VII. Превратиться бы в капельку дождя...

               
                Прежде чем поехать в театр, Сулу  отправилаcь  на почту. Она долго теребила  конверт, сомневаясь  -  стоит ли отправлять, хотя понимала, что для себя уже все решила.  Наконец, вдохнув  глубоко,  она протянула  конверт  через стойку.               
                Акылу она  ничего пока  не говорила:  он пропустил мимо ушей ее рассказ о старом письме  и вряд ли обратил бы внимания  на это...
                - Заказным хотите? - спросили ее.
                - Заказным-заказным, - с готовностью покивала она, как будто от этого зависела судьба ее послания.
                Письмо бросили на весы. Смешно было подумать, как  мало  мог весить лист бумаги, выдерживающий  порой непомерную тяжесть  написанного...
                - Скажите, - подумав, решила спросить. - А если адресата не найдут, тогда что?
                - Ничего, вернется обратно, - ответили равнодушно.
                Выйдя из почти, она взглянула на часы. Еще оставалось около полчаса и она решила пройтись пешком по весенним улицам. Было холодно.  Сулу ускорила  шаг и быстро согрелась. Туман поднялся выше домов, и  сквозь  мглу просвечивало долгожданное, медленно выходящее из зимовья  - солнце.
                «Как на нашей декорации, - подумала весело, - не греет и светит в полсилы...
                Сулу любила свой театр. Любила - не как вотчину, подобно баловням театральной славы, а  как мышь - свою теплую нору. Особенно она обожала момент, когда тяжелый занавес, полный складок, как собака шарпей, медленно  раскрывала свои бархатные складки. Таща к кулисам тяжелый шлейф, он открывал тьму:  глубокую, как  нечто - до сотворения мира. Потом медленно рождались  свет и звук, появлялись герои, и начинали двигаться и говорить, любить, ненавидеть, а порой и умирать -  согласно скомканным листкам, испещренным заметками и поправками.  Сулу всегда на шаг опережала события, беззвучно нашептывая слова. Она превращалась в дирижера, во всемогущую богиню,  каждый каприз которой были готовы тотчас же исполнить. И это было вершиной ее суфлерской  славы.
                Сулу помнила первую свою репетицию в театре. Пожилая  суфлерша собиралась на пенсию. Обучая ее, молодого филолога,  она говорила, улыбаясь:
                «Это только, кажется, что подсказывать легко, девочка моя. Помнишь, как в школе: громко подсказавший одноклассник подводил приятеля, а правильно подсказавший - спасал. Донести слова по воздуху - не сломав уверенности актера - большое искусство. Суфлер - друг актера.  Неприятелей  у него и среди своих  и  в зрительном зале  хватает...»
                Фатима  учила Сулу читать и запоминать не только текст спектакля, но и  знать характеры актеров.
                «Вот  Бибигуль-апа: - незаметно показывала на известную актрису с красивым, слегка увядшим лицом и гордым станом. -  достаточно подсказать полслова и она сразу же сама вспоминает всю репризу. Опытная, что говорить, хотя характером не очень. Бахыту нужно дать время. Иногда он делает длинные паузы  и зря шипеть на него не надо. Вот с Айгуль сложнее. Она  славная девушка, но вечно спотыкается. Влюблена, что ли! Замечательная пластика, чувственность, культура, но умудряется не помнить ни слова в целых эпизодах. Иной раз приходится без конца ей шептать и шептать...»
                Суфлерша,  переваливаясь по-гусиному, вела ее к насиженному месту. Справа, за первой кулисой стоял ее суфлерский «трон»  с мягкой подушкой, обитой красным бархатом.
                «Моим худым костям без этой подушки было бы плохо! - поймав взгляд, коротко смеялась она. - Посиди-ка тут два, а то и три часа!.. А ты как хочешь, моя девочка. Теперь это твое...»
                Она садилась  на свой стул, и  придвинув ближе пюпитр с пьесой, продолжала:
                «Суфлер хоть и вроде призрака, но без него может остановиться спектакль. Говорят, эта профессия скоро вымрет, - вздыхала она, - но я в это не верю. Пока есть слова, будут и актеры, забывающие  их. А значит - будет и подсказывающий. Нет актеров с совершенной памятью...»
                Сулу согласно кивала, оглядываясь вокруг.
                «А ведь лучшие суфлеры - это настоящие актрисы. - продолжала словоохотливо Фатима. - Великая Ермолова - она поднимала сухой, маленький  палец вверх, - сидела в суфлерской будке рядом с отцом! Во! Кто знает, может и ты когда-нибудь станешь великой актрисой, а?»
                Она хитро щурилась  и  брала ее за кисть:
                «Все я знаю, моя девочка, – улыбалась и чуть сдавливала кисть. - Не за копеешной же зарплатой пришла тут, а воздухом, вот этим, сценическим, дышать...  Мне, вот, не повезло с моими ногами...
                Вот эта фраза - «Кто знает, может и ты когда-нибудь…» прочно засела и не давала покоя Сулу.  Старая женщина поневоле раскрыла причину – зачем она пришла в театр. Сулу знала, верила, что сыграла бы не хуже, а может, даже лучше других.
                Дома, когда не было Акыла, Сулу  играла героинь любимых пьес. Намотав скатерть наподобие сари, она вставала в позу и звучно начинала:

«Умчитесь, золотые кони, прочь!
Пусть солнечный возница Фаэтон
На запад гонит вашу колесницу,
А мне дарует сумрачную ночь.
Расправь свой плащ, царица всех влюбленных,
Чтобы под ним, неслышим, невидим,
Ко мне явился тот, кто мной любим!
Страсть ослепляет днем, а ночью темной
Огонь желанья светит нам двоим.
Приди, матрона, черная черница!
Завесу целомудрия сорви.
Я буду безупречной ученицей -
Ты только научи меня любви!» *

                В начале совместной жизни она пару раз попробовала прочесть монологи при Акыле, но муж поднял ее на смех, больно задев  самолюбие.  «Королева  шепота обрела голос после ангины, - смеялся Акыл. - Зачем людям играть тех, кем они  никогда не были и не будут?!».
                ...Сегодня шла прогонка некоторых сцен из фестивальной пьесы. Актеры хорошо знали  текст и работы было немного. Сулу уселась на свою скамью и разложила листки.
                - Так, первая сцена с Шарбану. - прокричал режиссер. - Начали... Домбра! Где звук домбры! Почему опаздываете! - заворчал он. – А солнце где? Дима! Где солнце!
                Он нетерпелитво хлопнул три раза:
                -Начали! Шарбану!
                На сцену, изображающую гранатовый сад,  вышли  охранники  и  Айгуль -в  костюме  Шарбану.
                Насупившись, охранники грозно стали озираться. Айгуль вышла вперед.
                «Бог милосердный! - чуть тронув  ветку граната, она запрокинула голову. - Сними эту цепь рабства, пусть золотую, но такую тяжелую... Подари мне счастье любить так, как жаждет моя душа - легко  и свободно... А  потом... - Она поласкала  гранат, метнув обеспокоенный  взгляд в сторону кулисы.
                Сулу улыбнулась: слишком долго она держала паузу.
                «Сделай меня такой же спелой...» - помогла  она .
                «Сделай меня такой же спелой как этот плод... А если нет, то  преврати в капельку дождя и дай  умереть тихо-тихо... Она ведь свободна... Испаряясь, та капелька  может стать частью огромного, белого облака и путешествовать по свету…  Потом выберет  понравившееся  место и выпадет на зеленую траву… Чем я хуже ее? Я хочу уйти так незаметно, чтобы не плакала мама. Чтобы вообще никто не узнал о том, что  меня  уже  нет… 
                Айгуль села на бутафорный камень и опустила голову.
                - Хорошо-хорошо, хлопнул в ладони  режиссер. -  Шарбану, выучи текст наконец! Так: начальника охраны  и  грузинское войско опускаем.  Давайте сцену встречи с Туглукбеком...
                ...После репетиции  к Сулу подошла Айгуль.
                - Пойдем ко мне в гримерную, кофейку попьем. – предложила  весело - А за одно курнем, - шепнула в добавок.
                - Хорошо, - согласилась  Сулу, - вот только  приберу вещи.
                - Ладно, буду ждать...
                Айгуль ушла. Сулу закрыла папку с пьесой и отнесла пюпитр и стул на привычное                место - в дальный угол. Здесь они  никому не мешали.
                Было непривычно темно, но Сулу уверенно ступала, хорошо ориентируясь.
                - Непыльная у вас работа. Листай странички да шепчи, - откуда-то из темноты раздался голос.
                От неожиданности Сулу вздрогнула.
                - Димка! Ты меня заикой сделаешь!...
                - Заикой... Под двести двадцать  вольт спину гну, а что толку... Вон, провода голые, а изоленты не дают, перерасход, говорят...
                Он  помог поставить стул.
                - Сшас, прикручу лампочку и станет светло. Солнце  им не так, вишь ли, светит...        Солнцу лампочка нужна, промеж прочим, в триста ватт!
                - Спасибо, Дима! Мне повезло,ты прав, - улыбнулась Сулу. - У меня даже свой стул есть, с мягкой подушкой. Сижу и шепчу.
                - Вот, и я говорю, - весело поддакнул  Димка. - А мне что, повредил бы стул?
                - Если б у тебя был стул, он был бы наверно, электрический?! - рассмеялась Сулу. - Если хочешь, можешь пока посидеть на моем.
                - Мне чужого не надо. Слушай... - понизил голос Димка. - Это правда, что в Грузии,  этой,  вино заместо воды  пьют?
                - Правда, Димка, правда, - рассмеялась Сулу. - И умываются  чачей  - вместо воды.
                - Эх, вот поедем, отдохнем, расслабимся...
                - Ну, до завтра, Димочка...
                - Пока, Сулу...  – Димка помахал  рукой . -  Ты тут это... поосторожней, а то провода  голые...
                - Хорошо...
                ...В гримерной царил беспорядок. Пока Айгуль переодевалась, Сулу заварила кофе. Поставив чашки, она вспомнила сон, который приснился ночью.
                - Вчера  ночью сон видела - проговорила она задумчиво .
                - Какой сон?
                Айгул   с трудом -  «Господи! И эти уже не лезут!» -  застегнула джинсы и подсев к зеркалу, начала энергично снимать грим.
                - О Аллах! Как мне надоело каждый  день этой грязью мазаться, а потом  снимать!
                - В этом  же смысл твоей жизни, Айгуль... - удивилась Сулу.
                - Ну да... Побольше бы  еще платили за этот смысл... Хорошо, хоть поездка у нас. Грузию увидим... Ах! Грузия!  - она сладко потянулась и вдруг крикнула: - Да здравствует дружба между народами!  Ура, товарищи!
                - А я бы  и бесплатно играла – смеясь, сказала Сулу
                - Что ты! Бесплатно  нынче  и «Здрасьте» не говорят - хмыкнула  Айгуль. - Так, сон-то какой, рассказывай. И прикури сигарету, пожалуйста.
                Сулу прикурила ей  и себе.
                - Знаешь... - она сделала короткую затяжку и придержала  вторую сигарету, пока Айгуль была занята. - Мне приснилось, что я большой червь.
                - Ужас! - Айгуль закончила снимать грим  и  взяла сигарету. - Спасибо, дорогая...
                - Ага... без  носа, глаз, рта... И дышала  я  морщинистой  кожей странного, желтоватого цвета.
                - Сейчас меня вырвет! -  деланно поперохнулась   Айгуль. - Что может быть пакостней  морщинистой, желтой кожи!
                Она оценивающе взглянула на себя в зеркало.
                Сулу улыбнулась:
                - Вокруг меня  по воздуху летали другие черви, непохожие  на  меня. И  вдруг  увидела, как на дереве лежала  червиха и  рожала детеныша.
                - Ужас! - повторила Айгуль, стряхнув пепел. - А почему на дереве?
                - Не знаю...
                - Я знаю! Фу, какая гадость! Бросать надо! - Айгуль решительно погасила окурок
                - Что ты знаешь?
                - Я знаю, что глядя на  своего профессора-червовода,  у тебя крыша поехала и скоро и  в голове  у тебя черви заведутся! - Айгуль  нагнулась к зеркалу, рассматривая  нос. - Вот так всегда: как весна, щелушиться  начинает... И что потом?
                - Потом стало темно, Айгуль. Все исчезло. Только далеко-далеко светилось что-то. Я пошла к свету и оказалось, это была юрта, а перед юртой сидела моя бабушка Сулия.
                - И...
                - Она улыбнулась мне и сказала странную фразу...
                - Боже, как интересно! Какую, не томи!
                - «Смерть не только конец!»
                - И что это значит?
                - Не знаю... Сказала и улыбнулась мне. Тут я и проснулась... Может, когда-нибудь она мне говорила что-то, а память воскресила  во сне эту фразу... Не знаю...
                Сулу вздохнула и  пожав плечами, потянулась к чаше.
                - Точно, крыша у тебя поехала, подруга.
                - Может быть... - Сулу погасила сигарету. - может быть...
                - Слушай, Сулу, а какую ты бабушку видела, грузинку?
                - Да, ее. Сулию апа...
                - Ну, значит, к поездке этот сон. Душа ее, значит, радуется, что на землю ее предков поедешь. Слушай, а там правда  все с кинжалами ходят? Нас не зарежут?
                Айгуль залилась смехом.
                - Вы что, сговорились с Димкой?!  Будешь много хохотать, может и зарежут.        - Знаешь, я...
                - Что?
                - Я письмо туда послала.
                - Куда?
                - В Грузию... У бабушки  был знакомый...
                - В Грузию! - Айгуль открыла рот от удивления. - У бабушки  был знакомый! Обалдеть!
                - Зря послала. - покачала головой Сулу. -  Его и в живых  уже нет, наверно...
                - Жив-жив! Они там долго живут. - уверенно заявила Айгуль. - И что, ответ не получила?
                -  Какой ответ, я только сегодня...
                - А... Значит, придет еще. То-то тебе и приснилась бабушка!
                - А черви при чем?
                - Вот это ты у своего мужа спроси, - рассмеялась Айгуль.
                - Ой, не говори... – махнула рукой Сулу.  - Но такая у него работа.
                - Ты по-прежнему любишь его? - понизив голос, прямо спросила Айгуль.
                - Да, конечно. Только...  Это не совсем  то, чего я  ожидала.
                - А что не так?
                - Что не так?.. Кому скажи, засмеют, что с жиру бешусь. Добрый. Не гуляет. Не пьёт. Не обижает. Придраться  вроде  не к чему, но понимаешь... По-моему, он будет рад, если  превращусь в того самого червя, которого видела во сне... Я устала, Айгуль... - всплеснула руками, и голос у нее задрожал. - Я так устала...
                - Ну-ну-ну... - Айгуль обняла подругу и стала укачивать, похлопывая по плечу. - Из-за мужчин плакать не стоит. Разве они постигнут - что такое настоящая любовь, кобели эти?! Вся любовь у них ниже пояса и выше колен! Вот и мой так же: как «мяса» захочет, так сюсюкается, так стелется:  Айгуль - это, Айгульчик - то… А нет, - так дрыхнет, котяра... Но я умею его будить!
                Прищурившись, Айгуль громко расхохаталась.
                Сулу тоже улыбнулась:
                - Смешная ты... Разве это главное?!  Хоть бы ребенок был у нас... Вот, в пьесе, ты просишь аллаха сделать тебя спелой, как гранат... И я этого хочу, Айгуль... Хочу быть спелой, чтобы чувствовала, как бьется во мне иная жизнь... А ему все некогда, ему все мешает, -  и я, и ребенок... Он только червей своих любит...
                - Он  и тебя любит, глупая! - Айгуль чмокнула  в  щеку. -  Разве можно тебя не любить?
                - Может, он и любит меня, но по-своему... - вздохнув  Сулу обняла Айгуль. - Он не половинка моей души, -  добавила задумчиво. - Я готова умереть для него, а он - нет...
                - А ты спрашивала его?
                - А чего спрашивать... И так все видно... А что ты   все расспрашиваешь? - вдруг смутилась Сулу.
                - Собираю на тебя досье по просьбе твоего мужа, - баском сказала Айгуль, и они рассмеялись.
                - В общем... Я  ему посторонняя. Я по другую сторону жизни…
                - Жаль... А как хорошо все было... Да и сейчас вы смотритесь, как счастливая пара.
                - «Ветка сломанная ветром, падая под лавочку, шепчет еле слышно: «Спасибо, тебе, Господи! Повезло мне. Я счастлива!.. Не то, что женщина, сломавшаяся  от  несчастной любви... Помоги ей, а мои  благословенны дни…»
                Сулу вздохнула.
                - Твоё?
                - Да...
                - Раз  даже пишешь об этом, значит тебе  действительно плохо…
                Помолчали, обнявшись.
                - Сулу... – подняла голову Айгуль.
                - Да...
                - Я глупая, да?
                - Да!
                Сулу потрясла ее за волосы и поцеловала:
                - Глупая-преглупая, и самая лучшая на свете.
                - Это плохо?
                - Сулу, это плохо?
                Сулу ничего не ответила.

                ***

                Перед отьездом в Грузию Сулу решила проведать тетю Макпал.
                Дверь она открыла сама.
                - Сулу-у  моя-а   пришла-а! - пропела - прошебетала Макпал. -  Заходи скорее, я тебя обниму!
                Сулу обнялась с ней. От тети пахло валерьяной и какой-то выпечкой.
                - Что-то печете, да? Вкусно у вас  пахнет. Держите, это вам...
                Сулу передала гостинцы  и,  держась за стенку, скинула туфли.
                - Ну, дайте  взглянуть...  Вы по-прежнему пышечка у нас, тетя Макпал, - засмеялась и постаралась не выдать тревоги: после больницы она заметно похудела. Под глазами появились мешки, а лицо потеряло прежний персиковый глянец...
                Из-за того, что она с детства была пухленькой, Макпал дали прозвище: «токаш», что в переводе с казахского означает - пышка. Ей уже перевалило за пятьдесят, а она для родных  была всё та же токаш  Макпал.
                - А... - махнула тетя рукой. - Кого обманываешь... Я уже не та токаш Макпал.
                - Как не та! Как не та! - Сулу стала ее пощипывать, отчего тетя  стала хихикать и уворачиваться, - токаш и есть!
                - Хватит, Сулу, хватит, а то уроню эти твои гостинцы... Зайдем в дом.
                Они зашли  и уселись на широкий диван.
                - Вы одни или есть кто?
                - Одна. На выходные дети  обещали  приехать.
                Младшая дочь вышла в прошлом году замуж, и с тех пор тетя  осталась одна.
                - Как здоровье, тетя Макпал?
                - Как полечили – легче стало. - Пью какие-то лекарства, чтобы давление не повышалось. Как твой муж?
                - Нормально. Пишет статьи, ставит эксперименты...
                - Устает, наверно...
                Сулу показалось, что тетя хотела сказать большего. Может, просто показалось...
                - С матерью  твоей вчера говорила, поэтому не спрашиваю.
                - Знаю, она сказала...
                - Сейчас поставлю чай... – Макпал тяжеловато поднялась.
                - Я пойду с вами.
                Сулу любила гостить у тети. За всю жизнь Сулу ни разу не почувствовала, что пришла не вовремя. Здесь ей всегда радовались, делясь любовью и теплом.
                Как у бабушки...
                Обведя взглядом обстановку, она заметила несвойственную для тети, но типичную, для больной женщины  - легкую  неряшливость.
                «Одиночество отнимает вкус к жизни...» - подумала она. Тетя всю жизнь жила ради своей семьи, и теперь, лишившись привычных обязанностей, ленилась заботиться о себе...
                - Вам помочь в чем? - спросила Сулу. – Прибраться или приготовить.  Я быстро все сделаю...
                - Нет, что ты, - улыбнулась Макпал. – Не без рук...
                « Не без рук, верно, тетя, но без  желания - с жалостью заметила Сулу, без интереса к жизни...»
                На кухне, на  широкой, плоской  тарелке  аккуратно лежали прикрытые прозрачной пленкой,  жареные лепешки.
                - О! Чельпек!  - вырвалось у Сулу. У тети Макпал они получались особенно вкусными.
                - Жеты  нан - печально произнесла тетя и вздохнула. - Всю ночь покойный муж снился, вот и решила...
                Сулу стало неловко.
                - Истосковалась его душа... - приличествующе  произнесла Сулу.
                - Надо бы  отнести  лепешки  к соседям, но тяжело ходить... Хорошо, что ты пришла.
                - Да, тетя, отнесу, конечно...
                «А я бабушке Сулие  давно не пекла  поминальных лепешек, бессовестная!» - подумала Сулу  про себя...
               Сели за стол.
               Чайник быстро закипел. Тётя любила чай сразу после огня. Остывающий чай, если не слышали чужие уши,  грубо называла «мысыктын сыдыгы», -  кошачьей мочой. 
              Это от нее Сулу научилась наливать крутой кипяток, за что не раз перепадало от Акыла.
              - Давайте, я налью, - поднялась Сулу.
              - Нет-нет, я сама буду рулить, - улыбнулась тетя.
                Она налила в пиалы густой, казахский чай: начала с горячего молока, добавила крутую чайную  заварку, вкусно отдающую гвоздикой, и довершила кипятком. По-мусульмански приставив ладони, Макпал стала произносить молитву над лепешками. Сулу  вспомнила, как  бабушка учила  молитвенно приставлять ладони. «Между ними не должно быть щелей» - говорила она, и  Сулу неуклюже пыталась сделать так, как  учат. Сулия-апа, хоть и обучала внучку мусульманской молитве, была христианкой. Дед позволил ей оставить веру, разумно решив, что изменяя своей религии, вряд ли она стала бы истинной правоверной, да и  в то время на это мало внимания обращали…
                Закончив молитву, Макпал оторвала кусок лепешки  и съела. Сулу последовала за  ней.
                - Тие вэрсен - сказала она,  и  медленно, с почтением  съела кусок.
                Лепешка была  вкусная, как всегда. Сулу казалось, что поминальные лепешки всегда были вкуснее обычных.
                За чаем Сулу рассказала о  предстоящей поездке в Грузию.
                Тетя охала и ободрительно кивала.
                - Акыл отпускает? - спросила  и отхлебнула чай.
                Сулу опять померещилась потаенная мысль.
                - Да, конечно отпустит, - как можно беспечно ответила. - На пару-тройку дней, всего-то...  Кстати, он тоже уезжает  в научную командировку как раз в это время, так, что он даже не заметит.
                - Не заметит! – всплеснула руками  Макпал. – Не заметит - не всегда хорошо. – Мой покойный муж шагу не мог ступить без меня... А теперь три года, как решил оставить...
                Она на секунду прервалась  и вздохнула прерывисто, как будто преодолела какое-то препятствие.
                -  Не могу одна, - улыбнулась виновато. За всю жизнь ни разу не ночевала одна, веришь нет? Да и кто бы меня одну оставил: муж, дети, родственники, подруги, соседи… И вдруг все затихло, Сулу. Как будто ватой меня обложили, оглохла и осиротела… Мне становится страшно, Сулу! Как выдала замуж младшую, с тех пор мучаюсь. Раньше все мечтала о тишине, а сейчас… Одиночество – божья кара, Сулу! – Макпал даже поежилась в ознобе. Полусон и полусмерть! Бойся остаться одна!
                - И как же вы обходитесь, тетя? – спросила Сулу, отогнав неловкость.
                - А я  с соседкой  сплю, - улыбнулась тетя. – То она зайдет ко мне, то я к ней. Она тоже одна, детей раскидало по миру, муж тоже  помер… Сидим, чаевничаем, вспоминаем жизнь, на картах гадаем… Как-то  она уехала на пару дней и веришь? На вокзале ночевала
                - Как на вокзале! – изумилась Сулу. Тетя, вы что!
                - А так, - рассмеялась Макпал. – Как стало темнеть, поехала туда. А что мне, от страха дома помирать надо было?!
                - К нам бы приехали, тетя!
                - Можно было, конечно. Да и к дочерям могла поехать, но не стала вас беспокоить. Молодым уединяться надо. Что же это получается: каждый раз, как старой дурехе начнет мерещиться что-то, сразу и бежать к вам!..
                - Ой-ой-ой, тетя, сокрушенно заныла Сулу. – Не присмотрела за вами! Дайте слово, что в следующий раз позвоните и приедете. И вообще…
                - Ерунда, не переживай, - рассмеялась Макпал. – Вокзал – место многолюдное, не пропадешь. Приехала, значит, присмотрела теплый уголок, где женщины сидели и пристроилась к ним. Познакомилась со всеми, а с одной даже сдружилась, она оказалась родом с соседнего аула. В общем, устроилась кое-как. Только, вот, с сумочкой замучилась я…
                - Как замучились?
                - Не знала - куда  девать. Все боялась, что украдут. А там деньги!
                Сулу рассмеялась.
                - Вскоре  все заснули и меня в сон стало клонить, - продолжила, смеясь, тетя. – Сначала держалась, пока могла, но куда от голода и сна скроешься, в любую щель влезут… Решила и я вздремнуть, надежно пристроив сумочку. Положила ее сначала под голову, потом под бок, даже под попу подкладывала, но так все это было жестко, больно и неудобно! Замучилась совсем! Наконец, заснула с ней в обнимку и представляешь? Проснувшись, обнаружила сумочку на полу! – Макпал громко расхохоталась. – Лежала в целости и сохранности! Не потерял еще народ совесть, видать…
                - Скажите, не заметили сумочку, тетя, - с иронией парировала Сулу.
                - Но так или иначе, с сумочкой ничего не случилось. А у меня все бока болели еще два дня! Наутро взяла в охапку свою новую знакомую , Сауле, и приехала домой. Она чуть с ума не сошла, когда увидела мои аппартаменты. Все охала и повторяла: «Ай Макпал! У тебя такая квартира в городе, а ты на вокзале ночуешь!» - Макпал снова залилась смехом. – Думала, я сумасшедшая. Три дня у меня пожила Сауле и уехала, взяв слово навестить ее. Надо бы поехать, конечно, если здоровье позволит. Но ладно с этим, я тебе совсем о другом хотела рассказать… - Макпал чуть запнулась. – Я тоже была в Грузии, Сулу…
                - Что вы говорите!
                - Да-да! Считай, сорок лет прошло. Красивая страна. Хорошие люди. Там я с парнем одним познакомилась. Гиорги его звали.
                - С парнем? - удивилась Сулу.  Тетя ни разу не рассказывала об этом.
                - Я только закончила институт.   Подруга предложила съездить в Грузию на недельку. Во времена СССР поездки  были недорогими, главное было - достать путёвку.  Мы  и поехали.  – Макпал улыбнулась. - Молодые были  и свободные, дети  за подол не тянули...
                - Расскажите-расскажите, –  Сулу не  терпелось все услышать. – Как  сьездили?
                - Замечательный он был парень, Сулу… - не слыша вопроса, с нежностью проговорила тетя. -  У него между бровей была одна глубокая вертикальная морщинка,  будто там кто-то сильно придавил кончиком тупого лезвия ножа... А глаза были чуть грустные... - она засмеялась. -  Этот народ  поет, танцует  и знает толк в вине чуть ли  не с  самого рождения, а глаза  у них часто такие  грустные!.. Вот и разбери - что у них на уме...
                Сулу поняла, что эти воспоминания были для тети очень важными. Иначе как объяснить, что спустя тридцать лет можно  было вспомнить о глубокой морщинке у какого-то Гиоргия...
                - Хотите, я передам ему что-нибудь? Вы только адрес дайте.
                - Если бы я знала, где его искать,- с сожалением в голосе сказала тётя. – Да и искать поздно... Сулу смотрела, как тетя механически разливает чай, задумавшись о своем.
                Ей стало интересно.
                - А как он выглядел, тетя Макпал?
                - Как выглядел?  Сейчас принесу его фотографию.
                Пыхтя, тётя грузно встала и пошла к комоду. Сулу показалось, что шла она с какой-то новой грацией, как будто тот Гиорги  незримо стал присутствовать в доме,  и тетя старалась выглядеть лучше.
                - Вот он, - она принесла старенький альбом и передала Сулу фотографию, - мой Гиорги...
                Края  черно-белой фотографии были  в трещинах.  На снимке совсем молодая, умопомрачительно красивая тётя смущённо смотрела в сторону, а рядом, подбоченясь молодцевато, стоял  высокий молодой мужчина  и  что-то ей говорил.
                - Симпатичный, - улыбнулась Сулу. – Нос какой добротный.
                - Да, - рассмеялась Макпал. -  В первые же минуты нашего знакомства я обратила внимание на его большой нос. Даже подшучивала, что  в их гористой стране одним хребтом больше...
                - А он что?
                - Ничего.  Смеялся и доказывал, что бог вылепил нос грузина, глядя в зеркале на свой шикарный профиль.
                Сулу рассмеялась. 
                - А кто он был, этот Гиорги?
                - Он… - Тётя поправила очки, взяла фотографию и стала любовно разглядывать.  - Он был саксофонистом. Первый раз я увидела его в ресторане, где мы с подругой ужинали. Вернее, услышал. Он играл там по вечерам. Его саксофон  плакал, шептал  и  завораживал... Особенно мне нравилась одна мелодия, «Страна цветов» называлась. Я потом и по телевизору слышала эту песню.
                Тетя красиво повернула голову и запела.
                - Грустная какая... А о чем она?
                - О любви, конечно! О чем еще грузины могут петь!
                - А потом?
                - Потом... Потом такое началось! Парни там  оказались  любвеобильные или мы были такие красавицы - не знаю, только мы лишились покоя. Учти, ты девушка видная, и на тебя глаз могут положить... Все  с нами  пытались познакомиться. Хоть и все было в рамках приличия и нас никто не обижал, но нам это слегка надоело. А он, оказывается, заметил, что пристают  и  шепнул кому-то, что мы - его гостьи. От нас сразу отстали, и нам это так понравилось... Потом он  подошел и представился... Налью еще  чаю, доченька...
                - Спасибо, тетенька. И что же, вы подружились?
                Макпал  грустно улыбнулась:
                - Да… Подружились. Ему нравилось -  как меня зовут. «Мак-пал, - по слогам повторял он, Мак-пал…  А у нас  есть имя Маквала. Очень похожи, правда? Можно звать тебя Маквала?»
              «Можно»- разрешала я.
                Однажды он услышал, как подруга назвала меня привычно - токаш Макпал, и рассмеялся.
             «Ты ему сказала что ли?» - обиделась я на подругу, но та замотала головой.
              Я спросила Гиоргия  - почему он смеется, и он объяснил, что  у грузинов есть легенда о лесной богине с белыми, длинными волосами.  Ее  зовут  Дали, а  по другому  - Ткаши-мапа, почти как меня.
              - Я знаю ее! - вскричала Сулу. - Мне же бабушка рассказывала!
              - Ну да, какая же грузинка не знает про волшебницу Дали. А ты думаешь, до тебя она нам не рассказывала? – улыбнулась тетя. С детства слышали эти сказки… В общем, Гиоргий стал рассказывать, что  Ткаши-Мапа ловит ночных  охотников,  и если кто с ней заговорит,  превращает в камень.  Я, - улыбался он,  тоже рискую окаменеть, потому, что не говорить с тобой словами любви - невозможно. Ах, как он умел говорить, - у Макпал заблестели глаза. - Я чуть за него замуж не выскочила.
                - И что же не выскочили, тетя! - рассмеялась Сулу.
                - Кто знает... - Макпал задумалась. - Даже в аэропорту, провожая меня, он встал на колени, умоляя остаться... Не осталась... Испугалась, наверно... Не поняла, что судьба давала шанс. Хотя... я нашла свое счастье и здесь. И знаешь,  иногда это лучше  - расстаться с красотой вовремя. Красота не серебро  и не медь, от ежедневного соприкосновения она не блестит, а тускнеет и превращается в обыденность... Когда я сказала, что мать у меня грузинка, он чуть с ума не сошел. А узнав, что ее сослали в Казахстан, целовал мне руки и плакал, как ребенок… Заговорила я тебя...
              Расчувствовавшись, Макпал вытерла глаза салфеткой.
              Нет-нет! - помотала головой Сулу. - Я так удивлена! Вы ни разу не рассказывали об этом...
             - А что трезвонить... - пожала плечами Макпал. - Тогда было рано, а сейчас можно.
             Она положила очки на стол и подавшись вперед,  погладила ей руку:
             - Живи  достойно, доченька моя, и слушай свое сердце. Оно тебя не обманет...







* У. Шекспир «Ромео и Джульета» ( пер. Е Савич)