Где же наша сила?
Живём всё больше в дорогах: бегом-бегом, упеть-успеть… В пути перед нами раскручивается живая лента разных-разных лиц, сменяющихся мод и фасонов, причуд сезонной погоды. Стараемся увернуться от пулемётных очередей народного языка, ставшего попросту матом, хотя выросло уже не одно поколение, которое этот «язык» не корябает и не оскорбляет, они на нём, представьте,… думают.
Не все мысли, конечно, они на нём думают, но некоторые точно, это как-то у них даже на лице отпечатывается. Простой это язык, как кусок мыла в общественном туалете советских времён, доходчивый, как ожог хлыста по спине.
Впрочем,обобщать вредно: можно пропустить что-то редкостное, то, что из ряда вон, картинку занимательную, разговор необычный и что реже – увидеть незастёгнутые лица, не сосредоточенные на экранах, да мало ли чего ещё...
Небольшой самопальный оркестрик и трое певцов в переходе у метро старательно выводят мелодию знакомой песни. Поравнявшись с ними, замечаю, что и музыканты, и певцы – слепы: они вытягивают шеи и «смотрят» поверх голов невидящими глазами куда-то в недоступное нам пространство.
Слепые музыканты словно теряют в темпе один-два «шажка», но ничуть не «вылетают» из нот, хотя, видимо, мы с ними всё же по-разному чувствуем ритмы. Им, наверное, открыто нечто, незнакомое нам – в песне звучит столько неподдельного щемящего чувства, что многие, спешащие мимо, проносящиеся на скорости или приостановившиеся, не могут скрыть чувств, хлынувших поверх застёгнутых лиц и даже блеснувших слезами глаз.
Почти нет в нашей стране таких людей, кому не дорога «песнь под метель о лете» про «клён заледенелый», а в таком исполнении и подавно трудно не отозваться душой. Но ведь все бегут…
Да сами ли они бегут, или же их увлекают за собой вихри времени?
И вот мы, сегодняшние, прячущие лица за масками, с насильственной слепотой, которой мы спасаемся от повседневной стихии навязчивой примитивной рекламы, грохота городов,дождя кричащих обложек журналов и газет, мы, такие разные, но «застёгнутые»,услышав это пение слепых музыканто,словно вылетаем с разбегу на обрыв широкой русской реки, плавно несущей свои воды.
Звучит горькая нота, оттеняя бесстрастные лица.
Солирует статная женщина с грудным переливчатым голосом, он контрастирует с ничего не выражающими впадинами глаз. Звуки этого голоса струятся, то взлетают, то падают, то растворяются где-то рядом, то уплывают вдаль.
Они похожи на журчание широкого спокойного ручья под бликами тёплого солнца. Застыв, стоят исполнители в скованных позах,настроившись лишь на музыку и отдавшись ей.
Скромные платки у женщин, тёмные пиджаки у мужчин, стоптанные башмаки, видавшие виды балалайка и гитара…
Кто-то из прохожих по инерции проносится мимо, но видно, как некоторых, из тех, что были без наушников, незрячая вроде бы песня и вслед догоняла, касалась живым лучом, ранила, попадая прямо в сердце. Тогда они возвращались и быстро клали деньги в баночку, стараясь «не снять лицо», чтобы никто не успел заметить, как из глаз метнулось сострадание, как исчезает притворная слепота.
Когда оркестрик умолкает, несколько человек, стоящих рядом, не решаются хлопать, просто бросают монеты и смятые бумажки, собираясь бежать дальше по делам-делам быстро-быстро.
Но пока они стояли и слушали, казалось, многих навещала одинакая мысль-вопрос, бродила она от одной головушки к другой без ответа: «Вот это и есть Россия сегодня – где-то в переходе, не на центральных площадях и сценах, притулившаяся на скособоченных стульях, в стоптанных башмаках и скромных одеждах, хранящая ещё заветное – песнь свою, - кем ты ослеплена и зачем»?
А музыканты согласно грянули другую песню, кажется, сегодня прочно забытую: «Солдатушки, бравы ребятушки…».
…Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваша слава?
Наша слава – Русская Держава,
Вот где наша слава!
И хотя по-прежнему темп песни чуть-чуть медленней, чем надо бы, но на душе становится веселей, и несколько бодрых куплетов заставляют слушателей даже слегка притоптывать.
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваша сила?
Нашу силу на груди носили –
Крест – вот наша сила!