XIV Не надо торопиться с любовью

               
                Иракли  вернулся в Тбилиси поздно вечером. Моросило совсем не по летнему, но было тепло. Он поднял воротник пиджака и стал ловить такси.
                Разговор с матерью приободрил и успокоил его. Оказывается, мать знала про отцовскую историю с Лией, внутренне даже сочувствовала мужу, хотя за этим сочувствием  наверняка стояла  ее уверенность  в  необратимости  происшедшего...
                После обеда Иракли рассказал ей обо всем.
                - Отец твой так и не сумел вырвать из сердца ту любовь и смириться с потерей  - сказала мать устало. -  Как-то признался он в начале нашего знакомства, но потом ни разу, ни словом он не упомянул о ней. И я постаралась забыть… Но бог с ним, прошедшим... – наклонившись, она обняла сына, слегка обдав запахом валерьянки. - А как  ты с этим будешь справляться, сынок... Удобно ли тебе ломать семью... Какая-никакая, а все же семья у тебя...
                - Какая семья! - начал кипятиться Иракли. -  Нет никакой семьи и никогда ее не было, понимаешь, мам! За эти пять лет она ни разу не сказала мне, что любит, не поддержала, не показала женской ласки и заботы. Сначала  я  с  радостью тянул  семейную  лямку, - ты это знаешь, - угождал ей и старался, но со временем мне надоело играть в любовь в одни ворота. Меня просто использовали.
                -  Знаю я про это, - ответила мать после паузы. - Думаешь не замечала, как ты жил?! И вернулась я сюда потому, что не хотела  больше видеть - как ты мучаешься.
                - Она собирается уехать...
                - И про это знаю, - покивала головой. – С матерью ее говорила... Ну, дай тебе бог счастья... Только не иди по следам прошедшей любви. – добавила тихо. – Не повторяй ошибок. Ничего планировать не надо. Может, там тебе повезет... Ох, неспокойно что-то мне, сынок...
                - Да  ладно тебе, мам... Я хочу поехать за ней. Приедем вместе. Она  такая славная!
                Мать молчала, раздумывая.
                - Все они славные сначала... – сказала наконец. - А родные ее, согласятся ли?
                - Родные?..
                Иракли не смог признаться матери, что Сулу не свободна. Этот вопрос, не раз задаваемый самому себе, мучил его, но легкомысленность влюбленного беспечно отвечала, что раз Сулу любит его, сумеет убедить и ее мужа, поговорив с глазу на глаз, как подобает мужчинам.
                - Согласятся, - выдавил он. – Должны согласиться...
                Мать заметила неуверенность сына.
                - Не надо бы торопиться  с  этой любовью, сынок, - вздохнула  она. - Поступай разумно и без суеты. Ты не гостем приходишь в ее жизнь, а хозяином, ... Давно ты ее знаешь? хорошо ли?
                - Хорошо, мама,  целых четыре дня.
                - Ну как, сынок! - взялась за сердце мать. - За четыре дня разве можно узнать человека!
                - Вы как сговорились все! - хмыкнул Иракли. - можно! Все говорят про любовь с первого взгляда, но верить - никто не верит! Я уже все решил, - упрямо повторил. - И чем раньше уеду, тем лучше.
                - А как она будет  к нам привыкать? Уехать и оставить родину и близких, традиции и привычную среду… Для этого надо очень сильно любить, Ираклий.
                - Привыкнет, ма! В ней же и грузинская кровь течет, - весело возразил Ираклий. – И потом, в городах везде одинаковый уклад, что у нас, что у них…
                Взглянув на сына, мать поняла, что взывать к благоразумию бесполезно.
                - Хорошо... - она чуть сдвинула брови, сдержав горестный вздох. - Держать тебя я не могу, ты уже взрослый... Одно хочу посоветовать: не совершай старых ошибок и не допускай  простого мужского влечения к ней. И не суди о ней по внешности... Если действительно она предназначена тебе, если найдешь в ней родное создание, если сердце скажет, что она твоя, возьми за руку и никогда не расставайся, потому, что вся жизнь семейная - это духовная жизнь…
                Мать откашлялась.
                - Ты что, простужена?
                - Ерунда, - махнула она рукой. - Не помрем. Вон, твоя бабушка: до девяноста трех дотянула. Об одном только сокрушалась, что звезд не видит. Помнишь? Но ты-то видишь? – улыбнулась лукаво, - с твоим-то сердцем...
               - Да, действительно...
                Иракли вспомнил, как бабушка по близорукости перестала видеть звезды и часто тревожилась по этому поводу. Только в глубокой старости, когда зрение повернулось в другую сторону, она вновь обрела способность видеть звезды. «Слава богу! - взволнованно восклицала, воздев руки к небу. - Опять появились на небе! К добру это, точно – к добру...»
                Мать поневоле, а может, сознательно сказала самое главное: не терять способности - видеть свет!
                Иракли благодарно обнял ее, удивляясь - как спокойно и мудро рассуждает старая учительница. Он ожидал  слез, менторских окриков, хватания за сердце, но она ни одним движением брови, ни словом единым, ни жестом  не впала  в поучающее легкомыслие, понимая, что ей надлежало быть выше чувственной слабости любящей матери...
                - Вот что...  Ну ка, пусти меня... – мать тяжело поднялась. – Не бог весть что, но...
               Она пошла к шкафчику и принесла маленькую, деревянную шкатулку. Открыв, долго перебирала нехитрые украшения, задерживая в руках каждое.
              - Этот кулон отец твой подарил в день твоего рождения... А этот браслет я купила в Риге. Видишь, какой янтарь красивый...
                Наконец, она нашла то, что искала.
                - Вот... Это кольцо  осталось от твоей бабушки...
               Она взяла  руку сына и  вложила кольцо в ладонь.
                Иракли взял кольцо и стал рассматривать на свет. Это был ажурный серебряный ободок, раздваивающийся  кверху. В центре кольца крепился крупный изумруд, а вокруг него, как зелененькие цыплята вокруг наседки, светились мелкие изумрудины, вкрапленные в изящные, серебряные  гнезда...
                - Красиво! – восхищенно  заметил Иракли. - Спасибо большое...  Скажу, что от тебя.
                Он  звучно поцеловал мать.
                - На счастье, сынок... - Мать прижалась, стараясь не выдать слез. - На счастье... И храни тебя господь...
                …Было уже темно, когда  Иракли добрался до дома. Вспугнув чью-то кошку, он стал шарить в кармане в поисках ключей. Наконец, открыл дверь, и уже на пороге понял, что  квартира  пуста. Пуста - не так, как  бывает, когда хозяева временно ее покидают, а пуста, когда она  брошена насовсем... Брошенного ведь за версту видно: по погасшему взору, по неухоженности, по крошкам  на брюках, по взъерошенным волосам и нетвердой походке...
                Он вошел в прихожую и  включив свет, повесил куртку. Кругом царил беспорядок - с пустыми пластиковыми пакетами, обрывками бумаги и разбросанной обувью... Дверцы шкафчиков были раскрыты.  Что-то хрустнуло под ногами. Оказалось - пустой футляр из-под помады... 
                Передумав варить себе кофе, Иракли тяжело сел в кресло перед телевизором, закурил и одним глазом стал смотреть новости. Он впервые, за многие месяцы, ощутил себя свободным, но одновременно стало тоскливо. Пустое пространство неубранной квартиры мрачно давило на нервы...
                «Выпить, что ли?» - подумал, но знал по опыту, что только хуже себе сделает, и отбросил мысль.
                Новости кончились. В каком-то шоу молодые певцы начали соревноваться друг с другом. Он сделал звук потише, подогнул ноги  и, устроившись калачиком,  предался любимому занятию: стал думать о Сулу. Вспоминая ее приезд, грустно улыбался, пока -  впервые за много дней - его  не сморил глубокий, спасительный сон.

***
                В театре все шло  по-старому.  После фестиваля собирались ставить новую пьесу, но ее только  только  начали читать  за столом.. Пробравшись в мастерскую, Иракли невнимательно просмотрел эскизы новых  декораций, приписал  на полях какие-то замечания и торопливо зашел в интернет в надежде - найти  в сетях Сулу.
                Ее там не было. 
                Раздосадованный, Иракли откинулся назад. Неизвестность угнетала его. Он старался сдержать данное ей слово и лишний раз не беспокоить, но иногда не мог сдержаться, чтобы не попытаться  уловить хотя бы зеленую загогулину в сети, как сигнал того, что Сулу где-то там, за тысячи километров,  сидит перед монитором, соединяясь с ним пусть эфемерной, но единой электронной нитью...
                Иракли не совсем представлял - как воспримет Сулу его приезд. Он не допускал, что она могла забыть его, что слова любви, сказанные ими при встрече, поблекли, потеряв волшебную силу. Его беспокоило лишь одно: сможет ли он убедить Сулу переступить через страхи и комплексы, бросить все и поехать с ним. Это было сложно, почти неосуществимо, но не побороться за свое счастье, не увидеть ее снова он был не в состоянии.  «Имею же я право хотя бы взглянуть на нее! – подумал отчаянно. - Брошусь в ноги, расцелую колени и постараюсь донести простую истину, что жизнь без нее немыслима! Боже помоги!..»
                Сотовый прервал  невеселые размышления. Это был Нико.
                - Я здесь, Нико, в театре, - вздохнулось  грустно. - Да-да, в мастерской... Хорошо, заходи...
                Он выбросил окурки и открыл новую пачку сигарет.
                Нико пришел скоро.
                - Ну, как ты? Чем занят? - спросил скороговоркой.  К удивлению Ираклия, он достал собственные сигареты.
                - Да так... Как мясорубка: делаю одно и то же...
                - Такой маразм ставим, -  пустив дым, поморщился Нико. -  Чем этот  худсовет думает! 
                - Да?..
                Ираклия меньше всего интересовал репертуар театра.
                - Что-то ты невеселый, братец, - Нико внимательно взглянул на Ираклия. - случилось что?
                - Да нет, ничего... Просто настроения нет…
                - Слушай, Лола заболела, знаешь?
                - Да ну! Что с ней?
                - Воспаление  легких, - вздохнул Нико. - Уколы ей делают. Все-таки, слабое у нее здоровье... - покачал головой. 
                Ираклия слегка удивила такая осведомленность помощника режиссера. Он не знал, что Нико и Лола уже больше месяца, как встречаются. Общее прошлое сблизило их, но была еще одна причина, ускорившая  события: Лола случайно увидела Ираклия и Сулу вместе, в день ее отъезда. Видела, как они, держась за руки, смотрели друг на друга влюбленными глазами, как шептали и целовались. Побелевшая, она застыла за огромным фикусом и старалась прийти в себя. Будто что-то оборвалось в ней. Жену Ираклия она еще терпела, как досадную неизбежность, но эта женщина, приехавшая, черт его знает - откуда  и сумевшая пленить его Бога, воспринималась, как несправедливость, как позорящий  ее, ответ на многолетнее обожание.  Он изменил ей, в одночасье растоптав ее ожидания на взаимность.
                Зарыдав, она тут же позвонила Нико. Примчавшись, он стал успокаивать ее, но деликатно не спрашивал  ни о чем.
                «Сегодня я избавляюсь от старых сказок, Нико... - сказала она, успокоившись наконец. - Ничему не удивляйся. Сегодня я буду сходить с ума, но дальше обещаю быть паинькой, - рассмеялась сквозь слезы.»
                Они долго сидели в кафе. Нико старался развлечть Лолу разговорами, иногда даже смешил, но временами она снова принималась плакать, и тогда, понурившись, Нико ждал, когда Лола снова успокоится.
               «Спасибо тебе  за долготерпение  и поддержку, - сказала Лола у подъезда, положив руку на плечо. - Ты замечательный человек. Вот тебе награда за это...»
                Она притянула Нико к себе и так сладко поцеловала в губы, что у того подкосились ноги.
                «Лола... - лишь прошептал, обняв за талию. - А завтра... ты не будешь избавляться от сказок?»
               «Буду, милый, буду- улыбнулась Лола. - Только от старых. А новую мы сами напишем. Надеюсь она будет веселее...»
              - А ты откуда знаешь, что Лола болеет? - хмуро спросил Иракли.
               - А мы подружились, - беспечно ответил Нико. - Встречаемся иногда. С мамой ее познакомился. Даже по ремонту помогал им...
                Иракли почувствовал легкий укол ревности.
                - Подружились... - усмехнулся он. - Дружба между мужчиной и женщиной - вынужденный компромисс между желаемым и возможным, Нико. Говори уж прямо.
                - Ну... - смутился тот. - Мы серьезно дружим, Иракли, генацвале. - В августе хотим пожениться.
                - Даже так?
                - Да. Она мне все рассказала, как там, на перевале, ты спасал ее... И про Бантика... - Нико взглянул прямо. - За это я очень  тебе благодарен...
                - Ладно, - пробурчал Иракли. - Дай бог вам... Когда собираешься проведать?
                - Сегодня, ближе к  вечеру.
                - Я тоже пойду. Созвонюсь с ребятами, может, - и они с нами. Знакомы, все же...
                - Очень хорошо! - обрадовался Нико. - Конечно, пойдем вместе. Веселее будет.

                ***

                - Ты просто деспот, Нико! Сначала  влюбишь  в себя, а потом пропадаешь, - Обнявшись с ним, Мосе захохотал, заставив улыбнуться  и  других. – Ну, раз  записался  в зятья, старый коршун, веди.
                Он вручил Нико коробку шоколада.
                - Осторожно, господа, - Нико пошел вперед, - тут мешки с мусором, не испачкайте смокинги...
                Дверь открыла мать Лолы, худая, высокая женщина. За ней взволнованно лаял Бантик.
                - Добрый вечер, Венера Сергеевна... - Нико поклонился. - Мы, вот, Лолу решили проведать, если позволите...
                - Проходите, - улыбнулась женщина и обвела взглядом остальных. - Иракли, и ты здесь? – еле узнала в этой темени. - Проходите-проходите...
                Столпились  в  прихожей.  Бантик всех обнюхал и побежал  вглубь квартиры.
                - Как  Лола? – спросил Иракли. – Я только вчера узнал от Нико. Ездил к матери на выходные.
                - Как она... – покачала головой Венера Сергеевна. - Разве ее уложишь в постель?! Возится целый день...
                - Мам, кто пришел, Нико? - Послышался Лолин голос. Показавшись следом в длинном махровом халате, осеклась,  заохала и  тут же исчезла.
                - Нико! Что же ты не предупредил! - крикнула откуда-то. - Проходите,  мальчики, сейчас приду...
                Усевшись, они стали оглядываться. В квартире все еще стоял запах краски.
                - Хороший ремонт, - одобрительно покивал Реваз. - Обои удачно подобраны... Из академии наверно шабашит кто-то…
                Переодевшись, Лола вернулась к гостям, поздоровалась со всеми, обнимая, и счастливо рассмеялась:
                - Какие вы молодцы, что пришли!  Мам, поставь чайник, а я  стол накрою. Нико, помоги...
                Нико вскочил.
                Иракли проводил взглядом.
                Мосе мигнул Ревазу.
               - Хороший, говорю, ремонт, - повторил Реваз.
                - Это Нико посоветовал, - ставя сервис, локтем указала Лола. - Правда, нравится?
                - Да, конечно!.. Уютно у вас...
                Квартира была слегка перегружена мебелью. На стенах висели картины. Вглядевшись, Иракли  с  изумлением узнал свои работы.  «С ума сойти! - подумал, - вот, оказывается, кто та таинственная дама, покупающая у Реваза всех этих «Бантиков на снегу»  оптом...»
               - Ремонт хороший, да, но картины не очень, - процедил он, хмуро уставившись в  Реваза. 
                Реваз  начал прятать взгляд, отворачиваясь.
                Лола заметила неловкость.
               - Ну, Ира-акли-и, - смешно надула губы Лола. - Не ссорьтесь! - Она звонко рассмеялась. -                Это я просила Реваза не говорить.
                - Я мог бы  и подарить, Лола... - промямлил Иракли. - Ну, Реваз... – покачал головой.
               - Это надо было мне, - слегка смутившись, проговорила Лола. - Тогда это было важно... Ладно,  принесу кофе и чай... Не ерзай, Мосе, коньяк тоже принесу.
                Она вышла.
               «Тогда!» - отметил  про себя Иракли. - Вот так свергают богов помощники режиссеров...»
              - Интриган! Интриган и прохиндей! - зашипел  он  Ревазу, чтобы не слышала  Венера Сергеевна.
               Реваз  засмеялся и небрежно махнул рукой.
               …За столом Лола болтала без умолку, налегая на шоколад.
                - Лола, хватит есть сладкое, - заворчала мать. - Нико, убери от нее коробку.
                - Буду есть, чтобы не терять лицо  бедер! - залилась Лола. - Правда, Нико?
                Нико только счастливо ухмыльнулся.
               «Такой счастливой я Лолу никогда не видел... - опять с легкой завистью подумал Иракли. - Все у них в порядке, и все у них понятно... Не то, что у меня... Я преклоняюсь  божеству, скользя на непрочном льду  виртуальной иллюзии,  а они  твердо стоят на земле. Я, в отличие от них, отрываюсь от реальности, а это меня делает более  уязвимым и  нежизнеспособным. Но я как раз и пытаюсь превратить иллюзию в реальность, черт побери, для того и еду!»
               - В студенческие годы я собирал коробки от шоколад и рисовал на них. Помнишь, Иракли? -вывел из раздумия  Реваз. - Отличный был картон.
               - А я коллекционировал пробки от винных бутылок, - сказал Нико. - На них были интересные оттиски...
              -  Когда скапливается что-то,  то начинаешь систематизировать... -  ковырнул  Мосе.
               Вопреки ожиданию, Нико не обиделся.
              - Было и такое, - поддакнул  весело. - Ребята, можете поздравить: худсовет утвердил пьесу. Буду ставить к началу сезона.
              Лола взвизгнула и громко чмокнула его в щеку.
                - Как здорово, Нико! Ой, как здорово! - радостно затараторила она. - А что за пьеса? О чем?
               - Современная. Про жизнь. Один французский драматург  написал.
               - Поздравляю, Нико, - сказал Иракли. - Что же ты раньше не сказал?
                - Вот, сказал... - засмущался Нико. – Там декорации твои как нельзя пойдут, Ираклий. Твоя манера точно совпадает.
                - Желаю, чтобы первый блин не комом вышел. - улыбнулся Реваз.
                - Каким комом! Каким комом! - вскинулась Лола. - У гениев, - она показала подбородком на Нико, - и первый блин гениален. А у некоторых, - добавила с ехидцей,- и десятый комом выйдет.
                - Вот ведь как ввернула, - засмеялся Реваз. - Некоторые это кто?
                - Не ты Резико, не ты, - голос у Лолы сладко потек. - Ты такие красивые картины рисуешь...
                Она погладила его по плечу.
                - А красоту надо ценить,- заметил Нико. - правда Лолечка? Добавить чая?..
                - Ага, спасибо...
                - А что такое - красота? - развел руками Мосе. - Ты знаешь?
                - Красота? - чуть растерялся Нико. -  Кажется знаю. Это то, что не чуждо человеческому взгляду и рождает приятные ассоциации.
                - Да? - усмехнулся Мосе. – Вот ты считаешь, и вполне справедливо, что эталоном красоты служит Лола. Я же, считаю, что это Венера Сергеевна...
                - Ладно вам, - кокетливо махнула она кистью.
                - Это я к примеру говорю, Венера Сергеевна. Кстати, замечательные у вас хачапури. А у Ираклия иное представление о красоте. У Лолы еще какое-то...
               - Но можно же  вывести что-то среднее?
                - Аполлона  Бельведерского? Вряд ли...
                - А что, - ввернул Реваз. - Опросить каждого на земном шаре и вывести некую абсолютную красоту...
                - Это абсурд! - пожал Мосе плечами, - полнейший абсурд! – Я, например,  в анкете напишу, что люблю прямой нос и тонкие губы, а ты, что с горбинкой и толстые, и когда соберем пять миллиардов таких, вот, анкет, по ним выведем среднеарифметические параметры и соберем твою абсолютную красоту, то получится такой гомункулус, что месяц будут кошмары сниться, - расхохотался он.
                - Слушай, Иракли, -  перегнувшись, шепнула Лола. – Надо с тобой поговорить...
                - Сейчас? - Иракли вопросительно взглянул.
                - Да.  Вы тут  пофилософствуйте, дорогие,  а мы  с Ираклием покурим на кухне.
                Лола поднялась и потянула Ираклия.
                - Нам бы тоже, - вызвался  Мосе.
                - Вы покурите на площадке, - отрезала Лола. - А нам посекретничать надо...