Мы жили в самом центре города, в старинном большом купеческом доме, но коровку на подворье держали. До самого запрета.
Мы целовали нашу корову Ночку, которую уводили родители со двора на приемный пункт в ветеринарной лечебнице на нашей Чигиринской улице. Зачем я пошла за ней следом? Не могу объяснить. До лечебницы было всего два квартала. Там коров принимали доярки и ветеринарные врачи и группировали из них два стада. Одно - выбракованные коровки, которых ждала бойня. Другое - коровки, которые были продуктивными. Их передавали в колхозы.
Нашу коровку взвесили на больших весах. А она все смотрела мне в глаза своими коровьими черными глазами и не понимала, почему я плачу? Ночка была умницей.
Иногда, когда маме моей нездоровилось, меня будили ранним утром. И я провожала корову в стадо. Но как хотелось спать девочке восьми-девяти лет ранним утром, и говорить нечего. Я сонная припадала к боку нашей кормилицы. У неё была такая удобная впадина на боку. Я еще и обнимала Ночку. И засыпала на ходу. Идти до места сбора стада от нашего дома было довольно далеко. Больше километра. Умное животное шло медленно и плавно. Коровка сама отлично знала дорогу. А я спала и только ногами переступала. Так мы прибывали к месту сбора. И там Ночка громко мычала. Давала мне знать, что пришли. Что мы уже на месте. И можно открыть глаза и окончательно проснуться.
Я и просыпалась. Крестьянская площадь была пустой. Она была местом осенних ярмарок в городе. Здесь продавали и подросший молодняк, и возы сена, и кур, и гусей в большом количестве. И лопаты, и тяпки, и серпы, и прочий инструмент для работы в огороде тоже можно было купить на ярмарке. Кадушки для засолки и ушаты и даже корыта можно было здесь купить. Рыбачья лодка ждала своих покупателей. Крестьянские сани и саночки деревянные для ребятишек тоже продавались в особых рядах.
Здесь в ярмарочные дни было шумно и празднично. В цирке шапито устраивались представления. И на краю площади качели и небольшие карусели для малышей собирали большую толпу людей самых разных возрастов.
На высоком столбе прямо в середине площади в корзине кукарекал петух, которого кто-то заранее привязал на его вершине. А желающие получить его даром пытались подняться по столбу и добраться до приза, но даже если добирались, то справиться с веревкой, которой была привязана корзина, было совсем непросто. И только один находчивый мужичок догадался просто вынуть петуха и сбросить его родственникам, стоявшим внизу. Не знаю, поймали ли они петуха или нет, но он летел вниз широко расставив свои огненные рыжие крылья, а от испуга так кричал, что становилось жалко эту птицу, которая так боялась летать. Он долго никому в руки не давался, а публика ловила его со свистом и улюлюканьем.
Ярмарка шумела только два дня. А потом жизнь на этой площади замирала на год. Однако большое открытое пространство прямо в середине города зарастало густой и шелковистой травой. И коровы, которых пригоняли сюда, чтобы они собрались в стадо, в ожидании своих рогатых подружек сразу начинали пастись. И Ночка вкусно и жадно своим шершавым языком начинала кормиться.
Я помню, как однажды я даже решила попробовать на вкус траву, которую поедала корова. Мне не понравилось. Каким-то стоном своим коровьим она выражала своё удовлетворение качеством подножного корма.
Приходили мы почему-то раньше всех. Моя мама была таким человеком, который никогда и никуда не опаздывал. Она говорила, что нужно быть тактичной и не заставлять никого себя ждать.
Меня никогда и никто не ждал. Ждала всех я. И моя корова, которая ко времени полного сбора стада уже почти наедалась. Поэтому как только раздавались возгласы: "Ну, пошли, пошли!" - она устремлялась впереди всех. В стаде она была главной.
Корова была нашей кормилицей. Работы в городе для женщин было мало. Мама молоко продавала. На кухонных крашеных дверях был написан полный список всех, кому мы продавали молоко. На дальние улицы молоко относила я сама. Народ жил бедно. И брали молоко в небольших количествах - пол-литровую бутылку на семью в день. А одна совсем бедная семья брала чекушку молока. И её сразу же хозяйка выливала в большой чайник на плите. Чтобы все демократично пили одинаковый чай с молоком. И к чайнику выстраивалась очередь из пяти ребятишек разного возраста.
Мама знала и понимала эту нужду и иногда в чекушку наливала сливки свежие. Мама была солдатом на войне. Ефрейтором. Она стреляла в неприятеля, но всегда говорила о том, что её пули не могли никого убить. Она была ангелом.
- Да пусть ребятишки полакомятся. ХОТЬ ТАК МЫ ИХ ПОДКОРМИМ ЧУТЬ-ЧУТЬ.
А если за молоком к нам приходил кто-то из этого семейства, она обязательно усаживала ребенка за стол и кормила борщом или супом. А если в доме было что-то из стряпанного, то ребенку обязательно давались в руки на дорожку или пресный калач или кусок запеканки или сваренное вкрутую яичко.
Мы не голодали, потому что держали коровку. Летом мы мяса не ели совсем, только рыбу, которую отец приносил с рыбалки. Уха была праздничным блюдом в летнюю пору. Мама делала настоящий квас, угоститься которым мечтали все наши друзья. Но чаще всего летом мы пили морс. Легкий компот из дикоросов. И теперь я вспоминаю наши трапезы и понимаю, что на заварку в доме просто не было денег.
А теперь мы оставались без нашей кормилицы. Её не выбраковали. Её отправили в колхоз. Но, говорят, что многие коровки были загублены в ту пору. Колхозные доярки не массировали вымя, не кормили корочкой хлеба с солью, не подкладывали в кормушки свежего сена и не подкармливали жмыхом и отрубями. А может быть от тоски по своим хозяевам коровы снижали удои и попадали на выбраковку.
И почему их запретили держать? Они бы и сами постепенно перевелись.
Сдавали коров осенью.
- Мы и сена припасли уже, - плакала на весь двор в ветеринарной лечебнице молодая женщина, которая привлекла внимание всех тем, что за коровой она шла не одна, а с целой вереницей ребятишек.
- Люди добрые! Да чем же вам наша корова помешала?
Все отворачивались. Всем было стыдно за кого-то или за что-то нехорошее, что происходило здесь при свете ясного дня.
К женщине подошел милиционер, властно положил руку на кобуру своего пистолета.
- Не нарушайте! - сказал он угрожающе.
И женщина сразу же примолкла. Она торопливо вытерла слезы. Испуганно оглянулась и оберегающим жестом пригорнула ребятишек к себе.
Мама моя чудом устроилась на работу в прачечную при больнице. Сильно уставала от тяжелого труда. Она развела кур. А мы для них собирали и сушили черемуху, которую они охотно клевали, нарезали картошку мелкими кубиками и выколачивали семечки из огромных шляпок. Нужно было как-то приспосабливаться к новым условиям. Куры жили в теплом коровьем хлеву. А Ночка жила в нашей памяти. Долго.