Санкт- Петербург
1720 год
Князь Федор переславский подполковник Новгородского пехотного полка, состоявший при главной квартирмейстерской службе (генштабе, по нашему) жил с женой, красивой княниней Еленой в любви и согласии.
В штабе главной работой была подготовка большой северной экспедиции под управлением Витуса Беринга и Алексея Чирикова.
Помимо этого было много снабженческой работы. Состоялась командировка в Тверь. Но там было благополучно. Воевода (по нынешнему, губернатор), принял хорошо, сбор в казну, набор в рекруты не вызвал нареканий. Все грамоты подписали без раздоров. А еще был воз волжской рыбы. Бочонок хорошего пива. Федор не отказался. Он с древности ценил гостеприимство.
Управились быстро. В Петербурге Федор направился с документами и докладами в штаб, свои сани тоже отправил куда надо, добрался до дома поздновато.
Любимый дом на набережной Мойки, не слишком комфортный, но достаточно удобный для житья
С нетерпением добежал до дома, тихо открыл дверь, остановился.
Инстинкт древнего разведчика подсказывал опасность. Федор чуть-чуть выдвинул шпагу из ножен. На вешалке возле входа висела гвардейская накидка, от которой попахивало конским потом. Дальше по коридору он прошел три бесшумных шага.
Потом все услышал.
В доме прислуги не было. Но в спальне скрипела кровать, раздавались женские вскрики и вздохи. Федор был опытный воин и бретер, если бы он внезапно ворвался в свою знакомую спальню, ему бы хватило пяти секунд. Все бы было кончено.
Потом Елена стала с наслаждением стонать. Федор все слышал. Осторожно открыл дверь и ушел.
Потом долго ходил по городу. Потом ночевал на казенной квартире. Не спал. На следующее утро была работа. О все еще считался в службе в Твери.
Готовилась Северная экспедиция и объем работ был большой.
Но вечером опять понесли ноги в родной дом. Опять тихо вошел, опять в прихожей висел гвардейский плащ-накидка с запахом конского пота. Шпагу доставать не стал. Не понадобится. Петербужскую гвардию не переколешь.
А из спальне раздавались знакомые стоны любимой жены, скрипы знакомой кровати, рыки офицера.
Потом она стала стонать громко, потом кричать от счастья и радости.
Федор не мог этого слышать. Так же бесшумно ушел.
Федор узнал привязанную лошадь с седлом, гвардейский плащ. Там был гвардейский подпоручик Григорий Перепелкин.
Вот так. Муж в Тверь, а жена в дверь.
Вечером опять пришел домой. Слава Богу, Перепелкина не было.
Жена встретила приветливо, но без особых восторгов.
Вид был несколько унылый, как в воду опущенный. Был остывший самовар, подсохшие пироги, такая же каша.
Легли спать, Федор отвернулся и сразу уснул. Сказывалась усталость. Елена, кажется тоже сразу уснула, также сказывалась усталость иного рода.
Они потом по старой привычке вышли на прогулки, взялись под руки, но молчали.
Федор так дальше не мог. Он имел беседу с генерал-квартирмейстером князем Шаховским.
- Господин генерал, вот пакет документов о будущей Северной экспедиции. Но у меня есть одна просьба.
- Говори.
- Прошу включить меня в состав экспедиции.
Шаховской удивленно взглянул.
- Опять тебе на месте не сидится? Ну давай, давай, героический штабной писарь.Нужно описание новых земель. Ты справишься. Но у Беринга и Чирикова команды сформированы. Ты же галерный моряк, а не парусный? Давай так. Ты пойдешь в сухопутную часть Северной экспедиции. Ты знаешь Карелию, Соловки? Твоя цель дальше, на север. Про то мало что известно.
А шведы, норвеги шибко интересуются. Кемску волость им подавай. Надавали мы им в войну хорошенько. И теперь не угомонятся. Они же часть Европы и Европа, дескать,обязана им помогать. И Турция и остальные. Ишь?
Отряд подобрали. Спокойные светлобродые и светлоглазые мужики. Федор по привычке им скомандовал построиться. Они построились, не торопясь. На вид казаки. Человек тридцать.
На команду отозвался старший. Стриженный под горшок, с аккуратной бородой, стоял стройно, но несколько свободно.
- Ваше благородие, мы все вольно взялись. Не подведем, не сомневайтесь. Мы все поморы. Там наши родные места. Меня звать Ипатий. Теперь поступаем под Вашу команду. Оно же понятно, что надо земли описывать, карты, планы рисовать. Мы наслышаны, Вы человек ученый, Вас надо беречь.
Выступать надо было в начале зимы, когда установится санный путь. Были сани-розвальни, сибирские коренастые мохнатые лошадки.
Взяли запас продуктов для себя и для коней, теплые вещи, казаки укутались в шубы да тулупы. Оружие взяли свое, весьма старомодные, но проверенные ружья. Федор приготовил хорошо проверенный тульский мушкет, льежский пистолет.
Большая пачка бумаги, карандаши, банка чернил на спирту (чтобы не замерзали), банка с йодом, мази, травы, много чего.
А Лена собирала в дорогу, но все чаще плакала. Они почти не разговаривали.
Выступали в декабре, когда на Неве установился какой-то лед. Выстроили груженые сани и людей на дворцовой площади. Провожать вышел сам царь Петр Первый со свитой. Заплаканная княгиня Елена стояла в сторонке.
Но она сказала:
- Я буду молиться о странствующих, путешествующих. А ты молись о дома страждущих, болящих, ждущих. Милый, прости меня за все. И я тебя прощу за все. Я люблю тебя. Если тебе будет трудно, пусть тебя в пути спасет и утешит добрая женщина.
Царь сказал, что в целях изучения и описания новых земель, очень надеется на новую экспедицию. А посему, с Богом.
На том и двинулись.
Выбрались на лед и пошли-поехали.
Запряжено было добротно, по льду было ехать плавно, казаки (или поморы) управляли умело. Федор лежал на своих санях, укутавшись в шубу (и сено). А поморы дорогу знали. Лед был хорош.
Потом съехали на северный берег, путь пошел через северные болота и скалы. Прорвемся. Не прорвались. Кони встали. Казаки стали вынимать ружья, спрашивали:
- Что это? Опять она? Мы не пойдем.
Из болота поднималась женская фигура. Прямая, молодая, красивая. Федор ее узнал. Это была Хельда. Федор подбежал к ней, обнял. Долго целовались. Какая же красивая, вечная, милая. Как долго он был без нее. Она жаловалась на свою болотную могилу. Как ей там трудно! А уйти невозможно. А он жаловался на свое одиночество.
Путь продолжался, казаки теперь посматривали на Федора с суеверным страхом. Но путь был долог.
На розвальнях ехать можно лежа, укутавшись в свою шубу, любуяси на сосны и северное небо. Сосны, растущие на скалах. Бывают весьма причудливыми, чудо.
Лошадки были молодцы. На стоянках усердно копались копытами, доставали корм. Обгрызали кустарники, ели снег. Шли вперед.
Холод прихватывал. Наши опытные поморы на ночных стоянках делали так. Вынимали свои привычные солидные топоры, стаскивали поваленные деревья, укладывали продольно, устраивали костер, тот продолжался всю ночь, ночевали возле него. Лошади толпились рядом. Было тепло.
Пока места были знакомы. Впереди был Соловецкий монастырь. Лед на Ладоге установился прочный, на санях доехали просто.
В монастыре приняли хорошо, разместили по кельям. Лошадям задали хорошего овса.
Князя Федора принял сам настоятель игумен Феофан. Начинался зимний мясоед, поэтому монахи угостили гостей на славу.
Щи всевозможные, рассольники, почки в сметане, мясо пышное, печень с грибами, рыба разная, пироги с богатыми начинками. Настойки клюквенные и прочие, Затем самовар с пирогами, опять с чудными начинками. Федор знал толк в блюдах и отдал им должное.
Казаки тоже были накормлены так, что устали от стола больше чем от похода. И лошади на конюшне наелись и стали похожи на поросей.
Когда наевшиеся (и выпившие) гости удалились, был разговор и игуменом наедине.
- Ваше превосходительство, что же все-таки привело Вас в нашу скромную обитель? Я-то грешный думал, опять в какую-нибудь веру крестить или деньги в казну собирать. Теперь вижу, что нет.
- Ваше высокопреподобие, царство наше необъятно, но никто его полностью не описывал. Нужны карты, схемы, описания к ним. Вот волею государя я для того и послан.
Игумен задумался.
- Благое дело. Карты уже писались, кое-что у нас есть. Но это далеко не все. Я распоряжусь, Вас пустят в вивлиофику, там можете снимать копии.
В результате на Соловках пришлось задержаться. Действительно, в библиотеке монастыря имелись карты старинной работы, которые Федор скопировал, как смог. Имелись описания. Выделили большое количество бумаги и чернил. С перьями было проще всего, гуси бегали повсюду.
Большое количество пояснений и описаний. Игумен поощрял работу Федора. Он не хотел, чтобы его сокровища пропадали в монастырской библиотеке. Ученые монахи взялись Федору помогать. Подборка материала, переписание, копии. Работа пошла быстрее.
По вечерам, в свободное время от церковной службы, Федор за самоваром беседовал и игуменом отцом Феофаном. Тот рассказывал.
- Когда преподобные Зосима и Савватий основали нашу обитель, раньше здесь пустыня северная была. Скиты ставили, веру принесли. А сейчас такой монастырь! Огромный!
Был грех, сопротивлялись мы новому православию. Ох, сильно сопротивлялись. Тридцать лет назад, при батюшке царе Алексею, да патриарху Никону, ох, как воспротивились! Сели в осаду и не принимали новую никонианскую веру. Тут снаружи целая армия из стрельцов была. Тысяч десять душ. Стреляли, на штурмы ходили, да что толку? Лет десять осаждали. Но потом наш народ стал сдаваться, разбегаться, так все и закончилось. Оставшихся убили. Все всегда кончается, кроме царствия небесного.
А ныне мы крепость русская. Особенно в вере православной, да и не только.
Работа прерывалась стояниями в церковных службах, коей придерживался Федор с казаками, зато благодаря помощи и усердию братии, портфель наполнялся документами. Казаки недолго отдыхали. Они иногда подходили к Федору, смотрели на работу в библиотеке, что-то подсказывали, глядя на планы. Кроме того, на добровольной основе принялись помогать монахам в хозяйственных работах. В ответ, благодарные монахи ухаживали за лошадьми, пополнили обоз припасами.
С картами в библиотеке вышло так. Карты и описания к ним были выполнены в старинной манере и не сразу понимались. Иногда приходилось собирать совет из монахов и казаков для прочтения и перевода.
Было относительно неплохо описано побережье Белого моря, окружающие земли, дальше в океан на Грумант, но самоедская глубинка была белым пятном. Относительно неплохо прорисованы реки, какие-то горы, но мало. Коллеги задумчиво терли головы, но помочь не могли. Старший казак, Ипатий, почесывая бороду, сказал, что в целях государевой службы надо бы продвигаться вон туда. Федор соглашался.
Игумен Феофан сказал.
- Никто не подскажет вам про те земли. Кто там живет, нам не ведомо.
Соловки представляли из себя четыре больших острова, были еще и маленькие. Кроме большого Спасо-Преображенского монастыря, были отдельные скиты или пустыни. Велось большое хозяйство, огороды, сенокосы, рыболовство.
Понятно, почему стрелецкое войско десять лет не могло взять эту крепость. Когда Федор прогуливался по крепостной стене, поражался ее мощи. Труднодоступность со стороны моря. Количество артиллерии не менее трехсот стволов. Гарнизон монахов, иноков и вольных не менее тысячи очень упрямых людей .
Портфель был наполнен бумагами, обоз сформирован, значительно пополнен припасами. Особое удовольствие участников вызвал бочонок меда (а также бочонок весьма крепкой настойки).
Состоялся молебен, пожелали счастливого пути, затем наш обоз двинулся дальше.
Чем дальше шли на север, тем мороз крепчал, становилось темнее, правда, из-за белого снега было неплохо видно. На небе видны звезды, их картина отличалась от южной, что отметил грек Феодор. Но он знал астрономию. Звезды не давали сбиться с пути. Даже компас не требовался. Пока.
Но по пути разлеживаться на розвальнях не приходилось. Наброски новых карт, очертания берегов, окрестных гор. Карандаш работал интенсивно. Старшина Ипатий потихоньку подсматривал, на стоянках говорил.
- Все, не нарисовано дальше на картах. Предлагаю туда идти, будете дальше сами рисовать. А что, припасы есть, спасибо соловчанам, остальное сами добудем. У нас народ надежный, поморный. Охотники хорошие, стрелять умеют. Идут хорошо. Обратно вернемся по своей же карте, что Вы рисуете.
Рисовал усердно, для верности сверяясь с компасом и секстантом, пачкая жиром и грязными руками, нанося координаты. Но впереди была полная неизвестность.
Пока он так возился, впереди грохнули выстрелы. Приблизились наши поморы с дымящимися ружьями. Лося добыли! Пришлось делать привал, лося усердно разделывали топорами и ножами, аж волки собрались, но не совались.
Там не менее, остановка нашей армии затянулась, превращаясь в небольшую стоянку. Из местных сосен устроили костер, угли, часть лосика уничтожили на месте. Другую часть предусмотрительно оставили на санях на морозе на будущее. Лосятинка сухая, постная, вкусная.
Пока так ехали, леса становилось меньше и мельча, больше скалы вокруг, поморы недоверчиво и тревожно поглядывали, Федор рисовал карты, лежа на санях, и делал к ним описания.
Далеко же они забрались.
Сани с Федором догнал на лыжах Ипатий.
- Барин, приглядись-ка ты туда!
Там было две черные точки на белом снегу.
- Барин, давай-ка направимся туда, может что и проясним. Это какие-то мужики на лыжах.
- Хорошо, Ипатий. Поехали туда. Оружие к бою.
Там были лыжные следы, по которым и направились, проверяя и заряжая ружья.
Лыжный путь превратился в хорошую лыжню, на которой, преграждая путь, стояло три человека.
Это были светлобородые, ясноглазые люди, не слишком отличающиеся по внешности от поморов экспедиции. Стояли, опустив ружья, поджидая обоз. Позади виднелись деревянные дома. Там была долина меж невысоких гор, небольшой поселок. Имелась некоторая суматоха. Женщины, хватая детей. Куда-то прятались, мужнины с каким-то оружием выходили, образуя подобие стрелковой цепи.
Федор, оставя оружие на санях, пошел вперед. Навстречу выступил рослый мужчина, недоверчиво глядя на пришельца. Федор приветливо сказал:
- Здравствуй, уважаемый!
- Здравствуй.
- Приехали мы с большой Руси для научных вещей.
- Что за наука? Жили мы тут испокон веку, у нас своя наука.
- Ничего плохого не будет, надо просто бумаги писать. Так русский царь велел. Или вы прогоните путников?
Местный озадачился.
-Давайте так. Пойдемте к отцу Олаву, а ваши пусть постоят здесь. Там разберетесь и договоритесь.
Федор сказал своим, чтобы пока не двигались, а сам с местными отправился в поселок.
Добротные деревянные дома. Ни церквушки, ни часовни не было. Вошли в один из домов. В горнице на лавке сидел седобородый старик, такой же ясноглазый.
- С чем пожаловали, гости дорогие?
Федор, попутно осматриваясь, вежливо доложил цели приезда. Старик задумался.
А Федор приметил, что не было икон, зато на бревенчатой стене висел весьма древний ковер, украшенный каким-то орнаментом из рогулек, а по центру было изображение вращающегося креста.
Свастика! Подобным орнаментом был вышит ворот белой рубахи старика. На полке были книги, да свитки. Большой стол, скамьи, сундуки, добротная печь. Кажется, были еще помещения. Наконец, Федор перестал осматриваться, а Отец Олав с сомнением спросил:
- А не наведете вы на нас попов, да стрельцов?
Федор честно ответил:
- Нет, наша задача описание берега и здешних мест. Но если мы уйдем, могут явиться другие, которые наведут.
- Ну что же, мы путников приютим. Есть один пустующий дом, занимайте. Тебя, ученый человек буду рад видеть у себя. Борай!
Вошел прежний рослый суровый мужик.
- Борай, пускай гостей, проведи их в дальний дом, да о лошадях позаботься.
Вскоре наш обоз въехал в поселок к указанному дому, стали распрягаться, вносить вещи, застучали топоры (требовалась небольшая починка), после долгих ночевок под открытым северным небом почувствовали уют. Места хватило не всем, некоторых разместили по семьям. Федору Отец Олав выделил закуток у себя дома. Местные сначала чурались, а потом принялись помогать. А ясноглазые дети гурьбой толпились вокруг, глазели и галдели.
А Федор, с великодушного разрешения Отца Олава разложил свои бумаги на большом столе в горнице и принялся за работу. Отец Олав с интересом наблюдал. Он был грамотен и понимал смысл занятий.
Из-за печки уже доносились вкусные запахи и постукивали глиняные миски и горшки. Затем показалась молодая девушка в расписном сарафане и кокошнике (кажется, принарядилась). Она несла на ухвате горшок, из которого пахло чем-то рыбным и вкусным. Стала деловито расставлять миски и чаши, бесцеремонно переложив бумаги гостя на лавку. На него она демонстративно не глядела.
А Федору она показалась ослепительно красивой холодной северной красотой. Снежная королева. Отец Олав был недоволен:
- Снежана, ты обряд забыла?
Та молча удалилась за печку, затем появилась, неся на подносе каравай хлеба, солонку и какую-то чарку с жидкостью. Федор далеко не первый год жил, знал древние обычаи. Это была чарка с поцелуем.
Снежана с поклоном подала каравай, сказала
- Добро пожаловать, гостюшка дорогой, чем богаты, тем и рады.
Федор с поклоном принял дар, поблагодарил, отломил кусок хлеба, посыпал солью, отъел, выпил чарку (весьма крепкой водки), обнял хозяюшку, а та подняла на него свои ясные и яркие глаза. Прижалась. Несмотря на ее холодный вид, поцелуй получился горячим. Затем она, закрыв лицо рукавом, убежала за печку.
Отец Олав, на правах хозяина, черпаком разлил варево по мискам. Застучали деревянные ложки по глине. Было весьма вкусно (особенно после дальнего путешествия). Весьма сытный рыбный суп с кусками мяса, тоже отдающими рыбой, что сочеталось, и плавающими горьковатыми и ароматными листочками зелени.
После некоторых сомнений присоединилась Снежана, все отдали дань ее стряпне.
Потом она убежала на кухню за кашей. Олав разговорился:
- Надо уметь готовить тюленину. Она жирная, в сочетании с рыбой хорошо подойдет. Сейчас наши охотники наделали прорубей, скоро эти тюлени приплывут подышать, покормиться. Рыба лучше из местных рек. Сейчас все замерзло, питаемся мороженной. В следующий раз строганинки поедим. А тебе икра нравится?
Каша была самая простая, тоже отдающая рыбой, что и почти все в этой местности. Видимо, опять на тюленьем сале.Но Федору после похода все казалось вкусным, а местные иначе не питались.
Снежана бегала туда-сюда, развевая подолом сарафана, Олав одобрительно смотрел на нее. Федор тоже. Она была ослепительно красива, но излишне строга, неразговорчива. Снежная королева.
- Снежана, позаботься о ночлеге!
Снежана быстро убрала их архаичную посуду и умчалась готовить для Федора ночлег.
Чувствовалось, что хозяин рад гостю. С большим любопытством глядел на составленные карты, которые Федор собирал в порядок. Заметил:
- Здесь не так. Дай карандаш.
Сделал некоторые поправки. А Федор осмелился спросить:
- Что у Вас на полках? Мне можно взглянуть?
- Конечно, друг мой. Знания предназначены для всех.
Федор достал некоторые свитки, весьма старые на вид. Но они были исписаны какими-то рогульками, непонятными для современного чтения. Это были руны. Руническое письмо.
- Федор, не пытайтесь. Новые руны я читаю, хоть и не все понимаю, но древние - нет. Это досталось нам от далеких предков, я обязан это хранить, понимаю или нет. Потом будут хранить другие. Тут знания о создании нашего мира, может кто-то прочитает.
Федор уставился на ковер с изображением свастики:
- Отец Олав, вы арии? Арийцы?
- Называй как желаешь. Когда-то звали и так. А сейчас прости, устал я от этих разговоров, давно столько не разглоголивался. Снежана, позаботься о госте!
На том он поклонился и удалился в свой закут.
Зато появилась красавица Снежана. Она выглядела как-то поживей.
- Давай сюда, гостюшка милый, все подготовлено, тут я сундук для твоих бумаг освободила, а на крышке писать удобно, если столик надобен.
Федор сделал к ней движение, но она опять приняла образ ледяной статуи и со поклоном удалилась. Федор раздражился. Снежная баба. А ведь не глупа.
Тем не менее, работа пошла. Накопленный рабочий материал обрабатывался, что было невозможно в походных условиях.
Члены экспедиции ни на что не жаловались, с местными как-то помогали друг другу. Единственное, Федор приказал местных баб не трогать, обходить стороной под угрозой расстрела. Впрочем, эти бабы и сами вблизи похаживали, вызывая неудовольствие местных мужиков и друг друга. Но наши держались.
Зима. Сплошная ночь. Снегу было мало. Зато красивое звездное небо. Федор по вечерам выходил на вечерние прогулки после своей писанины. Любовался на звезды.
И вдруг тихо полыхнуло. Радужный зановес открылся от горизонта к горизонту. Не ярко, но красиво он переливался разными цветами. Это было чудо. Все ночное небо расцветилась этими цветами. Все светилось и играло. То появлялось, то исчезало. Ночное северное небо являло чудеса.
Сзади Федора кто-то обнял. Снежана.
- Скажи, любый, тебе нравится?
- Очень.
Она повернулась к нему лицом и прижалась так же как и в первую встречу. Он схватил и стал целовать. Она целовала в ответ. Лицо стало женственным и ласковым. Они взялись за руки и пошли к берегу. Потом он ее опять обнял, а она положила голову на его плечо.
Долго-долго стояли вместе. Целовались (на морозе). Смотрелись в глаза. Федора темно-карие, Снежаны, светлые. Она перестала быть похожа на снежную королеву, стала простая, ясная и нежная. Они вглядывались друг в друга. А темное небо полыхало.
Олав не возбранял их прогулки. Даже посоветовал не утомлять вопросами его, старого, а Снежану, внучку, как крайне умную девушку.
И Федор принялся приставать к Снежане с вопросами.
Она объяснила, что предки действительно звались ариями, но они давно ушли куда-то на юг. Вот здесь все, что осталось. Посмотри на дедовы списки да на ковер древний со свастикой. Больше не увидишь, слишком давно это было.
А потом мы с местными поморами перемешались, не отличишь. Но кое-что потом покажу.
Таинственно улыбнулась.
А наши экспедиционеры, то биш казаки, теперь маясь бездельем или хозяйственными работами в пользу местных, начали переговариваться. Пришел Ипатий. Излишне обросший бородой, но подтянутый.
- Ваше благородие, местные говорят, что возле прорубей скопилось много тюленей.
Зовут на охоту.
- Какая еще охота? Вам что, эта тюленина нравится?
- Если пропечь на собственном сале, то сытно, а с рыбой вкусно. А здесь на севере и собак едят, и кого угодно. Кого поймал, того едят, только шкуру снимают. Опа, опа, горностай.
- Поеду с вами.
Поехали на санях-розвальнях на лед, где перед пробитыми полыньями возлежат эти тюлени. Вот против них и рассыпалась наша армия охотников.
То была наша добыча. Это и есть охота.
Тюлени как овцы, беззащитные и глупые. Они с тупым недоумением глядели на охотников. Те начали стрелять. Конечно, казачьи мушкеты явно превосходили поморские.
Тюлени с любопытстсвом глядели, как упадала голова его соседа по льдине. Но не двигались.
А появились другие охотники.
Первый увидел их Борай. Прекратил огонь.
- Это самоеды. У них луки, стрелы, копья, дерутся сильно.
Все местные опустили стволы, а приезжие положили немало тюленей.
Самоеды стали возмущенно кричать и рядом легло несколько стрел. Тогда Федор велел опустить стволы и направился к этим самоедам. С ним был Борай. Те стояли, потрясали своими копьями и ругались. Вокруг полыней как мешки валялись тюлени.
Борей перевел их крики:
- Кричат, что это наши проруби, наши тюлени. А если бы вы не стреляли, мы б больше добыли! А так они с перепугу попрыгали в воду.
Тут Федор не мог определить правоту сторон, но решил искать компромисс. Берите вон тех и тех, а дальше нужно говорить.
Самоеды посоветовались меж собой, забрали несколько тюленьих туш, но все вдруг насторожились. Невдалеке была какой-то зверь. Это был морж на льдине. Огромный, клыкастый. Лев северных морей, могучий и храбрый зверь. В воде ничего не боится, бывало бросался на шлюпку, клыками доски выламывал. На суше, правда на ластах плоховато передвигался, казаки взяли ружья наизготовку, но местные, что поморы, что самоеды отрицательно покачали головами все, и все, что казаки, что поморы, что самоеды принялись собирать добычу.
Федора тронул за рукав старший из самоедов.
- Ты чужой человек, я вижу. Но поступил справедливо и мудро. Проезжай к нам в стоянку за ту гору. Там тебе будет хорошо.
Поклонился, удалился. Борей сказал:
- Мы туда не ездим. Но если хочешь, можешь. Только один, без наших людей. Они мало кого приглашают. Мало кого отпускают.
Федор мало чего в этой и прошлых жизнях боялся. Собрал бумаги, инструменты, вещи.
Но к нему пришла Снежана.
- Что за сборы, ты к Алме собрался?
- Дорогая, ты прекрасно знаешь, что мне нужно описание здешнего побережья и окрестных гор. А с той горы удобно снимать и расставлять координаты. Хочешь, научу?
Та даже испугалась.
- Что ты, мы должны древнее знание хранить, какие координаты?
- А кто такая Алма?
Снежана не ответила на вопрос. Задумалась.
- Тебе хочется знать о нашем Севере?
- Да я для того и приехал.
- Одевайся,снег плотный, лыжи не понадобятся.
И ушла.
Федор одел малицу (меховая рубаха с широко вшитыми рукавами), шапку, обулся в чуни и вышел наружу.
Там уже ждали оленьи нарты о двух нетерпеливых оленях, Снежана взяла длинный шест и умело их погнала.
Вдруг остановила. Вгляделась в небо. Федор насторожился, что же там?
Снежана попросила, дай молиться. Уставилась в это звездное небо. Молится. Конечно, Федор ее не беспокоил, читая про себя свои молитвы. Но потом, когда она вернулась в сани, спросил:
- Что за молитва там была?
- Ты не поймешь. Таким молитвам много веков. Даже готовя прасад (ну, блюда на кухне, надо посвящать Вишну) много древних правил. Я сама путаюсь. А если проще, посмотри на звезды, туда.
Она показывала на Полярную звезду.
- Эта звезда всегда укажет верный путь. Она не обманет. Мы ей молимся. Понимаешь, наш большой народ, как ты их назвал, арии, когда-то ушел на юг, остались только мы, обычные поморы. Я тебя очень прошу, побереги нас, не насылай попов да стрельцов! А я тебе кое-что покажу.
Она погнала оленей и они вынеслись на большую каменную горку. Там оставили упряжку и поднялись.
- Федор, погляди!
На гладкой каменной горе были нанесены загадочные рисунки. Там были какие-то лыжники, сцены из охоты, вращающиеся кресты, звезды. Затем Снежана посмотрела на него и в ее глазах тоже появились звезды.
- Потом нарисуешь. Смотри, видно, тут женщина рожает. А у этого мужчины какой огромный член! Поехали.
На упряжке выехали на лед, Проехали к какой-то проруби, то ли полынье. Снежана выскочила из нарт, присев у полыньи, стала что-то насвистывать. Федор рядом ждал. Вдруг вода забурлила, показалась спина морского зверя. Это была касатка, черно-белый кит.
Тогда Снежана выпрямилась, сбросила малицу и осталась обнаженной.
Снежная королева, ослепительно хороша.
Затем прыгнула в полынью в ледяную воду. Обнялась с касаткой, закружившись в общем хороводе.
Затем Федор (с ужасом в душе) помогал ей выбираться на лед. Она принялась растираться снегом, потом она, упав на колени, подняв голову, стала что-то молить Полярную звезду. Федор, подождав, надел на нее малицу. Она подняла на него блаженное лицо, прижалась жать и стала целовать.
А касатка продолжалась плескаться в своей проруби, вдруг вылезла на лед.
Федор и Снежана ее почесали, похлопали. Та довольно шевелилась, подставляя бока. Затем ей помогли спуститься под лед, она махнула на прощанье хвостом, обдав брызгами людей.
- Федя, ну как тебе моя подруга?
- Снежка, вы обе красивы!
- Особенно я, - сказала, задрав голову на звезды. Федору захотелось ее целовать, чем он и принялся заниматься, а упряжка оленей понесла к родному дому.
В поселке Федор сперва прошел в общий дом, который про себя обозвал казармой. Там было все в порядке. Казаки ужинали кашей, подшивали вещи, чистили оружие, обсуждали подробностей прошедшей охоты. Среди них виднелись и местные охотники, они как-то находили общий язык. Федор от стола отказался, его ждала Снежана.
Отец Олав давно отужинал (сам себе готовил по каким-то древним рецептам), Почивал. Снежана, принарядившись, ждала. В сарафане, с кокошником, похожим на корону. Со своим северным строгим лицом.
Для начала подала мороженную строганинку какой-то нежнейшей рыбки, великолепную уху, жаренную сочную оленину. Постаралась.
Дальше душистый навар из каких-то местных трав, приправленный диким медом. Лицо у нее опять стало мягким и ласковым.
А вечером Федор пришел к ней во светелку. Она ласково его встретила, были объятия, любовь. Она была хороша в постели, совсем не походила на снежную королеву. Нежна, горяча.
Утром казаки с поморами (которых Федор уже про себя звал ариями), выехали на оленью охоту, а Федор опять просидел в горнице у Отца Олава, совместно обсуждая дальнейшие действия экспедиции. Выходило так, что дальше на восток лежали земли самоедов, куда поморы не совались. Впрочем, Федору, пользуясь приглашением, можно. Даже дадим оленью упряжку, в ней они смирные, управишься.
Вечером Федор долго говорил со Снежаной.
- Снежка, милая, будь моей. На юге, в Петербурге, где угодно. Поезжай со мной.
Та кажется испугалась, задумалась. Вытянулась в постели, опять стала похожа на снежную королеву.
- Федя, моя судьба другая. Я должна сохранять ведическое знание. Кто теперь прочитает наши древние руны? Если дедушка Олав умрет, то только я. Я должна быть здесь и хранить эту древнюю мудрость ариев. Вот если бы ты остался... Но знаю, тебе нельзя. Поезжай туда, на восход, самоеды тебя встретят хорошо, не сомневайся.
Никто из отряда и местных к самоедам не отправился. Отказались. Кроме этого, с добрый десяток казаков выразили желание навсегда остаться в поселке, поскольку баб приглядели. Снежана куталась в платок, часто плакала и собирала Федора в дорогу. Местные охотники все показывали, как править оленьей упряжкой. Проходя мимо Снежаны, Федор шепнул:
- Снежка, передумай, еще не поздно.
Она чуть заметно отрицательно качнула головой в черном платке.
Федор поднес заветный туго набитый документами баул Ипатию.
- Дорогой Ипатий. Дальше я отправлюсь в одиночку. Ты поедешь в Петербург. Прошу тебя, передай это хоть в генштаб, хоть самому царю. Лучше всего князю Шаховскому.
Ипатий склонился.
- Клянусь, передам раньше, чем сам умру.
Обнялись, попрощались.
Сани нагрузили от души, олени взяли с трудом, Федор с ними управлялся, но жалея, пошел вокруг гор, избегая подъемов. Олени разогнались, нарты пошли хорошо.
Теперь он был один в снежной пустыне. Дорога была долга. Федор дал отдых оленям, они копытами нарыли какой-то мох и лишайник, да мелкий кустарник, поели снега, были готовы к дальнейшему бегу. Сам поспал.
Были еще ночевки. Федор стреножил этих оленей, как казаки стреножат лошадей, сам не отпускал далеко свой тульский мушкет, опасаясь белых полярных волков.
Но вот впереди появились оленьи упряжки. Федор остановился, ружье было хорошо заряжено, но упрятано в солому. Пистолет, также готовый к бою, был за поясом под малицей. Двое упряжек приближались.
Потом, помахав рукой, к нему пошел человек. Федор вышел навстречу. То был самоед, старый знакомый по охоте на тюленей. Невысокий, коренастый, крепкий. Он тоже признал Федора:
- А, чужой человек! Хорошо, что не прозабыл про нас. Думал, что сразу в гости приедешь. Давай, однако, гони на нашими нартами.
Все развернулись и олений обоз поехал в указанном направлении.
В долине меж гор виднелся поселок из чумов. Шли дымы, паслись олени, бегали дети. Все столпились на краю селения, с любопытством глядя на гостя. Кланялись поясно.
Живут самоеды (современное название ненцы) в чумах — конических шалашах из кольев, покрытых оленьими шкурами, с очагом посередине; питаются главным образом олениной, вообще животной пищей, пьют теплую кровь убиваемых животных, летом пользуются также ягодами, временами добывают себе со стороны муку и водку. Зимою охотятся на соболей, куниц, лисиц, белок и т. д. Одеваются в одежды и обувь из звериных шкур, преимущественно оленьих, отчасти и собачьих, получаемых от разводимых ими собак-лаек, по преимуществу белой масти.
Федору они показались на одно лицо. Приземистые, коренастые. Черноволосые, черноглазые.. Дети забегали вперед, смеясь, хватали за ноги. Мужчины приняли упряжку, проводили в главный чум. Там восседал их вождь. Такой же узкоглазый скуластый с седовласыми густыми волосами, безбородый, старый мудрый самоед.
Посреди чума горел обильный очаг, вокруг развешаны и постелены шкуры.
- Ну здравствуй, гость. Наслышаны про тебя, что приехал из дальних земель написать хорошее про нас. Наши люди тебя видали, говорили о твоей мудрости. Давно ждал тебя в гости, ложись там.
Показал в почетную часть чума, хотя тот был круглый и почетная часть просто была подальше от входа, чтобы не продувало.
- Алма, подай еду!
Это имя уже Федор от Снежаны слышал.
Вошла невысокая коренастая черноволосая скуластая круглолицая девушка и принялась раскладывать по мискам какое-то хлебово. Впрочем, отдавало местными травами, было весьма вкусно и сытно.
Так вот ты какая, Алма. Красивая, узкоглазая. Хороша.
- Ну, гость ученый, попотчуем, чем можем. Понимаю, что непривычен ты к нам, как к кухне нашей. И обычаям. Но вижу, что с миром едешь.
Почетное блюдо была миска свежей крови с плавающим глазом. Это чудо понимающий хозяин постеснялся предложить, зато съел сам.
- Коли устал, ложись туда (показал) с Алмой.
Это был местный закон гостеприимства, вниманием и вежливостью гостя и законом продолжения рода без семейных связей между родичами.
Алма подбрасывала в костер дрова, кизяки, вонючий жир и очаг запылал так, что стало жарко, как не в чуме, а вулкане.
Федор, по примеру хозяина, снял свою малицу и остался голым по пояс. Алма невозмутимо сбросила всю одежду и полностью обнаженная хлопотала по хозяйству.
Наевшись от пуза, Федор улегся на указанное место и забылся сном. Но среди ночи почувствовал женские руки. Рядом лежала Алма и робко ласкала его. Он в ответ стал ласкать ее, затем ласки усилились, они схватили и сжали друг друга, он овладел ею. Это продолжалось долгое время, потом он опять забылся сном.
На следующий день был какой-то местный праздник. Готовили много мяса, Должны были состояться состязания в борьбе, хозяин объявил, что отныне Алмой трижды будет владеть сильнейший, а гость свое дело сделал, за что спасибо.
В качестве претендентов вызвались трое, но Федору Алма понравилась, а он не привык отступать, стал четвертым.
Противники разделись по пояс. Самый крупный борец не произносил ни слова, но Федор его про себя назвал Пехлеван.
Вот, неожиданные приключения! Это была поясная борьба, вполне похожая на греко-римскую, классическую. И Федор своими приемами положил двух соперников.
Затем к нему подошел этот мощный исполин. Нормальный толстый пузатый ненец. Но его мышцы на руках и плечах превратились в броневые плиты. Живот стал железным. Никакие подхваты и подсечки не действовали, стоял, как скала. Они долго толкались, затем был захват, и тут Федор почувствовал себя в страшных тисках, так, что надулись вены и хрустнули кости. Поединок был окончен, Федор обессиленно отошел, сел в снег, к нему подбежали, стали отпаивать отварами. Он без сил под сочувствующие взгляды удалился в чум и повалился в постель. Рядом этот обсеван привел покорную Алму. Она стала его добычей по их обычаю. Он снял свои шаровары и остался обнаженным с торчащим могучим членом.
Алма тихо разделась и легла. Он на нее навалился. Внчале было тихо, затем они задвигались, она стала громко дышать, затем стонать. Затем кричать.
Рядом спать было невозможно. Чум был хорошо натоплен. Рядом на шкурах спали голые Пехлеван и Алма. У нее между ног была кровь. Федор отвернулся и забылся сном.
На следующее утро Пехлеван увел Алму в отдельный чум. Федор занялся своими бумагами. Многое предстояло дополнить, кое-что уточнить. Подходил хозяин. Грамоты он не знал, но в рисунках разобрался сразу. Подсказывал. Затем Федор устроил небольшой пеший поход на соседнюю гору для съема координат..
Нагрузившись секстантом, компасом, некоторым запасом продовольствия, прихватив мушкет с боеприпасами, отправился. Проходя мимо юрты Пехлевана, услышал стоны и крики Алмы. Путь вел дальше на гору. Сверив координаты и сделав очередные наброски, Федор отправился обратно.
Идя уже по долине, Федор увидел гиганта. Это был настоящий огромный слон, покрытый бурой шерстью. Длинные мощные изогнутые бивни. Федор таких мохнатых слонов никогда не видел ни в Азии ни в Африке. Федор схватился за мушкет, но сразу понял, что он бесполезен. Слон подошел к нему. Был внимательный взгляд маленьких коричневых глазок. Будто слон хочет что-то передать.
Порождение иных веков.
Федор осторожно приблизился. Мамонт протянул хобот. Федор взял рукой хобот и почувствовал горячее дыхание. Они так долго стояли, глядя друг другу в глаза. Затем мамонт отвернулся и ушел в темноту.
А Федор двинулся в обратный путь.
В поселке все собаки уже знали Федора, ни одна не тявкнула, проходя мимо чума Пехлевана, опять слышал хриплые стоны Алмы и ее счастливый смех.
На следующий день (если там можно назвать небольшое посветление неба среди полярной ночи) Федор восседал в главном чуме и разбирал свои бумаги. К нему, раздвинув меховые занавеси, вошел Пехлеван. Хоть табличку вешай, "Без доклада не входить". Так ведь здесь не прочитают.
У Пехлевана вид был грустный и озадаченный. Обратился к Федору.
- Прости меня, чужой человек. Но я взял Алму по обычаю. Две ночи уже провел.
- Знаю, уважаемый. Раз есть обычай, ты должен соблюдать. Что с того?
- Она не хочет третью ночь со мной. Просит, чтобы я ее отпустил, но не к отцу, а к тебе. Ты же за нее дрался?
Тут Федор задумался. Алма была хороша, чрезвычайно понравилась Федору, да и надо было выручать девчонку. Жертва архаичных диких обычаев.
- Ты не хочешь своей третьей ночи? Не хочешь до конца соблюсти свой обычай?
- Она не хочет. Я не могу спорить. Ты согласен?
- Да, согласен. Пусть сегодня придет.
Пехлеван с поклонами вышел. Затем пришла Алма. Положила у входа вещи, сама без сил повалилась на лежанку. Федору стало ее жалко. Погладил по голове. Она держалась руками между ног. Федор осторожно поднял ее рубаху, стянул шаровары. Да, там, между ног была кровь. Он прошептал девушке:
- Потерпи, все будет хорошо.
Затем взялся промывать своим спиртом. Она охала и дергалась, но вела себя смирно. Затем велел лежать неподвижно, раздвинув ноги, а сам готовил мази. Алма вела себя терпеливо и послушно.
Мази предназначались для мужчин и для их боевых ран, но Федор постарался смягчить их действие. После очередной промывки он стал вводить эти мази внутрь. Алма попискивала от боли, но терпела. Теперь спать. Через несколько дней Алма стала подниматься, выходить из чума.
За ней ухаживали. А она во все свои узковатые черные глаза глядела на Федора. Ему было хорошо от этих взглядов. Алма пошла на поправку быстро. Скоро расхаживала по поселку или гоняла на нартах. А по вечерам брала бумаги Федора и изучала буквы. Задавала много вопросов.
А Федор чувствовал, что дальше на Север он в одиночку не проедет, материала много и надо им заниматься в Петербурге. Он объявил Хозяину, что ему пора возвращаться. Алма, присутствующая при этом объяснении, вцепилась ему в рукав и заявила, что она отправится с Федором на край света. При этом выглядела весьма грозно, не хуже Пехлевана.
Вечером им устроили прощальный "банкет". Уважая гостя, никаких экзотических блюд (типа глаз в крови) не подавали, была хорошо жареная оленина и тюленина в местных травах, запеченая рыба, неизменная строганина, которая здесь, на Севере неизменно удавалась.
Посреди главного чума был не костер, а вулкан. Кучею бегали дети, но их отвели спать. Все вспотели, сбросили свои малицы. Федор последовал общему примеру. Мужчины остались в одних шароварах, женшины полностью обнаженными. Они не смущаясь, суетились по хозяйству. Таковы обычаи.
На проводы вышло все население поселка. Куча детей. Сбежались собаки, столпились олени. В сторонке стоял Пехлеван, молчаливый угрюмый богатырь. Федор подошел к нему, обнялись, похлопали по плечам. На самом деле его звали Хадко. Он помог с упряжкой и загрузкой в нарты, дал мороженной оленины, рыбы. Община (посовещавшись) выделила двух запасных оленей, ручных и послушных, которых приторочили сзади.
Они будут подменять уставших основных (шепотом, были советы, или от них взять свежую кровь или их съесть). Много расспрашивали про мамонта, который мало к кому подходил, как-то чувствуя людей.
Больше всех хлопотала Алма, предчувствуя будущую дорогу и жизнь.
Они с Федором сели в нарты, тяжело груженые, с запасными оленями сзади и под приветственные крики населения поселка, лай собак, крики оленей отправились в путь. Алма ловко управляла упряжкой. Затем ложилась спать, упряжку перезапрягали, Федор правил, двигались дальше. Были остановки с отдыхом для оленей, спали. Полярная звезда светила и указывала путь лучше любого компаса.
Потом выехали на лед Белого моря. Тут уже олени не могли добывать копытами корм, пользовались своими запасами. Зато нарты полетели вперед по ледяной глади. Алма правила упряжкой уверенно и бесстрашно. Вот и Соловецкий монастырь.
Монахи встретили приветливо, наконец была нормальная ночевка в кельях, а не под открытым небом. Алма, несмотря на усталость, только и глазела на эти гигантские постройки, которые видела первый раз в жизни.
Наконец, нормальная остановка в теплых помещениях. Федор и Алма разместились в отдельной келье. Была хорошая баня.
Федор и Алма любили друг друга. Игумен Феофан приглашал за свой стол обоих. Отец гостинник расстарался с яствами. Присутствовали видные монахи (и некоторые монахини). Они с особенным любопытством глядели на Алму. А ее приодели в платье и наружний кафтан, с которым она научилась быстро справляться. Ее смуглое лицо засветилось яркой звездой. Шубка ей очень подошла. Ох ты, скуластая косоглазая северная красавица!
Лошадок монахи заботливо сохранили. Их перезапрягли вместо оленей. Путь продолжился. В новой шубке Алма была чудо как хороша. Ехали до Петербурга. Приехали на своих санях до главного штаба (кварирмейстерской службы) выдали документы, доложились, затем домой, разгружаться.
Княгиня Елена обрадовалась, но как-то испугалась. Алма, видимо смутилась. Но ничего, разобрались. Они стали разбирать привезенное хозяйство, как-то по женски щебетать.
Федор в генштабе увидел ворох своих документов, которые заботливо доставил Ипатий. И которые остались неразобранными. Работы было много. Рисовать правильные карты, составлять описания, брошюровать (что тоже было хлопотно и непросто).
Эпилог.
Ипатий захаживал к Федору, отношения были дружеские. Алма была в доме на правах содержанки или прислуги. Она выучилась грамоте, вполне освоилась с городской жизнью.
Потом Федор отдал ее на курсы акушерок. Она как-то сошлась с Ипатием и тот попросил отдать ее ему в жены. Она не возражала.
Алму крестили в православие, она теперь звалась Анна.
Затем, не мешкая, их обвенчали с Ипатием. Посаженными родителями были Федор и Елена. Свадьба была красива.
Про Снежану и их народ нам ничего не известно.
Затем Ипатий, тяготясь петербуржской службой, уехал в Холмогоры, увезя Анну.
А Федор и Елена жили счастливо.
Август 2016