жарили. Вытягивали жилы, скребли и вычищали шкуры, дубили их в солевых растворах, красили корой ивы, земляными красками.  Старейшины не работали. Мало работали и стрелки. Все легло на плечи молодежи и женщин. Только Таймень улизнул в свой шалаш и отлеживался там, лакомясь свежим мясом.
Наставница накладывала на рану Волка целебные травы, перевязывала ее травяной повязкой. Стрела вонзилась неглубоко, и уже через три дня Волк свободно двигал рукой.
--Волк убежал от стрелы,--посмеивался Хитрун.--Если бы Волк стоял или бежал медленнее, стрела бы пробила плечо.
--А может, и спину,--мрачно добавил Ворон.--На бегу плохо целиться.




                Г Л А В А  10
 



           Наставница собирала целебные травы, цветы, корешки, а девочки помогали ей. Некоторые травы и цветы нужно было срывать ранним утром, другие вечером, ночью… Целый день круглая фигура наставницы маячила вокруг стойбища, то склоняясь, то снова выпрямляясь. Целый день журчал ее мягкий, ласковый голос, прерываемый девичьим взвизгиванием, хохотом, разговорами. Она вновь и вновь повторяла, когда и как рвать ту или иную траву, что с чем смешивать. Как варить, высушивать, какие болезни какой травой лечить. Но девочки слушали невнимательно, больше собирали букеты и плели венки из красивых цветов. Только не по летам серьезная и молчаливая Ветка да Утка, напуганная раной Волка, прислушивались к ее наставлениям.
Женщины постарше собирали мохнатую траву, сдирали молодую кору ивы, вымачивали их, терли на камнях, свивали нитки и веревки, которые переплетали потом в легкую ткань для летней одежды и повязок. Из коры березы делали корзинки для ягод и грибов, время для которых, правда, еще не наступило.
Небольшие стада оленей все еще шли мимо стойбища, и охотники, накрываясь оленьими шкурами, подбирались к ним, поражая стрелами и копьями… Вслед за оленьими стадами шли волки. Они охотились на слабых, больных и отставших оленей. Волчьи стаи сопровождали оленей в теплые края, а к весне возвращались в снежную страну. Недаром Гораны называли их «оленьими собаками».

Когда приходила весна, волчья стая распадалась на пары. Каждая пара занимала свое прошлогоднее логово или рыла в земле новое. А волки и волчицы, оставшиеся одинокими, селились неподалеку от семейных сородичей и помогали им воспитывать волчат. Больше всего логовищ было в Волчьей долине, и когда волчата подрастали, Волк отправлялся туда, чтобы познакомиться со своими новыми братьями, захватив с собой мясо и вяленую рыбу для угощения. Он пересек гряду холмов и вышел к знакомому логову. Сначала волчата забились в нору, но, видя, что взрослые волки спокойно обнюхивают человека, осмелели и вскоре уже резвились возле его ног, выхватывая угощение прямо из рук, отталкивая друг друга.
Самец забрался на вершину ближайшего холма и завыл, поворачивая во все стороны лобастую голову.
«Приглашает на совместную охоту»,--понял Волк.
Он залег в кустах, приготовил лук и стрелы, а волки, обежав заросли кедрача, редкой цепочкой начали прочесывать его, выгоняя на Волка зайцев и косуль. Когда они, наконец, подбежали к нему, неподалеку от молодого охотника лежало три зайца и две косули… Одного зайца и половину косули Волк забрал с собою, а остальное оставил своим серым друзьям.
Через месяц волчата научились узнавать шаги Волка и выбегали к нему навстречу, ласково урча и помахивая куцыми хвостиками, а один прошлогодний волчонок провожал его до стойбища, но, испуганный шумом и многолюдьем, каждый раз убегал обратно к логову. Он сопровождал Волка в его походах и любил лежать у ног человека, внимательно наблюдая за малейшими изменениями выражения лица молодого охотника. И Волк проводил со своими серыми друзьями больше времени, чем со своими сверстниками.




                Г Л А В А  11




          Вернувшиеся птицы уже откладывали яйца, и молодые охотники с ребятами отправились к черным скалам. Еще издали ребят оглушил птичий гомон. И неудивительно. Тысячи и тысячи пернатых вились над скалами, перьевым ковром покрывали утесы, улетали в море на ловлю рыбы и вновь возвращались. У них не было гнезд. Прямо на камни, между россыпями каменных обломков, откладывали они яйца и здесь же их высиживали.
Яйца имели форму груши и поэтому не падали с выступов даже при порывах сильных морских ветров, а цветом они ничем не отличались от морской гальки. Поэтому хищники, да и другие обитатели птичьего базара, которые не прочь были полакомиться яйцами соседей, плохо их видели. Гомон, писк, щебет стояли над скалами. Прогревали на солнце белые брюшки кайры; суетились чистики, важно расхаживали гагарки, потряхивали изящными чубчиками конюги. Желтые носы ипаток, красно-голубые тупиков, черные, серые, розовые сплетались в разноцветный ковер. Издалека казалось, что черные уступы усеяны цветами.
Птицы не боялись хищников. Пернатые не решались нападать на такое скопище, а звери не могли забраться по скалам. Но…
Взобравшись на скалы с пологой стороны, ребята спускались на длинных кожаных ремнях в птичье царство и собирали яйца в кожаные мешки. Птицы, впрочем, относились к этому разбою довольно спокойно. Люди не трогали их, а поэтому не было нужды поднимать тревогу, улетать, защищаться. Ну, а яйца… Что ж, можно будет снести новые.
Как только мешок наполнялся, его подтягивали наверх, а там пересыпали яйца в большие плетеные корзины, которые дети относили в стойбище. Женщины варили яйца в кожаных мешках, опуская туда камни, раскаленные на костре. Готовые яйца очищали от скорлупы и растирали на плоских камнях, а порошок высушивали на солнце, заготавливая на зиму.
А потом наступил День рыбы. Сотни тысяч кет, горбуш, чавыч заполнили реку, блестели, переливаясь живой радугой, серебром. Их было столько, что копье, брошенное в косяк, стояло, поворачиваясь, как живое, и двигалось вместе с рыбами вверх по течению. Рыбу били копьями, шестами, черпали корзинками, хватали руками на перекатах.  Два-три движения острым ножом--и на землю летели головы и внутренности, а жирные просвечивающие тушки женщины развешивали на ремнях вялиться на солнце, коптили в дымокурах, засаливали. Отдельно сушили икру. Работали все, даже маленькие дети. За недолгие дни хода рыбы надо было успеть заготовить ее как можно больше.
Стонали от обжорства полудикие собаки, крутившиеся под ногами у людей. Сотни пернатых хищников вились над рекою, лакомились нежным сочным мясом лососей. Волки, лисы, рыси, росомахи, песцы выедали только мякоть, или головы, или икру, в зависимости от вкуса, бросали недоеденное. Наевшись, таскали рыбины на берег, заваливали их камнями, засыпали песком про запас. Медведи, бок о бок с людьми, тяжело плюхались в воду, выбрасывая на берег полуметровых чавыч, пестрых горбуш со сросшимися удлиненными челюстями, серебристую кету…
Всеобщий мир наступил у реки. Пищи хватало всем.  А рыба все шла и шла, обдирая чешую на каменистых перекатах, перепрыгивая водопады, без отдыха, без пищи… Она плыла в верховья реки, где когда-то из икринок появилась сама, откуда начался ее далекий путь по реке в океан.
--Хороший ход,--одобрительно говорили старейшины, осматривая запасы,--хватит надолго.
Серый  не ловил рыбы, и Волк несколько раз оттаскивал ему в жилищк то крупную жирную кету, то чавычу, которую в племени называли вождем рыб. И каждый раз, когда Волк входил в шалаш, Серый прикрывал шкуркой что-то, над чем он трудился, и принимался отжимать оленьим рогом пластинки от куска черного льда или раскалывал его на большие и мелкие куски для копий и стрел. И другие мастера племени не ловили рыбы.
Дуб сверлил костяной трубочкой полосатые камешки. Насыпал на камень крупный песок и, захлестнув тетивой трубочку, вращал ее, время от времени подсыпая песок.  Просверленные камни он нанизывал на оленью жилу, и получалось красивое ожерелье.  Одинокий Калан, покусывая длинные свисающие усы, вырезал из клыка мамонта фигурки оленей, волков, медведей…Он был хорошим мастером, и фигурки получались, как живые. Очень приятно было нашить такие на одежду, прикрепить к ожерелью.
Мамонтовой кости у мастеров было немного. Редко забредали в земли племени волосатые гиганты.  Трудно было убить их копьями, а стрелы увязали в толстой шкуре. По нескольку дней гнались за мамонтами охотники, кидали в них новые и новые копья, пытались подрезать сухожилия, пока северные слоны не падали обессиленными. Опасная это была охота, хотя мамонты почти не защищались и пускали в ход бивни, хобот, толстые ноги только тогда, когда им преграждали путь. Иное дело--шерстистые братья мамонтов, носороги. Маленькие глазки их наливались кровью при одном только виде охотников. Опустив массивную голову, увенчанную длинным черным рогом, носорог бросался на людей, поддевал рогом, высоко подбрасывал в воздух, растаптывал. Так погиб сын Серого. С тремя товарищами он наткнулся в тундре на шерстистого носорога. Молодые охотники в первый раз встретились с носорогом и решили, что справятся. Разойдясь полукругом, они метнули в шерстистого копья. И в тот же момент носорог бросился на них. Он казался неуклюжим и медлительным, но бегал не хуже оленя. Двое бросились бежать, двое ждали носорога, выставив копья. Но остановить взбешенную махину копьем было то же, что палочкой преградить путь каменной лавине. С пронзительным криком взлетел в воздух один охотник, подброшенный страшным рогом, упал и замер неподвижно.
Молниеносно повернувшись, носорог догнал второго охотника, успевшего отскочить, сшиб его и растоптал. А потом, утробно фыркая, погнался за двумя беглецами и гнал их до самого озера. Озеро было широкое, вода ледяная, и, хотя носорог не полез в воду, он бегал вдоль берега, не давая охотникам выйти из воды. Им пришлось плыть через озеро в тяжелой меховой одежде, пропитавшейся водою. Доплыл только один. Он и рассказал о случившемся.













                Г Л А В А  12




             Солнце всходило все раньше, все позже заходило. Ночи становились все короче. Наступил праздник Длинного дня, дня, когда не бывает темноты.  Два дня женщины готовили пищу к празднику. Мясо и рыба копченые, жареные, сваренные в кожаных мешках, яйца, мозги, молодые побеги, коренья, лук, сушеные грибы, жир, порошок из высушенных ягод.  Более ста блюд умели приготовить женщины племени. Запивали яства перебродившим соком ягод.  Для любителей напитков покрепче в сок ягод добавляли мухомор, истертый в порошок.
Готовились к празднику и мужчины. Они разрисовали лица друг другу веселыми праздничными красками-- розовой и желтой. Две длинные полосы вдоль носа обозначали волосы основателя племени--медведя, а синие круги вокруг глаз--его глаза.  Продольные полосы на груди обозначали свялявшуюся шерсть. Любившие пощеголять надевали ожерелье из клыков хищников, а на голову каждый повязывал повязку с пышным султаном разноцветных праздничных перьев--зеленых, желтых, красных… Старейшины накинули на плечи плащи, сделанные из меха. Изготовить плащ было очень престижно, и ценились они очень высоко.
Старейшины не спеша, важно, шли навстречу гостям-- людям из племени Лохматых. Юноши и девушки Лохматых смешались со своими сверстниками Горанами и тут же затеяли шумную возню. Девушки рассматривали наряды друг друга, украшали одежду и волосы цветами, обменивались украшениями. Юноши боролись, бегали наперегонки, прыгали. Соревнования по стрельбе и бой на дубинках на праздниках запрещались.
А старейшины Лохматых, усевшись в кружок вперемежку со старейшинами Горанов, вели неторопливую беседу. Лица Лохматых были размалеваны желтой и коричневой красками. Так же, как и Горанов, были подчеркнуты нос и глаза…  Белая краска, окаймляющая губы, обозначала оскаленный рот медведя, так как они тоже считали свой род, происходящим от Медведя. Поэтому и жили по соседски мирно с Горанами.
На плечах Лохматых тоже висели медвежьи шкуры, выменянные у соседей, так как по законам племени ни один из них не мог охотиться на своих четвероногих братьев--медведей.  После взаимных приветствий начался торг. По знаку вождя молодые воины вынесли несколько мешков с обсидианом и красками, медвежьи шкуры и ожерелья из медвежьих клыков. Лохматые положили рядом мамонтовые бивни, шкурки каланов и бусы из ракушек, выменянные ими у Прибрежных людей.
Время от времени то тот, то другой старейшина подходил к товарам, внимательно осматривал их и откладывал в сторону часть товаров из кучи своего племени, если ему казалось, что кучи неравноценные. Когда же, по мнению всех, кучи уравнялись, в них начали подкладывать отложенные товары в строгом соответствии с уже установленной меновой ценой.
Торг закончился, и все направились на широкую площадку в центре стойбища, устланную оленьими шкурами, на которых стояла еда и лежали кожаные мешки с веселящими напитками.  Старейшины ели не спеша, степенно передавая друг другу мешки с напитками. Молодежь же быстро насытилась и затеяла танцы под рокот бубнов и писк костяных дудок, которые музыканты время от времени передавали кому-либо из танцующих, чтобы потанцевать самим.  Сначала танцевали танец Оленя--любимый танец обоих племен. Девушки с зелеными веточками в руках, изображающими оленьи рога, переступая мелкими шажками, кружились посреди поляны--«паслись». А юноши с ветками потолще-- «копьями»--подползали к ним, внезапно вскочив, врывались в толпу, «кололи» «копьями» и, подхватив на плечи «убитого оленя», тащили за пределы поляны, а подружки старались отбить «жертву», вернуть в «стадо».
Это был танец-игра, и продолжался он долго, до тех пор, пока последний «олень» сам убежал с поляны. После этого девушки побежали в шалаши, чтобы переодеться для самого главного танца--танца Цветов.  Когда они снова вышли на поляну, юноши замерли, ослепленные. Каких только не было тут нарядов!
Платья, расшитые разноцветными оленьими жилами, с нашитыми на них ракушками, осколками обсидиана. Платья, раскрашенные разными красками, и одноцветные платья: синие, красные, желтые… Шили их из шкурок песцов, выдр, соболей, куниц. Шкурки долго скребли, вымачивали, чтобы они стали мягче и тоньше, чтобы ниспадали плавными складками. Мех на шкурках подстригали или выщипывали. Ожерелья из зубов зверей, из морских ракушек, из пластинок моржовой кости с нанесенными на них узорами сверкали на солнце, переливались чистыми красками…
Ветка расшила свое платье разноцветными перьями и теперь походила на яркую пеструю птичку.  Задорно потряхивала короткой челкой веселая Кора. Она подбегала то к одной, то к другой подружке, о чем-то шептала, щебетала, пересмеивалась с ними.  Гордо держалась Сова в платье из золотисто-коричневых шкурок каланов, расшитом разноцветными жилами. Ожерелье се из пластинок моржовой кости свисало ниже пояса, и на каждой пластинке был вырезан свой узор, раскрашенный в какой-то цвет. Цельная полукруглая пластинка прикрывала ее лоб. На этой пластинке были вырезаны люди, растения, животные.
Сова улыбалась под завистливыми взглядами и вдруг увидела Утку. Улыбка ее мгновенно погасла.  Сделанное из оленьей шкуры, платье Утки было такое тонкое, что напоминало легкое травяное платье. Утка полностью выщипала всю шерсть и долго мяла, скребла, вымачивала шкуру. В отличие от простых платьев, которые мешком сидели на женщинах, мягкие складки платья Утки плавно ниспадали вниз, добавляя грациозности и без того стройной девичьей фигурке. Платье ее было расшито всего несколькими узорами, но зато это были совершенные узоры, сразу привлекающие взгляд. Ожерелье из перламутровых пластинок, тщательно отшлифованных, было не коротко, не длинно, в самый раз.
Оно выгодно отличало ее от тех девушек, наряды которых топорщились от украшений. Но самой главной в украшениях Утки была налобная пластина. Вырезанная из моржового клыка, она казалась окаменевшей паутиной, настолько тонкими узорами покрыл ее старый Кот. И в этих костяных кружевах сверкали и переливались фиолетовые, нежно-синие каменные цветы.  Девушки толпой окружили Утку, не в силах оторвать восхищенных глаз от этого чуда, а она, смущенно и радостно улыбаясь, бесконечно счастливая, благодарными глазами искала в толпе Волка, который только что, перед танцем, подарил ей это украшение.
Сова убежала, капризно оттопырив губки, умолкла Кора, Ветка проталкивалась через толпу, чтобы поближе рассмотреть узоры на платье. Но заиграли дудки, и танец начался. С венками на головках, с пышными букетами цветов в руках, девушки кружили по поляне, плавно приседали, помахивая букетами, сводя их вместе в один большой букет, и вновь рассыпались по всей поляне, превращая ее в цветущий луг. Глухо, задумчиво рокотали бубны, тонко попискивали костяные дудки. Но постепенно темп убыстрялся, и на поляну выбежали юноши. Они высоко подпрыгивали, перебегая с места на место, резко меняя направление, наносили удары, поражая невидимого врага, а потом разбежались по поляне, срывая каждый свой «цветок», уводя его с поляны под смех, визг, болтовню и слезы «несорванных» «цветов».
Наконец в круге осталась одна Белка. Она не плакала, но не могла скрыть огорчения. Еще недавно девушка верховодила среди подружек, дружила с мальчиками, которые охотно принимали ее в свои игры. В беге, в прыжках, в стрельбе--она ни в чем не уступала им. Резкая, решительная, слово ее было законом для сверстниц, да и для молодых сверстников тоже. А потом как-то вдруг все изменилось.  Подружки, весело болтавшие между собой, умолкали при ее приближении, сторонились ее. Юноши тоже редко смотрели в ее сторону. Время детских игр прошло, а в танцах… Вот и опять. Никто не захотел «сорвать» ее, и это не в первый раз. Она стояла одна, с опущенной головой и думала.
Вглядываясь в воду, Белка убеждалась, что она ничем не хуже других девушек, и платье ее не хуже. Танцевать она тоже умеет. В чем же дело? Не первый раз думала девушка об этом, но никогда ей не было так горько, как на этом празднике. Она видела, что Ворон не «сорвал» ни одного «цветка». Но он не «сорвал» и ее, а ушел один. А ведь раньше они так дружили…
Мягкая теплая ладонь опустилась на голову девушки.
--Белке грустно,--услышала она голос наставницы. – Наставница видит.
--Но почему, почему?!--не сдержалась девушка.--Чем Белка хуже других?!
--Пойдем, – сказала наставница, уводя Белку с поляны.--Слушай. Мать защищает детеныша. Почему?! Детеныш слабый, беспомощный. Посмотри! Юноши хвалятся перед девушками силой, ловкостью, потому что девушки слабые. Не друг перед другом: тогда может быть драка. Перед девушками. Девушки слабые, и юноши показывают, что могут защитить их. Они сами этого не знают. Они просто хвалятся. Но получается так. А Белка сильная. Кто же будет защищать сильную?--Наставница помолчала немножко и продолжала решительно.--Пусть Белка научится скрывать силу, казаться слабее, чем она есть. Ходить медленнее, а не бегать, говорить тихо, а не грубо…
--Но почему женщина должна быть слабее?-- возмутилась девушка.
--Так у всех. Волчица слабее волка, олениха слабее оленя, женщина слабее мужчины… Но слабее ли? Воин ранен, болен. Кто защитит и накормит племя? Вот и подумай. Нужно ли, чтобы женщины были, как мужчины? Кто же тогда будет вместо женщин? А женщины главнее, чем мужчины. Для племени… Вот. Подумай…
Наставница обняла девушку за плечи и повела обратно в гудящую толпу.
Волк не любил танцев. Поэтому он ушел с поляны, как только «сорвал» Утку, и подсел к воину Лохматых--Рыбаку, с которым познакомился еще на прошлом празднике.  Старейшины осоловели от сытной еды и веселящих напитков. Им захотелось петь. Сначала каждый тянул свою песню. Но потом кто-то запел «Гуся, который остался», ее подхватили воины, любившие эту песню, и заглушили всех остальных, сопровождая пение хлопками ладоней.
«Стая улетела,--говорилось в песне,--а один гусь, с больным крылом, улететь не смог. Он смотрит на пролетающие стаи и вспоминает, как летал вместе с другими. Он плавает возле берега и не прячется от врагов. Он уже умер, хотя еще жив».
Язык Лохматых мало чем отличался от языка Горанов, поэтому песню пели все. Потом Лохматые затянули свою племенную песню, в которой славились сила и ловкость их воинов.
«В толпе врагов он, как медведь в стае волков,--хрипло выводили воины,--и если даже погибнет, то много врагов погибнет вместе с ним».
С другой поляны донеслась женская песня о цветочке-ребенке и его маме--горячем весеннем солнышке.  Эта песня была намного мелодичней мужских песен, и все невольно смолкли, прислушиваясь. Воспользовавшись паузой, Волк тихо спросил у Рыбака.
--Почему Лохматые выменивают черный лед у людей Горанов? Разве у Лохматых нет своего шамана? Разве шаман Лохматых не ходит в страну Огня?
--Шаман-то есть,--тихо протянул Рыбак,--но в страну Огня не ходит.
--И никто из Лохматых не знает дороги туда?
Рыбак задумался. Может, Филин,--сказал он нерешительно и добавил, оживившись.--Пусть Волк пойдет с Лохматым, когда они будут возвращаться в свое стойбище. Пусть сам расспросит Филина. Филин теперь не уходит далеко от стойбища. Но когда-то много ходил.
















                Г Л А В А  13
 



          Солнце еще только-только порозовило сопки. Зелень казалась темной в серо-жемчужном свете, когда Лохматые отправились в путь. Они шли след в след, изгибаясь длинной вереницей между пологими холмами, петляя между прозрачно-голубыми озерами, исчезая в темно-зеленом кедраче, пересекая быстрые говорливые потоки. Это была не ходьба и не бег, а что-то среднее между ними. Выбирая кратчайшие пути, охотники передвигались очень быстро и уже к вечеру второго дня подошли к своему стойбищу.
Землянки Лохматых были вырыты на склоне большого холма, у подножия которого пенилась небольшая речушка, там, за горизонтом, впадавшая в большую реку, которая несла свои воды в страну Холода.  Волк никогда еще не был в стойбище Лохматых и теперь с интересом рассматривал их жилища. Утрамбованные ступеньки вели вниз. Стены землянок были выложены жердями и завешены шкурами, а сверху землянки покрывали жерди и шкуры, на которых лежали валуны и черепа животных. Грубо размалеванный жертвенный столб был увенчан черепом медведя. Несколько людских черепов были надеты на верхушки землянок.
--Это черепа врагов,--объяснил Рыбак. Шкуры и жерди жилищ почернели от дыма.
«Видно, Лохматые живут тут давно,--понял Волк.-- Лохматые не меняют так часто стоянок, как Гораны. Да и переносить жилища им тяжелее. Надо рыть землю».
--А вот жилище Филина,--показал Волку Рыбак.
У входа, закутавшись в плащ, сидел старик с белоснежной головой. Запрокинув голову, он подставил лицо вечерним лучам. Было тепло, но старик мерз, все время запахивал плащ и зябко поводил плечами.
--Это гость из племени Горанов,--подвел к нему Волка Рыбак.--Волк шел сюда, чтобы поговорить с Филином.
--А… садись, садись,--открыл глаза старик.--О чем же хотел поговорить Волк?
--Филин знает путь в страну Огня?--спросил молодой охотник.
Глаза старика повлажнели.
--Страна Огня…--медленно проговорил он.--Давным-давно это была большая Зеленая страна. Травы, как кусты, цветы, как голова человека, грибы, как голова оленя. Все было большим в этой стране. А потом Большая вода напала на Зеленую страну. Был страшный бой, и Большая вода захватила земли Зеленой страны. Только огненные жилища Каменного Хозяина не смогла захватить вода. Так и остались они стоять… Давно это было. Очень давно. Деду Филина рассказывал его дед, а тому--его… и так очень-очень много дедов… Никто не знает, сколько. Говорят, отряд молодых воинов пошел искать новые земли. Говорят, они прошли страну Огня и прислали гонцов. Гонцы сказали, что там, за страной Огня, новая земля и много дичи. Гонцы звали племя на ту землю, но пошли немногие. Остальные сказали: «Зачем идти? Дичь есть и здесь. А там чужие земли, чужие боги. Кто знает, что будет там?» И не пошли. А кто пошел--не вернулись. Может, так и было. Может, они и сейчас живут там. А может, этого не было. Кто знает? Давно это было. Нет, Филин не знает пути в страну Огня,--неожиданно закончил он.







                Г Л А В А  14




            Волк шел домой, размышляя обо всем, что увидел и услышал. «Один говорит одно, другой--другое,--думал он.-- Что там, за страной Огня? Большая теплая зеленая страна? Стада, которых хватит на всех и все будут охотиться? Новые звери, которых не видел никто? Или еще больше огня, бешеные пляски Каменного Хозяина? Есть ли туда путь? Или шаман прав и Каменный Хозяин убивает каждого, кто захочет пройти эту страну? Впрочем, сам он ходит туда, правда, недалеко, только до окраины. А может, прав Филин и кто-то уже прошел Огненную страну и увидел, что там, за нею…».
 Радостный визг прервал его размышления. Волчонок, выкатившийся из-за кустов, бросился на грудь Волку, мгновенно облизал его лицо и тут же прилег у ног, внимательно глядя в глаза человеку. Волк почесал за ушами звереныша и пригладил вздыбившуюся шерсть. Тот присел на задние лапы и, запрокинув голову, провыл охотничий сигнал волков: «Они приближаются». Затем вой перешел в низкое горловое рычание. «Люди»,--понял Волк. Рычание сменилось повизгиванием. «Они вооружены»,-- разобрал сигнал молодой охотник.
Волчонок повернулся к солнцу и затявкал часто, отрывисто и тихо. «Одни самцы», «крадутся», «идут с юга»,--не без труда улавливал Волк.--«Их много, целая стая», «они далеко». Примерно в семи-восьми переходах от стойбища,--определил по громкости тявканья молодой охотник. Нахмурившись, Волк поспешил к стойбищу и, не заходя в материнский шалаш, сразу же побежал к вождю.
--Враги,--встревожился Медведь, выслушав Волка.-- Надо готовиться.
Он послал гонца к Лохматым за помощью и созвал на совет старейшин.  Пламя костра высвечивало орлиный профиль вождя, переливалось медью на его бронзовом лице, отражалось в черных глазах. Неподвижно сидели старейшины, старшие воины. А тьма за пределами поляны дышала, перешептывалась, двигалась. Там собрались женщины, молодые охотники, дети.
--Волки сказали,--сообщил тихо вождь,--враги. С юга. Что будем делать?
--А как волки могут говорить?--спросил Прыгун за спиной у Волка.
--Рычат, лают, воют. Кто понимает, поймет,--ответил ему Красный Нос.
--Волки поселяются парами,--объяснил Прыгуну Рычь.--У каждой пары свой охотничий участок. Когда надо что-то передать, волк поднимается на холм и воет соседу, а тот дальше…
--Все понимаю,--согласился Прыгун,--но вот как волки указывают, откуда идут люди? Может, головой?
--Так ведь сосед не видит соседа…--вмешался снова Рысь.
--Волки слышат лучше людей. Они голосом показывают: откуда--куда,--обернувшись, объяснил ребятам Горан.
Поднялся Серый и толпа затихла, прислушиваясь.
--Врагов надо встретить оружием,--сказал Серый.-- Засадой.
Молодые воины одобрительно зашумели.
--Да так, чтобы не ушел ни один, не донес своему племени,--добавил вождь.
--А если кому-нибудь удастся уйти?--поднял голову Лось.--Если беглец потом приведет много-много воинов?
Старейшины молчали.
--Пусть шаман спросит у духов,--наконец предложил Калан, и остальные согласно кивнули.
На этот раз шаман был закутан в шкуру медведя. Лицо его было закрыто черной деревянной маской, на которой поблескивали обсидиановые глазки, и скалилась желтыми клыками намалеванная красной краской пасть.  Он распахнул шкуру, и вдруг костер вспыхнул зеленоватым цветом, ярко освещая поляну. От него поплыли серо-желтые клубы дыма, окутывая присутствующих. От этого дыма стекленели глаза, опускались головы старейшин, а шаман, неуклюже притопывая и подвывая, кружил вокруг костра.
--Пусть племя пошлет навстречу идущим гонца мира. Пусть гонец несет в руке сломанную стрелу--знак мира. Пусть его ярко освещают факелами четыре воина без оружия. Пусть племя готовит богатые подарки идущим, чтобы ушли они с миром.
--А если враги не примут подарки?--спросил Серый.-- Или заберут подарки, убьют гонцов и все-таки нападут на Горанов?
--Чужие--они плохие люди,--поддержал Серого  Большой Медведь.--Они не любят мира, они любят добычу.
--Возьмут подарки и уйдут. Ладно,--задумчиво сказал Калан.--Принесут подарки к своим и придут за новыми подарками, пока не перетаскают все наше добро. И все равно нападут.
--Тогда Гораны встретят их оружием,--сказал Лось.--А сейчас дадим подарки.
--Врагов слишком много,--печально покачал головой Большой Медведь.
--Нет, только засада,--решительно рубанул ладонью воздух Серый.--В засаде один воин стоит трех. Проучим этих, другие не полезут.
--Каменный Хозяин не хочет драки,--снова заголосил шаман.--Дадим врагам подарки, враги уйдут.
--А если не захотят уйти?—с сомнением пробормотал Старый Пень.--Если их боги сильнее Каменного Хозяина?
Старейшины молчали, склонив головы. Нерешительно переговаривались старшие воины. Вождь поднял жезл Горанов, и все умолкли. Сделанный из моржового клыка, жезл был покрыт тончайшей резьбою, в которой можно было рассмотреть оскаленные звериные морды, фигурки животных, рыб, птиц, листья растений, цветы. Венчала жезл медвежья голова, выкрашенная красной краской.
Голову покрывали чешуйки, искусно вырезанные старыми мастерами, полураскрытый рот был полон больших острых зубов. На рукоятке резьба почти стерлась, отполированная ладонями десятков вождей, носивших этот жезл.
--Будем защищаться,--твердо сказал вождь и высоко поднял копье.
Одно, второе копье медленно, нерешительно поднялись над головами, и сразу же за ними целый лес копий вырос над толпою. Воины проголосовали за битву. Старейшины молчали.
--Шаман не пойдет с воинами,--прокричал шаман.-- Каменный Хозяин не поможет воинам в бою.
--Воинов поведет вождь. Медведь поможет воинам,-- властно поднял руку Медведдь.--Пусть все, кто боится Каменного Хозяина, охраняют стойбище. А лучшим храбрецам,--он обернулся к молодым,--разрешат быть охотниками, а не загонщиками.
Перед боем в племени распоряжается только вождь. Теперь ни шаман, ни старейшины не имели права голоса.  Вождь послал женщин и молодых воинов копать ловчие ямы в долине. Ямы копали заостренными копьями, рогами оленей, отбрасывая землю лопаточными костями, руками.  На дно ямы вбивали заостренные колья, острием вверх, а сверху покрывали ямы ветками и дерном. Между холмами, окаймлявшими долину, устроили завалы из кедрача, а к завалам натаскали сушняка. Конечно, долину можно было обойти и попасть к стойбищу другим путем, но, как сказал вождь: «Они не знают, что Гораны их ждут, и пойдут прямым путем».
Воины постарше приводили в порядок нагрудники, сделанные из шкур, на которые нашивали костяные бляхи. Прикрепляли новые знаки к кожаным шапочкам, чтобы они могли смягчить удары дубин по голове.  Неустанно работали мастера, изготовляя наконечники копий и стрел, а старейшины прикрепляли их к древкам, оперивали стрелы.  Разведчики ушли навстречу врагам, а остальные воины отдыхали перед битвой. Ночью прибежал разведчик.
--Они приближаются,--кричал он,--ночуют у озера. Завтра они придут.
Стойбище всполошилось. Воины начали разрисовывать лица боевым узором. Желтые круги вокруг глаз изображали глаза рыси, а красные полосы вверху и внизу губ, которые протянулись до ушей,--ее пасть. Выкрашены были и верхушки ушей, которые стали теперь кисточками рыси, и щеки--ее бакенбарды. Вождь разделил воинов на четыре отряда. Отряд молодых выступил навстречу врагам, а два небольших отряда залегли у завалов на холмах. Большая же часть воинов спряталась за поворотом долины в двух полетах стрелы от стойбища.
Утром подошел небольшой отряд Лохматых, состоящий из молодых воинов.
--Мы пришли сами,--объяснил Рыбак вождю,--шаман говорил с духами. Духи сказали, что многие гибнут. Старшие не захотели идти…
--Хорошо,--кивнул вождь и подозвал Хитруна.--Пусть Хитрун поведет Лохматых длинным путем,--вождь описал рукою дугу,--и, когда начнется битва, ударит чужим в спину.
Прибежал второй разведчик.
--Я обогнал их, но скоро они будут здесь,-- сообщил он.
Все заняли свои места. Молодые воины сгрудились в середине долины, и, когда разведчики чужих выглянули из кедрача, то увидели, что молодежь полностью поглощена игрой в летающий шар. Разбившись на две группы, они подбрасывали в воздух кожаный мешок, набитый травой, и кидали в него копья. Группа, попавшая в мешок большее число раз, забирала одного игрока из проигравшей группы. Он обязан был подбирать и подавать копья победителям. И так до тех пор, пока все игроки не переходили в одну группу.
Разведчики вернулись к отряду, и чужие, разбившись на две группы, начали обходить играющих по зарослям, чтобы замкнуть их в кольцо. Но кто-то из игроков заметил их, и Гораны с испуганными криками побежали к стойбищу. А чужие, потрясая копьями и дубинками, погнались за ними.  Проходы между ямами были обозначены ветками, поэтому ни один из Горанов не провалился в ловушку. А распаленные погоней чужие не заметили западни, и лучшие их воины проваливались в ямы прямо на колья. Молодые Гораны тут же развернулись и обрушили на врагов копья и стрелы, а из-за поворота вышел их основной отряд.
Яростные крики чужих сменились воплями и стонами. Сбрасывая деревянные маски, бросая дубинки и копья, они побежали прочь. Но навстречу им уже летели копья Лохматых, зашедших со спины. А когда, стремясь выскочить из кольца, враги побежали к боковым холмам, запылал кедрач, перемешанный с сушняком, и полетели копья воинов, сидевших в засаде.
Только небольшая группа чужих сопротивлялась. Став в круг, враги отбивались копьями и дубинками и убили нескольких Горанов и двоих Лохматых, прежде чем упали под ударами, которые сыпались со всех сторон. Остальных чужих перебили поодиночке. Радостные крики звенели над долиной. Только вождь хмурился. Увлекшись битвой, воины не заметили, как трое чужаков скрылись. Теперь они расскажут о гибели отряда и чужие придут отомстить.
--А может,--успокаивал вождя Серый,--враги напуганы и запретят своим воинам даже близко подходить к землям Горанов?
--Ладно,--махнул рукой вождь,--когда придется умирать, споем песню смерти. А пока время петь песню победы.
--Неужели шаман такой трус?--подошел к вождю Волк.
--Шаман боялся идти в бой, это верно,--задумчиво ответил вождь.--В бою ведь могут и убить. Но не только это. Подумай сам. Победили Гораны, и слово вождя--главное слово в племени. Чужие ушли без боя--шаман скажет: помог Каменный Хозяин. Слово шамана станет главным в племени.
«Вождь все понимает,--решил Волк.--Нет в племени человека мудрее вождя».
До глубокой ночи не смолкали в стойбище песни. До глубокой ночи танцевала молодежь. Женщины снова и снова обносили героев едой и питьем и с горящими от восторга глазами слушали рассказы о битве. Вождь и старшие воины делили захваченное оружие. Первый раз за все годы шаман не участвовал в дележе. Первый раз ему не досталось ничего из добычи. Он сидел, закрывшись в своем жилище, и не показывался.
Шаман побоялся идти на бой,--шептались воины.-- Может, он не такой сильный, как говорит?








                Г Л А В А  15
 



         Воины отсыпались, отсыпался и Волк в своем жилище, когда чей-то голос поднял его с мягкой теплой шкуры.
--Помоги,--попросил вождь и кивнул на барана с огромными рогами, который лежал у его ног.
--Вождь сам убил?--с уважением спросил Волк, зная, как трудно подобраться к этим пугливым животным.
Он взялся было за заднюю ногу барана, но вождь отстранил его и одной рукой вскинул барана на плечи, как будто это был не матерый самец, а ягненок-первогодок.
«Нет в племени человека сильнее вождя»,--с уважением подумал Волк, ступая след в след за вождем.  Они пришли в Волчью долину, и вождь сбросил барана на землю.
--Поблагодари своих братьев,--велел вождь,--за то, что предупредили племя.
Волк сложил руки у рта и провыл сигнал сбора у добычи. Первым прибежал его любимый волчонок.
--Это Серый,--объяснил Волк вождю.--Он предупредил Горанов.
Серый ткнулся носом в ноги Волка, обнюхал вождя и не спеша, с достоинством направился к барану. И тут же его братья набросились на добычу рычащим жадным клубком. Последним к добыче подошли их родители.
--Пойдем,--сказал вождь,--не будем им мешать,--и, подумав, добавил.--Ходи сюда чаще. Подружись со всей стаей. Пусть волки любят тебя, как Горана собаки. В этом твоя помощь племени.
Полудикие друзья людей редко ласкались к людям. Они предпочитали держаться на расстоянии, хотя и позволяли гладить себя женщинам и никогда не огрызались на детей. Но вот Горан… Где бы ни появилась его невысокая гибкая фигура, всегда поблизости вертелись собаки. С ним они вели себя как маленькие щенки. Тыкались носом в ладони молодого воина, лизали руки, лицо. Свирепые вожаки, в одиночку останавливающие кабана, позволяли переворачивать себя на спину, чего, как известно, не выносит ни одно животное, и блаженно жмурились, когда Горан почесывал им брюхо.
«Сможет ли так Волк?»--подумал молодой охотник.
Волк ходил теперь в долину каждый день и почти всю добычу оставлял своим четвероногим братьям. Старейшины ворчали на него, но вождь заставил их замолчать, заявив: «Это для племени».
Вскоре и самые дальние волчьи семьи подружились с Волком, не убегали от него и позволяли заползать в свои логова. Но дальше этого дружба не шла. Как и раньше, волки совершенно не выносили прикосновений. И только Серый и его братья позволяли гладить себя, хотя Волк видел, как тяжело им это. Зато стоило ему выйти из стойбища, как дружная стайка тут же оказывалась рядом, даже тогда, когда он шел просто побродить. А когда он устраивался на ночлег, волки ложились рядом, согревая охотника теплым пушистым клубком.
Наступило время линьки гусей, и молодежь на плотах гонялась по озерам за большими серыми птицами, которые не могли взлететь, но, ударяя крыльями по воде, так быстро скользили по ней, что догнать их было нелегко. Охотники ночью выезжали на бой рыбы.
 Разжигали на конце плота костерок и плыли по озеру, всматриваясь в темную глубину. И когда костер высвечивал рыбину, застрявшую в подводных зарослях, били ее копьями. Рыбаки привозили в стойбище метровых щук, огромных окуней, золотистых лещей величиною со шкуру годовалого волка и сомов, донести которых могли только двое.
   Но Гораны не очень-то любили озерную рыбу, поэтому били ее немногие.
 Остальные же воины скучали. Время ловли пушистых еще не пришло, лоси и козы обходили стойбище, а к черным баранам трудно было подобраться. Все чаще и чаще раздавались голоса: «Хорошо бы вместе с Прибрежными поохотиться на больших зверей», «С Прибрежными надо подружиться», «В их землях водятся каланы».  Нет меха теплее и мягче меха калана. Он не намокает холодным осенним дождем, греет в зимнюю стужу. Он красивее меха голубого песца и сохраняется дольше пыжика. Но редко попадал мех калана к племени Горанов. Все лежбища каланов находились в землях Прибрежных людей. Редко отваживались охотники заходить туда.  Прибрежные охраняли лежбища, и чужаку грозила смерть.
--Это все потому,--сказал шаман охотникам,--что ходите вы в одиночку. Надо послать большой отряд. Тогда Прибрежные люди не осмелятся напасть на вас. Они слабые и трусливые.
Некоторым понравилось предложение шамана, но многие были против.
--Шаман хочет, чтобы все забыли, как он трусил перед битвой,--говорил Серый Волку.--Ему шкуры не нужны. У него их хватает.
--И Прибрежные могут обидеться,--поддержал его Лось – Зачем Горанам ссориться с соседями?
--Прибрежныне люди не сделали зла Горанам,--уговаривал воинов Сосна.--Они будут мстить, если их обидеть…
--Они слабые и трусливые,--смеялся Лис.--Они не будут мстить. Ведь они не отомстили за Большую жертву.
 И большинство старейшин согласились на поход. Очень уж хотелось им получить мягкие теплые шкуры, так хорошо греющие старые кости. Калан сплюнул, узнав о решении старейшин.
-- Если бы вождь был сейчас в стойбище, он ни за что бы не разрешил похода,--сказал он. Вождь уже несколько дней охотился.
Горан слышал все это, и вечером, когда поход был уже решен, начал собираться в дорогу.
--Неужели Горан пойдет убивать своих братьев?--удивился Волк.
--Горан пойдет и предупредит Прибрежных людей,--сказал Горан.
--Но это же измена племени!--ужаснулся Волк.
--Знаю,--кивнул Горан.--Но если бы Волк знал, какие они, каланы. Это предки Прибрежных, и те никогда не обижают их. Волк ведь тоже не позволил бы обидеть волков? И потом-- Прибрежные спасли Волка, взяли на охоту. А он…
--Ну и что,--запальчиво возразил Волк.--Волк тоже спасет Прибрежного, если надо. Но не пойдет против своего племени.
--Что ж,--печально сказал Горан,--Горан пойдет один.
Волк задумался. Наверное Горану говорит его Невидимый Бог, но и Серый  против этой охоты. Многие другие тоже. Значит… Это не измена всему племени--предупредить. Но идут все же соплеменники. Надо сделать так, чтобы Прибрежные просто выгнали Горанов из своих земель. Не убивали. Тогда это уже не будет изменой.
--Волк пойдет с Гораном,--наконец решил он.
 Они вышли ночью. Горан хорошо знал дорогу, и поэтому, когда они вошли в стойбище Прибрежных людей, они обогнали отряд охотников-горанов на полтора дня.
Поняв пришельцев, вождь ударил в большой бубен, который висел перед его палаткой, и воины начали сходиться к нему, тихо переговариваясь.
--Не надо проливать крови,--сказал вождь.--Мы пошлем Горанам говорящий ремень. А сами укроемся на холмах. Если Гораны не послушаются, тогда пусть говорят копья смерти.
 Волк вздрогнул. Он уже слышал о копьях смерти, от одной царапины которых человек может умереть. Ему стало страшно за соплеменников.
--У Горанов тоже есть копья смерти,--быстро показал он руками вождю. Горан посмотрел на него удивленно: откуда?
--Волк не хочет драки,--прошептал Волк.--Пусть Прибрежные тоже боятся.
--Люди Калана заслонятся щитами,--показал вождь и кивнул на овальный щит, лежащий у его ног.
 Волк подошел поближе. На каркас из переплетенных веток лозы была натянута шкура моржа, так что с одной стороны образовалась выпуклость. А с вогнутой стороны был прикреплен кожаный ремень. «За него берутся рукой»,--понял Волк.  Воины разошлись. Ушел и вождь. Остались только Тюлень и девушка, похожая на него, которые, пока шел разговор с вождем, держались поодаль. Тюлень подошел к Горанам.
--Вождь сказал,--равнодушно сообщил он,--чтобы Тюлень показал гостям все, что они захотят увидеть.
Девушка улыбалась Горанам, но Волку показалось, что смотрит она только на Горана.
--Из чего делают копья смерти?--быстро спросил Волк.
-- Из гнилой рыбы,--сказал Тюлень и повел их к яме, от которой ветерок доносил нестерпимое зловоние.
--Яму обкладывают камнями,--объяснил Тюлень,--а щели замазывают глиной и разводят костер, чтобы глина затвердела. Валят туда рыбу, корни белой травы и немного воды. А потом закрывают яму ветками от солнца. Чтобы рыба не высохла. Разве Гораны не так делают?
--Так, так,--поспешно сказал Волк.--Но какую рыбу кидают в яму люди Калана?
--Годится всякая. Но лучше кета,--пожал плечами Тюлень.-- А лучшие копья вот. И он вытащил из шалаша вождя копье, на конце которого чернела длинная острая колючка.--Это хвост плоской рыбы. Они, эти рыбы, лежат на дне и этой колючкой убивают добычу. Они, эти рыбы, живут только в море. У Горанов таких нет. А колючки эти ядовитые, и когда их еще смажешь соком смерти. И живут они долго. У Горанов таких нет,--снова сказал он.--Остальные копья слабые. Через два дня они уже не убивают.
«Так вот почему Прибрежный показал чужим сок смерти,--понял Волк.--Этот сок живет недолго. Гораны не смогут пользоваться им в дальнем походе».
--Волк и Горан пришли с добром,--как бы прочитал его мысли Тюлень,--а Прибрежные люди всегда платили добром за добро. Волк и Горан теперь могут ходить по землям Прибрежных людей. Даже охотиться.
--Пусть никто из Горанов не знает о соке смерти,-- прошептал Горан.--Разве только Серый.
Волк согласно кивнул.
--Мы пойдем с вашими воинами и поможем уговорить Горанов вернуться с миром,--показал он вождю.
--Нет,--покачал головой вождь,--вы обождете здесь. Потом, улыбнувшись, вытащил  несколько копий с колючками и вручил их Горану и Волку.
«Подарок», –показал он.
Костер Горанов горел в яме за валуном. Его пламя можно было увидеть только с нескольких шагов.  Отряд Горанов сгрудился вокруг костра, а дозорные разместились в трех десятках шагов от них. Лис, который вел отряд, не разрешал дозорным отходить далеко.
--Чем меньше мы будем ходить, тем меньше встретим Прибрежных,--сказал он.--Гораны, конечно, не боятся Прибрежных, но зачем лишний шум?
Поэтому Прибрежным людям удалось незаметно окружить Горанов со всех сторон. Вспыхнули факелы, и трое Прибрежных, не спеша, подошли к привалу Горанов. В середине шагал старейшина с говорящим ремнем в руке, а по бокам его двое воинов с факелами. Они остановились у костра, и старейшина бросил ремень к ногам Лиса. На одном конце ремня была привязана сломанная стрела, рядом с нею три веточки так, что образовали треугольник, и кедровая шишка, которая у всех племен обозначала человека. Чтобы было ясно, из какого племени этот человек, в шишку было воткнуто перо так, что своим концом указывало на треугольник. Сразу за шишкой ремень был завязан в узел, выкрашенный красной краской. А на втором конце было два узла--черный и желтый.
 «Уходите,--прочитал Лис,--к своим жилищам. Иначе прольется кровь. Оружие сложите у костра и оставьте».
 Рука Лиса медленно потянулась к копью, и сразу же со всех сторон вспыхнули костры, высветившие воинов Прибрежных, прикрытых щитами с копьями наготове.
Низко опустив головы, уходили Гораны в ночь. Им очень не хотелось возвращаться в стойбище с пустыми руками. Слишком уж позорным считалось у воинов вернуться без оружия.




















                Г Л А В А 16


   --А теперь,--сказал Горан, когда все успокоилось,--Горан покажет Волка своим братьям. Пусть каланы знают, что Волк их друг, что Волк спас их.
--Почему каланы твои братья? Волк не знал этого.
--Давным давно, лет двести тому назад, мой предок Горан спас калана на побережье. С тех пор и дружба между нами. Каждый Горан приходит к кеаланам и знакомиться с семейством. Я с детства, как и ты с волчатами, играю с каланами. Они находятся на территории Прибрежных людей и потому я дружу с ними.
--Не знал. Думал, что всё знаю про тебя!
И они направились к лежбищу каланов. Оно расположилось на пляже небольшой бухты, со всех сторон окруженной отвесными черными скалами. Чтобы попасть к лежбищу, Волку с Гораном  пришлось долго брести по ледяной воде. Время от времени набегавшие волны накрывали их с головой, сбивали с ног. Один раз волна так ударила Волка о скалу, что он на несколько секунд потерял сознание и, если бы не Горан, наверное, захлебнулся бы. Дальше они пошли, держась за руки, и старались не приближаться к скалам, хотя из-за глубины отойти от них далеко тоже не могли.
Темно-коричневые шелковистые зверьки плотно покрыли пляж, грациозно резвились в ласковых волнах бухты. Они не испугались людей и продолжали спокойно заниматься своими делами. Даже когда Горан погладил золотистого детеныша, тот не отпрянул, а доверчиво ткнулся круглой мордой в ласкавшую его руку.
--Смотри!--удивленно воскликнул Волк.
Большой калан, перевернувшись на спину, колотил ракушкой по плоскому камню, который лежал у него на груди. Разбив ракушку, калан съел мягкое тело моллюска, а осколки отбросил в сторону.
--Совсем как люди,--растрогался Горан,--разве можно таких убивать?
--А как же шкуры? Люди всегда будут убивать каланов. Таков закон природы. И его установаил твой Невидимый Бог. Прав я?
--Прав.
Они долго бродили по пляжу, гладили зверей, смеялись, смотрели, как самки загоняют детенышей в воду, а те удирают от них, смешно подбрасывая ласты. Всматриваясь в добрые глаза зверей, наблюдая их спокойные игры, Волк чувствовал, что его все больше и больше охватывает нежность к ним, та нежность, которую он испытывал, только возясь с маленькими забавными волчатами.
--Волк никогда не станет охотиться на каланов,--пообещал он.
--Волк стал теперь братом каланов,--серьезно кивнул Горан.
-- И братом Прибрежных,--добавил незаметно подошедший сзади Тюлень.
 Волку стало стыдно. Он, считающий себя опытным охотником, обязан был издалека услышать или заметить Тюленя.
«Наверное,--тут же успокоил он себя,--помешал прибой. Прибой заглушил шаги Тюленя».
--Ты любишь братьев Горана и наших младших братьев, --между тем продолжал Тюлень.--Это хорошо. Тогда Тюлень покажет тебе наших водяных оленей.
И он направился к черным скалам, а Волк и Горан пошли за ним. Только у самого подножия скал они заметили узенькую тропинку, которая извивалась по крутизне, обрываясь то отвесной стеной, то угловатой глыбой, то чахлым кустом кедрача. В некоторых местах тропинка сужалась так, что приходилось плотно прижиматься к скале, осторожно переставлять ступню вперед и подтягивать к ней другую ступню, как это делал Тюлень. А в некоторых местах подъем был такой крутой, что молодые охотники становились на четвереньки и ползли вверх, цепляясь руками за неровности скалы. Там же, где тропинка обрывалась, они перепрыгивали с уступа на уступ, неуклонно добираясь до вершины.
--Лучше бы на плотах,--проворчал Волк.
--Очень сильный прибой сейчас,--ответил Тюлень,--и с моря в эту бухту не попасть. Узкий проход.
И действительно, с вершины они увидели, что бухта соединяется с морем неширокой щелью, а волны бились в длинный каменный язык, который защищал бухту с севера, перекрывая эту щель водяными горами, увенчанными шапками грязно-желтой пены.
--На плотах сюда можно попасть только в тихую погоду,-- сказал Тюлень.--Но пойдемте…
Спускаться со скалы оказалось значительно легче, чем подниматься на ее вершины, потому что склон скалы с этой стороны был пологим. А дальше, к северу, скалы совсем сходили на нет, сливаясь с низким каменным берегом.
«Поэтому здесь такие большие волны,--понял Волк.--Море не заслоняется от ветра каменным щитом».
 Они лежали на небольшом уступе, метрах в десяти над поверхностью бухты и всматривались в прозрачную воду. Дно бухты густо заросло бурой морской травой, лентами колыхавшейся в зеленой воде. Там и сям между зарослями травы чернели гладкие черные глыбы. Волк протер глаза. Ему показалось, что глыбы медленно движутся по дну.
--Вот они,--сказал Тюлень, и Волк увидел, как одна глыба отделилась от дна и всплыла на поверхность, шумно фыркая.
Теперь молодые охотники рассмотрели тупую морду с маленькими глазками, близко посаженными к ноздрям, толстую раздвоенную губу, гладкое рыбье туловище и большой хвост, перевернутый, как у кита, горизонтально.
--Водяные олени,--показал рукой Тюлень на второго зверя, всплывшего подышать.
--А где же их рога?--спросил Волк.
--Но земные олени тоже не всегда носят рога,--улыбнулся Тюлень.--Эти сбросили свои, когда ушли жить в море. Но они пасутся на дне моря, как земные олени пасутся в тундре.
 Волк всмотрелся. Длинными раздвоенными ластами водяные олени захватывали ленты морской травы и обгладывали мягкие листья.
--И мясо у них очень вкусное,--сказал Тюлень,--мягче, чем у оленей.
--А как вы охотитесь на них?
--Мы не охотимся.
--Почему?
--Это тюлени. Я назван в честь их. Но мы не охотимся на них по другой причине.  Они плавают медленно. Они очень большие. Убить их легко. А детенышей рождают редко. Если бы Прибрежные люди охотились на водяных оленей, они бы давно их перебили. Разве только когда голод,--добавил Тюлень, подумав.--Тогда старейшины разрешают убить двух-трех зверей. Они очень вкусные. Вот. Теперь вы видели все, что хотел показать вам Тюлень. Пора домой.
И они отправились в обратный путь.  Серый  встретил их неподалеку от стойбища.
--Где были?--спросил он хмуро.
--Охотились,--уклончиво ответил Горан.
--Шаман говорит, что кто-то из Горанов предупредил Прибрежных. Многие не верят ему, но некоторые верят. Особенно воины, которым пришлось оставить оружие. Над ними смеются, вот они и верят шаману. Раз среди Горанов есть предатель, значит, воины не так и виноваты.
-- А если бы Волк предупредил Прибрежных, значит, он предатель?--вскипел Волк.
--Серый  так не думает. Серый сказал бы, что Волк поступил правильно. Но что сказало бы племя? Ладно, идите. Серый  сказал, что посылал вас за кремнем. Но… берегитесь.
Молодые охотники часто отлучались из стойбища на день, два, три. И никто не обращал внимания на их отлучки. Но на этот раз воины что-то заподозрили. Может, кто-то сообразил, что охотники отлучились как раз тогда, когда Гораны ушли в поход. А может, кто-то выследил их. Волк стал замечать косые взгляды тех, кто раньше смотрел на него открыто и дружелюбно. И несколько раз женщины обрывали разговор, когда он подходил к ним.
 Молодые воины относились к нему по-прежнему. Правда, почти никто из них не был в походе. И Волк вспомнил, как обижались и ворчали молодые, когда старейшины запретили им идти. Теперь они радовались, что так получилось, и втихомолку посмеивались над потерявшими оружие воинами, старейшинами и шаманом…





















                Г Л А В А 17


   Волк проснулся мгновенно, и сразу же в руке у него оказался нож. Он не услышал еще ни слова, не успел рассмотреть неясной в сумраке фигуры, но он знал точно, что это не человек племени Горанов. Знал-- он появился только что.
--Тс-с-с,--услышал он шепот,--пусть Волк выйдет за стойбище.--И человек растворился во тьме.
Волк по голосу узнал Рыбака.  Они пришли к черным скалам и уселись на берегу.
--Никто не должен знать, что Рыбак был здесь,--начал Рыбак.--Особенно шаман. Он скажет шаману Лохматых, и тогда… Вот. Молодые охотники просят Волка помочь. Ужас ночей ходит в стойбище Лохматых. Не боится костров, ломает стенки землянок. Приходит ночью. Уже унес троих мальчишек, а недавно,--голос его задрожал,--унес Лань. И не убил сразу. Лань очень кричала. Рыбак схватил копье, но старейшины ударили его по голове и отняли копье. А ведь Лань должна была зажечь костер для Рыбака. И тогда Рыбак пошел к Волку. Лохматые не будут убивать своего предка, иначе страшные несчастья ждут племя. Но Гораны-то могут. Хотя шаман говорит, что Лохматые не должны разрешать никому охотиться на медведей на своих землях. Но… Как кричала Лань…
--Хорошо,--кивнул Волк.--Пусть Рыбак идет. Волк придет ночью и убьет большого медведя. Никто не узнает, кто его убил. Жди, Волк вызовет Рыбака так.--И он провыл сигнал сбора стаи.
Рыбак ушел, а Волк остался на берегу и стал думать. Огромной силы ужас ночей--большой медведь. Копья не пробивают его косматую шкуру. Костистая лапа дробит даже твердый камень. Нет, в одиночку его не убить. Надо позвать Горана. Пусть Горан возьмет копья смерти. Надо позвать волков. Пусть волки выследят ужас ночей. Вот если бы согласился Ворон. Он хорошо бросает копье.
Охотники вышли ночью, сопровождаемые всей волчьей семьей. Серый жался к ногам Волка, как будто чувствуя, что идут они не на обычную охоту. Днем отсыпались, а ночью снова шли. Не доходя до стойбища Лохматых, залегли в кустах, и Волк провыл сигнал.  Рыбак пришел быстро, как будто бы и не спал. А может, и не спал. Даже в темноте Волк увидел, какое бледное у него лицо, как лихорадочно блестят ввалившиеся глаза.
--Покажи след,--велел Волк.
Рыбак повел их к оврагу, заваленному камнями и заросшему кустарником. Волк обнял за шею Серого и слегка подтолкнул его к оврагу. Шея Серого напряглась, а шерсть стала дыбом. Он попятился, но пересилил себя и медленно, неохотно пошел к оврагу. Братья, поджав хвосты, шли за ним. Но вот Серый учуял врага верхним чутьем, и сразу исчезла его скованность, а охотничий азарт зажег помутневшие от страха глаза. Рассыпавшись полукругом, волки напали на медведя. От громового гневного рычания, казалось, содрогнулись скалы. Серому удалось-таки цапнуть медведя за хвост, и теперь, уворачиваясь, он вел его за собой, а братья, наскакивая на разъяренного исполина с разных сторон, мешали схватить кого-нибудь одного.
  Охотники, прижавшись друг к другу, сгрудились на вершине каменного столба, одиноко торчавшего у входа в овраг. В копье-металках неподвижно застыли копья смерти. И когда у выхода из оврага показалась огромная черная туша, в воздухе просвистели копья. Тонкие крепкие иглы ската-хвостокола пробили грубую шерсть и глубоко вонзились в тело медведя. Позабыв о волках, он с ужасным ревом бросился на столб. Под ударами железных когтей летели осколки камня и трясся столб. Горан упал на камень, крепко обхватив его руками. Волк оцепенел, не в силах поднять руки, и только Ворон хладнокровно продолжал метать копья--одно, второе, третье…
 Медведь грыз камень, пена лилась из окровавленной пасти, но не мог достать людей, так больно жалящих его, не мог свалить каменное дерево, на котором они прятались. Наконец, поняв это, медведь отбежал от столба и залег за кустами, не обращая внимания на беснующихся волков, всем своим видом показывая, что не уйдет, покуда его мучители не спустятся на землю. Задом он прислонился к валуну и теперь мог не опасаться за спину, а спереди волки подходить не решались.
--Смерть не берет большого медведя,--сказал Горан испуганно.
--А скоро рассветет. Лохматые увидят Горанов и убьют,--мрачно заметил Ворон.
--Надо бы спуститься,--кивнул Волк,--разбежимся и будем бросать копья.
Медведь не двигался, пока охотники не отошли от столба на два десятка шагов, а потом с ревом кинулся на ближайшего к нему Ворона. Ворон побежал обратно к столбу, а остальные, бросив копья, в другую сторону. Загнав Ворона на столб, медведь повернулся к Горану и попытался отрезать ему путь к столбу, но Серый опять ухитрился цапнуть его за беззащитный хвост, заставил сесть на задние лапы, и Горан проскользнул. Медведь лапами и зубами обломал древка копий, торчавших в его туше, но наконечники остались в теле и жгли нестерпимо. Он не отходил больше от столба, отказавшись от погони за Волком, который успел отбежать довольно далеко.
В воздухе запахло утренней свежестью, и Волк решился. Взяв последнее копье, он медленно, шаг за шагом, приблизился к исполину и, тщательно прицелившись, изо всей силы метнул копье. Медведь, молниеносно развернувшись, кинулся на него, но задние лапы его вдруг подвернулись, и он теперь мог только подтягивать заднюю половину тела на все еще сильных передних лапах.
--Волк перешиб большому позвоночник!--радостно заорал Горан, соскальзывая на землю.--Теперь не страшно.
Может, так и было, а может, наконец подействовал яд, но медведь уже не мог бороться. Глухо стеная, он дополз до кустов и замер, положив огромную, вдруг отяжелевшую голову на лапы.  А охотники сгрудились неподалеку, ожидая смерти все еще сильного зверя.
--Уходите,--внезапно подбежал к ним Рыбак.--Племя не спит. Лохматые слышали рев. Пока боятся идти сюда, но скоро придут. Уходите!
-- Но мы должны забрать клыки и когти большого медведя,-- возмутился Волк.--Это была славная битва.
--Уходите! Рыбак сам принесет клыки и когти. Если шаман не заберет их.
Ворон плюнул и проворчал.
--Опять шаман.
--И у них такой же,--угрюмо кивнул Волк.
--Сколько копий перевели,--досадовал Ворон на обратном пути.
--Сделаем новые,--успокаивал его Горан.

















                Г Л А В А 18


   Наступил месяц ягод. Склоны сопок покрылись голубикой. Ягод было столько, что голубой цвет почти вытеснил зеленый. Голубыми стали и лица детей.  Волк с трудом распознал своих маленьких друзей, когда они подошли к нему.
--А шаман снова ходил в Горячую долину,--начал Прыгун и, подумав, добавил.--На этот раз один. Он еще не взял себе помощника. А Рысь опять ходит к шаману.
--Наверное, Рычь будет помощником шамана,--кивнул Красный Нос.
--Рысь больше не дружит с ребятами,--вздохнул Прыгун.
Когда ребята ушли, Красный Нос подсел к Волку.
--Слушай,--сказал он хмуро.--Шаман говорил со старейшинами. Красный Нос проходил мимо. Услышал имя Волка. Подполз и подслушал. Шаман говорил, что Волк и Горан предупредили Прибрежных. Шаман говорил: надо изгнать Волка и Горана из племени. Вождь и Серый сказали: «Не надо». Старейшины промолчали. А Рысь ходит к шаману, чтобы узнать его тайны,--добавил он неожиданно.--Узнает и скажет. Красный Нос говорил с Рысью…
Заполыхали овраги поспевшей красной смородиной. Женщины и девочки собирали ягоды. Больше всех приносила ягод Ветка. Трудно было уследить за движениями ее маленьких смуглых ручек. Белка тоже старалась изо всех сил, выбирала ветки, погуще усыпанные ягодами, быстро перебегала от одного куста к другому, но никак не могла поспеть за проворной подружкой. Утка и Кора работали рядом, время от времени останавливаясь, чтобы поболтать.
-- Воины вернулись без оружия,--то и дело вспоминала Кора, смеясь.--Нужно бы надеть на них платья, пусть собирают ягоды.
 И Сова уходила от подружек, закусив губу. Еще бы, Котик, на которого засматривалась Сова, тоже участвовал в злосчастном походе.
 Время от времени женщины встречали медведей, лакомившихся ягодами, и медведи, уступая дорогу людям, уходили в заросли. А маленькие мишки заигрывали с женщинами, пока строгое рявканье матерей не отзывало их. Часто и малыши Горанов увязывались за медвежатами, тогда уже женщинам приходилось бросать ягоды и уносить брыкающихся отпрысков в жилище под надзор старух.
Ягоды сушили, растирали в порошок, смешивали с жиром, готовили напитки. Нужно было заготовить их про запас на зиму, и женщины работали не покладая рук. Как-то Волк встретил в лесу шамана с Рысью. Шаман поднял в приветствии правую руку. Рысь же прошел мимо, как будто не заметил Волка. А к вечеру пришел Красный Нос.
--Шаман ведет старейшин к Светящемуся озеру,--сообщил он и, помолчав, добавил.--У шамана был какой-то Лохматый. Говорили на открытой поляне. Красный Нос не слышал о чем. Но слышал: называли Волка и Горана.
--Хорошо,--кивнул Волк.--Пусть Красный Нос и дальше следит за шаманом.
«Надо тоже пойти к Светящемуся озеру,--подумал Волк.-- Правда, шаман может заметить. Тогда Волку несдобровать…».
Вообще законы племени не запрещали ходить в страну Огня. Но шаман часто говорил на совете, что Каменный Хозяин может разгневаться и наказать того, кто нарушит его покой. Волк теперь не очень-то верил шаману, но понимал, что Каменного Хозяина может подменить шаман. А смерть есть смерть: от огненных слуг или от руки шамана--все равно. И никто не узнает о ней в безлюдной долине.
Волк отправился искать Горана, но того не было, и никто не знал, куда он запропастился. В последнее время Горан вообще часто уходил из стойбища и даже Волку не говорил, куда он ходит. Волк решил идти один.  Уже совсем стемнело, когда старейшины собрались на краю стойбища. Они приходили по одному, тихо, как тени, и так же тихо, гуськом во главе с шаманом тронулись в путь. Волк подождал, пока они отошли на полет стрелы, и двинулся следом.
 Когда он спустился с холма, у ног его мелькнула тень, и Серый-волк, ткнувшись холодным носом в ладонь Волка, деловито потрусил рядом. Скоро, однако, он сообразил, кого преследует молодой охотник, и, выбежав вперед, повел его по следу. Теперь Волк мог отстать еще на большее расстояние и идти открыто, не боясь быть замеченным. Только к утру они достигли Теплой долины. Это была пологая долина с очень высокой травой, в которой с головой скрылись старейшины и шаман.  Не доходя до высокотравья, Серый остановился и заворчал.
«Кто-то подстерегает нас в засаде»,--понял Волк.
Они прилегли за кустом и долго ждали, пока колеблющиеся верхушки трав не подсказали Волку, что старейшина покинул засаду и теперь догоняет идущих. К полудню старейшины остановились на отдых и развели костер. Волк подкрепился вяленой рыбой, которой поделился с Серым. Тот ел очень деликатно, зажав рыбу передними лапами, и не обращал ни малейшего внимания на куропаток, то и дело вспархивающих рядом.
Подкрепившись, пошли дальше. Ручеек, вдоль которого они теперь шли, тек по дну узкого каменистого ущелья, густо заросшего кедрачом и смородиной. Иногда склоны настолько сужались, что путники вынуждены были идти прямо по воде. Серый, конечно, не мог учуять следов. Но Волк спокойно шел вперед, отлично понимая, что никто из старейшин не мог бы вскарабкаться по черным отвесным стенам. Ущелье сузилось и, наконец, впереди уперлось в сплошную каменную стену, из-под которой и выбегал ручей.  Волк подошел к стене и убедился, что он не сможет протиснуться в щель, из которой непрерывно текла вода.
Он осмотрелся, вспоминая указания Красного Носа. Где же каменные столбы? Здесь их нет. Наверное, Волк пропустил их.  Они повернули назад. Теперь Волк внимательно осматривал обе стенки ущелья и все-таки, наверное, пропустил бы проход между скалами, скрытый густыми зарослями, если бы не Серый, который снова напал на след. И снова его рычание предупредило Волка о засаде, и снова они лежали, пока успокоившийся Серый не повел Волка дальше. Здесь ущелье делало поворот. Оно стало настолько узким, что приходилось протискиваться боком, царапая тело об острые уступы. Скалы понижались. Черный их цвет сменился оранжевым, красным, коричневым.
 А потом скалы расступились, и Волк с Серым вышли к голубому озеру, со всех сторон окруженному кольцом отвесных скал, поднимающихся прямо из воды и сверкающих на солнце желтыми, зелеными, красными пятнами. Только с одной стороны можно было подойти к озеру. Здесь ущелье кончалось узким зеленым мысом. На нем и расположились шаман со старейшинами, чего-то ожидая. И дождались. В голубой глубине озера мелькнула вспышка, погасла, снова зажглась, разрастаясь, пробиваясь тонкими дрожащими лучами к поверхности. Световые волны накатывались из глубины, переливаясь желтым, оранжевым, красным, превращая неподвижную гладь озера в жидкое пламя, которое гасло у скал. Вспыхнул воздух над озером, окутав мерцающим прозрачным туманом шамана и старейшин. Старейшины сбросили одежду и вошли в озеро. Они плавали, ныряли в светящихся волнах, и, когда, утомившись, выходили на берег, все их тело светилось, а волосы окружало мягкое лучистое сияние.
 Постепенно туман рассеялся, потускнело озеро, и все старейшины вышли на берег. Они развязали мешки с едой и принялись за вяленое мясо с корешками и ягодами, запивая все это водой из озера. Снова в глубине мелькнула вспышка. Старейшины, бросив недоеденные куски, погрузились в волны, пронизанные холодным мерцающим светом, и снова плавали, ныряли, брызгались водой, как будто были не старыми уважаемыми воинами, а малышами, резвящимися на теплом мелководье. Вода побелела, и эта белизна гасила прозрачный свет в глубине озера. Огромный пузырь вздулся посредине и разрастался в ширину, поднимая воду на отвесные скалы, гася серым туманом их многоцветье. Шаман махнул рукой.
Старейшины поспешно выбрались на берег, стали одеваться, собирать вещи, и Волк едва успел скрыться за поворотом, чтобы избежать встречи с ними, он прилег за валунами в большом ущелье и смотрел, как старейшины шли мимо него. Фигуры их распрямились, румянец играл на темно-бронзовых лицах. Ничего старческого не осталось в их походке. Легкими и ловкими стали их движения.
--Вода молодости,--удивился Волк,--понятно, почему старейшины всегда поддерживают шамана. А белая вода, наверное, опасная. Вон как они убежали от нее.
Волк подождал, пока старейшины отошли подальше, и пошел к озеру. Прозрачная голубая вода, пестрые скалы, зеленая трава. Озеро как озеро. Сколько ни всматривался Волк в его прозрачные воды, сколько ни ждал, не увидел больше ни вспышек света, ни белых пузырей. Целый день провел он возле озера, пил воду. Вода как вода. Купался. Вода приятно освежала, но и все.
 «Только шаман знает, когда озеро светится»,--наконец понял он и пробормотал с уважением.
--Много знает шаман.










           Г Л А В А 19


   
--Но почему шаман не водит других людей к озеру?--кончил свой рассказ Волк, отдыхая в землянке Серого.--Места хватило бы всем.
--Зачем другие шаману?--пожал плечами Серый. --Воля старейшин--воля племени. Старейшины нужны шаману.
--Но теперь Волк знает путь к озеру. Видел озеро. Волк все скажет вождю.
--И Волк знает, когда озеро светится?--ухмыльнулся Серый. Волк опустил голову.--Волк поведет охотников к озеру, войдут охотники в ущелье, а горы начнут пляску. Все погибнут.
--Волк знает, когда пляшут горы,--с горячностью перебил его Волк.--В Горячей долине…
-- Знаю,--перебил его Серый.--А когда светится озеро, Волк тоже знает? Или людям придется сидеть и ждать, пока оно засветится? А если ждать нужно будет очень долго? Кто будет охотиться?
Огорченный Волк оставил Серого и поплелся к жилищу девочек. Там никого не было, кроме наставницы и Утки.
--Девочки собирают грибы около Теплой долины, в лесу,-- выйдя к нему, сказала Утка.
--А почему Утка не пошла с ними?--удивился Волк. Он знал, как она любит собирать ягоды и грибы.
--Утка боится,--прошептала девочка, озираясь.--Лис ходит в лес за Уткой. А недавно схватил ее за руку и тащил в свой шалаш. Хорошо, что прибежала наставница…
--Жаль, что не было Волка,--нахмурился юноша.--Разве не было других воинов?
--Были. Старые все. Они отворачивались и ничего не сказали.
--Волк пойдет и скажет Лису,--хмуро проговорил охотник.
--Не надо,--испугалась Утка.--Наставница ему уже сказала, что это против обычаев племени. Сказала, что пожалуется вождю.
--Все равно. Волк поговорит с Лисом.
--Не надо,--замахала руками Утка.--Лис сильный.
--Волк тоже сильный,--гордо возразил молодой охотник,-- Волк победил Лиса.
--Волк уходит, а Утка остается в стойбище. Лис будет обижать Утку, чтобы отомстить Волку. За Лиса шаман и старейшины. Волк не одолеет всех.
 Волк задумался.
--Ладно,--сказал он хмуро,--Волк не будет говорить с Лисом!--И, круто повернувшись, он ушел в темноту.
  «Значит, Утка боится не за Волка. Утке все равно, что будет с Волком,--думал он.--Утка беспокоится, чтобы ее не обидел Лис».
 Холода наступили в этом году очень рано. Падали, сворачиваясь, зеленые листья, так и не успевшие пожелтеть. Потянулись на юг крикливые караваны птиц. Спустились с гор медведи. Снег выпал на еще зеленую траву и не растаял, как бывало раньше. Белое покрывало становилось все толще, и, когда оно поднялось до высоты стрелы, вождь выслал дозорных ожидать оленей.
--Там, в стране Холода,--объяснил он Волку,--снега больше. Олени не могут разрывать его до травы. Они будут кочевать к теплу.
 Как-то ночью тихое повизгивание подняло Волка со шкур.
--Серый?--удивился он, зная, как не любит его серый брат подходить к стойбищу.
 Повизгивание сменилось рычанием, глухим покашливанием, а потом тоскливый вой пронесся над стойбищем, всполошив собак. Серый отбежал на закат солнца и вернулся. Он улегся у ног Волка и смотрел на него тоскливыми влажными глазами минуту, две, три. А потом встал и медленным шагом, опустив голову и хвост, побрел в Волчью долину.
«Это Серый прощается,--понял Волк.--Волки уходят на закат солнца. Но почему? Волки ведь всегда ожидают оленьи стада и уходят вместе с ними».
Он пошел к вождю. Вождь нахмурился, выслушав молодого воина.
--Плохо,--сказал вождь.--Боюсь, что олени не пройдут по землям Горанов. Боюсь, племя останется на зиму без пищи.
--Но, может, волки ошибаются?--еще сомневался Волк.
--Хорошо бы,--покачал головой вождь.
Но напрасно вглядывались они в ночную тьму. Сигнальные костры так и не зажглись.
--Часть мяса Гораны, конечно, выменяют у Лохматых,--прикидывал вождь.--Но у Лохматых его тоже немного. Плохо шли олени в этом году. А к Прибрежным после ссоры и соваться нечего.
--Горанам тесно, мало дичи. Надо искать новые охотничьи земли,--нерешительно заговорил Волк.
--Где?--с досадой спросил вождь.--Вождь уже говорил Волку--нет свободных земель поблизости.
--А за страной Огня?
--Разве Волк уже знает путь через страну Огня?
--Волк узнает.
--Вот когда узнает, тогда и поговорим.
Вечером Волк завел разговор с молодыми охотниками.
--Олени не пришли, будет голод,--сказал он, подсаживаясь к костру.--Нужно искать новые охотничьи земли. За страной Огня много земель, много дичи.
--Волк, наверное, уже был за страной Огня?--спросил Хитрун.
Волк растерялся. Он понимал, что разговоры с вождем, Серым, Белым--это только разговоры и предположения. Молодые охотники не пойдут за ним, если не увидят доказательств.
--Духи сказали Волку,--решился он.--Во сне. И кроме того Невидимый Бог Горана сказал.
--Ах, во сне! Ах, Невидимый Бог Горана. А кто это такой. Шаман сказал, что не знает такого Бога,--ухмыльнулся Хитрун.-- Хитруну тоже снилось, что пошел дождь из кеты! Но что-то не было такого дождя.
 Хитрун с недовольной гримасой посмотрел на безоблачное небо. Но большинство молодых воинов прислушались к словам Волка и закивали головами. Они привыкли верить снам, считая, что душа, покинув спящее тело, скитается по свету и видит многое, чего не видит ее хозяин--тело. И кроме того, онип верили Горану и прислушивались к его словам о Невидимом Боге.
--Что ж, можно сходить,--прервал затянувшееся молчание Ворон.--Есть там дичь или нет, а идти надо. Больше идти некуда: вокруг или Прибрежные, или Лохматые, или совсем чужие племена. Ворон пойдет с Волком.--И он положил на плечо Волку руку.
--Опасно,--пробормотал, почесываясь, Таймень.--Шаман говорил: слуги Каменного Хозяина пускают к себе только шамана. Каменный Хозяин убьет Горанов.
--Серый ходил,--возразил Волк,--и остался жив.
--Серый  ходил недалеко,--сказал Таймень.
--Хитрун тоже пойдет с Волком,--вдруг поднялся Хитрун.--Может, рыбный дождь идет там? Интересно бы посмотреть.
--Кот с вами,--негромкий мелодичный голос Кота потерялся в поднявшемся шуме.
Коту давно уже хотелось снять каким-нибудь подвигом позор несчастного похода за каланами. Особенно перед Совой, которая с тех пор, казалось, не замечала его.
--И Красный Нос пойдет,--отозвался мальчишка из-за спин молодых охотников.—Красный Нос ходил с шаманом и знает путь в страну Огня. Правда, только с краю,--добавил он, подумав.--Очень далеко шаман не заходил.
--Чтобы разведать путь, хватит,--сказал Ворон.
--Хорошо,--кивнул Волк.--Собирайтесь и ждите Волка. Волк вернется через несколько дней.
Волк спешил и на этот раз дошел до долины горячих столбов за четыре дня. Полдня он следил за долиной и еще четыре дня добирался обратно в стойбище.
--Можно идти,--сказал он молодым охотникам, которые его уже ждали.--Горячие водяные столбы сказали Волку, что Каменный Хозяин отдыхает.
И они отправились в путь. Сначала шли по хорошо утоптанной тропе, по которой ходили многие люди племени. Потом тропа стала узкой, едва заметной, и, наконец, совсем исчезла в обломках скал и каменных россыпях. Но Красный Нос продолжал уверенно вести охотников, как будто бы ходил здесь каждый день.
--Красный Нос хорошо запомнил дорогу,--похвалил его Ворон.
Все причудливее становились окружающие их скалы. Странные каменные фигуры, глыбы, расцвеченные желтыми пятнами серы, припорошенные черным пеплом. Со змеиным шипением вырывались из-под камней струйки пара, колебался воздух, нагретый испарениями, от которых першило в горле, тяжело было дышать. Дрожала под ногами земля.  Из-под ноздреватых глыб вытекали каменные ручьи. Отблески пламени, окутывавшего недалекую вершину, переливались на их черной гладкой поверхности, и, казалось, ручьи струятся по каменному ложу, растекаются блюдцами черных озер. Подойдя поближе, молодые охотники убедились, однако, что глаза обманывают их, что ручьи застыли в каменной неподвижности.
 Гигантский огненный всплеск поднялся над вершиной, расцвел светящимся цветком и опал раскаленными глыбами на склоны горы. Посыпался пепел. Каменные фигуры на вершине горы зашевелились, покраснели, и ослепительно-белая огненная река вырвалась из-под них, ринулась вниз по склону, постепенно тускнея, остывая.
--Это ничего,--успокоил испуганных охотников Красный Нос.--Эта гора не страшная. Она и при шамане огнем плевалась.
--Если не страшная,--сказал Ворон, --то пойдем дальше.
--А Красный Нос не знает дороги дальше!--признался мальчишка, шмыгнув красным носом.
--Ну что ж! Пусть тогда Красный Нос возвращается.
--Красный Нос пойдет с охотниками!--упрямо тряхнул головой мальчик.
  Теперь первым пошел Волк, высматривая дорогу в каменном беспорядке. Когда глаза Волка устали, его сменил Хитрун, после него вперед вышел Ворон. Охотники карабкались по скалам, плутали в расщелинах. Ночевать устроились на берегу зеленого озера, застывшего в серо-желтых каменных стенах. Утром снова пошли, сопровождаемые грохотом каменных великанов, уворачиваясь от раскаленных обломков, катившихся по склонам, перепрыгивая огненные ручьи.
Потом путники наконец вышли на плоскую каменистую равнину. Но через полдня горы снова тесно обступили их, и снова пришлось пробираться в каменных завалах, часто утыкаясь в тупики, возвращаться назад и потом искать другую расщелину. Черные столбы дыма поднимались над вершинами гор. Кипящие реки неожиданно скатывались вниз и так же неожиданно исчезали. Впереди шел Кот, когда земля вдруг разверзлась огромной трещиной, и охотник исчез в пламени, ударившем из нее. Шедший вторым Ворон едва успел отпрянуть от огненной бездны.
 Полилась огненная жижа, но путники, увертываясь от палящих потоков, упорно пробивались вперед. Дорога повела охотников вниз, в долину. Здесь камней было поменьше, и они прибавили ходу. Внезапно Волк почувствовал, что горло его сжимает рука невидимого врага. Закружилась голова. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Собрав все свои силы, Волк круто повернул, чтобы поскорее выбраться из долины, глотнуть свежего воздуха. Рядом, задыхаясь, хватая ртом воздух, плелся Ворон. Хитрун страдал меньше: он сразу отбежал повыше на склон и отчаянно махал оттуда рукой, подзывая товарищей.
Кашляя и спотыкаясь, достигли охотники подножия склона, но здесь силы оставили их, и они поползли вверх, разрывая одежду, царапая тело об острые камни. Долго лежали они потом под свежим ветерком, очищая грудь от ядовитого газа. А когда головы их немножко прояснились, Волк испуганно закричал:
--А где Красный Нос?
--Вон,--тихо ответил Хитрун, указывая на коричневое пятно, выделявшееся среди серых камней.
Волк рванулся к долине, но Ворон загородил ему дорогу
--Красному Носу уже не поможешь,--глухо проговорил он. --Волк тоже погибнет, и только.
Долго стояли они, опустив головы. Грохотали и похрапывали горы, сзади, вокруг, спереди. Серая пелена заслоняла синее небо, а солнце казалось сквозь нее тусклым угасающим угольком.
--Что ж,--глухо сказал Ворон.--Ни птицы, ни звери не тронут Красного Носа. Здесь нет ничего живого.
--Надо обойти долину и пробираться дальше,--печально кивнул Волк.
--Надо возвращаться,--хмуро возразил Хитрун.
--Возвращаться?!--Удивление и гнев звенели в голосе Волка.
--Посчитай,--устало промолвил Хитрун.--Пошли пятеро, а осталось трое. Да и те едва спаслись. А сколько еще идти? Кто дойдет? Нельзя ходить по стране Огня, не зная дороги.
--Тогда Волк пойдет один,--решительно заявил молодой охотник.
--Волк ищет дорогу не для себя, а для племени,--сурово прервал его Ворон.--Если Волк погибнет, племя ничего не выиграет. Нужно узнать дорогу, а тогда идти.
--Знает дорогу только шаман,--возразил Волк,--а шаман не скажет. Да и вряд ли шаман знает…
--Все равно надо попытаться узнать,--ответил Хитрун.--Надо следить за шаманом. Может, что-нибудь и узнаем.



          Г Л А В А 20


   
Племя Горанов редко охотилось на животных, которые жили в окрестностях стойбища круглый год. С детских лет ребятам внушали, что животные, живущие рядом с ними, – младшие братья людей. Почти в каждом вигваме постоянно воспитывались детеныши, матери которых погибли или потеряли своих малышей. Ласки, козлята, ежи, медвежата, бурундуки, лесные коты, разные птицы постоянно жили рядом с людьми, а некоторые, даже вырастая, наведывались в стойбище, селились где-то рядом с ним. Ну а человеку, вырастившему, к примеру, зайчонка, трудно было потом поднять руку на зайцев вообще.
 Кроме того, нельзя было охотиться на животных, чье имя носил охотник, так как считалось, что предки этого животного покровительствуют ему. Но племени грозил голод, и совет старейшин разрешил охоту на животных-земляков. Охотились по два-три человека, в одиночку, а добычу притаскивали к жилищу шамана, где старейшины коптили и засаливали мясо, складывая его в ямы-запасники, стены которых были выложены стволами деревьев и шкурами.
 Сначала охота была успешной, так как животные-земляки привыкли доверять людям и не убегали от них. Но потом дичи стало меньше, и старейшины собрали племя на обряд очищения.  У жертвенного столба были сложены кусочки кожи и меха, обломки костей разных животных, и женщины в звериных масках смазывали их жиром, соком ягод,--«угощали».  Потом хор воинов, сопровождаемый рокотом бубнов, тихо запел: «Это не мы вас убили». «Это не они, не они,--подхватили женщины.-- Молния ударила и убила вас. Камни скатились с гор и задавили вас».
 Женский и мужской хоры слились. «Идите домой,--пели женщины и охотники.--Идите домой и расскажите всем, что Гораны--хорошие люди. Не обижают вас, накормили вас. Пусть ваши братья приходят к людям».
Останки зверей относили подальше от стойбища и укладывали на снег, а птичьи перья высоко подбрасывали в воздух.  Но обряд очищения не принес удачи в охоте, и приходилось все дальше уходить от стойбища в поисках дичи. Охотники ходили на лыжах, сплетенных из гибких веток, обтянутых шкурами. А погода злилась. Метель сменялась морозом, а когда мороз уменьшался, небо, плотно укутанное серыми тучами, беспрерывно сыпало мокрым снегом. Рыхлый, липкий снег хватал за лыжи, сковывал ноги, выматывал силы.
Звери частью ушли в теплые края, а частью забились в межгорные котловины, откочевали под защиту западных лесов. Все меньше запасов еды становилось в стойбище, и старейшины объявили «выдачу». Когда запасов мяса и рыбы было достаточно, каждая женщина могла брать из ям-запасников столько, сколько нужно было для ее семьи. Ну, а свежее мясо, которое охотники добывали на охоте в одиночку, шло в землянку охотника и соседям. Теперь же, когда мяса и рыбы осталось немного, все запасы поступили в распоряжение старейшин, и они, возглавляемые шаманом, через день выдавали понемногу на каждый вигвам.
Когда мяса мало, больше едят сушеных грибов, кореньев, ягод. И хотя заготовлено было их достаточно, к середине зимы стало не хватать и этой пищи. Только моржи и нерпы оставались у побережья, но Гораны не любили мяса морских зверей, охотиться на них не умели и чаще всего возвращались без добычи. Сильные морозы, начавшиеся после метелей, сделали лед на озерах таким толстым, что трудно было пробивать лунки для ловли рыбы. Снег засыпал и ломал ловушки, и все меньше попадалось в них пушистых зверей.
Вождь послал гонцов к Лохматым, чтобы выменять часть шкур и черного льда на мясо, но они не захотели меняться. Осенью по их землям прошли только небольшие оленьи стада, и Лохматые запасли мало мяса. Племени грозила голодная смерть, начался ропот. Старейшины, раздавая мясо, оставляли себе лучшие куски. Шаман сделал запас в своем шалаше, а женщинам нечем было накормить детей.
Тогда вождь собрал большой совет, в котором вместе с воинами участвовали и старшие женщины. Совет собрался на площадке посредине стойбища, где горел костер. Молодые воины еще с утра утоптали снег на площадке, и теперь теснились за ее пределами, ожидая, что скажут старшие. Им не разрешалось говорить, но присутствовать на совете мог каждый член племени.  Вокруг костра расположились старейшины, дальше сидели воины на шкурах, принесенных с собою, а внешний круг образовывали стоящие женщины. Вождь поднял жезл, и все затихли.
--Наступили дни малой еды,--сказал вождь,--надо решить, по скольку выдавать мяса, рыбы. Надо выбрать раздатчиков. Троих, как велит обычай. Надо посчитать, сколько у племени еды. Женщины жалуются: еду распределяют несправедливо. Говорите.--И он опустился на шкуру.
  Поднялась наставница.
--Все голодают, --печально сказала она,--но дети не должны голодать. Дети--будущее племени. Умрут дети, и племя умрет.
--Умрут дети--будут новые,--шепнул Хитрун Горану, ухмыляясь.
Но Горан не поддержал шутки товарища. Он внимательно слушал говоривших.
--Надо давать больше еды тем, кто охотится,--проворчал Серый.--Охотники много ходят и тратят много сил. Всем остальным – поровну.
--А почему старейшины получают больше?--выкрикнул Ворон, и молодежь одобрительно зашумела.
Но вождь поднял жезл, указал им на Ворона и махнул в сторону землянок. Ворон побрел прочь, опустив голову. Он не имел права говорить на совете. Он нарушил обычай и был изгнан с совета.
--Старейшины--мудрость племени,--спокойно заговорил Белый Медведь.--Его знание, память. Они видели многое и многому научились. Без мудрости племя одичает, и соседи быстро перебьют мужчин, заберут себе женщин. Вы, молодые, думаете, что знаете все. А как бы вы выиграли битву без опыта старших? Никто из вас пока еще не умеет делать хорошего оружия. Не знает хорошо правил охоты.
--Ну да,--шепотом заметил Хитрун на ухо Горану.--Многие умеют делать оружие и знают, на кого как охотиться.
Но Горан покачал головой.
--Старейшины должны пережить дни малой еды,--закончил Белый Медведь.
--А если некому им будет передать мудрость?--спросила Наставница.--Если все умрут?
Вождь снова поднял жезл.
--Охотиться будут лучшие охотники,--сказал он решительно.--Получат двойную выдачу. Всем остальным – поровну. Раздавать будут Серый и Белый  и шаман. Вся добыча--всему племени.
Копья взметнулись вверх, и совет закончился.
--Старейшины успели припрятать мясо и рыбу,--возмущался Хитрун, направляясь к шалашам.--Им-то что? Хватит мяса и у шамана, а вот охотники…
-- Лучше готовься к охоте,--перебил его Волк.--Вождь сказал, что от молодых пойдут охотиться Волк и Хитрун.
--А Ворон, а Горан?--удивился Хитрун.--Они же хорошие стрелки.
--Ворон нарушил обычай совета, а Горан… Вождь говорит, что воины против Горана. Шаман говорит, что Горан предупредил Прибрежных людей о походе, что Горан и до сих пор ходит к ним.
Снег, снег, снег. Снег был повсюду: на земле, на реках, на озере, на кустах. Снег засыпал Волка даже во сне. Даже во сне Волк без конца шел по белой равнине под низким белесо-серым небом. Медленно прокладывал он лыжню в сыпучем от мороза снегу. Даже во сне гудели натруженные ноги. Когда припасы кончались, надо было идти назад. Охотники возвращались в стойбище, чтобы взять немного еды, слышали плач голодных детей. Их встречали горящие надеждой глаза женщин, которые тут же гасли, увидев охотников без добычи.
Волк снова и снова всматривался в пустые просторы. Дичи не было. Может быть, повезло другим тройкам?  Однажды, как бы отвечая на его мысли, Лось сказал.
-- Скоро не хватит сил охотникам, и они не смогут искать дичь. Что тогда?
-- Надо идти к Прибрежным людям,--предложил Волк.--У них много мяса морских зверей. Надо выменять. Мясо плохое, но лучше, чем ничего.
--Прибрежные не станут меняться с Горанами,--покачал головой Лось.--Прибрежные до сих пор недовольны походом Горанов.
 Заснеженное стойбище встретило их настороженной тишиной. Собаки давно уже покинули голодающих хозяев, а люди старались меньше двигаться, сохраняя силы, кутаясь в теплые меха. Не дымились костры, готовить было нечего, да и не было сил идти за дровами, прокладывать путь в колючем глубоком снегу. Волк вошел в выстуженое жилище и улегся, закутавшись в две оленьи шкуры. Он так устал, что не проснулся от голоса Утки, звавшей его у входа. Не сразу проснулся, и когда девочка начала тормошить его.
--Там, там, в снегу,--торопилась Утка,--Кора и Белка! Кора не может идти. Белка сказала, чтобы Утка позвала Ворона, а Утка узнала, что Волк вернулся! Подумала, позову Волка.
--Где в снегу? Почему в снегу?--никак не мог проснуться Волк.
--Это Белка. Белка сказала: нужно помочь воинам. Нужно тоже искать дичь.
--И нашли?
--Нашли следы. Белка сказала--это волосатые быки. Мы шли по следам, но потом Кора упала. Сказала--не может идти дальше. Умрет здесь в снегу. Плачет. Белка послала Утку в стойбище, а сама осталась с Корой. Развела костер, а теперь ждут.
--Хорошо. Жди здесь.
Волк быстро поднял Ворона, разыскал Горана, и по следу Утки охотники тронулись в путь. Ворон и Горан сменяли друг друга, а когда Волк попытался выйти вперед, Ворон решительно загородил ему дорогу.
--Волк устал,--сказал он,--а надо идти быстро.
 К счастью, девочки не успели отойти далеко, и уже к вечеру охотники увидели дым от костра, горевшего в небольшой впадине на склоне холма. Кора уже не плакала, но по осунувшемуся личику, по тому, как она сидела, Волк понял, что сил у нее совсем нет. Ничего не изменилось в выражении ее лица, когда охотники подошли к костру. А Белка улыбнулась застенчиво, скупо, но по ее потеплевшим глазам, по тому, как обмякли напряженные плечи, Волк понял, что она очень рада их приходу.
Однако заговорила Белка сухо и деловито.
--Следы. Там, в долине. Белка поведет охотников.
-- Белка останется у костра,--ласково ответил Горан.--Белка много ходила, а охотники отдохнули. Пусть Белка вместе с Корой ждет. Главное, есть следы.
 Глаза Белки блеснули.
--Белка не устала,--упрямо выпрямилась она. Но тут же ее глаза погасли.
 «Пусть Казарка научится скрывать силу…»--внезапно вспомнила девушка слова наставницы. Вспомнила так ясно, что невольно оглянулась.
--Хорошо,--тихо сказала она, опустив голову.--Белка будет ждать.
 И снова одобрительно улыбнулась, увидев, как Ворон одобрительно кивнул головой. Волосатые быки проложили широкую утоптанную борозду в снегу, и идти за ними было довольно легко. Охотники даже сбросили лыжи, чтобы двигаться побыстрее. Сначала след вел к морю, но потом стал круто сворачивать то на юг, то на запад.
-- Волосатые идут к Теплой долине,--наконец понял Волк.--Снега там поменьше, и они найдут мох и траву совсем неглубоко.
--А откуда они знают Теплую долину?--удивился Ворон.--Ведь в земли Горанов быки не заходят, живут в краю холода, где тундра.
--Животные знают многое, чего не знают люди,--ответил ему Горан.--Возьми собак. Собаки воют и убегают на открытое место задолго до того, как горы начинают плясать. А мои братья каланы уплывают в море, чтобы не попасть под удары водяных гор. Горан сам видел, Горан чуть не погиб тогда, хотя и успел залезть на скалу. А каланы выплыли себе в море, покачались на волнах и спокойно вернулись на лежбище…
--Тс-с-с,--прервал его Волк, выглядывавший из-за скалы.-- Вот они.
Стадо паслось. Низко опустив головы с массивными рогами, изогнутыми, как луки, овцебыки разгребали снег и, шумно отдуваясь, поедали мох и сухую траву. Их было восемнадцать, густо заросших черной шерстью, из-под которой едва-едва были видны короткие толстые ноги. Ветер дул в сторону охотников, и животные паслись спокойно.
--Стрелы запутаются в шерсти,--встревожился Волк,--а грудь быки защищают рогами. Куда стрелять?
--Надо стараться попасть в холку, когда быки наклоняют голову,--тоже шепотом посоветовал Ворон.--Или в бок. Стрелы не годятся. Надо метать копья.
Приладив копья в копьеметалки, охотники прицелились и по команде Ворона разом метнули. Упали два быка, а третий, с копьем, торчавшим в плече, быстро побежал, увлекая за собой испуганное стадо. Охотники бежали следом, вновь и вновь метая копья, но стадо разбежалось в разные стороны, и теперь преследовать его было труднее. Снег хорошо выдерживал толстые ноги животных, а охотники без лыж начали проваливаться и скоро отстали. И все-таки на снегу чернело пять туш, и пришлось основательно потрудиться, чтобы стащить их в одну кучу.
--Жаль, что не было собак,--сказал Ворон.
 Волк и Горан, которые ни разу еще не охотились на овцебыков, вопросительно глянули на него.
--Волосатые,--объяснил Ворон,--когда на них нападают волки или собаки, становятся в круг, рогами наружу. Собакам трудно подобраться к волосатым--везде их ждут рога, а охотники могут долго метать копья и убить многих.
Охотники насобирали хвороста и развели костер. Ворон остался охранять добычу, а Горан с Волком пошли к девочкам. Они несли с собой несколько кусков мяса, чтобы подкрепить ослабевших подружек. Надо было отвести девочек в стойбище и позвать людей, чтобы забрать добычу. Быстро разожгли уже угасающий костер и, поджарив на копьях мясо, накормили Утку и Кору, поели сами. А Белка не стала есть.
--Белка поест с Вороном,--заявила девушка.--Ворону скучно одному, Белка побудет с ним.
   Когда Гораны пришли за добычей, шкуры с животных были уже содраны, а мясо порезано и завернуто в шкуры.
--Ворон сделал правильно,--похвалил молодого охотника Белый Медведь.--Если добычу не разделать сразу, она замерзнет и разделать ее будет очень трудно. Тащить же целые туши тяжело и неудобно.
 Ворон и Белка сидели рядом у костра, укрывшись одной шкурой. Голова девушки лежала на плече охотника. Белка крепко спала и улыбалась во сне.
--Тише,--сказал охотникам Ворон,--пусть поспит. Идите. Мы вас догоним.
Все мясо свалили в общую яму, а одну тушу разделили между людьми племени, чтобы все подкрепились свежим мясом. А утром Заяц и Прыгун прибежали к Волку.
--Рысь сказал: шаман ночью забрал много мяса и сложил в своем шалаше,--задыхаясь, выпалил Прыгун.
--Говорит, что это--в подарок Каменному Хозяину. А Каменный Хозяин пошлет Горанам большие стада.
--Так,--нахмурился Волк, накидывая шкуру,--надо сказать Серому.
--Уже знаю,--встретил его Серый.--Надо бы забрать мясо, но шаман сказал--это жертва. А люди верят шаману.
--А может, действительно жертва поможет Горанам? Придут стада, будет Большая охота.
--Жертва?--ухмыльнулся Серый.--Шаман отнесет в скалы кости да жилы, а все мясо раздаст старейшинам и съест сам. Так уже было не раз.
--Тогда нужно сказать вождю. Нужно собрать совет,--возмутился молодой охотник.
--Вождь знает. А совет решит так, как скажет шаман. Старейшины поддержат шамана, потому что получат свою долю, и люди их послушают. Люди боятся Каменного Хозяина.





















          Г Л А В А 21


 
 Через день тройка Лиса убила двух лосей, а Лось с Хитруном обнаружили медвежью берлогу. Они позвали охотников, и те окружили берлогу полукругом.
 Сосна с шестом в руках подошел к отверстию, окруженному снегом, пожелтевшим от дыхания зверя, воткнул шест в снег чуть ниже этого отверстия и, налегая на него всем весом тела, стал просовывать его все глубже и глубже. Сначала шест погружался медленно, а потом вдруг провалился в пустоту, и Сосна упал лицом в снег. Но быстро поднялся и начал шестом водить в разные стороны, погрузив руку в снег по плечо.
С ревом взорвалась снеговая стенка, и, отброшенный страшным ударом, Сосна отлетел в сторону, а в образовавшемся проломе появилась бурая туша, запорошенная снегом.  Медведь, не очнувшийся еще от зимней спячки, недоуменно поводил головой, но постепенно его маленькие глазки загорелись злобой, и он бросился на охотников. А те уже ждали его, уперев копья в плотно утрамбованный снег, наклонив их навстречу зверю. И медведь наткнулся на копья. С хрустом сломались два копья под ударами его лап, но два других вонзались все глубже и глубже в зверя, вставшего на дыбы, пытавшегося передними лапами дотянуться до охотников. А со всех сторон летели новые копья, сыпались удары дубин, и медведь упал, так и не добравшись до врагов.
--Жирный,--одобрительно сказал Хитрун, зарываясь руками в мех.--Много мяса для племени.
-- А если узнают Лохматые?--встревоженно шепнул Горан Волку.
--Ну и что?--пожал плечами Волк.--Мы же убили медведя на своей земле.
--Все равно. Лохматые не любят, когда охотятся на медведей. А убивать спящего зверя! У него дома! Это большой проступок. За это у них полагается смерть.
А морозы крепчали, и море, наконец, заснуло под толстым ледяным полем, которое протянулось на переход от берега. И только там, на востоке, где протекала морская река, мороз не смог укрыть море ледяной шкурой, и волны набегали на поле, застывая грязно-серыми холмами на его краю. Холмы, конечно, возвышались над полем, но само поле, подтачиваемое теплой морской рекой, было здесь тоньше, чем у берега, с полыньями и разводами, и тюлени с нерпами переселились сюда. А за ними пришли белые медведи, которые обычно жили в краю Холода и только изредка заходили на земли Прибрежных людей. Прибрежные не охотились на белых медведей, считая такую охоту слишком опасной. Никогда не охотились на них и Гораны, но…
Мясо кончалось, и Сосна, собрав отряд в двенадцать воинов, отправился на ледяное поле. Охотники без труда окружили огромного самца, который в общем-то и не пытался убегать и рассматривал их с любопытством. Но когда два копья вонзились в толстую шубу, медведь молниеносно развернулся и с быстротой раненого лося бросился на обидчиков. Охотникам трудно было бежать по чисто выметенному ветрами гладкому льду, а медведь бежал по нему, как будто под ногами у него был твердый галечный пляж. Он не встал на дыбы, как обычно делают бурые медведи, и охотники, выставившие навстречу ему копья, были разметены, как сухие листья под порывами ветра.
Вопли боли и ужаса разнеслись над ледяным полем. Удары могучих лап дробили кости людей, разрывали тело. А медведь, справившись с одной жертвой, гнался за следующей, догонял и убивал. К счастью, испуганные охотники разбежались в разные стороны, да и ярость медведя немного поутихла. Он, наконец, прекратил преследование. И все-таки только Сосне и четверым воинам его отряда удалось вернуться в стойбище. Остальные остались лежать на льду.
Вождь, вернувшийся через несколько дней из далекого охотничьего похода, не стал ругать Сосну за опасную охоту. Племя голодало, а отряд вождя тоже вернулся без добычи.  Почти треть племени не дожила до весеннего тепла. А весна наступила ранняя, дружная, теплая. Быстро сошел снег, бурные ручьи взломали лед на озерах. Охотники приносили в стойбище косуль, гусей, уток, рыбу. Голодовка кончилась, но…
 Хмурился вождь, и хмурились старейшины. Олени снова не пришли на земли Горанов. Только небольшие стада их изредка быстро пробегали вдалеке. Молодые охотники целыми днями гонялись за ними, но, ослабевшие после голодовки, приносили мало добычи.


















           Г Л А В А 22


   Маленький юркий Хитрун бегал плохо. Да и копье его летело недостаточно далеко. Поэтому он не любил охоты на крупных зверей. Не любил Хитрун и охотиться из засады. У него не хватало терпения долго сидеть неподвижно, поджидая зверя. Зато не было в племени равных Хитруну в охоте на мелких пушистых зверьков. Никто лучше Хитруна не мог рассмотреть едва заметные тропинки пушистых, определить, по какой из них ходит зверек чаще и в какое время суток.
 Хитрун ставил и силки на птиц, и затяжные петли на зайцев, которые привязывал к гибким ветвям. Конец ветки он закреплял в кустах напротив дерева, на котором она росла. Заяц попадал в петлю, рвался из нее и освобождал ветку. Ветка распрямлялась и вздергивала зайца вверх, где его уже не могли достать ни волк, ни лиса, то и дело обкрадывавшие ловушки других охотников.
На этот раз Хитрун придумал ловушку для рыб. Он переплел ветки кедрача с кожаными ремешками так, что получилось что-то похожее и на забор, и на сетку.
--Рыбы плывут сюда,--объяснял он Волку,--и запутываются.
--А зачем им плыть сюда?--удивился Волк.
--А мы их загоним. Только нужно мелкое озеро, чтобы рыбы не поднырнули под ловушку и не переплыли сверху.
Хитрун, конечно, мог позвать с собой мальчиков, но, как он заявил, «негоже взрослому охотнику позориться перед малышами», а как будет работать ловушка, он еще не знал. Пришлось идти Волку. Подходящее озеро они нашли в дальней тундре. Хитрун вбил два кола в берега небольшого залива и натянул между ними ловушку. Потом они с Волком забрели далеко в озеро и начали гнать рыбу в ловушку, колотя по воде руками и ногами. Вода была очень холодная; после третьего захода Волк решительно отказался лезть в воду и уселся у костра, который перед ловлей развел предусмотрительный Хит рун.  А Хитрун еще долго болтался в воде, выбирая добычу.
--Смотри сколько!--радовался он.--Копьем столько не добудешь.
--Конечно,--согласился Волк.--Но ведь можно ловить только в мелком озере.
--Ничего,--беспечно радовался Хитрун,--можно сделать небольшую ловушку. Ею можно будет ловить в любом озере.
--Хитрун хорошо придумал,--похвалил товарища Волк.
Они сложили ловушку и пошли в стойбище. Племя радовалось свежей рыбе, но, конечно же, ее тоже хватило ненадолго.
--Каменный Хозяин разгневался на Горанов,--объявил шаман.--Есть в племени люди, которые нарушают обычаи. Нужна Большая жертва.
Старейшины собрались в священном шалаше на тайный совет. Напрасно ходил Волк вокруг шалаша шамана. Только неясные голоса доносились до него. А ближе подойти ему не удалось. Жилище охраняли старшие воины. Вождь увел отряд охотников в горы добывать горных баранов. Белый Медведь с мальчиками били птиц на дальних озерах. И Волк опасался, что без них шаман с помощью старейшин постарается отомстить ему, Горану, а может быть, и Ворону с Хитруном за поход в страну Огня.
 «Люди, которые нарушают обычаи». Волк отлично понимал, что слова эти относятся в первую очередь к нему и его друзьям.  Он вспоминал слова Серого, предупреждения Красного Носа. Конечно, шаман постарается расправиться с Волком и Гораном, пока нет вождя. Горана он ненавидел за его веру в Невидимого Бога. О чем же все-таки говорили старейшины?
 Волк думал об этом весь день. Он хотел поделиться своими опасениями с Гораном, но Горан опять куда-то ушел. Тогда Волк пошел к Серому, но тот, выслушав Волка, сказал только:
--Надо быть осторожнее. Иди и помни!
 Больше Серый ничего не стал говорить. Да он и не имел права рассказывать о том, что слышал на тайном совете. Волк понимал это. «Что же решили старейшины?»--думал он, укладываясь на шкуры, и, как бы в ответ на его мысли, раздался голос Рыси, который тихо и незаметно проскользнул в землянку.
 Мальчиков племени с детских лет учили умению подкрадываться к добыче или к врагу. Подкрадываться так, чтобы не зашуршала ни одна травинка, не шелохнулся ни один листок. У одних это получалось лучше, у других хуже, но никто из них не мог сравниться с Рысью. Днем Рысь ходил вяло, расслабленно. В сумерках же его движения становились резкими, быстрыми, сменялись полной неподвижностью или медленными и плавными движениями в нужный момент. Он возникал и исчезал, как клочья утреннего тумана под лучами солнца.
--Рысь родился охотником-одиночкой,--не раз одобрительно говорил о нем Белый Медведь.--Никто в племени не уследит за ним…
Вот и сейчас Волк, который считал, что замечает все, не заметил, как Рысь вошел в землянку и приблизился к нему.
--Слушай,--сказал Рысь.--Шаман собрал старейшин и сказал ему: «Уходи». Я ушел, но Рысь вернулся и слышал все.
Рысь рассказывал, и перед его полузакрытыми глазами оживали события прошлой ночи. Маленький костер посредине землянки то вспыхивал, освещая страшные маски, деревянные фигуры Каменного Хозяина, Горанов, Медведей, то затухал, и тогда жилище наполнялось шорохами, тенями духов, которые, как говорил шаман, всегда приходят на тайный совет.
 «Это от дыма, от порошка, который шаман подсыпает в огонь»,--успокаивал себя Рысь. Но все-таки ему было страшно. Все молчали.  Пламя вдруг вспыхнуло зеленоватым огнем, высветив зеленые лица людей, фигуры богов, шкуры, и шаман заговорил.
--Каменный Хозяин сердится. Гораны нарушили обычаи племени.
--Кто эти люди?--спросил Сосна, который замещал вождя на тайном совете.
--Горан предупредил Прибрежных, что Гораны придут в их земли.
--Но Гораны сами нарушили обычаи охотничьих племен,-- возразил шаману Одинокий Самец.--Гораны сами поссорились с соседями.
--Гораны и так не дружили с Прибрежными,--проворчал кто-то из старейшин.
--Горан, Ворон и Волк убили большого медведя на землях Лохматых. Это они поссорили Горанов с соседями,--выкрикнул шаман.
--Разве охотники нарушили обычаи своего племени?-- спокойно спросил Одинокий Самец.--Они нарушили обычаи Лохматых. Да. Но не обычаи Горанов.
--Эти охотники ходили в страну Огня. Каменный Хозяин гневается и не пускает оленей на землю Горанов. Этих охотников надо изгнать из племени. Иначе голод и неудачи упадут, как камни, на голову племени.
Одинокий Самец опустил голову, не зная, что возразить. Молчали старейшины, глаза шамана сверкнули радостью, но тут заговорил Серый. Если Каменный Хозяин не разрешает никому ходить в страну Огня,--насмешливо спросил он,--почему же шаман водит старейшин к Светящемуся озеру?
--С шаманом можно.
--Так. Ну а Серый? Он-то ведь ходит без шамана. Да и многие другие ходили раньше тоже. И Каменный Хозяин не сердился. Почему же вдруг рассердился на молодых глупых охотников? Потому что так хочется шаману?
Смутный ропот пробежал по кругу старейшин. Шаман поднял руку, но Серый не дал ему возразить.
--Каменный Хозяин сам расправляется с теми, кого не хочет пустить в свою страну,--продолжал он.--Каменный Хозяин убил многих, а недавно убил Котика и Красного Носа. А вот этих троих не тронул, принял их в свою страну и отпустил с миром. Это хорошие охотники, а Каменный Хозяин любит хороших охотников. Если старейшины послушаются шамана, племя лишится молодых, хороших охотников.
Старейшины одобрительно загудели, а шаман, злобно сверкая глазами, сел и отвернулся от них. Он так и не решился возразить Серому. Он видел, что сейчас старейшины не поддержат его. Сосна поднял жезл.
--Молодые охотники не нарушили обычаев племени,--сказал он.--Не нарушили приказов старейшин. Но… Вели себя неосторожно. Могут принести вред племени. Пусть старейшины следят за ними и, если надо, накажут.
Все согласно закивали.
--Пусть будет так,--неохотно согласился шаман.--Но… Чтобы олени пришли осенью, Каменному Хозяину нужна Большая жертва.
И снова ропот покатился по кругу. Старейшины боялись Большой жертвы. Ведь если племя, человека которого принесли в жертву, узнает об этом, оно станет мстить. Будет война. И это будет плохая война. Воина из засад. Днем и ночью. Никто же не станет идти за пленником далеко, в чужие земли, из которых можно не вернуться и самому.
--Жаль,--тихо сказал Одинокий Самец,--что Гораны не захватили живьем ни одного из чужих…
Никто не стал возражать шаману, и он сказал уверенно.
--Прибрежные люди опозорили Горанов. Шаман думает, жертвой должен стать Прибрежный человек--сын Большой воды. Каменный Хозяин враждует с Большой водой. Такую жертву он примет охотно. Пусть воины обходят границы земель племени. И как только кто-нибудь из Прибрежных ступит на нашу землю, пусть схватят его и приведут сюда.
--Когда все ушли,--закончил свои рассказ Рысь,--остался открытым вход в маленький шалаш. Шаман вытащил из-под шкур разрисованную шкуру и долго рассматривал ее. Но что на ней нарисовано, Рысь не сумел рассмотреть. Было темно. Но Рысь рассмотрит, когда шаман уйдет. Рысь теперь умеет развязывать и завязывать ремни на входе так, как шаман.
--Хорошо,--кивнул Волк,--когда шаман уйдет, пусть Рысь позовет Волка. Рысь и Волк посмотрят вместе.
Горан вернулся только к вечеру. Он молча выслушал рассказ Волка о тайном совете и сказал задумчиво.
--Что ж. Надо предупредить Прибрежных, чтобы не ходили в земли Горанов.
-- Но если эта жертва поможет племени?--спросил его Волк.--Неужели Горану Прибрежные дороже людей племени?
--Не дороже. Просто Невидимый Бог не любит Большой жертвы.
-- Но если это надо для племени?--не успокаивался Волк.-- Даже Серый ничего не сказал против жертвы.
Горан только укоризненно посмотрел на друга.
Вернулся вождь с охотниками. Им удалось убить только двух старых баранов, но по дороге отряд наткнулся на лосей, и теперь племя питалось свежим мясом.

















         Г Л А В А  23


   День Рыбы тоже не принес радости племени горанов. Хоть рыбы было и много, но шла она недолго, и племени не удалось заготовить нужных запасов.
--Шаман прав. Каменный Хозяин сердится,--все чаще и чаще говорили Гораны,--нужна Большая жертва. Тогда олени снова придут на землю Горанов. Будет много рыбы и ягод.
 А сразу после дня Рыбы к Волку пришел Рысь. Как и в прошлый раз, он пришел ночью, когда все спали, и Волк понял, что Рысь не хочет, чтобы кто-нибудь видел, как он разговаривает с Волком.
--Пойдем,--тихо сказал Рысь.--Шаман ушел надолго.
--Откуда Рысь знает?
--Шаман взял с собой много еды.
--Хорошо. Иди, развязывай узлы. Волк разбудит друзей.
Когда молодые охотники пробрались в жилище шамана, Рысь уже поджидал их. В руках он держал туго свернутую оленью шкуру.
--Темно,--тихо сказал он,--ничего не видно.
 Охотники воткнули копья в пол землянки и, натянув между ними шкуры, со всех сторон огородили площадку посредине его. Волк зажег кусок травяной ткани в раковине с жиром, и Рысь начал разворачивать сверток.
--Говорящая шкура!--разом воскликнули молодые охотники.
Гладко выскобленная оленья шкура была покрыта разноцветными черточками, линиями, кружками.
--Вот Горячая долина,--присмотрелся Волк,--а вот Светящееся озеро. Видите, оно выкрашено в желтый и красный. А дальше…
 Через всю шкуру тянулся ряд коротких черточек. От него в разные стороны отходили линии покороче, и каждая из них кончалась каким-нибудь значком. Молодые охотники знали, что такие линии, которые назывались следом воина, обозначают охотничьи тропы, знали они и значение многих других значков.
-- Вот здесь шаман берет черный лед,--указал Хитрун на наконечник копья, нарисованный на шкуре.--Вот путь к нему. Надо обойти скалы. И идти вдоль ручья,--показывал он на голубую полосу, вдоль которой тянулись черточки.
--Свернуть здесь, у Медведя,--помог ему Горан, указывая на изображение медведя, сидящего на значке, которым охотничьи племена изображали гору.
--А вот и Ворчун,--рассматривал Хитрун изображение человеческого лица, изо рта которого вываливались камни.
--Путь через страну Огня,--вдруг осенила Волка догадка.
--Да. Вот долина, где погиб Красный Нос. Видишь? --Хитрун показал на значок ямы, от которого тянулись синие зигзаги стрел.
--А это, наверное, река Смерти,--задумчиво сказал Волк, рассматривая синюю полосу, возле которой были изображены черепа и кости.
--Вот здесь шаман, наверное, берет белый порошок-- указал Рысь на знак горы, над которым были нарисованы клубы дыма.--Рысь видел. Рысвь ходил туда с шаманом и узнал дорогу.
--А дальше? Горы, ручьи, а что дальше?--продолжал разворачивать шкуру Волк. Нового знака не знал никто.
-- А это?--упавшим голосом проговорил Хитрун.--Что обозначают эти знаки?
--Надо хорошо запомнить все это,--предложил Горан.
--Запомнить? Попробуй запомнить! Можно и ошибиться,-- возразил Хитрун.--А как понять те значки, которых не знаем? Здесь таких много. Их надо показать Белому Медведю: он хорошо знает знаки говорящих шкур.
--Надо сделать свою шкуру,--предложил Ворон.--Пусть Рысь готовит краски, а мы приготовим шкуру и перенесем все, как есть. А потом будем показывать старшим, но не всю шкуру, а по одному значку, по одной линии, пока все не узнаем. Покажем всю шкуру,--сразу поймут, что мы были в жилище шамана… А будем спрашивать по знаку, да еще у разных старейшин,--никто ничего не поймет.
Две ночи ходили молодые охотники в жилище шамана и перерисовывали шкуру, а потом Рысь положил её на место и завязал ремни на входе хитроумным узлом так, как завязывал шаман.  Маленький Бобр, Заяц и Прыгун охотно расспрашивали старших о значении того или иного знака. Расспрашивали о них и сами молодые охотники, а к вечеру собирались в шалаше у Волка и рассматривали свою шкуру, определяли, на что указывают значки. Если один старейшина не знал значения линии или знака, ребята обращались к другому, к третьему. В конце концов, говорящая шкура заговорила с ними на языке горанов, но было еще в её речи много непонятных слов. И они продолжали спрашивать.
 Много нового узнали они. Путь к краскам, черному и белому льду. Места, где проваливается земля и где из-под земли вырывается огонь. Места, где падают скалы, и путь к реке Смерти. Много ловушек было около главной тропы, и все они были обозначены на говорящей шкуре. Молодые охотники так часто смотрели на нее, что теперь могли идти через страну Огня, не глядя на шкуру. За концом главной тропы были нарисованы мамонты, олени, бизоны. Это были маленькие фигурки, но их было много. «Это обозначает богатые охотничьи земли»,-- объяснил Хитруну Сосна.
-- Вот видите,--горячился Волк.--А шаман скрывает это от людей. Надо помочь племени. Племя не будет голодать. Надо идти в новые земли.
-- Волку мало, что погибли Красный Нос и Кот,--сурово обрывал его Ворон, и Волк опускал голову. Он не мог простить себе гибели друзей.
 Вернулся шаман, и несколько дней молодые охотники боязливо выжидали.
--Духи могут сказать шаману, что охотники брали шкуру,--делился своими опасениями Волк с Гораном.--Что тогда?
--Не заметит. Мой Бог не допустит.
И  шаман не заметил ничего, и друзья сильно разуверились в его дружбе с духами.
--Шаман говорит, что духи сообщают ему все,--усмехался Хитрун.--Что ж, Хитрун тоже может так сказать. Что ж, значит, Хитрун--шаман?
--Рысь уйдет от шамана,--заявил Рысь, который теперь, почти не скрываясь, ходил к друзьям.--Шаман врун.
--Правильно! Его тайны мы уже знаем,--поддержал Рысь Хитрун.
--Пусть Рысь потерпит еще немного,--попросил Волк.--Когда охотники пойдут через страну Огня, возьмут и Рысь.



















         Г Л А В А  24


   Серый заболел. Он не вставал со шкуры, не ел и только пил и пил воду. Не помогали настои из трав, которыми поила его наставница. Изжелта-бледное лицо его казалось застывшей маской. Он не узнавал никого, не мог говорить. И умер, не приходя в сознание.
--Серого наказал Каменный Хозяин за то, что ходил без шамана в страну Огня,--шептались Гораны.--Шаман говорит, что Каменный Хозяин не хочет, чтобы ходили к нему.
-- Много сделал Серый для племени,--сказал вождь,--нужно похоронить его, как вождя.
Тело Серого уложили на носилки, устланные красными шкурами. Рядом с ним положили лук, стрелы, дубинку, копье, нож. Само тело было выкрашено в красную краску, любимую краску Хозяина огня. Шестеро старейшин несли носилки, а женщины с плачем и причитаниями шли рядом, усыпая путь их цветами и зеленью.
У подножия Огненной горы вырыли яму, опустили туда Серого и его оружие, а сверху засыпали большими каменными глыбами. Теперь ни зверь, ни птица не доберутся до его тела, и душа Серого не переселится в них. Теперь Серый станет воином Каменного Хозяина и будет помогать Горанам.
 Шаман в черном плаще и маске воина несколько раз обошел вокруг могилы, бормоча заклинания.
--Серый любил ходить в страну Огня,--закричал он визгливо,--и Каменный Хозяин забрал его к себе.
--А шаман помог ему,--услышал Волк шепот Рыси, стоящего рядом.
--Рысь что-то знает?--быстро обернулся к нему Волк.
Рысь приложил палец к губам и поманил Волка за собою. Они ушли в тундру, и только здесь, вдали от кустов и скал, на открытой равнине, Рысь сказал.
--Шаман принес тогда мех с водой.
--Когда--тогда?--перебил его Волк.
--Когда шаман ходил в страну Огня, а охотники перерисовывали говорящую шкуру. Рысь удивился: ведь воду всегда носил Рысь. Да и в землянке стоял большой мех с водой. Рысь сделал вид, что хочет пить, взял мех и развязал его. Но шаман отнял мех у Рыси, снова завязал и отнес в священный шалаш. Шаман сильно испугался. Почему? Как-то ночью Рысь не спал и все видел. Шаман зашел в священный шалаш и вышел оттуда. Он что-то прятал под накидкой. Он посмотрел на Рысь, но Рысь сделал вид, что спит. Шаман вышел из землянки, а Рысь подождал немного и пошел за ним. Шаман зашел в жилище Серого, а Рысь подполз и заглянул. Там было темно, и Рысь ничего не увидел. Но услышал бульканье, как будто кто-то наливал что-то в мех. Рысь не понял тогда, что делал шаман в жилище. Но потом Рысь вспомнил о реке Смерти, которую показал ему Волк на говорящей шкуре. Теперь Рысь думает, что шаман ходил к этой реке и принес воды. Рысь думает, что шаман подлил этой воды в водяной мех Серого. Рысь думает, что Серого убил шаман за то, что тот всегда говорил против него. А теперь говорит, что Серого забрал Хозяин. Пусть Волк и другие берегутся. Они ведь тоже ходили в страну Огня. Может, шаман будет мстить и им.
-- Может,--кивнул Волк.--Если Рысь думает правильно, обязательно отомстит. Но, может,--сквозь зубы добавил он,-- Волк отомстит раньше… За Серого…








           Г Л А В А 25


   Племя Горанов столпилось в центре стойбища. Всегда сдержанные и спокойные, они сейчас бесновались, вопили, приплясывали. Даже солидные старейшины притопывали ногами, размахивали руками, кричали.
 «Священный танец»,--понял Волк, протискиваясь в круг. Женщины с растрепанными волосами, полуприкрытые легкими накидками, плясали, взявшись за руки, высоко подбрасывая ноги. Их глаза лихорадочно блестели, лица кривила болезненная судорога.
--Шаман накормил их красным грибом,--шепнул Рысь за спиной Волка, но тот отмахнулся.
--Знаю!
Всего несколько раз за свою жизнь видел Волк священный танец женщин, и каждый раз ему было досадно и противно. Он заглянул через головы танцующих. Окруженный пятью воинами, в центре стоял Прибрежный человек. Ремни опутывали его грудь, плотно прижимая руки к бокам, кляп из шкур торчал изо рта, прикрывая нижнюю часть лица. Кожаная шапочка была низко надвинута на лоб.
  Женщины завывали, носясь по кругу. Время от времени то одна, то другая бросалась к пленнику, вытягивала дрожащие руки, пытаясь ногтями исполосовать его лицо, но воины поднимали копья, и, наколовшись на острия, женщины отскакивали и снова начинали танцевать. А над толпой неслись крики: «Большая жертва! Большая жертва!», «Каменный Хозяин будет доволен!», «Снова олени придут на земли Горанов!».
 Волк осмотрелся и по блестящим глазам понял, что большинство его соплеменников уже хлебнули веселящего напитка, настоянного на красном грибе. А некоторые тянули его из мехов тут же, падали под ноги танцующим, а те ходили прямо по телам упавших, вопя, выкрикивая что-то, бормоча.  Кто-то потянул Волка за плащ.
--Пойдем,--услышал он тихий голос Горана.--Надо поговорить.
 Они долго шли молча. Потом, все так же молча, Горан остановился и остановил Волка. Он стоял, глядя в землю, очевидно, никак не решаясь заговорить, но, наконец, решился, поднял голову и посмотрел прямо в глаза Волку:
--Его надо спасти.
--Пленника?--изумился Волк.
-- Да, Прибрежного. Так сказал Мой Бог. Прибрежный шел с миром, без оружия,--голос Горана пресекся.--Шел ко мне,--с трудом договорил он.
--Откуда Горан знает?
--Только Горан дружит с Прибрежными. К кому еще мог идти Прибрежный?
--Но что же теперь делать?
--Надо его спасти. Пусть Волк вспомнит, как Прибрежные спасли Волка. Как подарили копья смерти.
--Волк уже помог Береговым,--перебил друга Волк.--А сейчас? Как Волк поможет пленнику? Разве Горан не знает? На ночь пленника бросят в яму. Яму будут охранять. Пленник будет связан. Чтобы развязать его, чтобы вытащить его из ямы, надо убить часовых. Убить своих?!
 Оба замолчали.
--Все равно,--тихо, но твердо промолвил Горан.--Пленника надо спасти. Так хочет Мой Бог. Горан пойдет один.
--И погибнет. Часовых будет трое. Один смотрит. Двое отдыхают. Но не спят. Дремлют. Горан убьет часового. Двое сразу бросятся и убьют Горанак. Нет. Волк не пустит Горана. Волк свяжет Горана и не даст ему убивать соплеменников, погибать самому. И пусть твой Бог не обижается!
Он шагнул к Горану, хотел положить руку на плечо друга, заглянуть в глаза, уговорить. Но Горан отпрыгнул назад и выставил перед собой копье. Волк схватился за нож. Они долго стояли, подстерегая каждое движение друг друга, но неожиданно Волк отбросил нож и сел на траву, повернувшись спиной к Горану. Тот, удивленный, отпрыгнул еще дальше, крепче сжимая копье, но тут услышал горький смех Волка, и руки его обвисли. Никогда еще Горан не слышал такого смеха, смеха сквозь слезы.
--Что ж Горан не бьет?--спросил Волк.--Пусть бьет. Если Волк сам не помешает Горану, Волк скажет воинам. Воины не дадут Горану освободить пленника. Пусть Горан убьет Волка. Только так Горан заставит Волка молчать.
С каждым словом голова Горана опускалась все ниже. Он бросил копье на землю и наступил на него ногой.
--Хорошо,--сказал он, наконец,--Горан скажет все. Пусть Волк решает… Там, у Прибрежных, Горан увидел девушку. Горан ходил к ней, и она выходила встречать Горана. Так вот. Горану не жить без этой девушки. А пленник--брат этой девушки. Брат. Он шел от нее с вестью для Горана. Пусть Волк теперь скажет: что делать Горану? А если бы в яме сидел брат Утки? Что сделал бы Волк?
Теперь опустил голову Волк. Он долго молчал, и Горан, не выдержав, заговорил снова.
--Пусть Волк не помогает Горану. Пусть Волк только не мешает. Или пусть убьет Горана.
 Волк продолжал молчать.
--Волк с Гораном не будут убивать часовых,--решительно сказал он.--Часовых можно оглушить дубинками, как на соревнованиях. Оглушить и сбросить в яму. Но вдвоем Волк и Горан не справятся. Нужно позвать еще кого-нибудь! Как жаль, что Серый умер,--вырвалось у него с болью.--Не с кем посоветоваться.
В племени Горанов жили недолго. Болезни, когти и клыки зверей, стихийные бедствия, голод… Редко кто из них доживал до возраста старейшин. Не было отцов и у молодых охотников, советоваться же с вождем Волк не решался.
--Ладно, поговорим с Вороном,--решил он, наконец.
 Ворона они нашли на краю стойбища. Он сидел на шкуре, прилаживая к стрелам гусиные перья. Он выбирал из груды перьев, лежащей перед ним, очередное перо, внимательно осматривал его, выравнивал и оленьей жилкой крепко привязывал к древку. Он не прекратил своего занятия, слушая друзей, продолжал работать и тогда, когда начал говорить.
--Что ж. Надо, так надо. Только часовые могут узнать кого-нибудь. Нужно одеться так, как одеваются Прибрежные. На голову нужно надеть шкуры так, чтобы они закрывали лицо. Оглушить часовых мало. Их надо связать и заткнуть рты. А напасть надо перед утром. Тогда часовым особенно хочется спать.
-- Соберемся у землянки Волка,--кивнул Горан, воспрянув духом.
--Хорошо,--сказал Волк,--а сейчас Волк скажет Рыси: пусть Рысь подсыплет белого порошка в хворост для костра. Пусть насыплет в самый низ хвороста, чтобы порошок загорелся под утро…--добавил он.
Фигура часового четко выделялась на фоне неба. Трое друзей лежали за землянкой, приготовив дубинки, обернутые шкурами.
--К часовому пойдет Волк,--прошептал Волк,--а остальные ползите к костру. Если проснутся--бейте!--И, расправив шкуру, он растворился в темноте.
Часовой устал всматриваться в ночь. Очень хотелось спать, и голова его невольно склонялась на грудь, но, наткнувшись на острие копья, которое он поставил так, чтобы оно его будило, часовой резко отдергивал голову и начинал ходить возле ямы. Перед тем как стать на пост, часовой заснул у костра, хоть спать и не полагалось. Дежурный с трудом разбудил его. Никогда раньше он не засыпал, когда что-то стерег. Никогда раньше ему так не хотелось спать! От костра доносился храп товарищей. А ведь они тоже не должны были спать!
--Духи ночи закрывают глаза Горанам,--пробормотал часовой, отходя подальше от такого уютного в темноте костра.
Ему показалось, что сгусток тьмы надвинулся на него из ночи, а в следующий момент мягкий удар обрушился на его затылок. Часовой упал, так и не поняв, что его ударили.  Очнулся он в темноте. Сильно болела голова. Он попытался поднять руку, чтобы потрогать ноющий затылок, но руки оказались связанными. Он хотел крикнуть, но почувствовал во рту кусок шкуры, который никак не мог вытолкнуть языком. Только утром проснувшиеся часовые развязали его и вытащили из ямы. А пленник исчез.
--Прибрежные люди приходили в стойбище,--боязливо шептались женщины,--хорошо, хоть никого не убили…
Прыгун, как всегда, спешил, ноги мелькали, как крылья птицы.
--Вождь зовет Волка и Горана!--прокричал он на бегу.--Прыгун побежал за Каланом, а Волк пусть идет к вождю.
 Волк подождал Горана у жилища вождя. Вошли они вместе. Вождь сидел и рисовал что-то на гладкой оленьей шкуре, отскобленной до белизны.
--Так,--кивнул он друзьям,--садитесь. Пленника похитили Прибрежные, наверное. Кто же еще? Странные это были Прибрежные,--улыбнулся вождь.--Часового не убили, а связали. Двое других часовых спали. А ведь это хорошие воины. Непонятно. В племени говорят--непонятно.
Он замолчал, пристально вглядываясь в глаза Горану, и тот, смутившись, опустил глаза.
--У шамана пропал белый порошок,--продолжал вождь.--Тот, от которого спят. Ловкие ребята, эти Прибрежные люди,--снова улыбнулся вождь.--Утащили порошок у шамана, подсыпали в костер, оглушили часового. И никто ничего не видел.
--Да,--пробормотал Волк.--Хорошие охотники.
Глаза вождя посуровели.
--В одном они просчитались,--сказал он.--Следы. Они оставили следы, а ведь по следам опытный охотник найдет врага. Следы, конечно, похожи, но… Один из нападавших немного выворачивает левую ногу. Точно так же, как это делает Ворон. И этот след видел не только вождь.--Он вздохнул сокрушенно и продолжал.--Молодые охотники думают, что они очень хитрые. Не понимают. Старшие все видят, только не всегда говорят.
 Вождь помолчал немного и снова начал говорить, не поднимая глаз от своего рисования.
--Сегодня вечером на совете шаман будет говорить с духами, и духи укажут, кто освободил пленника. Это будут,--он многозначительно помолчал,--Хитрун, Волк, Ворон и Горан.
--Но Хитруна не было,--вырвалось у Горана.
--Все равно,--насмешливо улыбнулся вождь,--шаман скажет, что был. После этого совет изгонит Ворона и Хитруна, а Горана и Волка принесет в жертву. Вместо пленника. Даже такого человека, как Горан, в честь  которого названо племя.
--Откуда вождь знает?--вскинулся Волк.
--Вождь знает,--уверенно заявил тот и добавил.--Уходите! Если пройдете Гремящий мост--откроете для племени новую страну. Племя забудет ваши провинности. А их у вас много. Уходите сейчас же. Уходите, пока не поздно. И возьмите с собой Рысь. Шаман не простит ему белого порошка.

















          Г Л А В А 26


   Они карабкались по скалам, пробираясь в путанице расщелин, а огненные факелы слуг Каменного Хозяина освещали им путь. Время от времени останавливались, выбирая направление, и все-таки шли намного быстрее, чем в первый раз. Во-первых, шли они уже знакомым путем, а во-вторых, очень помогала говорящая шкура. Правда, очертания гор не всегда были схожи с нарисованными на шкуре, но «горы ведь живут, а значит--меняются»,--решил Волк. Внимательно рассматривая окружающие вершины, можно было узнать и ту, что изменилась. А след воина петлял на шкуре, и они обходили, казалось, безопасные ровные места, карабкаясь по шуршащим под ногами каменным осыпям, погружаясь по колено в мягкий серый пепел.
 Один только раз Хитрун, который шел тогда впереди, повернул было к гладкой каменной реке, хотя след на шкуре удалялся от нее. Но Ворон и Горан остановили Хитруна и заставили идти в обход. Они шли по узкому каменному карнизу, плотно прижимаясь к стене обрыва, когда возглас Рыси заставил их обернуться и посмотреть вниз. Гладкая черная поверхность каменной реки покраснела, как краснеют угли под слоем пепла, и густой вязкой массой поползла, разгораясь, выплескивая огненные фонтаны, растекаясь слепящими ручьями. И жар от этой реки опалил лица охотников, хотя они были довольно высоко над нею.
Хитрун опустил голову. Никто не упрекнул его, но и никто больше не пытался нарушить путь говорящей шкуры.  Днем и ночью горели верхушки огненных гор, сыпался пепел, взлетали раскаленные глыбы и, падая, чернели, остывали. Ручьи, реки, озера--горячие, теплые, холодные--были безжизненны. Не колыхались на дне пряди водорослей, не плескались рыбы. Не встречали охотники и следов зверей, не слышали гомона птиц. Это была мертвая страна, но страна живая. Шевелились склоны гор, погромыхивая, переговаривались каменные громады, распускались огненные цветы на их верхушках.
 На пятый день пути охотники вышли к серо-зеленому озеру. Легкий пар поднимался над неподвижной поверхностью озера, и Рысь сунул палец в озеро, чтобы узнать, насколько горячая в нем вода. Сунул и с криком отдернул руку. Хотя вода в озере была холодной, она обожгла палец, как кипяток. Кожа на пальце покраснела, как от укуса жгучей травы, и слезла лохмотьями.
--Это плохая вода,--сказал Волк, который ладонью чуть-чуть прикоснулся к озеру.--Она не горячая, но она обжигает…
Охотники не нашли этого озера на говорящей шкуре.
--Значит, озеро появилось недавно,--сказал Горан и добавил, подумав.--Здесь все меняется быстро.





















           Г Л А В А  27


 
 Припасы кончались, но и путь, если верить говорящей шкуре, близился к концу. Все меньше попадалось огненных гор, всё ниже становились их вершины, и, наконец, плоская равнина разбежалась во все стороны, оттесняя море. Широкое устье мутной реки желтело многочисленными песчаными косами, островками, заросшими чахлым кустарником. Тысячи чаек с хриплыми криками ловили рыбу у самого берега. Горан по пояс вошел в холодную желтую воду и за полчаса набил копьем десяток жирных серебристых рыбин. После вяленого мяса и сухой рыбы свежие рыбины, поджаренные на прутиках, показались охотникам особенно вкусными.
 Они шли по тундре, на каждом шагу вспугивая куропаток, подбивали стрелами зайцев, собирали ягоды. Здесь было очень много медведей. Они ловили рыбу, лапами сгребали сплошной ягодный ковер, отправляя в пасть целые охапки кустиков брусники, черники, голубики. Жевали их, а листья выплевывали, и сок ягод тек по довольным медвежьим мордам, разрисовывая черную шкуру. Это были мирные медведи. Они совсем не боялись людей и подпускали их очень близко, с любопытством рассматривая.
 Местность постепенно повышалась, а справа от их пути поднялись горы, скалистыми хребтами заслоняя море. Тысячные стада оленей паслись в широкой тундре рядом с большерогими, волосатыми быками, зубрами… Гуси, утки, лебеди, казарки затмевали небо, покрывали поверхность озер так, что не было видно чистой воды под плотно сбившимися пестрыми телами пернатых.  Перекликались волки, преследуя стада. Медленно двигались стада по тундре.
--Эти стада не кочуют,--сказал Ворон,--они пасутся здесь всегда. Корма хватает всем.
-- Может, зимой и уходят туда, где теплее,--кивнул Горан,-- но вряд ли далеко.
А горная страна разрасталась, посылая своих каменных сынов в тундру, горбящуюся холмами, усыпанную валунами. Стали попадаться заросли кедрача, берез, осин. Здесь охотники часто натыкались на лосей, лесных оленей, косуль. Охотникам надоело шлепать по болотистой тундре, растоптанной копытами животных, и они свернули поближе к горной стране. Здесь они впервые встретились с огромными серыми медведями, чуть ли не вдвое большими, чем бурые. Они не нападали на охотников, но когда те случайно очутились на тропе одного медведя, зверь сразу же пришел в ярость и с ревом, от которого, казалось, задрожали скалы, бросился на них. Охотники врассыпную побежали от него, а он не стал гнаться за ними и продолжал размеренно, важно топать по траве, переворачивая огромные валуны в поисках пищи. После этого охотники далеко обходили серых великанов, и те, в сознании своей непомерной силы, не обращали на них никакого внимания.
 Неподвижно застыли на скалистых уступах бараны с огромными рогами. На них охотились большие серо-желтые кошки, жившие в горных зарослях. Кошки эти были очень любопытны и подолгу следовали за охотниками, почти не прячась. Сначала охотники думали, что кошки хотят напасть на них, но потом поняли, что никаких злых замыслов у кошек не было. А Горан, который столкнулся с кошкой на узкой тропе, утверждал даже, что кошки хотят подружиться с людьми.
--У кошки была очень ласковая морда,--говорил Горан,--и глаза совсем не злые. Она не убежала, а попятилась. И там, где тропа стала шире, пропустила Горана, прижавшись к скале. А могла бы сбросить в пропасть.
--Видно, предки этих кошек были братьями людей,--кивнул Ворон.
   А Волк подумал, что неплохо было бы охотиться вместе с ними. Пока что попадались только мертвые горы, но на третий день пути, наконец, встретилась и живая гора. Столб дыма, как от сигнального костра, поднимался над ее усеченной вершиной, а когда охотники подошли к её склонам, то почувствовали, что скалы подрагивают, а из глубины доносится чуть слышное погромыхивание. На следующий день они подошли к горе, которая дышала огнем. Пламя, то падая, то поднимаясь на десятки метров в высоту, горело над ее вершиной, а из этого пламени сыпался мелкий черный пепел.
--Огненные слуги есть и здесь!--удивленно воскликнул Волк.
--Большая страна у Каменного Хозяина,--с уважением протянул Рысь.
 Дичи здесь не было, но зато охотники нашли много черного льда. И снова потянулись мертвые горы, обрывистые, чужие, безмолвные.  Охотники свернули на равнину. Болота кончились. Тундра сменилась плоскогорьем, усеянным валунами, заросшим кустарником, невысокими деревцами. Тысячи ручейков и речек текли по равнине, впадали в многочисленные озера. Внезапно похолодало, и хоть ветер дул с юга, на путников пахнуло морозом, сыростью. Почти весь день с неба сеял мелкий нудный дождь, к вечеру сменившийся мокрым снегом. Ночью подмораживало, и, чтобы согреться, охотники должны были поддерживать большой костер, дежуря по очереди.
 Волк сидел у костра, когда вдруг почувствовал, что какой-то сильный недобрый зверь следит за ним из темноты. Он не видел этого зверя, не слышал его дыхания, но знал совершенно точно, что зверь неподалеку. Знал и с какой стороны костра он ожидает, когда огонь погаснет. Волк подбросил хвороста в костер и подтащил поближе Хитруна, лежавшего на границе света и тени. Он хотел было швырнуть в темноту факел, когда почувствовал, что зверь больше не смотрит на него и что его нет поблизости.
 Волк растолкал Горана, который должен был сменить его, и, запахнувшись в шкуру, улегся спать. А на рассвете его подняли резкие звуки, напоминавшие звучание сигнальных труб, высверленных из древесных стволов. Звуки сопровождались утробным пофыркиванием и громким поросячьим визгом.
 Охотники вскочили, всматриваясь в молочно-белый туман, клубящийся под порывом утреннего ветра. Сначала над туманом появились горбатые черные спины, плавно плывущие над землей. Потом мощные туловища со столбообразными ногами, и, наконец, яркие лучи солнца высветили стадо буровато-рыжих великанов, заиграли на длинных желтовато-белых клыках, изогнутых, как луки.
--Мамонты!--выдохнул Горан.--Как много!
 Как и остальные, он никогда не видел мамонтов, но сразу узнал их по рассказам стариков, по бивням, которые Гораны изредка находили в береговых обрывах.  Пять вожаков возглавляли стадо. Они были больше остальных и шли сомкнутым строем, прокладывая путь стаду, настороженно оглядываясь. Остальные животные разбрелись по тундре, но от тропы вожаков далеко не отходили. Мамонтихи подталкивали хоботами маленьких мамонтят, жавшихся к их передним ногам, ласково похрюкивали в ответ на их требовательные визги. А мамонтята постарше, не соблюдая походного порядка, бегали зигзагами по всему стаду, пересекая путь взрослым, гонялись друг за другом. Молодые мамонты держались немного в стороне от стада, обгоняли его, а потом дожидались, обрывая зеленые ветки. Шествие замыкали старые крупные самцы. Они шли размеренно и неторопливо, не озираясь и не принюхиваясь ни к чему. Они просто прикрывали стадо от нападения сзади своими мощными рыжевато-серыми тушами.
 Молодой мамонт, обрывая ветки берез, подошел к огромному черному валуну, лежащему на опушке рощицы. Стадо ушло вперед, но он, увлекшийся едой, не спешил догонять его. Только Волк успел заметить, как гибкое длинное тело молнией перелетело через огромный валун и опустилось на горб мамонта, торчащий за его головой. Хищник широко раскрыл пасть, блеснувшую длинными саблевидными клыками, и вонзил их в шею мамонта, выдернул и снова вонзил. Мамонт затрубил и потянулся хоботом к хищнику, но хобот вяло упал, ноги животного подломились, и мамонт упал, подминая кустарник. Он был еще жив, хотя двигаться уже не мог. Клыки хищника раздробили ему шейный позвонок. Жалобный визг мамонта услышало стадо, и старые самцы с тревожным ревом побежали к нему на помощь, сшибая деревья.
Хищник легко взвился в воздух и опустился на вершину валуна. Он стоял и торжествующе рычал, выставив вперед переднюю лапу, а мамонты хоботами, лбами напрасно били в каменную громаду, и отошли, не в силах справиться с ее неподвижностью. Они подошли к молодому мамонту, окружили его, подталкивая, поднимая, а когда он, наконец, затих, ушли, и хоботы их печально волочились по земле. А хищник, снова взгромоздившись на свою добычу, начал клыками полосовать твердую толстую шкуру, лакомиться мясом, и, насытившись, ушел в кусты, оставив добычу волкам, сбежавшимся неизвестно откуда.
--Этот зверь и смотрел на нас ночью,--сказал Волк друзьям.--Этот зверь небольшой, но прыгает далеко. Это опасный зверь.
К вечеру они вышли к ледяному полю. Самое странное, что поле это лежало не на вершинах гор, а прямо на тундре.
--Ледяные горы,--удивленно прошептал Рысь.
--Такие есть и у нас,--сказал Горан, рассматривая огромное голубовато-белое плато, возвышающееся над вершинами деревьев, скалами, валунами.
--Да,--возразил ему Хитрун,--но у нас они маленькие и сверху покрыты землей, а еще сверху растут деревья, кусты… А здесь…
 Белая гладкая равнина тянулась далеко, сколько хватало глаз. Бурные ручьи вытекали из-под нее, грохоча галькой, таща за собой валуны. А по берегам этих ручьев росла высокая, свежая, совсем весенняя трава. Ручьи вымывали в сплошных льдах своды и пещеры, и в красных лучах заходящего солнца они казались застывшей радугой, многоцветьем весенних лугов.
Охотники свернули к солнцу. Все так же катила мутные воды река, ставшая здесь намного шире; но они отошли, наконец, от ее русла и вступили в высокотравную степь, густо усыпанную валунами, галькой, щебнем. Далеко за горизонтом скрывались скалистые горы. Все ниже и ровнее становилось травянистое плоскогорье. Только небольшие холмики, заросшие редкими рощами и кустарником, поднимались над глубокими оврагами. Здесь они встретили деревья с красными ягодами. Сначала они боялись есть эти незнакомые ягоды, но, увидев, что птицы с удовольствием лакомятся ими, попробовали их и сами. Кисло-сладкие, сочные, ягоды хорошо освежали в жару и придавали нежный вкус мясу, если их жарили вместе с ним. Ягод было очень много, но охотники не стали собирать и сушить их, так как не хотели терять времени и перегружать себя лишним грузом в далеком пути.
--Эх, если бы стойбище было близко,--облизывался время от времени Хитрун, вспоминая нежный вкус ягод.
--Плохо без женщин,--кивал Ворон, осматривая разодранную куртку и клочья кожаных штанов.
Они сменили уже по пять пар обуви. Сделанная из плохо вычиненной кожи, обувь недолго служила своим хозяевам, да и ходить в ней было не так удобно, как в аккуратно сшитой по ноге прочной обуви, изготовляемых мастерицами Горанов.  Но, конечно, больше, чем одежда, беспокоило охотников оружие. Кончался запас наконечников, сделанных из черного льда. Кремень они находили, но наконечники, сделанные из него молодыми охотниками, были грубыми и недостаточно острыми. Охотиться было трудно.
Все это нестрашно,--Горан Калан Волка, промазавшего по большой черно-сизой птице.--Добычу можно убить и копьями. А хищники не нападают на людей. Не натолкнуться бы на чужих.
--Но ведь Гораны ни разу не видели следов человека,-- удивился Волк.
--Посмотри,--махнул рукой Горан.
Безбрежная степь колыхалась зелеными травяными волнами вокруг путников. Воздух, напоенный незнакомыми ароматами, холмы, синеющие вдали, подчеркивали беспредельность равнины.
--Здесь,--сказал Горан торжественно,--может затеряться целое племя. Не только отряд воинов.
--Это большая страна,--кивнул Волк, соглашаясь.
--А может,--предположил Ворон,--не затерялись, вымерли.
--Почему? –заинтересовался Волк.
--А вспомни, как Гораны шли первый раз Гремящим мостом? Двое Горанов погибло. Другие люди могли тоже погибнуть. А если и дошли, то слишком мало их осталось. Может, у них было мало женщин: никто не будет брать много женщин в чужую страну, пока не обживется. А вернуться за другими женщинами не успели.--Ворон подумал немного и продолжал.--Мало женщин--мало детей. Это--как охотничьи законы. Охотники ведь не убивают самок и детенышей, не убивают и слишком много животных. Иначе стадо не выживет. Так и люди.
 Он замолчал. Охотники смотрели на него с удивлением: никогда Ворон не говорил так длинно. Но, главное, Ворон говорил очень мудро, как будто был он не молодым охотником, а старым опытным вождем.
--С Горанами пока была удача,--добавил Ворон после долгого молчания,--но… Какой-нибудь новый зверь или болото… Горанам нужно быть очень осторожными. Горанов очень мало в этой большой стране. Кто-то должен вернуться и рассказать племени о ней.
Огромные стада темно-бурых быков паслись в высокой траве. У них была гладкая шелковистая шерсть, а на шее густая темная грива. На спине поднимался горб, а длинные рога чем-то напоминали копья. Попадались и другие быки, очень похожие на длиннорогих, но размерами поменьше, с короткими рогами. Они не боялись людей и подпускали их к себе очень близко, но, вспугнутые, быстро убегали и тогда втаптывали в землю все живое, даже волков, которые обычно охотились на них. Охотники копьями убивали молодых животных и с удовольствием лакомились их мясом. Особенно нежным и сочным было мясо в горбу быков.
Они шли к солнцу, и хотя травы уже пожелтели, было тепло, и чем дальше охотники шли, тем становилось теплее.
-- Может, вернемся?--предложил как-то Горан.
--Зачем?--улыбнулся ему Хитрун.--Здесь хорошо. И никто не мешает охотиться. А от зимы убежим. Там,--он махнул рукой на юг,--зимы, наверное, нет вообще. А там,--он кивнул на север,-- уже холодно.
--И Хитрун не скучает по племени?--удивился Горан.
--Нет,--ухмыльнулся тот.--Хитруна ведь не ждет девушка.
И сразу же Волк вспомнил Утку. Такую, какой видел ее на празднике. Он и раньше вспоминал о ней, но как-то смутно, обрывками. Слишком много увидели охотники в новой стране, и это не давало им думать об оставшихся. А сейчас вдруг вспомнил. Как там она? А  Лис? Может, Утка уже живет в жилище Лиса?
--Надо возвращаться,--решительно сказал Волк.--Надо рассказать об этой стране племени Горанов. Надо возвращаться.
 Ворон утвердительно кивнул.
--Пора. Вернемся. Но пойдем вот так,--он описал рукою дугу.--Тогда увидим больше.
 Как-то утром их остановил крик Рыси, который то и дело отбегал в сторону и никак не хотел идти след в след, как положено охотникам.
--Рыбы,--кричал Рысь,--земляные рыбы! Как много!
Охотники и раньше видели земляных рыб, извивающихся в траве,--длинных, серых, пестрых, коричневых. Они даже подбили копьями парочку рыб, но мясо их оказалось жестким, невкусным, и они не стали больше охотиться на них. Тем более что мяса хватало, да и в озерах было достаточно настоящих вкусных рыб. Но ни разу им не приходилось видеть столько земляных рыб вместе. Они переполняли небольшую впадину, а часть рыб переплелась в клубок, из которого во все стороны торчали их головы. Это были очень красивые рыбы: длинные, толстые, с красными и оранжевыми узорами, с чешуей, сверкающей под солнцем, как каменный лед. Они были такие красивые, что Горан подбежал к впадине и схватил сразу двух рыб. Схватил и тут же с криком выпустил из рук. Ему показалось, что руки его обожгло раскаленными угольями. Обожгло и ногу, к которой взметнулась рыба. Горан отпрыгнул.
--Они жалят, как жгучая трава,--удивленно сказал он, рассматривая покрасневшие руки.
А рыбы шипели и трещали хвостами, как будто бы на хвостах у них были маленькие бубны. Через несколько мгновений Горану стало плохо. Кружилась голова, подгибались колени. Он не мог больше идти и прилег на траву. Руки распухли, распухла и нога, которую обожгла рыба. Горан жаловался на сильную боль. Краснота поднималась все выше от ужаленного места. Горан потерял сознание и не мог больше отвечать на вопросы друзей, толпившихся рядом, испуганных, недоумевающих. Сильная дрожь прошла по его телу, он дернулся и затих.
--Все,--хмуро кивнул Ворон, дотронувшись до безжизненной руки друга.
Волк опустил голову.
-- Это земляные рыбы убили его,--прошептал он.
Рысь поднял тяжелую руку умершего и кивнул Волку.
--Смотри.
Волк всмотрелся в посиневшую кожу и увидел два маленьких красных пятнышка.
--Как следы от зубов щуки,--сказал Рысь.--Это не рыбы, это змеи. Белый Медведь рассказывал Рыси о них. Наше племя жило тогда в стране Теплого Солнца, там, где с одной стороны густые леса, а с другой--степи с высокой травой. Лес там был, как здесь, но были и деревья с гладкой, мягкой корой, и деревья твердые, как камень, и деревья-ремни, которые обвивали другие деревья. В том лесу и жили эти змеи, ну и другие звери, конечно, тоже жили: лоси, кабаны, медведи, рыси. По долинам рек там тоже ходили стада огромных волосатых мамонтов. Охотники подрывали тропинки мамонтов на склонах гор, и мамонты падали и разбивались о камни. Рыли охотники также на дорогах мамонтов ямы-ловушки, прикрывали их ветвями, а на дно ям вбивали острые колья. И когда удавалось убить мамонта, мяса хватало всему племени. Там было много зверей.
--А почему Гораны ушли оттуда?--не выдержал Волк.
--Белый Медведь говорил: пришли чужие. Их было много. У них были деревянные шлемы и кожаные нагрудники с костяными нашивками. Гораны тогда еще не имели такого оружия. Ну и чужих было очень много. Но разве Волк сам не знает об этом?
--Знает, но мало. Наш наставник сам, наверное, знал немного.
Волк, конечно, слышал, как племя Горанов под натиском чужих переселялось все дальше на север, пока не очутилось в стране Каменного Хозяина. Он спрашивал скорее для того, чтобы не думать о Горане. Но мысли не слушались и снова и снова бились в голове, отдаваясь болью в висках: «Охотники вернутся, а Горан останется лежать здесь. Никогда больше не улыбнется Горан Волку, не посмотрит своими ласковыми глазами. У Волка больше нет такого друга и, наверное, не будет. А что же теперь сказать девушке Прибрежных?».
Мысли теснились, обгоняя друг друга, и Волк, наконец, застонал, сжав виски ладонями. А Ворон, Рысь и Хитрун отвернулись, делая вид, что ничего не заметили, так как «негоже воину показывать свое горе».  Камней здесь не было, поэтому пришлось копать глубокую яму, чтобы звери не могли вырыть тело Горана. Завернув его в плащ, они уложили покойника на дно ямы, а рядом положили его оружие. Хитрун пытался было забрать наконечники из черного льда, но Ворон не разрешил ему сделать это. Потом засыпали яму землей, утрамбовали ее и покрыли дерном, чтобы никто не смог найти последнего  жилища друга, разорить его и ограбить.
--Кто придёт на смену Горана и поверит в Невидимого Бога?—задал себе вопрос Волк.






          Г Л А В А 28


   
Хмурые шли охотники по высокой траве, внимательно глядя под ноги, опасаясь змей.
--Если бы с нами была наставница или старейшины,-- вздыхал Ворон,--они, может быть, и спасли бы Горана.
 Справа потянулись леса. Все выше и гуще становились они, и приходилось сворачивать все дальше на запад, все ближе к Большой воде.  Выросшие в лесотундре, охотники не любили лесов и заходили под их зеленые своды недалеко, шли вдоль небыстрых речек с темной прозрачной водой, чтобы не заблудиться. Могучие лоси, белохвостые олени, тысячи мелких зверьков жили в этих лесах, а речки, перегороженные бобровыми плотинами, разливались в широкие запруды с сотнями бобровых хаток. Но охотиться в лесу было трудно, мешали деревья и кусты. Поэтому охотники берегли копья и стрелы и охотились только в степи или на опушке леса. На ночь они ставили силки, в которые часто попадали черно-бурые зайцы с очень длинными ушами и большие рыжебокие зайцы. У этих уши были покороче, но широкие, как листья лопуха.
--Все не так, как у Горанов,--качал головой Хитрун, сшивая уши зайца оленьими жилами.--Отличная будет шапочка,-- продолжал он, осматривая уши.--Наверное, в этой шапочке Хитрун будет слышать все, о чем говорят сейчас женщины в стойбище Горанов.
 И Волк понял, что Хитрун тоже скучает по племени, хотя и старается показать, что ему все безразлично.  Как-то раз на Рысь, отставшего от товарищей, прыгнула большая пятнистая кошка. Тот увернулся и, зная, что все кошки не любят воды, бросился в озеро. Но, к его изумлению, кошка без колебаний прыгнула вслед за ним и стала быстро догонять молодого охотника. К счастью для Рыси, товарищи не успели уйти далеко. Они прибежали на его крик, под ударами стрел и копий кошка отступила и, переплыв на противоположный берег, скрылась в зарослях.
После этого случая охотники круто свернули прямо к Гремящему мосту. Им не надо было выбирать правильное направление. Как и все охотники, они просто знали его. Они рвались домой, к племени, без которого чувствовали себя беспомощными песчинками в огромном враждебном мире.
























       

            Ч А С Т Ь  Т Р Е Т Ь Я


Всевышний вновь созвал ангелов и спросил.
--Было ли среди язычников верование в невидимого Бога?
--Мы не знаем этого,--за всех ответил Сатана. Такое известно только Тебе, господин.
--Верование, что помимо видимого мира есть другой, невидимый, вышечувственный мир, мир духов, было распространенным в языческом мире. Я, действительно заложил основу такого верования в человека. Можно даже сказать, что оно есть почти столь же всеобщее верование, как и вера в бытие Бога, несмотря даже на гибель основоположника такого верования среди язычников. Вскоре появится новый член, который поклоняется невидимому Богу. У Горанов, до рождения нового Горана, им стал член племени Волк.
Всеобщность этого верования ясно показывает, что оно имеет в своей основе истину и соответствует потребностям разумно-нравственной природы человека. Убеждение человечества в бытии мира чистых духов, высших человека, но низших Бога, вполне согласно и с началами здравого мышления. В древнем мире, несмотря на язычество, это разделяли не только язычники, но и философы первобытных людей\ Это учение признавалось, как имеющее для себя оправдание и в соображениях здравого разума.
Я, невидимый Бог в творении мира восхотел открыть Свои совершенства. Но в возможно наивысшей степени совершенства Божия отображаются только в чистом, бестелесном духе, в чувственном же мире и в людях образ Божий является в закрытом телесностью виде. Отсюда необходимо допустить, что кроме мира видимого и человека, Бог создал еще мир высших духовных существ, свободных от телесности, в которых образ Божий является в более чистом, светлом и близком к своему Первообразу виде.
Второе соображение таково. Совокупность земных существ и предметов представляет собой как бы лестницу, имеющую разные ступени, по которым рядами поднимаются разные формы бытия, начиная с самой низшей и простейшей и кончая самою высшею, сложнейшею. Между этими формами нигде нет скачков или пустых промежутков; напротив, при переходе от одной формы к другой везде замечается удивительная постепенность. На высшей ступени земного бытия является человек. Какое же положение занимает человек в области мироздания? По своей телесной природе он есть член видимого мира, но только член самый высший, заключительный. Ho по своему сознанию, разумности и нравственной личности, короче, по своему духу,--выходит из области видимой природы. В этом последнем отношении человек есть исключительное сущесовершенства. К признанию бытия мира духовного ведет именно следующее заключение по аналогии: если под человеком существует чисто вещественная природа, так и над человеком должен быть непременно мир разумных существ, чистых духов, соединительным звеном между которыми служит человек.
Если ряд земных существ и предметов представляет как бы лестницу постепенно возвышающихся форм бытия, то естественно думать, что мир невидимых разумных существ, в соответствие этому, также составляет из себя лестницу, разные ступени которой занимают по своему относительному достоинству невидимые существа. Без бытия ангелов постепенно возвышающаяся лестница существ, наполняющих вселенную, вдруг обрывалась бы в человеке, так как высший духовный мир не имел бы своего завершения и законченности.
Вы видите целый ряд явлений зла, которые Я насылаю даже на Моё племя. И, вероятно думаете, что беззакония человека, постоянные проявления несправедливости, страшное владычество смерти, Я даю специально для них, чтобы воспитать твердость характерна и волю. На эти и подобные рассуждения достаточно заметить, что в созданном Мною мире, и созданном по божественной благости, не было и не могло быть зла; зло не может быть в числе дел Творца. Если же в настоящем мире мы видим целый ряд явлений зла, то это зло не явилось вместе с творением, а произошло впоследствии, и, следовательно, виновник его--не Творец мира.
Существование в мире явлений зла поэтому имеет отношение к Богу не как к Творцу, а только как к Промыслителю мира. Существование мира при преобладании над добром зла — начала разрушения и беспорядка, было бы и невозможно. Главное же,--мир в настоящем его состоянии есть место воспитания и подвига для людей, и потому служит только переходной ступенью к другому, лучшему и совершеннейшему миру, имеющему явиться вместе с прославлением самого человека.



               






                Г Л А В А   1


   
Голыш откинулся на мягкую шкуру, висевшую на стенке шалаша. Племя Горанов было окружено со всех сторон. Только что вернулся самый дальний разведчик. На пути от Горанов к Лохматым стоит отряд Собак. Значит, никто не поможет Горанам. По сигналу отряды замкнут кольцо, и тогда…
 Два месяца бродят по землям Горанов Собаки, Идущие по Следу. Два месяца незримо, неслышимо для Горанов разведчики Собак изучают местность, следят за врагами. Разведчики одеты, как Гораны, разрисованы, как они, но, самое главное, ни разу не подпустили к себе близко никого из них. Теперь, кажется, пора.
 Большой отряд охотников Горанов ушел к болотам охотиться на лосей. Отряды Собак, Идущих по Следу со всех сторон обложили стойбище. Они не подходят близко, но по сигналу… Вожди Собак сидели на траве и ждали. Голыш, казалось, спал. Закрытые глаза, расслабленное тело, но никто не удивился, услышав ясный, совсем не сонный голос старшего вождя.
--Пора. Как будем нападать?
--Перебьем стариков, детей, заберем женщин, девушек. Отомстим Горанам.
Кривой Петух рубил ладонью воздух. Раскосые глаза его злобно сверкали.
--Курица, Подбитая в капкане,--подчеркнул новое имя Курицы Голыш,--спешит, как всегда. Курица спешил и в прошлом году. Спешил и попал в ловушку.
Глаза Голыша приоткрылись.
--Кто еще скажет?
--Но в этот раз не будет ловушки. Воины Горанов ушли,--поднялся Шакал, предводитель разведчиков.--Захватим пленниц, добычу и быстро уйдем.
Голыш улыбнулся. Странно было видеть улыбку на его неподвижном лице. Казалось, улыбается маска.
--Заберем добычу, пленниц и уйдем. А воины Горанов пустятся вдогонку,--презрительно заговорил Голыш.--С пленниками быстро не уйдешь. С добычей тяжело. А воины Горанов будут налегке, будут идти быстро. Защищать добычу тяжелее, чем забирать добычу. Кто еще скажет?
--Надо перебить всех,--прошипел Хорек.--А добычу забрать.
--Хороший охотник не убивает всего стада,--возразил ему Шакал.--Оставляет самок, чтобы они родили новое стадо. Хороший охотник не убивает тощую дичь. Ждет, пока дичь нагуляет мясо. Собаки могут приходить сюда еще не раз. Здесь где-то водится черный лед, и Гораны знают где. Да и шкуры у них есть хорошие.
--Не будем брать пленных. Но и убивать не будем. Заберем самое лучшее,--предложил Хряк.
--И откажемся от пленниц? Нет,--не согласился с ним Курица.
--Пленницы нужны Собакам,--поддержал его Шакал.
 Теперь говорили все, разбившись на небольшие групки, перебивая друг друга. А Голыш сидел, вслушиваясь в слитный гул голосов, и улыбался.
--Сделаем так,--наконец сказал он, и спорщики умолкли.
Барабаны подняли на ноги Горанов. Они звучали не так уже и громко, утренний туман приглушал звуки. Но старики уже слышали такие барабаны, а остальные проснулись от незнакомых звуков, незнакомых, значит--опасных. Барабаны звучали со всех сторон, постепенно приближаясь к стойбищу. Казалось, невидимым звуковой аркан все туже сжимает жилища и людей. И вдруг внезапно барабаны умолкли, и одновременно с этим из тумана появились плотные ряды воинов в деревянных шлемомасках, с овальными щитами и длинными копьями в руках. Они стояли молча, неподвижно и смотрели на Горанов. Старики и немногие воины, оставшиеся в стойбище, схватились за копья, дубинки, но чужие не нападали, и они отложили оружие, понимая, что долго защищаться не смогут, зная, что если битва начнется, погибнет много детей и женщин.
 Из рядов чужих вышел приземистый толстый воин в шкуре  медведя.
--Мы хотим говорить с вождями,--показал он знаками. Лось, Калан и Сосна вышли ему навстречу.
--Пусть Гораны соберутся на лугу, все,--показал толстяк улыбаясь.--Собаки обойдут жилища и возьмут все, что им нужно.
-- Нужно позвать шамана,--прошептал Сосна.--Пусть решает.
--А что шаман?--пожал широкими плечами Калан.--Калан видел: шаман забился в маленький шалаш, как только заметил чужих. Думает отсидеться. Но чужие обойдут землянки и найдут шамана,--презрительно улыбнулся он.--И духи не помогут.
--Не надо говорить так о духах,--прошептал Сосна,--духи услышат…
-- Что же духи не услышали шагов чужих? Не предупредили шамана?--хмыкнул Калан. Вот Горан верил в невидимого Бога, я думаю и нам нужно обратится к Нему. Может быть поможет, если духи шамана не помогают.
--Не спорьте,--вмешался Лось.--Нужно выполнять приказ чужих. Иначе всем смерть.
--Правильно,--кивнул седой головой Калан.--А добычу потом можно отбить…
И, как бы подслушав его, толстяк показал, улыбаясь.
--Собаки заберут с собой ваших девушек. Не всех… Собаки пойдут медленно. И если Гораны погонятся за ними, Собаки перебьют пленниц и встретят Горанов копьями и стрелами. А потом вернутся и перебьют всех. Много Собак живет у Желтой реки. Помните это. А Лохматые,--толстяк кивнул в сторону стойбища Лохматых,--не помогут Горанам. Сильный отряд Собак стоит у них на пути. Вчера Собаки перебили целый отряд, который шел к Горанам, а подарки и оружие забрали себе.
Понурившись, стояли Гораны на лугу. Плакали дети. Женщины старались заслонить их от воинов, окружавших Горанов со всех сторон, но они пробивались между ногами взрослых, стремясь подойти поближе, рассмотреть чужих. Совсем близко, правда, подходить все же не решались. А рядом с пленниками росла гора шкур, бивней, оружия, мешочков с краской, черным льдом, сухим мясом, рыбой, которые то и дело подносили воины Собак, обыскивавшие жилища.
Голыш пересматривал добро, отбирал нужное, а ненужное отбрасывал в сторону. От этого занятия его отвлекли двое воинов, тащивших шамана.
--Вот,--сказал воин постарше.--Этот бросил шкуру в огонь. Зачем? Может, вызывал злых духов?
Голыш взял из рук воина обгоревшую шкуру.
-- Говорящие знаки,--удивился он.--Ты хотел сжечь их. Зачем?--показал он шаману.
Шаман молчал, сжавшись в комок, глядя в землю. Голыш подал знак, и старший воин медленно поднял копье.
--Нет,--схватил за наконечник копья шаман.--Шаман скажет.
Голыш кивнул, и воин опустил копье.
--Здесь путь через страну Огня. Это большая тайна,--показал шаман.--Никто не должен знать эту тайну, кроме шамана.
-- Шаман уничтожил говорящие знаки, чтобы никто, кроме него, не знал этого пути,--одобрительно сказал Голыш воинам.-- Так и должен поступать настоящий вождь. Ничего. Шаман нарисует новые знаки.
--И нарисует так, что Собаки провалятся прямо в пасть огненному зверю,--покачал головой Шакал.
--Шаман сам поведет Собак в эту страну,--успокоил его Голыш.
--Поведешь?--знаками спросил он шамана.
--Труден путь в страну Огня,--показал тот.--Нужно долго ждать, пока слуги Каменного Хозяина успокоятся. Только тогда можно идти.
--Собакам ждать некогда,--отвернулся от него Голыш.--Ну что ж, пойдем в следующий раз.
--А этого надо убить,--схватился за дубинку Хорь.
--Не-е-ет,--улыбнулся Голыш.--Этот знает, где растет черный лед. Пусть собирает. Собаки снова придут сюда и снова заберут наконечники. Отбирайте пленниц!
Бесцеремонно расталкивая толпу, Собаки выхватывали из нее молодых женщин и девушек, отталкивая детей, хватавшихся за ноги матерей. Стон и крики повисли над стойбищем. Другие воины увязывали добычу в тюки, привязывали тюки на спины пленницам и, покалывая их копьями, гнали из стойбища. Последними уходили Голыш с вождями.
-- Собаки еще вернутся,--показал он старейшинам Горанов.--И помните все, что Голыш сказал.
Они шли бесконечными лесами, перебирались через топкие болота, перебредали реки. Собаки заваливали топкие трясины настилами, сплетенными из веток, трав, камыша, а когда отряд проходил по этим зыбким мостам, разрушали их за собой. Собаки не спешили. Подолгу отдыхали, много ели… К удивлению пленниц, шли они шумно: ломали ветки, кричали, стучали дубинками по стволам, свистели. Из-за этого шума лес, по которому они шли, становился безжизненным. И птицы, и звери скрывались от людей задолго до того, как те могли их увидеть. Но потом пленницы поняли, что этот шум нагоняет дичь на охотничьи отряды, которые бесшумно пробирались спереди, сзади, справа и слева от основного отряда. Так что Собаки делали одновременно два дела: охотились и шли домой.
Кроме того, задние охотники охраняли отряд от возможной погони. А Собаки основного отряда выбирали путь, прорубали непроходимые колючие заросли, мостили гати.  Время от времени воины менялись местами. Те, кто охотился, строили мосты, а те, кто прокладывал тропу, уходили охотиться.
--Чтобы не заскучали,--объясняла подругам Сова, которая чаще других общалась с Собаками.--Собаки мудрые. Наши так не могут,--добавила она.
--Собаки хитрые и злые,--гневно возразила ей Белка,--они убивают всех, кто попадет в загон. Собаки не думают, что будет потом. Гораны щадят малышей. Собаки--нет. У Горанов мудрости больше. Гораны умеют охотиться лучше Собак.
-- Собаки хорошие воины,--упрямо твердила Сова.--Гораны их пленники. А воинов Горанов не видно.
--Сова хвалит Собак, потому что Собаки любят Сову,--кивнула Кора на маленький тюк из легких шкур, который несла Сова.
Действительно, с самого начала пути Собаки начали выделять Сову. И неудивительно. В то время, как остальные пленницы дичились, отводили взгляд или смотрели на них, как затравленные звереныши, Сова улыбалась им и с охотой объяснялась жестами. Особенно симпатизировал ей Шакал: он всегда оказывался рядом, когда пленниц навьючивали грузом. И всегда Сове доставался самый легкий тюк.

























           Г Л А В А  30


   
Все выше становились деревья, оплетенные лианами, все гуще кустарник, а папоротники поднимались в рост человека, переплетаясь с высокой серо-зеленой травой. Собаки пригнали пленниц к небольшой темной речке и здесь начали собирать сухие бревна и рубить деревья. А девушек заставляли ломать высокий камыш в мелких озерах, кишащих комарами. Руки и лица пленницы смазывали грязью, чтобы хоть как-то защитить от кровососов, но тех было очень много, и корка грязи плохо помогала. Скоро лица девушек распухли так, что они не узнавали друг друга. Больше никто из них не смотрелся в гладкое зеркало воды. Смотреть на свое лицо было просто страшно.
А Собаки под защитой больших дымных костров, в которые время от времени подбрасывали зеленые ветки и траву, гибкими лианами вязали стволы в плоты, настилали сверху камыш. Когда плоты были готовы, они погрузили на них пленниц, награбленное добро, сели сами и поплыли вниз по течению.
--Теперь уже Гораны не освободят нас,--рустно говорила Кора,--вода не оставляет следов.
-- Кто знает,--не теряла надежды Белка. А Утка плакала.
Река ширилась, принимая в себя лесные ручьи и речушки, пенилась перекатами, пробивая горные хребты, и, наконец, выбежала на равнину, окаймленную желтыми холмами. Здесь она потекла спокойнее, обмывая низкие островки, заросшие травами, подставляя солнечным лучам длинные белые косы, отмели. Черные цвет воды сменился желтым, и девочки так и назвали ее--Желтая река.
Теперь, когда перекаты и стремнины остались позади, Собаки плыли не только днем, но и ночью, изредка приставая к берегу, чтобы сготовить горячую пищу. Леса отступали. По обоим берегам реки теперь потянулись зеленовато-серые всхолмленные степи с редкими рощицами, и здесь, наконец, плоты подплыли к стойбищу Собак.
Это было странное стойбище: без землянок, без шалашей. Только многочисленные плоты, привязанные к кольям, тропинки, разбегавшиеся от воды, да черные пятна от долго горевших на одном месте костров показывали, что где-то поблизости живет много людей. К удивлению пленниц, встречать прибывших вышли только мужчины. Не было и детей, которые у Горанов первыми выбегали навстречу охотникам, возвратившимся из походов, веселым гомоном наполняя стойбище, путаясь в ногах у пришедших. Да и мужчины вели себя как-то странно. Они молча осматривали добычу, пленниц, а на застывших широких лицах не видно было ни радости, ни улыбок…
 Пленниц выстроили попарно и повели к большой беловато-желтой горе, возвышавшейся над рекой. Когда они поднялись к подножию горы, перед ними открылись черные отверстия: их от реки заслоняли прибрежные заросли. Эти отверстия напоминали гнезда ласточек-береговушек, но были, конечно, намного больше. Это и были жилища племени Собак. Заостренными лопатками оленей, рогами, копьями Собаки вырывали в горе пещеры. Узкий ход тянулся в глубь горы и вел в широкую комнату, от которой ответвлялись ходы в другие комнаты, ниши, кладовые. Когда жилище было вырыто, Собаки поливали стены и пол водой, а после того, как вода высыхала, разводили в жилищах огромные костры.
 Огонь и вода скрепляли мягкую глинистую поверхность. Стены, потолок и пол жилища покрывались твердой коркой и никогда не обваливались. На полу лежали циновки, сплетенные из высокой болотной травы, шкуры, ветки. А в холодную погоду вход Собаки закрывали бамбуковыми занавесками, висевшими на колышках, вбитых в глину.  Пленниц сводили в несколько пещер, объясняя знаками, как их строили, а потом раздали лопатки, рога, колья и велели рыть новые жилища. А воины Собак время от времени подходили к ним, показывая, где копать, подгоняя тех, кто работал медленнее, чем хотелось Собакам.
Ночевали пленницы под открытым небом в загоне, со всех сторон окруженном столбами и колючим кустарником. Их никто не охранял, но лай и завывания диких собак, хохот гиен и львиное рыканье держали их внутри загона лучше всякой охраны. Ночью звери подходили вплотную к колючей ограде, с шумом втягивали воздух, пытались раздвинуть сухие ветки. Но люди племени Собак хорошо знали повадки и силу степных хищников: ни перепрыгнуть через ограду, ни протиснуться сквозь нее хищники не могли и уходили в ночь, недовольно ворча.
Собаки не уносили отбросы далеко от стойбища, как это делали Гораны. Недоеденные куски они бросали там же, где ели. Вот почему ночью шакалы, гиены, дикие собаки собирались у стойбища--подбирали отбросы. Сюда же приходили и львы, слишком старые, чтобы добыть себе пропитание охотой. Все эти хищники были опасны для людей, потому что их постоянно мучил голод, и ночью никто из Собак не осмеливался покинуть пещеру. Да и днем Собаки ходили мало. Мужчины охотились или ловили рыбу, но как только удавалось добыть достаточно дичи, они целыми днями вылеживали в тени. Робкие, пугливые женщины Собак ходили, опустив головы, не поднимая глаз от земли. Никто из них не осмеливался есть, пока мужчины не отходили от костра, оставляя им недоеденные куски.
Даже грибы и ягоды, которые собирали женщины в плетеные из лозы корзинки, они ставили к ногам хозяина пещеры, а уж он, наевшись, бросал пригоршню-другую вечно голодным, молчаливым детям.  Желтая река была богата рыбой, и пленницы не раз видели, как Собаки, колотя по воде дубинками, загоняли на мелководье огромных остроносых рыб и добивали их там копьями. Но, вытащив из воды двух-трех великанов, они тут же теряли вкус к рыбной ловле и объедались сочным жирным мясом, не думая об остальных людях племени, о запасах на будущее.
 Пленницы жили впроголодь. Им доставались кости с огрызками мяса, жилы, куски рыбы, которые уже начинали попахивать. Когда они окончили рыть пещеру, их послали собирать ягоды и грибы в ближний лес. Здесь пленницы, наконец, легко вздохнули, но к этому времени они уже похоронили одну подружку. Ее засыпала желтая гора, когда они прокладывали ход.
В лесу было очень много ягод. Голубели солнечные склоны холмов, покрытые темно-зелеными листьями голубики, краснели кусты смородины. А на болотах попадались крупные, вкусные желтые ягоды, которыми все-таки можно было подкормиться. Но к этому времени пленницы так отощали, что могли только набить живот, а чувство голода не проходило. Ввалились щеки, грязными космами свисали давно нечесаные волосы. Лохмотья от прежде красивых нарядов едва прикрывали тело. И только Сова да еще три девушки, которых Собаки иногда забирали в свои пещеры, выглядели немного лучше.
--Надо бежать,--время от времени предлагала Кора.
И каждый раз Белка отвечала ей.
--Без оружия, без еды? А в какую сторону идти? Нас сразу догонят. Далеко не убежишь.
Однажды пленниц послали собирать зерна волосатой травы, которая покрывала мелководные озера. Нужно было обламывать волосатые верхушки этой травы, а потом на берегу тереть их ладонями. И тогда из волос выпадали маленькие белые зерна, которые пленницы ссыпали в кожаные мешки. Сырые зерна были твердые и невкусные, но, разваренные в горячей воде, увеличивались в размерах и становились сытными, мягкими.
 Пищу Собаки варили в сосудах. Плели из лозы очень плотные корзинки, обмазывали их глиной и высушивали на костре. После того как глина затвердевала, в сосуды можно было наливать воду и варить пищу на огне. Правда, только несколько раз. Лоза быстро высыхала, обугливалась, и сосуды рассыпались. Но лозы было много, глины хватало, и всегда можно было сделать новый сосуд.
 На озерах, где росла волосатая трава, было много комаров. Приходилось все время покрывать тело грязью, и все-таки сначала работа показалась пленницам не очень тяжелой. Но через три дня Собаки пришли проверять работу пленниц и избили их гибкими палками так, что теперь девочки могли спать только на животе. Особенно досталось Утке, хотя она собрала не меньше других. Впрочем, досталось ей уже не первый раз. Утка никак не могла научиться покорности, как ее понимали Собаки. Встречая воина, она не опускала головы, не горбилась. И чего особенно не любили воины Собак, смотрела им прямо в глаза. Это почему-то вызывало раздражение у самых спокойных воинов, они замахивались на девушку и даже били ее по лицу. Другие девушки быстро научились отводить взгляд в сторону, а вот Утка ничего не могла с собой поделать. Только Ветка избежала наказания: у нее оказалось зерен больше, чем у остальных.
--Если все будут работать так,--показал пленницам Шакал,-- Собаки не будут бить пленниц.
-- Нужно бежать,--плакала Кора.--Все равно здесь погибнем.
--Давайте делать запасы,--предложила Белка.--Собирайте понемногу все, что можно. Белка будет прятать. Когда насобираем еды, можно будет бежать…
Теперь девушки, собирая зерна, грибы, ягоды, относили понемногу Белке, и та ссыпала припасы в дупло большого дерева, которое росло неподалеку от стойбища. Собаки почти не следили за пленницами, и Утка, проходя как-то мимо спящих воинов, утащила у них три наконечника копий и кремневый нож. Она очень боялась, что воины обнаружат пропажу, но те, казалось, не обратили на это никакого внимания.
--Молодец,--похвалила девушку Белка.--Пусть и другие делают так же. Без оружия идти нельзя. А древка мы приладим сами. Но пусть утаскивают осторожно. Только у спящих.
Дупло было уже заполнено на одну треть, когда Белка с Уткой, принеся очередной запас грибов и ягод, нашли его пустым.
--Наверное, медведь,--печально сказала Утка, подбирая зернышки риса, рассыпанные у дерева.
Но Белка с ней не согласилась.
-- Медведи сюда не заходят. Белка ни разу не видела их следов.--Она внимательно осмотрела траву и тихонько ойкнула.--Собаки. Это плохо. Белка думала--маленькие зверьки. Собаки выследили нас, или кто-то сказал Собакам. Очень плохо.
--Собаки будут бить нас,--испуганно прошептала Утка.
--Наверное,--мрачно кивнула Белка.--Хорошо бы только Утку с Белкой.
 Вечером пленниц загнали в загон еще до захода солнца. Когда туда вошли Собаки, Утка задрожала, забившись в угол. Затравлено озиралась Белка. Голыш долго стоял, всматриваясь в лица, а потом подошел к пленницам поближе и щелкнул пальцами. Кривая Курица и Хорь выбежали из загона. Все ждали, повернув головы к воротам. И вот у входа появилась странная толпа. Это были женщины, одетые в грязные рваные шкуры. Все они с трудом ковыляли, неестественно выворачивая ноги.
--Вот,--показал Голыш.--Эти хотели бежать, но больше бегать не будут. Даже хорошо ходить уже не смогут. Собаки перебили им кости. Кости срослись, но… Вот смотрите.--И он снова указал на женщин.
Женщины подошли ближе, и вздох ужаса пробежал по толпе пленниц. Страшные шрамы покрывали лица женщин. У одной не было ушей. Ноздри обрезанного носа смотрели вверх у другой, у третьей вместо волос на голове были бледно-розовые шрамы.
--Эти делают самую грязную работу,--снова повернулся к пленницам Голыш.--И даже если соплеменники отобьют их у Собак, кому они нужны такие? Помните это. Они хотели бежать.
Он повернулся и вышел из загона, а за ним, понурясь, поплелись изуродованные женщины. А Крикливая Курица и Хорь подгоняли их, подкалывая копьями, и хохотали, когда пленницы от боли пытались бежать и падали, поскуливая жалобно и горько. У Желтой реки жило очень много Собак. Девушки Горанов часто видели плоты, которые спускались вниз по течению или поднимались вверх. Встречали они и лесных Собак, отличая их по одежде. Если хозяева пленниц носили всегда длинные плащи и кожаные штаны, а голову покрывали шапочками, то лесные Собаки одевали кожаные юбки и куртки, а голову украшали рогами оленей или перьями. Они не ходили в гости к хозяевам пленниц, но иногда присылали свои охотничьи отряды и вместе загоняли диких лошадей в большие загоны, где потом убивали. Впрочем, убивали не всех, а часть оставляли про запас, и пленницы должны были рвать траву и таскать воду пленным животным.
 В степи паслось много сайгаков, джейранов, лошадей, ослов. Подобраться к ним было очень трудно, поэтому приходилось рассыпаться по степи длинной цепью и загонять животных в засаду или загон. И даже после удачной охоты чужие Собаки никогда не заходили в стойбище хозяев, а, забрав свою долю добычи, уходили домой.  Бывали у Собак и совместные военные походы. Тогда все воины приводили в порядок щиты, шлемомаски и вытаскивали копья более короткие, чем охотничьи. Но хозяева пленниц не посылали больших отрядов, хотя и не запрещали молодым воинам присоединяться к отрядам чужих.
--Наверное,--сказала Кора,--им хватит добычи на этот год. Хватит и пленниц. А когда мы умрем, они пойдут за новыми пленницами. Может, опять в земли Горанов, а может, в другие…
Надежда освободиться угасала с каждым днем.












          Г Л А В А  31


 
 Снег выпал, когда Волк и его товарищи снова увидели скалистые горы. А через несколько дней начался буран. Он застал их в открытой степи, где негде было укрыться.  Молодые охотники привыкли к ветрам. Они часто дули в их приморской стране: слабые, которые замечаешь только по свежести на лице; средние, поднимающие пыль на утоптанной площадке; сильные, сдувающие траву, ломающие деревья, и очень сильные, которые уносили вигвамы, укрепленные тяжелыми каменными глыбами. Но такого ветра они не могли даже представить себе. Это был не ветер. Это была сплошная стена из мелкого сухого снега и ледяного крошева. Казалось, что она твердая, как камень, но в отличие от неподвижной каменной стены давила с непреодолимой силой.
Идти навстречу ей было просто невозможно. А если подставить ветру спину--могло унести и расшибить о ствол дерева или скалу, засыпать ледяным крошевом. Проваливаясь по пояс в снег в ложбинах, скользя по замерзшей почве на склонах, крепко держа друг друга за руки, охотники упрямо шли наискось от ветра. А он менял направление, давил твердым воздухом, сбивал с ног, катил по насту до ближайшей неровности, где мгновенно засыпал высоким сугробом. И приходилось коченеющими руками разгребать эти сугробы, прорывать ход в наветренную сторону и снова идти, согнувшись до земли, меняя направление. Они оглохли от рева и свиста бурана, ослепли от снега в сплошной белой мгле, но шли неведомо куда.
 Первый не выдержал Рысь. Его ослабевшая рука выскользнула из руки Хитруна, хотя Хитрун крепко сжимал его ладонь. Буран выхватил Рысь из живой цепочки и унес, а Хитрун вырвал ладонь из руки Волка и, повернувшись спиной к ветру, хотел броситься вслед за унесенным товарищем, но тут же упал, сбитый с ног тяжелым телом Ворона. А сверху на них навалился Волк, обнимая товарищей, прижимая к снегу.
--Лежи,--прокричал Ворон в ухо Хитруну,--ему уже не поможешь.
--И все равно не найдешь,--прокричал Волк, и голос его казался слабым и тихим, как будто бы Волк кричал издалека.
И снова они брели наискосок к бурану, теряя последние силы. Очень хотелось лечь, укрыться снеговым одеялом, отдохнуть. Но молодые охотники понимали, что лечь--это значит замерзнуть, что единственное спасение в открытом поле--это движение.
--Если не найдем укрытия, погибнем,--прокричал Ворон на ухо Волку.--Долго нам не выдержать.
Волк вспомнил Горана, и начал мысленно молиться невидимому Богу. Он не знал, как это делается и потому просто просил  Того помочь.  И они нашли укрытие. Вернее, нашел его ветер. В очередной раз он сбил с ног ослабевшего Хитруна, тот потянул за собой друзей, и все вместе они ударились об огромный валун. К счастью, большой сугроб, наметенный с наветренной стороны, смягчил силу удара. Охотники сумели заползти за валун, где снега было меньше, и сугробы, выросшие со всех сторон, образовали уютную снеговую пещеру. Там они и пролежали несколько дней, плотно прижавшись друг к другу, изредка подкрепляясь сухим мясом. И большую часть времени спали, убаюкиваемые воем бешеной снежной бури. Как и все охотники, они умели расслабиться и спать в любых условиях. Кроме того, когда человек много спит, меньше уходит сил. Да и ест он намного меньше. А запасов у охотников оставалось совсем мало. Волк поблагодарил невидимого Бога за спасение и пообещал верить тршлько Ему.
Буран кончился, и они побрели под серым небом по унылой белой равнине. Все неровности, кустарник, деревья были занесены снегом, и охотникам не из чего было сделать лыжи. Поэтому шли очень медленно, часто проваливаясь в ямы, овраги, промоины. Не было и дичи--ее разогнал буран, она пряталась в лесах или ущельях, а может, животные замерзли и лежали здесь под снегом, по которому шли охотники.
--Это злая страна,--говорил Хитрун, осматривая заснеженную равнину.
Волк помалкивал. Припасы кончались, но Гремящий мост был уже недалеко; грохот его доносился даже сюда, за несколько переходов.
--Что-то слишком громко шумит,--озабоченно покачал головой Волк.
Через два дня небо на закате окрасилось заревом, а еще через три дня его охватило пламя. Дрожала земля, сплошной грохот закладывал уши. Огненные столбы поднимались над Гремящим мостом, а когда ветер дул со стороны моря, воздух наполняли резкие запахи серы и еще чего-то, от чего охотники начинали кашлять, задыхались и отплевывались.
--Когда пирует Хозяин, лучше не выходить на охоту,-- задумчиво сказал Хитрун. Этот закон каждый охотник знал еще с детства.
--Идти туда сейчас--смерть,--кивнул Ворон.
 Но все-таки они подошли поближе. Опаляющее дыхание Огненной страны растопило снег, и сначала охотники шли среди луж по увядшей траве. Потом лужи исчезли, и навстречу им потекли горячие ручьи. Раскаленный воздух обжигал лицо, кашель раздирал грудь, и они повернули обратно, отошли подальше. Здесь, на холме, они прожили дней десять. Когда им казалось, что Огненные горы затихают, они шли к Гремящему мосту, но снова горы начинали плясать, и охотники возвращались. Кончились припасы, а животные, распуганные грохотом и смрадным дыханием гор, убежали отсюда. Путники начали голодать.
-- Надо идти к лесу,--предложил, наконец, Ворон.--Там мы построим шалаш, набьем дичи, сделаем лыжи. Лес укроет нас от буранов. А потом вернемся сюда, когда пир Хозяина кончится.
И они пошли напрямик к уже знакомым лесам. Место для зимовки охотники выбрали на берегу лесного озера, усеянного бобровыми хатками. Три большие сосны, образовавшие треугольник, молодые охотники очистили от нижних ветвей и вбили между ними колья, сделанные из стволов, валявшихся возле бобровых хаток. Сверху хижину покрыли ветками, на которые наложили еловых лап и тонких стволов так, что получилась сплошная крыша. Расчистили пол от снега, а затем отправились на охоту. Они подкрадывались к лосям, красным оленям, косулям и стреляли все вместе. Плохо изготовленные стрелы чаще всего не попадали в цель или неглубоко вонзались в тела животных. Но животные здесь не боялись людей и подпускали совсем близко, так что охотникам удалось убить нескольких, и шкуры этих животных пошли на крышу, стены и пол хижины, сделав её теплой и уютной. Из ивовых веток охотники сплели лыжи, покрыли плетенки кусками лосиной шкуры, смазали жиром. Теперь охотиться стало легче. Они могли быстро бежать по рыхлому снегу, в котором олени и лоси проваливались и поэтому бежали медленно, так что можно было догнать их и пронзить копьями.
Много времени уходило на поиски стрел, терявшихся в снегу. Кроме того, несколько наконечников разлетелись, ударившись о ветки, когда они охотились на больших черных птиц. Птицы эти ночевали в снегу и, вспугнутые, в снежном облаке вылетали из-под ног охотников. Они рассаживались на деревьях, с любопытством рассматривали людей.
--Надо делать новое оружие,--проворчал как-то Ворон, вертя в руках сломанный наконечник.
--Нужно сходить за черным льдом,--кивнул Волк.--Здесь, в лесу, нет даже кремня.
 К счастью, установилась теплая, безветренная погода. Лыжи хорошо держали охотников на снежном насте, так что путешествие к горной стране было не очень тяжелым. Правда, не всегда удавалось разжечь костер, но молодые охотники уже привыкли подолгу обходиться без огня и горячей пищи. А спали, зарываясь в снег, закутавшись в шкуры. Они набрали много черного льда и вернулись в хижину.

Терпеливый Ворон делал наконечники лучше своих друзей, поэтому все запасы черного льда отдали ему. И теперь он целыми днями отбивал на валуне булыжником или оленьим рогом куски обсидиана.  Волк охотился на оленей и бил тупыми стрелами птиц. А Хитрун увлекся ловлей пушных зверей. Он ставил петли на бобров, которые плавали подо льдом. Еще осенью трудолюбивые зверьки притопили зеленые ветки и теперь плавали за кормом, время от времени выныривая в прорубях, чтобы вдохнуть воздуха. Здесь-то и подстерегали их кожаные петли Хитруна. Густой теплый мех бобров не боялся влаги и особенно хорошо грел в промозглую сырую погоду. Хирун ставил петли на дорожках норок, куниц. Или устанавливал на подпорке бревно, а к подпорке привязывал кусочек мяса так, что стоило потянуть этот кусочек, как бревно падало и убивало зверька.
Хитрун сшил друзьям теплые меховые штаны-чулки и куртки, которые застегивались на палочки. А Волк сшил зимнюю обувь, намного шире летней, чтобы можно было оборачивать ногу теплой пушистой шкуркой. Конечно, женщины племени Горанов посмеялись бы над этой одеждой, но, главное, она грела и не стесняла движений.
--А красоваться здесь не перед кем,--шутил Хитрун, примеряя неуклюжий меховой колпак.--Оленям и птицам одежда эта нравится. Они ведь не видели лучшей.
Охотники накоптили много мяса и бобровых хвостов, очень, жирных и вкусных.
-- Съешь один хвостик,--говорил Лис,--как будто пол-оленя съел.
--Занимают мало места, а сытные,--кивал Ворон,--ничего нет лучше для дальнего похода.
 Друзья теперь не спешили. Ворон продолжал мастерить стрелы, гладко обстругивая древка, тщательно привязывая к ним перья черных птиц. А Хитрун ловил пушистых теперь уже для плащей-одеял. Наконец они направились к Гремящему мосту, но сильный буран загнал их обратно в лес, и много дней охотники просидели в хижине, питаясь приготовленными запасами. А когда буран кончился, нужно было снова добывать мясо.
Теперь уже и Ворон охотился вместе с Волком, а Хитрун продолжал ловить бобров. И все равно по вечерам они тосковали. Особенно невыносимо становилось в непогоду, когда охотиться было невозможно. Волк вспоминал, как в зимние вечера он сидел вместе с Гораном в землянке мальчиков и слушал Белого Медведя. Белый Медведь перебирал в руках длинный ремень и рассказывал, рассказывал. На ремне были завязаны разноцветные узелки и привязаны фигуры людей, животных, обломки стрел, косточки. И каждый узелок напоминал Медведю о каком-то событии. Зеленый узелок, к примеру, обозначал год, когда собрали много ягод, а красный --войну. Костяная фигурка рыбы напоминала о весне, когда рыбы в реке было необычно много, а фигурка человека рассказывала о воине, который голыми руками мог задушить медведя.
--Теперь уже нет таких,--сокрушенно качал головой Белый Медведь, но тут его пальцы натыкались на черный узелок, и он начинал рассказывать о неведомой болезни, унесшей половину племени, и мальчики замирал от ужаса.
--Это было как раз после большой охоты на оленей,-- говорил Белый Медведь, и все знали, что это тогда и было, потому что черный узелок был завязан сразу после узелка с фигуркой оленя.
Подсчитав узелки, можно было узнать, сколько лет тому назад происходило то или иное событие. Вспомнив все это, Волк начал вязать узелками ремень, чтобы не забыть всего, что случилось с ними в этом путешествии. Вместо красной краски он использовал отвар из ольховой коры, а черной служила сажа, смешанная с жиром. Не хватало зеленой и желтой краски. Но по совету Хитруна вместо желтой он брал жидкую глину и, натирая узелок мохом и хвоей, получал что-то вроде зеленой.
--Каждый узелок пусть обозначает семь-десять дней,--сказал он друзьям, и они вместе вспоминали все подробности путешествия, и вместе думали, как показать их.
Ворон взялся рисовать говорящую шкуру, на которой изобразил место, где водится черный лед, реки, озера, леса, и нарисовал тех животных, которых больше всего было в той или иной местности.  А Хитрун скучал. Он был большим любителем игр, в которые играли зимними вечерами, как правило, в просторной землянке девочек. В разные игры играли ребята…
Для игры в «сову и птичек» глаза «сове» завязывали шкурой: сова ведь не видит днем, а «птички» бегали вокруг совы, кричали, щипали сову, как делают птицы, если сова днем покинет свое убежище. «Сова» пыталась схватить «птичку», и ребята со смехом и визгом спасались от нес. Ну а когда «сова» хватала «птичку», та становилась «совой» и терпела щипки и насмешки, пока сама не ловила «птичку». Для этой игры, конечно, нужно было много места и много народа.
 В «кто загонит больше оленей» можно было играть и вдвоем. Здесь оленями служили камешки, а загоном--корзинка из лозы. Камешки забрасывали в корзинку. Каждому из играющих давалось по десять камешков и по корзинке. Нужно было отбивать камешки противника палочкой и закинуть свои камешки в его корзину. Запрещалось закрывать корзинку телом или заслонять ее. Стоять приходилось сбоку от своей корзины. Попасть тонкой палочкой в летящий камешек было очень трудно, но Хитрун почти всегда попадал. Да, в эту игру играли и вдвоем, но Ворон и Волк не играли в игры, считая это занятием для детей. Можно было бы сыграть в прятки, но…
Не будешь же прятаться от самого себя? И Хитрун, наконец, понял, что ему надоело бродить, что ему невыносимо хочется вернуться в родное стойбище.







        Г Л А В А  32


   
В землях Собак не было настоящих холодов. Снег, правда, выпадал, но быстро стаивал, а лед покрывал озера только на ночь у берегов.  Поспели орехи и черные ягоды, и пленниц послали в лес собирать орехи в кожаные мешки. Черные ягоды свисали кистями с узловатых побегов, которые обвивали стволы дубов, лип и деревьев с гладкой бархатистой корой. Пленницы срывали эти кисти и привязывали к длинным палкам, чтобы ягоды не помялись, а женщины Собак относили эти палки в стойбище. Часть черных ягод выдавливали в кожаные мешки, и сок их стоял в мешках, пока не превращался в веселящий напиток, который очень любили мужчины племени.
 Женщины Собак мало общались с пленницами, да и между собой разговаривали редко. Но все-таки, не в силах совладать с любопытством, то и дело начинали расспрашивать девушек об их прошлой жизни, пугливо оглядываясь, не пришел ли кто-нибудь из мужчин. Но до леса было полдня ходьбы, и мужчины Собак редко приходили сюда.  Пленницы уже знали десятка три слов Собак, теперь же, разговаривая с женщинами, они стали понимать почти все, что им говорили.
 Вообще-то в лесу пленницам было неплохо. Спали они в шалашах, у входа в которые разжигали костры. Ветка собирала грибы и ягоды: женщины Собак не отбирали их у пленниц. Кора и Утка плели силки из волос и ловили в них жирных полосатых бурундуков, колонков. А Белка сделала лук и время от времени сбивала с деревьев тетеревов и рябчиков. Девушки отъелись, а шкурками зверьков кое-как подлатали одежду. Держались они все вместе, и хищники обходили их лесное стойбище. Только однажды ночью какой-то хищник с ревом бродил неподалеку, а когда они начали кричать, вызывающе рычал в ответ. Женщины Собак сильно испугались и развели большие костры. Утром они показали пленницам следы, похожие на следы рыси, но намного крупнее.
--Большой полосатый зверь,--шептали женщины, пугливо оглядываясь.--Плохо, если он повадится сюда.
 Но зверь больше не приходил. А пятнистый зверь, который изредка мелькал в чаще, не обращал на девушек никакого внимания. И все-таки они еще долго не расставались с «копьями»--палками с обожженным концом. Теперь, когда их больше не мучил голод, навалилась тоска. То одна, то другая девушка начинала плакать, вспоминая привольную жизнь в родном стойбище, и тогда вместе с ней начинали плакать и остальные. Работа прекращалась, но женщины Собак не ругали пленниц.
Болота подморозило, и они начали собирать крупную кисло-сладкую клюкву. Здесь уже женщины Собак обязательно сопровождали их, потому что под хрупкой ледяной коркой таились черные окна, быстро затягивающие человека. А женщины Собак знали эти места.
--Если бы Волк был с племенем, Волк пришел бы и освободил нас,--время от времени шептала Утка Коре.
--Волк, и Ворон, и Горан, и Хитрун,--кивала та.
 И когда Сова слышала это, она начинала смеяться.
--Их не пустили бы старейшины. Помните, что сказал Голыш?
--Волк и Ворон не послушались бы старейшин,--сердилась Утка.--Утка знает Волка.
--Но тогда Собаки отомстили бы всему племени,--смеялась Сова.--Утка этого хочет?
--Гораны отбились бы. Гораны были бы готовы. В тот раз Собаки застали Горанов врасплох.
--Так чего же Утка ждет? Пусть позовет Волка.
 И Утка умолкала. Замолкали и другие пленницы. Но тут Кора запевала веселую песенку о глупом медвежонке, который ловил месяц в реке, и пленницы понемногу веселели, забывая о своем горе, уносясь мыслями в родное стойбище. По совету Белки они теперь складывали добычу в одну кучу, чтобы Собаки не наказывали слабых и неумелых, и, наверное, добыча была достаточной, потому что Собаки больше не приходили к ним.
Все старались, как могли, только Сова большую часть времени тратила на свой наряд, стараясь, чтобы он был похож на наряды женщин Собак. А когда Белка или Кора начинали стыдить ее, Совак надменно улыбалась и пожимала плечами. В конце концов ее оставили в покое. Только Кора перестала давать ей шкурки зверьков, и Сове приходилось ловить зверьков самой.
 И все-таки работать в лесу им было хорошо. Но сбор ягод закончился, и пришлось возвращаться в стойбище. Пленниц снова заставили рыть пещеры. Они расширяли старые жилища, рыли новые пещеры, а от дальних пещер прокладывали длинные коридоры, которые выходили в стороне от главного входа и маскировались травой и кустами.
--Это потайные ходы,--объяснил Сове Шакал, который все чаще забирал ее в свою пещеру.--Если нападут враги, можно будет удрать, или обойти врага и ударить в спину. Это придумал мудрый Голыш,--с большой гордостью добавлял он.
 Только весною Собаки, изголодавшиеся по зелени, послали пленниц опять в лес собирать зеленые кислые листья, которые росли на земле, коренья, перезимовавшие ягоды. Теперь их сопровождали воины, вооруженные копьями, потому что медведи, вставшие после спячки, могли быть опасными для людей. По ночам, правда, Собаки спали, предоставляя пленницам охранять себя самим. Но те, утомившись за день, тоже засыпали, и как-то большой бурый медведь уволок прямо от костра одну из девушек и съел тут же неподалеку, не обращая внимания на крики проснувшихся Собак. А пойти на него с копьями Собаки не решились. Правда, после этого случая они уже не спали, боясь то ли за пленниц, то ли за себя.
--Собаки полюбили нас,--горько шутила Кора.--Нас осталось немного. Если все погибнем, кто же будет рыть жилища?
А потом наступил месяц красной сладкой ягоды, покрывавшей солнечные поляны. И теперь уже мужчины Собак не сопровождали их, занятые охотой на уток и гусей, тысячными стаями покрывших степные озера. Только женщины Собак время от времени приходили к пленницам, чтобы унести собранные ягоды. Как-то одна из пленниц наступила на змею. Нога девушки распухла и покрылась синими пятнами. Девушка обливалась потом, стонала и вес время просила пить. А к вечеру умерла, и ее похоронили здесь же, на поляне.






























        Г Л А В А  33


   
Солнце начало пригревать по-весеннему, хотя снег еще не растаял, а по ночам деревья трещали от морозов. Но бураны кончились. Небо очистилось, и даже осторожный Ворон не возражал больше против возвращения. Тяжело нагруженные припасами, охотники шли медленно.
--Кто знает, сколько придется ждать, пока уснут Огненные горы,--сказал Ворон, и они захватили столько пищи, сколько могли унести.
Теплая одежда хорошо защищала их от холода, лыжи легко скользили по насту. А когда солнце к полудню растапливало наст и снег становился липким, они отдыхали, ели, а вечером продолжали путь до поздней ночи.  Все меньше становилось снега, а на подходе к Гремящему мосту равнина зеленела травой. Странно было видеть свежую зелень на фоне синевато-белых полей, зная, что зима еще не совсем ушла из страны. Огненные горы погромыхивали, клубились дымом, временами сыпался черный пепельный дождь.
--Они шумят не больше, чем когда мы шли сюда,--прислушавшись, сказал Волк, и Ворон с Хитруном согласились с ним.
 Все хорошо помнили дорогу и шли, не заглядывая на говорящую шкуру, когда вдруг бешеный поток жидкой горячей грязи скатился на них с горы. Хитрун все время шел впереди, обгоняя друзей, и поток накрыл его с головой. Волк, который шел вторым, увяз по пояс, а Ворон успел отскочить. Грязь была очень вязкая и быстро застывала, сжимая тело все сильнее и сильнее. Волк рванулся, но грязь держала крепко, и, только ухватившись за копье Ворона, который тянул его к себе изо всей силы, он выбрался все-таки из вязкой трясины. Они сняли с себя груз и стали бросать на грязь плоские черные камни, чтобы вымостить дорогу к тому месту, где исчез Хитрун. Но вдруг Ворон, который внимательно смотрел на гору, заметил новый поток. Он был намного больше первого и покрыл грязью и камни, которые они набросали, и всю ложбину, посредине которой исчез Хитрун.
--Но мы же шли правильно,--в отчаянии колотил дубинкой Волк по застывшей грязи.—Почему не предупредил невидимый Бог?
--Появилась новая огненная гора,--пожал плечами Ворон,-- или сейчас не время идти через страну Огня. Мы же не знаем, когда можно идти. Здесь нет горячих водяных столбов, по которым можно узнать.
Теперь, когда их осталось двое, они шли очень медленно, держались рядом и останавливались перед каждым новым участком дороги, долго наблюдая за ним. И не напрасно. Как-то перед ними на гладкой черной равнине вдруг образовалась трещина, которая, быстро расширяясь, добежала до горы, и гора распахнулась пещерой, стенки которой быстро краснели и, наконец, сомкнулись и потекли сверкающей жидкой рекой. А в другой раз на каменном гребне их застал огненный дождь, и они едва успели втиснуться в узкую щель под нависающей над склоном глыбой. Мешок же Волка, дубинка и копье, которые он не успел втащить за собой, сгорели. С изумлением рассматривали молодые охотники маленькие камешки, в которые превратились остывшие огненные капли.
А Ворон отметил на говорящей шкуре опасное место и прочертил дорогу у подножия гребня, куда, как он заметил, капли почти не попадали. Зато большие раскаленные камни падали с неба где угодно, и одному из охотников приходилось все время смотреть вверх, чтобы успеть подать сигнал опасности. Ворон старательно отмечал места, где камни падали чаще.
--Наверное, много людей погибло, пока нарисовали говорящую шкуру,--качал он головой.
Тундра уже зазеленела, когда, наконец, они выбрались из страны Каменного Хозяина. Возвращение не радовало Волка и Ворона. Огромная усталость навалилась на друзей, усталость и печаль по погибшим товарищам. Они возвращались домой, но только вдвоем. С детских лет старейшины внушали воинам Горанов, что недостойно мужчины проявлять свои чувства. Но и Волк, и Ворон видели, как тяжело каждому из них.  И только у Волчьей долины настроение Волка улучшилось. Огромный матерый волк выскочил внезапно из высокой травы и бросился к ним. Волк невольно поднял копье и тут же выронил его, узнав Серого. А тот прыгнул к молодому охотнику, с размаху опустил ему на плечи тяжелые передние лапы и мгновенно облизал лицо. А потом упал на брюхо и пополз за невольно отступившим Волком, визжа и поскуливая жалобно, как щенок. Басовито рыкнул на нескольких волков, стоявших поодаль, и снова заскулил.
Волк гладил густую шерсть зверя, почесывал за ушами и не переставал повторять.
--Узнал, узнал ведь. А сколько не виделись. Узнал, узнал!
От восторга Серый перевернулся на спину, подставляя живот ласковым ладоням человека, вскакивал, суматошно бегал по кругу и возвращался, замирая, уткнувшись носом в колени молодого охотника.
-- Какой Серый стал красивый,--гладил его Волк.--Наверное, вожак.
--Волки пришли, значит, оленей было много. Значит, голод кончился,--задумчиво сказал Ворон, наблюдавший эту встречу.
Они пошли к стойбищу, сопровождаемые Серым и несколькими волками, следовавшими на расстоянии за своим вожаком. Первым их встретил Прыгун, который вечно бегал по стойбищу и первым узнавал все новости.
--Они пошли на полдень, прямо на полдень, вот так.--Прыгун ногой прочертил дугу.--Сначала они петляли, как зверь, который уходит от охотника. А потом пошли прямо и больше не петляли.
--Кто пошел? Куда пошел?--перебил его Волк, ошеломленный градом слов, сыпавшихся на него.
--Были чужие,--подошел к ним Бобр, всюду следовавший за Прыгуном и, как всегда, не поспевавший за ним.--Забрали много шкур, черный лед, кость и девушек.
--И воины отдали?!--схватился за нож Волк.
-- Воинов почти не было, были одни старики, а чужих было много, и они окружили стойбище. Чужие предупредили, что если за ними погонятся, они перебьют пленниц. Да и когда наши вернулись, чужие ушли уже далеко.
--И все равно нужно было гнаться за ними!--воскликнул Волк.
--Молодые охотники хотели, но старейшины не пустили их. Боялись засады. Боялись, что чужие вернутся.
--Старейшины не пускали и нас,--перебил его Прыгун,--но Бобр сказал.--Вернется Волк--будет спрашивать, куда пошли чужие.
--И мы пошли,--вновь заговорил Бобр.--Бобр и Прыгун.
--Долго шли,--подхватил Прыгун,--очень долго. Сильно отстали, но след был хороший.
--Чужие ходят не как охотники,--кивнул Бобр,--оставляют много следов, ломают ветки.
--Чужие петляли пять дней, чтобы запутать следы. А потом пошли прямо, больше не петляли, а мы вернулись в стойбище,-- выговорился, наконец, Прыгун.
--Так,--наклонил голову Волк,--идем к вождю. Утку тоже забрали?--обернулся он к Прыгуну уже на ходу.
--И Утку, и Белку, и Кору, и многих других.
 Но Волк уже не слушал его, решительно шагая к землянке вождя. Ворон, так и не сказавший ни слова, следовал за ним. Вождь сидел у входа в жилище, завязывая узелки на длинном ремешке. Узелки были одинаковыми по размеру и не окрашены. «Считательный шнур,--догадался Волк.--Наверное, вождь подсчитывает, сколько десятков оленей убили охотники на весенней охоте». Волк уже видел такие шнуры. Вождь завязывал их, подсчитывая оленей, рыб или большой сбор яиц. Как правило, узелок в них обозначал десятку. Зная, сколько пищи уходит в день, можно было легко подсчитать, на сколько ее хватит.
--Сходили?--спросил вождь, не прерывая своего занятия.
--Это богатая страна,--выступил вперед Ворон.--Людей там нет. А животных много.
--Медведь так и думал,--кивнул вождь.--Соберем старейшин, и расскажете все.
--Но Волк хотел поговорить о женщинах, которых увели чужие,--Волк встал между вождем и Вороном.
Пальцы вождя нервно перебирали шнурок с узлами, завязанными на зимовке. А левая рука застыла на роговой рукоятке ножа.
--Медведь знает,--сумрачно усмехнулся вождь.--Поговорим после.
Вождь жил один в большом просторном жилище. Семья его жила в жилище поменьше, но он редко бывал там. А после того как Собаки увели обеих его дочерей, он и совсем перестал ходить туда. В жилище вождя собирались охотники обсудить план охоты, здесь же устраивались советы. Старейшины заходили и садились, каждый где хотел.
  Бобр разжег костер на камнях посреди жилшища и теперь следил за ним, мало-помалу подкладывая веточки, чтобы не разгоралось пламя, не мешало старейшинам думать. Последним пришел шаман и уселся у костра рядом с вождем.
 Ворон встал и начал рассказывать о походе. Он рассказывал медленно, припоминая все подробности. А когда Волку казалось, что Ворон что-то пропустил, Волк поднимал руку, Ворон умолкал, и говорил Волк. Наконец, смолкли оба.
--Кто скажет?--спросил вождь.
Все молчали. Молчание было не такое, когда все уже сказано, обо всем договорено, когда собеседники понимают друг друга без слов. Нет, это было тяжелое, нависшее молчание, молчание-ожидание. Когда все знают, что надо говорить, и молчат, боясь сказать лишнее. Только всхлипывание сестер Хитруна да плач матерей Рыси и Горан6а нарушали это молчание.
--Богатая страна,--нерешительно промямлил наконец Лось.-- Но точно ли там нет людей? Земли не заняты?
--Ворон думает,--немедленно отозвался Ворон,--земля большая. Может, люди там и есть, но очень мало. Гораны никого не встретили. Ничейных земель много.
И все ожили, задвигались, вполголоса обсуждая услышанное. Когда Калан поднял руку, все умолкли.
--Ворон и Волк совершили большой подвиг,--сказал Калан.-- Их надо ввести в совет.
--Такого еще не было,--перебил его Сосна.--Такие молодые старейшины…
--И подвига такого не было,--резко оборвал его Калан.
--Это хорошая страна,--примирительно сказал Лось.--Если на землях Горанов будет опять голод, можно будет охотиться там.
--Слишком далеко,--покачал головой Волк,--и опасно…
-- Что же предлагает Волк?--спросил вождь, и Волк понял, что он стал членом совета. Так спрашивали только старейшин.
-- Волк предлагает освободить пленниц и всем уйти в новую страну,--твердо сказал он.
 И сразу же снова поднялся шум, выплеснулся из жилища и прокатился по толпе, собравшейся у входа. Передние передавали услышанное задним.
--Зачем идти?--слышались голоса.--Дичи много и здесь.
--Сейчас. А если голод?--возражал кто-то.
--Вот тогда и подумаем.
-- А женщины, которых увели чужие?
 Вождь поднялся и пошел к выходу. Он встал у входа, поднял жезл и повел им справа налево, опуская все ниже и ниже. Толпа умолкла и начала расходиться.
--Кто еще скажет?--повернулся вождь к старейшинам.
 И снова поднялся Сосна. В неярком свете костра лицо его казалось маской, вырезанной из старой потемневшей коры.
--Молодые старейшины сделали большое дело,--спокойно сказал он.--И видели много, но не все. Они видели змей, страшную кошку, свирепые бури… Но… Что там еще? Молодые охотники--хорошие охотники. Но их вернулось только двое, да и пробыли они там немного. Надо послать новых разведчиков в эту страну. Пусть их ведет один из молодых старейшин, но пусть с ними пойдет старый старейшина. Один или лучше два. Пусть поживут там подольше. Год или два. Пусть все узнают. Тогда и решим.
Старейшины одобрительно загудели, и вождь опустил голову.
--И боги,--выкрикнул молчавший до сих пор шаман.--Нужно узнать, как примут чужие боги Горанов. Какие они, чужие боги? Нужно, чтобы шаман шел с этим отрядом.
 И снова вождь опустил голову.
--А женщины, которых увели чужие?--в отчаянии крикнул Волк.
--Видишь,--мягко сказал Лось.--Старейшины говорили о них. Никто не знает, где живут чужие. А сейчас… Много прошло времени. Живы ли они? Погубим отряд в чужих землях, а женщинам не поможем.
--Все равно нужно попробовать,--упрямо тряхнул спутанной гривой волос Волк.
--И накликать на племя беду?--укоризненно покачал головой Сосна.
--Но ведь можно потом всем уйти за Гремящий мост! – воскликнул Волк.--Волк ведь говорил, чужие не осмелятся войти в страну Огня. Да они и не знают туда пути.
-- Разве Волк не слышал, что говорилось на совете?--строго спросил Сосна.--Разве Волк не понял, что идти еще рано? Разве Волк хочет, чтобы пришли чужие и перебили Горанов?
--Пусть старейшины скажут,--поднялся шаман.--Кто пойдет самовольно освобождать пленниц, тот враг Горанов и будет наказан смертью. Только смертью,--добавил он, потирая сухие ладошки.
--Не смертью, а изгнанием,--поправил его вождь.
Старейшины закивали седыми головами. Долго они сидели, уставясь в пол, как будто бы им было стыдно посмотреть в лицо молодому охотнику, в глаза друг другу… А Волк быстро выбежал из землянки и пошел из стойбища, не глядя по сторонам, не оборачиваясь. Он понял, что никто из старейшин не поддержит его. Ворон шел рядом и тоже молчал. Так они вышли из стойбища и уселись на валунах, на склоне сопки.
 Беспросветное отчаянье навалилось на Волка. Где они, Серый, Горан, Хитрун, Рысь, Красный Нос?.. Гибель каждого сейчас он переживал заново, гораздо острее, чем в то время, когда она случилась. Тогда у него были дела, заботы, друзья, цель. Это отвлекало его. Даже после смерти Горана и Рыси его поддерживала мысль, что цель достигнута, что можно повести племя за собой. Он предвкушал радость встречи с соплеменниками, с Уткой… И вот теперь… Соплеменники не приняли подарок Волка. И какой подарок! Целую страну. Подарок, за который было заплачено такой страшной ценой. И Утка. Да, Утка…
 Волк поднял голову.
--Волк все равно пойдет к чужим,--глухо сказал он Ворону,--попрошу невидимого Бога и он не разрешит мстить богам шамана.-- Пускай один, пускай погибнет… Но… Там же Утка…
--И Кора, и Белка,--с болью в голосе отозвался Ворон.-- Ворон пойдет с Волком.
 Волк благодарно сжал руку друга. В сгущающемся сумраке замаячили тени, приблизились к охотникам. Ворон и Волк вскочили, прижались спинами к валуну и выставили перед собой копья. Чужие? Но люди подошли поближе, и друзья узнали молодых воинов Горанов. Воины молча уселись на траву. Только длинный худой Бык остался на ногах.
--Бобр рассказал все,--сказал Бык медленно.--Молодые охотники давно хотели идти к чужим, отбить девушек. Не знали только, как вернуться. Думали уйти с девушками в другую страну, но куда? Здесь нет незанятых земель. Теперь есть куда уйти. Пусть Ворон и Волк расскажут молодым охотникам о пути в новую страну, а лучше--нарисуют говорящую шкуру. Конечно, Волк и Ворон теперь старейшины, но пусть Волк и Ворон вспомнят, как совсем недавно они охотились вместе с нами, как были загонщиками, как таскали добычу. Пусть вспомнят, как шаман хотел изгнать их из племени, а Лис хотел забрать Утку силой. Пусть вспомнят и помогут нам.
И он тоже сел, вздохнув глубоко и печально.
--Волк и Ворон сами поведут охотников к чужим,--сказал Ворон, а Волк добавил.
--А потом в новую страну.
 И сразу молодые охотники вскочили с радостными криками, размахивая руками. Каждый хотел протолкнуться поближе к Волку с Вороном, потереться лицом об их лица, хотя бы дотронуться до их одежды, оружия.
--Тише,--опасливо оглянулся Бык.--От стойбища кто-то бежит.
Запыхавшийся Прыгун упал на траву около собравшихся.
--А, вы здесь,--облегченно передохнул он.--Прыгун обегал все стойбище. Калан сказал, чтобы Волк и Ворон пришли к нему сразу же, как Прыгун найдет их. Там сидит Белый Медведь. Белый Медведь тоже ждет.
--Хорошо,--кивнул Волк,--пойдем.
--А вы расходитесь,--сказал Ворон молодым охотникам.--Ворон скажет, когда пойдем.

















        Г Л А В А  34


   
Калан что-то вырезал на обломке кости. Он не поднял голову даже тогда, когда тень Волка упала на его работу.
-- Идёте?--спросил он, не поднимая головы.
--Куда?--удивился Волк, хотя уже понял, что Калан знает об их намерении.
--Вон там, в углу, мешочек с наконечниками,--кивнул он Волку.--Калан смотрел ваши. Плохие. А у чужих понадобятся хорошие. И еще…
 Он пошел в угол землянки и принес три лука. Они были сделаны из дерева и кости так, что костяная пластина шла по основанию деревянной дуги, плотно привязанная к ней. Это были как бы двойные луки, очень упругие, но тугие. Волк знал, сколько терпения и умения нужно, чтобы правильно обстругать дерево, в меру высушить, проклеить, обвязать оленьими жилами. Да и нужных размеров бивни для костяных пластин попадались не так уже часто.
-- Дальнобойные луки,--прошептал Волк благоговейно и вспомнил, как два года назад пробовал натянуть такой лук в жилище вождя и не смог.
-- Попробуй натянуть,--кивнул Калан, и Волк дрогнувшими руками взял лук.
Он боялся, что не справится с тетивой, но, к своему удивлению, натянул лук сравнительно легко.
--Волк стал намного сильнее,--одобрительно кивнул Калан. --Не многие в племени могут охотиться с таким… Бери. А Ворон?-- обернулся он к Ворону, подавая ему лук.
Было видно, как напрягся Ворон, натягивая тугую тетиву, но тоже справился с нею.
--Этот лук покрепче, чем у Волка,--успокоил Ворона Калан, похлопав его по плечу.--А третий дадите тому из молодых, кто сможет его натянуть, тот пойдет с вами.
-- Откуда Калан знает, что молодые воины идут к чужим?-- не выдержал Волк.
--Духи сказали,--ухмыльнулся Калан.—Я пока верю в них, а не в вашего с Гораном невидимого Бога.
--Народа было много,--тихо сказал Белый Медведь.--Много стойбищ и много людей. Они степняки и не любят леса. Пока не найдете нужного стойбища, не выходите из леса. На разведку пусть ходят один-два самых ловких воина. И еще. Когда девушек уводили, Белый Медведь сказал им, чтобы оставляли на пути охотничьи знаки. Ищите эти знаки… Пленницы, наверное, будут заламывать ветки или выкладывать камешки и шишки,--добавил он, подумав.--Внимательно смотрите под ноги… Они могут срывать ракушки с одежды. Ракушки ведь не водятся в лесу.
--И уходите сегодня же ночью,--перебил его Калан,--пока старейшины не отобрали у вас оружия.
 Молодые старейшины повернулись, чтобы выйти, и увидели вождя. Он стоял, загораживая выход, спокойно глядя на побледневших юношей, и молчал. Застыл с резцом в руке Калан. Белый Медведь отодвинулся в тень. А вождь шагнул к валуну, на котором в углублении с тюленьим жиром плавал горящий шерстяной фитиль, и сел, устало вытянув ноги.
--Кто поведет воинов?--спросил он.
Молодые старейшины молчали, не зная, что ответить.
--Медведь думает, пусть ведет Ворон,--сказал вождь, не дождавшись ответа.--Волка больше любят, но… Пусть будет Ворон. Когда вернетесь, не заходите в стойбище: идите прямо в новую страну. Девушки будут просить, им захочется повидать близких… Не слушайте их. Пусть кто-нибудь скажет племени, что вы вернулись, что пошли в новую страну. Этого достаточно. Идите,--махнул он рукой.
Юноши вышли, так и не оправившись от удивления.
--Хорошо, если бы вождь и другие старейшины пошли с нами в новую страну,--задумчиво проговорил Ворон.--Они много знают. Плохо без них там было.
--Пойдет, наверное, Калан, Медведь, наставница. Хорошо бы и другие…
--Сначала надо освободить девушек,--перебил его Волк.--Ворон пусть соберет воинов, а Волк пойдет к Лохматым.
--Зачем?
-- Чужие убили у них много воинов. Может, Лохматые захотят отомстить и пойдут с Горанами? Рыбак обязательно пойдет. Ворон помнит, как мы помогли ему? Волк расскажет Лохматым о новой стране. Может, Лохматые тоже захотят переселиться туда?
--Гораны пойдут медленно,--кивнул Ворон.--Горанов поведет Бобр. А Волк с Лохматыми пойдут по их следам. Гораны оставят хорошие следы и охотничьи знаки.
-- Маленький Бобр пусть ведет Горанов только до того места, до которого проследил чужих. Потом пусть возвращается.
Когда молодые старейшины ушли, оставшиеся в землянке Калан, Белый Медведь и вождь долго молчали. Калан снова принялся вырезать узоры. Белый Медведь перебирал разноцветные узелки. А вождь думал, вглядываясь в тусклый огонь светильника.
-- Но почему вождь молчал на совете?--Калан внезапно резко отбросил резец.--Калан решил, что вождь думает так, как старейшины.
--Старейшины сказали все, что думали,--пожал плечами вождь.--И будут думать так же, что бы ни сказал вождь. Зачем же напрасно говорить?
--Но что думает вождь?--не унимался Калан.
-- Вождь думает: надо идти в новую страну. Здесь плохо. Вокруг враги, дичь уходит… Но… племя сейчас не захочет идти в новую страну… Если Волк и Ворон освободят девушек, тогда, может быть…








       Г Л А В А  35


 
Мужчины Собак уплыли на плотах вниз по реке.
--Там река впадает в большое соленое озеро,--объяснили пленницам женщины.--Там живут большие звери с толстой шкурой. Это морские звери, но они выходят на сушу. Их легко убить. Мясо плохое, но шкура хорошая. Охотники каждую весну ездят охотиться на них.
Женщины повеселели. Если при мужчинах они скользили по стойбищу безмолвными легкими тенями, то теперь часто собирались вместе, о чем-то говорили, смеялись. Повеселели и дети, бегая по стойбищу, затевая возню, игры. Старики же вылеживались на мягких шкурах, грелись на солнышке, ели и спали.  Пленницы снова стали ходить в ближний лес за ягодами и кореньями, ставили силки на птиц, бурундуков, зайцев. Однако ночевать все-таки нужно было в загоне, и старики пересчитывали пленниц каждый вечер. Девушки ожили, повеселели, но потом снова пришла к ним тоска--тоска по родному племени.
--Давайте убежим,--все чаще упрашивала подружек Кора.
 Но от нее испуганно отмахивались, помня страшную угрозу Голыша. Может, они не побоялись бы смерти, но жить искалеченными, изуродованными…
Утка сидела на камне и смотрела на черную воду лесного озера. Она смотрела и не видела всплесков играющих рыб, листьев кувшинок, ряски… Она смотрела на родные пейзажи далекой родины: ярко-зеленую тундру с синью озер, дымящиеся горы, свинцовые валы моря, серое небо, неяркое ласковое солнце--такое уютное, домашнее. Ягодные поляны и сплошные ковры цветов, знакомые лица. Утка давно знала за собой такую способность: если пристально смотреть на неподвижную гладкую воду и вспоминать что-нибудь, воспоминания оживали цветными картинами. И чем дольше смотреть и вспоминать, тем ярче и живее становились эти картины.
Поэтому она и не удивилась, когда, заслоняя все, в воде появилось вдруг лицо Волка. Оно как бы всплыло из глубины озера и застыло на его поверхности, колеблясь от расходящихся кругов, и от этого казалось живым, настоящим, не из мира видений. Не выдержав, Утка обернулась. Волк, улыбаясь, стоял в двух шагах от нее, опираясь на длинное копье. Широкий изодранный плащ с откинутым капюшоном, пояс с кремневым ножом, короткие кожаные штаны и потертая обувь были самые настоящие. Перед ней стоял живой человек, не дух, не видение, а воин, одетый для похода.
--Волк пришел, Волк пришел!--бросилась Утка к молодому охотнику.
--Это было нетрудно,--небрежно махнул рукой Волк.--Собаки не умеют ходить по лесу. Они оставляют широкую тропу, как стадо оленей. Вот только у реки… Но там лежала обструганная палка. Тонкий конец показывал вниз по течению. Да и ракушки указывали туда же.
--Это Белка,--вспомнила Утка.--Белка везде что-то оставляла.
Теперь она могла, наконец, внимательно присмотреться к лицу молодого воина. Волк изменился. Вся его фигура, не потерявшая гибкости, стала крепче, движения медленнее, угадывалась большая сила в развернувшихся плечах. Стало взрослее бронзовое лицо со свежим шрамом на правой щеке. Но главное--глаза. Прежний восторженный открытый взгляд светло-карих глаз сменился спокойным, уверенным, с налетом печали.
--Это полосатый зверь,--объяснил он Утке, притрагиваясь к шраму.--Лохматый бросил в него копье. Зачем? Молодой еще, глупый, зверь ведь нас не трогал. Он ревел так, что осыпалась листва. И от этого рева сила уходила из рук охотников. Копья в его груди ломались, как хворостинки, а лапами зверь сломал несколько копий. Охотники не успевали следить за ним, он очень быстрый. Только Волк и Ворон успели. И он с гордостью снова прикоснулся к шраму. Потом молодой охотник нахмурился.
--Много воинов в стойбище?
-- Многие Собаки уехали. Но и остались…
-- Уехали? Это хорошо. Предупреди девушек, но только утром. Если скажешь вечером, Собаки могут догадаться. Рано утром пойдете в лес за ягодами. У озера Волк будет ждать. Захватите все, что нужно для похода.
--У нас почти ничего нет.
--Все равно. Соберите все, что есть. До вечера вас не хватятся. А за день надо уйти как можно дальше. Будет погоня. Будет долгая погоня. Здесь близко много племен--братьев Собак. Собаки обязательно погонятся за Горанами. А сейчас пусть Утка идет в стойбище. Пусть ждет и готовится.
Всю ночь Утка не могла заснуть. Страх и радость смешались в её душе. Страх перед наказанием, страх за Волка, радость освобождения. Наконец, Утка не выдержала, подползла к Белке и шепотом рассказала ей на ухо вес, что услышала от Волка.
--Молчи,--встревожилась Белка.--Жди. Уйдем с рассветом. Остальным скажем только в лесу.
Чуть серело небо, а под кронами деревьев было совсем темно, когда девочки с корзинками для ягод вышли к лесному озеру. Озябшие, невыспавшиеся, они недоумевали, зачем Белке понадобилось так рано вести их в лес. Но, привыкшие подчиняться подружке, шли молча, поеживаясь от холодной росы. Неподвижно застыло озеро, укутанное белым туманом, неподвижны были темные кусты, росшие на его берегах. И вдруг кусты ожили, сбросили ветки, и воины в длинных плащах предстали перед пленницами. Девочки завизжали от страха и бросились было бежать, но тут же послышались крики радости: они узнали своих.
--Тихо,--поднял руку Ворон, стоявший в стороне. Девочки остановились, недоумевая.
--Не время,--объяснил Ворон,--надо быстро уходить. Порадуетесь потом.
К удивлению девочек, они повернули к большому болоту, которое лежало в стороне от пути к землям Горанов. Здесь, у болота, их ожидали несколько Лохматых, которые начали раздавать широкие болотные лыжи, сплетенные из гибкой лозы. Беглецы побрели через болото. Лыжи немного погружались в ржавую воду, но не проваливались, а идти было можно, хотя и очень трудно. Только когда болото кончилось, Белка сказала Ворону, что две пленницы не пошли с ними.
--Одна больная,--объяснила она,--а Сова не захотела идти.
--Почему Белка не сказала сразу?--сурово спросил Ворон.
--Сова дружит с Собаками,--вмешалась Кора.
--Ну вот,--недовольно проворчал Ворон,--теперь Сова наведет на наш след. Нужно было захватить ее хотя бы за болото.
Белка опустила голову.
--Ладно,--сказал Ворон,--убитого зверя не убьешь второй раз. Может, они не сразу вернутся в стойбище.






















                Г Л А В А  36


   
После болота беглецы пошли прямо. Впереди несколько воинов, за ними девушки, а сзади все остальные воины. Идти старались вдоль рек, по долинам, заросшим кустарником. Огибали густую чащобу, болота, а озера переплывали на поспешно связанных плотах. Время от времени Ворон или Волк взбирались на вершину каменистой высокой сопки и подолгу осматривали пройденный путь. Часто они брали с собой охотника Лохматых, который отличался необыкновенно острым зрением и хорошо видел в сумерках.
Костры Собак они увидели на пятнадцатый день пути. Волк и Ворон стояли на голой каменистой вершине, в темноте. Холодный мокрый ветер бросал в лица изморось, смешанную с каменной пылью, сдутой с безлесной вершины, и приходилось прикрывать ладонями лицо, закутываться в плащ.
--Что-то быстро. Наверное, молодежь,--проворчал Ворон.--Опытные воины собирались бы дольше, да и шли бы осторожнее…
А Волк попробовал подсчитать костры, огоньки которых теплились там, далеко в ночи.
--Один, два, три, четыре,--считал Волк.--Нет, пусть считает Зоркий.
И тот принялся считать вполголоса.
--Один, два, три, четыре, пять, еще один, два, три, четыре, пять, еще один, ага. Там, за деревом, два, так…
Волк и Ворон внимательно слушали счет, помогали Зоркому, а потом Волк начал переводить число костров в число воинов.
--Если у каждого костра пять воинов да еще два…
--Лучше пять и еще три,--поправлял его Ворон.
Закончив подсчеты, оба долго молчали.
--Не справимся,--сказал наконец Ворон.--Через пять дней Собаки нас догонят, и…
--Устроим засаду,--предложил Зоркий.
--Собаки идут длинным луком,--вздохнул Волк.--Так они загоняют лошадей в степи. Да и костры горят так. Лук в засаду не поймаешь. Мало нас.
--Ладно. Идем спать. Девушкам пока не говорите,--сказал Ворон.--Поговорим с воинами. Утром решим.
Они спустились к кострам, горевшим во впадинке, на берегу ручья, и, подзывая по нескольку воинов, сообщили о погоне.
--А теперь пусть все думают, что делать,--сказал Ворон, когда они остались втроем.
Сам он просидел всю ночь, закутавшись в плащ, уставясь в огонь. И Волк, который время от времени задремывал, всю ночь видел его неподвижную фигуру. Волк так и не смог ничего придумать. Под утро он крепко заснул и сразу не мог сообразить, о чем говорит Ворон, тормошащий его за плечо.
-- Есть,--говорил Ворон.--Нашел. Другого пути нет.
-- Пути куда?--вскочил Волк.
--Слушай. Надо разделиться. Ворон с воинами пойдет вот так,--показал он рукой.--А Волк с Лохматыми и девушками вот так,--он показал в другую сторону.
--Отряд Ворона будет оставлять след. Ясный. Часть воинов привяжут к своим мокасинам женские мокасины, чтобы оставлять женские следы. А Волк целый день будет брести по воде. Это медленно, но зато не останется следа. Собаки пойдут за Вороном, и Ворон заведет их далеко, а там…--Он помолчал немного и продолжал решительно.--Или примем бой, или уйдем.
--Собаки знают эту страну,--сказал Волк.--Собаки догонят вас…
--Все равно,--перебил его Ворон.--Без девушек можно уйти, а с девушками погибнем все.
--Ворон говорит правильно, но… с девушками пойдет Ворон, а Волк отвлечет Собак.
--Будет так, как сказал Ворон,--спокойно проговорил Ворон,--Волк забыл, что в походе решает вождь?
 Волк отвернулся, но, наверное, недостаточно быстро, чтобы скрыть обиду, потому что Ворон добавил неожиданно мягко.
--Вот возьми.--Он протянул Волку дальнобойный лук.--Дашь его Рыбаку. Никто из Лохматых не стреляет лучше Рыбака. Да и из Горанов тоже. Ворону лук, может, и не понадобится.
Третий лук они с самого начала пути отдали Леопарду, самому сильному воину среди молодых Горанов.
--И Леопард тоже пойдет с вами,--добавил Ворон,--и Рогатый, и…
--Но кто же пойдет с Вороном?--удивился Волк.
--Ворону не нужны самые сильные. Ворону нужны самые быстрые,--ответил Ворон.
--Но быстрые есть и среди Лохматых.
--Лохматые и так помогают Горанам. А девушки ведь из Горанов. Будет несправедливо, если…--Ворон не договорил и махнул рукой, но Волк понял, что Ворон не надеется уйти от Собак.
Да и неудивительно. Он понимал, что среди преследователей, конечно же, много лесных Собак, а они хорошо знали эту страну. В полном молчании разделился отряд. Только всхлипывания девушек нарушили тишину.
--Не выходите на берег!--прокричал Ворон, когда отряд Волка побрел вверх по течению ручья.--Весь день не выходите на берег, как бы ни петлял ручей.
И они побрели по мелководью. Брели день, другой, третий… Ночевали на островах, скользили по мокрой гальке, иногда погружались по горло у обрывистого берега. Только когда горная цепь сжала реку в узкое каменное ложе, а течение стало бурным и стремительным, пришлось выйти на берег в поисках удобного перевала.
 С перевала Волк и увидел костры преследователей, горевшие совсем недалеко, на берегу реки. «Значит, обмануть Собак не удалось,--огорченно подумал Волк.--Значит, отряд Ворона перебит и Собаки поняли, что пленницы пошли другим путем». Но тут к нему на скалу, нависавшую над перевалом, вскарабкался Зоркий.
--Три костра, всего три. Зоркий видит--больше нет.
--Может, Ворон?--тихо спросил Рыбак.
--Нет. Костры Горанов горят вот так.--Волк рукой очертил острие.--Это костры Собак.
--Значит, разведчики,--решил Рыбак.--Большая часть Собак ушла за Вороном, а эти не поверили. Или просто шли и наткнулись на наш след. На острове или прямо здесь. Теперь увяжутся… Хотя, может, Собаки просто идут своим путем?
--Три костра,--пробормотал Волк.--Ну, с этими-то мы справимся. Устроим им засаду.
 Беглецы шли всю ночь, петляя по горам, а потом еще день, выбирая подходящее место для засады. А когда вечером снова увидели костры преследователей, убедились, что не потратили времени зря.  Девушек воины расположили за скалой на неровной каменистой площадке, и те, измученные долгим переходом, сразу же уснули. Уснули и воины. Только Рыбак и Волк бродили по окрестностям, выбирая, где удобнее подстеречь Собак.
 Пологий склон вел на вершину. А от нее начинался узкий гребень, который шел к скале, где спали девушки.
--Здесь-то за гребнем мы и засядем,--решил Волк.--Отсюда можно стрелять почти по всему склону.
 Он поднял несколько воинов и послал их нарезать веток. Ветки они переплели с кустами, которые росли около скалы, где спали девушки. В конце концов, около скалы появилась целая чаща, в которой могло спрятаться в два раза больше воинов, чем было в отряде Волка.
 Собаки подошли к склону на рассвете. Поднялись на вершину, о чем-то поговорили, сбившись в кучу, и побежали по гребню, низко наклонив головы, опираясь на короткие копья. Щиты и луки были заброшены за спину, а шлемы Собак болтались на кожаных ремнях на шеях. Первый воин уже добежал до нагорья, а последний только еще вступил на гребень, когда первые стрелы упали на бегущих. Несколько воинов скатились с гребня. Целиться в предрассветных сумерках в быстро бегущих Собак было нелегко, и часть стрел пролетела мимо цели. Но воины Волка продолжали стрелять из маленьких луков, выпуская одну стрелу за другой, пока гребень не очистился от бегущих. Часть Собак скатилась к подножию гребня, часть неподвижно застыла на нем, но с десяток воинов успели укрыться среди валунов и кустарников вершины и оттуда начали обстреливать воинов Волка. А те отложили маленькие луки и взяли большие боевые. Из этих нельзя было стрелять быстро, зато стрелы их летели намного дальше и точнее. Но Собаки умело маскировались среди валунов и кустов, и воины Волка понапрасну тратили стрелы.
Им удалось ранить только одного воина Собак. Правда, сами они не потеряли ни одного человека. Но время шло. Могли подойти другие Собаки. Нужно было кончать битву. Воины Волка не хотели выходить из кустов--попадать под стрелы Собак, а те опасались выйти на открытый склон. И тогда в дело вмешался Рыбак. Осторожно, ползком он добрался до скалы, за которой укрывались девушки, и взобрался на ее вершину. Теперь ему было намного дальше до Собак, чем раньше, но зато ни валуны, ни кусты больше не закрывали их. Зазвенела тетива дальнобойного лука, и длинная стрела вонзилась в лицо Собаки, прямо под козырек кожаного шлема, обшитого ракушками. Собаки начали обстреливать скалу, но их стрелы не долетали до ее вершины. Второй выстрел--и второй воин упал на камни.
Оставшиеся в живых с криками побежали вниз по склону, бросив щиты и луки. Волк и Леопард выстрелили одновременно, но попал только Волк. Стреляли и другие воины. Только пятерым Собакам удалось добежать до подножия склона, и здесь, в недосягаемости от стрел, они остановились, всхлипывая от пережитого и усталости.  Воины Волка собрали оружие, шлемы, щиты, лучшую одежду. А потом позвали девушек и пошли дальше. Шли они медленно, так как Волк еще надеялся, что Ворон догонит их.
 Волк вел отряд к долине горячих водяных столбов, но, не доходя до нее двух переходов, поставил отряд на стоянку, а сам вместе с Рыбаком пошел к долине.
--Скоро мы расстанемся,--сказал Волк, когда отряд скрылся за холмами.--Лохматые пойдут к себе. Рыбак решил, пойдет ли он в новую страну?
--Многие, кто ходил к Собакам, пойдут за Волком,--подумав, ответил Рыбак.--Но не все. Собаки,--его глаза блеснули ненавистью,--перебили большой отряд Лохматых. Мало осталось молодых воинов. Кто будет охотиться для племени?
--Ну и пусть все племя идет в новую страну!
--Не знаю, не знаю… Что скажут старейшины и шаман…
--Но Рыбак пойдет с Волком?
--Рыбак с Волком теперь братья,--просто ответил Рыбак.-- Кровь Собак породнила их. Разве не так?
И Волк кивнул, успокоенный. Еще не дойдя до долины, Волк понял, что переход через Гремящий мост придется отложить. Сплошное облако пара нависло над долиной, и облако это освещали красноватые вспышки. Дрожала и колебалась почва, как плот на перекате. Грохот и рев наполняли воздух, а порывы теплого влажного ветра приносили мелкую водяную пыль.
--Это бьет Большой столб,--указал Волк Рыбаку на очередную красную вспышку.--Идти нельзя. Пусть Лохматые идут к себе и ждут. Пусть уговаривают племя идти в новую страну. Пусть спросят у северных племен. Места там хватит всем. Когда можно будет идти, Волк пришлет вестника.
Лохматые пошли к своему стойбищу, а Волк повел девушек и пятерых воинов к морю. Здесь они и остановились, в двух переходах от стойбища Горанов.






                Г Л А В А  37


   
--Идти в стойбище нельзя,--упрямо отвечал Волк на все просьбы девушек.--Племя не примет нас. Старейшины боятся, что придут Собаки и отомстят. Племя отказалось от нас. Так сказали старейшины.
Девушки молчали, испуганные. Но однажды ночью трое из них потихоньку ушли. Они вернулись, но ушли другие. И так повторялось каждую ночь. А Волк жалел их и делал вид, что ничего не замечает. Он опасался, правда, что многие останутся в стойбище, но, к его удивлению, возвращались все, кто уходил.
В хижине вождя собирались старейшины. Все уже знали, что молодые охотники отбили пленниц, знали, что вернулось их немного. Надо было решать, как поступить с ними.
--Каменный Хозяин сердится,--кричал шаман.--Вот уже месяц танцуют горы. Ненадолго затихают и снова пускаются в пляс. Молодые охотники рассердили Хозяина. Олени опять не придут. Будет голод.
--Так уже было,--кивнул Белый Медведь.
--Во всем виноваты ослушники!--опять закричал шаман.-- Те, кто ходил в страну Огня! Те, кто ходил к Собакам! Больше всех виноват Волк. Каменному Хозяину это надоело. Вот почему он сердится. Волка надо бросить в огненное озеро, тогда Каменный Хозяин успокоится. А тех, кто ходил с ним, изгнать. Пусть идут, куда хотят.
--Но девушки-то не виноваты,--угрюмо заявил Сосна.--Девушек можно принять в племя.
--Возьмем девушек--придут Собаки, плохо будет,--сказал Лось.--Девушек жаль, но что делать?
--Надо отправить девушек обратно к Собакам,--предложил шаман.--Собаки тогда никогда больше не нападут на Горанов.
--Какое дело Каменному Хозяину до Горанов?--спросил Калан.--Хозяин воюет с морем. Что ему люди? Нужно принять в стойбище воинов и девушек. А от чужих отобьемся.
--Трудно будет отбиться,--уныло покачал головой Лось-- собаки подстерегут. Их много.
Поднялся вождь, и все смолкли.
--На совете старейшин решили,--спокойно сказал он.--Кто нарушит приказ не ходить к Собакам, будет изгнан. Каменный Хозяин пустил Волка в страну Огня. Он любит Волка и не примет его в жертву. Если девушек не будет в стойбище Горанов, Собаки не будут мстить племени. Значит, пусть девушки уходят, куда хотят, из земли Горанов. Все, кого привел Волк. Никто не должен оставаться здесь. Может, кроме одной-двух девушек, лица которых нужно раскрасить и которые должны всегда носить длинную одежду. Это,--добавил вождь,--если кто-нибудь из воинов захочет взять девушку в свой вигвам. Одну-две, но не больше.
--А почему две девушки?--заинтересовался Лось.
--Ну, может, три, но не больше. Будет больше--и Собаки поймут обман,-- объяснил вождь.--Они же помнят, кто оставался в стойбище после их набега. И одна-две затеряются в толпе.
 И старейшины согласно наклонили головы. Все разошлись. Только Белый Медведь и Калан продолжали сидеть молча, глядя каждый перед собой.
--Скажи,--не выдержал, наконец, Калан, обернувшись к вождю.--Медведь ведь был с нами. Медведь ведь знал, что Волк пошел в страну Собак. Зачем же Медведь сейчас говорил так? И Белый Медведь,--обернулся он к Белому Медведю,--был здесь. Зачем же Белый Медведь молчал на совете?
 Неожиданно вождь улыбнулся.
--Скажи,--в свою очередь спросил он Калана,--что будет, если ослушники останутся в стойбище?
--Начнутся ссоры,--вместо Калана ответил Белый Медведь. --Племя ослабеет.
--Не только,--сказал вождь.--Если начнется голод, их все равно изгонят. Шаман постарается. Придут Собаки, и пленниц все равно выдадут. А если молодые воины с девушками уйдут в новую страну, многие уйдут с ними, особенно сейчас, когда племени снова грозит голод. Калан ведь уйдет?--неожиданно спросил он.
--А вождь?--спросил Белый Медведь.
--Вождь идет туда, куда идет большая часть племени,-- наставительно сказал вождь.--Это закон. Разве Белый Медведь забыл обычаи?




























                Г Л А В А  38


   
--Ну что ж,--сказал Волк, узнав о решении совета,--будем ждать. А когда можно будет идти, пойдем в новую страну.
--А если не хватит времени дождаться?--спросил Леопард.
--Уйдем к Прибрежным. Они приютят Горанов на время.
Утром он снова пошел к Горячей долине. Туча пара распалась на отдельные облака. Тише стало шипение струй кипятка, бьющих со склонов, да и сами струи летели не так далеко, как раньше. Посветлел и Большой водяной столб, рев которого сменился басовитым погромыхиванием. На этот раз Волку удалось подойти почти вплотную к долине, но войти в нее он все же не решился, так как струи пара и лужи кипятка шипели даже в тех местах, где он ходил посуху, когда впервые пришел в долину. Сильным был пока и горячий дождь, быстро промочивший его одежду. Волк отошел немного и начал ждать.
 Извержение явно шло на убыль. Мелела горячая река, вытекающая из долины, все меньше становилось фонтанчиков. Еще парили мокрые черные камни, но уже не плевались больше кипятком. Грохот и рев сменились бульканьем, чавканьем. Пузырились грязевые лужи зеленовато-серого цвета, покрывались тонкой коркой, трескавшейся ежеминутно, заливались горячей грязью и снова застывали. Под порывами ветра воздух очищался и не туманил больше головы резким едким запахом.
--Пожалуй, можно идти,--решил Волк на третий день ожидания.--Правда, столбы могут разбушеваться снова. Но кто знает, когда они засыпают, а когда просыпаются. Приходится рисковать.
И он отправился к своей стоянке. Волк уже видел дымки костров, когда навстречу ему поднялись трое Горанов. Волк не удивился. Он знал, что девушки бегают в стойбище, знал, что люди стойбища приходят к ним. Правда, после совета старейшин девушки в стойбище уже не заходили, но встречались с родственниками поблизости от него, украдкой, тайком, стараясь никому не попасться на глаза.
--Как ходил?--шагнул навстречу ему Таймень, поднимая правую руку в приветственном жесте.
Волк тоже поднял правую руку с раскрытой ладонью, отвечая на приветствие, но сказать ничего не успел. Страшный удар обрушился на его голову. Мелькнуло перекошенное лицо Лиса, заходящее солнце покатилось по небу, вспыхнуло ослепительным светом, и красноватая мгла заволокла глаза, помутилось сознание…
Очнулся он в яме. Это не была ловчая яма, широкая, с кольями, вбитыми в дно, покрытая ветками и травой. Это была яма для пленных, узкая и очень глубокая, с толстой подушкой кедровых веток и травы на дне, чтобы можно было сбросить туда пленника, не повредив его. На фоне уже потемневшего неба по краям ямы чернели головы воинов, которые, наверное, принесли его сюда. Волк не мог различить лиц, склонившихся над ямой, но сразу же узнал голос Лиса.
--Девчонки не пойдут через Гремящий мост без Волка,-- отвечал кому-то Лис.--Побоятся.
Чей-то голос бубнил неподалеку от ямы. Волк расслышал только слово «Лохматые».
--Лохматые!--усмехнулся Лис.--У них есть свои девушки. Много воинов погибло у Лохматых. Зачем им кормить наших девушек?
--Шаман говорит, что у них один путь--к Собакам. А если они не захотят идти, Гораны сами отведут их. И хорошо. Шаман говорит: тогда Собаки не придут к Горанам.
«Значит, все это подстроил шаман»,--понял Волк. Снова забубнили голоса. Волк уловил: «Новая страна».
--Шаман говорит,--важно сказал Лис,--если будет голод, шаман сам поведет все племя в новую страну. И Каменный Хозяин пропустит племя. Если поведет Волк, он засыплет племя огненным дождем. Так сказал Каменный Хозяин шаману.
«Значит, не все согласны с шаманом. Они о чем-то спорят»,--подумал Волк и закричал.
--Сажать соплеменника в яму! Сажать Волка, который разведал для племени новую страну! И вы называете себя воинами!
--А, очнулся!--наклонился над ямой Лис.--А Волк думал о соплеменниках, когда выдал их Прибрежным? Когда повел на смерть в Огненную страну молодых воинов? Много вернулось их с Волком? А где Хитрун, Горан, Котик, Красный Нос, Рысь? Где те, кто ходил с Волком к Собакам? Пусть Волк не кричит,-- добавил он, подумав.--Здесь все, кто ходил к Береговым. Все, кого выдал Волк. А в новую страну Волк ходил для себя. Чтобы стать старейшиной.
 Волк не мог найти слов, чтобы доказать, что он ходил не для себя. Ведь он хотел найти новые земли для племени. Но, с другой стороны, ему, конечно же, было интересно разведывать новые тропы. Да и похвалы не были ему неприятны. «Как все перепуталось»,--думал он, сидя на куче веток.
 А Лис снова склонился над ямой.
--Пусть храбрый Волк не боится,--сказал он.--Гораны продержат его в яме недолго. Когда девушки уйдут к Собакам, Гораны отведут Волка к Гремящему мосту и отпустят. Пусть Волк идет один в новую страну.
«Пройдет срок,--подумал Волк,--и никто из отряда Волка не сможет появиться на землях Горанов. Изгнанников, нарушивших запрет, убивают. Молодых охотников примут Лохматые. Но девушек они принять побоятся. Да и не нужны они им. Лишние рты, а у Лохматых мало охотников. Что же делать?»
А Лис продолжал насмешливо.
-- Сейчас Лис пойдет в стойбище Волка и отберет трех девушек, которых разрешили отобрать старейшины. Лис возьмет Утку.
--Утка не пойдет с Лисом!--вскочил Волк.
--Волк так думает? А если Лис скажет Утке, что убьет Волка? Что отпустит Волка только тогда, когда Утка придет в жилище Лиса? Ха…
Волк рванулся из ямы. Упираясь ногами в одну стенку, а руками в другую, он поднялся на две трети се высоты, но упал, сшибленный ударом копья. Правда, били его тупым концом, и упал он на мягкую подстилку неповрежденным.
-- Стереги хорошенько,--услыхал он голос уходящего Лиса.
--Пусть Таймень помнит. уйдет Волк--и Кора не достанется Тайменю.
Смеркалось. «А может быть,--подумал Волк,--когда станет совсем темно, Волку удастся выбраться из ямы?». Но Таймень и двое Горанов, которых он оставил охранять Волка, развели костры по обе стороны ямы. На дне ямы было темно, но стоило Волку подняться хоть немного по стенке, он попадал на свет.
«Что же делать?»--думал он. Двое караульных спали, третий дремал, прислушиваясь к ночным звукам. Но как только Волк шевелился, он сразу же поднимал голову и заглядывал в яму. Через некоторое время караульный поднял сменщика, а сам улегся у костра, завернувшись в шкуру. По шумному сопению Волк понял, что караулит его Таймень. «Таймень не ходил к Прибрежным,--вспомнил Волк.--У Тайменя не должно быть зла на Волка».
--Таймень, Таймень,--ихонько позвал Волк. Таймень перестал сопеть.--Пусть Таймень вспомнит, как вместе охотились, соревновались,--тихо продолжал Волк.--Пусть Таймень поможет Волку, а Волк поведет Тайменя в новую страну. Это богатая страна. Таймень будет там хорошим охотником. Не загонщиком, как здесь. И Кора пойдет с Тайменем.
--Каменный Хозяин не пропустит Горанов,--неуверенно пробормотал Таймень,--так сказал шаман.
--Но Каменный Хозяин пропустил Волка.
--Волка да. А Рысь, Хитрун, Красный Нос? Шаман сказал, так же погибнут и другие. А если поведет шаман, никто не погибнет. Лис сказал, что убьет Тайменя, если Волк уйдет. Таймень не хочет умирать. Нет. Пусть Волк сидит в яме.
--Тогда,--голос Волка зазвенел гневом,--пусть Таймень побережется. У Волка в лагере остались пять воинов. Они отомстят за Волка.
-- Лис уже, наверное, разоружил воинов Волка,--ухмыльнулся Таймень,--они получат оружие, только когда уйдут из земель Горанов. Их охраняют.
--Они убегут,--уверенно сказал Волк.
--Тогда Таймень и караульщики будут стрелять в каждого, кто будет подкрадываться к яме. Так приказал Лис. Нет. Пусть Волк сидит…
 Внезапно голос Тайменя оборвался. Он закашлялся и свалился в яму. Волк едва успел увернуться от тяжелого тела, но сразу же кинулся к нему, схватил копье, вытащил из-за пояса нож и замер в удивлении: горло Тайменя было пробито длинной боевой стрелой.
«Воины Волка? Лохматые?--мелькали мысли.--Тогда откуда Лохматые могли узнать, что Волка посадили в яму? А если воины Волка? Тогда почему за ними не погнались воины Лиса?». Знакомый голос был ответом.
-- Вылезай,--к ногам Волка упал конец ремня.
«Ворон? Но Ворон же погиб! Значит, нет. Но как Ворон узнал, что Волк здесь?»
--Ворон давно следит за караульными,--спокойно, как всегда, сказал Ворон.--Жаль, открытое место: не удалось подползти. Таймень заметил бы, поднял тревогу, разбудил бы этих двоих. А кто знает, может, и воины Лиса где-то близко. Пришлось стрелять.
Волк выкарабкался из ямы. Караульные уже не спали. Они сидели у костра, со страхом глядя на Ворона, а сзади них, с копьями наготове, застыли трое воинов Ворона.
--Прыгайте,--приказал Ворон, показывая на яму. Молча, осторожно соскользнули караульные на дно ямы и затихли там, прижавшись к стенкам, слившись с темнотой.
--Теперь в лагерь,--сказал Ворон.--Лис разоружил твоих воинов. Пришел в лагерь, подошел к костру. Воины видят--свои, чего бояться? А те напали, отняли оружие, связали… На Леопарде повисло трое. Но он расшвырял их, схватил копье…--Голос Ворона зазвучал глухо.--Тогда Лис ударил Леопарда боевой дубинкой. Попал в висок, и… Теперь между нами кровь.
--И Ворон не помог Леопарду?
--Ворона не было там. Ворону рассказала Ветка. Она собирала ягоды и видела все. Других девушек охраняют, а Ветки не было в лагере, ее не заметили. Она побежала искать Волка и встретила Ворона.
--И много воинов с Вороном? Как Ворону удалось уйти от Собак? – спросил Волк.
--Собаки долго гоняли Ворона по горам. Стреляли. Стреляли и Гораны. Возвращались на свой след, как делают клыкастые, и устраивали засады. Собаки убили троих Горанов, но своих потеряли больше. Собаки стали осторожнее и шли медленнее, чем раньше. Ворон уже думал, что оторвался от них… Но тут Собаки загнали Ворона в котловину. Со всех сторон были гладкие стены, а сзади уже подходили Собаки. Только одна стена немножко наклонилась, как дерево под ветром. И была она не такая гладкая, как остальные. Если прыгать с уступа на уступ, цепляться за камни, можно было пройти к перевалу. И Гораны пошли… А Ворон и еще двое остались, не подпускали Собак близко, и их стрелы не долетали до бегущих. И все-таки двое сорвались. И вот когда пошли остальные, Собаки подошли поближе, сшибли стрелами одного и ранили Ворона. Ворон упал бы тоже, но Овца удержал его.
--Овца хорошо лазает по скалам,--кивнул Волк,--лучше всех в племени.
--Собаки поняли, что пленниц с Вороном нет,--тихо сказал Ворон,--они же видели нас всех над обрывом. Собаки не захотели терять воинов и ушли. А Ворон догнал своих и пришел сюда.
-- А где остальные воины Ворона?
--Ворон послал их к лагерю. Они следят и ждут Ворона.
--Возьмите нас с собой,--послышалось из ямы.
-- Но вы же пришли с Лисом! Вы помогали Лису!--удивился Волк.
--Все равно. Шаман не простит нас. И Лис не простит. Старейшины отправят нас помогать женщинам. Не разрешат охотиться. Мы тоже хотим в новую страну.
--Возьмем?--спросил Волк.
--Ладно. Воины присмотрят за ними,--ответил Ворон, опуская ремень в яму.





























          Г Л А В А  39


   

Никто не спал в лагере Волка. Понурясь, сидели у костров девушки, а возле каждого костра дремал воин Лиса. Трое воинов сидели у шалаша. «Там пленные»,--понял Волк. Лиса не было в лагере. Не увидел Волк и Утки с Корой. Он отполз подальше от лагеря, поманив за собой Ворона.
-- Не надо лишней крови,--шепотом попросил Волк.-- Окружим лагерь со всех сторон и выйдем с луками наготове.
--Пусть каждый воин возьмет на прицел кого-нибудь из воинов Лиса,--кивнул Ворон.--Пусть стреляют в каждого, кто схватится за оружие.
Они появились внезапно в освещенном кострами круге и застыли в молчании, натянув луки. Только Ворон и Волк подошли к кострам. Переходя от одного к другому, они отбирали оружие и заставляли воинов Лиса лечь лицом вниз. Только брат Котика схватился за нож и тут же упал, пронзенный тремя стрелами. Остальные не сопротивлялись. Волк разрезал ремни, связывавшие пленных, и они, разобрав оружие, тут же присоединились к воинам Ворона. Молчали девушки, молчали пленные, молчали воины Ворона, подошедшие теперь к кострам.
-- А где Утка?--спросил Волк у Белки.
--Утка ушла с Лисом,--ответила, опустив глаза, Белка.--И Кора. Корна не захотела бросить Утку одну. Лис сказал, что…
--Знаю,--оборвал ее Волк, поворачиваясь, чтобы уйти.
--Погоди,--остановил его Ворон.--Лис не пойдет ночью. Заночует где-то поблизости. Можно увидеть их костер. Много воинов с Лисом?--спросил он у Белки, не сводящей с него радостных глаз.
Та не сразу поняла его вопрос. «Ворон живой, он вернулся»,--повторяла она шепотом вновь и вновь и не могла поверить, что все это правда, что все это не снится.
--Как много?--нетерпеливо повторил вопрос Ворон.
--Двое…--наконец вопрос Ворона дошел до сознания девушки.--Лис будет ночевать там, за сопкой. Лис сказал--не надо ночевать здесь. Утку могут отговорить подружки. А Кора не захотела бросить Утку одну.
Лицо Белки потеряло жесткость, как бы застывшую на нём после того, как ушел Ворон. Огромные ореховые глаза излучали нежность. Чуть-чуть улыбались полные губы. Исчезли морщины на вечно нахмуренном лбу. Округлились щеки. Она стояла на месте, но, казалось, застыла в движении к Ворону. Ворон и Волк невольно залюбовались девушкой, а она, заметив, что на нее смотрят, вспыхнула, потупила взгляд и стала еще красивей в своем смущении, так не похожем на вчерашнюю ее собранность и суровость.
--Ладно,--сказал Ворон, отворачиваясь.--Возьмем троих. Волк, Ворон и еще трое--хватит. Двое пойдут к Лохматым. Пусть Лохматые идут к Гремящему мосту. Гораны будут ждать их там. А что делать с этими?--кивнул он на пленных.
--Свяжем их,--предложил Волк.
--Не надо вязать,--поднял голову один из лежащих.--Мы пойдем с вами.
--Все пойдете?--спросил Ворон.
Согласились пятеро. Трое молчали. Их связали ремнями и уложили в шалаше, из которого только что вышли воины Волка.
--Теперь можно идти,--сказал Ворон.
--А вы,--он повернулся к девушкам,--собирайтесь. Утром все пойдем к Гремящему мосту.
 Костер Лиса горел в небольшой ложбине. Воины спали, девушки, прижавшись друг к другу, сидели у костра. А сам Лис устроился на небольшом холмике. Завернувшись в плащ, он сидел, внимательно вглядываясь в темноту. Здесь пламя костра не слепило его, не было поблизости и кустов, так что подобраться к костру незаметно не мог никто.
--Лис--хороший воин,--прошептал Ворон на ухо Волку.-- Песец правильно выбрал место привала.
 Волк не ответил. Вытащив из-за спины стрелу, он положил ее на лук, но натянуть тетиву не успел. Ворон положил руку на лук Волка.
--Погоди,--улыбнулся Ворон.--Не надо лишней крови. Ворон попробует уговорить Лиса.
Он встал и, не скрываясь, медленно пошел к костру. Лис не мог рассмотреть, кто идет к костру, но на всякий случай взял наизготовку копье. Он свистнул, и воины у костра вскочили и подняли копья. Мало того, каждый из них схватил девушку и заслонился ею.
--Положите оружие,--спокойно сказал Ворон,--двое воинов целятся в каждого из вас.
Но воины не бросили копий. Они стояли, слегка наклонившись вперед, плотно прижимая девушек.
--Надо было стрелять,--с досадой прошептал Волк.
Он подошел к Лису и остановился в трех шагах от него.
–Положите оружие!
Лис не отвечал.
--Так,--сказал Волк.--Волк и Лис будут драться на дубинках. Победит Лис--пусть уходит с воинами куда хочет. Победит Волк, воины Лиса отдадут оружие.
--А девушки?--спросил Лис.
--Девушки сами решат, куда им идти,--вмешался Ворон.
--Может, Лис боится?--насмешливо спросил Волк.--Но Лис же хорошо дерется на дубинках.
--Выходи!--Лис отбросил копье и взял в руки дубинку.
Это была боевая дубинка, с утолщением на конце, с осколками обсидиана, вбитыми в него, длинная и тяжелая. Но Лис вращал ее над головой, как будто держал в руке тонкую веточку.
--Выходи,--повторил Лис.
 Дубинка Волка была покороче. Зато по всей её длине до рукоятки щетинились острые зубы хищников, вбитые в дерево. Подошли воины Волка. Они разложили по углам ложбинки четыре костра и ушли, освобождая место для боя. Воины Лиса не положили оружия на землю, но девушек отпустили, и те сразу же скрылись за спиной Ворона.
--Начинайте!--крикнул Ворон, и Волк с Песцом шагнули навстречу друг другу.
С первых же ударов Лис почувствовал, как выросла сила Волка. Каждый раз, когда их дубинки сталкивались, дубинка Лиса отклонялась. Сначала чуть-чуть, потом больше, и, наконец, только у самой головы ему удавалось задержать ее, напрягая все силы. А Волк отбивал его удары легко, без видимых усилий, а иногда просто пропускал удар мимо себя, неуловимо быстрым движением ускользая влево, вправо, назад и вперед, навстречу удару. Лис подкрутил свою дубинку, надеясь вышибить оружие из рук противника, но неожиданно Волк крутанул свою навстречу его движению, и дубинка Лиса отлетела далеко за освещенную площадку, просвистев над головами зрителей.
--Подними,--презрительно улыбнулся Волк.
Лис бегом бросился за своей дубинкой и бегом возвратился на площадку. Кора смеялась. Не ойкала больше испуганная Утка. Лис схватил дубинку обеими руками. Он больше не думал о защите, сыпал молниеносные удары, стремясь во что бы то ни стало попасть в Волка. Кровь текла по его израненным рукам, которые задевал дубинкой Волк, а он рвался вперед, не замечая боли и ран. Но постепенно удары его слабели, становились реже, неувереннее. Ворон видел, что Волк давно уже мог свалить Лиса, но все ждал чего-то, уворачиваясь, кружил по площадке и ни разу не ударил Лиса всерьез.
Он ждал чего-то и дождался. Лис ударил изо всех сил и промазал. Дубинка его стукнула о землю, и он наклонился вслед за ней, увлеченный силой удара. На мгновение его голова осталась открытой, и в это мгновение дубинка Волка со страшной силой обрушилась на его левый висок. Лис так и не успел распрямиться. Он упал на свою дубинку и застыл, даже не успев вскрикнуть.
--Так Лис убил Леопарда,--спокойно сказал Волк и подошел к воинам Лиса, все еще сжимавшим копья.
--Положите копья, ножи,--все,--приказал он негромко, и воины поспешно сложили оружие к его ногам.
--А теперь идите и расскажите всем в стойбище: Ворон и Волк разоружили воинов Лиса. Они пойдут с нами в новую страну. А Таймень убит,--добавил он, подумав.--И Песец. Их убил Волк.
--Почему Волк сказал, что он убил Тайменя?--спросил Ворон, когда воины Лиса ушли.
--На Волке все равно кровь соплеменника. Волк все равно не может вернуться в стойбище. А Ворон может. Ворона не изгоняли. Захотят изгнать Ворона--нужно собрать совет. А пока соберут, Ворон успеет поговорить с Горанами, позовет их в новую страну. Волк разобьет лагерь на ничейной земле, у Гремящего моста. Пусть все идут туда.
--Волк придумал мудро,--наклонил голову Ворон.
--И еще,--сказал Волк.--Пусть Ворон возьмет с собой Утку и Кору. Они захотели идти в стойбище--пусть идут.
--Но мы не хотим идти в стойбище!--бросилась к Волку Утка.--Мы хотим идти с Волком.
--Утка,--хмуро сказал Волк,--ушла с Лисом. Утка не нужна Волку.
С громким всхлипыванием Утка побежала в темноту, а Кора бросилась на Волка. Она молотила кулачками по его плечам и напоминала сейчас взъерошенную птичку, защищающую от хищника своего птенца.
--Но Утка пошла из-за Волка! Чтобы спасти Волка!--кричала она.--Неужели Волк не понимает?
Волк невольно отступил на два шага, но упрямо замотал головой.
--Все равно, Утка не должна была идти с Лисом.
Он отвернулся от Коры и пошел к своему лагерю, не оглядываясь.
--Помирятся,--ухмыльнулся Ворон.
На фоне сереющего неба он видел две девичьи фигурки, которые, понурясь, робко плелись вслед за Волком.
-- Пора и нам,--сказал Ворон и, сопровождаемый воинами, зашагал к стойбищу Горанов.
 Лагерь Волк разбил на вершине высокой сопки. Здесь, даже когда ветер дул от страны Огня, воздух был чистым. А стоило опуститься к подножию сопки, и человек начинал кашлять от резкого противного запаха, а иногда ветер приносил и такой запах, от которого кружилась голова. Но это бывало тогда, когда задувал очень сильный ветер. Воины Волка окружили вершину сопки валом, сложенным из кедрача и камней, и двое часовых постоянно дежурили здесь.
-- Конечно, мы ушли из земель Горанов,--сказал Волк своим воинам,--но охотимся-то мы на землях Горанову. За это на нас могут и напасть.
 Да, для охоты приходилось уходить далеко в тундру. У Гремящего моста дичи не было. «Наверное,--молча размышлял Волк,--зверей распугивает запах Огненной страны. И олени тогда обходят земли Горанов, когда огненные слуги пляшут. Ведь когда они пляшут, запах сильнее. А звери ведь чуют запах издалека. Хотя,--размышлял он дальше,--наставница говорит, что олени не приходят потому, что болеет трава. Но трава тоже может болеть от запаха».
 Уходя на охоту, Волк предупреждал сторожей.
--Если придет кто-нибудь из воинов Горанов, пускайте их по-одному и без оружия. Копья, дубинки и луки пусть складывают за валом.
Но первым пришел Калан, увешанный мешками с инструментами и готовыми изделиями. Он осмотрел вал и тут же направил девушек за кедрачом и камнями, чтобы сделать вал повыше и потолще. А потом прибежали Прыгун и Бобр, тоже без оружия, только за поясом у каждого торчал кремневый нож. На это раз Волк был в стойбище, и Прыгун подбежал прямо к нему.
--В племени говорят,--начал он, не успел отдышаться,-- Каменный Хозяин больше не любит шамана. Каменный Хозяин не сказал шаману, когда пришли чужие. Шаман сказал, что Каменный Хозяин убьет всех, кто пойдет в его страну, а Волк и Ворон вернулись. Шаман сказал, что Лис поймает Волка, а Волк убил Лиса. Говорят, что Каменный Хозяин любит Волка.
--А наставница смотрела траву,--сказал Бобр.--Она далеко ходила и смотрела траву. Наставница говорит, что олени не придут, что будет голод. Люди боятся голода. Многие теперь собираются идти с Волком в новую страну. Многие придут,-- кивнул Прыгун.--А может, и вождь.
--Вождь не придет,--угрюмо буркнул Волк.--Вождь изгнал Волка.
-- А Волк глупый,--неожиданно вмешался в разговор Калан, стоявший поодаль.—Вождь--друг Волка. Но вождь думает о племени. Пусть Волк подумает. Если бы вождь принял Волка, кому было бы хорошо? Волк и его воины стали бы загонщиками. Пришли бы Собаки, и старейшины выдали бы девушек.
--Гораны отбили бы Собак,--запальчиво возразил Волк.
--А если бы были на охоте? Как тогда, когда девушек забрали? Или Волк собирался просидеть всю жизнь возле женщин?--Калан помолчал немного и продолжал.--А так смотри. Племя уходит на новые земли. Не будет больше бояться голода, чужих племен. Хорошо племени. А Волк снова становится старейшиной. Хорошо Волку. Да и разговоры, что сейчас ведутся в племени, о которых говорит Прыгун? Конечно же, их начал вождь. Кто другой мог придумать бить шамана его же оружием? Волк еще глупый,--повторил Калан и с сожалением покачал головой.
Волк сидел, опустив голову, весь красный от стыда. Он сразу понял, что Калан прав. «Люди не всегда делают так, как хотят. И не всегда понятно, для чего они делают так или иначе, --размышлял он.--Это как запутанный след, когда зверь уходит от охотника. Вождь--самый мудрый человек племени. Никто не понимает, куда ведет его след, но он идет туда, куда нужно вождю».
--И он очень спокойный,--сказал Ворон, с которым Волк поделился своими размышлениями.--Никогда не кричит. Выслушивает всех, а потом решает, как надо. И все слушаются его.
--А шаман?
-- Шаман--враг вождю. Он хотел бы быть и вождем, и шаманом сразу. Ворон узнал. Шаман ходит по стойбищу, всех уговаривает, пугает… Одним он говорит, что в новой стране нет Светящегося озера. Другим--что там злые боги, страшные ветры. Многие слушают шамана. Особенно родственники Хитруна, Рыси, Лиса… Не все, правда. Но многие. Они не пойдут с Волком.
--Пусть остаются,--махнул рукой Волк.
Пришла наставница с девочками. Приходили молодые воины. Пришли Лось и Белый Медведь.
--Память племени с нами,--радовался Волк.
 По одному приходили воины и женщины, чьи дочери или сестры были в лагере. Они несли с собой мясо, шкуры, оружие и даже шесты от жилищ. Лагерь уже не мог вместить всех, и его пришлось перенести подальше, на ровную местность. Но воины Волка теперь не боялись нападения. В лагере собралось уже больше половины племени.
-- Где же Рыбак?--беспокоился Волк.
И Рыбак пришел, но привел совсем мало воинов и ни одной девушки.
--Боятся,--уныло объяснил он Волку.--Филин говорит, что будет голод. Шаман--что Каменный Хозяин уничтожит людей в Огненной стране. Вождь сказал: пусть идет, кто хочет. Один говорит одно, другой--другое… Люди не знают, что делать. Вот если бы Волк пришел и рассказал о новой стране.
--Рыбаку поможет наставница,--подошла к ним наставница.--Она сумеет поговорить с девушками лучше, чем Волк. А пойдут девушки--и многие пойдут за ними.
--Что ж,--пожал плечами Рыбак.--Это тоже годится.







          Г Л А В А  40


   
Наставница остановилась на лугу.
--Наставница не пойдет в стойбище,--сказала она Рыбаку.-- Наставница будет говорить здесь. Пусть Рыбак приведет девушек.
 Вместе с девушками пришло несколько женщин постарше, несколько воинов и даже один старейшина. Все усаживались вокруг наставницы, внимательно и с любопытством рассматривая её. Наставница стояла, о чем-то думая, перебирая цветы в букетике, собранном по дороге.
--Цветы расцветают весною,--тихо начала она,--но недолго они цветут. Так и девушки. Сегодня сильные мужчины, которые не боятся выйти на бой с клыкастым, кладут копья к ее ногам. Старейшины смотрят ей вслед. А завтра… Никто не замечает ее. Но тогда приходят дети. Мать для них и Каменный Хозяин, и старейшина, и вождь. Мать для них тепло солнца и прохлада ветерка. Дети вырастают, но приходят внуки. Всю жизнь женщина хранит костер племени. Но это,--голос наставницы окреп,--если женщина имеет детей. А вы? Мало юношей у Лохматых. Кто возьмет вас в жилище? Хороший охотник может прокормить двух жен. Но плохо быть младшей женой. Она может только работать. Советовать мужу она не может. Да и мира между женами не бывает. Не может быть двух вождей в племени. А каждая женщина--вождь в своем жилище. Жилище-- это ее племя. И все-таки быть младшей женой лучше, чем совсем не иметь мужа. Женщина без мужа--обуза для племени. Племя кормит ее, но…--Голос наставницы стал низким и хриплым.--Идет зима, и будет голод. Об этом говорит Белый Медведь, вождь, да и наставница, которая знает травы, видит-- будет голод. Что же? Девушки Лохматых останутся здесь объедать племя? Отнимать пищу у стариков и детей?--Она помолчала немного и продолжала уверенно.--Вас ждет новая страна. Там много дичи. Правда, идти туда опасно. Но Волк ходил туда и вернулся, а ведь он не знал тогда пути так, как знает теперь. Решайте. Рыбак покажет вам дорогу к лагерю Волка.
 Она повернулась и пошла к лагерю. Люди молча расступались, пропуская ее. Разные были выражения на их лицах, но наставница не заметила ни одного недоброжелательного взгляда.
Пришел вождь. Вождь идет туда, куда идет большая часть племени,--объяснил он удивленному Ворону. Медленно, торжественно подошел он к Волку и протянул ему резной жезл.
--Волк заслужил это,--сказал вождь.
Но Волк решительно отстранил жезл.
--Волку еще рано быть вождем. Волк еще плохо понимает мысли людей.
И все вокруг одобрительно загудели. Пришли Северные люди, но только молодые воины. Они держались кучкой, не смешиваясь с остальными обитателями лагеря и не выпуская из рук копий.
--Старейшины послали нас,--объявил старший воин,--чтобы мы разведали путь в новую страну.
--Два года недоедают люди,--печально сказал второй воин,--мало дичи в наших землях.
-- На наше племя нападают Лесные люди,--сказал третий,--уводят наших девушек, а в лесах их не поймаешь…
 Язык пришедших отличался от языка Горанов, но они сопровождали речь знаками, понятными всем охотничьим племенам.
--Нас послали, чтобы разведать дорогу и посмотреть страну,--повторил старший воин.
--Так,--сказал вождь,--вождь выслушал вас. Теперь слушайте вождя. Слушайте все!--прокричал он.--Все, кто пойдет с Горанами, вступают в новое племя и подчиняются его обычаям. Не будет больше Лохматых, Горанов, Северных. Будет новое племя. Оно идет в чужую страну, полную опасностей, а может, и чужих племен. Поодиночке все погибнут. Смотрите сами: если волки нападают на стадо волосатых, стадо сбивается в круг и отбивает нападение. Разбежится стадо--погибнет. Так и люди.
И он сел, отвернувшись от воинов. Пришельцы негромко переговаривались, собравшись кучкой, а потом старший воин подошел к вождю и положил копье к его ногам.
--Вождь говорил мудро,--сказал он,--но все-таки нужно будет послать вестников к нашим из новой страны. Они будут ждать.
--Пошлем,--кивнул вождь и неожиданно улыбнулся.--Наставница будет довольна. Женихов теперь хватит всем девушкам.
 Племя готовилось в дорогу. Увязывали имущество, заготавливали пищу. Поджидая отставших, все откладывали день выхода. Как-то к вечеру вопли женщин подняли на ноги обитателей стойбища.
--Каменный Хозяин!--кричали женщины.--Там! Там!
 У входа в страну Огня стоял огромный старик и смотрел на стойбище. Ноги старика окутывали языки пламени. Огненный плащ слегка колыхался. Руки старика были скрещены, что на охотничьем языке жестов означало--«нельзя ходить». А лицо его с огромными круглыми глазами и оскаленным ртом выражало угрозу. Старик поднял правую руку и погрозил стойбищу ножом. Это был длинный боевой нож из черного льда. Но его размеры!
--Если бы нож был здесь, он покрыл бы весь лагерь,--лихорадочно размышлял Волк, не в силах понять происходящего.
 А вопли не умолкали.
--Нельзя ходить!--кричали люди.--Каменный Хозяин сердится.
 Многие, не выдержав ужасного зрелища, падали лицом вниз, прикрывая голову руками. Волк чувствовал, что и ему самому непреодолимо хочется отвернуться, спрятаться, хотя бы закрыть глаза. И в этот момент тяжелая рука вождя опустилась на его плечо.
--Присмотрись,--спокойно сказал вождь.--Разве ты не знаешь этого старика? А лицо? Разве Волк никогда не видел любимую маску шамана?
Глаза Волка недобро блеснули.
--Так,--протянул он.
 Молодой воин еще не оправился от пережитого, но рука его уже привычно поглаживала дальнобойный лук. Никто не смотрел на Волка, когда он выходил из стойбища. Да и неудивительно. Люди боялись смотреть в сторону страны Огня, а ведь молодой старейшина шел именно туда. Вернулся он поздно вечером и спокойно сообщил соплеменникам.
--Волк ходил к Каменному Хозяину. Волк говорил с ним. Каменный Хозяин больше не сердится. Он разрешил людям идти через свои земли.
А когда толпа разошлась, Волк протянул вождю длинный нож из обсидиана.
--Это все, что Волк взял у шамана,--тихо сказал он и кивнул сидящему рядом Ворону.--Волк отомстил за Серого.
--Некому будет теперь навести на наш след Собак,--кивнул в свою очередь вождь.--Можно идти.
--Но почему шаман казался таким большим?--спросил Ворон.
--Есть в горах такие места,--объяснил вождь.--Попадает в такое место птичка--и кажется оленем, а олень вырастает с землянку. Шаман знал такие места…
--А как прошла встреча?,--спросил Ворон у Волка.
--Пора нашему вождю поверить в невидимого Бога. Это он указал мне путь к шаману, а невидимый Бог помог одолеть.
--Почему ты думаешь, что вождь не верит в Невидимого?
Волк изумлённо посмотрел на вождя.
Длинной змеей вытянулось племя, вошедшее на Гремящий мост. По двое, по трое шли люди, внимательно ступая на следы идущих впереди. Грохотали Огненные горы, краснели камни, сыпался черный пепел, дрожала земля, шевелились скалы, извергались потоки пламени, но люди шли, не отходя в сторону.  Волк и Ворон шли во главе. Страна Огня изменилась с той поры, когда они последний раз проходили её, и часто приходилось останавливаться. Молодые старейшины прощупывали сомнительные места длинными шестами, бросали тяжелые глыбы.
 Останавливались передние, и за ними вся колонна замирала на месте, не решаясь отойти в сторону, побродить по окрестностям. Даже когда по колонне передавался приказ «ночевать», люди устраивались там же, где заставал их этот приказ. Но спали мало. Нужно было быстрее выйти из этой опасной страны. Вождь и Волк подолгу молились своему Богу.
Но перед облаком даже вождь и  молодые старейшины остановились надолго. Ворон и Волк хорошо помнили это место. Здесь была гладкая, удобная лощинка, которую в прошлый раз они прошли не задерживаясь. Теперь ее заволакивало густое и плотное облако и, самое главное, не было видно, что за ним. Струи пара, еще более плотные, чем само облако, со свистом били из-под земли, и под их напором облако колыхалось, как будто раскачиваемое сильным ветром.
--Проскочишь и влипнешь в жидкую грязь,--с опаской сказал Ворон.
--Или провалишься в огненную яму,--кивнул Волк.
Слева от облака поднималась отвесная скала, а справа начинался откос, посыпаемый пеплом и тяжелыми камнями.
--Надо пойти посмотреть,--вздохнул Волк, медленно направляясь к облаку.
Но тут Утка, прикрыв лицо плащом, кинулась мимо него и скрылась в горячей мгле. Путь она начала в середине колонны, но постепенно, обгоняя идущих впереди, пробилась в голову колонны и теперь шла сразу за Волком.  На несколько мгновений Волк застыл в растерянности, но потом бросился за ней и тоже скрылся в облаке. Он вернулся скоро, прикрывая обожженное лицо левой рукой, а правой волоча за волосы Утку.
--Там, за облаком, ровная дорога,--сказал он Ворону, не выпуская Утку,--но нужно быстро проскакивать облако. Очень горячо. И смотрите за ней,--добавил он, отпуская наконец волосы девушки.
Утке было больно, но она счастливо улыбалась. «Значит, все-таки Утка нужна Волку»,--думала она.
 Серое небо нависло над пологим песчаным берегом, на который катились серые волны, когда новое племя вышло, наконец, из Огненной страны. Тоскливо кричали чайки. Долго стояли передние, поджидая идущих, а потом разбили лагерь здесь же, на песчаном берегу. Серое небо, серые камни навевали грусть, но люди улыбались. Перед ними лежала новая страна, новая жизнь.
Вождь провел перекличку. Не хватало трех женщин, трех девушек, двоих молодых охотников и одного воина.
-- Может, еще выйдут,--всматривался в сгущающиеся сумерки Волк.
Но вождь уныло покачал головой.
--Они нарушили приказ вождя,--сказал он,--сходили с пути и погибли.
-- Почему вождь думает, что они нарушили приказ?-- заинтересовался Волк.
--А Волк не подумал, почему не вышли из страны Огня семеро женщин и только трое мужчин?--вопросом на его вопрос ответил вождь.
--Не-е-е-т.
--Женщины плохо выполняют приказы,--объяснил вождь.-- Да Волк и сам это должен знать. Волк ведь запретил ходить девушкам в стойбище Горанов, а они ходили. Да и Утке никто не разрешал идти вперед,--неожиданно улыбнулся он и обернулся к людям.--Разбивайте лагерь. Мужчины пусть охотятся и ловят рыбу. Племя отдохнет здесь два раза по пять дней. Подождет, может, кто-нибудь придет еще. А потом племя пойдет к границе леса и степи. Там будет первое стойбище нового племени. И надо подумать как назвать наше новое племя.








             Ч А С Т Ь  Ч Е Т В Ё Р Т А Я



Жизнь—это дорога. Множество дорог. Одна дорога ведёт тупо вперёд по времени—ровно, по прямой. Есть дорога, по которой карабкаешься вверх—этапы взросления и становления. Это лучшая дорога по которой должно пройти человечество и в,частности племя,  горанов.
Человеческая жизнь, как Я предписал,--начинается с шока, мук рождения, когда в мучениях и страданиях появляется новый человек и ломиться через тернии к свету. Но и там—бешенный стресс и организм рвётся обратно. Но суровый мир зовёт и приходится вырываться к свету в жестоко-яркий свет бытия. Так Я определил и на всех планетах люди прошли через это. И Я знаю, они это вынесут. Осталось немного, раньше чем на других планетах.
--А разве на всех планетах жизнь?
--Нет. Только на выбранных Мною. Да и на выбранных Мною из-за различных верований её было не так уж и много. Каждый день люди гибли от аварий, конфликтов, от болезней, от террористов, даже от обычного гриппа.
А сейчас на нашей новой планете посмотри как замечательно: нет пока проституток, нет посредников в религии.. Но это не смертельно. Нет телевидения, нет политических деятелей, нет журналистов. Значит на нашей планете течёт замечательная жизнь.
--Но люди-то не знают об этом. А стоит что-нибудь узнать о другой жизни…Ну, да мы с Вами проходили это не однажды.
--И всё-таки давай, Сатана, не опережать события.
--Согласен. Но Вы ведь не всё сказали?
--Сатана! Почему сколько не говори людям, они совершают одну и ту же ошибку?
--Наверное таким  Вы их и сотворили. А что Вы имеете в виду?
--Вот, например, словосочетание: « Никому не дано дважды войти в одну воду». Я ведь сказал это имея в виду что-то конкретное. А они…
--Вы имеете в виду тот случай, когда пришлось избавиться от одного острова?
--Да. Многие люди понимают эти слова так: что сделано один раз, то не удаётся повторить. На самом деле Я имел в виду другое: повторить можно, но обстановка и условия будут другими—вода уже утекла и река заполняется другой, новой, водой. И входят они в новую воду, хотя и в старом месте.
Человеку надо выделятся среди себе подобных. Такими Я их сотворил. То, что потом позволяет их различать. На всех планетах проходил этот процесс и ты, Сатана, знаешь для чего. Когда настанет время и они поймут, что каждый человек  индивидуален, все эти прозвища: Лис, Ворона, Утка, Волк и так далее превратятся в собственные фамилии—Лисицын, Воронов, Уткин, Волков. И так для всех населяющих планету людей, каждому по фамилии на том языке, на котором они будут говорить. И фамилии эти будут отражать черты внешности, манеры поведения, привычки, свойства характера.
--Да, так и было на всех планетах, шеф. Почему это волнует Вас сейчас?
--Да не волнует. Просто Я размышляю. Я ведь не только Творец, но и философ. Ладно. Вернёмся к нашим людям. Последнее что Я им дал—приручение лошадей. Значит, скоро они начнут заниматься земледелием, а там и до государства рукой подать.
Кстати, Сатана, как ты думаешь? Что видел Горан при встрече со Мной?
--В том то и дело, что он ничего не видел, а только слышал. А вот Вы, что видели?
--Люди—объект наблюдения. Они, то что вижу Я, но огни слепы и так задумано. Правда, это до поры до времени. Т от, кто поверил в Меня, считает, что Я обитаю среди полного мрака и холода и нахожусь на многие километры от поверхности планеты. Некий силуэт. Для Меня не существует времени, так думают они. Чтобы понять человека Мне необходимо его полное доверие. Но это не так и люди заблуждаются. А прозреют они только тогда, когда поймут, что у них всегда есть право выбора.
Прошло 200 лет. Для небо жителей это один миг, а на планете сменилось 5 поколений.



               














                Г Л А В А  41



         
Его охватило упоительное чувство полета, стремительного движения, скольжения над высокотравьем, цветами… Колан ощущал всем телом бархатистую кожу Рыжика, игру упругих мышц под нею, чувствовал, как буйная радость скачки, переполнявшая четвероногого друга, переливается в его тело. Ветер обвевал разгоряченное лицо мальчика, ерошил пепельно-серую гриву волос. Остро и пряно, как после дождя, пахли травы и цветы, колебались холмы с кустами. Испуганный заяц кубарем выкатился из-под копыт коня и, закинув уши на спину, серым комочком исчез в разнотравье. Брызнула вода степного ручья, и ликующий клич Колана слился с радостным ржанием Рыжик. Колан напряг руку, которой обнимал шею коня.
--Тише. Спокойно…
Рыжик перешел с галопа на тихую рысь, потом на медленный шаг и остановился около небольшого озера, густо заросшего камышом, лилиями, кувшинками.
Колан соскочил с коня и растянулся на берегу возле воды. Конь, не спеша, забрел в озеро и долго пил зеленовато-прозрачную воду, густо настоянную на степных растениях, а потом принялся щипать траву.
--Хорошо мы с тобой пробежались,--сказал Колан коню, забрасывая руки за голову.--Совсем как люди степи.--Он поднялся и протянул Рыжику кусок густо посоленной лепешки.--Вот тебе. А теперь беги к своим. Да и мне пора в стойбище. Эх, посадить бы на твоих братьев моих братьев и махнуть туда, где небо опускается на степь,--продолжал Колан, задумчиво, ласково поглаживая жесткую черную гриву коня.--Любые просторы наши, даже длинный соляной путь станет коротким. Но…--Серые глаза Колана потемнели.--Матери не разрешат. Нехорошо будет, если они узнают, что я сажусь тебе на спину, что ты меня носишь… Иди к своим!
Рыжик переступал передними ногами в черных чулках и, казалось, прислушивался к словам мальчика. Колан медленно побрел к стойбищу, а конь, срывая на ходу лакомые верхушки трав, ушел в степь.  Стойбище располагалось на узком мысу, на лесистом берегу реки. Мыс круто обрывался к воде с двух сторон, а с третьей, там, где он переходил в равнину, стойбище ограждал частокол из бревен с высоким земляным валом. В частоколе был проход, который на ночь закладывали бревнами.
Длинные приземистые хижины с глинобитными стенами и двускатными крышами из жердей, камыша и веток стояли по вытянутому кругу, образовав двор с несколькими каменными очагами, на которых в теплое время года готовили пищу. Здесь же стояли небольшие глинобитные сарайчики с плоскими крышами, в которых хранились зерно, мясо, конопля, шерсть, шкуры. На конопляной бечеве, натянутой между шестами, вялилась на солнце рыба, добытая этой ночью. Так выглядело стойбище, основанное двести лет назад пришли  посланцы многих племён, которые назвали себя «Объединёны племя». Многое изменилось с тех пор и в организации управления племенем. Теперь управляла племенем женщина или Старшая мать. И почти всё племя верило в невидимого Бога, потому и шамана не было.
Под стеной одной из хижин, в тени, молоденькая девушка терла зерно в зернотерке. Это была ровесницаВолка--Куница.
--Старшая мать спрашивала тебя,--сказал она Колану, не поднимая головы.--Мать собрала племя поливать поле.
--И охотников?--переспросил Колан.
--И охотников, и мастеров--всех,--кивнула Куница.-- Ручей совсем пересох. А дождя все нет и нет…
-- Надо было сеять в другом месте,--недовольно проворчал Колан.--Поближе к лесу, где источники. Говорили же ей…
--И клыкастые истоптали бы посев, съели зерно,-- возразила девушка.--Около леса посев трудно уберечь.
--А охотники на что? С хорошим оружием они прогнали бы клыкастых. А в лесу можно собирать ягоды, орехи, грибы,--сказал Колан.--Если больше охотиться, бортничать, тогда и зерна меньше нужно.
--Что ты говоришь!--испуганно всплеснула руками Куница.—Зерно--это жизнь племени, его сила! Так говорит Старшая мать.
--Старшая мать, старшая мать!--досадливо поморщился Колан.--Только и слышишь: «старшая мать». А что она понимает в охоте?
Он вошел в сумрак хижины. Внутри она была разделена глиняными перегородками, не доходящими до потолка. Входы из одного помещения в другое были завешены камышовыми циновками, которые при необходимости можно было забросить на поперечные балки, вмазанные в глиняные стенки. Такие же циновки из камыша, веток и травы покрывали глиняный пол. Сейчас, когда в хижине никого не было, они лежали кучей у стен, где ночью на шкурах спали взрослые и дети.
У входа в хижину возвышались две глиняные печи, напоминающие широкие кувшины. В большое отверстие внизу печи клали дрова, а в круглые дыры на верхушке выходил дым. Такие же отверстия для дыма были и в стене хижины, но повыше, под самым потолком.
--Ты бы пошел на поле, помог матерям и сестрам-- заглянула в хижину Куница.--Матери будут сердиться, если ты не придешь.
--Пусть сердятся,--пожал плечами Колан,--они всегда чем-то недовольны. Лучше Колан пойдет, поищет кабана. Их много в ближнем лесу. Они могут потравить посевы. А поливать--это занятие не для охотника.
--Старшая мать сказала: все должны помогать посеву.
--Так Колан же и собрался помогать!--ухмыльнулся мальчик.--Если кабаны потравят посев, поливать будет нечего. Так что я пошел.
Он заткнул за пояс три коротких дротика, взял в правую руку толстое боевое копье, а на шею повесил длинный бронзовый нож в кожаных ножнах. Рукоятку ножа из древесины дуба Колан только вчера закончил покрывать тонкой резьбой. На ее конце красовалась голова колана--тезки Колана.
--Дай посмотреть!--подошла к нему поближе Куница.
Колан снял нож с шеи и протянул девушке. Куница вытащила из ножен длинное обоюдоострое лезвие и осторожно провела по нему пальчиком.
--Сколько хороших браслетов можно сделать,-- мечтательно прошептала она.
Колан раздраженно выхватил нож из ее рук. Он ожидал, что Куница похвалит его за искусную резьбу на рукоятке, а она… Эти девчонки все одинаковы. Браслеты им нужны вместо боевого оружия. Нечасто попадали изделия из бронзы к людям племени. Откуда-то издалека приносили их странники, и много нужно было отдать шкур, зерна, меду, воска за каждый браслет, серьгу или подвеску. А оружие из бронзы попадало к племени и вовсе редко. Может, племена, которые их делают, не хотят, чтобы соседи стали сильнее? Этот нож попал к Колану случайно, получил он его за услугу. Они с Оленем однажды охотились в степи на дроф. Одну подбили, но слабо: она убегала все дальше в степь. Было очень жарко, и Олень не выдержал.
--Да ну её!--махнул он рукой, немного пробежав за птицей, и пошел в стойбище.
А Колан продолжал преследовать дрофу: очень уж не хотелось ему возвращаться в стойбище без добычи. Птица повернула ближе к оврагу, заросшему кустарником, наверное, надеясь запрятаться там. Вот здесь-то, в лесном овраге, Колан и нашел человека. Он лежал на склоне оврага и жалобно стонал:
--Пить, пить…
Его длинная льняная рубаха была в крови, короткие кожаные штаны разодраны, а сапожки, сплетенные из лыка, совершенно истоптаны. Ни шапки, ни нагрудника у него не было. Из оружия при нем был только длинный нож, тогда еще с рукояткой из потрескавшегося рога.
--Пить, пить,--стонал незнакомец.
Колан сорвал несколько лопухов, соорудил из них ковшик, набрал воды из ручья, пробегавшего по дну оврага, и напоил раненого. Потом он обмыл ему лицо, покрытое запекшейся кровью, осмотрел раны на боку и груди. Когда он его поворачивал, раненый открыл глаза. Сначала в них мелькнул испуг, потом выражение глаз смягчилось, и, с трудом подбирая слова, он проговорил:
--Надо закрыть дырки: здесь, здесь и здесь.--Он осторожно прикоснулся к ранам.--Разорви рубашку и… да, завяжи…
Выговаривал он слова не так, как люди племени, где вырос Колан, но мальчик все понял. Так в племени разговаривали старики и говорили, что так разговаривали лет сто назад и что это был язык самого большого племени в объединении—Гортанов.
--Перевяжи,--поправил его Колан.
Он вытащил из ножен нож раненого, разрезал рубаху и, приложив к ранам листья подорожника, перевязал их.
--Полежи,--сказал он, окончив перевязку,--я схожу за мужчинами, и мы перенесем тебя в стойбище.
--Нет, нет,--забеспокоился незнакомец,--никто не должен знать, что я здесь.
--А кто тебя ранил?--спросил Колан.
--Дикие из степи… Ночью… Из темноты. Я сидел у костра… Хорошо видно… Забрали все. И коней…
--Коней?--удивился Колан.--Как их можно забрать? Ведь они в степи.
-- Дикие в степи. Мои были ручные.--Ему было трудно говорить, но он продолжал.--Вот выздоровею--и опять придется ловить и приручать коней.
Колан сделал шалаш над раненым, принес медвежью шкуру из стойбища и собрал хворост для костра. Он навещал незнакомца через день, приносил ему мясо, мед, лепешки, а тот рассказывал о дальних землях и народах, где успел побывать.
--Меня там так и называли--Странник.
-- А где твое племя?--как-то спросил Колан.
--У меня нет племени,--нахмурился Странник.--У странников не бывает племени.
--Почему?
--Чтобы быть в племени, нужно жить вместе со всеми. А я поссорился с племенем очень давно и теперь всю жизнь в пути.
--А разве ты не может возвратиться в племя?
--Женщины не разрешат. Они не любят рассказов о дальних странах. Боятся, что молодые охотники уйдут надолго. Кто тогда будет кормить племя, защищать его?
--Наши женщины такие--вздохнул Колан.--Очень они не любят переселяться. Говорят, детям и старикам тяжело в дальнем пути. Да и жилища бросать им жалко. Вот даже зерно сеют все на одном и том же месте. А собирают с каждым годом все меньше. Уже какое лето дожди идут редко и слабо. Надо поливать посевы, ухаживать за ними. Охотники недовольны, им некогда охотиться, искать мед.
--Так я о ваших и говорю.
--А в твоём племени  разве не так?
Странник молчал.
--А имя у тебя было?
--Почему было—оно и есть.
--Какое же?
--Горан.
--Так называлось самое большое племя нашего объединения.
--Я знаю. В нашем роду всех называли по имени друга вождя нового племени Волка.
--Я знаю эту историю. Так ты—Горан?
--Был когда-то. Я шёл к своему бывшему племени и тут случилась такая беда.
--Почему же ты не хочешь прийти в стойбище племени и объявится?
--Пока рано.
Он быстро выздоравливал, и однажды Колан напомнил ему о его обещании приручить диких лошадей.
--Ладно,--сказал, наконец, Горан.--Мне не уйти далеко без коня. Будем ловить. Проследи, куда ходят на водопой кобылы с жеребятами. Принесешь соли и побольше кожаных ремней.
--Ремни найдутся, а вот соль…
--Разве в племени нет соли?
--Есть, но женщины прячут. Соль приносят издалека, от большого озера. А она тяжелая. Поэтому ее мало…
--Ну, принеси хоть немного. Да, и лепешек.
Колан не мог уходить из стойбища надолго, потому что матери племени требовали, чтобы каждый, уходя, сообщал, куда идет и на сколько.
--Мало ли что может случиться,--говорили они,--племя должно знать, где его дети.
Но Колан давно понял, что главное для матерей--это послушание. Послушания они требовали даже от взрослых мужчин.
--Как вы можете выручить меня, если на меня нападет зубастый?--однажды в сердцах спросил старшую мать могучий Бык, которого она отчитывала за самодовольную отлучку на охоту.
Он упрямо наклонил огромную голову на толстой шее, став еще больше похожим на дикого быка, чье имя носил.
--И что вы можете сделать против зверей-воинов?--поддержал его жилистый коренастый Козёл, которого недавно тоже ругали за то, что он пропадал в лесу три дня вместо обещанных двух.--Да пока вы придете на помощь охотнику, зверь успеет съесть его.
--Не обязательно зверь нападет!--ответила старшая мать.--А вдруг охотник попадет в яму?
--С чего бы это я падал в яму?--искренне удивился Бык.--Разве у меня нет глаз?--Но женщины были непоколебимы.
К счастью для Колана, ближайший водопой, куда ходили кобылы с жеребятами, был совсем недалеко от стойбища, у степного озера, заросшего камышом. Там-то, на берегу, истоптанном конскими копытами, он и рассыпал соль и куски лепешки. Лошади, испуганные, наверное, запахом человека, на следующий день не пришли к водопою. Но через день соль и лепешки исчезли.
--Так,--сказал Горан, когда Колан рассказал ему об этом.--Посыпь еще соли, а я подготовлю остальное.
Из кожаных полос он сплел несколько длинных и толстых ремней и на конце каждого из них сделал петлю. Затем послал Колана в лес нарубить жердей, обстругал их и заострил. Готовые колья он камнями вбил в землю, перегородив овраг, а Колана заставил выровнять его стенки между двумя загородками.
--Это будет ловушка для коней,--догадался Колан.--Но как Горан загонит туда табун? И почему такая маленькая ловушка?
--Чтобы кони не могли разогнаться и перепрыгнуть загородку, жерди нужны бы повыше, но нам с тобою не соорудить такой загон.
И все-таки одно большое дерево им пришлось срубить. Они его и рубили, и пилили ножами, и даже пережигали. Пламя жгло дерево только в одном месте, потому что с обеих сторон от него Горан обмазывал ствол глиной и поливал водой. Разделив ствол на толстые короткие колоды, Горан объявил Колану.
--Все готово. Придешь ночью.
Стойбище охранялось, но сторож обычно сидел у входа и очень редко обходил стойбище. Пардус подождал, пока все заснули, вышел из хижины, разделся, связал оружие и одежду в один узел, привязал его к голове и соскользнул в теплую воду озера. Он умел плавать бесшумно, но сейчас не очень-то и старался, резонно рассудив, что сторож, если и услышит плеск, примет это за прыжок охотящейся щуки. Звезды отражались в темной спокойной воде, и сейчас она казалась Колану такой же бездонной, как чистое ночное небо. Выбравшись на берег, Колан быстро оделся, подхватил копье, заткнул за пояс нож и дротики и побежал к оврагу. Свет костра он увидел издали и еще раз порадовался, что люди стойбища редко ходили в степь, а уж ночью никогда.
Горан ждал его. Он вручил Колану свернутые ремни и пошел, прихрамывая, к водопою.
--Теперь нарви травы,--приказал он.--Побольше.
Колан начал рвать траву, а Горан привязывал ремни к колодам, которые он принес заранее и спрятал в камышах. Петли на конце ремней они засыпали травой, а сверху траву посыпали солью и кусочками лепешки.
-- Плохо,--сказал Горан,--мало соли. Ну, может, получится.
Десять петель лежали у водопоя, привязанные к колодам. Пять ремней лежали около Горана, а пять около Колана.
--Теперь слушай,--сказал Горан.--Утром кони придут пить. Когда дети начнут щипать соленую траву и попадут в петли, тяни. Но только по моему знаку. Нужно, чтобы в петли попало хотя бы четверо. Больше они не придут сюда пить.
На востоке серело. Прохладный ветерок потянул из степи, отгоняя надоедливых комаров.
--Это хорошо, что ветер от степи, кони не учуют нас,-- прошептал Колан.
--Так каждое утро,--спокойно ответил Горан.--Я проверил. А теперь тише. Скоро придут кони.
В утренних сумерках мелькнули силуэты низких головастых лошадей. Пепельно-серые, с жесткой стоячей гривой, с толстыми ногами в черных «чулках», с длинными черными хвостами, они казались неуклюжими. Но, присматриваясь к быстрым, резким движениям, легкому, грациозному бегу, Колан убедился, что неуклюжесть эта кажущаяся. Лошади бросились к воде. Сначала пили бурые жеребята с полосатыми ногами. Жеребец стоял на страже.
Потом начали пить кобылы, а жеребец все стоял, зорко осматриваясь, нюхая воздух широко раздутыми ноздрями. Наконец табун напился, и лошади начали смачно хрупать влажную от росы траву. Первыми, конечно, соленую пищу обнаружили жеребята, которые резвились около озера, гонялись друг за другом, ржали, кусали за ноги взрослых лошадей, толкали их. А один даже вцепился в хвост жеребцу, и тот поволок его по скользкой траве. Но когда какой-то жеребенок заржал, все остальные стабунились на соленой траве и, отталкивая друг друга, начали поедать ее, фыркая и отдуваясь.
--Пора!--крикнул Горан, вскочив с земли.
Табун исчез в степи, но трое жеребят бежали очень медленно, привязанные ремнями к тяжелым бревнам, и, наконец, остановились, жалобно повизгивая в сторону ускакавшего табуна. Колан кинулся было к ним, но Горан остановил его.
--Пусть попривыкнут,--сказал он.--Скоро они захотят пить и пойдут к озеру, а бревна тяжелые…
Но только к вечеру сначала один жеребенок, а за ним и двое других, понурясь, побрели к воде. К этому времени они уже основательно намучились с бревнами и потому почти не обращали внимания на Горана и Колана, которые ходили возле них.
--Пускай привыкают, не подходи близко,--время от времени повторял Горан.
Ночью Колан ушел в стойбище, а утром снова пришел к озеру.
--Теперь пора,--сказал Горан, завязав петлю на ремне.
Он метнул ее на одного из жеребят и начал натягивать ремень. Сначала жеребенок рванулся в степь, но, почувствовав, что петля перехватывает ему дыхание, остановился и начал трясти головой, чтобы сбросить петлю. Горан, потихоньку подтягивая ремень к себе, повел его к оврагу, где устроил перегородку. А когда все трое жеребят оказались в загородке, заложил жердями вход в нее и отвязал жеребят от бревен. Жеребята сначала пытались перепрыгнуть загородку, но, убедившись, что это им не по силам, напились из ручья, который протекал по дну оврага, и начали пастись по его берегам.
Через несколько дней они выщипали и вытоптали всю траву, которая росла в загородке, и тогда Горан с Коланом начали рвать траву и бросать им в загородку. А Колан, кроме того, время от времени приносил из стойбища соль и лепешки. Скоро жеребята уже не шарахались от людей, а, заслышав их шаги, бежали к загородке и тыкались черными холодными носами в ладони, посыпанные солью. К Колану особенно привязался один из них, с рыжим пятнышком на лбу, но и двое других тоже встречали его радостным ржанием.
Как-то Горан перелез в загон со шкурой в руках и начал набрасывать ее поочередно на жеребят, которые испуганно взбрыкивали, сразу же освобождаясь от нее. Но он терпеливо поднимал шкуру и снова набрасывал, ласково разговаривая с ними, поглаживал, а главное, угощал лепешками с солью. К вечеру жеребята перестали дичиться и спокойно стояли, когда он покрывал их шкурой и даже завязывал се веревками вокруг туловища. Колану он велел делать то же самое, и тот возился со своим любимцем, которого за рыжее пятнышко прозвал Рыжиком, хотя тот был таким же серым, как и остальные.
Труднее пришлось приучать жеребят к широкому ремню, обхватывающему их морды, но с помощью соли, которой намазывали эти ремни, удалось преодолеть и это.
--Теперь главное,--сказал Горан.
Из войлока и кожи, принесенных Коланом, он соорудил две подушки, которые привязал к спине, обхватив туловище жеребенка под брюхом, надел намордный ремень с узкими полосками. Затем неуловимо быстрым движением вскочил на подушки и, намотав ремни намордника на руку, скомандовал Колану.
--Выпускай!
Колпан быстро открыл загородку и так же быстро закрыл ее, чтобы не убежали двое других жеребят. А Горан уже скакал в степи, то поколачивая пятками бока жеребенка, то натягивая поводья, то похлопывая жеребенка по шее.
Вернулся он, когда солнце клонилось к закату. Жеребенок был весь в мыле и дрожал. Горан насухо обтер его, поводил по загородке, а потом расседлал и отпустил пастись, привязав к колу на длинный ремень.
--Теперь ты,--сказал он Колану.--Держись за бока ногами. Крепче держись. Нельзя, чтобы он сбросил тебя. Когда набегается, начинай натягивать поводья. Сначала сильно, чтобы у него заломилась голова и он остановился. Потом то левое, то правое. У него будет поворачиваться голова, и он будет идти туда, куда тебе надо. Сначала сильно тяни, но скоро он привыкнет слушаться простого движение поводьев. Хочешь, чтобы бежал быстрее, слегка поколоти пятками по бокам. А если плохо слушается, можешь хлестнуть по боку поводьями…
Несколько дней Колан объезжал Рыжика и сам учился ездить. Он никогда не бил своего любимца, а если тот начинал упрямиться, только похлопывал его по шее и начинал уговаривать. Казалось, Рыжик понимает все, что говорит ему человек, а может, просто он хорошо улавливал тон хозяина. Во всяком случаи, когда Колан говорил с ним ласково, он подбегал к нему, терся головой о плечо. А стоило хозяину накричать на него, он отбегал в сторону и обиженно отворачивался от Колана, когда тот подходил к нему, делал вид, что его интересует только трава. Соли и лепешек Рыжику перепадало, конечно же, намного больше, чем другим жеребятам, и дружба человека с конем быстро крепла. Но особенно она возросла после случая с волками.
Колан тогда скакал по краю глубокого оврага, который в этом месте образовывал дугу. Вот волки и подстерегли всадника именно в этом месте. Две волчицы подбегали со стороны левого края дуги, одна с годовалым волчонком справа. А в середине бежал здоровенный самец с роскошной гривой. Они не спешили, уверенные, что добыча не уйдет от них. Понял это и Колан, зная длину волчьего прыжка. В какую бы сторону он ни поскакал, пробиться в степь возможности почти не было. Колан заглянул в овраг и быстро сообразил, что пока они с Рыжиком будут осторожно спускаться по очень крутому склону, волки очутятся у них на плечах.
--Бросай коня и прыгай в овраг,--услышал Колан крик Горана, скакавшего далеко в степи.
Тогда Колан спрыгнул с седла, сдернул со спины длинный лук и начал стрелять по волкам, надеясь остановить их. Отчасти это ему удалось. Волчонок, высоко подняв хвост, помчался в степь, а волчица, которая шла с ним, захромала. Приостановились и две другие волчицы, шедшие слева. Зато волк, оцарапанный стрелой, разъярился и огромными прыжками кинулся на Рыжика, который жалобно ржал на краю оврага. Стрелять было уже некогда, и Колан метнул дротик. Дротик попал в плечо волку как раз в тот момент, когда он распластался в последнем прыжке на Рыжика. Дротик, конечно же, не остановил тушу, но помешал смертоносной точности прыжка. Волк промахнулся, и Колан с радостью увидел, что Рыжик уже как ветер несется в степь, а за ним гонятся две волчицы, явно отставая. Дальше он уже ничего не видел, так как кубарем скатился на дно оврага, цепляясь за кусты и неровности, чтобы не расшибиться о дно. А волк стоял на краю оврага и свирепо лаял на человека, так как, во-первых, тот лишил его законной добычи, а во-вторых, сильно болело плечо, в которое глубоко вонзился тонкий острый костяной наконечник дротика. Но спуститься в овраг волк так и не решился, а может, ему помешала рана.
--Теперь он тебе друг до конца жизни,--сказал Горан, когда они с Коланом сидели у вечернего костра.—Кони-- они все понимают. Он не забудет, что ты спас его от волков. Спас, рискуя собственной шкурой.
А Рыжик стоял за спиной Колана, положив голову ему на плечо, и блаженно жмурил глаза на огонь.  Была уже глубокая осень, когда Горан стал собираться в дорогу.


               





               




                Г Л А В А  42


--Здесь зимой холодно,--сказал он Горану.—И кстати, какую религию исповедуете вы?
--Большинство верит в невидимого Бога. Остальные в разных богов, но шамана у нас нет и им тяжело.
--Я тоже верю в невидимого Бога и по преданию мой предок разговаривал с невидимым Богом. Теперь я хожу и рассказываю всем о невидимом Боге. Именно поэтому я должен странствовать, а не потому что холодно. Это я сказал, чтобы  идти ближе к теплому морю. Там у меня важная встреча. Я оставлю тебе нож и вот это.--Он снял с пояса костяную фигурку лошади, выкрашенную в голубой цвет.--Покажешь ее любому страннику, и он поможет тебе. А я уйду. Через два дня,--добавил Горан, что-то прикинув.-- У меня дела в степи. Племя моего приятеля Носорога скоро будет неподалеку отсюда. Весной вернусь.
Он увел с собой Черногривку, кобылицу с черной щеткой гривы, и Серого, которые к осени очень подросли. Всю зиму Колан носил Рыжику кусочки лепешек, недоедая сам. А весной, как только зазеленели склоны оврагов, он через день, через два отправлялся на Рыжике далеко к солнцу, выглядывая Горана.
Горан приехал, когда солнце стало уже по-летнему припекать и трава выбросила колосья. Мчась как-то на Рыжике вдоль оврага, где Колан прошлым летом обнаружил Горана, он увидел, как из зарослей вьется дымок. Соскочив с коня, Колан прямо по крутому склону стал спускаться в овраг. Наверху, у края оврага, заржал Рыжик, из глубины зарослей донеслось ответное ржание. Так ржала только Черногривка, Колан узнал ее. И сердце его возликовало.
--Жду тебя уже второй день,--сказал Горан, подкладывая хворост в костер.--Думал, не случилось ли чего.
В тот день они просидели у костра и проговорили дотемна. Колан заметил, что у Горана на шее висит новый бронзовый нож.
--Где ты берешь такие замечательные ножи?-- спросил он.
-- Их делают далеко в горах кузнецы. Много шкур надо отдать за такой нож.
--А как их делают?
--Кузнецы хранят свои секреты. Если другие племена тоже научатся делать ножи, кузнецам перестанут приносить шкуры и мясо. Они умрут с голоду, потому что их земля очень скудна.
--А разве нельзя выменять не ножи, а секрет, как их делают?
--Чтобы сделать нож, нужны бронзовые камни, а их хранит другое племя и обменивает только на оружие или на шкуры. Без камней ничего не сделаешь.
Колан почти каждый день прибегал к Горану и слушал его рассказы о далеких землях. И чем больше он слушал, тем сильнее ему хотелось самому побывать там. Колан все чаще отлучался из стойбища. Потрескивали в пламени сухие ветки, Горан, готовя ужин, поворачивал над огнем на вертеле тушку дрофы, убитой днем в степи, а Колан смотрел на огонь и старался представить себе те края, о которых узнал от своего старшего друга.
--Почему ты не хочешь зайти на стойбище племени?—спросил Колан.
--Мне не нравиться что у вас управляют женщины. У многих племён уже закончился матриархат и охотники вновь во главе. И земледельцы.
--Хотел бы я посмотреть на эти племена.
--Подожди. Скоро увидишь. Я думаю взять тебя в другие страны, чтобы ты научился и вернулся в племя с богатым опытом.
--Хотелось бы.
--Будет.
В это время из кустов показался Гиена.
--Совет матерей вызывает тебя,-- вынырнул из темноты сказал Гиена.
--Откуда ты узнал, что я здесь?--удивился Колан.
--Гтена давно следит за тобой!--На длинноносом лице мальчишки зазмеилась улыбка. Маленькие глазки его заблестели.
--И рассказал матерям?--сжав кулаки, набычился Колан. Гиена молча юркнул обратно в темноту.
--Придется идти,--вздохнул Горан.
--Подождут,--беспечно отмахнулся Колан.
--Да нет. Это я о себе. Матери не захотят, чтобы я долго оставался тут. Им нужны товары, только ради них они терпят мое соседство. Да и пора уже.
--Но ты бы мог научить племя ловить и укрощать коней!
-- Поке твоему племени кони не нужны,--угрюмо ответил Горан.
--Почему?
--Подумай--сам поймешь. Да и степняки ловят коней не так, как мы с тобой. В степи строят большую загородку, вот так,--он нарисовал на пепле клин,--и загоняют в нее на прирученных конях целые табуны диких. Старых выпускают, а молодых объезжают. А потом кочуют по степи в хижинах из шкур и жердей. Лошадям ведь надо пастись. Да и вода не везде есть. Едят степняки мясо, доят кобыл, охотятся, а вашим племенем руководят женщины, они  привыкли к своему полю, им нужно зерно. Уходить от обработанного поля женщи ны не захотят. Зимой в степных хижинах холодно, а в ваших землянках тепло. Овец, коз, особенно гусей с собой тоже не возьмешь в кочевье. Женщины не захотят их бросать, ведь это запас пищи на зиму. У кочевников нет ничего, кроме лошадей и собак, вот они и переселяются с легким сердцем. Правда, я слышал,--добавил он задумчиво,--там, далеко, где всходит солнце, тоже разводят овец. Но эти степняки кочуют медленно и долго. Стада овец у них большие, и пасутся они на воле.
--И не убегают?
--На коне догонишь любую овцу.
Колан задумался, глядя в огонь. Его племя выкармливало овец в загородках. И мужчины постоянно должны были передвигать эти загородки, когда овцы выедали траву. Да и подкармливать их проходилось зимой, и заготавливать сено на зиму. Коз--тех просто привязывали к колышкам в степи. Держали их не для мяса, а преимущественно для шерсти. Правда, коз еще не доили. Но, конечно, племя не могло держать много животных.
--Ты сходи все-таки на совет. Всегда лучше знать, что затевается против тебя. Тогда предупредишь.--Сказал Горан, задумчиво глядя на огонь.
Колан кивнул и отправился в стойбище. Пролом охранял Бык со здоровенной дубиной в руках.
--Иди,--угрюмо кивнул он Колану.--Они в ткацкой хижине. Скот уже загнали. Пора закрывать пролом.
Ткацкая хижина была самая большая в стойбище, с четырьмя печками по углам и несколькими ткацкими станками, на которых две младшие матери делали ткань из шерсти. А одна наматывала на веретено льняную нить из прочесанной деревянным гребнем льняной кудели. Остальные молча сидели за длинным столом из ошкуренных стволов березы на грубо отесанных колодах-пнях, покрытых камышовыми циновками. Только колода старшей матери была покрыта шерстяной тканью. И только перед нею стояла глиняная плошка, в которой в жиру плавал горящий фитилек. Около станков потрескивали лучины. Углы хижины прятались в сумерках, так как по летнему времени печи не топили.
-- Иди сюда,--приказала старшая мать--высокая костлявая старуха с длинными седыми волосами, заколотыми костяным гребнем, и её большие черные глаза недобро сверкнули в свете коптилки.--Ты знаешь, в чем сила племени с давних пор?--негромко, глухо спросила она и сама же ответила.--В единении. Каждый работает на племя, и племя кормит его и одевает. А ты…
--Ты подобрал Горана и спас его,--подхватила Овца.-- Это хорошо, что ты пришел человеку на помощь, к тому же он наш дальний родственник, потомок основателя племени--Волка. Но Горан уже давно здоров, уходил в дальние страны, а ты опять все время проводишь с ним.
--И опять, как оглашенный, скачешь по степи на лошади,--выкатила и без того выпуклые глаза Сова.
--Но лошади--это же помощь для племени!--вскочил Колан.--На них можно ездить и даже рыхлить поле.
--Хм,--хмуро улыбнулась старшая мать.--Ездить? А куда? И зачем? Поле рыхлят волы.
--И разве кони потянут рыхтелку?--поддержала её Овца.
Колан задумался. Рыхтелка--деревянное корыто, в дно которого вбивали клыки зверей и осколки кремня,--имела одно дышло--ствол дерева. Дышло привязывали к кожаному ошейнику волов, а рыхтелку заполняли тяжелыми камнями. Вол тащил ее, взрыхляя почву. Да, пожалуй, кони не потянут такую тяжесть.
--Но на лошадях можно ездить за солью,--попробовал было он защищать лошадей.
--И их можно впрячь в волокушу?--снова вмешалась Овца.--И они потянут столько же груза, сколько волы?
--Н-не знаю…
--Ну вот, видишь. А сколько зерна нужно, чтобы их прокормить! У нас его и так едва хватает на всех едоков. Нет, нам не нужны кони.
--Который год летом выпадает мало дождей. Кормилица разгневалась,--устало вздохнула старшая мать.--А ведь мы щедро смазываем ее жиром, поливаем козьим молоком.
Кормилица--огромная глиняная женщина, которую слепил и обжег лучший гончар племени Сурок,--стояла около ограды стойбища и улыбалась в сторону домов. Как говорили женщины, жила она на облаках и на них облетала земли, напаивая их водой. Но в племнени мало кто верил в неё. В основном верили в невидимого Бога, но были и такие, которые не чурались говорить о превосходстве Кормилицы. В основном это были женщины—руководители племени.
--А кто не знает, что без воды ничего не вырастет? Даже мирным зверям нечего будет есть, и они вымрут. Тогда нечего будет есть и зверям-воинам, и людям. – Сказала старшая мать.--Вот почему так почитают Кормилицу женщины, да и некоторые мужчины тоже. Правда, охотники почитают невидимого Бога.
Колан однажды ходил с Козлом к его дереву. Это был огромный дуб, раздвоенный на высоте в два человеческих роста. В стволе его вбиты девять кабаньих челюстей. Кабаны--это слуги бога охоты. Они самые смелые и плодовитые звери леса. Да и едят все: и мясо, и траву, а особенно желуди. Ну а дуб--самое могучее дерево леса. Он кормит своими желудями и листьями многих обитателей леса. Возвращаясь с охоты с добычей, охотники обязательно сжигали часть добычи у корней этого дуба, а челюсти мазали кровью--приносили жертву. Но об этом лучше не говорить матерям: они не любят невидимого Бога.
--Колан просто не хочет работать,--выкрикнула маленькая сухонькая Пчела, которая то и дело вскакивала со своего места, бегала по хижине, а потом снова садилась.--Он то бродит по лесу, то ловит рыбу, а теперь и рыбу перестал ловить. Племя должно кормить бездельника. А дождей мало, и зерна поле дает все меньше. Охотники вынуждены поливать поле, а не охотиться, и мяса всем не хватает.
--Надо отсюда переселяться,--угрюмо буркнул Колан.-- Горан говорил: есть земли, где много больше воды.
Женщины взволнованно загудели, но поднялась старшая мать--и все умолкли.
--А найдем ли мы на новом месте такую удобную поляну для хижин, как здесь?--сурово спросила она.--И глину, чтобы построить стены?
--Глина везде есть,--упрямо твердил свое Колан.-- Можно выстроить дома из дерева.
Но старшая мать остановила его властным жестом.
--Дети и старики все равно не вынесут переселения, не выживут в шалашах. Многое придется бросить, потому что все с собой не унесешь: и шкуры, и посуду, и рыхтелки.
--Но как же наши предки решились на переход? Разве им было легче? Разве они не бросили всё на старом стойбище? Можно сделать хижины на полозьях, как у людей степи. Они все добро возят с собой. Хижины эти тащат лошади.
--А где ты найдешь такую большую поляну,-- подскочила–Пчела чтобы и хижины построить, и поле засеять, и сделать загородки для скота?
--Звери-воины съедят весь наш скот,--округлила от ужаса глаза Сова.--И многих людей.
И снова поднялась старшая мать.
--Много поколений племя строило это стойбище.--Она повела рукой вокруг себя.--Здесь растут лен, конопля, чеснок. Здесь много хорошей глины и не так далеко до соляных людей. Колан молодой и глупый. Теперь слушай: каждый день вместе со всеми ты будешь поливать поле. Потом жать рожь, обмолачивать. Каждый вечер мне скажут, как ты работал. И никакой охоты, никакой рыбалки. А своего коня завтра приведешь на мясо. Охотники поливают поле, им некогда ходить в лес за мясом. Вот. Так решил совет матерей. Иди.
Колан вышел из хижины, опустив голову. Он знал, что после слов «так решил совет матерей» возражать бесполезно. Страшная кара ждала ослушника. Совсем недавно юноша и девушка умерли, как говорили в племени, прогневив матерей. Юноша хотел жениться на девушке, а ведь каждый знает, что и мужей девушкам выбирают матери. Они не послушались, и утром нашли их за оградой стойбища мертвыми.
А  Пёс за непослушание расплатился еще хуже. Он постоянно спорил с советом, и  старшая мать наказала его. Теперь он беспрекословно слушается матерей, как домашние усмиренные быки, на охоту больше не ходит. Вообще ума у него хватает только на самую простую тяжелую работу. Он не слушался прежде женщин, а каким был ловким, смышленым охотником! Как умел распутывать следы! Совсем как его серый тезка, лучший лесной охотник после волков. Теперь он с утра до вечера таскает на поле кувшинами воду.
Женщины теперь долго будут следить за Коланом, очень долго, а завтра потребуют Рыжика. Значит, прощай охота в зеленом, прохладном, вольном лесу, прощай, широкая степь. Прощай, Рыжик!  Да, если Колан ослушается совета, не приведет Рыжика на мясо, придется уходить из племени. Но как Колан может предать четвероногого друга? Работать, поливать поле--это еще куда ни шло, это он делал все свои тринадцать лет, это все делают. Но он никогда никого не предавал, спасая себя. Значит, прощай, племя! Нужно уходить со Гораном, он возьмет Колана с собой.
Но тогда--прощайте, веселый горбоносый Сайгак, Кот, с которым они охотились в лесу, мудрый Козёл, который знает столько интересного о лесе. Как же быть? Стать домашним быком, только есть, спать и работать? Ну нет, Колан так жить не сможет. Но тогда как же его родная мать? Колан вздохнул и пошел за перегородку к матери. Она болела. Лежала на теплых шкурах и пила целебный отвар, который приготовила ей Сова: она лучше всех в племени разбиралась в травах.
--Ты сам виноват,--сурово сказала мать Колану.-- Никого не слушаешься. Целыми днями пропадаешь у Горана. Да, он наш, но уже давно живёт по своим законам Вот и получил, чего хотел.
--Я уйду, мама,--перебил ее Колан.--С Гораном. Хочу посмотреть, как живут другие племена. Может быть, Горан поведет меня туда, где плавят бронзу. Если я принесу серпы и ножи из бронзы, все забудется и меня простят.
Мать долго молчала, а потом встала, стеная, и начала собирать в узелок одежду Колана, которую сама же и сшила: две кожаные безрукавки, кожаные штаны, три пары мокасин. А Колан отбирал оружие: любимые дротики с костяными наконечниками, каменный нож и наконечники для копий из кремня, рога, кости. Подавая ему узелок, мать вздохнула.
--Я знала, что ты уйдешь. Может, так лучше. Я боялась, да и сейчас боюсь, что они дадут тебе дурманящий напиток.
Колан поцеловал мать в лоб, осторожно выскользнул из хижины и направился к оврагу.
--Я пойду с тобой!--сказал Колан Горану, едва добрался до его костра.
--Как двести и более лет назад. Колан и Горан снова вместе и сновпа уходят в неизвестность, чтобы вернуться к племени победителями. Тогда надо уходить немедленно,-- спокойно ответил Горан, вороша угли в костре. Искры весело заплясали в густой темени.






                Г Л А В А  43



Еще до рассвета Горан уложил в суму шкуры, соль, вяленое мясо и лепешки, оседлал Черногривку, взял в повод Серого, а Колан сел на своего Рыжика. Скрытые утренним туманом, они до восхода солнца были уже далеко в степи и ехали, пока солнечные лучи не начали падать почти отвесно. У степной речушки расседлали коней и, спутав им ноги, отпустили пастись. В кустах разожгли костер, подогрели мясо и перекусили мясом с лепешками, запивая их теплой водой, пахнущей болотом.
--А теперь спать,--сказал Горан.--Привыкай спать днем. Ночью будем ехать. Конечно, клыкастые охотятся по ночам, но… лучше клыкастые, чем степные люди. Дней через пять встретим людей Носорога. Тогда можно не бояться ни клыкастых, ни людей степи.
Все меньше и меньше деревьев попадалось им в пути. Зато травы здесь были такими густыми и высокими, что иногда головы всадников поднимались над ароматным разнотравьем. Время от времени Горан выезжал на вершину какого-нибудь пологого холма и внимательно осматривался, сверяя дорогу с одному ему известными приметами.  Травяное море кишело жизнью. На разные голоса пищали, щебетали, кричали птицы. Шмыгали в траве суслики, зайцы, мыши. Стада сайгаков и джейранов убегали от всадников и, описав большую дугу, возвращались на прежнее место, когда путники проезжали мимо. На сайгаков и джейранов охотились волки, гепарды, собаки, львы. Стаи дроф паслись в степи, время от времени поднимая над травою пестрые головы с влажными черными глазами, настороженно глядя на всадников, и не спеша уходили от них подальше в травяные заросли.
Время от времени путникам попадались дикие лошади, и Колан боялся, что их лошади попытаются сбросить всадников и присоединиться к сородичам. Но вскоре он успокоился, увидев, что, хотя Рыжик и Черногривка живо интересовались пасущимися дикарями, призывно ржали, завидев очередной табун, но освободиться от всадников не пытались.
--Да их и не приняли бы в табун,--объяснил Колану Горан.--Они здесь чужаки. А может,--добавил он, подумав,--не принял бы и свой. От них теперь пахнет человеком…
Степь становилась все ровнее, а травы все ниже. Чаще стали встречаться пролысины с выгоревшей травой или покрытые растрескавшейся глиной. Здесь травы не было совсем. Редко попадались и ручьи, и воды в них было совсем мало. А в немногочисленных озерах вода была или солоноватой, или совсем соленой. Здесь дичи водилось заметно меньше, и путники питались копченым мясом.
Иногда налетал ветер и поднимал в воздух тучи серой пыли. Она противно скрипела на зубах, забивала ноздри, от нее болели и слезились глаза.
--Плохие места,--ворчал Колан,--ни воды, ни еды. И жарко…
--Потерпи,--говорил Горан.--Скоро кончатся.
И действительно, скоро степь снова зазеленела. Ручьи и небольшие речушки стали попадаться на каждом шагу; вода в них была жестковатой, но зато в изобилии. Люди и лошади приободрились. А еще через несколько дней Горан остановил коня и указал Колану на точку, видневшуюся на отдаленном холме.
--Сторожевой Носорога,--сказал он.--Скоро они будут здесь.
Колан увидел, как в лучах заходящего солнца засверкали бронзовые наконечники копий.
--Сиди и не двигайся,--сказал Горан Колану, слезая с Чсрногривки и удобно располагаясь у ее ног.--Они уже окружили нас, и луки их натянуты.
Он быстро развел костер, сел лицом к костру, ссутулившись, и, казалось, задремал, вглядываясь в огонь. Потом, не распрямляясь и не поднимая головы, вдруг прокричал несколько гортанных слов, и Колан увидел, как темные фигуры отдалились от границы света и тени и исчезли в темноте. А потом далеко-далеко в степи появилось светлое пятнышко. Оно росло, распадаясь на световые точки, приближаясь к костру. Точки превратились в факелы, роняющие искры, которые освещали всадников, морды коней. Наконец к костру подъехали и остановились по другую сторону от сидящих шестеро всадников на разномастных конях и седьмой на снежно-белом, с розовыми ноздрями жеребце. Шестеро остались сидеть на конях, а седьмой, широкоплечий, приземистый, соскочил с коня, перевернувшись в воздухе прямо над костром, и уселся рядом со Гораном.
Как и другие всадники, он был одет в короткие кожаные штаны, остроносые кожаные туфли и кожаную куртку-безрукавку. Но в отличие от других всадников куртка его была расшита цветной шерстью, а смуглые обнаженные руки унизаны бронзовыми браслетами. Он обменялся несколькими фразами с Гораном и замолчал, слушая, подперев ладонью массивный подбородок, время от времени прерывая собеседника несколькими словами.
--Я рассказал ему зимой,--объяснил Горан Колану, --как на меня напали недалеко от вашего стойбища. Он говорит, что это были шакалы, которые ушли из племени и живут разбоем. Он говорит, что теперь они воруют скот у степных племен, но на людей еще не нападали. Он говорит, что нападать на торгового человека--это хуже, чем на простого человека, что торговые люди связывают племена и приносят новости. Носорог--мудрый человек, он много пожил,--добавил Горан задумчиво, и Колан удивился: смуглое, скуластое, неподвижное лицо Носорога казалось совсем молодым.--Он приглашает нас завтра поохотиться вместе на шакалов,--продолжал Горан.--Он говорит, что шакал, хлебнувший человеческой крови,--это опасный шакал.
Выехали на охоту под утро. Белый туман стелился над степью, и казалось, всадники и лошади плывут над ней, тем более что отсыревшая трава гасила звуки. Носорог и Горан ехали впереди, а пять десятков воинов, рассыпавшись в большую дугу, следовали сзади. А позади всех ехал Колан, которому Носорог приказал наблюдать за боем издали.
--Ты не знаком с нашими степными приемами,-- объяснил он,--да и ездишь плохо.
Впрочем, оружие ему дали такое же, как и всем воинам: длинное копье, несколько коротких дротиков, дубинку с осколками кремня и веревку, сплетенную из конского волоса, со скользящей петлей на конце. Один конец веревки воины привязывали к предплечью левой руки, сворачивали ее кольцами и укладывали на шею лошади. Ну а метали, как и положено, правой.
--Такой вот веревкой ловят и диких лошадей,--заметил Горан.
Из тумана вынырнул всадник. Он подскакал к Носорогу и что-то сказал ему. Тот поднял правую руку, и сразу же всадники разделились. Половина, растягиваясь в цепь, поскакала вправо, половина влево, а Горан подъехал к Колану.
--Они там, в ложбине,--сказал он.--Воины Носорога кружают их, а часовых они сняли стрелами. Их там немного, человек пятнадцать.
--Я думал, это целое племя,--удивился Колан.
--Нет, это дикие. Носорог говорит, что они не хотели выполнять законов племени. Пятерых из них отхлестали плетью за то, что они спугнули стадо джейранов, на которых готовилась облава. Люди Носорога следят за табунами по очереди. Правда, только молодежь. Так вот-- эти не захотели. Сказали: пусть все следят, не только молодежь. Ну и ушли. Охотиться в степи тоже нужно уметь. Без большой облавы много дичи не убьешь. А они не хотели со всеми. Хотели сами и спугнули джейранов. Их и отхлестали. Потом они ушли и теперь вот начали воровать скот, да и на меня напали…
Из тумана послышались крики и сразу же стихли. Колан и Горан подъехали к ложбине. У угасающего костра лежали поверженными двенадцать юношей в изодранных кожаных одеждах, а воины Носорога связывали им ноги. Плечи же и руки у них были туго схвачены петлями арканов. Поодаль лежали тела троих часовых, сраженных стрелами. Все молчали. Носорог начал говорить, глухо, как бы сквозь зубы, ни разу не повысив голос, а Горан переводил его слова Колану.
--Вы пренебрегли законами племени! Вы ушли из племени! Вы нарушили законы степи. Племя больше не защищает вас. Вы напали на торгового гостя, друга Носорога. Вы убили двух пастухов, когда угоняли скот.
Тут один из связанных закричал.
--Это не мы!--перевел Горан.
--Больше некому!--спокойно возразил Носорог.--Степь не терпит шакалов. Степь накажет вас.
--Их отхлещут плетьми?--спросил Колан.
--Хуже, много хуже,--покачал головой Горан.
Воины Носорога приволокли откуда-то двенадцать бревен. Их заострили и вбили в землю. Под ударами дубинок упали двенадцать лошадей, пригнанных из степи. Затем каждую из них водрузили на кол, а на спину посадили связанного пленника, привязав так, чтобы он не мог ни слезть, ни упасть. Оставив возле пленников троих часовых, воины Носорога уехали в стойбище.
--Так хоронят в этом племени,--объяснил Горан.--Они верят, что в другом мире люди будут жить так же, как в этом. Вот почему умершему дают коня и оружие.
-- Но ведь они не умерли?
--Скоро умрут. На солнце без воды долго не продержатся.
--Не так как у нас.
--Конечно. Каждое племя хоронит по-своему.
Показались кибитки стойбища. Сделанные из жердей, обтянутых шкурами, они стояли на деревянных полозьях. Впереди каждой кибитки торчала длинная жердь с перекладиной на конце. Кибитки стояли кругом жердями наружу, а входом в середину круга. Шкуры, которые прикрывали входы, сейчас, когда солнце начинало припекать, были заброшены на жерди. Колан заглянул внутрь одной. Пол кибитки был покрыт шкурами, за сплетенной из лозы перегородкой стояли кувшины, лежали ножи, скребки, оружие.
--Когда надо перетащить кибитку на новое место, к жердям привязывают лошадей,--объяснил Горан Колану.
Носорог ожидал гостей у большого костра, где на вертелах жарились тушки сайгаков, птица, зайцы. Вождь и его воины сидели на шкурах и передавали друг другу кожаный мешок, из которого каждый отпивал несколько глотков. Попробовал из мешка и Колан. Горьковато-кислый белый напиток понравился ему. Он освежал и утолял жажду.
Поспело мясо. Каждый отрезал от туши понравившийся ему кусок и жевал, запивая белой жидкостью. Лепешек не было, но возле каждого едока лежали сушеные ягоды, грибы, орехи. Ели их, правда, мало, только Колан, который не привык есть мясо без лепешек.  Солнце припекало все сильнее, тени не было, и Колан все чаще отхлебывал из мешка кислый напиток. И вдруг вспомнил о пленниках--на солнцепеке, без воды, с ремнями, впившимися в тело. Он передал мешок соседу и отодвинулся в тень кибитки. Носорог внимательно посмотрел на него и о чем-то спросил.
--Нашему молодому гостю грустно?--перевел Горан.
--Мне жалко пленников,--вызывающе ответил Колан.
--Мне тоже,--неожиданно улыбнулся Носорог.
--Тогда зачем же?
--А чтобы другие не поступали так же.
--Но можно было наказать вожака, а остальных, ну, побить или еще что-нибудь.
--Нельзя,--покачал головой Носорог.--Тогда каждый будет надеяться, что именно его и простят. Все!-- неожиданно поднялся он.--Пир закончен.
Ночевали Колан с Гораном в кибитке Носорога, а утром стали собираться в дорогу.
Носорог с тремя воинами поехали проводить гостей. Теперь за каждым из них в поводу шагали по две лошади, навьюченные мясом и шкурами. Носорог подарил Горану и новую упряжь, намного удобнее той, что сделал сам Горан. Это были уздечки, сплетенные из сухожилий и сыромятных ремней. Да и ремни, которыми крепились подушки на спине лошади, были прикреплены к широкому ремню, охватывающему ее грудь, и теперь не сползали к хвосту.
Они ехали по высокой траве, которая уже начинала увядать, вспугивали сайгаков, зайцев, дроф, и Колан не переставал удивляться, как метко, на полном скаку, били стрелами дичь воины Носорога. Потом где-нибудь у озера разжигали костер, жарили добычу. Воины доили кобылиц, которых вели за собою на арканах, и пировали, разговаривая, напевая протяжные тоскливые песни.
Вечером они остановились у цепи озер, густо заросших камышами. Дичь еще не успела зажариться, когда в камышах раздались пронзительный визг, треск и чье-то протяжное громкое рычание.
--Ага,--сказал Носорог,--это полосатый. Я давно уже хотел покрыть моего коня его шкурой. Завтра мы ее получим.
--Разве можно охотиться на зверя, чьё имя носит племя?--шепотом спросил Колан у Горана.--Ведь душа переселяется в зверя, чье имя он носит. Да и раньше он был этим зверем.
--Они не верят в это,--шепотом же ответил Горан.—Да и ты, как можешь верить в это, если веришь в невидимого Бога. Но они—язычники. Они верят только в Солнце. Это белый конь, который пасется на голубом лугу. Такой белый, что его сияние согревает землю. Вот почему Носорог ездит на белом коне. Их мало--белых коней. Только вожди могут ездить на них. Можно и на рыжих,-- добавил он, подумав,--если нет белого. Но лучше белый. Перед походом они кладут на землю копье и проводят над ним белого коня. Если конь не зацепит копытом копья, поход будет удачным. А зацепит--лучше не ходить. Чтобы вырос крепкий воин, новорожденного купают в деревянном корыте, из которого пил белый конь. Ну и правильно,-- улыбнулся Горан.--Конь ведь не станет пить грязную воду. На коней можно выменять все, да и самих коней, конечно. Очень они любят коней.
--Тигр задрал кабана, вон там,--указал вождь утром на перешеек между двумя озерами, заросший кустами.--Вы двое станете у камышей,--приказал он двум своим воинам,--а вы, – кивнул он Горану  и третьему воину,--со стороны степи.
--Ну а мы,--обернулся он к Колану,--поедем в гости к полосатому.
Они закинули луки за спину и углубились в кустарник. Колан заткнул за пояс еще три коротких дротика, которые предпочитал любому оружию, а Носорог держал под мышкой тяжелую дубину, в которую было вставлено бронзовое лезвие, намного короче, чем лезвие ножа, но намного шире его. В левой руке он нес большой овальный щит, сплетенный из лозы, обтянутый кожей. Кусты были им по грудь, но зато переплелись так густо, что под ногами ничего нельзя было рассмотреть. И все же Носорог уверенно шел вперед, как будто бы видел добычу. Время от времени он останавливался и с шумом втягивал в себя воздух, широко раздувая ноздри. Они находились неподалеку от озера, когда Носорог, положив дубину и щит, натянул лук.
--Так,--сказал он,--в тех кустах.--И выстрелил.
Раз, другой, третий… Взревел, казалось, сам кустарник. Длинное полосатое тело мелькнуло в воздухе, и Колан увидел, что вождь уже лежит на земле, прикрывшись щитом, а здоровенный рыжий кот сидит на нем, подняв правую лапу, примеряясь, куда ударить. От его яростного рева у Колана задрожали ноги, неудержимо захотелось бежать, но он пересилил себя и, бросившись вперед, метнул дротик. Зверь мгновенно развернулся и взвился в воздух. Колан понял, что вытащить второй дротик уже не успеет, набрал побольше воздуха в легкие и нырнул в озеро. Уже находясь под водою, он услышал плеск точно на том месте, где он ушел в воду. Вынырнув далеко от берега, Колан увидел тигра, который, стоя по грудь в воде, гневно рычал в его сторону. Из правого его плеча торчал дротик Колана, и когда зверь начал карабкаться на берег, он уже прихрамывал. Но сразу же рванулся с прежней быстротой, увидев вождя, спокойно шедшего ему навстречу.
Вождь уже бросил лук. Прикрываясь щитом, он поднял над головою дубинку с блестящим лезвием и ждал. Но ударить не успел, сшибленный зверем, грохнувшим в щит. Было очень трудно вытаскивать дротик в воде. Ноги не доставали до дна и настоящего замаха не получилось. Но все-таки дротик впился в заднюю ногу зверя, и он снова, как ужаленный, развернулся и приостановился. Вождь успел вскочить и на этот раз ударил точно. Лезвие вошло глубоко в шею зверя, как раз у основания черепа, и тот свалился как подкошенный.
--Еолан помог Носорогу, очень помог,--сказал вождь, когда Колан выбрался из воды. Он говорил на смешанном языке, на котором обычно объяснялись чужие племена, помогая себе жестами, и Колан понял почти все сказанное.--Вот возьми.--Носорог протянул Колану бронзовую головку тигра.--По этому знаку тебе поможет любой человек в степи. И еще. Пусть никто не узнает, как мы убили полосатого.
--Хорошо,--кивнул Колан и спрятал подарок в сумку на поясе, в которой лежали кремни, трут и запасные наконечники.
--Эге-го-й!--закричал Носорог и камыши затрещали под копытами лошадей. Испуганно храпя, они все-таки разрешили привязать к себе тушу и поволокли ее в степь. Воины гнали их в обход колючего кустарника, чтобы не порвать шкуры. Здесь воины быстро сняли шкуру, разожгли костер и до вечера натирали ее золой и втирали в нее отвар из ивовых побегов.
--Ее еще долго нужно будет мять и натирать солью с золой,--объяснил один из воинов Горану,--но этим уже займутся женщины.
--А почему женщин не было на пиру?--вспомнил Колан.
--Такой у них обычай,--ответил Горан.--Они выменивают себе жен в чужих племенах. За коней, шкуры, оружие… Женщины у них едят отдельно и занимаются домашними делами, а мужчины охотятся и пасут скот. И дети принадлежат отцу.
--А кто такой отец?--удивился Колан.
--Это тот человек, у которого родился ребенок.
--Разве мужчины рожают?--рассмеялся Колан.
--Нет! Рожают их жены. Те женщины, которые принадлежат мужчине. Так будет и в твоём племени вскоре.
--А-а-а! Которую он выменял.
--И которая ведет его хозяйство.
«Главные в этом племени--мужчины,--подумал Колан.--А наши матери говорят, что везде главные--женщины».



                Г Л А В А  44



На следующее утро Горан с Коланом расстались со степными людьми племени Тигра и поехали дальше, ведя в поводу лошадей, подаренных Носорогои, навьюченных шкурами и мягкой выделанной кожей, которую на прощание Колану подарил Носорог.
--Теперь мы поедем к большим горам,--сказал Горан, – а племя Тигра будет кочевать к соляным людям, пока не придет пора собирать созревшую соль.
--Разве соль--это рожь?--удивился Колан.--Разве она созревает?
--Сначала,--чтобы скоротать время, стал рассказывать Горан,--в летнюю жару, когда солнце выпивает воду, родится горькая соль. Соляные люди отгораживают часть соленой воды земляными заборами и ждут. Потом вода становится, как густой жир, и начинает родиться та соль, которая идет в пищу. А бывает это, когда буреет трава, когда листья чуть-чуть желтеют.
--Но тогда, значит, каждое племя может добывать себе соль, не надо ее выменивать,--сказал Колан.
--Соляные люди,--пожал плечами Горан, могут и убить. Живут они у чистой соленой воды. Ловят рыбу, собирают ракушки. Я видел. Около их жилищ здоровенные кучи остатков от ракушек, которые они съели. Когда родится соль, они ее и выменивают. Люди Носорога привозят им за соль мясо и шкуры лошадей.
--Но у Носорога много воинов. Он мог бы и сам брать соль.
-- Соляные люди плавают на плотах и стреляют с плотов. Из-за загородок. А кони в воду не очень-то идут. И плавают медленно.
Все меньше попадалось холмов и ручьев, все ниже становились травы, чаще встречались проплешины, покрытые беловато-серым соляным налетом. И, наконец, перед восхищенным Коланом раскинулась синева, кое-где испятнанная белыми гребешками. Дальше они поехали вдоль берега, над белыми берегами, на которых кричали тучи чаек. Изредка выезжали на длинные косы далеко в море, и Колан с удовольствием плавал в соленой воде, в которой тело становилось невесомым. Волны, казалось, выталкивали его на поверхность, и можно было лежать, сложа руки, вглядываясь в небо, покрытое редкими облаками. Время от времени им попадались на берегу кучи битых ракушек, а над ними стояли глинобитные хижины под камышовыми крышами. Привязанные к кольям, вбитым в песок, колыхались на волнах длинные плоты, связанные из стволов деревьев, покрытые сверху камышом.
Как-то они заночевали в такой хижине, на шкурах, разложенных прямо на глиняном полу. Хозяева хижины покормили их ухой и печенными тут же на костре ракушками. Выковыривая мясо из раскрывшихся на огне створок, Колан расспрашивал хозяина, как ракушки ловят, а Горан переводил.
--Неужели Горан умеет говорить, как все племена?-- удивился Колан.
--А их речь сходна,--махнул рукой тот.--Правда, язык кочевых племен сильно отличается от вашего, но все равно похож на ваш. Вслушайся и поймешь. Они говорят не так, как мы, но слова почти такие же, только звучат немного иначе.
Колан вслушался и убедился, что Горан прав. Хозяева рыбацкой хижины произносили слова нараспев, растягивая гласные, вместо «к» у них звучало «ч», а «с» звучало как «ц». Но, привыкнув к этому, можно было понять, о чем они говорили.
Хозяин хижины пригласил гостей на ночную рыбалку. Уставший Горан отказался, а Колан пошел. На носу плота была площадка, обмазанная толстым слоем спекшейся глины. На площадке были сложены хворост и деревянные чурбаки. Рыбак с длинным веслом в руках стоял на корме и неторопливо греб в открытое море. Когда плот удалился от берега, он положил весло, поджег хворост и взял в руки копье с зазубренным наконечником из раковины.
Там, где пламя освещало воду, она становилась прозрачно-зеленой, будто пронизанная солнечными лучами. Время от времени мелькали темные спинки рыб, и тогда острога стремительно уходила в воду. За короткое время рыбак набил десятка два крупных рыбин, а потом повел плот к мысу, за которым в море впадала река. Он потушил костер на носу плота и взял в руки длинное копье с костяным наконечником, тоже зазубренным. Длинный ремень, привязанный к древку, был обернут вокруг деревянного чурбака на носовой части плота. Около наконечника к копью был привязан тяжелый камень.
Рыбак снова зажег костер и, опустив копье наполовину в воду, низко наклонился над нею. Вдруг он, резко оттолкнувшись от плота, нырнул, а когда вынырнул, копья у него в руках уже не было. Ремень быстро разматывался, вращая плот, и Колан понял, что какая-то большая рыбина тащит их.
Рыбак начал осторожно подтягивать рыбину, а потом с небольшой острогой в руках снова нырнул. Долго таскала рыбина плот, и за это время рыбак нырял несколько раз. Чаще всего он выныривал с острогой в руках, но иногда без нее, и Колан понял, что тогда ему удавалось вонзить острогу в добычу. Наконец рыбина всплыла, и Колан с удивлением рассматривал ее острорылую морду и костяной гребень, тянущийся по спине. Она еще рвалась с привязи, но когда рыбак ударил ее по голове здоровенной дубиной, затихла. На берегу их дожидался Горан.
--Вождь-рыба,--сказал он удовлетворенно.--Очень вкусная.
Колан убедился в этом, когда ему поджарили куски рыбины на костре возле хижины.
--Рыбы эти,--рассказывал Горан Колану, когда они поехали дальше,--роются в иле. А когда глубоко зароются мордой, ничего не замечают вокруг. Тут-то их и подкалывают, а потом уже добивают. Ну, да ты сам все видел. А теперь нам надо на ту сторону,--он махнул рукой в сторону моря.--Там живут племена, которые делают бронзу. Они очень любят кожаные одежды. А никто так не умеет выделывать кожу, как племя Носорога. У нас во вьюках много такой.















               




                Г Л А В А  45



Через три дня путники добрались до места переправы. Здесь море сузилось, и Колан, вглядываясь, сумел рассмотреть противоположный берег. Коренастый чернобородый перевозчик дремал на широком длинном плоту у рулевого весла. Горан быстро переговорил с ним о чем-то и повел лошадей на плот. А затем перевозчик дал им два широких весла, и они погребли к противоположному берегу. Плот причалил к узкой песчаной отмели, и Горан, развязав один вьюк, дал перевозчику две лисьи шкурки. Они свели лошадей на землю, а перевозчик остался дремать на плоту.
--А если кто-нибудь захочет переправиться оттуда?-- спросил Колан.
--Там есть еще один плот,--ответил Горан.--Так всегда. Один здесь, другой там. Перевозчиков по трое на каждый плот: один перевозит, один отдыхает, один охотится. А через месяц их заменят другие трое. Все они из племени Рыбы-вождя. Это племя занимает весь здешний берег. А на том берегу никто не живет. Люди живут там дальше, в горах. Сюда приходят редко. За рыбой…
Берег становился все обрывистее, а тропинка все круче поднималась в гору. Вдали показались горы, сначала поросшие лесом, а потом увенчанные шапками снега, сверкающего на солнце. Могучие стволы деревьев перевивали колючие лианы, а на полянах трава поднималась по пояс человека. Глыбы камней возвышались среди кустарника с желтовато-красными ягодами. Дикие кабаны выискивали желуди под дубами, подбирали в кустарнике орехи. Здоровенный медведь, обхватив лапами сучковатую яблоню, тряс ее, и кислицы градом сыпались в траву. Стадо коричневато-черных туров с туго закрученными рогами пересекло тропинку и неторопливо скрылось в зарослях. Воздух звенел от щебета сотен разноцветных птиц, жужжания множества насекомых, трава пестрела от ярких бабочек.
Густой запах трав и цветов туманил голову, а солнечные лучи, падавшие почти отвесно, обжигали и людей, и животных.  Развьючив лошадей, путники устроились в тени на берегу ручья, стекавшего откуда-то с высокогорья. Несмотря на полдневный зной, вода в ручье была ледяная, и Колан с удовольствием освежился в ней.
--Завтра будем в долине черноголовых,--сказал Горан.--У них водятся бронзовые камни.
--И они делают бронзу?--заинтересовался Колан.
--Нет. Видишь ли, из бронзовых камней можно выплавить только медь. А медному оружию далеко до бронзы, оно слабое. Чтобы получить бронзу, надо к бронзовым камням добавлять еще какие-то. А какие и сколько, знают только кузнецы. В этих местах я вымениваю бронзу у каменных или земляных людей. И там дальше,--он махнул рукой в сторону солнца,--у кузнецов племени Орла мне делают оружие. Говорят, бронзу привозят и с севера. Значит, там тоже есть свои кузнецы и свои бронзовые камни. Но я там не был, хотя знаю, что наши предки жили там очень давно. Это очень далеко. Там густые леса, большие реки, незнакомые племена, звери. Может, когда-нибудь и схожу,--добавил он, подумав.
В стойбище черноголовых поднялся неимоверный шум, когда Горан и Колан к нему приблизились. Приехавших окружила толпа мужчин, женщин, детей, и Горан о чем-то довольно долго и оживленно говорил с ними на непонятном Колану языке. Колан с интересом рассматривал толпу и больших лохматых собак, настороженно следивших за ним. Внезапно его осенило, что Горан удивительно схож с людьми этого племени. А тот о чем-то непринужденно болтал с ними, весело смеялся, размахивая руками. Улыбались и люди племени, и видно было, что они рады приезду Горана. «Так вот в каком племени родился Горан»,--подумал Колан. Дождавшись, когда Горан начал развьючивать лошадей, он спросил его.
--Это твое родное племя?
--Не мое,--ответил Горан,--но это братья того племени, где я родился, да и твои тоже,--добавил он.
--Значит, мы скоро увидим твоих и моих родственников?
--Нет,--нахмурился Горан,--они ушли далеко.
--Разве братья могут жить далеко?
--Раньше жили близко. Там,--Горан махнул рукой в сторону заходящего солнца.--Там было много озер тогда. Жили мы в хижинах, прямо на озерах. В дно вбивали стволы деревьев, на них делали помост, а на помосте строились хижины.
--Зачем?--удивился Колан.--Разве мало сухой земли?
--Это удобно. И безопасно. Никакой враг не мог напасть на нас незаметно. Да и лодки мы привязывали прямо у хижин. Клыкастые тоже не очень-то любят воду. Зато между озерами зеленели луга, шумели небольшие рощицы. Много было дичи в них. И такой, как в ваших лесах, и такие звери, которых ты никогда и не видел. Мы охотились на них, ловили рыбу. А рыбы в озерах было очень много. И ловить ее можно было прямо с порога хижины. Били гарпунами, ставили сети. А потом… Лето становилось все жарче, дождей все меньше. Меньше стало выпадать и снега. Меньше стало ручьев. Год, другой, третий… Меньше стало дичи. Наверное, ушла туда, где было больше воды. Озера стали пересыхать. Ну и старейшины, наконец, решили: надо идти искать новые места. Сначала ушло это племя,--он кивнул в сторону черноголовых.--А потом и другие. Кто куда…
В это время к ним подошел важный черноголовый в плаще, расшитом ракушками, и с ним двое воинов. Они о чем-то долго говорили с Гораном.
--Они поймали чужого,--объяснил Горан Колану.--Он пробрался в их земли за бронзовыми камнями. Они догадываются, из какого он племени, но не совсем уверены. Просят, может, я опознаю, ведь я бывал в разных племенах. А если он не признается, откуда пришел, они привяжут его к муравейнику. Тогда или он скажет все, или муравьи быстро оставят от него голый скелет.
--К муравейнику!--ужаснулся Колан.--Человека!!
--Надо же им узнать, из какого племени вор,--пожал плечами Горан.--Зачем он пришел в чужую землю? Хотя, говорят, черноголовые живут здесь не так давно. А если он из того племени, которое жило здесь раньше?
--А для чего им обязательно знать, из какого племени этот человек?--спросил Колан.
--Ну, во-первых, можно предложить племени выкупить его. А во-вторых, можно будет наказать все племя. Охотиться на их землях, или забрать в плен какую-нибудь девчонку, или заставить мужчин обрабатывать поле одно лето или даже два. Это уж как решат…
--А если они не захотят? Выкупать и все остальное.
--Ну, тогда начнется битва.
--А кто назначает наказание?
--Собирается межплеменной совет. Обиженные, обидчики и кто-нибудь из третьего племени. Главные на совете--это люди из третьего племени. Они и решают. Ну, ладно. Пойдем, посмотрим на пленника…
Черноголовые вывели пленника из хижины. Горан обошел его кругом, рассматривая со всех сторон, и, наконец, покачал головою.
--Нет, я никогда его не видел. Не могу сказать, из какого он племени.
--Ну что же,--решил вождь черноголовых,--значит, муравейник.
Он кивнул своим воинам, и Колан увидел, как напряглись мышцы пленника, а его рука поднялась к вороту кожаной безрукавки. Но тут Горан о чем-то тихо заговорил с вождем, и тот остановил своих воинов. Они отвели пленника в хижину и загородили вход щитом.
--Я дал вождю совет,--объяснил Горан Колану.--Пусть пошлет во все ближние племена воинов и предложит выкупить пленника. Если не дадут хорошего выкупа, его можно и убить. Но хотя бы мучить не будут.
--А можно я поговорю с пленником?--вдруг решился Колан.--Может, он скажет мне, откуда пришел. Я здесь чужой и не похож на черноголовых. Если вождь захочет, я отдам за него все шкуры, которые подарил мне Носорог. Может быть, вождь отпустит его. И все будет хорошо.
--Спросим у вождя,--пожал плечами Горан.
--Ну что же, попробуй,--сказал вождь, когда Горан перевел ему просьбу Колана.
Они с Гораном пошли к хижине вождя, а Колан, отодвинув щит, вошел к пленнику в хижину. Он приблизился к нему и сел рядом на охапку вялой травы. Пленник отвернулся к стенке.
--Я пришел издалека,--начал Колан.--Я не враг тебе, и мне тебя жалко…
Пленник молчал, но по напрягшейся шее Колан понял, что он слушает. Он продолжал медленно, подбирая слова, помогая себе жестами.
--Черноголовые все равно узнают, из какого ты племени. Они собираются послать воинов во все ближние племена и потребовать за тебя выкуп. Твои, возможно, захотят тебя выкупить, и черноголовые тогда узнают, откуда ты. Лучше бы ты сам признался. Придумай что-нибудь в свое оправдание.
И тут пленник заговорил. Колан понимал многие слова, хотя и звучали они по-другому, чем на языке племени Колана. И все же понять их было можно, особенно когда пленник говорил медленно.
--Если тебе жалко меня, помоги. Скажи моим, чтобы они не выкупали меня, не признавались, что я из их племени. Я расскажу тебе, как добраться до них, с кем поговорить.
--Но тогда тебя привяжут к муравейнику!--передернул плечами Колан.
--Не бойся. У меня есть вот что.--И он вытащил из-за пазухи короткий бронзовый нож.—Горный Ягуар сам его выковал,--с гордостью выпрямился пленник.
-- Так Горный Ягуар--кузнец?
--Да.
--И Горный Ягуар знает, как выплавляют бронзу?
--Это тайна, но…--Горный Ягуар задумался. --Если ты выполнишь мою просьбу, Бизон, может быть, откроет ее тебе… Скажешь, я попросил… И пусть наши отомстят черноголовым. Но потом…
--За что? Ты же сам пришел в их земли.
--Это не их земли!--Глаза Горного Ягуара засверкали.--Это были наши земли. Черноголовые отняли их у нас.
--Да? Ну, ладно. Жди меня,--сказал Колан и пошел искать Горана.
--Узнал?--спросил он.
--Нет.
--Я так и думал. Значит, доживает он последний свой день. Бронзовые камни--это богатство племени черноголовых. Если камни растащат, им нечем будет торговать.
--А шкуры?
--Шкуры можно добыть всюду. Каждый год рождаются новые животные. Убьешь старых, вырастут новые. А камни новые не родятся. Выберут все, что есть в земле, других не будет.
--Интересно бы посмотреть на них.
--Что ж, пойдем,--пожал плечами Горан.
Он повел Колана к яме в большом бугре, размотал ремень, привязал к дереву и спустил в яму.
--Лезь.
Колан опустился на дно. Среди разноцветных камней кое-где сверкали буровато-желтые проблески.
--А которые из них бронзовые?--спросил Колан.
--Вон те, что блестят,--ответил Горан, спускаясь к нему. Колан взял несколько блестящих камней в сумку.
--Зачем тебе?--поинтересовался Горан.--Ты же не умеешь плавить бронзу.
-- Может, научусь. Все равно я буду искать бронзовые камни по дороге. Надо же их запомнить.
--Запоминай, если хочешь.
Они выбрались из ямы и направились к хижине вождя. К вечеру торг закончился. За шкуры и выделанные кожи Горан выменял только бронзовые камни.
--Зачем тебе?--теперь удивился Колан.--Ты ведь тоже не умеешь плавить бронзу.
--С этими камнями мы пойдем к каменным людям. Половину они возьмут себе, а из половины сделают нам украшения и оружие. Там, за горами, куда мы идем, за них можно будет выменять что угодно.
К вечеру их позвали на пир. Черноголовые разложили на вымытых плоских камнях жареное мясо, орехи, ягоды, а в кувшинах, которые они передавали друг другу, пенился беловатый напиток.
--Они делают его из проса и ягод,--объяснил Еолану Горан, отпивая из кувшина.--Попробуй.
Колан хлебнул кисловато-горькой жидкости и передал кувшин соседу. Ему напиток не понравился.  Между тем пир разгорался. В свете костра, который горел неподалеку, блестели щеки, измазанные жиром, разговоры становились все громче. Никто никого не слушал. Говорили все одновременно, перебивая друг друга.
--А пленник?--спросил Колан у Горана.--Ему отнесли поесть?
--Зачем?--Горан утер жирные губы тыльной стороной ладони.--Ему все равно умирать. Зачем же тратить на него еду?
Колан взял кусок мяса, горсть ягод, кувшин с водой и пошел к хижине с пленником. Собака, которая на привязи стерегла хижину, заворчала, но Колан сунул ей под нос кусок жирного мяса, и она улеглась под деревом его грызть.
--Вот, поешь,--протянул Колан Горному Ягуару еду и питье.
Горный Ягуар с жадностью выпил воду, а от мяса отказался.
--Отдай собакам,--сказал он.--Легче умирать голодным. Меньше силы…
Колан вышел из хижины и бросил собаке остальное мясо. «Теперь она на меня не залает»,--подумал он. Колан еще не решился, но план освобождения пленника уже начинал вырисовываться в его голове.
--А почему они не охраняют пленника?--спросил он у Горана, садясь рядом с ним.
-- А зачем? Собака его не выпустит, а если случится что, залает, они и прибегут.
-- А если он все-таки убежит?
--Они пустят по следу собак. Быстро догонят.
--А если он пойдет по воде?
--Тогда его догонят люди. По воде ведь быстро не пойдешь.
Колан задумался. Потом он встал со шкуры и пошел к хижине, в которой остановились они с Гораном. Развязал свой мешок, вытащил запасную обувь, положил их за пазуху и направился к хижине пленника. На этот раз пес только поднял тяжелую голову, вильнул хвостом и тут же уронил голову на вытянутые лапы. Отодвинув тяжелый щит, Колан негромко позвал.
--Ягуар! Ягуар!
В темной щели смутно забелело лицо пленника.
-- Вот возьми,--протянул Колан ему обувь.--А мне давай свои. Беги, пока все на пиру,--сказал он, разрезая ремни, связывающие пленника.--Собаки побегут по моим следам. Но я опять переоденусь в свои, а твои выброшу.
Горный Ягуар протиснулся в щель и осторожно заскользил к кустам, а Колан, надев его мокасины, поставил щит на место и направился к реке. Пес заворчал было, когда пленник проходил мимо него, но тот бросил ему кусок жареного мяса, которое принес Колан, и собака успокоилась. Колан дошел до реки, снял чужую обувь и, вложив в каждый из них по камню, забросил в воду. А потом вымыл ноги, одел свою обувь и вернулся к стойбищу. Он был уже на полпути к нему, когда у костра замелькали огни факелов, поползли в сторону хижины пленника. У хижины огни заметались, и Колан услышал яростный лай собак.
Первым бежал пес, стороживший хижину. Он глухо подвывал, низко опустив голову, а за ним цепочкою неслись десятка полтора лохматых собак, след в след, друг за другом. Пробегая мимо Колана, вожак приостановился, обнюхал его и побежал дальше. Колан отошел в тень скалы и залег в кустах, выжидая, что же будет дальше.
Огни факелов приближались. Человек двадцать черноголовых, размахивая дубинками и вопя, пробежали мимо. Тогда он вышел из укрытия и присоединился к погоне. Никто не обратил на него внимания. Все столпились на берегу реки, где лаяли собаки, размахивали руками, о чем-то спорили. Через некоторое время черноголовые разделились. Семеро, взяв несколько собак на поводки, пошли вверх по течению реки, шестеро вниз, а трое пересекли реку вброд, таща за собою на веревках упирающихся псов.
--Если беглец выйдет где-нибудь на берег,--объяснил Колану подошедший Горан,--собаки снова возьмут его след. Да-а-а. Кто-то определенно помог пленнику,--прищуренным глазом взглянул он на Колана.--Наверное, соплеменники. Странно только, что собаки подпустили их к хижине. Не облаяли.
Коланс плохо видел лицо Горана, но по голосу чувствовал, что тот улыбается. А Горан продолжал спокойно.
--Что ж, это поможет нам в землях каменных людей.
--Что поможет?--не понял Колан.
--Да то, что ты кормил и поил пленника.
--Так ты думаешь, что он из каменных?--продолжал расспрашивать Колан.
--Они самые близкие соседи черноголовых. Кузнецы есть только у них и у земляных людей. Других здесь нет. Только кузнецы земляных работают мало и плохо.
--Не надо говорить черноголовым, что я кормил пленника,--тихо попросил Колан.
--А я и не собирался. Зачем? Мы же пойдем к каменным людям за оружием и всякими изделиями. Это хорошо, что они встретят нас, как друзей.
Черноголовые вернулись под утро, уставшие и разозленные. Некоторые воины предлагали завтра же напасть на племя каменных людей, но вождь успокоил крикунов одной фразой.
--А если соседние племена объединятся и нападут на нас?
Горан тоже добавил.
--То племя, из которого был пленник, сейчас настороже. Вы не застанете его врасплох. А другие племена не виноваты.
Воины черноголовых разошлись, недовольно ворча. Вождь велел привязывать на ночь к каждой яме с бронзовыми камнями теперь уже по две собаки.  А утром лучший следопыт этого племени отправился к хижине пленника. Он долго ходил около нее, низко наклонившись, потом медленно прошел к реке, снова вернулся обратно, снова что-то рассматривая около хижины, обходя ее все расширяющимися кругами, наконец, направился к кустам, как раз туда, куда ушел Горный Ягуар. Вернулся он нескоро, но вождь и несколько воинов ждали его в тени под деревом. Он начал говорить им, а Горан переводил Колану его рассказ.
--След кончился у ручья. Я прошел вверх и вниз, но следа больше не нашел. Там идут голые скалы, на них след не держится. Но пленник ушел туда,--он указал на кусты,--а второй, наверное, одел его обувь и увел собак туда,--и он махнул рукою в сторону реки.
Потом внимательно посмотрел на Колана, и тому показалось, что все воины тоже смотрят на него выжидающе.
--Так,--шепнул Горан Колану.
 --Сейчас они только думают, но могут и додуматься. Пора уезжать.
Он, улыбаясь, подошел к воинам, поговорил с ними и отправился навьючивать лошадей. Стойбище проводило их настороженным молчанием.


















                Г Л А В А  46



К вечеру они въехали в селение каменных людей.  Колан удивился. Никто не вышел им навстречу, дети не крутились возле коней, девушки держались поодаль. Путники молча проехали все селение до самой кузницы, и только тут им, казалось, обрадовались. Кузнец долго встряхивал руки Горана, взяв их в свои широкие ладони. Неожиданно откуда-то вынырнул Горный Ягуар. Прижав правую ладонь к груди, он поклонился Колану. Потом помог ему развьючить лошадей. Несколько ребятишек застыли неподалеку, явно готовые бежать выполнять любую просьбу гостей.
--Попить бы,--попросил Колан, и малыши, толкаясь, метнулись в хижину, неся сразу три кувшина. Колан отхлебнул из одного и сморщился.
--Теплая…
Ребятишки тут же вылили воду и побежали к ручью за свежей.
--Кувшины долго стояли в кузнице, а там тепло,--знаками объяснили они Колану.
--Разве у вас нет кувшинов для холодной воды?-- спросил он.
--А разве такие есть?--спросил Горный Ягуар.
--Есть.
Тем временем Горан о чем-то договаривался с кузнецом, которого, как понял Колан, и звали Туром.
--Мы возьмем с вас только треть бронзовых камней,-- сказал Тур,--за помощь,--улыбнулся он, кивнув в сторону Ягуара.
--А можно мне посмотреть, как вы плавите бронзу и делаете оружие?--спросил Колан.
--Это наша тайна,--нахмурился Тур,--каждый кузнец дает клятву не выдавать ее никому.
--Но Колан из далеких земель,--попросил за гостя Горный Ягуар.--У них в землях нет бронзовых камней. Он уедет и, может, никогда больше не приедет сюда. Он не разгласит тайны. Его племя нам не помеха, потому что бронзовых камней у них нет.
Тур задумался.
-- Ладно,--сказал он, наконец. – Пойдем к Соколу. Что скажет он?
Сокол сидел на плоской каменной глыбе, грея на нежарком солнце морщинистое, обветренное лицо. Длинный плащ из медвежьих шкур был застегнут у шеи костяной булавкой, седые пушистые волосы перехватывал кожаный ремешок. Он выслушал просьбу Тура, не раскрывая глаз, подумал немного и тихо сказал.
--Клятва есть клятва. Нельзя открывать чужим тайны племени. В тайнах сила племени.
Колан приуныл. Потом быстро достал из-за пазухи бронзовую голову тигра, полученную за помощь на охоте. Сокол с интересом взглянул на нее, и лицо его смягчилось.
--Но,--продолжил он, подняв сухой длинный палец,-- есть обычай. Его уже мало кто помнит. Нельзя выдавать чужим тайны племени, но можно обменять тайну на тайну чужого племени. Есть такие тайны у пришельцев.
--Я мог бы,--неуверенно начал Колан,--научить вас приручать лошадей…
--Зачем они нам в горах? Да и не водятся здесь дикие лошади,--покачал головой Сокол.
--Ну, тогда я расскажу, как бьют большую рыбу ночью. Колан знает.
-- До моря далеко, и надо знать, когда и где можно подстеречь большую рыбу.
Колан замолк, опустив голову. Сокол тем временем не сводил глаз с головы тигра, которую Колан вертел в руках.
-- Но ты же говорил, что знаешь, как делать кувшины для холодной воды!--тихонько подсказал ему Горный Ягуар.
Сокол поднял голову.
--И вода в них действительно остается холодной?-- заинтересованно спросил он.
--Даже в летнюю жару,--оживился Колан.--Нужно в глину и песок добавить шелухи от проса. Тогда стенки все время потеют, а вода в таком кувшине всегда холодная.
--Что же,--сказал Сокол, беря из рук Колана голову тигра,--пусть наши сделают такой кувшин, и если Колан сказал правду, пусть кузнецы покажут ему, как они плавят бронзу и делают оружие.
Волосатый, кряжистый, с большими руками, каменный человек выслушал Горного Ягуара и спросил Колана.
--А сколько шелухи нужно класть в глину с песком?
--Н-не знаю… Мы кладем также шелуху от овса. А сколько?.. Мы кладем горсть на пять горстей глины с песком. А вот…
--Да ладно,--оборвал его каменный человк.--Я попробую разные смеси. Посмотрим, какая лучше.
--А пока он будет пробовать смеси,--сказал Ягуар,--мы заготовим деревянный уголь.
На поляне, около неглубокой ямы, была большая куча дров. Горный Ягуар и Колан сложили их в яму, сверху покрыли дерном и немножко присыпали землей. Потом Горный Ягуар проделал несколько отверстий в дерне и поджег дрова. Взял шкуру, нагреб в нее земли и велел Колану сделать то же самое.
--Следи внимательно! Как только увидишь пламя, засыпай землей. Нельзя, чтобы дрова загорелись.
Когда они устали, их сменили трое товарищей Горного Ягуара. Колан и Ягуар направились к кузнице. Тур велел им для начала очистить бронзовые камни от «лишней грязи», как выразился Ягуар, а потом посадил толочь их в каменных ступах и ссыпать в белые кувшины.
--Теперь запоминай!--шепнул Горный Ягуар товарищу.--Если плавить просто бронзовые камни, получится медь, а медное оружие слабее бронзы. Чтобы получить бронзу, мы добавляем серый камень. Одну горсть серых камней на десять бронзовых. И еще светлый камень, чтобы плавилось быстрее.
Когда кувшины были заполнены, Горный Ягуар стал вырезать в глине формы для литья по рисункам, которые начертил Тур.
--Можно и ковать,--объяснил Горный Ягуар Колану,-- но так быстрее. А потом мы трем изделие сизым камнем. Он тоже водится в наших горах.
Через два дня они разбросали дерн и перенесли деревянный уголь к кузнице, засыпали им кувшины с камнями в печи и разожгли огонь, а потом огненную жидкость из кувшинов залили в формы. Колан, не отрывая глаз, следил за их работой, примечал, какие камни кладут Тур и Горный Ягуар, считал горсти. Яростно, стиснув зубы, тер сизым камнем отлитые ножи и наконечники копий. И сердце его замирало от радости: не зря ушел он с Гораном из родного племени, не зря пересек безводные степи, поднимался в горы по каменным тропам. Он, Колан, принесет в родное племя секрет бронзового оружия, и племя станет сильным, охотники будут добывать много мяса и шкур. Можно будет даже сделать из бронзы мотыги, которыми легче станет обрабатывать поле.
Через неделю оружие, которое заказал Туру Горан, было готово, можно было отправляться в путь. Колану не очень хотелось уезжать из гостеприимного племени, но Горан объяснил ему, что перевалы в горах скоро покроются снегом и трудно будет перебраться через них в «страну, где всегда тепло»,--как сказал он.
-- И, кроме того,--добавил Горан,--я не люблю долго сидеть на одном месте. Только и живешь, когда каждый день видишь новые дали, и так без конца. И умереть мне хотелось бы где-то в пути.
--А далеко до этой теплой страны?--спросил Колан.
--Она--там,--махнул рукою в сторону полдневного солнца Горан.--А дальше--еще теплее, там большое лазурное море. Весною мы вернемся обратно. И снова уйдем в степь. А может, и в твои земли…
Колан вдруг почувствовал, что ему хочется вернуться к родному племени, увидеть мать, сверстников, поохотиться в зеленом прохладном лесу. Ему не очень нравилась степь, да и горы казались чужими, неприветливыми, теснили душу. А, кроме того, хотелось скорее поделиться с соплеменниками добытой тайной. «Видно, не получится из меня странник»,--с горечью думал Колан.
Теперь ехали они медленно, поднимаясь все выше, и за каждым новым горизонтом открывался следующий, и ясно уже было Колану, что им не будет конца. На горных перевалах было уже холодно, кое-где лежал снег. А раз их застала густая снежная буря, к счастью, уже на спуске с перевала, и пришлось буквально проталкиваться сквозь снег, по снегу, через снег. Кроме того, задерживал Горана и Колан, который время от времени останавливал маленький караван и бродил по окрестным горам, переворачивая камни. 
--Я ищу бронзовые камни,--объяснил он Горану.
--Зачем тебе?--поинтересовался тот.
--Да не мне—Горному Ягуару. Он обещал сделать для меня оружие, если я принесу камней. И в свое племя надо привезти, когда будем возвращаться.
Бронзовые камни Колан нашел на девятый день пути, но и после этого продолжал рыскать по склонам в поисках серого и светлого камня.
--Как успехи?--спросил как-то Горан.
--Нашел три места бронзовых камней, два с серыми и два со светлыми,--ответил Колан.--Вот смотри.--Он развернул кусок кожи, на которой красной краской были грубо нарисованы приметные вершины и стояли кружочки.--Вот здесь, здесь и здесь,--показывал он Горану.
Но тот не смотрел.
--Откуда у Колана краска?--заинтересовался он.
--Горный Ягуар дал. Они ее делают, обжигая на огне бурый камень. А потом порошок смешивают с жиром. Они расписывают всю посуду, еще сырую. А потом обжигают посуду, и краска держится долго, не то что краска из ягод и коры, которой расписывают уже готовую посуду. Но я все равно узнал, из какой коры и ягод получают и как. Правда,--вздохнул он,--у нас таких ягод нет.
--Так зачем тебе?
--А интересно.
Горан пожал плечами и подстегнул коня. Узкие каменистые тропы были неудобны для лошадей, привыкших к степному простору. Вершины и скалы, казалось, нависали над головами, нестерпимо блестели снега, густые заросли на склонах, переплетенные колючим кустарником, преграждали путь, водопады с ревом низвергались в головокружительную глубину пропастей. Лошади храпели, пугаясь обрывов. Большей частью их приходилось вести за повод, а чтобы перевести через бешеные потоки, завязывать им глаза. Когда поднимались на гребни хребтов, не хватало воздуха, и Колан дышал, как рыба, выброшенная на песок.
Однажды на каменистом склоне камни под ногами Рыжика вдруг поползли вниз, конь захрапел, выпучив глаза, судорожно цепляясь копытами за убегающую из-под ног почву. Колан, который вел его в поводу, отчаянно закричал, пытаясь удержать коня, который все сползал и сползал вслед за камнями, с грохотом катящимися по склону. Горан, бросив своих коней на узком уступе, выдернул из-за пояса тонкий длинный ремень и, забросив его за вьюки на спине Рыжика, тоже стал тянуть коня. Мокрые от напряжения, они, наконец, вытащили дрожащего Рыжика на тропу. Он был весь в мыле, ноги изранены.
Идти дальше в тот день уже было поздно, и пришлось заночевать на узком уступе. Горан и Колан всю ночь спасались от холода, прижимаясь к теплым бокам лошадей, которые вздыхали от голода, потому что на голых камнях не было ни травинки, чтобы их покормить.  Зато на следующий день они, наконец, достигли гребня самого высокого хребта, и перед путниками открылся необозримый простор. Слева на горизонте ослепительной голубизной сияла полоса моря, справа и впереди сверкали белизной освещенные солнцем заснеженные хребты.
Перед путниками лежали неведомые страны, которые Колан должен был пройти, а потом вернуться к своему племени, чтобы принести ему секрет бронзы и еще много других тайн, которые сделают его родное племя сильным и богатым, избавят его от нужды и голода. И Колан чувствовал, что может добыть эти тайны для своего племени, а раз может, то должен это сделать.  И поэтому он обязательно вернется домой.