Это было в Кишинёве, когда я жил в маленькой комнатушке и спал вместе с матерью, т.к. иного места не было. Эта клетушка была раем по сравнению c комнатой на Огородной улице (первом месте жительства). Один недостаток жизни в новом месте – я уже стеснялся спать с мамой – у меня часто вставал член, и я должен был как-то прятать это безобразие. Но мать не обращала внимания на этот дефект нашей жизни.
Я был чрезвычайно мнительным пареньком и, очень внимательно прислушивался ко всему, что говорят о чьём-либо организме. Это является следствием послевоенного туберкулёза, который сопровождался харканьем (всё время) в завинчивающуюся бутылочку, – сами понимаете, если глядеть на это то, такое действие вызывает особое отвращение. Мне мои родственнички привили недоброе чувство, и я всё время искал страшные болезни.
Например, радостная мама (глупенькая!) прибежала с работы со страшным известием, что передавала секретную телеграмму (за разглашение ее могут посадить) и всё же силу женского характера она, зачем-то выпалила подростку содержание секретной телеграммы. Телеграмма требовала срочно подать товарный вагон под прокаженных, а потом сжечь его! Те, кто сочинил телеграмму, были столь же грамотны, как и я. Если бы они руководствовались не Стефаном Цвейгом, а иными источниками, скажем опытом Марка Твена, то они не посчитали эту болезнь столь заразной.
Меня сразу заинтересовали прокаженные. И мама рассказала подробно, по Стефану Цвейгу, с собственными приписками, что такое проказа. Даже здоровый человек вздрогнет (и тут же забудет). Но не я! Я стал искать красные пятна на теле, и на следующее утро вздрогнул от их количества! Мне было четырнадцать всего лет… Слава Богу пятна через три дня сошли!
Но впереди ожидали новые пятна, которые чешутся. Их генезис был до смешного прост. Это заставил меня часами сидеть в главной библиотеке на улице Ленина и читать анатомию и физиологию человека. Но разве из таких книг поймешь что-то? А я искал признаки сифилиса.
Вчера в бане мужик заприметил меня и стал преследовать, обнимая и ласкаясь. Мне только оставалось, что ретироваться. Дома рассказал маме с подружкой, а она вместо того посмеяться и успокоить меня сказала: «А что если он больной сифилисом?» Она знала, что я боюсь этой болезни как огня.
Во дворе я нас Надя состоит на учете в вендиспансере, что заставляет меня открывать ногами калитку, а тут объятия неизвестного мужика.
Я посетил вендиспансер и рассказал врачу мой случай в бане – он почему-то вместо того, что пожалеть меня с треском и хохотом выгнал из диспансера меня. Напутственные слова были такими: «Если бы объятия были способом заражения, то весь мир страдал бы от венерических болезней». Эти напутственные слова врезались в мою память, и с этого момента я перестал бояться венерических болезней, зная, что они распространяются не так, а как мне рассказала сердобольная сестра.