Сынки-пасынки

Встречаясь и беседуя с теми, кто непосредственно принимал участие в афганской войне (1979-89гг.), хочется отметить одно обстоятельство, на которое я обратила внимание, беседуя  со «срочниками»,  независимо от рода войск и статуса службы. На вопрос, чего больше всего из еды хотелось  там, в Афгане, с улыбкой и немного стеснительно,  все без исключения,  отвечали, - сладкого. Для кого-то это был просто сахар, для кого-то сгущенка, а для кого-то просто  сухое молоко. По большому счету, все ребята  тогда  были ещё детьми, пусть даже в солдатской форме.
На остальные вопросы, прежде чем ответить,  следовала большая или не совсем большая пауза,  пока собеседник мысленно переносился на  20-30 лет назад. И уже за давностью времени   сам эпизод, за который человек получил боевую медаль  или   орден, казался  столь незначительным, чтобы о нём говорить, или может быть в силу своей скромности те, с кем я общалась, не хотели показывать себя  героями. Они просто рассказывали то, что было. И как это было. Иногда, не стесняясь в выражениях и настолько увлёкшись, что не замечали этого. Я, не проронив ни звука, в такие минуты старалась молчать и только слушать. Иногда, задавая наводящие вопросы, и направляя беседу в нужное русло, узнавала такие подробности, о которых сам рассказчик думал, что забыл навсегда. Я не приемлю штампованных фраз и заученных текстов. По человеку сразу видно, попадал он в «бигуди» или насмотрелся фильмов.   Попадались и  такие, кто не  понюхав пороха и ни разу не побывав на боевых выходах,   украшали  свою  грудь  медалями, напуская  важность и загадочными намёками пытаясь убедить в  своей значимости.
Я не говорю, что на войне все должны были стрелять. Все рода войск  важны и нужны. Как воздух необходима была вода, и были моменты, когда за её глоток хотелось отдать пол - царства, и когда ребята могли умереть    от обезвоживания,  она действительно была на вес золота. Баня и чистое бельё были спасением от гепатита. Не менее важным был свежий, душистый, хрустящий хлеб, после набивших оскомину галет и печенья.  И кусок свежей баранины был, конечно же, вкуснее тушенки 1943 года и промерзших говяжьих туш 1954-го. 
Кто-то должен был чинить амуницию, штопать парашюты, топить баню, печь хлеб, возить воду, готовить еду, а кто-то в любое время дня и ночи по первому слову должен был идти  на войну. Не задавая лишних вопросов, не делая лишних движений. Сбор, построение, взлёт, посадка. Идти   в жару и холод, в снег и  дождь, не зная, что тебя ждёт  на узких горных тропах, пуля снайпера,  растяжка или противопехотная мина? И никто не знал,   вернуться ли назад живыми, целыми и невредимыми?
Не имею права осуждать простой человеческий инстинкт самосохранения, когда солдат готов был терпеть насмешки, быть «курком», «чадом», «батутой», зная, что только так  он вернётся домой живым и здоровым. Туда, где ждёт мама,  девушка, друзья...
 Уважаю и  горжусь теми, кто после госпиталя, имея  100% возможность  дослужить оставшийся срок в Союзе, просились назад, в свою дивизию, полк,  батальон, роту, взвод. Иногда возвращались, чтобы получить ещё одну пулю  прикрывая друзей или выполняя спецоперацию, и никто из них не имел никакой гарантии,  что останется в живых. Чувство боевого братства, закалённое и сплоченное в условиях, когда сегодня поможешь ты, завтра помогут тебе, сейчас ты прикроешь товарища, через секунду он закроет тебя собой, было у таких бойцов сильнее инстинкта самосохранения. 
Нет одинаковых людей. Но когда у человека есть уверенность, что тот, кто рядом не подведёт, это сплачивает крепче цемента самой высокой марки. Чувство юмора, чувство локтя, оптимизм, бесшабашность, сообразительность,  озорство в сочетании с умением подчиняться приказам и быть профессионалами своего дела, больше относится к тем, кого посылали на боевые операции. Осторожным и перестраховщикам  в горах нечего было делать. 
Низкий поклон всем, кто прошел афганскими тропами срочной и сверхсрочной службы. Солдатам и офицерам, сержантам и прапорщикам, независимо от того,  кто просился на войну сам, а кого отправляли не спрашивая. Вас всех ждали дома, и бессонными ночами,  каждая строчка  вашего письма была омыта материнскими слезами. Эти слёзы смыли разницу между рэксами и курками, ведь для матерей вы все были детьми. И в память ваших матерей и вашей молодости «под прицелом», мне хотелось наиболее правдиво и достоверно отразить то время, быт, эпоху, ваши характеры и то, как проходила служба в полтиннике в 1984-85гг. Почему-то о 350-м пдп , мне кажется, написано незаслуженно мало.
Здесь небольшие эпизоды службы Михаила Кулабухова                (в/ч 15831) в Афганистане. Он помнит  своих ребят. Кто жив, отзовитесь:  Игорь Изместьев (Ижевск), Александр Карабанин (Карелия), Александр Емеличев (Карелия), Владимир Кочнев (Свердловск), Лёва Соколов (Архангельская обл.), Сергей Еламков (Архангельская обл.), Сергей Михайлович Тютюнников (Харьков), Игорь Николаев (Саратовская область), Михаил Пичугин (Ульяновск), Николай Петров (Чувашия), Павел Симонай (Псковская область), Фадеев (Псковская область), Владимир Дьяченко (Питер), Михаил Георгиев (Питер), Николай Ледянкин (Ярославль), Валерий Сердюков, Сергей Пачев (Удмуртия), Сергей Воропов, Михаил Тареев (Кемерово), Сергей Землянухин, Владимир Романов (Удмуртия), Михаил Романов (Татарстан), Молчанов (Омск),   Колкоан Мокошев (Казахстан), Юрий Сазонов (командир роты), Мустафин (3 рота), Виктор Готько (Белоруссия), Гришанов (гармонист),  Александр Кашин, Толик  «Пинцет», Юрий Акилин,  Иван Невдах,  Николай Валов, Виталик  Соборнов , Лёха Лапин, Сергей Воронов  «Ворона» (г.Луга Ленинградской области старше на пол года призывом),   его «дед» Михаил Тареев  (с Зауралья),   Игорь Краснящих (с Курской области).   Валерий Сердюков, Кинжибалов , прапорщик  Булин  и Гончаров, старлей Любимов. Своих командиров Ярыгина Юрантина Васильевича,  Бочарова, Юру Сазонова,  врачей –хирургов  Гусаинова и Пфафф.
   Насколько точно мне  удалось передать то, что происходило «за речкой» тридцать лет назад, судить вам.
Я благодарна Михаилу Кулабухову,  что он нашел время, чтобы поделиться со мной воспоминаниями.   Буду признательна всем, у кого после прочитанного, возникнет желание что-то вспомнить или добавить.  Здесь  всё, от первой до последней строчки так,   как отпечаталось в его памяти. И поверьте на слово, мне было ой как трудно разговорить этого парня и «вернуть» его на тридцать лет назад. Сама удивляюсь, что мне это удалось.
 
                О  НЛО
 
…В ожидании рассвета, когда должны были прилететь вертушки,   лежал в тёплом спальнике, подстелив под него бронежилет. Не спалось. Смотрел в ночное афганское небо, на далёкие звёзды, и мыслями переносился туда, где однажды случилось то, о чём никому и никогда не рассказывал. Но всегда помнил и пытался найти объяснения на  вопросы, ответов на которые не нашел до сих пор.
Вспоминал, как на гражданке, вокруг лампочки, слетаясь на свет, кружили мошки. Одни, смелые и безрассудные, гибли, другие, втянутые в яркий водоворот, были не в силах вырваться из опасного круга, не опалив себе крылья…
Уставшее за день село успокаивалось. Перестали мычать после дойки, вернувшиеся с выпаса коровы, уселись на насест ворчливые куры, где-то ещё слышался ленивый брёх собак и стук закрывающихся на засов калиток. Как светлячки, то тут, то там, вспыхивали в домах окна, за которыми семья садилась за стол ужинать. Кто-то укладывался спать, чтобы завтра с утра, ни свет, ни заря встать, подоить корову, выгнать её на пастбище, и покормив скотину  бежать на работу. Навстречу солнцу и новому дню, чтобы вот так же вечером, вернуться домой, к семье. Кое-где на скамейках, или старых срубленных деревьях их заменяющих, тихонько сидели, робко прижавшись друг к другу, влюблённые. Девчонки, готовые в любую минуту от материнского окрика  вскочить и бежать домой, и ребята, которым так хотелось побыть с ними подольше.
 Чувствовал, что   поездки  на мотоцикле, в соседнее село, хорошим не закончатся. Для местных, считалось делом чести «накостылять» по шее чужаку, повадившемуся к их девчатам. Но молодость брала своё, а определённая доля адреналина подогревала и без того горячую кровь. Всегда мог за себя постоять, был не из трусливых, да и силой Бог не обидел. Каждый день  десять километров в школу, в любую погоду, только прибавили твёрдости характеру. А увлечение спортом, победы на районных соревнованиях в  игре «Зарница», уверенности в себе.   Ни темноты, ни леса, ни дальности расстояния, ни драк, не боялся. Главный принцип, которому  всегда следовал в жизни, чтобы всё   было по - честному.
 В тот вечер, сидя на скамейке с Лорой, каким-то обострённым чувством отметил, что вдруг всё смолкло. Вот так, всё и сразу. Ещё минуту назад пели-заливались соловьи, лаяли на околице села собаки, и вдруг такая тишина. Вязкая, плотная как заложенная в ушах вата. Хотелось тряхнуть головой, чтобы вернуться в реальность. Не понимая, что происходит, посмотрел на девушку. И в её широко раскрытых глазах увидел такое же удивление. 
От давления, тихого шелеста как перед бурей, накатило чувство нереальности происходящего. Огромный, занявший полнеба серого цвета  предмет, двигался прямо на село. Поначалу решил, что это туча и сейчас     пойдёт дождь с грозой. Внезапный, весенний, первый в этом месяце. А после грозы, как говорила бабушка, можно   бегать по земле босиком.
Непонятный шум нарастал, давление усиливалось. Вскочил со скамейки, решив зажечь на столбе  электрический фонарь. И щелкнув выключателем, в сгустившихся вечерних сумерках увидел, как огромный размытый объект обрёл очертания. Внутри проглядывались тусклые блики внутренней подсветки, шум  нарастал. Не в силах двинуться с места,   не мог оторвать взгляда от таинственного, невероятных размеров небесного тела. Зависнув на какое-то время над селом, оно медленно двинулось к горизонту. Взяв девушку за руку, почувствовал ставшие вдруг ледяными  пальцы. Ни сил, ни желания говорить, не было. Сидели  молча, пока закрыв на горизонте всё небо, предмет не исчез из зоны видимости.
Вслед утихающему звуку, замолчавшие соловьи, стали робко, потом сильнее, выводить свои трели, как будто проснувшись, стали лаять собаки,   мычать коровы... В воздухе разлился запах озона, как будто только что после летней иссушающей жары прошел дождь. Свежесть накатила волной, захлестнула, и осталась в нём навсегда.
               
                О  ЗАПАХАХ

С этого самого вечера, появилось обострённое чувство восприятия запахов, с которым   сколько не пытался, ничего не мог поделать.  Обоняние было развито до такой степени, что иногда самому становилось страшно. Не знал, зачем   это дано, и что с этим делать, пока не попал   в Афганистан. Здесь, благодаря этой особенности  организма, которая не раз спасала    от смерти, и с которой    на гражданке безрезультатно боролся, добавляя в пищу соль, перец,  пытаясь курить,  нашла своё применение. Обоняние перешло в плоскость ощущений, в некую физическую субстанцию. Стал тоньше ощущать не только запахи, но и их оттенки.   Каждый человек    имел свой запах, от каждого пахло по - разному. В условиях войны это качество трудно было переоценить. Нос реагировал на  незнакомые запахи при любых обстоятельствах. И чем слабее был запах, тем больше к нему принюхивался, стараясь определить направление и происхождение. По запаху мог определить психическое и физическое состояние человека. Сыт он или голоден, агрессивен или испуган, отдохнул или не выспался. По запаху различал в кромешной темноте человека, его эмоциональное состояние. Мгновенно и безошибочно определял направление и расстояние до него. При досмотре караванов, по запаху оружейного масла, мог определить наличие в нём оружия. По запаху чарса, есть ли опиум? А после того, как понял, что адаптировался к запаху никотина, бросил курить. Сразу же стал чувствовать табачный дым на расстоянии до 500 метров, характерный запах нечищеного после стрельбы оружия и стрелять в темноте по живой цели без промаха.
Ну, а тогда, село, как будто вырвавшись из глубокого сна, заговорило, зажило своей жизнью.  И глядя в след неизвестному предмету,   с каким-то бесшабашным восторгом и  завистью, подумал, как здорово подняться вот так высоко к звёздам, откуда всё видно. И уходить за горизонт, пролетая над морями и странами. Мог ли   тогда знать, что до исполнения мечты оставалось совсем немного? Что небо станет родным, купол парашюта - надёжным, а чужая страна на два года  вторым домом, где он   пройдёт   испытание на прочность и выносливость, на дружбу и взаимовыручку, где  ежедневно  в шаге от смерти    научится смеяться ей прямо в глаза.
Даже  много лет спустя, когда казалось всё осталось в прошлом, во время игры «Зарница»,  с мальчишками находился в лесу, с пулемётом ПКМ-7.62, по колено в снегу, в двадцатиградусный мороз, поймал себя на мысли, что всё вернулось на круги своя. Намётанным глазом по сбитому с веток снегу определил, где установлены растяжки, по запаху - базирование лагеря, по слуху - ожидающую засаду. И зайдя с «диверсионной» группой  в тыл условного «противника», обезоружил и взял в плен весь  штаб.
                О ДОМЕ

  Но до этого было ещё долгих три десятка лет. А тогда, в горах Афгана  очень хотелось есть. Выгреб из РД последние крошки, вместе с какими- то жучками, бросил в рот, и, посмаковав их как конфеты, съел. Чтобы отвлечься от мыслей о еде, вспоминал дом, свою Большанскую школу, ребят, с которыми   подружился на курсах в   ДОСААФе и то, как в военкомате   на  выбор предложили три специальности: водитель, радист, механик.
 Выбрал специальность радиста. Ещё в старших классах любил хулиганить с друзьями на средних волнах. С детства, сколько себя помнил, в доме не было ни одной не сломанной заводной игрушки. Уж очень хотелось знать, как она устроена и по какому принципу движется? Раскрутив и отвинтив  всё, что отвинчивалось, покрутив шестерёнки, проверив   как работает завод, разобравшись в механизме, тут же терял к нему интерес. До следующей игрушки. Родные поначалу сердились за выброшенные на ветер деньги, потом смирились, надеясь, что от этого любопытства будет толк. Так и случилось. На слух мог определить, что с любой машиной не так. Все гайки, болты, контакты, провода, были  как открытая книга. К этому, в Афгане добавилось умение стрелять из любого вида оружия, работать на всех видах радиостанций, мастерство рукопашного боя, и много ещё такого, чему не учат в школе.
 Отличный нюх и слух, на войне пригодились. При досмотре караванов, бойцы полагались на его  тонкое обоняние. Капитан Сазонов подшучивая, спрашивая: - Ну и что там у них? И если отвечал «чисто»,  можно было не досматривать. Стоило повести носом, ребята сразу понимали,  наркота  есть. И  ни разу  он не ошибся.
 
                О КАРАВАНЕ

Начиналось это так. Как-то разведка сообщила, что из Пакистана по маршруту, движется караван. На каждом верблюде по полтонны  тюков. Знали, мирные дехкане с караванами не ходят. Верблюды могли двигаться сутками, и днём и ночью,  не останавливаясь на отдых. Погонщики, отдохнув чуток во время движения на мягких тюках,  спешивались и шли дальше. Некоторые  двигались скрытно, только по ночам, в зависимости от тех целей, которые преследовали. Когда вертолёты обнаруживали такой караван, они сгоняли верблюдов в кучу и подвязывались под них.
  В тот раз, десантировавшись посадочным способом, заняли круговую оборону. Борты ушли, а они под прикрытием МИ-24 двинулись на встречу с виду вполне дружелюбным афганцам, которые охотно показывали на вьюки с товаром. И всё бы ничего, но… почувствовав незнакомый запах и не сумев определить, что это,  решил спросить у ребят:
- Чем пахнет?
Те сразу насторожились, - Ну-ка, ну-ка? - И взяв  автоматы, на изготовку, щелкнули затворами. Не дав караванщикам опомниться, выпустили над головами очередь, прижав их к земле. И через минуту, те уже  сами, лопоча что-то на своём языке, показывали, где спрятан чарс. Парни  удивлялись:
-Ни  фига у тебя нюх, Михалыч!
  Наркоты тогда взяли много. Чтобы не тащить с собой, сожгли. И уже возвращаясь на базу, «деды» рассказали, что выращиванием конопли и мака, производством и контрабандой чарса и опиума здесь занимаются практически все. Если в Китае крестьяне выращивают рис, в Черноземье картошку, то в горах Афганистана, на высоте   до 2000м над уровнем моря,   самые идеальные условия по климату для  мака и конопли. 

                О МАКЕ

Плантации мака, с весны до зимы, с утра до ночи, и с ночи до утра, местные пололи, поливая ночью водой. Зимой из сухих маковых коробочек  доставали семена. Летом - собирали  опиум-сырец. В каждом кишлаке он был первым средством при болезнях, особенно при расстройствах желудка или зубной боли. В горах до аптеки далеко, врачей нет, да и денег на лекарства тоже.   Ну, а если болезнь посерьёзней, то хотя бы  притупляло боль.  За счет этого и жили, получая за каторжный труд копейки. Сырец, хоть и стоил дороже, но и работать с ним было труднее. Вечером, маковые коробочки  аккуратно надрезались на определённую глубину специальным ножом из трёх лезвий. Надрез делали   такой, чтобы молочко  подсыхало, и не проливалось внутрь. К утру, оно темнело, становилось  вязким, и его выскребали из коробочки в кружку, а потом ещё вытирали бинтом. Бинт высушивался, резался на куски, и он тоже шел в дело. Опиум-сырец продавали скупщикам,  за счет этого и жили…

                О ЧЕРЕПАШКАХ

…До рассвета оставалось совсем немного, и опять, в ожидании вертушек,  накатили воспоминания. В Афгане даже звёзды были не такие как дома, казались намного выше. Ждали, когда прилетит борт, и     наконец-то попадём на базу, где ждёт сытная еда и горячая баня, по которой за неделю все порядком истосковались.
 Наверное,   не найти ни одного десантника,  который бы не любил баню.
Тогда, в горах,    находились вторые сутки.   Без еды и воды. Та, что оставалась во фляжках, после боя слили в котелок, побросав в него маленьких черепашек, которых насобирали тут же. Вода выкипела, когда черепашки ещё не успели довариться. Пришлось есть полусырое, по вкусу напоминающее резину, мясо. Но были рады и этому. Главное, все остались живы.
  В кишлаке нарвались на засаду. Их ждали. Бой, утих только к вечеру. Работали на опережение, понимая, что к душманам в любой момент могут подтянуться свежие силы. Решив не рисковать, берегли силы и патроны. На рассвете, зашли с флангов, заняли позицию, и утром, когда бой возобновился с новой силой, стали стрелять одиночными на поражение. Понимали, если из духов кто-то останется, то приведёт с собой помощь, и тогда из каменного мешка   никому живым не выбраться.
К обеду, когда затих последний выстрел, собрали духовские боекомплекты и вызвали борт. Но из-за низкой облачности его прибытие откладывалось.
Население кишлака, на зачистку которого   бросили, ушло в горы, прихватив с собой всё необходимое. И они знали, что люди не вернутся, пока  их не заберут вертушки…

                РАСЧЕТ БДИТ-СОЛДАТ СПИТ

… Древний город Кабул, куда  попал служить после ферганской учебки,  имел стратегическое значение из-за близкого расстояния к горному перевалу Хайбер между Афганистаном и Пакистаном.   Война - войной, но за всю службу, ни разу не видел, чтобы пассажирский самолёт подвергался обстрелу. Прилетевшие пассажиры спокойно покидали самолёт. Дозаправившись и забрав следующую группу, Боинг улетал обратно. Советские транспортники, оставались.
В конце взлётно –посадочной полосы была пересылка. Вокруг аэродрома - колючка. Их вторая рота охраняла свой участок в городке, от парка полтинника, до артполка. Ночью, по два человека, менялись каждые два часа. Пулемётный расчет заступал на всю ночь, по обстановке. Когда обстреливали городок, мало ли ночью где-то  что-то покажется подозрительным, кусты, шакалы, тух-тух, давали два одиночных выстрела. На всякий случай, для профилактики. Значит, всё нормально. Расчет бдит, солдат, спит. Если расчёт пролупасил три выстрела, через минуту вся рота будет стоять на колючке. Сколько бы по времени часов не было, двенадцать ночи, два ночи, по фигу. Все, как один, с автоматами выпускают весь боекомплект, такой шквал огня! Толя Пинцет фур-р-р, по 10-15 рожков выпускал.
После белгородских полей и лесов, местность казалась чужой и пыльной. Успокаивало, что это всего лишь на полтора года, можно было и потерпеть.
Поселившись, первым делом выяснили, где баня, столовая, туалет, штаб? Разместились в модуле, щитовом здании каркасного типа из фанеры, внутри наполнитель из пенопласта, собиралось быстро. Жили в длинном помещении, посередине коридор. Молодых учили, как его мыть вафельным полотенцем за три минуты. Дневальному разрешалось снимать ремень  только,  когда моет пол. Если деды требовать у молодого «Душа к бою!» - нужно было подставить грудь для удара по ней кулаком. Удар приходился на вторую пуговицу сверху. Пуговицы были литые, петелька тоже. Сообразили менять на другие. В бане сразу были видны непонятливые  и нерасторопные. У таких, посреди груди, синели и чернели "ордена дураков" - очень болезненные  синяки.
Посредине модуля, в коридоре, на потолке, висел телевизор, смотрели программу «Время». Крылечко, вправо-влево кубрики. Заходишь, справа ленинская комната, кубрик второй роты, штаб, секретка, тумбочка дневального, оружейная комната, бытовка, каптёрка, кубрик ремвзвода. Жить можно.
               
                ОБ АФГАНЕ

  Со временем понял, в Афгане есть и свои  красоты, древние мечети, мавзолеи, дворцы. Ребята предупредили, что столб, который воздвиг Александр Македонский, в направлении Джелалабада, заминирован. Подошел, не доходя метров шестьдесят, посмотрел на него. Ничего особенного. Высокий, метров двадцать, из камня,  сверху как крыша из булыжников.
 Недалеко от Кабула был озёрный край Карха, ущелье Танги-Гару по дороге на Джелалабад, Долина цветов, ступы Шеваки, монастыри, развалины буддистской ступы Топ-Дарра, белоснежные трехсотметровые дюны Рег-Раван, раскопки буддистских монастырей Паитава и Шоторак на холме Кохи-Пахлаван, красивейшие отроги Гиндукуша возле Горы света, сам тоннель Саланга, построенный нашими специалистами в 1964 году на высоте выше трёх тысяч метров  и ледниковые озера над ним. А в долине плантации виноградника, тутовника, абрикос. Всё было даже интересно. Главное, как себя поставишь.

                О ДЕДОВЩИНЕ

С людьми сходился быстро. Помогали,   природная любознательность, интерес ко всему новому, оптимизм и неиссякаемое чувство юмора. Со всеми сдружился, кроме одного «деда», который «гнобил» если не физически, то морально. Обидно,     что он был земляк-курянин, и от этого становилось ещё хуже. Вот тогда и дал себе слово, став «дедом», никогда не унижать «молодых». И когда точка терпения зашкалила, не стал в очередной раз сдерживать обиду, а шмыгая носом и глотая слёзы, загнал кулаками в угол модуля обидчика и отделал его как боксёрскую грушу. Не разбирая как, и куда, месил так, что только вовремя подбежавшие «деды» смогли  оттащить его и предотвратить убийство. После этого   оставили в покое, единогласно признан своим, не чмошником, а настоящим рэксом ВДВ.

                О "СГУЩЕНКЕ"

 Дружная компания, хорошая баня по субботам, отличная кормёжка, чистая одежда, и белоснежная постель, пахнущая хлорочкой, частично возмещали тяжелую физическую нагрузку, походы на войну и риск не вернуться оттуда живыми. Приходили  с боевых в полк и ждали, когда обратно? Говорили друг – другу, поскорее бы! Ходили  «на войну», как на работу.
 Организм   девятнадцатилетних парней, находясь постоянно на свежем воздухе, бегающих каждое утро по десять километров, лазающих, как архары по горам, требовал дополнительно питания. Местное население от греха подальше, предпочитало закрывать глаза на нехватку барана из отары, а иногда  предлагали и сами, в обмен на говяжью тушенку или сгущенку.
Как-то им попалось два ящика сгущенки, на банки которых этикетки,  видимо, поленились наклеить, и они лежали на дне коробки. Мигом сообразили, что на этом можно заработать «бакшиш». Наклейками  аккуратно заклеили надписи на банках со свиной тушенкой, и по -быстрому продали местным.   На вырученные деньги, купили на всю роту конфет в дукане  и  часто вспоминая об этом случае, смеялись.

                О ГРИШАНИНЕ

Юморили, подшучивая друг над другом, без злобы, без обид. Жили так, как будто, сегодняшний день - последний. И возвращаясь с войны, дурачились как дети. Да ими и были. Со своими мечтами, влюблённостью, надеждами. Там, за чертой дембеля их ждала другая жизнь, другое солнце, другие люди. Там не взрывались мины, можно было не опасаться растяжек, не вжиматься в землю и не сливаться со скалой укрываясь от выстрелов. Там открывая дверь незнакомого дома, навстречу не летели пули, не взрывались снаряды, а красивые девушки не прятали  лица. И не спать всю ночь дома можно было не потому, что сидишь в засаде, или охраняешь пленного, а потому, что слушаешь, как поют соловьи, а  рядом с тобой та, за которую и умереть не страшно. А здесь умирать было и страшно, и непонятно, за что? И от этого ещё страшнее. От тифа, гепатита,  дизентерии, осколка снаряда, растяжки, пули, мины, от потери крови, от того, что вовремя не подоспела помощь… Или от пули  снайпера, как это случилось со старлеем Гришиным.
По тому, как ребята несли его на плащпалатке к вертушке, как безжизненно висели ноги, сразу всё было понялтно. Неписаное правило для десантников, никогда не носить раненых вперёд ногами соблюдали свято. А несли Гришина ногами вперёд. Испытал шок, и потому, что был ещё «молодой», всего второй выход на боевые, и потому, что никогда раньше так близко не видел смерть от  пули. 
До самого дембеля, на кровати старлея Гришина никто не спал. Она стояла заправленной, как будто он вот-вот вернётся… 
               
                О ВЕРБЛЮЖЬЕЙ КОЛЮЧКЕ

  Для афганцев все шурави были  пришельцы из другого мира, с другими понятиями, другой культурой. Мы носили не ту одежду, молились не тем богам, говорили не на том языке, смеялись не над теми шутками, ели не те продукты, сто раз  были «не те». Только цепляли  те болезни, о которых в Союзе уже давно забыли. Слава Богу, в нашей роте такого не было. Комбат удивлялся: - Как, во второй роте, нет ни одного случая заболевания гепатитом?!
  От желтухи давали маленькие таблетки. Одна таблетка на десять литров воды. А мы эту таблетку бросали в флягу 750 г, давились хлоркой. Потом перейдя на верблюжью колючку, стали спасаться афганским народным средством, местным антисептиком.  Колючку привозили на ГАЗ-66. Налупят её солдаты на ночь, порубят и бросают в поларис, доведя два куба воды до кипения. Пили, как чай. До утра остынет, разливали по флягам. С утра свежий раствор слабенький, а после обеда  настаивается до коричневого цвета, и становится приятного терпкого вкуса. Остатки сливали, заливали бак водой по-новой. Воду брали в своей скважине, которая находилась на территории части, привозили её в бочках. Батальон за сутки   разбирал. 
  Поларис это такая  самоделка,  стоял на улице. Там был бак, через бак проходила труба, краник, сверху как в самовар заливалась вода, Внизу труба заварена, отверстия просверлены кругом и подходит трубка. Снизу горит соляра, сверху дымит. Когда горит, идёт черный дым. Топил поларис специально обученный человек, был весь черный от солярки.
Если в долине попадалась черная шелковица (тутовник) расстилали под деревом две-три плащ-палатки и трясли ветки. Падало с полведра сочных, душистых,  по размеру, с полпальца ягод. Набирали в арыке воду, выливали в казан, и забодяживали туда же шелковицу. Получался густой, терпкий, сладко-кислый  рубиновый сок - концентрат. Сок выпивали, ягоды кушали. Может  и это спасало от гепатита? 
А может то, что капитан Сазонов ходил в медсанбат и таскал  нам    аскорбинку, производства белгородского витаминного комбината?   Добавляли её и в компот, и в колючку, и в шелковицу. Брали с собой  в горы, жрали горстями. На роту двухкилограммового пакета хватало на полмесяца. А может, всё вместе взятое? Но, когда «косило» весь батальон, в роте не  болел, ни один боец.

                О ПИТАНИИ

  Мясо говядину привозили на транспортных самолётах. Свинины не было. Разгружали сами, перетаскивая с самолёта на КАМаз. Иногда тушки скользили и падали на взлётку, аж звенели. На штампеле был выбит 1954 год. Видно НЗ на армейских складах меняли на свежее, а нам отправляли это. Бывало и кенгурятина австралийская приходила. Получали полутушку, брали весы, топор, тд-д-дых её пополам. Вечером отрубишь и тащишь наверх, в столовую. К  утру оттаивает.
Шли на войну, брали продуктов из расчета на трое суток. Если задерживались, потом на вертушках подкидывали ещё. Самое необходимое: сахар, сгущенку, галеты, ну и ещё на один день по одной банке тушенки. Свиную не брали. Только говяжью, где больше мяса и меньше жира, и ещё, гречневую кашу в консервных банках. Остальную кашу оставляли. Паштеты брали по 150 г, завтрак туриста. Было очень удобно греть его на броне. Пробиваешь   шомполом две дырки, ставишь на коллектор,  пока едешь, дымит, пахнет. Если в горах, грели на сухом спирте или на сушнячке.  Сухари брали с собой,  котелок, подкотельник. Воду ещё конечно.  Флягу обшивали, делали чехол из шинели или из хэбэшки и носили на ремне

  Кашу готовили на всех. Костёр разводили из всего, что под руку попадётся, трава, та же колючка. Если сырая, поддымливало. Брали в кишлаке казан литров на тридцать, банок шесть каши. Добавляли немного воды, чтобы гречка пропарилась, а когда вода выкипала, добавляли масло в соотношении 1:1 и варили до готовности. У духов в тубах из - под ракет «Земля-Земля» или «Земля-Воздух» было топлёное сливочное масло, очень хорошего качества. Томили кашу с часик на медленном огне. Гречка варилась в сливочном масле. Вкуснотища необыкновенная. Бывало, и пригорала каша, корочка на казане зажаривалась, но всё съедали с аппетитом. Очень любили сгущенку. Вкуснее молока сгущенного  Волоконовского в баночках по 400 грамм ничего не было. Может ещё и потому, что своё, Белгородское?
  Смеялись над знакомым со школьной столовой лозунг «мой руки перед едой». Ходил анекдот, о ВДВ и голодном враче, суть такова, что  пока врач помоет руки,   десантники всё съедят. С водой был дефицит. Бедуины мылись песком, мы при каждом удобном случае в горной реке, арыке.   На войне   мечтали о бане. А зачастую и о воде. Боевые действия, как правило, проходили в безводной местности. Очистка воды, её обеззараживание, только частично восполняло дефицит воды в организме. Вода в двух  пластмассовых полуторалитровых фляжках и одной аллюминевой, в раскалённых от солнца скалах и разряженном воздухе, заканчивалась быстро. Так же, как и сухпай. «Старики» говорили, что голодному воевать легче. А медики считали, что поддержанием боеспособности в неблагоприятных условиях является полноценное питание. Смешно. Где было взять на боевых выходах свежие овощи, картошку, растительное масло, свежее мясо?  Даже, захватив с собой весь сухпай, чего никогда не делали, мы не смогли бы восполнили свои энергетические запасы. «Пинцет» где-то вычитал, что при физических нагрузках в горах при ведении боевых действий  энергозатраты организма достигают  6000 ккал в сутки, а в полном комплекте сухпая их  было всего 2500.

                О ВОДЕ

В армии понятий: снег, дождь, жара, не бывает. Есть поставленная задача и её надо выполнить. В жару до пятидесяти градусов, во время длительных пеших переходов по горам с грузом от 50 кг и более, от теплоотдачи и перенапряжении организма ХБ  на нас, становилось белым от солёного пота. Летом носили масхалат. В «сетке», продуваемой ветром, было не так жарко. Чтобы не умереть от обезвоживания, пили воду из арыков, искали её в расщелинах гор, но   жажду этим утолить было нельзя.   Бывало так,   что казалось,  от раскалённых скал плавится мозг, до потери сознания,  до галлюцинаций.
Как на одном из боевых выходов, когда во фляжках ни у кого не осталось ни капли воды, солнце уже садилось, а группе надо было подняться в гору. Обычно, если по пути встречалась река, первым делом пополняли запасы воды, затем пили сами. А тогда встретив на пути  ручей, попадали в него прямо в одежде, чтобы снять с раскалённого тела жар. Думали, выпьем всю воду, до самого дна. Затем, приходили в себя часа полтора, ноги не шли, и не было сил подняться. Так и лежали в ручье.
Во время марша в колонне, при шестидесятиградусной жаре, вода становилась горячей, как чай, и почти кипела во фляжке. Пить её было невозможно. Обливали чехол водой и выставляли на ветерок. Свою фляжку, каждый  обшивал чехлом,  используя для этого войлок с шинели. Он хорошо держал температуру воды, охлаждая её. Стандартный, который шел в комплекте, воды впитывал мало и быстро высыхал. Солнце и ветер согласно законам физики, делали своё дело. Температура воды начинала падать. 
 Не раз, в подобных случаях, добрым словом  вспоминал своего учителя физики Владимира Алексеевича Дехтярёва, из Подолешенской школы села Подольхи,  Прохоровского района, Белгородской области, где учился в 9-10 классах. Да и в десантные войска пошел служить благодаря учителю НВП Анатолию Михайловичу, который сумел привить желание служить  именно в  ВДВ.

                О ШКОЛЕ

Родная Большанская школа, была восьмилеткой. С неё всё и началось. С пятого класса, каждый год, ездил с командой на районные туристические слёты в село Вязовое. Соревновались, занимались спортивным ориентированием, бросали гранаты. Толик Шевцов, на меткость, я на дальность. Определяли стороны света, своё местонахождение на карте. За выполнение всех заданий ставились баллы, соответственно которым школа получала определённое место. Особенно любили участвовать в военно-спортивной игре «Зарница». Готовились к ней загодя. В школьных мастерских выпиливали на уроках труда автоматы и пистолеты. Шлифовали дерево наждачкой, красили в коричневый цвет приклады, в черный - стволы. Для нас «Зарница» была долгожданным праздником, где можно было показать не только свою физическую подготовку, но и сообразительность, взаимовыручку, командную сплоченность. Уходили километра за три от села, и там, разделившись на желтых и зелёных «воевали». Как-то наша команда, оставшись в меньшем количестве, попала в «западню». «Противник»  посчитал, что другого выхода, как сдаться в плен, у «зелёных» нет. Но рано «желтые» праздновали победу. Оставив несколько человек в засаде, отвлекающим манёвром мы завлекли основные силы «желтых» в «мешок», обошли их и неожиданно ударили в тыл. Ткачев Николай  Филиппович и директор школы, по тактике боевых действий оценили такой манёвр  на  5 баллов. 
Всё это, и «Зарница», и умение работать с топографической картой, и спортивное ориентирование, и физическая подготовка пригодились в Афгане. И даже тот случай на «Зарнице»,  пригодился во время боевой операции, когда пришлось применить такой же манёвр, но уже в условиях реального боя.

                О ВЗАИМОПОМОЩИ
   
   Измученные длительным переходом, которому казалось, не будет конца, мы шли в заданный квадрат, куда должны были прилететь вертушки. И слюна во рту, от жары, становилась такой тягучей, что не было сил её ни сглотнуть, ни сплюнуть. Она тянулась так, как будто из внутренностей вытаскивали верёвку, и казалось, не было ей ни конца, ни края. А мы всё шли-шли и шли.
 Особенно тяжело, высоко в горах было новичкам, с непривычки. Но если «деды» видели, что у бойца сбилось с ритма дыхание, тут же  забирали у него оружие, РД, всё. Минут 15-20 солдат шел полностью облегченный в состоянии «невесомости». И только увидев, что отдохнул, поднабрался сил, бух, отдавали всё назад. Никогда не оставляли друг - друга без помощи. Даже просить об этом было не надо. Сегодня помогут тебе, в следующий раз поможешь ты. Обстановка на боевых выходах и при десантировании проявлялась быстро. «Деды» учили, если определил, откуда стреляют, твоя задача не дать душаре высунуться оттуда. По камням, сверху, пок-пок-пок, всё чудно, прекрасно.
 «Молодых», пришедших с новым призывом, к войне приучали постепенно. «Деды» выбирали «себе подобных», как любил шутить Сазонов, и шефствовали над ними, обучая всему, что знают сами, и отвечая за него перед другими дедами, если кто накосячит. Молодого, если тот повёл себя неправильно, чужие деды не трогали. И припахивать не имели права. «Разборки» устраивали с тем дедом, кто был его наставником.  Если брали, на боевые, то вторым номером. Несли ответственность за сохранность его жизни. Новеньких,  «пасли» так, что чуть в камни не закапывали, если кто высовывался во время боя. Только поднимет голову, кулаком по каске, - лежи! Ещё и наорут, чтобы не лез без нужды, куда не просят. Потом, понаблюдают, как себя ведёт, когда  пообвыкнется, как обстановку оценивает, как воюет, без паники, спешки, суеты? И только поднабравшись опыта и проявив себя, «молодой»  мог стать полноправным членом команды. Возвратившись на базу, «деды» обязательно устраивали разбор полётов: кто как себя вёл во время боя, кто стрелял, куда стрелял, зачем стрелял, кто воду выпил, кому не досталось, а у кого осталась?  «Деды» учили «молодых» жизни. Может, жестко, но лучше  жестко в учении, чем в бою. Главная задача, - говорили они, - минимальные потери личного состава при  обязательном условии  выполнения задания.
Обычно двигались так. Впереди и сзади пускали самых опытных и физически крепких. Поэтому первым  впереди шёл,  налегке,  только с боекомплектом и оружием, дозор, три-пять человек. В группе дозора сапёр смотрел только себе под ноги. Его задача, чтобы не было мин на тропе. Снайпер смотрел сверху и по сторонам. Третий прямо право, четвёртый, прямо лево. Уходили  довольно далеко, на расстоянии видимости группы. С ними шла группа прикрытия с пулемётчиком, затем радист и в середине,  основная группа «рабочие лошадки», тащившие на себе «скарб» всей роты, килограмм  по 50-60. Они шли, не поднимая головы, и смотрели только себе под ноги. Не всегда духи стреляли  в лоб. Могли пропустить, и стрелять в спину. Могли стрелять сверху, особенно снайпера. Справа, слева, из замаскированного укрытия. Могли ставить мины, растяжки. На группу дозора и замыкания ложилась основная ответственность. Поэтому они должны были быть более мобильными. Группа замыкания шла, не сильно разгружена, смотрели - сзади право, сзади лево. За два года службы    приходилось походить во всех группах, и в середине, и впереди, и  в прикрытии.

                О РАКЕТЕ
 
 Обыкновенно обстрел позиций духами вёлся или ночью, или рано утром до восхода солнца. А тут как -то раз душки, ни с того - ни с сего, запустили ракету, да ещё и днём. Пролетела она куда- то мимо, но шума наделала много. Все всполошились. Срочно произвели расчет баллистики, вычислив, с какого квадрата был пуск.   Наша рота,  как раз заступила на дежурство. И хотя общепринятому распорядку дня мы  не подчинялись, но все знали, при  выполнении боевых задач организованней и ответственней  обезбашенных, борзых рэксов ВДВ, не было. Нас в любое время могли поднять и отправить на задание, дав на сборы  не более 10 минут. Вооруженная до зубов вторая рота,  «подрывалась», в полной экипировке  и секунда в секунду указанного времени прибывала  на взлётку для посадки  в вертушку и вылета в квадрат.
 В тот раз летели двумя парами. После десантирования МИ-8 ушли, МИ-24 остались наблюдать за обстановкой, чтобы, в случае чего, прикрыть с воздуха. Тщательно изучили квадрат. И хотя никого не обнаружили, но по валяющемуся тубусу, обожженной земле и другим «мелочам» определили точное место пуска ракеты «земля-земля» и то, что это следы трёх-четырёх  дневной давности, несмотря на то, что пуск свежий. Потом разобрались. Душманы между контактами ракеты, на проводках, оставили воск, и ушли, установив снаряд, сами не зная, сколько понадобиться времени, пока воск растает. Это зависело от многих факторов, в основном, погодных. Как только  солнце растопило воск, контакты замкнулись, ракета улетела в заданный район.

                О СИСТЕМЕ ПЕРЕЛИВАНИЯ КРОВИ

  После двухнедельного нахождения в горах, на боевых, возвращались на базу. Чтобы попасть к месту, куда за нами прилетят вертушки, нужно было совершить долгий переход с одного хребта на другой. Жара 50 градусов, вода, еда, закончились. Поднявшись на другой хребет, решили устроить привал. С собой в горы я брал вторым номером «молодого». Наблюдал за ним. Всё-таки, парень первый раз в горах, при полной выкладке, на двухтысячной высоте. Не слыша от него ни слова жалобы, мысленно хвалил, - молодец. И вдруг  вижу, парень стал белым,  как мел, и потерял сознание. То ли от высоты, то ли от жары, то ли от недостатка воды? Чтобы спасти, срочно нужен был хотя бы глоток воды,  а её – то, как раз ни у кого и не было.  Бросился к    сумке «Пинцета». Перерыв её всю, нашел   заменитель крови. Хоть что-то, единственное, похожее на жидкость. Подумал, что хуже не будет и  «напоил» парня. Когда бойцу стало легче,  попробовал сам и предложил попробовать ребятам, чтобы сохранить остаток сил  до прихода вертушек. Впереди  предстоял ещё спуск на площадку, куда сядет борт. И как «Пинцет» не сопротивлялся, мотивируя тем, что придётся отчитываться, мы «подкрепились». От ощущения кисло-тягучей мерзости   передёргивает даже сейчас,    хотя тогда никаких неприятных ощущений не чувствовал. 

                О РОМАШКАХ

  Наша вторая рота славилась не только своим геройством, борзостью, но и  приколами.  Ребята часто дурачились, устраивали розыгрыши, в общем, «дурковали». Даже с одеждой. Тельники, х/б, носки, каждый стирал себе сам.  Готовясь к воскресному «походу» в баню, получали чистые трусы тёмно-синего цвета. Очень редко попадались черные. Разводили слабенькую хлорочку и макая в неё спичку, рисовали на сатине ромашки-цветочки. Бывало, если кто переусердствует, ткань прожигалась насквозь, а бывало и такое, что от трусов оставалась одна резинка. Так и ходили в трусах в цветочек. Ну и конечно, в ХБ, по уставу. Но и там шустрили. По уставу положено, чтобы верхняя пуговица была расстегнута, и выглядывал тельник. Но при пятидесятиградусной жаре ХБ и тельник носить было просто нереально. Отрезали квадратик от тельняшки и  пришивали на вырез к х/б, застёгивали его на крючочек. Внешне вид соответствовал Уставу, и по форме было не так жарко. Краска на новой хэбэшке, цвета хаки, в скором времени от стирок и палящих лучей солнца выгорала, а х/б после добавления хлорки, становился белым, как масхалат.

                ОБ УРИНОТЕРАПИИ
На счёт чистоплотности, дисциплина была жесткая. Бельё стирали ежедневно, а ноги по возможности, если не на боевых, по три раза на день мыли холодной водой. За этим следили строго. Если дома, какая царапина тут же затягивалась корочкой, и подсыхала, то здесь под корочкой образовывался болезненный гнойник. Никакие мази не помогали. Да и где было их взять, лазая по горам неделями? Выход подсказывала сама природа. То, что  сейчас называют уринотерапией, было опробовано нами в горах Афгана и спасало лучше всяких антисептиков. Заживало мгновенно, только пекло  так, будто прижигали спиртом.

                О ПРАПОРЩИКАХ

У прапорщика Булина, «сына полка» была любимая поговорка, «Модуль без спутника, что земля без луны». Поэтому очень часто можно было наблюдать такую картину. Бегает солдат вокруг модуля, как спутник вокруг земли,  нарезает круги. Выходит на крыльцо Булин:
- Сколько?
- Шесть.
- Соврал на один, ещё два добавляю.
-Есть, ещё два.
Прапорщик Гончаров любил повторять - «Солдат, если ничем не занят, это потенциальный преступник». И с этим никто не спорил. Без дела никто не слонялся. 
В роте все занимались рукопашкой. В совершенстве владел рукопашным боем старлей Любимов. Фанат рукопашного боя был прапорщик Корочков. И все в роте старались от них не отставать. Оттачивали приёмы до автоматизма. Ежедневная, если не на войне, пробежка 10 километров была нормой.

                О ВАРАНЕ

  Каждый боевой выход был риск не вернуться. Пытались как-то сами –себе  создавать настроение. Однажды стояли в долине. А тут варан, метра полтора длиной. Разве можно пройти мимо? Поймал, хотя  и предупреждали, что они кусаются. На удивление, оказался очень лёгким, и очень холодным. И не кусался. Для прикола, взял его под мышку, и притащил к БТР Лёхи Лапина, привязал  стропой за заднюю лапу. Предупредил:
-Лёха, это тебе вместо собаки. Охранять будет.
Лёхе, по барабану, не мешает. Поржали  и разошлись. Варан тоже от солнца спрятался,  залез под БТР в тень и спит. Тут  приходит к Лёхе замполит, ЦэУ давать. Лёха стоит, слушает.  И   вдруг варан, с шипением и высунутым языком выползает из под БэТэРа и лезет прямо на замполита. Тот отскочил в сторону, матом орёт:
 - Што за шутки?! Вы что тут совсем  о..балдели?
А варану по фигу, всё - равно лезет, видно не понравился ему чем-то замполит. Тот плюнул и ушел. А варанчик  так и жил под бэтэром, дня три, как ручной. Ребята привыкли к нему, сгущёнкой кормили, потом отпустили. Он ещё уходить не хотел. А потом всё-таки, медленно, вперевалочку, словно нехотя, ушел.

                ОБ АКС-74

На зачистку кишлака   в первый год службы брал с собой АКС-74 (калибр 5,45) со складывающимся прикладом. Удобная вещь. Особенно, при десантировании. В приклад помещался стерильный бинт, булавка и индивидуальный прорезиновый пакет, на тканой основе, в случае сквозного грудного ранения его можно было наложить на дырку от пули, чтобы не поступал воздух. Приклад обматывал жгутом. Ходить с открытым прикладом на операциях было удобней. Стоило подогнать ремень, чтобы  положить на АКС руки, и идти становилось намного легче. Это уже когда стал  «фазаном»  брал ПКМ-7.62.
                О БИКФОРДОВОМ ШНУРЕ

«Фазан» - это те, кто много отслужил, но ещё много осталось. Их не кантуют, они сами по себе. Только деды припахивают иногда, молодёжь проконтролировать.
Пока добрались до кишлака, там уже никого не было. Впрочем,  как всегда. В горах всё слышно. Пока дойдёшь, население за трое суток узнаёт, успевает собрать пожитки, скот, и спрятаться.
  Пока обшманали всё, нашли вещевой склад. Прочесали кишлак, никого нет. Чувствую, что где-то рядом должен быть схрон, а найти не могу. И вдруг увидел станину от пулемёта ДШК. Понял, он где-то рядом, нюхом чую. Подбежали ребята, и мы вскоре нашли глубокую яму, прикрытую брезентом, закиданным глиной и камнями. Стали протыкать и шомпол провалился в пустоту. Раскопали, а там  целый склад. Боеприпасов около тонны, штук 25 «итальянок», много гранат Ф-1, больше сотни цинков (ящики по 1000 патронов), километры разноцветного бикфордового шнура, взрыватели, шашки…
Доложили по рации замкомдиву. Бочаров не мог поверить. По разведданным, район тихий. Попросил принести «итальянок». Принесли, показали. Говорит: - Взрывайте на хрен.
Подготовили всё   к взрыву. Прапор предлагает,- Давайте попробуем бикфордов шнур, так он работает,  как наш, или нет?
 Доложили по рации, что будем взрывать. Заложили детонатор, стоим, смотрим, как прапор подносит спичку. И  только увидев, как  за одну секунду сгорает сантиметров по десять, бросились в укрытие, не  дожидаясь конца   прапор закончит фразу:
- Ни …чего себе, скорость горения!
Бабахнуло так, что содрогнулись горы. До места, куда было намечено спрятаться от осколков и ударной волны, «долетели» не касаясь земли. О землю ударились дважды, первый,  по команде «ложись», и второй раз, когда взрыв подбросил всех в воздух и швырнул обратно. Лежали, оглушенные, а мелкие, рваные осколки, долго ещё сыпались сверху нам на головы.
  Бочаров видел взрыв с расстояния пяти километров. Когда пришли,  сказал:
  -Думал, вы п… (врёте).
После этого случая пользовались только своим, отечественным бикфордовым шнуром. Проверенным и надёжным.

                О СЕКРЕТНОСТИ

  Секретов на войне, для нас не было. По крайней мере, тех, о которых сообщали по рации, мы знали раньше командиров.   В экипаже первой роты, нашего батальона, был старший радист - Лёха Лапин, Лабус  был у него водителем. И с третьей роты «стратосферки» несколько экипажей ходили вместе с нами на войну. Поэтому все самые секретные секреты узнавали друг от друга. Не каждый офицер имел доступ к такой информации, о которой мы узнавали первыми.
На боевые  выходили вместе. Экипаж первой и третьей роты оставались на КП, а наш, если на броне, Виталик пёр до самой горы. От подножья   уже шли сами, «вперёд и вверх», как пел Высоцкий. 
В тот раз  полтинник выдвинулся в колонне вместе с армией и целые сутки  мы ехали на броне, пока не остановились на отдых. Ночью колона не шла, во избежание обстрела в горах духами. Утром, когда  колонна начала движение,  поступила команда спешиться, рассчитать личный состав по бортам. Сказано-сделано. Узнали, что  ставится другая задача: армия продолжает движение по своей программе, а нас  «выдёргивают», тихо, чтобы никто не знал, и   в вертушках  мы выдвигаемся в другой район,  в прямо противоположном направлении.
От Коли Ледянкина знали, что об операции в армии знает всего пять человек: командующий 40-й армии армией,  и четыре человека в дивизии: Ярыгин, Бочаров, начальник связи дивизии, и начальник разведки. Они эту операцию сами и разрабатывали.
Соблюдение секретности с учётом фактора внезапности дало положительный эффект, что и было определяющим в достижении поставленной задачи. Операция была проведена настолько маневренно и неожиданно, что даже местное население не успело уйти из кишлаков в горы.
А тогда, мы захватили лагерь духов без потерь личного состава, не считая у одного бойца лёгкого ранения. Там было столько оружия и боеприпасов! Одних ДШК больше 30 штук, ПЗРК, чего там только не было, в общем, полный комплект. Зафиксировали, составили опись, сфотографировали, вызвали вертушки, притащили всё в полк, сложили на плацу. Корреспондентов понаехало много. За эту операцию, комдив Ярыгин  был представлен к  Герою Советского Союза. Получил или нет, не знаю, но   очень благодарил дивизию перед строем, готов был расцеловать всех.
 Потом выяснилось, почему так всё было засекречено. В штабе армии, в секретке  прапорщик «сливал» информацию духам.  Говорят, его расстреляли.

                О 90 СУТОК АРЕСТА

Бывало, и командир дивизии Ярыгин с нами на операции ходил.       Татуировка у него была, зашибись!  На всю грудь купол парашюта, и стропы уходят  ниже пояса. Конкретный был мужик.  Уважали его.   
 У меня за всю службу, если посчитать, наберётся суток 90 ареста. Но всё началось и закончилось с первого раза, когда комбат  объявил мне первые 5 суток. Не прошло и   полтора часа, как  приехал Сазонов, и забрал меня. По дороге возмущался:
- На кого рота останется, котяра помойный?!
-Есть. Понял.- Тот только успевал отвечать.
   Начальник  связи дивизии, дал мне 10 суток, не  нашли общего языка, поцапались.   Но и в тот раз и во все последующие я только докладывал Сазонову о взысканиях, сколько дали суток. А тот выслушивал, и говорил:  - Свободен.

                О САЗОНОВЕ
 
   Капитана Юру Сазонова, ребята очень уважали и называли «папа». Его слово для нас был закон. Не обсуждалось. Нам были по фигу  чьи-то приказы, будь то хоть сам министр обороны. Мы делали то, что скажет Сазонов. Когда его сменил Колыванов, к нему уже такого отношения не было. «Папой» называли, как принято, но это уже было не то. Мы, сазоновские, были уже «деды», перед дембелем. И Колыванову мы были не интересны. Он воспитывал молодёжь, и мы  ему в свою очередь помогали её воспитывать. У каждого из нас был свой «молодой», за которого мы отвечали. Которого обучали. И если он вёл себя  не так, остальные «деды» делали замечание, не молодому, а его «деду», за неправильное воспитание. 
               
                ОБ ОШИБКЕ ДЕСАНТИРОВАНИЯ

  Как-то Бочаров ставит дивизию на плацу и доводит до сведения личного состава:
- Мне нужны добровольцы. Кто примет участие в операции, медаль «За отвагу», кто попадёт «в бигуди»  орден Красной Звезды. Я иду с вами. Кто со мной, шаг вперёд.
Ни фига себе, думаю. Если сам замкомдива идёт, значит, дело серьёзное.  Не пойти, значило струсить. Шагнули вперёд все. Тогда Бочаров приказал командирам подразделений отобрать из личного состава особо подготовленных добровольцев, готовых в непредвиденных обстоятельствах выполнить любую невыполнимую задачу. Проникновенно и по - русски доступно объяснил, что идём не на прогулку, многие могут не вернуться. В психологическом плане мы были готовы и к такому раскладу. И вот, назначена дата и время операции,  дали время собраться.
Взяли с собой боекомплект, воду, минимум жратвы.   Это была боевая операция в ущелье Панджшер против крупной группировки полевого командира Ахмад Шах Масуда, Панджшерского льва. Задача - освободить тюрьму. Готовились к ней тщательно. Я на втором году  брал на боевые ПКМ (7.62мм) без коробки, чтобы не громыхала при ходьбе. Обматывался лентой, как революционный матрос, крест на крест, и вокруг пояса, наматывал  на себя до 1000 штук. Остальную ленту складывал в РД.
Боевые действия должны были начать высадкой большого десанта вооруженного до зубов 350-го, чтобы отрезать путь отступления моджахедам в горы. Но вместо полтинника, ошибочно десантировали 345-й. Всё наоборот. Что-то произошло, то ли какая-то неувязка, то ли специально перепутали? Нас, настроенных на бой, высадили на блок,  а 345-й  бросили в самое пекло. Блокировать район  поступила команда уже в воздухе. И полчок уже сам корректировал вертолётчиков, где десантировать борт. Ориентировались тут же, на месте, с воздуха.   
Мы физически не успевали по горам быстро прийти  на помощь 345-му. Бежали как сайгаки с другой горы  на выручку,  при полной выкладке, знали, что у ребят там «жесткие бигуди». Спешили, как могли. Дивизионная и полковая разведка  были  тоже десантированы для того, чтобы вытащить братьев полосатых из под огня. Через несколько часов боя, с большими потерями, 345-й  вытащили. Помогли общими усилиями выйти им из этой мясорубки.
И тут началась массированная артподготовка. Потом стали лупить из града. Вся долина была накрыта облаком пыли от взрывов. Из этой пыли   выскакивали духи, все в чёрном, и лезли в горы. Их столько пёрло! А  мы на блоках их уже ждали,  «окопавшись», выложив из камней бойницы, заняв хорошие позиции. В их сторону от нас шквал огня. Преимущество у нас было офигенное. Мы на горе, духи в предгорье. Деваться им было некуда. Не знаю, «черные аисты» это были или нет, но одеты все были в черную форму. Ползли на нас, как тараканы.
Наше отделение из двух бойцов поднялось с полкилометра в гору, там осмотрелись, что как, и заняли позиции. Их задача была смотреть, и  при появлении духов прикрывать сверху. На блоке в зоне видимости  рассредоточилось восемь человек. Я с пулемётом, Колька Валов с СВД, остальные с автоматами. Выше нас, наблюдатель  с автоматом  выполнял основную задачу, наблюдал в бинокль, корректировал бой, и смотрел, чтобы нас не снял снайпер. 
Гатько Витька, Ванька Невдах были в стороне, Игорь Николаев, Коля Чуваш, сзади, молодёжь «на подхвате». Мы ведь уже были деды, с Ферганы вместе, берегли «молодых». Я работал с «Валом» в паре. У него была офигенная позиция, под огромным камнем. Колька спокойный такой, духам не давал головы поднять. У него винтовка, оптика классная, выстрелы одиночные.  Трассером мне показывает, куда. Здорово меня корректировал. У меня пулемёт. Я,  тры-ты-ты… Передохну, спрашиваю:   

- Колька, чё там?
-Нормально. Смотри, трассер  ложу.
Вдвоём держали духов часа два. Близко не подпускали. Лупасили, думал, боекомплекта не хватит. Потом стал уже прицельно бить. Ствол раскалился, давай менять. На эту операцию запасной брал. Пригодился. Накинул панаму на ствольный тормоз компенсатора, взял за ручку, снял, положил остывать в камни.  Новый ствол одел, другое дело, хорошо пошел.
На операцию, мы шли конкретно, или пан или пропал. Знали, что можем не вернуться. Кинжибалов, мой второй номер плакал, ленту не успевал патронами забивать, кожу на пальцах до мяса  стесал.
 Когда двадцать пять выпускаешь, пустой кусок ленты падает. Второй номер начинает забивать её патронами.  Это не так просто. Надо, чтобы они были забиты до конца, ровно, а то может заклинить в пулемёте. Нужно приложить достаточные физические усилия. На базе для этих целей применялась специальная машинка, которая, как  мясорубка набивала ленту. Соединяли куски мы уже сами, вручную. А здесь в боевых условиях, ему приходилось всю ленту забивать вручную. А духи  «ползли» и «ползли». Мы их лупасили, артиллерия работала, и всё это продолжалось с раннего утра и почти до вечера. Снайпера, два брата из Киева были в отдельном снайперском взводе, во время этой операции столько «нащелкали» духов… 
Район зачистили, доложили командиру, что всё отлично, потерь в подразделении нет. И хотя бой ещё кое-где продолжался, вечером нам поступила команда сниматься с блока и идти к вертушкам. Спустились в заданный квадрат, запрыгнули в вертушки и нас, человек шестьдесят перекинули чуть повыше в горы, километров на пятнадцать, занять господствующую высоту. Ждали, что духам придёт помощь. Просидели ночь в горах, не спали, поставили растяжки. Но всё было чисто. Через двое суток вертушки прилетели, забрали нас домой.

                О РАНЕНИИ

 Первый раз я попал в госпиталь, когда «зацепило» на одном  из боевых выходов. Уходя на операцию – десантники никогда не прощались за руку. Уходили всей ротой, говорили «пока». В тот день новый командир роты пожал мне руку. Он, от души, ещё никто его не успел предупредить. И  я попал в госпиталь.  Вот и не верь.
Помню взрыв, резкую, жгучую боль в правом боку, как будто рой диких пчел ужалил. Помню как боль, разрывала внутренности. Помню, как зажал свободной рукой рану, сцепил зубы, сел опираясь спиной о скалу. И, увидел ещё один осколок, торчащий в ноге. Выдернул сам. А кровь сочилась сквозь пальцы, свёртывалась, становилась густой и липкой. Думал, если в живот, значит всё.
Подбежали ребята, оказали первую помощь. Как сквозь вату слышал крики: - «Лось», держись! И отстранённо,  наблюдал, как по рации вызывают борт, сообщают координаты. Держался, то теряя сознание, то вновь возвращаясь к действительности. Как сквозь туман слышал, как пацаны, матерят  вертолётчиков  за задержку, как несут  в вертушку.

                ОБ ОПЕРАЦИИ

Пришел в себя уже в операционной. И только увидев молоденькую  медсестру, пытавшуюся ввести в вену иглу от системы переливания крови,  удивился, что ещё жив и даже попытался  шутить, хотя было совсем не до шуток. Видя  испуганный взгляд девчонки, слыша тихий перезвон инструментов, радовался этому звуку, палате, медсестре, надеясь, что всё обойдётся.
-Группа?
-Первая резус отрицательная.
- А ты какую…?!
-Ой!
 И вот поставлена капельница, введён наркоз, шторой из простынки отгородили лицо. Лежал, слушая: скальпель, тампон, скальпель, зажим… Потом тихий мат.
 Не выдержав, поинтересовался:
 -Что там, доктор? Жить буду?
По громкому стуку выпавшего из рук медсестры  медицинского инструмента, понял, что то, что не взял наркоз, для неё неожиданность.   Увидел склонившееся над собой лицо хирурга, с каплями пота на лбу, и зажатый корнцангом тампон, которым медсестра пыталась пот вытереть. Услышал:
-Ещё наркоз!
Попросил:
- Доктор, не надо наркоз.
И резкое, в ответ:
- Тогда, молчи.
И тихий стон, искусанными в кровь губами:
-  Так больно же, доктор.
И огромный волосатый кулак с каплями крови на операционной перчатке  перед своим носом: 
- Ещё слово, и  я тебя сам, «выключу».
Чувствовал у себя внутри каждое прикосновение хирурга, как будто из  внутренностей тот вытягивал  жилы. И шок от увиденного, когда на несколько секунд упала шторка, и вид собственного выпотрошенного  брюха и лежащими по бокам кишками. Кино, не для слабонервных, хотя доктора, это смущало мало.
Врач делал свою работу, уверенно, профессионально, с чувством хорошего черного юмора, преподавая молоденькой медсестре, по ходу операции, урок анатомии. Объясняя на моём примере расположение внутренних и половых органов, нервных окончаний, заодно проверяя, не затронуты ли  они осколком, в рабочем ли состоянии?
Под смущенное хи-хи медсестры, убедившись, что все в норме,  уложил  кишки на место, стал зашивать. Рваный осколок, подарил мне на память.   До сих пор удивляюсь, как такой маленький кусочек металла мог наделать столько беды?
И до сих пор  благодарен хирургу. Не так за спасение своей жизни как  за то, что благодаря ему, не стал инвалидом. Операцию доктор Пфафф провёл уникальную. Его фамилию   я запомнил на всю жизнь.       
Молодой организм быстро шел на поправку без рецидивов и последствий. Доставляли неудобство торчащие дренажные трубки, но даже с ними, то, что  выжил, было почти чудо. За время нахождения в госпитале насмотрелся на ребят, потерявших кто руки, кто ноги, кто зрение и видел  таких, у кого не было ни рук, ни ног. Понимал, что жив благодаря молитвам своей бабушки и профессионализму  врача-корейца.

                О РАЗБОРЕ "ПОЛЁТОВ"

 И опять в боевом строю. Особо отличившихся ребят, Сазонов представлял к награде, предварительно посоветовавшись с коллективом.  Порядок был такой. «Папа» собирал всю роту в каптёрке, и хотя молодые права голоса не имели, а только «деды», сообщал, что за проведенную операцию хочет представить к награде одного-двух бойцов. Советовался и спрашивал мнение, тех, кто с ними рядом, кто знает, как человек себя показал, как зарекомендовал, как вёл себя, на боевых? Узнав  мнение роты, предлагал кандидатуры к обсуждению. Если после названной фамилии, следовал одобрительный гул, кандидатура проходила, если повисала тишина, Сазонов интересовался:
- Что такое?
И начинался «разбор полётов». Вставали, говорили в глаза, не таясь и не прячась за спины, так и так, там был косяк. Там задницу надо было прикрыть, там, наоборот, не высовываться. Учили, ругали, подсказывали,  чтобы впредь не повторять ошибок. Давали  шанс. Если были «косяки» серьёзные,  со списка вычеркивали. Предлагали к представлению молодых, кто хорошо себя зарекомендовал.
После коллективного обсуждения «папа» соглашался с доводами. И если человек в будущем исправлялся, в следующий раз голосовали «единогласно».

                О ЗАМПОЛИТЕ

Как-то замполит сам написал на себя представление. Рексы возмутились: - Вот, чмо!  И перестали его после этого уважать. А с «представлением» получилась такая история.
Был в батальоне водитель, по фамилии Мустафин, кликуха «Мустафа». Рыжий такой татарин. Пришел новый замполит, от которого  все с ума сходили. До него жили – не тужили. Шли, например,  на строёвой, Гришанин на гармошке играл вместо «Прощания славянки» «гоп-стоп, мы подошли из-за угла». Строевуха, уставуха, тут на тебе. Сидим   в модуле, и вдруг загорается  сигнал «тревога» и противно завывает сирена. Полтора года прослужили, знать не знали, что и где эта «учебная тревога».
Позвонили  Игорю Изместьеву на местный узел связи:
-Что?
-Учебная.
Виталик Соборнов кликуха «Золотой» с Валерой Сердюковым первыми в автопарк побежали. Бойцы быстро собрались, взяли оружие, тоже пошли к парку, сели на броню. Всё нормально, по времени уложились, а Мустафы всё нет. Замполит бесится, десантники ждут. И вот, наблюдается такая картина. Виталик выезжает с парка на своём БТРД и на тросе тянет 131-й ЗИЛ Мустафы. Все ржут, а замполит объявляет отбой учебной тревоги. Загоняют технику назад в парк. Там всё чистенько, пол выстлан булыжником, пыль  оседает между камней. А когда с парка выезжаешь, пыли по колено. После учебной, туда и назад выехали, и надо всё мыть и чистить.  А это занимает много времени. Потом самим надо идти,   чиститься и мыться.
С утра замполит всех выстраивает, и давай  чехвостить. Не так шли, не так ехали, то - сё. А после обеда, опять тревога. Мустафа заводить свой ЗИЛ,  не заводится, а время идёт. Виталик кричит:- кидай галстук.
 И вот такая картина: десант на броне подъезжает к КП, тащит  за собой ЗИЛ Мустафы, разворачивается и возвращается в парк.
 Опять разбор полётов. Замполит злой, орёт:
- Вторая рота исправила свою ошибку. Мустафин! Выйти из строя. Запомни, ты уйдёшь отсюда, когда я сяду в твою машину, поверну ключ зажигания, и она заведётся. Понял?
-Так точно.
Выходим на войну, замполит садится к Мустафе в машину.  За двенадцать часов, что ехали, он «пропилил» Мустафе мозг. На привале Мустафа подходит к нам, говорит:
 - Не могу больше, застрелюсь. Сил нет слушать его нравоучения.
   Мустафу попытались хоть как-то успокоить, просили потерпеть.
Приходим на место, ждём команду, или ретранслятор в горы кидать, или уходить с дивизионной разведкой? 
 А у Мустафы в кунге стоял дизельный генератор. Там дверь была в отдельный отсек. Кабеля от станции шли на КП. На КП всё, как положено, проложен кабель, где камнями привален, где прикопан. Сапёры бруствер выкладывают, ставят столы, в середину ставят стойку. Накидывают на неё маскировочную сетку, подключают телефоны армейские, устанавливают радиостанции переносные, кабель протягивают, свет, всё как положено. И ночью же несут дежурство, охраняя это хозяйство. А кабель под все эти дела идёт от машины Мустафы. В кунге его машины дизель генератор, машина на пригорочке метров семьдесят-восемьдесят от КП и под дизель-генератор подключено всё питание. Мустафа под капот залез, чинит машину, одна задница торчит. Что-то там подкрутил, кричит молодому:
- Заводи!
Двигатель: Жу-жу-жжу-ву-ву, нет, не схватывает. Опять, жу-жу-жжу-ву-ву, ни фига не получается, аккумулятор садится. Нечего делать, решил  Мустафа завести ручкой. Крутил, крутил, бесполезно. Мокрый, потный, уставший, командует молодым:
- Подтягивайте кабеля, я её с разгона сейчас заведу!
И тут случилось неожиданное. Кабеля совсем чуть-чуть не хватило. И в результате, кабель, проведенный от машины Мустафы выдернул среднюю стойку на КП,  завалив  опорный столб. Маскировочная сетка накрыла сверху  штабистов, упав им прямо на головы. В это время, под сеткой находился весь офицерский состав.
Что тут началось! Они стали  выпрыгивать из - под неё, как сайгаки. Первым выскочил замполит, за ним комбат и все бегут к Мустафе. Я говорю Юрке Акилину:
- Ставь сошки, Мустафу отбивать будем.
Комбат маленький такой, толстенький, подбегает и начинает Мустафу гноить так, что уши заворачиваются. А бедный Мустафа сказать ничего не может, стоит, чуть не плачет. Да и что тут скажешь?
Проходит несколько дней, мы уже в горы, на войну сходили, возвращаемся назад. Виталик«Золотой», как всегда, забирает нас у подножья. Садимся к нему на броню,  вклинивается в колону, чтобы перебазироваться в другой район. Ехать туда по ущелью километров пятьдесят. И тут, начинается «гармошка». Пока задняя машина остановится, колонна  начинает движение. Только машина тронулась, колонна останавливается.
Замполит, как всегда, сидит в машине Мустафы. Потом ему видно в кабине надоело, решил перебраться в кунг, поваляться на матраце.  И вдруг  взрыв, пыль, дым. Что такое? Подрыв на мине. У машины Мустафы вырвало задний мост.
 Всё рассеивается. На наших глазах,   открывается дверь кабины, из неё выходит живой и невредимый сияющий Мустафа. В это же время, открывается дверь в кунге и из неё выпрыгивает перепуганный замполит. Волосы дыбом, шапка на волосах стоит, сказать ничего не может, только ртом воздух хватает. Одним словом, облажался.
Мустафа спокойно снимает бронежилет с кабины, берёт свой автомат и идёт к нам на броню. Молодые тоже с ним, на броню попрыгали. Посмотрели, проверили, всё нормально, все живы, ни у кого, ни царапинки. Повезло.
А колонна ждать не будет, могут духи с гор пострелять,  надо двигаться вперёд. Для таких случаев в колонне всегда есть рота РМО, у них машина со  стрелой и лебёдкой. Узнали, что по колонне подрыв, подскочили, посмотрели, машина разворочена, мешает движению колонны. Быстро оттащили её в сторону, освободили дорогу. Мы тоже решили в стороне не оставаться, помогли «немного». Подъехали, Виталик БТРД тух-тух-тудух-тудух её столкнул, чтобы она в пропасть полетела, и поехали дальше.
Вернулись в часть, построили всех на плацу. Зам по вооружению объявляет Мустафе:
 - Готовься, поедем получать технику.
 Мустафа рад и все за Мустафу рады. Поздравляем его.
 Но до самого дембеля Мустафа так и не  получил новую машину. Зато замполит,  сам себе написал представление к ордену Красной Звезды, за подрыв кунга.
Сколько с ним служили, со второй роты он ни  кого не представил к награде за боевые, только сам себя. Не любил  второю роту. Мы ему отвечали взаимностью.

                О МОЛЧАНОВЕ

 А бывало, ходит себе боец, и не подумаешь, как он геройски может проявить себя в экстремальной ситуации. Как например,  «Молчан» (Молчанов), невысокого росточка, самый маленький в роте, старше меня  на полгода призыва. Толику Пинцету, у которого рост был два метра десять сантиметров, «в пупок дышал». Заходят в столовую, Толик спрашивает: - Где моя усиленная пайка? Его все боялись. А Молчан скромный такой, тихий.
Но когда неожиданно попали на операции в переделку, не растерялся, хотя там такие «бигуди» были, думали, что всё. Офицер спасовал, не знал, что делать? Душманы прижали всех к земле, «поливали» сверху шквальным огнём. Откуда? Сколько их? Неизвестно.
«Молчан» увидев, что офицер растерялся, мгновенно сориентировался в ситуации, взял инициативу на себя. Приказал бойцам рассредоточиться, отправил ребят, кого вверх, кого вниз, кого «давить» точки. Зайдя сверху, мы увидели, что душманов  хренова туча. Всех положили, вырулив из переделки без потерь, и даже без раненых. Тогда «папа» предложил представить Молчанова и казаха-здоровяка Колкамана Макашева, к ордену Красной звезды, а меня с Игорем Николаевым к боевым  медалям. Вторая боевая награда нашла   уже дома, после дембеля. Вызвали в военкомат и вручили.

                О КОРЯВИНЕ

…Сашку Корявина к Герою Советского Союза представили посмертно. Обидно, что погиб. Я был с ним  в одной роте в Ферганской учебке, и нам часто приходилось встречались на боевых операциях.
После десантирования,  попали под огонь душманов, но вскоре подавив их огневые точки, доложили по рации, что всё чисто, один раненый, духи уничтожены. Сашка  бросился оказывать раненому помощь, а тут, откуда ни возьмись, душара. Откуда он взялся, непонятно? Может, прятался? Может, притворялся убитым? Может, специально, дожидался, когда мы соберёмся вместе? Камикадзе. Шансов выбраться живым у него было ноль. Вышел из-за скалы с автоматом наперевес, и стал «поливать». Все в стороны прыгнули, а он «срезал» Корявина, который закрыл собой раненого...

                О "БИГУДЯХ"
               
  Если операция дивизионная, шли или на броне, или десантировались на вертушках посадочным способом. Первой всегда шла дивизионная разведка. Пара вертушек «зависала», «выбрасывала» бойцов и сразу уходила. После десантирования мы окружали площадку, обеспечивая безопасность десантирования следующих.
МИ-24 прикрывали сверху, и уходили, только убедившись, что всё спокойно. Бывало, артиллерия лупанёт в квадрат, если там духов до хрена. Бывает, во время десантирования, если мы попадали под шквальный огонь, а обойти духов не было возможности, вертушки помогали нурсами обработать квадрат, и только потом улетали. А бывает, попадали в такие «бигуди», что не было никаких шансов выбраться и казалось, всё, кранты. Вызываешь-вызываешь по рации вертушки, а их всё нет и нет. Мало ли по какой причине? А духи прут, и надежда только на себя. Кому хочется умирать в девятнадцать лет? И такая злость берёт, на духов. Что вот так сейчас, в этих горах нас могут положить. Рассредоточиваемся, прикрываем друг- друга, кто-то  отвлекает их на себя, кто-то обходит сверху. Понимаем друг- друга с полуслова, с полу-взгляда. Интуитивно чувствуем, где и кому нужна поддержка. Вот так, на взаимовыручке, взаимопонимании в тот раз потихоньку обошли духов сверху  пах-пах и нету.
Сели кто - где, на камни, и поверить не можем, что живы и всё закончилось. Не успели дыхание перевести, слышим, летят  наши МИ-24, нм на выручку. Кричим им по рации:
 -Высота наша! Высота наша!
А сами врассыпную! И выкинули дымы. Пока  «крокодилы» долетели, обстановка поменялась, а им  заданный квадрат, там, где духи были, отбомбить надо. И туда, где мы только что сидели, чух-чух, полетели снаряды.  Отработали, ушли. Интересуются:
- Никого не зацепили?
                О "СРЕЗАННОЙ" ВЕРТУШКЕ
 
  ...Как-то шли на МИ-8 вдоль ущелья на площадку десантирования. Одна пара села, мы шли во второй паре. На высоте обстрел из ДШК (крупнокалиберный пулемет 12,7мм) нашу вертушку «срезали». Упали с небольшой  высоты, борт завалился на левый бок, дверь заблокировало, не выпрыгнешь. Рампа закрыта. Эвакуировались через кабину летчиков Сгоряча ничего не чувствовал, не до того было. Все живы. Одиннадцать десантников, три летчика, Сазонов, головой ударился, потерял сознание, но дышал. Косте сломало ребра, торчали наружу. Сидел по правому борту. Улетел, ударился о бак, сознание не потерял. Перелом ноги. Первым вытащили ротного, потом Костю, летчика. Штурман ударился головой, был без сознания. Сверху обстрел из ДШК. Быстро всех эвакуировали, вытащили оружие, радиостанцию, сами в  укрытие, за камни. Посмотрел зрачок ротного - живой. Летчик –живой. Костя – живой, рёбра наружу торчат, орёт от боли.. В аптечке промедол, для таких случаев. Иголка закрытая колпачком и пластмассовая капсула. Сняли колпачок, выдавили капсулу  и впендюрили Косте внутримышечно иньекцию, прямо через одежду. Без дезинфекции. Действие три часа. Как раз хватило  на переход по горам. Дед сказал, пока папа в сознание не придёт, колоть ничего не будем.
Летчики связались со своими, указали координаты, вызвали вертушку. Ми-24 сопровождали десантирование. Расчищали площадку, оказывали огневую поддержку. Сообщили  им обстановку. Они сообщили, что на высоте 800 м есть площадка, откуда могут забрать раненых. Несли папу, у него контузия. Костика. Летчика летуны откачали, пришел в себя, шел сам. Часа через два-три добрались до площадки. Загрузили раненых Ротного так и отправили без сознания. 
 Борт улетел, мы отправились на выполнение задания. Всё четко, каждый знает, что и как? Этот правый хребет, этот левый, эти посредине. Выходит на блок  рота, взвод. Делишь взвод. Те прикрывают, эти уходят.

                О НОГЕ

Поработали, почистили район. К вечеру вышли на место. Вызвали вертушки. Блокировали район вертолётной площадки. Вечер. В горах темнеет быстро. Надо ждать утра. Переночевали. Утром просыпаюсь, правую ногу согнуть не могу. В чём дело? Яшка, мой  «дед» ножом вспорол мне  комбинезон. Глянули, охренеть, нога распухла так, что смотреть страшно. Как потом оказалось, раздроблен внутрисуставной хрящ.
Прилетели вертушки, сели, забрали нас. Меня доставили в Кабульский госпиталь, сделали рентген, а понять, в чём дело, не могут. Хрящ не показывает. Майор, земляк с Красной гвардии, шепнул:
 - Я тебя в Союз отправлю.
Находился в госпитале вместе с Сазоновым. В палате нас человек пять-шесть, и все лежачие. Лангету мне одели, костыли дали,  наступать на ногу запретили, и через два дня, спасибо земляку, сдержал слово, отправили в Ташкент, в ОВГ-340 (окружной военный госпиталь).
Красивое место, всё в зелени, тутовник растёт. Там врачи посмотрели, тоже определить ничего не могут. Стали ногу сгибать, выскочил внутрисустав. Прямо там же, в перевязочной, делали операцию под местным наркозом. Обкололи ногу, зафиксировали, разрезали, вытащили кусок хряща. Майор Гусаинов, хирург, написал диссертацию по этой теме. Сказал мне:
- Хрящ ерунда, нарастёт. Жестко следи, чтобы на ногу не было нагрузки.
Замотали мне опять лангету, дали костыли, и сказали две недели на ногу не наступать, держать на весу. Три недели я «летал» на трёх ногах под неусыпным наблюдением врачей.  Гусаинов занимался мной вплотную. И только через 1,5 месяца дело пошло на улучшение.

                О "ТАРАКАНЕ"

 В палате с дедами – штабистами, офицерским составом, такие были зануды, лежал боевой капитан. Классный мужик, хохмач, весь израненный, исполосованный, не сегодня-завтра операция, но с таким чувством юмора, что мы  угорали с хохоту. Штабисты не понимали его юмор, не доходило им, шутит он  или нет? А он такие «корки» отмачивал.
Просыпается, например, утром, палец в ухо засовывает, трясёт его, и бормочет громко:
 -У, зараза, надо было тебя прибить вчера, когда  по стенке лазил. Всё-таки залез в ухо.
В палате все понимают, что речь о таракане. Проходит какое-то время, выходит капитан в коридор, объявляет:
 -Все на кино! Только так, открыли дверь, закрыли, следующий…
Подходим, по очереди открываем дверь на ширину руки, и смотрим, как штабист спасается от тараканов. Прямо на лицо спящего тылового полковника падает луч света, на голове его одета конькобежная шапочка. Шапочка застёгнута под подбородком на пуговку так плотно, что врезалась  в шею. Лицо побагровело, щёки отвисли, рот открыт.
Хохот стоял такой, что весь госпиталь сбежался это «кино» посмотреть..
 В нашей палате парень по ночам стонал так сильно, что никому спать не давал, а потом ещё начинал орать от боли. Мы ничем не могли ему помочь. И тут, Саша с Алма-Аты предложил:
- У меня мама медик, папа медик, давай я тебе укольчик сделаю, сразу успокоишься.
Думали, лекарство введёт, а он водку набрал в шприц и ему в вену. Смотрим, через пару минут затих парень, успокоился.
 Потом из других палат приходили, просили, дать «лекарство от боли». У Саши за неделю уходила бутылка водки.
В госпитале, были два летуна с Ферганы (транспортная авиация). Говорят, много повидали, испытали различные нагрузки, но то, видели у вас на физподготовке, привело  в шок. Рассказывают. Спортзал. Заходит подразделение десантников. Только старший дал команду:- «Отбой», все попадали, где стояли. Рухнули и тишина. Через время, команда: «напра-во». Все как один поворачиваются направо. И  через несколько секунд раздаётся мощный храп.

                О ПЕРЕСЫЛКЕ

…Продержали меня  в госпитале около трёх месяцев. Гусаинов сказал, если остаешься ещё, будем давать инвалидность.
- Какая инвалидность?! Отправьте меня в часть!
- Какая часть? 
И,  медсестре:
 - Готовьте  документы. Кулабухова  в Союз.
  -Какой Союз?! Я, к своим хочу!
Врач смотрит на меня, как на больного. Переспрашивает внятно:
-Ты что, действительно, к своим хочешь?
 -Хочу.
            -Точно?
            -Точно.
Помолчал, подумал о чем-то, достал документы:
-Ну, иди, повоюй. Видать не твоё  ещё время. Если будет болеть, через пару недель, возвращайся, вставим пластмассовый хрящ. Я тебя комиссую.
Обрадованный, я выскочил из кабинета, быстро собрался и увидев машину с бойцами, попросил подбросить на аэродром. Так из госпиталя попал на пересылку в Тузель, откуда шли грузопассажирские самолёты. Приходила рота, батальон, их ставили на довольствие, выдавали сухпай, и они улетали, - пересылка опять ненадолго становилась пустая. Меня одного, никто не брал. Сидел, ждал 2, 5 недели, не мог улететь в Кабул. Подойду к старшине, прошу отправить, а в ответ:
- Жди.
 Слонялся без дела, пока не увидел, как старшина за бутылку водки  отпускает ребят в самоволку. Правда, предупреждает, если  кто попадётся, не его проблемы.  Пошел и я с ними. Договорились, где встречаемся утром. Возвращаемся назад, один хвастается, в какую переделку попал, да какую драку в ресторане устроил. Спрашиваю:
 -А зачем ты это сделал?
-Да я в Афган ,- говорит,-  боюсь идти. - Может, не отправят?

 Только пришли, команда – «Всем построиться!». Построились. Ходит капитан, водит чмаря - чернопогонника, а тот только отсчитывает: вот этот, этот, этот...  Отобрали, загнали в ленкомнату, раздают листочки:
- Пишите рапорта. «Я, такой-то, часть такая-то, после отбоя спал, кто бил, не знаю».
Пришлось писать: «Я, Вася Пупкин, в/ч такая…»
 Собрали рапорта, отпустили, - говорят, - пока свободны. Понял, что надо мотать оттуда любыми судьбами и скорей попасть к себе, а то можно загреметь   в чужую часть дисбата. И только выхожу из ленкомнаты,   вижу    знакомого старлея со  своего батальона. Подбежал,  прошу:
- Заберите меня. Кантуюсь уже две недели.
- Поехали, - отвечает.- ИЛ-76. Вылет через 10 минут. 
Еле успел у старшины  военник забрать. Прибежал к самолёту, только упал на какие-то ящики, у-у-ууу, полетели.

                О ВОЗВРАЩЕНИИ

Даже не верилось, что скоро своих увижу. Три месяца прошло, пока я в госпитале валялся.
 Приземлились. Ура! Дома! Прихожу к командиру роты, докладываю:
- Вернулся для прохождения дальнейшей службы.
- О-о-оо!!! - Все обрадовались, уже и не ожидали меня увидеть.
 У капитана во взгляде и радость, и удивление. Что ему такое доктора в Кабуле сказали, когда мы вместе в госпитале были?  Прощался, успокаивал:
- Лежи, слушай докторов, пускай тебе  ножку починят.
 А в глазах боль, как будто его будут чинить.  Переживал за каждого из нас, как за родного сына.
Отдал я свою медицинскую книжку врачу, и думать о ней забыл. Парни на войну собираются, я к Сазонову:
- А, я?
 Пошел  «папа» узнавать  рекомендации кабульского врача. «Пинцет» прочитал  историю болезни и говорит:
-  Да ему и ходить нельзя.
Сазонов приходит:
-Сиди,- говорит, - тебе ходить нельзя.
-Как нельзя?!
 Позор. В роте на войну не ходили только чады и если война не очень серьёзная, деды. Если  серьёзная, разве их заставишь остаться дома? 
- Будешь вечным дневальным, – сказал Сазонов.
 Мне обидно, до слёз. Рота ушла на войну, а меня не взяли. Проходит пять, шесть, десять суток, в роте никого, тишина. Я порядки навёл, полы протёр, слоняюсь, места себе не нахожу. Приходит Коля Ледянкин, рассказывает, где  ребята, как там у них. Он постоянно был с ними на связи. Были свои частоты. Уходя на боевые, брали с собой табличку с  частотами штаба дивизии, самого комдива, роты. Всегда знали, где группа, когда возвращается. К приходу, во сколько бы это ни было, всех ждала баня и горячая еда в столовой. Запрашивали, например:
- Двадцатый, как вы там? Когда баню топить?
               
                О КЛИКУХЕ

  Вернулись наши. Отдохнули. Собираются на войну в следующий раз, Я к Сазонову, прошу взять хотя бы вторым номером. Убеждаю:
 - Не могу я здесь, когда ребята там.
- А здоровье, позволяет?
-Увидите.
 - Ладно, пошли, посмотрим.
 Понаблюдал за мной. Проверил на физическую нагрузку. Шли ночью, в горах. Быстро, бесшумно. В руках АКС, на груди РД, за спиной рация, с собой: спальник, сухпай, две фляжки воды, плащпалатка, «лифчик», бронник без пластин. С нами ещё «молодой» пошел. Увидел, что тяжеловато ему первый раз, на такой высоте. Ртом воздух хватает. Взял у бойца автомат и нёс его метров 500, потом, когда парень пришел в себя, вернул. Мне в своё время, так же помогали «деды», те, кто поопытнее, постарше.
Когда шел с двумя автоматами у командира вырвалось:
- Ну, ты и лось.
И только после этого, «папа» успокоился, и стал меня наравне со всеми отпускать на боевые. А вскоре, я  старшиной стал. 
 А кликуха, «Лось», так и осталась. У нас, все с кликухами были. К незнакомому солдату обращались - брат, братан, братишка, братуха, «зёма». Друг - друга  по имени никогда не называли, всегда говорили:  на Валеру – «Валерыч», Миша-«Михалыч», Коля-«Коляныч», или по фамилии, или по кличке. Например Ваню называли «Третьяком», Виталика Соборного рыжего называли «Золотой». Так было проще. Как будто это не ты рискуешь, и можешь быть убитым. Кто-то другой. А с тобой, ничего не случиться, всё будет нормально. Как в детстве, когда бабушка рассказывала, что при рождении два имени давали, настоящее, которое никто не должен был знать, и другое, которым   тебя называли  все… 

                ОБ ОБЩЕМ СМОТРЕ

  Готовят к войне, все на плац, общий смотр. Одеваешь сапоги с портянками, по уставу, берёшь РД, в него сухпаёк (сгущенка, вода, то, сё, третье,  десятое), зубная щётка, мыльница, полотенце вафельное, полотенце для ног, запасная тельняшка, трусы, носки. Гладишься, подшиваешься, приходишь, как дурак. Построились. Смотрят, проверяют, всё на месте? Офицер подходит:
- Снимай. Что здесь?
Проверяет, чтобы всё было. А то какая же война в горах без зубной щетки и мыльницы? Стоишь, ждёшь команды:
 – «Разойдись!»
Только команда прозвучала, возвращаешься в роту, всё это из РД   выкладываешь, всё, что на тебе было, снимаешь на хрен, относишь в каптёрку.
  Берёшь пожрать, воды, боекомплект, одеваешь кроссовки «Кимры» ( отечественные, производство г.Кимры, очень удобные, прочные, тёмно синие с белой подошвой и белыми шнурками). Иногда кеды, тоже отечественные. (Их, можно было купить в магазине при части. Зарплату платили в чеках.  Старшина получал 56 чеков, сержант 18). Но в кедах не очень практиковали. Чаще носили трофейные ботинки, горные на платформе.  Очень удобные, кожа у них мягкая, подошвой камни чувствуешь.   Вместо армейских спальников, уставных, тяжелых, громоздких, неудобных, напоминающих ватные одеяла,  брали трофейные, непромокаемые и лёгкие, куртки трофейные меховые с подстёжечкой. Сворачивали компактно и привязывали сверху к РД тесёмками. И шли на войну.

                О БАРАНЕ

 По полученным разведданным, вышли на заданные ориентиры. Если командир толковый, грамотный, то когда первый раз идёт в горы  на боевое задание, будет прислушиваться к «дедам», спрашивать, что делать? В этом, нет ничего постыдного. Деды знают расклад, подскажут, что и как? В случае чего прикроют и от пули спасут. Посоветуют, когда нужно, чтобы артиллерия прикрыла, если нужна огневая поддержка.
 Прибыв на место, поняли, что силы  неравны. Отсиделись тихо,  передали по рации, что идёт около 300 единиц живой силы. Пропустили их и «сели на хвост». Шли, ожидая прилёта вертушек, а когда они отбомбились, ловили и добивали остатки…
 Когда  рота собирается идти  «на войну»,  28 человек берут из сухпая  самое калорийное, из расчета, чтобы хватило на трое суток. Но еда быстро заканчивалась, а кушать хотелось.
Бывало и так, что встретив в горах стадо, запросто могли подстрелить барана. Бывало, сидели и голодными, иногда по несколько суток ничего не ели. Пролазив по горам, потом тучи, дождь, погода нелётная. Хорошо если рядом кишлак. Идёшь, сплошные дувалы. В кишлаке старейшины и бачата, вечно грязные, даже зимой с голыми ногами, одеты в какие-то пиджаки с чужого плеча. Совсем маленьких не моют вообще. По шариату слой грязи будто бы охраняет от злых духов. Бачата, увидев русских, начинают кричать: «Командира, дай бакшиш», норовят что-нибудь украсть. А бойцы сами к ним за бакшишем пришли. Выбрали барана, притащили. Сазонову сказали, что горный. Сделал вид, что поверил.
               
                О "ГЕРОЯХ"

…Любили к нам приезжать не только артисты с концертами, но и штабные офицеры, за боевыми наградами. Сразу можно было определить, кто приехал «отовариться», кто за наградами, кто по работе, а кто по зову души. Как-то прислали московского полковника. Пухленький такой. Очень ему хотелось посмотреть на войну. Все перед ним на задних лапках ходили. А нам, дивизионной разведке, была поставлена задача, охранять его, и чуть ли не на руках носить. Не могли дождаться, когда он уже уедет, достал всех. Например, когда Соколов прилетал, его полк охранял. Пока он на боевые  внизу на броне едет, мы галопом по хребтам и склонам всё прочёсываем, чтоб чисто было. Этому тоже на войну захотелось, а заодно, боевой награды.  Пробили по разведданным, где спокойный район и повели в горы.
Пришли, всё спокойно, жара, солнце палит. Мы с Мишкой Георгиевым  решили позагорать перед дембелем. Вдоль арыков, террасы. С той стороны солнышко светит, так офигенно. Лежим в трусах в цветочек, загораем. Балдёж. «Ничто не предвещало беды». И тут, рядом с нами, метрах в четырёх-пяти, бурунчики пух-пух. И с горы тух-тух. Ничего себе. Мы с Георгаником подхватились, схватили автоматы и шух, в щель, под бруствер. Смотрим, там, где мы только что лежали, пух-пух. И рядом с нами ложатся, дзинь-дзинь, головы не поднять. Вторая очередь по нам. Кричим:
- Ложись, по норам!
 Они ещё по зелёнке. И рядом, вжух-вжух. С горы тух-тух-тух.  Выбрались из-под камней, стоим в трусах с ромашками, и с автоматами, засекли, откуда стреляют.
Бочаров,  к  нам:
- Боец, сюда! Что, опять на солнышке вялились?!- И мне:- Показывай, где огневая точка,  откуда был огонь?!
Прибегает старлей с солдатом, приносят РУС (радиоуправляемый снаряд). «Дед» становится, спрашивает:
- Вот эта гора?
-Эта. Так, так,- я подсказываю, он подруливает, - правее, левее, выше, ниже.
Снаряд, пу-ух, полетел. Место у духа для гнезда, было выбрано удачно, не достать. Но невыполнимых задач для десанта нет. Завёл сбоку и  сверху положил. Вертушки были на подходе, потом ещё добавили, 100% попадание.
  Слышим:
 -«Носилки, бегом!»
Оказывается, от камня срикошетила пуля, и зацепила шкурку нашего  полковника.  Кровь увидели,  на носилки его  и в вертушку,
Отнекивался: - Да, ничего.
А  ему:- Нет, нет, может быть, гангрена.
Таким  довольным назад ехал, улыбка с лица не сходила. В тот же день отправили его обратно в Москву. Проводили, офицеры  вздохнули с облегчением:
- Слава тебе, яйца, что  «Герой Советского Союза» улетел.

                О ПРАПОРЕ
 
  …Прапор наш был такая сука. В долг не давал, ни с кем не делился, всё зажимал, да ещё взял себе солдата-ординарца. Заранее и очень старательно готовился на дембель.  Не все офицеры были упакованы, так как он.
 Между модулями стояла палатка, которую мы охраняли. В палатке прапор хранил  свой чемодан и  всё своё барахло.
И тут, Юрка Акилин пошел к нему получать форму, как положено, а тот не выдаёт, зажал, говорит, иди к старшине, у него и возьмёшь.
 У меня, конечно, было, что ему дать, ещё и роту мог  одеть. Папа приходил, у него глаз радуется. Шторки раздвинет, на полках комплекты постельного белья, тельников, х/б. Если собираем кого, он просит:
-Вы ж смотрите, надо чтоб и сапоги были.
-Да что ж мы, на дембель не соберём?
- А-а.
Уходил, довольный.
Юрка с прапором серьёзно поцапался, и тот взъелся на него. Проходит какое-то время, всё вроде упокоилось. Но тут случилось страшное. Палатка сгорела. Неизвестно по какой причине. Пытались тушить, но было бесполезно. Что он там хранил, не знаю, но чуть в огонь не бросался, еле удержали. Сгорел его чемодан. Прапор очень сильно расстроился.
Просто ребята ночью палатку от доски оторвали и  заложили туда банку с горючей смесью (презик с марганцем и камушек на дно) сверху тряпок набросали. Через 18 часов «внезапно» произошло самовоспламенение.

                О ПЕРЕВОСПИТАНИИ

  …К  нам в роту постоянно присылали кого-то «на перевоспитание». Чаще, «трудновоспитуемые» оказывались нормальными парнями, мы находили с ними общий язык и оставляли у себя. Но не так случилось с  Серёжей Глазовым, токсикоманом. Он очень любил бензин и ацетон нюхать. А к нам из   батальон попадать боялись. «Молодые» у нас и те борзыми были, на чужих «дедов» заедались, а тут Серёжа. Папа пошел к комбату, говорит:
- Я не хочу, чтобы у меня труп был в роте. Убьют.
Через неделю Серёжу от нас забрали.

                О ЛЕЩИНСКОМ

  …Прилетел как-то в нашу дивизию режиссёр - документалист  Михаил Лещинский, снимать кино о войне в Афгане. Мужик лет сорока, конкретный такой, и рукопожатие у него крепкое. Оператор с ним был, тоже серьёзный мужик и камера у него серьёзная.
Нам была поставлена задача, быть при нём. Лещинский ходил с нами на операции, снимал по сценарию, как «Град» работает.
 Зарядили все 40 стволов и влупили. Идёт колонна, разведка передаёт, в каком квадрате духи. Достать можно только «Градом». Две установки вышли, сделали по квадрату пуск. Разведка докладывает комдиву -100% попадание и поражение противника. И оператор показывает, где  находимся мы, и где поражение противника. Одеты мы по полной боевой, экипировочка что надо и ехали на броне, пока он нас снимал. Назад в Кабул шли с колонной. Система залпового огня «Ураган» на четырёхостных машинах. Делает пуск. Ракета перелетает через хребет, срабатывает ускорительная ступень, скорость возрастает в несколько десятков раз, у-у-ууу и исчезает из вида.
 С нами старлей был из первой роты, (старший лейтенант Любимов). Обычно, первая рота на КП дежурила, а тут он с нами, с радиостанцией, сопровождал Лещинского. Рацию впереди себя таскал.  Мы прикалывались:
-Прошьёт (пуля).
А он отшучивался: - Может траекторию поменяет?

                ОБ АВИАНАВОДЧИКЕ

  Ночь. Идём на БТРах в колоне, на броне. С нами авианаводчик, который знает всех летунов. Дремлю. Снизу, с моторного отсека меня радиаторы греют, сверху бушлат. Всё спокойно. И вдруг, когда меньше всего ожидали, с гор по нам обстрел.
Мы сразу окрысились, тух-тух. Оттуда ещё раз по нам. По вспышкам огня определили,  где огневая точка?
И тут наш авианаводчик подрывается, и, как влупит очередь из автомата прямо у меня  над головой. Грохот стоит такой, как будто духи по нам разрывными ложат. На меня гильзы летят, мне кажется, что осколки. Чуть решетку на броне не продавил, думал в моторный отсек провалюсь. Ребята ему орут:
 -Ты что ох…ренел?! Куда стреляешь? Туда с автомата не добить.
 Я ему втемяшить не могу:
- Глянь, где они, и где мы.
 А он говорит:
          -Я думал, близко.
С нами в колоне ЗУшка была (зенитная установка спаренная). Стояла в кузове ЗИЛа - 131. Серьёзная машина. Парни быстренько тух-тух- тух по огневой точке. Всё, больше не стреляли. Поехали дальше.
 Например, нам поставлена задача, выдвинуться в заданный район, всё увидеть и беречь авианаводчика как зеницу ока. Бинокль у него был серьёзный, маленькая такая радиостанция с гарнитурой лётчицкой. Он на своих частотах, всех знал, общался напрямую с каждым.
Прежде чем нам выдвигаться, ведём авианаводчика смотреть, где душки?  Сначала авиация, потом артиллерия, потом мы заходим. Если есть не подавленный очаг, по карте вычисляются координаты. Авианаводчик благодарит или вносит свою корректировку.
            Пришли, только стали на исходную. Выношу ретранслятор на гору. В УКВ режиме гору не пробивает. Две радиостанции работают, одна на приём другая на передачу, через блок. Блок регулирует, сигнал прошел, она приняла-передала и наоборот. Вынесли тяжеленные радиостанции, мы вооруженные до зубов, охраняем. Обеспечиваем связь КПП и  непосредственно район боевых действий. Сидим на блоке, на горе, смотрим, где какие действия, где система град (катюши), где САУ? И вдруг видим, САУ просто, на наших глазах взрывается. Ничего не осталось. Что произошло, не знаю, катки летали, броню разорвало, экипаж погиб полностью.

                О ФОТОГРАФИЯХ

     …Фотоаппарат «Смена-8» был один на всю роту. Хранили его под большим секретом. Пленка и реактивы в страшном дефиците, передавали с Союза, фотографии печатали «подпольно», очень мало. Чаще, проявив негативы, умудрялись,  несмотря на цензуру, отсылать  в Союз.
                О ЯЩИКЕ

У меня есть  фотка. Я на поле боевых действий в провинции Кунар.  Нашей роте была поставлена задача, охранять секретный железный ящик. Ящик как ящик, из железа, стоит себе, есть не просит. Две ручки у него, кабеля, блок какой-то. И мы, 30 человек, должны не отходить от него ни на шаг. Да ещё, чтобы постоянно рядом с ящиком  находилось как минимум два бойца. Целый день мы его, сменяя друг-друга, охраняли. До сих пор не знаю, что это был за ящик. А к вечеру  забрали, и мы начали выполнять другую задачу.

                О СИГАРЕТАХ
  Сидим в горах,  наша  рота на одном хребте, а  другое подразделение, на другом. Жрать хочется, всё закончилось. Передаём по рации, чтобы сбросили сухпай. А у наших соседей, с другого подразделения курево закончилось. Летит вертушка, сбрасывает нам мешок. Полетела дальше, на другой хребет, сбросила им мешок. Мы обрадовались.  Пошли с Князевым,     («Князь» на полгода старше призыв, с Питера), нашли, приносим, хоп, а это сигареты. Посылки перепутали. Им сбросили жрачку, а нам «Охотничьи» и «Донские» сигареты, вместо покушать.


                О ВИНОГРАДЕ

 …Как-то я пошел вместо «папы» на войну. Лёха Лапин и водитель с Литвы «Лабус». Радиостанция  замкомдива на базе БТР-70. Когда приходишь в район боевых действий, они разворачивают антенну и качают связь.
  Лёха, говорит:
- Глянь, сколько винограда. Сходи, возьми дрожжей, забодяжим бражечку.
Пошел на  ПХД, «молодому» говорю:
 -  Мне нужны дрожжи.
-Щас,  сделаем. - и приносит целую  банку сухих дрожжей.
 Я ему: -Куда столько?
- На всю роту на сутки вперёд, –улыбается.
- Ладно, что останется, верну.
 Взял двух молодых, чтобы помогали виноград рвать. Принесли его в палатку. Зелёный, вкусный очень. У Лёхи бочка была литров на 100. Вырезали с неё дно, перевернули вверх, надавили литров 20 сока, добавили сахар, дрожжи. Через сутки духан стоял такой, что за 10 вёрст слышно было. Сижу в радийке, прибегает молодой, докладывает:
 - Тебя Лёха зовёт.
- Щас буду. –Прихожу.-–Что случилось?
-Похоже, пора пробу снимать.
Дело в обед. Мы как влупили по подкотельничку (котелок, в него вставляется армейская фляжка, грамм  на 700). Так хорошо…

                О БАКШИШЕ

Опять прибегает молодой:
-Товарищ старшина, начальник разведки дивизии  вызывает к себе.
Прихожу на КП. На столе карты, документы. Подполковник увидел меня, говорит:
 - Подожди. Бери радиостанцию, идём в район боевых действий.
 Он на войну брал меня с собой постоянно. Блин, что делать? Я молчу, боюсь рот раскрыть. Сели в вертушку, я в самый угол, подальше от всех. Смотрю, он идёт прямо ко мне и садится рядом. Летим. Мне захорошело, весело, он меня в бок  локтем толкает, спрашивает:
- Подобедал?
- Да.
- Молодец.
 Прилетаем, встречаю друга:
- Как дела?
- Там дивизионка корки отмачивает. Присоединяйся.
Я к начальнику разведки, говорю, что очень нужно остаться.
- А я с кем останусь?
- Смена есть.
-Доверяешь?
-Да.
  Оставил. Хорошо тогда бакшишей взяли. Я роту одел. Правда, потом политотдел затаскал. Виталика Соборного попросил:
 - Виталь, забери меня.
Виталька примчался, забрал, едем в колоне. «Золотой» сначала пристроился к камазам, а потом протиснулся к радийке, и нас не проверили, а ребят из дивизионной разведки шмонали.. Серёга Пачев с Удмуртии жаловался, - думал, хоть что-то оставят, всё пошманали.

                О СОБОРНОВЕ

С Виталькой Соборновым, на БТРД страшно было ездить. Виртуозно довозил нас в самые труднодоступные  места. Даже страшно становилось, когда  ставил на задний каток градусов на 60, практически вертикально, и казалось, всё, сейчас сорвёшься со скалы и прямо вместе с броней,  загремишь с высоты вниз. А он умудрялся ещё красиво и изящно  развернуть машину. Феномен. Хоть передним ходом, хоть задним, хоть стоя. Сердце замирало, казалось, всё, прощай, жизнь. В горы поднимался настолько вертикально, что до сих пор не могу понять, как мы не переворачивались. Мчался по первому зову. Если мы дежурная рота, в любую секунду должны быть готовы отправиться на задание. Не было ни подъёма, ни отбоя. Сидели дома, вооруженные до зубов, ждали команды. После телефонного звонка три минуты на сборы и должны быть на аэродроме, прыгать в вертушки.  Если в район надо на броне ехать, едем с Виталиком, человек 15-20. Во время одного из его крутых виражей, два бойца чуть не угодили под гусеницы во время марша. Чтобы это не повторилось, притащили  сак в автопарк, приварили к БТРД трубы, учитывая все нюансы. Для того, чтоб могли  чувствовать себя достаточно комфортно и удобно на броне, приварили их. После этого, сбросив всё в десантный отсек, спокойно могли даже спать, когда возвращались с гор. Отпускали на бляхе ремень до конца и застёгивались через трубу, чтобы не слететь с брони при движении. Однажды, после боевых Виталик забрал нас с гор, а мы до этого двое суток не спали. Пристегнулись ремнями к трубам и на полном ходу, уснули. Даже не чувствовали, что нас швыряет во все стороны.

                ОБ ИТАЛЬЯНКЕ
Наш  БТРД ходил в колонне во втором десятке, когда двенадцатый, когда четырнадцатый. Впереди колонны первым шел «слоник»- танк  БТС, без башни, мины щупал. Такая боевая машина разминирования с двумя тяжелыми катками на длинных "оглоблях", прикрепленных спереди, чтобы мина на них срабатывала. В нём механик - водитель, на броне БТСа сидят сапёры. Остановятся, прощупают, если всё чисто, начинают двигаться. Колонна тоже начинает двигаться, как гусеница. Танк прошел, если обнаружил мину, сапёры разминируют. Пока конец колонны остановится, танк уже двинулся. Всё это очень медленно, громоздко, техника, люди.
Когда случались остановки в колонне, пользовались ими, чтобы пообщаться друг с другом. Искали земляков, встречали друзей, предавали приветы знакомым. В тот раз, я пошел к Валову Кольке. Стоим я, Колька, Юрка Акилин. Слышим, впреди бу-бух. Подбегаем, наш БТРД, на итальянке подорвался. Это была самая противная мина. Металлоискатель её не брал потому, что пластиковая. Здесь всё зависело от взрывателя. Мина, по весу приблизительно килограмма три, внешне, похожа на кастрюлю. Невысокая, ребристая как радиатор охлаждения, плоская, с  диаметром, около сорока  сантиметров. Сверху в неё вкручивалась крышка с вакуумной камерой, в середине стоял боёк. Накачивала-накачивала определённое давление и срабатывала где - то в середине колонны, не угадаешь когда, на пятый, восьмой, двадцать пятый раз. Виталик, с люка вылетел, вместе со взрывной волной. На земле валяется, аж кожу с ног вместе с Х/Б содрало. Смотрю, живой. Трясу его: - Виталь! Виталь!
 А его ещё и глушануло сильно. Стонет:- Плохо слышу.
Вызвали вертушку, отправили в госпиталь. Хотели в Союз отправить, отказался, вернулся к нам. Долго ещё потом мучился от  сильных головных болей.

                ОБ ОСОБИСТЕ
 
  …Как-то я, Колька Валов и Игорь Николаев склад взяли с духовским вооружением, пистолеты (береты). Все были свои. Кто заложил, не знаю? Пришли с войны, сидим в курилке, заходит особист (память имел феноменальную). Всех в батальоне знал не только по имени, но и у кого как зовут родителей, братьев, сестёр и всю родню. Мы  встали.
- Сидите, сидите. - Вежливый такой. Давай расспрашивать, - Как боевая жизнь?
 Мы от него подальше. Бычки затушили, и давай расходиться, а он мне:
- Михалыч, останься. Что мама пишет? Что на войне? Как душки? Спешишь? Ну, давай, давай, иди. Пистолетик завтра принеси.
- Какой?
- Беретту.
- С чего вы взяли?
- Мне душки доложили.
До сих пор не пойму, кто настучал? Все были проверены 100 раз. Может и правда, душки?
                О Р-143

…Как-то  находились рядом с пакистанской границей, километров 30 до неё оставалось. Расслабуха. Нас  не трогают,  мы задачи свои выполнили, предоставив армии разведданные и право воевать дальше. Вот, армия воюет, а мы отдыхаем. Предгорье. Все рассредоточились на привале, мы с Вовкой Дьяченко, бронники сняли, кашу варим. На минуту отошли колючки для костра собрать, и тут у-у-ууу, дух-дух. Мы бегом назад. У-уу, дух-дух, смотрим, каши нету. Автоматы целые. У меня радиостанция была Р-107, не очень хорошая, ломалась часто. Нашли корпус, написали  рапорт зампотеху.  Списали под это дело её и два бронежилета. Я получил новую радиостанцию, хорошую, легенькую Р-143. Мечта десантника, удобная, узенькая, вся рабочая панель сверху, блок аккумуляторный подстёгивается, и по весу легче. Всё - таки 12 кг не 18.  Засаппаратура, в открытом режиме можно было разговаривать, никто не перехватит. К засблоку прикручивалась тротиловая шашка с детонатором. В случае чего, - взорвать. В общем, аналогов нет. Мы работали со всеми переносными радиостанциями, но эта была самая лучшая. 
 Вызывает зам по вооружению: -Давай подписку о неразглашении.
 А  зачем мне это надо?  «Спрыгнул»:
- Пусть молодёжь даёт, им ещё как медным котелкам, а я уже «дед».
Уговорил.

                О ЗАСРЕЖИМЕ

…Был случай. На боевых, замкомдива Бочарову, надо было поговорить в засрежиме с Кабулом. Засрежим не идёт, вышел из строя. Что делать? У нас служили два «лабуса» из Литвы. Один с нами на операцию пошел, другой в Кабуле остался, в полтиннике. Бочаров спрашивает:
- Там брат твой принимает?
-Да.
-Говори ему на своём,  пусть  переводит на русский.
Поговорили.

                О ВЕРТУШКЕ

 В конце 1984 года, начале 1985-го в корне поменялась ситуация по ведению боевых операций. Мы уже не ходили на боевые пешком, нас десантировали в нужный квадрат на вертушках, и также забирали оттуда, перебрасывая в другой, в зависимости от цели поставленной задачи.
Десантировались посадочным способом в районе Панджшера. Обшмонали всё, ничего нет, чисто. Прошли метров сто, духи уже ведут по нам обстрел в спину, с тех мест, где мы только что были. Я, с основным подразделением, принимал участие в боевых действиях, прикрывали своих, а духи шли по нашим следам. Район со всех сторон блокирован. Вызвали вертушки. Садится пара вертушек. Какое подразделение к ним ближе, соблюдая очерёдность, садятся, уходят. Прилетает следующая пара вертушек, подтягиваются следующие. До нас остаётся очередь  борта два. Вертушки садятся, борт загрузился, отрывается от земли  метра на два  и падает, на пузо. Хорошо, не успел высоко подняться и отлететь. Наблюдаем такую картину. Открывается дверь вертушки, и от зуботычины из неё летит на землю стрелок-радист, а следом выпрыгивает вся десантура, злые как черти и начинают бить лётчика:
- На чём вы прилетели?!
Сняли пулемёты, забрали боекомплекты. Сломанный вертолёт расстреляли. Там ещё полбака топлива оставалось, выгорело всё.  Следующий борт пришел, забрал ребят, улетели.

                О ПРАВОЙ МОЙКЕ

 …Служил с нами Лёня с Сумской области, вечно под дурака косил. Постоянно ходил в наряд. Правая мойка на кухне была его. Лёня был настолько неопрятный, х/б у него вечно засаленный, грязный. Жир штык-ножом с одежды счищал, противно до омерзения. Не мылся, грязный ходил. Мы боялись правой мойки, брезговали. Устали его перевоспитывать. И били, и что только не перепробовали, бесполезно. Говорили:
- Лёня, придут твои «духи», мы уйдём, а ты как был, чмо в правой мойке, так им и останешься.
Сидит, насупится, молчит. Витя Готько, не мог его лицезреть, издевался над ним:
- Леня, придёшь домой, скажешь, что ты кровь мешками проливал.
У нас было две оружейки. Две комнаты без дверей, только металлическая решетка. Отправляется Лёня на губу, берёт с собой подушку, сдаёт ремень, спит. Пришло время полы мыть, «настучали»,  летает. В туалет вести, Витя получает  автомат, ведёт его  в туалет,  говорит Лёне:
- Я тебя порву.
А Лёне, как с гуся вода.
Прислали к нам замполита. Ненормальный какой-то, заставлял честь отдавать солдат – солдату, тогда как мы отдавали только майору. Ну, и капитанам, тех, кого знали, остальным нет.
Собрал молодёжь в ленинской комнате. Повоспитывал, все и без него уже знали, что и как.  Объявляет перекур. Я в этот день был дежурным по роте. Выходят парни след в след, чтобы не наследить. У нас строго. Смотрю, все с ленкомнаты вышли, а Лёня, через какое-то время  возвращается к капитану. Через несколько секунд слышу душераздирающий  крик:
 -А-а-аааа!!!
Открывается дверь, вылетает капитан, орёт мне:
 -Убери его на хер!
Захожу в ленкомнату, вижу, стоит Лёня,  а рядом  на столе миномётная  мина 82 мм.
- Где взял?
- Нашел в канаве.
Я её спокойно под мышку беру и выхожу. В дверях капитан стоит в шоке, белый как мел, глаза квадратные.
                О РЕБЯТАХ

Хороший парни у нас были. Настоящие.. Как говорится, птицу видно по полёту. Ванька Невдах, сразу было понятно, что из него толк будет. Игорь Изместьев, кандидат спорта по плаванью. На моторке сидел, на связи. Ноги все в струпьях были, не мог сапоги одевать, ходил в тапочках. Не жаловался. Нёс службу. Коля Ледянкин - писарь у начальника связи дивизии. Информацию знали раньше комдива. Как-то попросился с нами пойти на боевые. Полазил по горам, довольный остался. Говорит, теперь я хоть понял, что это такое. Мы его в тонусе держали:
-Коля, не расслабляйся!
 И тут т к нам приходит один, такой весь из себя, ну, никакой, 24 года. А рота как раз заступила в дежурный режим. По первому зову через десять минут должны стоять на взлётке при полной выкладке. Подрываемся. Тревога. С Черикарской долины обстреляли городок. Знаем, что днём с ракеты обстреливать не будут, только ночью. А эта ракета до городка не долетела, взорвалась. Погнали две пары, по направлению полёта ракеты. Десантировались в долине посадочным способом, вертушки ушли, мы осматриваем местность. Всё чисто, искать некого, никаких признаков, что здесь были духи. Наконец, находим, откуда был произведён пуск. Посмотрели, контакты замкнуты, аккумулятор валяется. Прошло 3- 4 дня, ищи ветра в поле. Глянули на гламурненького, а он никакой. Мы- то прошли всего ничего, километра 3-4, да по ровной местности. А что ж с ним в горах будет? Вернулись, просим, заберите его. Забрали. Перевели в штаб писарем.

                ОБ АКИЛИНЕ
   
   …Были на зачистке кишлака. Акилин в дувале набросал всякого шматья, матрацы, и решил запалить ракетницей сороковкой. Запал горит 40 секунд. А она срикошетила. Юрка как вьюн на сковороде вертелся, бежать некуда, еле успевал пригибаться. Экспериментатор был. Начитается и говорит:
 -  Давай, проверим бронник со 100 шагов на поражение.
 - Давай.
Повесили, проверили, посмотрели, и решили, что лучше без бронежилета. Так хоть если пуля прошьёт, залатают, а с бронником, не факт, что до госпиталя довезут. Духи честно воевали, без бронежилетов.
У нас постоянно была свежая пресса. Журнальчики всякие интересные. Прочитали в них об американских морпехах, посмеялись. Их рэмбо по сравнению с рэкссами ВДВ - отдыхают.
Как-то Юрка  вычитал, что автомат Калашникова рельсу режет. Мечтал проверить, так ли это? Но где было взять рельсу? Всех расспрашивал, а когда узнал, что в Кабуле вагонетка по рельсам ездит, слёзно просил прапора за любой бакшиш, хоть кусок привезти. Тот пообещал, но так и не привёз.
Пробовали БТР прошить с пулемёта. ПКМ -7,62 у БТР лобовую броню не берёт, угол рассчитан правильно, а боковые навылет прошивает обе.
               
                О ТУАЛЕТЕ
               
  Когда приходили с боевых, чистили БТРД, всё, что оставалось, мины, патроны, выносили и сбрасывали в яму-воронку возле туалета ИЛИ ПРЯМО в туалет выкидывали.
В 1984 году  поступили гранаты нового образца. Похожа на РГД-5, но по форме круглая и чека другая. Чеку выдёргиваешь, а она не сразу  взрывается, а только после того, как сдетонирует от толчка или удара. Старлей кинул в туалет, испытать, а она ни фига не взрывается. Забил тревогу. Пригласили сапёра. Предупредили, закладывай побольше бикфордов шнур. Бросил он тротиловую шашку в то очко, куда бросили гранату, не зная, что там до неё столько было сброшено... И сдетонировала она так, что туалет взлетел на воздух, как будто это была маленькая Хиросима. И вонь потом стояла такая, что ассенизаторская машина неделю приезжала  смывать.
Вместо деревянного туалета нам поставили два железных контейнера, прорезали в нём очки.  Зайти невозможно. Жара. Не продохнёшь.

                О ЧУДО-ПОРОХЕ

  …Приходит Сашка Кашин, рассказывает, что видел у артиллеристов  чудо- порох желтого цвета. Рассчитывают они, например, точку координат. Определяют, сколько сыпать в снаряд пороха, плюс, минус недолёт, перелёт, регулируют ствол или снаряд, больше - меньше. Говорит мне:
 - Нам нужен такой порох.
-Зачем?
- Возьмём с собой на боевые, и никаких проблем с кипятком.
Я, - говорит, - видел, как у них пока порох сгорел, вода в фляжке закипела. У тебя в артполку есть знакомые, иди,  попроси у них такой порох.
Прихожу:
 - Ребята порох нужен. -Рассказываю, какой.
-Такого нет.
-Показывайте, какой есть.
Показали. Посмотрел, выбрал один:
- Давайте вот этот. Зря, что ли, пришел? Не возвращаться же с пустыми руками.
Ребята посмотрели друг на друга, плечами пожали, сказали:
 - Ну, смотри. - И насыпали, сколько не жалко.
Принёс Кашину:
-Санёк, такой?
-Вроде.
Идём на боевые. Сели на привал, расположились вокруг костра. Саня говорит, сейчас чай будем пить. Насыпает в каску порох, ставит её на землю. В алюминиевую фляжку наливает воды, крышку на цепочке цепляет за каску. Садится на корточки. Мы стали вокруг костра, чтоб лучше было видно: я, Юрка Акилин, Невдах, смотрим на него, как на фокусника-иллюзиониста, интересно, как за пять секунд вода закипит? Он все уши нам прожужжал этим чудо-порохом. Ни костра не надо разводить, ни сушняк собирать, несколько секунд и готов горячий чай. Мы уже  привкус его на губах чувствовали.
 Наконец, приготовления закончены. Саня бросает  в каску горящую  спичку и не успевает произнести: - Учитесь! - как из каски вырывается столб  плазмы с полметра и обжигающего огня. Плазма гудит, как в топке, у-у-у и отсвечивает неоном.
Мы отскакиваем в сторону, Саню взрывная волна отбрасывает на спину. Через несколько секунд всё заволакивает клубами белого дыма. Орём:
-Кашин, чтоб ты обосрался  со своим порохом!
 Дым рассеивается, видим, от каски один ободок остался, от фляжки - крышка с цепочкой. На Сане штаны в зоне  галифе  сгорели,  ожог был.
Пришли домой,  рассказали артиллеристам, те уссыкались со смеху.

                О КРАЙНЕМ ВЫХОДЕ

  …1985 год, сентябрь месяц. Я переслужил две недели. Уже приказ  вышел Министра обороны. Думал, ладно останусь, встречу молодых, обучу их, что, как, на стрельбы повожу. Рассчитывал попасть домой  к декабрю, но тут случилось непредвиденное.
 У нас в полтиннике никогда не произносили слово «последний», заменяли на «крайний». Так что, крайний мой выход на боевые, перед дембелем был когда наша рота заступила на дежурство. Духи произвели пуск ракеты. Мы подрываемся, корректировщики быстро вычисляют, где произведён пуск, приблизительно дают район, откуда, прыгаем на МИ-8, и вертушки доставляют нас в заданный квадрат. Десантируемся посадочным способом, находим место, откуда произведён пуск,  видим, свежие следы. Ми-24, наше прикрытие, передают по рации, что впереди караван: ослики, мулы и человек десять-двенадцать идут по направлению к горам.
 Мы стали их преследовать. Шли долго. Когда они поднимались на хребет, мы только к горам подходили. Двигались всю ночь, без остановки. Утром перевалили через хребет, начали спускаться, вызвали  по рации вертушки. Указали, где находимся. Они прилетели, караван как раз с гор спускался. Ребята поддержали нас огоньком, чтобы они не дёргались, а тут и мы подоспели. Взяли их, как говориться «тёпленькими», без потерь личного состава. Они никак не ожидали, что десантники идут за ними по пятам.  Караван был с оружием. Прилетели за нами три пары бортов, и мы  доставили пленных в Кабул. Приземлились, выходим, команда строиться. И мы как были после операции, пыльные, грязные, измотанные, стали в строй. Грачёв от лица командования выносит нам благодарность, за успешно проведённую операцию, и за караван с оружием, и что потерь нет среди личного состава,  жмёт прочувственно всем руки, и командует:
-Кому на дембель, шаг вперёд!
Шагнуло нас 21 человек. Слово, не воробей, надо держать.   
 Говорит: - Благодарю за службу. Счастливого возвращения домой. Идите, оформляйте документы. Завтра борт.

                О ДЕМБЕЛЕ

Вот  так неожиданно, в срочном порядке мы с  Игорем Николаевым, уходили на дембель. Сегодня с операции вернулись, караван с оружием взяли, пленных, а завтра, вот она, гражданка! Союз! Где нет оружия, духов, вертушек. Где нас ждут родные, друзья, красивые девчонки… Не верилось. После бани, вместо своей видавшей виды ХБ, одели парадку, которая давно  ждала своего часа в каптёрке, всё как положено. Свои вещи и подарки родным, я заранее передал в Белгород с земляком – прапорщиком, накануне. Он был у нас начальник радиостанции Р-141коротковолновой. Узнал, что  собирается в отпуск попросил захватить. Поэтому, на дембель летел налегке, взяв с собой  дипломат, и  свитер из ламы. Хотел  японский магнитофон двухкассетный «Шарп» забрать, но старлей, замначальника штаба, как пристал, говорит:
 - Оставь, всё - равно в Ташкенте конфискуют.
 Я оставил, но не ему, ребятам.  Расставались с ними по - братски. Служба сплотила, мы были одним целым, и прощание рвало душу. Прощаясь с  Ванькой Невдахом, плакали. Столько пудов соли вместе съедено, столько горных дорог пройдено.
В тот день улетало с дивизии человек 170. Полный ТУ-154 набрался. Коронное место стюардессы, досталось мне. Летели весёлые, гордые, счастливые, профессионально подготовлены так, что готовы были свернуть горы, если Родина прикажет. Если позовёт… Не думали, что будем ей в тягость. Уходили на войну сынками, а  вернулись, пасынками.
В Ташкенте поменяли чеки на рубли. Посидели в ресторане  «Заравшан», отметили это дело и поехали к Игорю  в Вольский  район  Саратовской области. Ехали поездом, самолёты надоели за два года на службе. Его родные, встретили нас, как самых дорогих гостей. Угощали домашними вкусностями, приготовили  баньку с дороги. Прокантовался я у него неделю, попривык немного к гражданской жизни, познакомился с саратовскими девчонками, приехавшими от института на сельхоз работы. В общем, немного наверстал  упущенное. Игорь предлагал остаться.
-Нет, - отказался. – Я,  домой.