Поездка в Польшу. 2005 год.
Не знаю, поехал бы, если бы не цена! 240$ на человека на 10 дней с питанием и дорогой разрешили все наши сомнения. Крым, и даже мотель на Ладоге обходился так же, а тут не юг, и не озеро – Европа! Одним словом любопытство победило во мне патриота, и я согласился с женой на поездку в Польшу. Место конечного пункта назначения называется Ястжебина Гура, и примечательно тем, что здесь расположена самая северная географическая точка Польши. Вот так и вышло, что вместо русского юга я согласился на польский крайний север. Не зря, кстати, как оказалось после, согласился! Сама поездка автобусная, и начинается в Минске. Дождавшись окончания двухнедельной волокиты польского посольства с визами, мы едва успели добраться поездом до Минска. Время отбытия с Белорусского вокзала выбрали сами, логично рассудив, что пол дня походить по столице Беларуси будет интересно. Выехав из Москвы в 22 – 20, в Минск прибыли в начале седьмого утра. До автобуса в 14 – 40, как мы и рассчитывали, оставалось пол дня. Прокатились на метро до площади Победы, а как иначе, если я сам работаю в московском метро! Интересно же, как у них всё организовано! Сердце радовалось от того, что глаз не мучит улица, как обоями, оклеенная рекламами, и люди, как люди – спешат не по своим делишкам, как у нас дома, в Москве, а на работу, как положено, на заводы и фабрики, рано утром. Площадь Победы. Даже мою супругу, внешне сдержанную, грандиозность памятника восхитила. Прошлись по магазинам. Сначала занимались пересчётом. А после, придя к выводу, что это пустое занятие, и цены примерно те же, что в Москве, просто покупали то, что хочется. Только выпечка дешевле, хотя и интересней московской. У нас, в Москве, погрязли в подражательстве западным эрзацам, а здесь – всё настоящее, как в СССРовском детстве! Подкрепившись в кафетерии, проехались по первому маршруту трамвая, посмотрев по карте маршрутов, что так сможем пересечь весь город, и пересекли, приехав назад, к вокзалу. Перед отъездом из дома не поленились, и подключили международный роуминг в конторе, обслуживающей нашу сотовую сеть, поэтому без проблем отзванивался родителям о своём географическом местонахождении. Они поколесили за время работы достаточно для того, чтобы простой звонок сына из Минска, Гродно, Белостока или Гданьска мог вызвать в памяти образы прошлого.
Там же, у конечной первого трамвая, зашли в Ростикс. Нас обслужили по карте почётного гостя, которую в Москве давно завёл мой сын. Цены как дома, копейка в копейку. Вот и время на подходе. Забрали вещи из автоматической камеры хранения. В качестве жетонов здесь применяют старые монеты пятиалтынного достоинства, образца 1961 года, и лично мне это помогло – я избежал очереди за жетонами, привезя их с собой. Курс обмена в Минске на местную валюту прямо рядом с камерой хранения - нормальный. А самый выгодный для обмена на польскую валюту оказался после пограничного перехода «Гродно», на польской стороне. Но все мои сомнения и опасения относительно польской наличности окончательно развеялись по прибытии к месту назначения. Это я сначала мучился, а после приспособился, когда понял, что в любом банке могу спокойно снять с карточки «Банк Москвы» со своего рублёвого счёта по курсу моего банка злотые, т.к. визу электрон они поддерживают.
Бензин в Беларуси дорогой, поэтому много дизелей, работающих на смеси с растительными маслами. Оттого, всю дорогу от Минска по Беларуси нас сопровождал запах печёных блинов. До границы одна санитарная остановка. Перекус, и к вечеру прибыли на переход. Волновался, конечно, шутка ли – первый раз Родину покинуть! Лёгкий мандраж унялся в магазине, когда очень выгодно купил коньяк Хеннеси и арманьяк, в Москве они на треть дороже.
Из-за отсутствия у белорусов договора с Польшей об упрощённом пересечении границы, пришлось ждать, ведь их вещи досматривали.
Мы зашли в павильончик и встали в конце табора, уже опытных и расторопных белорусских туристов, но польский офицер пограничной стражи спросил, чьи это (российские) паспорта, и заметил мою поднятую руку. Пройдя к нам вдоль длинного стола, он начал сверять личности. Так мы автоматически оказались первыми, а очередь - развернулась.
До сих пор меня мучит любопытство, почему на профессионально непроницаемом лице польского офицера пограничной стражи отразилось крайнее удивление, когда он прочёл в паспорте фамилию Далецкий. Догадываюсь, но наверняка не знаю. Он даже переспросил меня на русском:
– Вы Далецки?
- Так!
- Живёте в России, в Москве?
- Так!
- Вы поляк?
- Естэм росиянинэм, мешкам в Москфе и не разумию по полскому.
Польский офицер расхохотался. К нему подошёл его напарник. Когда тому всё было пересказано, он тоже засмеялся.
После этого он перешёл на польский, и спросил, не к родственникам ли я еду, и я ответил, что туристом, с группой.
Чем-то металлическим звякнул о сумку и спросил:
- Шкло?
- Склянка – подтвердил я и сделал международный жест у гортани.
На этом мой досмотр закончился. Он перешёл к сыну и жене. Сверил их лица с паспортами и спросил:
- То есть пани Далецка?- и посмотрел на меня.
- Так. То есть моя жона , мой хлопець.
Он удовлетворённо покивал головой, с улыбкой отдал честь, возвращая нам всем паспорта. Затем перешёл с вновь хмурым выражением лица к белорусам и жестом показал, чтобы те все свои вещи вытряхивали из сумок на стол.
После границы поменяли немного денег, а зря, что немного.
Уже в сумерках проехали Беласток. К ночи, в каком-то придорожном кафе многие побежали в туалет за мелкие деньги, мы же с сыном гордо прошагали на пустырь за кафешкой. Дикость какая – экологию этим нарушим и получим штраф! Экология Польши благополучно снесла наше надругательство над свалкой строительного мусора. Мужики белорусы, кто не робкого десятка, наш пример поддержали, а там и их жёны подтянулись, после нас.
И снова узкие, по одной полосе в каждом направлении дороги, с выбоинами и неровностями. Ничего примечательного. Посмотрели пару фильмов с проигрывателя DVD по телевизору, закреплённому под потолком автобуса напротив прохода, и - баиньки. На оранжево-алом рассвете подкатили к Мальборгскому замку. Тихо, только дикие голуби слышны. С шести утра до восьми кто-то спал, я же ходил, и снимал снаружи совершенно безлюдный замок, пока нет толп туристов, и его высоченные стены, постройки, окутанные пеленой отступающего тумана, выглядели, до мурашек на спине, обитаемыми!
В восемь через подъёмный мост прошли на территорию музея, и началось хождение по замку. Экскурсию провела русская девушка из Калининграда, которая работает там гидом по договору. Экскурсия большая, до обеда, и аккумулятора в камере немного не хватило. Пришлось ограничиться фотографиями, (то и другое для законопослушных туристов, по отдельной плате). Пощекотав себе нервы возможным штрафом в двадцать $, я успокоился, как только сдох аккумулятор.
Прогулка по городу. После экскурсии нас распустили на час в городе Мальборг. Белорусы сразу рванули по изведанным ранее торговым точкам закупать барахло, а мы, как дураки, втроём пошли знакомиться с городом, и искать, где можно поесть. Все польские слова и фразы сразу разбежались. Я растерялся и почувствовал себя беспомощным, но постепенно собрался, благодаря доброжелательности окружающих. Окружающие – это в основном молодые ребята студенческого возраста, работающие повсюду в торговых точках, и не только в них. Если прежде я тешил себя надеждой на то, что кто-то из старшего поколения сможет вспомнить немного на русском, то просканировав центральную улицу, сдался. Смог выдавить из себя только про мороженое. Взял три галки (шарика) и побежал искать жену и сына, чтобы накормить добычей.
- Ты что, ребёнку нужно нормальную еду купить!
Вздохнул и встал в очередь за пиццей. Всё оказалось проще, чем я предполагал: Парень-продавец тыкал пальцем в картинки, какую пицу я хочу, пока я не кивнул утвердительно, показав ему на пальцах, что нужны две. Интересно то, что когда в Польше подходит такая, как наша семья к прилавку, то продавец слушает только мужчину, и что бы ни возражала мужу жена или чадо – это остаётся вне внимания продавца, а на женщину продавец в этом случае лишь бросает презрительные взгляды. Домострой – догадался я. Жив ещё, в отдельно взятой Польше!
Поели пиццы, слизнули пару галок мороженого, и поехали дальше. Мимо троеградия ( Гданьск, Гдыня, Сопот), на Владиславово, ранее называвшееся немецким названием Шляпино. Название меня не удивило, поскольку всё польское Поморье – часть прежней Восточной Пруссии, которая до конца семнадцатого века даже на гербе именовалась как Поруссия, а ведь есть ещё Западная Поруссия, откуда родом Русский княжеский сын Рюрик (сокол на старославянском). Почему Поруссия – делайте выводы сами.
Проезжать троеградие было любопытно: только дорожные указатели говорили о том, что закончился один город, и начался другой. Но вот дорога начала полого подниматься в горку, почти до берега моря, и после, по брусчатке от Владиславово-Шляпино мы проехали несколько километров вдоль побережья на Ястжебину гуру.
Отель «Дрейк» -***. Но звёзды с плюсом. Дрейк - это бывший детский пионерлагерь или санаторий, перепланированный, достроенный и евроотремонтированный. Здание в шесть этажей, корт, велосипеды бесплатно, для прогулок. Мокики, их ещё почему-то сухопутными скутерами называют, и автомобили Фиат – почасовая оплата. Дорого. 20 Zl. За час. Ещё есть маленький бассейн и Балтика. Пляжи оборудваны не слишком круто, и чувствуешь себя довольно свободно, как дома. В Сопоте пляж комфортный, но и народу – не протолкнуться. Из серии «за что боролись?». Дни летели быстро. Была большая экскурсия на автобусе в Гданьск, и на обратном пути заезд в Сопот. Кто-то пошёл по туристическим киоскам, а мы отправились в аквапарк и на пляж.
Все остальные дни мы жили в своё удовольствие без утомительных поездок. Ходили всей семьёй в боулинг. Молодые поляки радовались, когда я им проигрывал и злились до белого каления, когда выигрывал.
Благодаря фамилии нас поселили в лучших условиях, нежели белорусов. Двухкомнатный номер. Сын – в восторге: у него своя комната. Обои с шелкографией детской тематики. Зато у нас – телевизор. По первому каналу государственного ТВ смотрю новости. Жене не интересно – она не языковая, и только выучивает некоторые слова. Честно говоря, завидую её произношению: у меня никак не получается два ударения в одном слове делать, а бывает нужно. В новостях с большой помпой говорят про то, как они (Польша) продвигаются по пути равноправного вхождения в европейскую цивилизацию, что символом размежевания с восточными странами бывшего соцлагеря стало открытие первого магазина Ашан в Польше. Удивлён, у нас он уже три года работает.
Пляж. Для похода на пляж я взял пакет из магазина Ашан, в который ещё в Москве сложил необходимое. Жена с сыном пошли осмотреть городок, поскольку ветер дул с берега, и вода оказалась прохладной, семнадцать градусов. Местные, и загрантуристы - окунались и выскакивали обратно. Это и понятно – берег высокий, и жалко подниматься назад, даже не окунувшись. Влетел в воду и понял, что самое незащищённое от холода находится в плавках. Рядом немец стоит по пояс в воде. Что-то пролопотал на ихнем, кивнул в сторону буйков, мол, давай и поплыл. Я за ним. Сделал! Даже со своей грузной комплекцией. А нефиг тягаться с русским незнакомцем, кто знает, может у него, как у меня, детство в Севастополе прошло и уступить немцу – никак нельзя! Повернули назад. Со спасательной вышки нам прокричали на немецком и русском, чтобы немедленно выходили из воды. На берегу подхожу к спасателю, стоящему с мегафоном в руке, напрягаю свой польский, и спрашиваю, как он догадался, что я – русский, а мой компаньон – немец. Отвечает, что в такой холод только русские и немцы плавают, выпендриваясь между собой. «Ты - сделал германца!» Оба смеёмся. Немец немного растерянно смотрит на нас, не понимая, и мы уже хохочем. Рукопожатие, и я отправляюсь к своим вещичкам. Всё на месте. По песчаной дорожке поднимаюсь с пляжа не обуваясь. На удобной площадке, почти в самом конце подъёма все обуваются. Ставлю сумку, и натягиваю носки. Рядом моего возраста женщина с внуком. Ругает его, просто распекает за непослушание. Для убедительности, обувая своего чертёнка говорит, что вот, даже дядя недоволен тем, как тот себя ведёт. Я подыгрываю ей, цокаю языком и качаю головой. Короткое спасибо и благодарная улыбка, которая тот час сползает с её лица, и становится выражением испуга, граничащего с ужасом, едва взгляд её перекидывается на мой, изрядно потрёпанный пакт с надписью на русском «Ашан - удар по ценам!». Понимаю её изумление, ведь они – передовая цивилизованная Европа, где даже Ашан вчера открыли, а тут – русский из отсталой России с потрёпанным временем пакетом… Я, про себя: ха- ха-ха! Не гонялся бы ты, ксёнз, за европейством!
Выхожу на аллею и сразу вижу своих.
- Ну, как, искупался? (с лёгкой издёвкой).
- Ага! Водичка – класс! Плюс семнадцать. И вообще, весело было!
Жену передёргивает от обозначенной температуры и руки мурашками покрываются. Понятно. Я бы и сам не поплыл, но ведь немец, гад, поплыл! Так что выбора у меня не было.
Прогуливаясь, в один из дней натыкаемся на деда, продающего с ящика шикарнейшую, аж почти чёрную, пухлую, как черешня, вишню.
- Иле?
- Пьёнчь – кило.
Торгуюсь, ради языковой практики, и покупаю по три пятьдесят два килограмма. Это на фоне того, что поляки у него берут по двести-триста грамм.
На рецепшене, как и повсюду, работают студенты. Мои пошли в номер, а я задержался, разглядывая сувенирные пивные стаканы. Девушка за стойкой спрашивает на польском;
- Извините, тут, в журнале, записано, что Ваша фамилия Dalecki . Мы все тут студенты, с разных факультетов, я – с исторического. Генерал Dalecki – это Ваш дед?
- Извините, не совсем понял, я в России живу и польский мало знаю.- а сам лихорадочно думаю, что ответить.
- Генерал, который поднял свою армию и занял Гданьск, дав Польше выход к морю, после Первой мировой войны и раздела Польши, национальный герой Польши, Ваш дед?
В голове сразу сложилась вся мозаика с ответами на непонятки: почему в посольстве две недели тянули с визами, и дали только после моей подписки о том, что не претендую на польское гражданство, почему так изумился пограничник, прочитав фамилию, почему поселили в шикарный номер, почему в зале ресторана нас обслуживает лично метрдотель, потакая капризам нашего отпрыска, что не свойственно в бытность домостроя.
- Нет, не дед, прадед!
Зачем я соврал, ведь прадед был батраком? Уж очень хотелось этой девочке увидеть живого потомка героического человека! Так светились её глаза надеждой! Ведь эти земли, где она выросла, где учится на историка, в Гданьске, где мы сейчас стоим и говорим с ней, не были бы польскими, если бы некогда человек с моей фамилией не пришёл сюда. Я знал, ещё до приезда в Польшу, наведя справки, что нет в этой стране Далецких, так пусть человек порадутся такой экзотической встрече!
Я поднялся в номер, достал из чемодана пару шоколадок, «Бабаевских» батончиков, и спустился снова вниз, чтобы подарить девушке и её напарнице, как презент, чувствуя муки совести.
- Это он! – услышал я и окончательно смутился, честно говоря.
Девчонки сразу кинулись брать автограф, и обязательно с указанием того, кому. Понятно – историки! Ответил на обычные вопросы: в Москве; пишу стихи.
- Поэт! А Вы знаете, что Российская императрица сказала про поляков? Что они особенно хороши в танце, любви…
- И написании стихов – закончил я, чем вызвал по-детски радостное хлопанье в ладоши.
- Значит Вы – настоящий поляк, тем более с такой фамилией!
Я поблагодарил девушек, и протянул им шоколадки.
- Презент.
- А что это?
Вопрос меня поставил в тупик.
- Шоколад.
- А разве такой бывает?
- Бывает. Его начали производить в Москве как раз в двадцатые годы двадцатого века.
Девушки были поражены и очень благодарили, загнав меня в ещё большее смущение. А на следующий день, от гида, я узнал, что своего шоколада, тем более натурального, в Польше – нет. Весь – привозной из Германии или Франции, и потому очень дорогой, а народ живёт трудно, как мы в девяностые.
Постепенно иссякло то, что было поменяно в начале поездки, и мы с сыном оседлали велосипеды, чтобы 4 километра трястись по брусчатке до Владиславово, где есть банк, и можно снять наличность с карточки Банка Москвы. Предвидение не подвело меня, когда я попросил, и банк в Москве перевыпустил карту в точном соответствии с транскрипцией латиницей имени и фамилии в загранпаспорте. Сверив паспорт и карточку, мне без проблем выдали запрошенную сумму. На радостях отправляемся с сыном в пиццерию. Говорим на русском и получаем холодный приём. Пиццу нам готовят очень острую от перца чиле, такого ароматного и жгучего, что и теперь, вспоминаю, и слюнки текут. Посетители с затаёнными злорадными улыбками ожидали повода посмеяться. Мы уплели пиццу с восторгом, чем удивили посетителей, и я заказал ещё одну такую же. Хозяина аж передёрнуло от бессильной злобы, но он испёк её. Уходя, обращаясь ко всем присутствующим на польском, я похвалил заведение и хозяина, и то, какой он понимающий вкусы посетителей: он понял, что мы – русские, немного восточные люди, и сделал для нас острую пиццу, как раз такую, какую любят восточные люди. Спасибо за внимание и доброту! Затем уважительно раскланялся:
- Паньство! Пан!
И вышел на улицу к сыну, который был уже в седле.
Дни незаметно иссякали. За день до дня отъезда я натолкнулся на студентов, проводивших акцию: сдавшему пять крышек от бутылок известной польской марки пива давали шнурок на шею с карабинчиком для ношения сотового телефона. А ещё за пятнадцать – и сам чехольчик к шнурку. Вспомнилось, что подружка исторички с рецепшена продаёт спиртные напитки. Рванул туда – стало интересно, польские студенты такие же мастера на выдумку, как у нас, или нет!
- Мне нужны пивные крышки.
Удивление, и после достают целый пакет. Отбираю нужной марки, говорю, что в коллекцию и для обмена. Вижу понимание в глазах.
Через два часа снова идём с сыном на прогулку по городу.
Высыпаю крышки. Ребята считают.
- Двадцать! Так быстро!
Хлопаю себя по пивному животу и с трагическим выражением на лице отвечаю:
- Да, трудно было, но поддержать польскую марку нужно! – и цитирую первые две строки польского государственного гимна (ещё Польша не пропала, пока мы живы). Пацаны – в восторге! Да, совсем поляки объевропились! Раньше в хитростях любого могли обвести и вывести!
Вечером снова пошли к морю. Возвращались в сумерках, переговариваясь и делясь впечатлениями. Неожиданно по-русски к нам обратилась женщина лет за пятьдесят, выгуливавшая собачку. Просьба была простой – просто поговорить, чтобы освежить свой язык, который в Польше не приветствуется. Женщина оказалась языковым педагогом, и моя жена, школьный математик, сразу нашла о чём поговорить. Если уж в Севастополе не побоялась зайти пообщаться в украинскую гимназию, то уж здесь-то… Здесь же оказалось то же самое – опасно, точнее, убийственно для карьеры в Польше общаться с русскими вне служебной необходимости, если только так, когда земляков близко нет, и лица не узнают. Женщины разговаривали про то, как живётся у нас и в Польше, замолкая при приближении прохожих. И скоро я узнал, что в среднем в Польше работает один из супругов, и домострой здесь не при чём: работы нет на всех. Часто семью из четырёх взрослых двух поколений кормит только один работающий, а если работают двое – считается большой удачей. Узнал, что после сорокапятилетнего возраста каждый работающий – претендент на увольнение, если приходит выпускник, чтобы молодой специалист не утерял навыки, полученные за время учёбы. Узнали и про то, что работают, как правило, мужчины, и чаще, не в Польше, где работы просто нет.
В день отъезда всех туристов заперли в автобусе. Проверив наличие полотенец, у двух белорусов их нашли в чемоданах, все четыре. Понятно, на память прихватили. Было неловко – у меня в сумке тоже было полотенце – горничная сама мне сунула его в сумку. Мы всегда старались не сорить, да и шоколадками я её побаловал, у неё двое младших сестрёнок, которые даже не знают вкуса шоколада, вот я и запихал ей в кармашки передника «Алёнку» и оставшиеся четыре батончика фабрики им. Бабаева. Она в день отъезда отплатила, чем могла.
Вновь выдвинулись автобусом через пол страны, теперь в направлении Бреста. По пути плановая экскурсия по городу Торунь.
Город уникален своей архитектурой. Войны обходили его раз за разом потому, что он неудобно расположен в смысле направления дорог, с севера на юг, а не с запада на восток. Сразу бросается в глаза необычность средневековых построек. Не знаю почему, но в моём сознании, до посещения этого городка, властвовало убеждение о том, что в средневековых городах Европы здания строились в два – три, реже – четыре этажа, здесь же я столкнулся с тем, что домина средневековья мог быть и в 6 и в 7 этажей!
Исторический центр вылизан под картинку, которую опоясывает жиденький пояс новостроя разных эпох. От имперских до 1917 года, очень похожих на те, что стоят в старых, дореволюционных рабочих районах Питера, до панелек-пятиэтажек периода 60-х годов 20 века. Исторический центр позабавил продуманностью расположения в непосредственной близости, на одной улочке: ратуши, университета, тюрьмы. Как всё продумано! Брусчатка настолько органична, что мгновенно любой автомобиль на ней воспринимается инородным предметом, поэтому припаркованные машины ГАИ с российскими номерами сразу и надолго вызвали в нас любопытство. Оказалось, что в это время в городе проходил международный съезд полицейских. Все делегаты, как люди, прикатили поездами, только наши на служебных авто! Я понимаю, что с российскими просторами две-три тысчонки километров -это не расстояние, и даже от Астрахани и Екатернбурга, что уж про Питер и Москву говорить! Поснимались. Польская группа туристов, что бродила возле нас, смотрела на восточных собратьев-славян с молчаливым укором, как на дикарей. Объяснил полякам по карте, где Урал, где Каспий, и они стали наперебой, с восторгом сниматься у Российских гайцовских автомобилей.
Забавно было узнать больше про великого Коперника, родившегося в одном из этих старинных домов, составившего себе славу на пол мира тем, что придумал способ вычисления реального веса товара по объёму, без лишних перегрузок и перевалок, способа отличить поддельное серебро денег. А я и не знал, чем на самом деле славен и дорог этот человек Польше!
Свободный час для покупки сувениров. Вновь бродим по Торуню. И тут меня торкнуло свернуть с туристической тропы. Экскурсоводша в ужасе крикнула мне вдогонку, что этого делать нельзя, что так не принято в гостях, но я уже входил в подъезд обычного жилого дома, и сын за мной.
Облупившаяся краска времён восьмидесятых. Сожжёный спичками выключатель света, дыра в стене замазана некрашеным раствором, на котором кто-то вывел гвоздём по когда-то свежему: «K. W. to suka». Заморачиваться и стараться перевести надпись я не стал, да сын и сам смог перевести и хихикнул. Сами стены исписаны баллончиками, лампочка – разбита. Во внутреннем дворике, каменном мешке, играют замызганные, бледные детишки. Всё, как у нормальных людей, - подумалось мне, и с облегчением вздохнулось.
Последним пунктом посещения был магазин Стокман. Белорусы торопливо делали покупки. Некоторые попросили у нас взаймы до Бреста. Жена пошла с сыном в один конец почти пустого перед закрытием торгового зала, я же осмотрел винный отдел, отдел технических товаров. Взял отличное стусло, упаковку пластиковых обложек на два диска – у нас таких ещё не было. Направляясь к жене, остановился у контейнера с мужскими носками за смешную цену. У контейнера стоят три женщины, видимо мать, взрослая, немного младше меня дочь и её собственная дочь, примерно ровесница моего сына, копаясь в товаре. Начинаю отбирать носки своего размера и размера сына. Тут старшая начала ворчать, мол, где это видано, чтобы пан сам себе чулки покупал! Куда катится мир! Ой, беда-беда! Совсем у пана совести не осталось! Услышав это, пан начинает густо, но молча краснеть до такой степени, что за него вступается её дочь, говоря с поглядкой на пана:
- Мама! Ну зачем ты так! В жизни же всякое бывает! Я же без мужа сама окно красила!
- Правда, бабушка, может пан – тоже, одинок? – подаёт голос внучка, и все трое вопросительно смотрят на пана. Я, понимая, что отмолчаться не удастся, вдохнул воздуха, чтобы извиниться и отойти от старой вредины и её миловидной дочери и внучки, как вдруг услышал торопливое цоканье стальных набоек, которые сам вытачивал жене, и спутать их звук не мог ни с какими другими в мире. А следом жена подала и голосок:
- Ну, где ты застрял! Ищу тебя по всему магазину! Давай быстрее, мы к кассам пойдём, там очередь!
Не дойдя метров десять, жена повернулась и зашагала прочь.
- То есть моя пани – ответил я.
Красивая беленькая, голубоглазая полька деланно досадливо вздохнула. Её дочь, стрельнув глазёнками на мать, сдавленно прыснула, а бабка только сокрушённо покачала головой, задумалась, а после спросила меня:
- У пана странный выговор, откуда пан? Пан – поляк?
- Не, пан з Москфы.
- Поляк?
- Прадед был поляком.
- А как в России оказался?
- Он в Сибири жил. 1848 год – на ходу придумал я понятную им версию. Про Столыпинскую реформу говорить долго и кто такой Столыпин – они наверняка не знают, а мой словарный запас не так широк.
Они с пониманием все трое покивали согласно, но бабка тут же продолжила, не приняв моей отмазки:
- Дед – поляк, значит и ты – поляк! А если поляк, то будь добр соблюдать приличие и польский уклад. Пусть жена делает женские дела: кормит, одевает пана, рожает ему детей, как моя дочь делала, даже если муж – негодяй!
- Ладно тебе, мам, стушевалась от похвалы её дочь, стрельнув в меня глазками незабудкового цвета, и покраснев, робко произнесла:
- Пану это не интересно, - и вновь вздохнув, с долей не утраченной надежды, добавила – он женат, и вновь вздохнула, уже вполне искренне, отчего у меня внутри что-то с нежностью ёкнуло, и чтобы отвлечься от этого, стал отвечать её матери:
- В России жить, как в Польше? Но я не знаю как! Я в первый раз в Польше! Хотел увидеть места, где жил прадед.
- Вот и правильно, учись! Язык учи, уклад, чтобы быть настоящим поляком и не позорить нацию! А как фамилия пана, можно узнать?
- Далецки.
- О-о-о! Редкая, но польская фамилия! Тем более пан должен воспитывать жену ремнём!
- Ну, мам! В Москве живут совсем не так! Ах, Москва! – мечтательно вздохнула дочь бабки – я с экскурсией была в Москве. Москва - просто мечта! Как там хорошо!
- Но в Польше – лучше – одёрнула её мать, - правильно Ежи бросил тебя! Не было и не будет из тебя хорошей жены с такими мыслями! Женщина как-то сникла, едва не навернулись слёзки на красивых глазах.
- Не нужно так! Она ваша дочь! Она в старости будет заботиться! Не надо так! – вступился, не выдержав, я, чем заслужил благодарную улыбку красавицы.
- Вот, слышу слова пана! – улыбнулась бабка, и хитро добавила, кивнув на то место, на котором видела мою жену – А бросай свою худую палку! Чем моя Ядзя не хороша! Будет тебе справно рожать в Москве, а ко мне в гости приезжать станете, и Оле пан понравился! Ола, понравился тебе пан?
Девочка стала пунцовой, и, опустив глазки, поспешно закивала.
Разговор прервало объявление о том, что через сколько-то там минут магазин закрывается. Женщины засобирались с сумками. Улучив момент, когда бабка отвернулась, Ядвига прильнула ко мне грудью и поцеловала в уголок губ так, что со стороны дочери выглядело, словно в щёку. И засмеялась:
- Спасибо, защитник!
Мне стало неловко, надо было что-то сделать. Я порылся в кармане, отстегнул от ключей памятный брелок с надписью «Московское метро 60 лет».
- На память.
Она приняла сувенир, и дочка сразу выхватила брелок из рук матери. Я достал пару самых крупных, какие у меня были польских купюр, и вложил Ядзе в кулак:
- Купи доче что-то красивое!
- Это очень много!
- Это тебе нужно. Пока!
Тут же отвернувшись, я зашагал к кассам со странным ощущением того, что если бы не был женат, и не было бы у меня сына, я бы не знаю, как повёл себя. И осознал, вдруг, что, спасая семью, убегаю от незнакомки, которая каким-то непостижимым образом получила в эти минуты власть надо мной. Словно душами в тот момент мы почувствовали друг друга с этой незнакомой женщиной. На кассе жена что-то говорила мне, я рассеянно отвечал, а в очереди в соседнюю кассу Ядвига грустно улыбалась мне и в глазах у неё поблескивали слёзы. Мать что-то говорила ей, но она была столь же рассеянной.
Потом снова был автобус и сон в нём, поезд. В Москве, всё, что было в поездке, казалось интересным и необычным сном, Интересным и с непонятной грустинкой. Только отсутствие привычного брелка на ключах от дома утверждало реальность тех десяти дней в Польше. Странное ощущение сомнения в том, что я уже дома ещё долго не покидало меня, а после притупилось, и вовсе забылось. Да иначе и не могло быть, ведь как ни крути, а всё равно: я - русский.