Месть, рассказ

          
Месть
рассказ


– Что же делать? Вроде все обыскали? – Состояние безысходности стремительно нарастало и уже почти целиком захватило Васю Внукова. – Вот здесь, в этом ящике я оставил отчет. Куда же он мог запропаститься?
– Давай спокойно подумаем, разберемся. – Помогавший в поисках секретных документов инженер Шатский Александр Александрович слегка прикоснулся рукой к Васиному плечу.
Рабочий день закончился. Как и положено, сотрудники научно-исследовательского института, в просторечье называемого «почтовым ящиком», сдав надлежащим образом секретные документы, разошлись по своим домам. Тоже хотел сделать и техник Вася Внуков, но неожиданно обнаружил, что отчет по разработке приемного блока новой радиолокационной станции, который он еще до обеденного перерыва  тщательно штудировал, бесследно исчез. Отходя от своего рабочего места по разным поводам, Вася всегда оставлял его в незапертом выдвижном ящике испытательного  стенда. В конце рабочего дня он открыл ящик в очередной раз, но секретного отчета там не оказалось…
Сначала Вася просто не поверил в случившееся. Отчет должен был лежать в ящике, и только в нем. Но факт оказался фактом. Увидев, что Вася суетится вокруг своего стенда и примкнувших к нему письменных столов, к поискам подключился Шатский, которого Вася считал не просто товарищем, но и своим покровителем. Однако поиски эти продолжали оставаться безрезультатными.
– Нет, сам он завалиться никуда не мог. Уже все просмотрели. – Шатский по привычке потер указательным пальцем правой руки заметный шрам на своей коротко стриженой голове. – Похоже, Васек, кто-то помог документам исчезнуть из  ящика…
– Ты что? – вскинулся Вася. – Разве такое возможно? Это же преступление! За такое  убивать надо...
– Убивать будешь потом, а сейчас давай еще всю лабораторию прошерстим. Не торопясь. – Шатский пробежал грустным взглядом по рабочему помещению, сплошь заставленному письменными столами и стендами с разнообразной электронной аппаратурой. – Спокойно, спокойно. Я пойду направо, а ты  –  налево. Осматривай все самым тщательным образом.

Прошло уже почти полгода, как демобилизованный матрос Внуков возвратился в научно-исследовательский институт, в котором  работал раньше, еще до призыва на воинскую службу. Но возвращение это было не простым. Работница отдела кадров наотрез отказалась оформить Васю на работу в институт. Причиной тому было несоответствие записи в трудовой книжке его истинной  квалификации. Формально он числился техником, о чем свидетельствовал  предъявленный документ, но диплома об окончании техникума не имел, а на деле раньше работал радиомонтажником. Все попытки объяснить истинное положение вещей не произвели на канцелярскую крысу никакого впечатления. Вот так и было отказано Васе в приеме на работу.
Плетясь домой по влажной от прошедшего дождя дороге, бывший матрос прокручивал в голове всевозможные варианты дальнейших действий. И вдруг вспомнил, что раньше, до призыва на воинскую службу, когда он еще работал не в научном отделе, а в производственном цехе, то неоднократно слышал про заместителя директора по кадрам Александра Ивановича Кваснова, бывшего морского офицера, всегда благоволившего к демобилизованным военным морякам. Все, решение было принято, и на следующий день, одевшись в форму, матрос Внуков предстал перед Александром Ивановичем. Прием оказался очень простым и сердечным, даже объяснять все подробности не пришлось. Вася был по-настоящему растроган. Спустя еще две недели, необходимые для проверки документов поступающего на работу в «почтовый ящик», он продолжил свой трудовой путь, официально оформленный на должность техника.
Первое время было тяжеловато, не хватало знаний. Но Вася проявлял завидное упорство, использовал все возможности для повышения своей квалификации. В этом помогали ему и сослуживцы, а особенно инженер Щатский.
Был он заметно старше Васи, лет на десять. Да и вообще по многим показателям: и в воспитании, и в образовании, и в среде постоянного общения они мало соответствовали друг другу. Тем не менее, несколько высокомерного и разносторонне развитого интеллигента бывший матрос привлекал чистотой своих устремлений и открытостью суждений. А уж Вася видел в своем старшем товарище прямо-таки всеобъемлющее совершенство.
Происходил Александр Александрович Шатский из непростой семьи. Фамилия его писалась именно через буквы «тс», а не через «ц». Это он всегда и почему-то жестковато подчеркивал. Его мама Вера Ивановна, в девичестве Пышкина, являлась потомственной дворянкой, а отец, генерал-майор авиации  имел польские корни. Он умер вскоре после окончания Отечественной войны, как уверял его сын, по вине врачей. Это обстоятельство отложило определяющий отпечаток на все взгляды младшего Александра.
Впрочем, как однажды признался он своему младшему товарищу, раньше его звали по-другому. Он взял имя отца только после его смерти. Эта история показалась любознательному Васе очень интересной, и он попытался узнать:
– А как тебя звали раньше?
– Не спрашивай, сэйлор, не скажу, – последовал жесткий ответ. – Да и не к чему те-бе знать это.
Почти с самых первых дней знакомства Шатский почему-то стал звать бывшего матроса по его званию, но в английском произношении, то есть сэйлором. Будучи мастером спорта – коротковолновиком и имея у себя дома радиостанцию, он общался практически со всем миром на английском языке и продолжал совершенствовать свои языковые познания. Шатский постоянно носил с собой словари и пособия по изучению английского языка. Среди них были издания, выпущенные за границей. Случалось, что и Вася заглядывал в эти иностранные книжки. Особенно ему понравился русско-английский словарь, выпущенный в Лондоне в 1946 году. В нем встречались жаргонные и даже блатные словечки, которых в наших словарях, конечно, не было. Однажды, листая этот словарь, он наткнулся на столбец, начинающийся строкой: «Баба – Russian woman». Ниже шли сочетания со словом «баба»: снежная баба, бой-баба и другие. Заканчивался этот столбец строкой: «Баба Яга – Wild Russian woman ». Такой вольный перевод вызвал у Васи бурный восторг: «Во дают империалисты!».
Шатский и Вася работали в одной лаборатории, но в разных группах. Васину группу возглавлял специалист средних лет Виктор Пантелеевич Пахомов, молчаливый, но достаточно доброжелательный человек. Группой Шатского руководил ведущий инженер Ах-мед Арифулин, специалист высокой квалификации, но жесткий, даже жестокий и надменный по отношению к подчиненным. Всегда отзывчивый Вася с удивлением наблюдал, не раз и не два, как Ахмед грубо обращался с молоденькой лаборанткой Любой. Однажды он даже хотел вмешаться, но справедливый порыв резко остановил Шатский:
– Не лезь, сэйлор! Не ищи приключений на свою задницу. – И после короткой паузы тихонечко пообещал. – Я сам постираюсь его прищучить…
Хамское поведение Ахмеда в той или иной степени проявлялось по отношению ко всем сотрудникам его группы за одним единственным исключением. Этим исключением был инженер Шатский. Со стороны могло показаться, что он вообще работает в автономном режиме.
В обеденный перерыв Шатский с Васей уходили с территории «почтового ящика». Хотя в  институте и была вполне приличная столовая, они предпочитали другую, столовую железнодорожного депо, расположенного в относительной близости от места их работы. Там, в удалении от своего секретного учреждения они вели разговоры на самые разные темы.
–  Слушай, Саш, –  однажды поинтересовался Вася. – а почему Ахмед так осторожничает с тобой?
–  Ну и нашел ты слово – «осторожничает». Впрочем, наверное, именно так. Первое время и со мной обращался он по-скотски. Я терпел, терпел, но однажды тряхнул его хорошенько, так что он костями загремел. После этого он затаился и стал что-то замышлять. Похоже, решил отомстить. Выглядело это весьма явно, и я решил упредить события. Словом, пригрозил я ему. Похоже, подействовало.  Вот теперь и  осторожничает.
Ахмед был действительно очень худым: кожа и кости. А еще у него было какое-то  патологическое влечения к женскому полу. Подчас это вызывало брезгливость. Шатский  считал это первопричиной всего гадкого поведения своего непосредственного начальника.
–  А ты, Саша,  почему не женишься? – Вася продолжал развивать тему взаимоотношения полов.
–  Не женюсь? Да, как сказать… Может, время еще не пришло, а может, и ушло, –  с легкой грустью философствовал уже относительно старый холостяк. – Все, сэйлор, нужно делать во время.
–  Ты же совсем молодой мужик!
–  Конечно, молодой. Вот и никак не определюсь. –  В его глазах засверкал задор. – Жениться следует на блондинке или на брюнетке?
–  Ну?
–  Блондинки по внешности симпатичней, приятней, но уж больно они бесчувственные, что ли.
–  А темненькие?
–  Темненькие? Ну и словечки ты, сэйлор, выискиваешь. Темненькие и есть темненькие.
–  И что же ты решил?
– Пожалуй, женюсь на крашеной блондинке. – Шатский громко захохотал. – И внешность приятная, и темперамент соответствующий…

…Поиски пропавшего отчета  продолжались уже второй час. Дисциплинированный Вася досконально выполнял все указания. Больше половины занимаемого лабораторией пространства было тщательно исследовано, но оставалось еще много реальных мест, где мог скрываться искомый отчет.
Просматривая письменный стол и кульман Веры Живиной, Вася слегка отвлекся. Ему вспомнился недавний памятный вечер, организованный руководством института в честь октябрьский праздников. Комсорг отдела Живина выделялась среди своих сверстниц не только приятной внешностью, но и независимым, неуступчивым характером правдолюбца. Однако в тот праздничный вечер бывшему матросу удалось привлечь к себе внимание комсомольской богини. Почти все танцевальное время они являли собой неразлучную пару.
Умненькой девушке были приятны учтивые Васины ухаживания. Ее забавляла и даже веселила наивность его суждений, а скромность и тактичность танцевальных телодвижений представлялась слегка пьянящей, будто пришедшей в наш современный мир из романтичного прошлого.
Вася был увлечен. Он совершенно не замечал обращенных на них взглядов сослуживцев, чаще всего понимающих и даже доброжелательных. Но был среди этих взглядов и один злобный и ненавистный, предвещающий Васе большие неприятности.
В следующий понедельник во время обеденного перерыва, следуя по направлению к железнодорожной столовой, Шатский рассказал своему товарищу о том, как уничтожающе смотрел на него в тот вечер Ахмед, отчаянно ревнуя к Верочке.
– Так он же женат! Да какое ему дело с кем я танцую? – Вася никак не мог взять в толк суть этих предупреждений.
– Эх ты, сэйлор, наивная душа. У Ахмеда только одна жена, а ему нужен целый гарем. Неужели не видел ты, какими лоснящимися взглядами встречает он всех девушек и женщин? – Шатский немного помолчал и грустно закончил: – Боюсь я за тебя, сэйлор. Боюсь, что отмстит он за твои па с Верочкой.
– За что же мне мстить?
Шатский ничего не ответил, а лишь неопределенно покачал головой. Какое-то время они шли молча.
– Кстати, я все собирался рассказать тебе, да как-то не получалось. – Уже на обратном пути к своему «почтовому ящику» Шатский, как он сам заявил, поведал об одной интересной истории. – Прошлой весной прямо на работе Ахмед что-то сказал Вере. Сказал он тихо, но с гаденькой улыбкой. Что он именно сказал, никто не слышал. Но Вера-то слышала, и при всех отхлестала его по физиономии. Представляешь? Прямо в лаборатории, при всех…
– Да, Верочка – чудо девушка! – восхитился Вася. – Наверное, именно о таких писал Некрасов: «Коня на скаку остановит…».

– Не отвлекайся, Васек! – одернул размечтавшегося товарища Шатский. – Время идет. Давай ищи, тщательнее все просматривай.
Поиски продолжались, продолжались, продолжались…
Стены всего рабочего помещения были обклеены кусками специальной резины с впрессованными в нее металлическими сетками. Это была эффективная защита, препятствующая проникновению ультракоротких  радиоизлучений из лаборатории вовне. И вот почти рядом с входной дверью, где стоял небольшой контейнер для мусора, Шатский обратил внимание на отошедший от  стены у самого пола кусок защитной резины. Он позвал Васю и под его пристальным взглядом оттянул в сторону этот кусок. Под ним сразу про-ступила обложка искомого секретного отчета.
 Вася в момент покрылся холодным потом.
– Как он сюда попал?
– Ёжику понятно, что не сам он сюда залез.
– Никогда бы не подумал, что есть на свете такие гады… – Вася продолжал находиться в состоянии шока.
–  Иди быстрей в первый отдел и сдай отчет, – поторопил Шатский. –  Все! Иди быстрей, а я подожду тебя у проходной.
Слегка пошатываясь, Вася ушел, а его старший товарищ стал, как и положено, надлежащим образом оформлять сдачу охране помещения лаборатории.
«Провожу его, пожалуй, до дома, а то еще что-нибудь натворит», – сквозь пелену нахлынувших вопросов подумал Шатский. Это действительно оказалось не лишним. Вася был морально убит, раздавлен всем произошедшим. Он прекрасно понимал, что не только его карьера, но и само нормальное существование висели на волоске. Лишение допуска к секретным работам, увольнение из института по особой статье, клеймо на всю жизнь…
– Какая же сволочь это сделала? Удавлю!
– Сегодня, сэйлор, никаких действий не предпринимай! А завтра придумаем что-нибудь, – наставлял Шатский, прекрасно понимая всю серьезность происходящего.
Прошла кошмарная бессонная ночь, и наступил новый рабочий день. Почти всю его первую половину Вася просидел у своего стенда, тупо уставившись в экран осциллографа. Скорее даже не логический анализ, а интуиция указывали на Ахмеда, только на него.
В это время Шатский тоже занимался не своей непосредственной работой, за которую инженер получает зарплату. Он, можно сказать, проводил опрос свидетелей. Просчитав всех сотрудников, которые в принципе могли находиться в помещении лаборатории во время обеденного перерыва, следователь осторожно и ненавязчиво постарался выяснить, кого и что они заметили в это время. Несколько мужчин – заядлых любителей шахмат – как всегда сражались за шахматной доской в уголке за стеллажами. Они ничего интересного   сообщить не могли. Но вот Людмила Викторовна, женщина средних лет, как обычно, не уходила в столовую, а довольствовалась принесенными из дома продуктами. Она и рассказала, что обратила внимание на Ахмеда, который вроде бы что-то искал у мусорного бачка-контейнера. Людмила Викторовна даже хотела подойти к нему и помочь… Однако, пока она раздумывала, Ахмед закончил свою возню и ушел.
Это еще раз подтверждало выводы о непосредственном участии Ахмеда в краже секретного отчета.

Выйдя с территории института на время обеденного перерыва, приятели продолжи-ли обсуждать возникшую ситуацию. Вася твердо стоял на своем:
–  Я  уже все решил: не может такой негодяй жить среди людей!
– А о последствиях ты подумал?
– Теперь мне все равно, хоть сделаю что-то хорошее в своей жизни. Избавлю человечество хотя бы от одного подонка. Сколько еще ужасов он может натворить…
– Нет, сэйлор, ты не прав. Вернее сказать, с самим Ахмедом, может, и так, может, все сказанное тобой справедливо, но обрекать на большое горе его близких ты не в праве. У него же есть жена, ребенок, есть старые родители…

К великой радости Шатского, который переживал за Васю и беспокоился, чтобы тот не придушил бы Ахмеда, все развязалось иначе, без участия негодующего «сейлора». На другой день Ахмед не вышел на работу. Его нашли случайные прохожие недалеко от дома, сильно избитого, со сломанной ногой и сотрясением мозга. Вызвали скорую помощь, которая привезла Ахмеда в больницу, где его положили  в реанимацию.
– Кто-то опередил тебя, сэйлор, –  рассуждал во время обеденного перерыва  восстановивший свое душевное равновесие Васин покровитель. – Видно, на душе Ахмеда были и другие смертные грехи.
Вася только молча вздыхал. Ему было как-то неуютно и грустно. Порой даже становилось  жалко избитого негодяя.
– Вот ведь как бывает, – продолжал Шатский. – Такое и нарочно не придумаешь. Это похоже на месть свыше.
– Я всем своим существом понимаю, что Ахмед заслужил такую кару, – увещевал сам себя потенциальный мститель. – Но все равно…
– Прекрати! Ведешь себя, сэйлор, как кисейная барышня. Лучше давай подумаем о твоем, да и моем дальнейшем поведении.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что найдутся люди в нашей лаборатории, которые, и не безосновательно, подумают, что именно ты причастен к избиению Ахмеда. Думаешь, наши взаимоотношения, наше поведение никого не заинтересовали? Как бы не так. Люди есть люди. Помяни мое слово, начнутся обсуждения и осуждения. Вполне возможно, что некоторые любознательные товарищи даже попытаются кое-что выяснить у тебя, а может, и у меня.
– Что же делать?
– Да ничего! Нужно уходить от таких разговоров, а если не получится, то просто отмалчиваться.
– А если спросят впрямую?
– Хм? Все равно не отвечай: ни «да», ни «нет».
– Просто так молчать?
– Молчать, конечно, только в крайнем случае. Лучше постараться перевести разговор на другую тему. Ты пойми, что сказать «да» просто невозможно. Даже объяснять не буду. Но и «нет» тоже говорить глупо. Во-первых, не поверят, а во-вторых, окончательно посчитают именно тебя основным организатором содеянного. Уж так устроены люди.
– Значит, не отвечать по сути?
– Вот именно. Пусть думают что хотят. Некоторые станут тебя побаиваться, а другие – даже уважать.

Только через несколько месяцев лечения  Ахмед Арифулин смог выйти на работу. Выглядел он неважно и вел себя откровенно замкнуто. Ходил теперь Ахмед опираясь на палку. Но физический недуг не отразился на его карьерном росте: вскоре он занял должность заведующего лабораторией, а затем и заместителя начальника отдела.
К тому времени Вася Внуков уже ушел из отдела. По рекомендации Шатского теперь он работал в новом подразделении института, обеспечивал доработку, настройку и испытание создаваемых «почтовым ящиком» изделий на полигонах. В командировках и платили существенно больше, и убыстрялся карьерный рост, да и вообще было перспективней как с точки зрения повышения рабочей квалификации, так и основных человеческих интересов. Испытательные полигоны располагались в разных местах нашей необъятной Родины, так что поездить по стране, побывать в ее укромных уголках, встретиться с самыми неожиданными ситуациями было страсть как интересно любознательному молодому человеку.
Пребывая на основной территории института и встречаясь с Ахмедом, Вася делал вид, что не знает его, скоро проходил мимо. Но в душе что-то ныло. Словно какой-то старый долг, который он был обязан отдать, оплатить, но не удалось…

Даже спустя много лет, став уважаемым специалистом и Василием Петровичем, он часто вспоминал этот эпизод из своей жизни и сожалел, что  не он переломал Ахмеду ноги, не он совершил праведную месть.
Зато Шатский с тех пор поверил в какую-то высшую силу справедливости, которая заслуженно проучила негодяя и пасла от греха толкового парня.