Нерешительный, рассказ

Нерешительный
рассказ


После почти двух месяцев пребывания в служебной командировке на испытатель-ном полигоне Федор Сладков наконец оказался дома. В квартире предсказуемо никого не было: жена на работе,  сын в школе на продленке. Федор неспешно разделся, умылся и, закрыв глаза, сел на диван. Хотелось скинуть груз забот, транспортных неудобств и погрузиться в долгожданный домашний уют. Его жена Надя была если и не образцовой, но все же хорошей хозяйкой, так что обстановка в квартире весьма располагала к спокойному отдыху.
Просидев в расслабленном состоянии минут десять-пятнадцать, Федор потянулся к телефону и стал набирать номер своего давнишнего друга Николая Ненашева – профессионального контрабасиста, играющего в любительском эстрадно-симфоническом оркестре при городском университете. Федор тоже являлся оркестрантом этого коллектива, который многие по привычке называли студенческим. Да, представители студенчества были в этом оркестре, но являлись явным меньшинством. Впрочем, оркестранты-любители представляли широкое разнообразие по роду своей основной деятельности. Были и преподаватели университета, и аспиранты, и совсем посторонние любители музицирования, и даже бывшие профессиональные музыканты.
Среди последних выделялся Николай Ненашев, имевший серьезное музыкальное образование. За несколько лет до прихода в этот музыкальный коллектив он играл в широко известном городском симфоническом оркестре. Однако после крупного конфликта с  руководством контрабасист покинул его. Помыкавшись какое-то время по случайным заработкам, Николай устроился на постоянную работу сторожем на склад ткацкой фабрики. Зарплата там была весьма скромной,  но после суток дежурства появлялись три свободных дня. В результате оставалось много свободного времени и для отдыха, и для халтуры, и для души. Вот тогда профессиональный контрабасист и стал весьма уважаемым членом университетского оркестра. Особо отметим, что появился он там по рекомендации своего друга Федора Сладкова, уже много лет являющегося одним из ведущих трубачей музыкально-го коллектива.
Федор действительно был на заметных ролях и очень дорожил своей репутацией, но из-за постоянных долговременных командировок по основной работе неоднократно предупреждался руководителем и главным дирижером оркестра Иосифом Федоровичем о недопустимости таких отлучек. Было понятно, что бесконечно так продолжаться не может, что Феде необходимо предрешить свою дальнейшую судьбу. Однако для этого у настройщика радиоэлектронной аппаратуры и по совместительству трубача явно не хватало решительности.
После нескольких длинных гудков в телефонной трубке послышался баритон Николая. Обменявшись полушутливыми приветствиями и справившись об общем состоянии дел, друзья перевели  разговор на животрепещущую тему университетского оркестра.
– Иосиф Федорович рвет и мечет, – возбужденно рассказывал Коля. – Пусть, говорит, этот турист только попадется мне на глаза, вылетит он у меня из оркестра! Это он про тебя, нерешительного.
– Ну что я могу сделать? Деньги-то я обязан зарабатывать. У меня же семья…
– Я-то все понимаю, но и оркестр без первого трубача звучит не в полную силу. Надо, друг, выбирать, решаться.
– Да, надо, понимаю.  Друзья немного помолчали, а затем Федор не выдержал и задал волнующий его душу вопрос: – А как там Анечка?
– Эх ты! И Анечка не будет тебя долго дожидаться. Нельзя, Федя, быть таким нере-шительным.
На этом разговор друзей закончился. Федор клятвенно обещал явиться на завтрашнюю репетицию оркестра…

Еще подростком Федя начал играть на трубе в духовом оркестре Дома культуры. Родители не возражали и даже радовались успехам сына на музыкальном поприще. Уже через несколько месяцев при выступлениях оркестра на различных мероприятиях в первом ряду, где располагались трубачи, непременно стоял Федя Сладков. Чувствительное музыкальное ухо руководителя оркестра старенького Николая Дмитриевича улавливало особо торжественные обертоны в звучании трубы своего юного воспитанника. Талант Федора вскоре оценили и многие оркестранты, так что отношение к нему в оркестре становилось все более и более уважительным.
После окончания школы Федя хотел поступить в музыкальное училище. Однако этому воспротивились родители:
– Нужно, Федя, сперва получить специальность, – убеждал отец. – А уж потом играй себе для души, весели народ. Я не против!
После довольно длительных уговоров и волнений поступил Федор учиться в радио-технический техникум. Успеваемость у него была весьма средней, но особых срывов не случалось. После окончания техникума Федю распределили на работу на один из престижных «почтовых ящиков». Там он и встретил свою будущую жену Надю, которая работала в конструкторском отделе. Из своих многочисленных ухажеров симпатичная и энергичная Надя явно отдавала предпочтение Федору. Этому во многом способствовало ее присутствие на концертах университетского оркестра. В обстановке музыкального праздника Надя временами попадала под очарование звучащих там мелодий, и ее притяжение к знакомому трубачу нарастало и нарастало. Когда Федя сделал ей предложение выйти за него замуж, она не раздумывая, согласилась.
Первые годы семейной жизни, можно сказать, прошли на одном дыхании. Жили они в одной небольшой комнате с Надиной мамой, которая вскоре после рождения внука  вышла на пенсию. Вскоре после этого события их старый дом сломали, и семья Сладковых получила двухкомнатную квартиру в новостройке на окраине города. Денежных средств не хватало, и Федя стал подрабатывать. В свободное от работы на «ящике» время он музицировал  на самых различных мероприятиях, в общем, халтурил. Но время шло, и недовольство Нади такой жизнью стало все больше проявляться. Многочисленные знакомые успешно делали карьеру, продвигались по служебной лестнице, а ее муж как был простым техником, так таковым и оставался. Начались семейные скандалы, жесткость которых постоянно нарастала. В это время и получил Федор предложение он руководства «ящика» перейти в отдел, обеспечивающий наладку выпускаемых изделий на испытательных полигонах. Зарплата там была существенно выше. Кроме того, техник Сладков решил перейти на рабочую должность настройщика, которая с учетом командировочных надбавок еще больше увеличивала заработок, но при этом ставила крест на дальнейшем служебном росте.
Надя не могла определиться и что-либо посоветовать мужу, поэтому нерешительный Федор, уже доведенный до крайности семейными проблемами, все же согласился на этот перевод. Теперь по несколько месяцев в году глава семьи находился вдали от дома.
Через несколько лет умерла его теща, а сын пошел учиться  в школу. Денег на жизнь вполне хватало, но недовольство Нади уже перешло в хроническую стадию: все было ей немило, все ее раздражало. Если в первые дни по возвращении из командировки Федор ощущал внимание и ласку жены, то потом все улетучивалось, и все опять начиналось сна-чала.
Еще раньше, и до женитьбы, и в первые годы семейной жизни не раз получал Федор приглашения перейти на работу в профессиональный оркестр. Предложения были разные, порой очень даже заманчивые. Федя колебался в выборе решения, а Надя категорически возражала:
– Я выходила замуж за ответственного человека, а не за музыканта. И так довела меня твоя музыка…
Чтобы находиться в хорошей форме инструменталисту обязательно требовались ежедневные продолжительные репетиции. Федор старался использовать все имеющиеся возможности,  но времени, да и соответствующей для этого обстановки просто не было. Талант трубача увядал.
Была пара случаев, когда Федор при разных ситуациях появлялся на конкурсных прослушиваниях. Мнения музыкальных метров были однозначно положительными, но не-решительный трубач продолжал находиться в категории любителей. Хорошо еще, что,  хотя и с большим недовольством,  все же оставляли его в составе университетского оркестра. Мудрый руководитель все понимал и как мог стремился  сохранить талантливого музыканта. И все же Иосиф Федорович не выдерживал длительного отсутствия первого трубача и вроде бы был готов отчислить его, но потом смирялся на время:
– Ведь пропадет парень. Как жалко губить такой талант…
В относительно большой смычковой группе университетского оркестра была скрипачка, милая девушка, которую все звали ласково Анечкой. Была Анечка аспиранткой исторического факультета, а в оркестре играла уже давно, с первых лет студенчества. Молчаливая и скромная девушка не очень-то привлекала к себе мужское внимание, но для Феди с некоторых пор стала представляться необыкновенным, влекущим созданием. По внешним показателям женских прелестей Анечка заметно проигрывала его жене Наде, но в ней было что-то такое, что-то такое…
Федор долго не мог найти подходящего сравнения для милой Анечки. То она представлялась ему парящей над барашками волн белокрылой чайкой, то струйкой чистой родниковой воды, то трепетной ланью, то кустиком скромных незабудок… Все эти образы лишь частично соответствовали необыкновенной девушке. Федя это понимал, и в его романтической душе продолжали появляться новые образы-сравнения, пока не прочувствовал он звук очень высокой ноты, запредельной для слуха обычного человека. Ему показа-лось, что Анечка и была этим чарующим звуком, который мог постичь только музыкант, да и то не всякий.
С застывшей на лице улыбкой, еще какое-то время  Федор наслаждался этим сравнением. Но затем, постепенно приходя в реальный мир, радиотехник подумал: «Похоже, что больше двадцати килогерц» – и сразу же устыдился своей попытки измерить девичье очарование сухим техническим параметром.
После долгих колебаний нерешительный Федя все же набрался решительности и попытался объясниться с Анечкой. Выслушав его сбивчивый монолог, она печально улыбнулась своими огромными серыми глазами:
– У вас же, Федор Романович, семья…
Больше Федя не решался на подобные откровения, но возникшее еще раньше чувство продолжало расцветать и с нарастающей скоростью заполнять его мятущуюся душу. Временами казалось, что сказочная молчунья говорит с ним посредством своего смычка. И действительно, скрипка в руках Анечки пела по-особому: вдохновенно и немного печаль-но. На это звучание обратил внимание и Иосиф Федорович:
– Вы что, Анечка, влюбились?
Дни общения с музыкой, с оркестром, с Анечкой заканчивались – нужно было уезжать в очередную командировку.
Будни испытательного полигона никак не располагали к романтическим грезам. Даже спать удавалось лишь урывками по два-три часа. И все же отрада в душе Федора появлялась, когда в тревожном полусне приходил к нему на свидание образ Анечки. Ему казалось, что она укоряет его за нерешительность, и он мысленно обещал, что уйдет  из «почтового ящика», станет играть в профессиональном оркестре, а там и наступит новая жизнь…
С образом Анечки откуда-то постоянно приходили бесхитростные песенные строки первых послевоенных лет. Они самопроизвольно редактировались им и даже частично из-менялись, становясь при этом еще более наивными и сокровенными:
Услышь меня далекая,
Услышь меня хорошая.
Еще не вся черемуха
В твое окошко брошена.
Рев взлетающих самолетов пробуждал и действовал отрезвляюще. «Все, все, – уже в какой раз давал себе обещание нерешительный Федор. – Это последняя командировка. Как только приеду домой, сразу пойду на конкурсное прослушивание, а потом только музыка … и Анечка».

Размечтавшийся в тишине музыкант своим чувствительным ухом уловил звук открывающейся в квартиру двери. Он вышел в прихожую и увидел жену, сгибающуюся под тяжестью двух довольно объемных сумок. Федя быстро освободил от сумок Надины руки, которыми она тут же обвила шею мужа и расцеловала его.
– Наконец-то! Мы так ждали, так соскучились…
Только что явившееся твердое решение кардинально изменить свою жизнь стало терять определенность. Да и тело, истосковавшееся по женской ласке, тоже советовало  не спешить и отложить на время его окончательное принятие.
– Ты не очень голоден? – продолжала Надя. – Иди в ванную, хорошенько помойся с дороги, а я приготовлю ужин. Скоро Сережка должен придти из школы, вот вместе и посидим, отметим твой приезд.
Совестливая душа Федора страдала, ему все больше и больше становилось жалко Надю, такую заботливую и ласковую. Мысли опять будоражило, и он уже был готов при-мириться с действительностью.
Кратковременный выход из создавшейся ситуации подсказало бульканье воды, до-носившееся из ванной комнаты. Заботливая Надя уже заполняла ванну теплой водой.
– Иди, иди! Чистое белье я сейчас принесу.
Душа музыканта продолжала раздваиваться, и, чтобы уйти хотя бы на время из не-проходимого тупика, он быстро разделся и нырнул в теплую воду. В момент погружения из его головы ушли и семейные проблемы, и ожидания встречи с оркестром, с Анечкой, но неожиданно появилось совсем странная мысль: «Вот Архимед, похоже, был решительным человеком. Иначе бы он не смог открыть свой закон. А я? Эх…».
Постепенно стало приходить умиротворение, а вслед за ним и успокоительная мысль: «Не надо торопиться. Надо еще раз все продумать». И все же даже в этом приятно-дремотном состоянии из глубины подсознания временами выскакивал ненавистный вопрос: «Ну, почему я такой нерешительный?».