Мы скорее походили на двух подруг или сестёр, нежели на маму с дочкой. Так хорошо, так молодо она выглядела в свои сорок пять лет. Каштановые волосы, вьющиеся широкими крупными локонами, обрамляют скульптурное лицо, ниспадают до лопаток. Талия сохранила девичью тонкость. За последние годы изменения коснулись только плеч и бедер, что обрели мягкую романтичную округлость. Поэтому теперь мама практически не носила брюки. В тот день она отдала предпочтение зеленому платью из легкой струящейся ткани, льнувшей к коленям.
Мы оставили машину на одной из центральных улиц. Первые этажи зданий здесь занимали всевозможные бутики и магазины с броскими вывесками. Манекены в витринах облачились в пальто и жакеты, высокие сапоги и ботильоны на толстых каблуках. Цвета преобладали пудровые, бежевые, золотистые, словно город готовился к осеннему балу.
Мы внимательно изучали новые коллекции, примеряли десятки вещей, сводя с ума роботов-консультантов, только и успевающих приносить нужные размеры и предлагать дополнения в виде поясков и шейных платочков. Мама крутила меня перед зеркалом, придирчиво изучая каждую складочку на одежде. Ей хотелось, чтобы единственная дочь выглядела идеальной. Чтобы сотни тысяч зрителей увидели меня такой, какой я всегда была в маминых глазах. Красивой. Юной.
Нам приглянулась атласная блузка цвета слоновой кости с воротником-стойкой. В угловом магазине с витриной, стилизованной под уличное кафе, мы подобрали прямые светлые брюки и длинный узкий жилет с квадратными карманами на бедрах. Мама решила, что сочетание нежности и делового стиля – то, что нужно. Я буду выглядеть женственно, но в то же время не дам забыть, что в первую очередь пришла как эксперт в своём деле.
Решив первостепенную задачу, мы продолжили свое путешествие по магазинной улице. В основном навстречу нам шли такие же весело болтающие женщины в комфортной обуви и больших солнечных очках, закрывавших треть лица. День выдался не жаркий, но светлый. Будто осень предоставила лету возможность попрощаться с городом в ласковой, но не фамильярной манере. Обнять, но не прижимать к себе, оставив на волосах лёгкий шлейф цветочно-ягодных духов.
Когда картонные пакеты с сочными логотипами и шуршащей упаковочной бумагой уже с трудом можно было удержать в руках, на глаза нам попался ресторанчик от силы на десять столиков. Интерьер дизайнеры оформили в десертных сладких цветах. Стены украшали фотографии с показов мод – современных и состоявшихся много десятков лет назад. Всё располагало к продолжению похода по магазинам после завершения трапезы.
Мама остановила свой выбор на овощном супе-пюре и порции тончайших блинчиков с осетровой икрой. Я заказала запеченный под сырной шапкой рис с белыми грибами. Когда официант поставил в центр стола запотевший графин с домашним лимонадом, я нерешительна спросила:
- Мам, куда обычно устраиваются работать дети из питомников?
- Туда же, куда и прочие служащие. Часто их готовят к некой особой работе, так что с начальной школы ребята уже представляют, чем будут заниматься в будущем. А почему ты спрашиваешь?
- Просто я недавно задумалась о том, что не знаю ни одного служащего, вышедшего из питомника. В нашем доме и домах моих знакомых они не работают, - здесь я немного приукрасила свои знания. В действительности, никаких опросов на эту тему я не проводила. Доверилась рассуждениям Трины. – И 613 никогда не рассказывала мне о таких людях.
- В этом нет ничего удивительного. Конвенция жестока, но функции свои выполняет. Страх перед смертью, страх за судьбу ребенка делают своё дело, и девушки редко решаются на связь вне брака. Институт семьи у служащих очень защищен.
- И всё же? Ты когда-нибудь интересовалась судьбой детей, которым помогает твой фонд? Ты знакома с ними лично?
- Ты же знаешь, Конвенция запрещает любые контакты этих детей с внешним миром до достижения ими четырнадцатилетия.
- Неужели тебе не предоставляют статистику их трудоустройства, например?
- Нет. Не предоставляют. Только бухгалтерские документы, подтверждающие, что средства израсходованы в соответствии с целевым назначением, - мама едва заметно нахмурилась, уперлась точеным подбородком в тонкие пальцы, сцепленные замком. – Мне не совсем понятен твой интерес. Раньше ты никогда не вдавалась в детали работы моего фонда.
- Мне пришла рукопись на электронную почту. Анонимная. Сюжет связан с питомниками, и получается, будто бы детей используют как доноров для заболевших жителей, - я снова исказила правду, чтобы не выдавать секрет Трины. Не навредить ей в очередной раз.
- Глупость какая, - она опустила руки на стол и внимательно посмотрела на меня. – Как такое возможно, сама подумай? Это же нарушение прав человека, а все питомники – государственные.
- А сама по себе жизнь служащих – не нарушение прав человека?
- Это особенности кастовой системы. В рамках касты их права не ущемляются.
- И всё же, я не могу об этом не думать, - не нашлась, что ответить, я.
- Вот и напрасно. Кто-то дал волю совершенно неуместной фантазии. Удали это письмо, и всё.
- А что, если это правда?
- Солнышко, если тебе пришлют сказку о единорогах, ты тоже будешь мне доказывать, что они существуют? – мама улыбнулась и указала глазами на дымящуюся лепешку, только что выставленную на наш стол. – Кушай, пока не остыло.
- А если я скажу, что слышала, как это обсуждает прислуга? Им-то рукопись никак не могла попасться на глаза, - я предприняла ещё одну попытку разговорить маму.
- Кто именно из прислуги?
- Не помню точно. Я слышала голоса на кухне, но не видела, кто там был, - неопределенно отмахнулась я.
- Служащие – люди без высшего образования и в целом не очень просвещенные. Что им остаётся, кроме как придумывать мифы и байки? Это как страшные истории у костра в туристических поездках.
- Но откуда-то же эти слухи берутся?
- Давай сделаем так. В следующий раз я возьму тебя с собой, и ты своими глазами всё увидишь. Договорились?
- Договорились, - я кивнула, и чтобы не расстраивать маму, перевела тему разговора на предстоящую свадьбу Евы. После супа, порции десерта и обсуждения во всех подробностях Тони Валентайна и его семьи, наш диалог вернулся в прежнее расслабленное русло.
В студию мы с Алексом приехали вместе. Он выбрал для съёмок приталенный пиджак глубокого синего цвета, белоснежную рубашку и тёмные джинсы с грубым кожаным поясом. Юный, хваткий, целеустремленный. Именно так он и выглядел, уверенно двигаясь по коридору в сторону гримерной.
- Волнуешься? – он стиснул моё плечо и мгновенно отпустил.
- Есть немного. А ты?
- Больше, чем ты можешь себе представить, - он смущенно улыбнулся, и меня поразила эта несвойственная для него эмоция.
Когда я устроилась в кресле напротив большого зеркала, девушка гример окинула критическим взглядом моё лицо, собрала из моих завитых легкими волнами волос небрежный пучок на затылке и приветливо улыбнулась.
- Меня зовут Мия. Я буду делать вам макияж для съёмок. Думаю, мы просто выровняем цвет лица и подкрасим ресницы.
- Полностью доверяю вам, - я улыбнулась в ответ, и Мия приступила к работе, накладывая тональные и кремовые средства из пузырьков и баночек всех цветов и размеров. Когда она закончила, мне показалось, что я выгляжу младше своего возраста. Матовая кожа, слегка тронутая персиковыми румянами, тонкие мягкие ресницы.
- Ну как? – Мия поймала мой взгляд в зеркальном отражении.
- То, что нужно. Спасибо.
- Если в студии будет душно, не переживайте. Тональная основа очень стойкая. Лицо не заблестит часа четыре, как минимум.
- Отлично.
Через полчаса нас с Алексом пригласили в студию. Из других коридоров выходили остальные участники передачи. Гвендалин Лисс в жизни оказалась моложе, чем я её себе представляла. На вид ей было не больше тридцати. Плотная, невысокая, коренастая девушка широко улыбалась своим будущим собеседникам. Её короткие волосы стояли разноцветным ёжиком – жёлтые, рыжие, красные, золотистые пряди переплетались зафиксированными гелем колючками, обнажая острые, будто у эльфа, уши, исколотые крошечными гвоздиками. При всей яркости её причёски, в подборе одежды Лисс проявила себя куда более лаконично и строго. Узкие серые джинсы с тканевыми подтяжками, стянутыми на спине декоративной булавкой, простая черная футболка с надписью «#книгофил».
Натан Онелло в клетчатом костюме прошёл к одному из кресел, не поприветствовав никого из собравшихся. Я всматривалась в его лицо и пыталась понять, что Эвелина Ло нашла привлекательного в этом мужчине средних лет с тонкими сухими губами, скульптурным носом, светлыми водянистыми глазами. Бегло взглянув на него, в голову приходило заурядное слово «красивый», но при ближайшем изучении черты складывались в приторную, липкую картинку, от которой хотелось отвернуться как можно быстрее.
Директор школы, чьё имя я так и не запомнила, был самым старшим из гостей и самым спокойным. Доброжелательно улыбнувшись нам и пророкотав зычным голосом приветствие, он подошёл к Дью Далесски и завёл о чём-то разговор, уперев загорелую руку в упитанный бок. Из-под тонкого джемпера в мелкую изумрудную клетку выглядывал строгий воротничок коричневой рубашки. Начищенные до блеска широкие ботинки показались мне старомодными, но будто бы даже придавали его образу свою изюминку.
- Рассаживайтесь, господа, - пригласил нас Дью и занял своё место в центральном кресле. – Эфир начнётся через десять минут. Мы будем принимать сообщения от зрителей и отвечать на самые интересные вопросы, которые отберут мои помощники.
Мы с Алексом сели по правую руку от ведущего. Свободное кресло рядом со мной заняла Гвендалин Лисс, закинув ногу на ногу, демонстрируя изношенные кеды с яркими оранжевыми шнурками. На большом экране появились цифры, отсчитывающие последние секунды до начала эфира.
Пять, четыре, три, два, один…
- Добрый вечер, господа. С вами «Пятница» и ваш покорный слуга Дью Далесски, - он улыбался в камеру белоснежными, отдававшими лёгкой синевой зубами, свободно расположив аристократичные руки на подлокотниках. – Сегодня мы поговорим о самом уютном, самом осеннем, самом познавательном досуге. О современной литературе и её влиянии на умы и сердца подрастающего поколения. Теперь немного о наших гостях.
Дью Далесски рассказывал о рассевшихся в креслах людях, а я чувствовала неприятную жаркую испарину на ладонях, ставших скользкими и липкими. Алекс непринужденно улыбался в камеру. Натан Онелло и Пол Майло, так ведущий представил директора школы, изучали наши лица, что было вполне удобно. Сидели мы практически друг напротив друга.
- Самый юный главный редактор издательства «Бегущая строка», известный в сети блоггер и просто красивая девушка – Вера Файт, - Дью ободряюще кивнул мне, и я улыбнулась камере, чуть склонив голову набок. Презентация моей скромной персоны была замыкающей.
- Как все вы знаете, за последние несколько недель в новостях появилась информация о стрессах, которым подвержены дети, вынужденные близко знакомиться со списком рекомендованной литературы. В учебное время чтение книг отнимает те крупицы свободного времени, что остаются после выполнения всех домашних заданий. На каникулах депрессивные романы, очерки и рассказы влияют на хрупкую психику подростков, искажая настроение, порождая грустные мысли, искореняя желание веселиться с друзьями. Одним словом, делать то, что и подобает не обремененным тяготами взрослой жизни молодым людям. Так ли это? Можно ли приравнять литературу к очередной вредной привычке нашего века или чтение необходимо для всестороннего развития? Давайте же выясним это, ибо истина, как учил нас Сократ, рождается в споре.
- Вы ссылаетесь на Сократа, Дью, но смогли бы вы блеснуть яркой цитатой, не читая? – лукаво улыбнулась Гвендалин Лисс. Она сидела в профиль к камере и смотрела на него спокойно и доброжелательно.
- Знание цитат не предполагает знакомство с многотомными трудами, госпожа Лисс, - вмешался Натан Онелло, прочистив горло. – Основополагающие идеи, заложенные в книги, можно донести до детей проще, лаконичнее, быстрее и без излишнего морализаторства.
- Но как дети научатся излагать свои мысли понятно и красиво? Как освоят построение предложений, не читая мастеров слова? – не меняя выражения лица, писательница повернулась к депутату.
- Умение говорить красиво не равносильно интеллекту, не так ли?
- Если вы приводите в пример своих отдельно взятых коллег, то, безусловно, - Гвендалин склонила голову набок и игриво вскинула бровь, точно бросая мужчине вызов. Меня поразила её смелость. Эта девушка без тени смущения выразила то, что, откровенного говоря, пришло в голову и мне. Только я бы озвучить подобное на камеру никогда не решилась.
- Гвен, Гвен, милая, давайте не будем переходить на личности, - деланно рассмеялся Дью, заправив за ухо платиновую прядь.
- Отчасти я согласна с идеей госпожи Лисс, - я заговорила, и страх немного отступил. Мозг был слишком занят обрабатыванием тонны информации, подбором нужных слов. – Книги учат детей говорить правильно. Посмотрите на служащих. Список рекомендованной им литературы ограничен историей государства и парой идеологических романов. Что мы имеем на выходе? Единицы могут выражать свои мысли ясно и четко. Без междометий, просторечных выражений, подмены значения слов. Чаще всего их предложения состоят из глаголов, что и логично. Они привыкли делать, а не думать.
- Вам, госпожа Файт, чтение, очевидно, не помогло вникнуть в суть Конвенции. А суть её такова: каста служащих – это рабочая сила. Чем больше эти люди будут думать, тем ниже окажутся результаты их работы, тем выше поднимется их уровень недовольства своей жизнью.
- Позвольте вмешаться, господин Онелло, - когда я услышала эти совершенно незнакомые мне интонации Алекса, подумала, что в суде он, наверно, очень сильно раздражает своих оппонентов. – Возможно, заурядным работникам завода не обязательно говорить много и красиво. Но как на счет начальников отдела или старших смены? Помимо выполнения операций, они приходят с отчетами к руководству. Технический язык и без того не прост, но когда слова не состыкуются друг с другом, понять суть проблемы становится просто не возможно. И я знаю, о чём говорю. Мой дядя - руководитель автомобильного концерна. Впрочем, вы далеки от производства, поэтому давайте мы с вами вспомним наш обслуживающий персонал. Сколько в вашем доме трудится служащих? Если верить статистике за прошлый год – пятнадцать человек. Положим, кухарке и прачке тоже ни к чему литературный язык. Но как же горничные, которые встречают ваших гостей, отвечают на телефонные звонки, записывают для вас информацию? Или, может быть, вам доставляет эстетическое удовольствие пытаться не потерять нить рассуждения, когда вам рассказывают, что на столе за блюдо?
- Рассказать, что входит в состав блюда, может даже имбецил! - патетически воскликнул Онелло.
- Если после эфира вы дадите мне свой электронный адрес, я с удовольствием направлю вам ссылку на описание этого заболевания, потому что вы явно не освоили симптоматику до конца, - Алекс хищно улыбнулся. Он защищал меня, и это чувство нашего единства против общего врага, пусть даже и не самого страшного, придало мне уверенности в себе.
- Господин Онелло, книги развивают у детей фантазию. Позволяют им узнать о том, как живут другие люди. Как выглядел мир раньше. Что представляют собой другие страны и города. Книга может стать настоящим другом, научить быть добрее и порядочнее, - вновь заговорила я.
- Фантазия – это зло, госпожа Файт. Она порождает ложные представления о действительности. Книги необходимо запретить, как я уже неоднократно говорил.
- Подобные идеи отражены в романе «451 градус по фаренгейту» Рэя Брэдбери. В этом обществе запрещены книги, и посмотрите, во что превратились люди. В манекенов. В бездушную оболочку. Книги учат детей сопереживать, поступать правильно, отличать плохое от хорошего.
- Этот образчик экстремизма я уже давно бы внес в список запрещенной литературы. Книга, критикующая государственный строй. Где это видано? Ещё и зарубежная. Все эти выдумки развращают население. Как, например, в вашем случае. Сколько вам? Двадцать два года? К чему эта глупая игра в карьеру, если очевидно, что женщина и профессионализм – понятия не совместимые? Вам самое время рожать детей и заниматься их воспитанием, но, очевидно, с таким сложным характером и ненормальным для представителя вашего пола занятием, едва ли кто-то возьмет вас в жены.
- И снова я вынужден с вами поспорить, господин Онелло, - елейно улыбнулся Алекс, выбравшись из своего кресла. Он опустился передо мной на одно колено, как в сентиментальных мелодрамах, которые так нравились его матери, извлек из кармана пиджака бархатную коробочку, раскрыл её, и только тогда осмелился заглянуть мне в глаза:
- Вера Файт, я люблю тебя и хочу как можно скорее надеть на твой безымянный палец это кольцо. А поскольку, как ты знаешь, мне нравятся эффектные истории, я бы хотел рассказывать нашим детям, что ты сказала мне «да» в прямом эфире. Ведь ты скажешь «да»?
Дью Далесски сложил в умилении ладони и пристально смотрел на меня. Камера приблизилась к нам, очевидно, захватывая лица крупным планом. Натан Онелло гневно вздохнул, а я встала перед Алексом, стараясь сфокусировать взгляд на его глазах. Я смогла различить, как двигаются от волнения его зрачки. Ладонь, на которой лежала беззащитная трогательная коробочка, дрогнула.
Конечно же, я понимала, что рано или поздно наши отношения придут к браку. Но не сейчас. Не в студии. Не когда мы словно утратили часть взаимопонимания. Впрочем, когда я смотрела на изгиб пшеничной пряди у его уха, на крошечную родинку на щеке, любой ответ, кроме положительного, казался мне предательством. Предательством моих собственных чувств и представлений о счастливой жизни, которая едва ли была бы возможна без него.
- Безусловно, - я широко улыбнулась и протянула ему руку. Он ухватился за неё, поднялся с колен и, не отряхиваясь, надел мне на палец изысканное кольцо. Белое, увитое миниатюрными вензелями, увенчанное крупным сверкающим бриллиантом.
Он обнял меня и коротко поцеловал в губы. Дью Далесски принялся аплодировать и все, кроме Натана Онелло, последовали его примеру. Даже съёмочная группа, чьи силуэты можно было различить в темноте за светом софитов.
- Поздравляю, - шепнула Гвендалин Лисс, когда я вернулась в своё кресло, не отпуская руки Алекса. Я кивнула в знак благодарности и растерянно улыбнулась ей. Театральный жест Алекса выбил меня из колеи, сменив воинственный настрой на сентиментальный.
- О, господин Ло и госпожа Файт, мои ассистенты сообщают о шквале поздравительных сообщений, пришедших на электронную почту «Пятницы», - радостно возвестил Дью.
- Теперь, когда юная леди предстала перед нами в новом статусе, меня интересует один вопрос, - улыбнулся Пол Майло, - планируете ли вы изменить образ жизни, потому что, при всём моём восхищении, мне сложно понять ваши мотивы. Ваш отец более чем состоятельный человек, вашего будущего мужа, очевидно, ожидает блестящая карьера. Зачем вам работать?
- Благодарю за интерес ко мне, господин Майло, - директор школы выглядел дружелюбным, в моей крови кипели романтика и любовь к окружающему миру. Мне захотелось ответить предельно мягко и вежливо, но настоять на своём. Однако в этот момент Алекс перебил меня.
- Конечно, господин Майло, теперь необходимости работать у Веры не будет. Она сможет посвятить себя созданию домашнего уюта и воспитанию наших будущих детей. Может быть, пойдёт по стопам своей матери, замечательной госпожи Файт, и займется благотворительностью. Мне бы не хотелось видеть свою жену уставшей после рабочего дня, измотанной, или уж тем более берущей работу на дом.
- И я с уверенностью могу сказать, что не буду измотанной, - возразила я самым мягким голосом, на который только была способна. - Я планирую совмещать домашний уют и издательское дело. Работа – моё хобби. Качество моей жизни не зависит от заработной платы, и я просто занимаюсь любимым делом в своё удовольствие. Я не представляю, как можно не любить книги. И для меня истинное наслаждение быть первым человеком, прочитавшим новый роман. Мне нравится помогать начинающим авторам, и пока на мою электронную почту приходят достойные рукописи, я точно знаю, что для нашего общества не всё потеряно, - я осторожно попыталась вернуть дискуссию к изначальной теме передачи, не желая выставлять на всеобщее обозрение наши с Алексом разногласия. Впрочем, мой жених, а теперь я могла называть его именно так, остался не доволен моим высказыванием. Я ощутила, как обмякла его рука на моей ладони.
- Что вы имеете в виду? Вы считаете, что с нашим обществом что-то не так? – Дью Далесски приосанился, подался вперёд.
- Не то чтобы. Просто мы живём очень замкнуто. Для мужчин весь мир сводится к работе и дорогостоящим хобби. Для женщин – к занятиям спортом и походам к стилистам. Для подростков – к шумным вечеринкам. При этом мы не замечаем, что происходит вокруг.
- И у вас, не смотря на загруженный рабочий график, остается время на такие размышления? – Дью Далесски изобразил удивление. Чересчур эмоционально.
- Смотря, что подразумевать под загруженностью. Безусловно, если бы я относилась к касте служащих, мечтала бы о состоятельном муже, который избавит меня от необходимости работать.
- То есть вы считаете, что жизнь девушек из касты служащих тяжела?
- А вы так не считаете? – я развела руками, высвободив пальцы из-под ладони Алекса. Я видела, что смотрел он на меня предостерегающе, напряженно. – Взять, к примеру, мою горничную. Она встаёт в четыре утра, чтобы не опоздать на работу к шести. Её смена длится до десяти часов вечера. И так каждый день. Без выходных. При этом у неё полно своих проблем. Успеть родить ребенка до двадцати пяти лет. Смириться с казнью сестры. Позаботиться о родителях, которые не молодеют. А я могу приехать в офис во сколько захочу. Уехать в любой момент.
- Госпожа Файт, поправьте меня, если я заблуждаюсь, но ваши слова звучат так, будто вы сочувствуете служащим? – Дью Далесски широкими шагами преодолел расстояние между нами и присел на подлокотник моего кресла.
- А что в этом плохого? – я почувствовала первые нотки паники. Разговор выходил из-под контроля, и я не знала, что мне делать. Соврать и свести все сказанное к шутке? Отстаивать свою позицию? Никто не предупреждал меня, что придется отчитываться в моем отношении к тем или иным проблемам.
- Плохого? – Натан Онелло сардонически расхохотался. – Их положение предусмотрено Конвенцией. Конвенция защищает таких, как вы, моя девочка. Даёт возможность таким, как вы, играть в великих редакторов, покупать хорошенькие платьица и читать глупые книги. Вы не согласны с её положениями?
- Я не юрист, и не мне оценивать положения Конвенции, - я вжалась в спинку кресла, стараясь не пересекаться ни с кем взглядом. Моя решительность мне изменила.
- Зато ваш жених – юрист, госпожа Файт, - Дью Далесски обернулся к нахмурившемуся Алексу. – Господин Ло, как вы считаете, Конвенция справедлива?
- Безусловно, - спокойно вымолвил тот, не глядя на меня. – Конвенция – этот система. Без системы мир перестанет развиваться, не говоря уже об отдельно взятом государстве.
- Госпожа Файт, вы согласны? Вы согласны, что кастовая система оптимальна?
- Конечно, она согласна, - раздраженно сказал Алекс, не дожидаясь моего ответа.
- То есть вам не жалко служащих? Вы понимаете, что их место – у станков? Вы осознаете, что им не требуется образование?
- Я не могу утверждать, что мне не жалко служащих, - я смотрела в пол. Я почти слышала, как мама, Юджин, родители Алекса у экранов умоляют меня согласиться. Подсказывают мне, хоть я и не услышу, единственный правильный ответ. А потом я представила Трину, которая, наверняка, запустила на моем компьютере трансляцию программы. Или подслушивает, стоя за стеной нашей гостиной, пока мама кусает губы от нервного напряжения, взирая на дочь на большом экране. – Потому что их жизнь скорее не жизнь, а существование. Они живут в постоянном страхе, физически измотаны, голодны. При всём при этом они остаются людьми, и если это то, о чём вы спрашиваете, то да, мне жалко, этих людей.
- Дью, кажется, в начале программы ты не хотел переходить на личности, - деланно рассмеялась Гвендалин, и мне захотелось расцеловать её в разрумянившиеся щеки за эту слабую попытку отвлечь от меня внимание. – Мы ушли от темы, так и не найдя истину.
- Ну почему же, Гвен. Госпожа Файт – представитель читающего населения. На чьём, если не на её примере, мы лучше всего поймём, вредны ли книги? – саркастично ответил ведущий. – Госпожа Файт, правда ли, что отец с детства покупал для вас провокационные книги с весьма спорной, по мнению большинства, идеологией?
- Ничего подобного, - возмутилась я, ощущая, как по моей спине струится дорожка ледяного пота. - Отец покупал мне книги, которые учат думать, любить и быть порядочным человеком.
- Если «451 градус по фаренгейту» - одна из них, то у нас с вами, очевидно, разные представления о провокационности, - иронично изрёк Натан Онелло.
- Очевидно, у нас с вами разные представления о многих вещах, - огрызнулась я.
- Господин Майло, в список обязательной литературы для ваших учеников входит этот роман? – Дью впился в директора школы хищным взглядом.
- Нет. Нет. Мои ученики не изучают это произведение, - поспешно ответил Пол Майло. Он все время разминал руки, будто нервничал.
- Вера, достаточно, - зло прошептал Алекс, с силой стиснув мою руку за спиной ведущего.
- Госпожа Файт, вы можете назвать свои любимые книги? – Дью Далесски вновь повернулся ко мне. Теперь он расхаживал по студии с видом льва в прериях. Даже его прическа отчасти напоминала гриву.
- «Гордость и предубеждение» Джейн Остин, - я специально выбрала самый нейтральный любовный роман из тех, что пришли мне в голову, в надежде, что меня сочтут-таки романтичной дурочкой и оставят в покое.
- Возможно, жалость к служащим проснулась в вас после прочтения этой книги? Ведь главным героиням Остин необходимо выйти замуж, чтобы окончательно не разорить своих родителей. Не перекликаются ли в вашей голове переживания и чувства персонажей с бытом служащих? – Дью Далесски замер позади моего кресла, мешая мне расслабиться и взять себя в руки.
- Вам бы в психоаналитики, а не в ведущие, - я постаралась свести его вопрос к шутке. – Так глубоко я никогда не мыслила в отношении этого романа.
- Отец привил вам любовь к книгам? - не унимался Дью.
- Да, - коротко кивнула я.
- А что на счет его новаторских идей? Вы их разделяете?
- Что вы имеете в виду? – спросила я, и в моём голосе явственно зазвучал вызов, который я не хотела допускать.
- Ваш отец ратует за смягчение условий жизни касты служащих.
Я молчала, глядя перед собой. Мой назойливый кудрявый Мике был прав, когда отговаривал меня от участия, когда пытался вложить в мою начитанную высокомерную голову мысль о том, что не так уж интересна моя личность телезрителям. Чего не скажешь о Вике Файте. Дипломате со своим мнением.
- Сейчас он в Нью-Йорке. Вы знаете цель его поездки?
- Дью, как мне кажется, этот вопрос не имеет отношения к теме сегодняшней передачи, - с плохо скрываемым раздражением вмешался Алекс.
- Но наши телезрители взволнованны, - ведущий театрально прижал руки к груди и обернулся к одной из камер. – Скандальные книги, жалость к служащим – и это среди элиты. Люди желают знать, насколько серьезно настроена семья Файтов в своём намерении изменить привычный уклад?
- И это меня вы обвиняете в склонности к фантазиям? – я смогла совладать с собой и, вскинув бровь, холодно взирала на ведущего, еще несколько дней назад казавшегося мне очаровательным. – Из моей любви к паре-тройке книг вы сочинили некие намерения. Не побоюсь этого слова «революционные». Дью, знаете ли вы, что уголовным кодексом предусмотрено наказание за клевету?
- Госпожа Файт, не принимайте нашу дружескую беседу так близко к сердцу, - улыбнулся Дью, но мне показалось, что я смогла расшатать его уверенность в себе. Пусть даже лишь на краткое мгновение. Я взглянула на часы. До конца эфира оставалась одна минута.
- Подводя итоги, хочу сказать, что без книг наше общество будет деградировать, терять последние крупицы человечности, и в скором времени роботами можно будет заменить любого из нас, потому что отличий не останется. Спасибо за приглашение, это был не забываемый вечер.
Пока я говорила, этикет не позволял ведущему перебить меня. Он относился к касте исполнителей, и с точки зрения кастовой иерархии я была выше. Этим и решила воспользоваться, не обращая внимания, на лихорадочную жестикуляцию съемочной группы.
Пять, четыре, три, два, один.
Время вышло. «Пятница» с моим участием закончилась, и я встала с кресла, в надежде, что на жилетке не осталось пятна от пота. Кивнув на прощание Гвендалин Лисс, и навсегда оставив чаяние наладить с ней сотрудничество, я вышла в коридор, чтобы дождаться Алекса.
Но он, не взглянув на меня, прошёл мимо. Юный, хваткий, целеустремленный. Полы его пиджака развевались за спиной. На ходу он растрепал свою аккуратную прическу и, не обращая ни малейшего внимания на мою попытку догнать его и схватить за руку, выскочил на улицу, сел в машину и рывком тронулся с места.
Я осталась стоять на оживленном тротуаре. На моем безымянном пальце сверкало кольцо с крупным бриллиантом. Автомобиль Алекса скрылся за поворотом, с визгом скребя шинами по мокрому от дождя асфальту. Кто-то осторожно взял меня за локоть и, обернувшись, я увидела Юджина. Он накинул мне на плечи свой пиджак и повел как можно дальше от студии.