Внизу, около оцепления, люди пришли выступать в поддержку Руцкого. С Белого дома стали стрелять в толпу, пули рикошетили от асфальта и задели нескольких прохожих. Гражданские и провокаторы кинулись на солдат, отнимать у них оружие. Несколько солдат внизу было убито. Я взял автомат у мертвого солдата и расстегнул подсумок. Весь подсумок был в крови. Ко мне подбежал кто-то в гражданке, с «ксивой", и спрашивает: «Вы кто?». Я ему показал свою «ксиву». Он побежал дальше. У гражданских внизу появились автоматы, с оружием они сразу исчезли. Пальба прекратилась, в рупор стали кричать: «Не стрелять!» Руцкой и Хасбулатов своих остановили. Я спустился вниз. Обычные люди и медики (здесь были «скорые»), но стали подъезжать и другие машины, оказывать раненым помощь. Два убитых внизу и один на балконе так и остались лежать, белые, с открытым ртом. Опять война. Я был в шоке. Смотрел на пацанов, автоматов у них уже не было, забрал только подсумки. Понёс всё это в машину, кинул себе в багажник. Так я встретил Афган, но Афган по-русски. Люди, и мужчины, и женщины, стоящие за оцеплением, кинулись на солдат, на своих родных детей, избивая их до крови, силой забирая у них оружие и готовые убить! Кого?! Он может ваш родственник, или сын ваших знакомых. Он русский! И вы убиваете своего, революцией делаете аборт. Что это за свободная страна будет?
Да, КГБ прошляпило всё. По улицам ходили агенты ЦРУ и провокаторы. Останавливали технику, избивали солдат и офицеров. И не понятно за кого Армия. Сначала пришла защищать Руцкого и Хасбулатова, потом перешла за пьяного Ельцина. Эх! Пьяная Россия! Что тебя ждет? Сталин, чтобы спасти Россию после Великой Отечественной Войны, в Америке не стал брать кредиты. Наши отцы и матери восстанавливали Россию своим трудом. А мы просрали золотой запас страны, он ушёл красиво к жидомасонам в Америку. И Ельцин под колпаком ЦРУ и Березовский, первый агент ЦРУ, брали кредиты. Но, Россия – великая страна! Мы выстояли. Тишину у Белого дома разрезал рупор, Руцкому и защитникам Дома предлагали сдаться. Руцкой отказался. «Альфа» в первые дни отказывалась штурмовать Белый дом. А с кем там воевать, такие же «альфовцы» и «афганцы», как они, как я. И здесь, со стороны гостиницы «Украина», послышался лязг боевых машин. Один танк выехал на Новоарбатский мост, лихо развернулся, поднял ствол в сторону Белого дома. Минутное молчание и выстрел. Чёрт подери, не может быть! Что это? Здесь же жилые дома. Снаряд вошёл в пролет окна, зацепив стену откоса окна, влетел в Дом и там разорвался. Защитники Дома, стоявшие на крыше, стали разбегаться и прятаться. Руцкой в микрофон пытался остановить беспредел. Танк Т-80 выстрелил ещё два раза. Стрелял в проемы окна, хотя получалось не совсем метко. Говорят, что стрелял сам Грачёв, который, став Министром обороны, в следствии своей тупости и своих тупых действий положил пацанов и танки в Грозном. Кто бросает технику в город? Сначала идет пехота, освобождая дом за домом, а танки идут в поддержку, подавляя огневые точки противника. Нашу технику пропустили до площади Минутки, сожгли передние и задние машины, танки и БМП, и колонна застряла в городском квартале. Мёртвые, обгорелые солдаты и офицеры целые месяца лежали брошенные у площади Минутки. Их клевали вороны и растаскивали голодные дворняжки. И Грачёву дали Героя России! Но мы и здесь выжили, мы победители!
По телевизору ничего не шло, только симфония Чайковского и «Лебединое озеро». Я люблю и уважаю балет, но смотреть целыми днями как-то поднадоело. Потом показали Руцкого, еще до обстрела Белого дома, Хасбулатова, Пуго, все бледные и испуганные. У Руцкого руки трясутся. Это даже на экране видно, а умный оператор именно на руки Руцкого и направил камеру. Ораторы из Руцкого и Хасбулатова оказались хреновые. А Ельцин, пьянь, в это время танцевал на броне, зажигал. ЦРУ подсунули ему уже написанную бумажонку, и он активно агитировал молодежь и народ. В итоге Ельцин, не разъясняя народу, развалил Союз быстрыми темпами, развалив структуру и экономику. Мы получили ноги Буша. Целуй американские ноги, Россия (куриные окорочка).
Россией завладели голод и бандитизм, криминальные структуры, продажные спецслужбы, выдача государственных тайн. У меня не было выходных – усиление, всем быть на месте. Сначала мы были в 108 отделении, на Пушкинской, потом в 12-м отделении (ст. м. Аэропорт) на усилении, а сейчас в 63-м отделение на Беговой. Попиваем, в меру дозволенности, водку, закусываем тушёнкой. После первого боя у Белого дома, на следующий день я взял бронежилет. Когда я, у убитого солдата, взял автомат АК, я сразу понял, что это понадёжней АКСУ. И уже впоследствии усиления, в оружейке, я брал АКМС не укороченный. Опять, как и в старые добрые времена, типа, тревога. Надо блокировать улицы и переулки у Белого дома. Нас всех, и спецов, и ментов, и оперов собирают на Площади 1905 года у метро. Мы в гражданском, остальные в форме. Друг друга никто не знает, все о чем-то болтают. Я со своими – Даньшов, Сучилин, Шмойлов. Идёт команда строиться. Я замечаю, что, разбившись по двое, идут шесть человек. Идут ровно, с армейской выправкой, в спортивных костюмах и со спортивными сумками. Они прошли не прячась, через наших, которые разбрелись до перекрёстка. Пройдя Площадь 1905 года они исчезли вдоль Беговой улицы. Я сказал своим, что это странные ребята, видно, что профи. Надо бы их обыскать, но тогда было не до меня.
Мы, прикрепленные к 63 о/м, строимся ближе к метро, ближе к домам, где стоят палаточно-торговые кооперативные магазинчики. В них работают нерусские, может армяне, не важно. Выходит генерал ГУВД и начинает говорить, что надо, чтобы никто не вырвался с Белого дома. Надо не допустить, чтобы к ним пришли на помощь. Есть сведения, что к ним идёт помощь, и защитники с Белого дома попытаются прорваться. На этом его речь оборвали автоматные очереди. Такой паники я ещё не видел. Как тараканы в разные стороны, они прятались, боясь за свою жизнь. Опыта войны у этих ребят нет, да и откуда. Я сразу присел, стал глазами искать откуда ведётся стрельба и оценивать обстановку на месте. Идти и делать не обдуманные движения в такой панике опасно, свои постреляют. Я, Шмойлов, Сучилин и Даньшов приняли решение отступить и спрятаться у торговых палаток, но, упаси Господи, только не внутри них. Ты сразу становишься заложником. Только мы тронулись к палаткам, как по нам ударили. Пули от асфальта рикошетили рядом. Было много зевак, это же центр Москвы. Кричал раненый парень, под пулями бегали маленькие дети, чьи и где их родители – ничего не понять. Хуже всего, когда страдает мирное население. Рядом с нами, закрыв уши руками, кричала девушка. Рядом, закрыв её руками, сидел парень. Совсем молодые, лет по 16-17. Мы забираем их с собой, прикрываем. По нам стреляли из окна чердака дома с правой стороны, от центра к «Беговой». Я сразу его увидел. Как в Афгане, думать некогда. Он, похоже, перезаряжал автомат. Я выстрелил короткую, и следом ещё короткую. Человек опустился, автомат и обшивки рамы упали вниз. Ребята говорили, что и он упал. Я этого не видел. Мы – к палаткам, по нам ударили. Я кричу продавцам: «Выходите из своей железки!» Но они закрываются от нас, думая, что обшивка профлиста торгового вагончика спасёт им жизнь.А там, между палатками, люди добрые и не добрые, идя в метро или выходя из метро, или попив у вагончиков пивко, справляли нужду. Первый прыгнул Даньшов, потом Шмойлов, потом я, потом Сучилин, потом парень и девчонка. Но парень был внизу, а девушка на нём. И в этот момент по нам так ударили, как в те добрые времена, в ущелье. Пули пробивали вагончики насквозь. Люди, как мыши, запертые в ловушке, кричали и стонали. Я кричал, ложиться на пол. Но, разве что услышишь в такой суматохе. Пули ложились прицельно, я узнавал своих «афганцев»-разведчиков. Коцали да визжали пули, «тюк-тюк», прямо рядом с головой. Видимо, у них были рации. Умело и умно обошли и обложили, как в прочем написано в учебнике, ничего нового. Пули ложились всё ниже и ниже. Сучилин попросил нижнюю часть от бронежилета. Я отстегнул нижнюю часть и кинул ему, он положил, то есть укрыл голову. Я и Сучилин стали говорить, чтобы девчонка опустилась ниже, сползла с него, а она говорит, что здесь дерьмо. Тут её пробивает пуля, она совсем еще ребёнок. «Ай», – всё, что она смогла произнести и обмякла. Пацан стал звать её по имени, плакать. Я матом ему, чтобы лежал и не шевелился. Бил, видимо, снайпер. Пацан плакал и гладил её по волосам, изо рта у неё пошла кровь. Лицо становилось белей и белей, смерть овладела ею. Я говорю, что надо выбираться. Встаём. Бой временно прекратился, надо воспользоваться этой передышкой. Снимаем с пацана девчонку, она мертва, но парень вцепился в неё мертвой хваткой. Берём её, выходим из палаток, все в грязи, в дерьме, с автоматами. Здесь тоже паника. Милиция стреляет не понятно куда и по кому, много раненых и убитых гражданских. Но об этом вам не скажут, да и меня попытаются заткнуть. В новостях об этом не говорили, Ельцин прикрыл лавочку. Трон он получил , как тогда говорили – без человеческих жертв.
Эти убиенные молодые жизни на его совести, на совести Руцкого и Хасбулатова. Не успели сделать и шаг, бежит милиционер старлей с пистолетом и еще двое милиционеров, направляют на нас стволы. О, Боже, лица перекошенные, руки трясутся, но у нас аргумент посерьезней – автоматы. Мы говорим, что свои и показываем удостоверение. Как друг друга не постреляли? Мы же по гражданке, офицеры и бойцы за Руцкого тоже, вот и думай кто за кого. К нам подъехал УАЗик и водитель с 12 о/м, пацана, девчонку и других раненых загрузили к нему в машину, и он рванул в Боткинскую больницу на Беговой. Кажется, Даньшов Сергей уехал с ним, а мы остались втроем.
В Боткинской больнице было много раненых, гражданских и милиционеров. Там же была женщина-корреспондент. Она взяла у водителя УАЗика интервью, как он, под пулями, рискуя своей драгоценной жизнью, спасал, выносил из-под пуль раненых. Ему за это дали медаль «За Отвагу». За эту кровь, за этот бой должны были наградить нас, но честно – вспоминать противно, не то что получать что-то. У нас как всегда, как с панфиловцами. Да он не плохой парень, может для него это и подвиг. Да хрен с ним.
Как-то я встречался с разведчиками на 9 мая, пара фраз, и мы поняли – он и я там были. Просто подняли тост, обняли друг друга, почтили память погибших и расстались. И опять же, в этой жизни не понять, кто красный, кто белый.
Только машина тронулась, опять началась пальба, но уже одиночными. Мы опять за палатки. У палаток жуткое зрелище, всё в решето. Стучимся, никто не открывает. Мы решаем через забор, уйти между домами, а то свои застрелят. Забор высокий, более двух метров. Прикрывал Шмойлов, «кубик», здоровый кабан. Как сайгак, он преодолел это препятствие, потом Сучилин, потом я, прикрывая друг друга. Над нами тоже было чердачное окно. Я залез на забор, чтобы не зацепиться за штыри, прыгнул и почувствовал вес броника, 15 кг – не шутка. Двинулись дальше, пригибаемся. Уже метро и Площадь 1905 года. Можно и распрямиться, и тут «дзинь», окно разлетается на маленькие осколки. Пуля прошла в пяти сантиметрах от головы Сучилина, он ругнулся о том человеке что стрелял, и мы ускорили шаг. Идём в сторону Тишинского рынка. Москва вымерла. Тут машина «Волга», мы тормозим её. Увидев нас с автоматами, водитель очень испугался, ведь уже вовсю друг в друга стреляют Солнцевские и Люберецкие бандиты. Водитель, заикаясь, спрашивает: «Что случилось?». Мы отвечаем, что там стреляют, а он «по газам» и удирать.
Шмойлов быстро забежал в квартиру на первом этаже показал удостоверение сотрудника милиции. Позвонил в 63-отделение. И за нами выслали УАЗик. Мы все грязные, я снял тяжёлый броник, и только тогда почувствовал облегчение и легкость. Мы приехали в 63-е, куда нас прикрепили. Там рассказываем, как было, немножко махнули водки, закусили, помянули убиенных. Вечером к нам приходит усиление – краповые береты «Витязь». Очень достойные крепкие ребята. Мы и они перед входом в отделение на улице, места там мало. На улице уже темно. Братки в сфере в камуфляже с оружием. Командир 63 о/милиции Громов И.И. говорит, что есть секретная информация из Белого дома. Прорвался БТР с боевиками. Им нужно оружие и боеприпасы, это и понятно, экономить патроны нужно было и запастись им теперь надо. Командир отделения внутренних войск говорит Громову: «Мы в Вашем распоряжении, ставьте задачу». Громов говорит, что нужно защищать отделение и оружейку, и тут Сучилин говорит, что среди нас есть боевой «афганец» Черных и он знает что делать. Громов спрашивает, какие есть соображения. Я говорю: «Если будем в здании (это жилое здание), отделение занимает первый этаж и подвал, я бы вас выкурил и овладел оружейкой за 5-10 минут». Спецы со мной согласились. «Далее, связи с секретностью, говорить о расположении не будем. Предлагаю из оружейки погрузить всё в машины и вывезти на ипподром, усилив охраной. Если те, кто едет сюда, завладеют отделением милиции, они получат пустое здание. Мы же машинами закрываем проезд, занимаем круговую оборону на улице, снайпера на крыше».
Ждем час, а может больше. Прошло уже часа три, рассветает. По рации передают, что БТР прошел мимо нас в сторону области. И спецы погнались за ним. Так что учение даром не проходит, секунда, и ты уже опять в бою. У меня не было тревоги или страха, уснул я спокойно. Единственное, что тронуло меня – это погибшая на моих глазах красивая молодая девушка. Все забыл, а эти события ночью вспоминал и до утра не мог уснуть. А завтра забуду, закину на свою полку, а вот сейчас об этом вспомнил.
Всё в стране стало меняться. На следующий вечер я шёл домой, бросив свою машину. Москва вымерла, Ленинградский проспект пустой, свет не горит. Я уже у своего дома, дом №9 на Ленинградском проспекте, вдруг, звук машины. Едет бортовой КАМАЗ, набитый людьми с оружием. Кто они? Кричат, орут. Вот вам и революция. Оним словом – пьянь. Такие в 17-м году убивали и насиловали женщин, расстреливали интеллигенцию. Свобода?! Но я до сих пор не понимаю, от кого свобода? В центре Москвы, на Арбате, на Тверской жгут костры, наступили 90-е. Бандитизм и передел сфер влияний, и только мы, спецслужбы, сохранили верность присяге Родине. Да, мы тоже «крышевали» банки и гостиницы. Выжить в 90-е годы и остаться человеком, сохранить честь и достоинство, было не просто. Мы всегда шли наперекор мафиозным структурам. Всегда доказывали солнцевским, балашинским, чеченцам, кто в доме хозяин. Но об этом уже в другой книге.
Мне пришлось отработать еще три года. На своём пути встретил я хорошего парня, боевого друга, Петра. Рассказал ему про Белый дом, как брал Михася, солнцевского авторитета, на «Динамо» вместе с Сучилиным и Шмойловым, Тушинских бритоголовых бандитов, Строгинских, Балашинских и Люберецких бандитов. В борьбе с преступностью в г. Москве арестовывали Атарика и Япончика. Кстати, последний мне понравился. Столкнулся с ним в одно время, разошлись ровно. Уважает погоны. Как ребёнка взяли в заложники, и я ходил на переговоры с бандитами, и не знал, уйду оттуда живым или нет, но одно знал наверняка – одного или двоих, заберу с собой. Шакалы чуют волка издалека. Поговорили мы с Петром по-дружески, рассказал я ему о своей работе и к нему уволился с органов МВД, продолжая бороться с преступниками. Да, ждала меня законная военная пенсия, за Афган и за ранения, всего 3500 тысяч рублей, но я на Родину не в обиде. Мы отдавали свои жизни и были верные присяге не из-за денег. После Белого дома душа как будто опустела. Дележка власти на моих глазах по трупам россиян тронула моё сердце. Я не верю власти, как-то не по-человечески всё это. Но Россия выздоровеет, я уверен. Она излечится от взяток, от нежелательных чиновников, от «оборотней». Я знаю, что всё это ляжет на твои молодые плечи. Мы тоже были молодыми, как ты, и несли знамя России. Теперь это знамя нести тебе, друг!
Из пепла возгорится пламя. Взлетит Орел наш над Россией, взмахнёт своими крыльями, закроет нас от стрел врагов, как раньше, на поле брани. Слава России, мой друг! Россия вперед! Мы победители, и обязательно победим. Ура!
Здесь, где мы лежали между палатками, росли большие московские тополя.
В 1993 году, как и в 1918 году убивали своих братьев и сестер.
***
Посвящается сотрудникам МУРа,
сотрудникам АЛЬФА, СПЕЦНАЗУ,МВД,
генералу Чекалину, полковнику Громову И. И.,
Сучилину В. Н. и Шмойлову В. Б.
Тополя-тополя,
А пули свистят над нами.
Неужто, это город Москва
И Красная площадь, Кремль рядом?!
И плачет на Спасской башне знамя,
Здесь не Афган, а Россия.
И снова с АКМ, летят пули и пламя.
И рядом со мною рыдает пацан.
На груди у него убита девчонка.
Кто знал.
Что смерть придет на Площадь 1905 года
И здесь в Москве,
Оборвется её юная жизнь навсегда.
Игорь Черных
После этих событий я много встречался с В. Ивченковым, рассказывал про Белый дом. Валера работал в прокуратуре, и он разоблачил «Белую стрелу», в которой были офицеры, сержанты милиции и военные, которые своими методами боролись за справедливость. На самом деле, он мой друг, я на его стороне, но мне жалко было тех офицеров, которые боролись с преступностью, которые сами оказались за решёткой. Фильм «Меч», где сотрудники МВД и офицеры борются с преступностью, такой была и «Белая стрела». А сейчас Валеры нет, его убил киллер, разрядив в него обойму. Когда он снимал у 5А у командира «духа» куртку, две наши пули легли у поясницы «духа», Валера и я в него стреляли. Я брезговал одеждой с трупов, даже если она была супер. Когда киллер убил Валеру, пули также легли, как на куртке душманского главаря. И снова я с автоматом, как в старые времена. Здравствуй дружище, хочется обнять и прижать его к груди, мой АКМС.
СССР расколот на части, Горбачёв против Ельцина, в округе собирает все военные части. Прощай страна, СССР. Пришла Россия, новая. Люблю тебя я, Родина. Белый Дом побелили, но дьявольский очаг остался там. Сердцу не прикажешь, боль за погибших людей осталась, но Родина выстояла. Люблю Россию я, сильную, могучую!
На Площади 1905 года по нам стреляли такие же разведчики-«афганцы», как и я. За что мы воевали не понять. Мирное время. Я за присягу, они за Руцкого и тоже за присягу. Да и как иначе, конечно, за присягу. Мы единый народ. Как жаль, что такие спецы, как мы ушли в частные структуры. Я – снайпер, разведчик, опер. Государство учило меня воевать, служить Родине. Мы роботы для войны, мы должны обучать молодых, передавать опыт. Я еще не видел фильма с Брюсом Ли, но нунчаки мы крутили. Я не знал, что и кто такие ниндзя, но мы бросали в цель «звёздочки». Не знаю, правда и сейчас для меня загадка, откуда разведчики это знали. Наверное, были в Японии, в Китае, в Лаосе, на Кубе, во Вьетнаме. Спасибо за награду, на которой написано «За пределами государства». Наши разведчики и сейчас везде и готовы отдать жизнь за Россию в любой точке мира…
Я к Петру ушел из своей группы первый. Спросите мое мнение – «У друга работать легче, чем у чужого?», – «Нет, тяжелей». Он может многое простить, но ты это понимаешь и должен больше отдавать себя работе. В 90-е приходилось встречаться каждый день, объяснять этим бритым тупоголовым, кто хозяин в стране. Мы верные присяге, отдавшие лучшие свои годы Родине. Но я об этом не жалею, я горжусь своей Родиной, своим сыном, своим другом, который сейчас остался у меня один.
Тополя во дворе шумят, где у ограды погибла юная душа, красавица нашей России. Может уже забыта этим парнем, за что она погибла, она просто гуляла в Москве, училась, хотела работать, выйти замуж. Она была бы хорошей мамой. Это мы её не уберегли, а убийцы на свободе.
Белый дом, обугленный, почерневший, постаревший, брошенный. Руцкой и Хасбулатов сдались, Пуго застрелился, а эти убиенные солдатики сейчас бродят вокруг Белого дома, их ветер московский трепет и сушит. За что вы отдали жизни, дети своих матерей, дети России? Долго стоял Белый дом на поругании оппозиции. Я там стараюсь не задерживаться, «логово дьявола» – сказал как-то Ивча. Он прав. Логово Дьявола, не иначе. Мы пережили Афган, 90-е годы, беспредел «оборотней». Но для меня Родина и присяга высшая награда, Россия – моя мама! Великая и непобежденная красавица Россия!
Мы возвращаем свои земли, сейчас сплотился наш народ в единый кулак, мы вернули Крым, нам не страшны санкции. Они не знают нас, русских, и нашу душу, наш патриотизм.
Обугленный, почерневший, постаревший, брошенный белый дом.
В 1993 г. Я Черных И.А, Сучилин В. Н., Шмойлов В. Б., участвовали в штурме белого дома.
***
Площадь 1905 года, да было время и была погода.
Несли мы в 93 году бремя,
Не знали что в Москве.
Возгорится снова пламя,
Горят костры!
И на Арбате, у Кремля,
И Белый дом дымится поверженный.
Они сдались, все не смогли пробиться.
Игорь Черных