Романов много - Форексмен один.
Глава седьмая
Утром в дверь ломились менты. Им удалось в момент прошибить несчастную деревяшку, и комнату наводнило множество людей в форме. Мешок шмалял из «Макарова». Огонь велся в упор, но пули летели мимо. Потом было что-то страшное, вроде тюремной камеры. В сознании возвышался судья, провозгласивший какой-то запредельный срок. Жлоб тоже находился рядом – всё время смеялся. Смех был ужасен, а улыбка невыносима, но отчего-то из глаз жлоба двумя ручейками струилась кровь. Он хохотал, а кровь, словно молодое грузинское вино, наводняла судебный зал. Потом Филипп проснулся.
На соседней кровати, уткнувшись в стенку, похрапывал Мешок. На тумбочке, среди кучки денег, стояла бутылка. За окном – снежный день. По жестяному подоконнику клювами постукивали снегири. Птицы любят кружиться возле окон, они знают: оттуда может высунуться рука и положить что-нибудь вкусненькое. Филипп частенько подкармливал пернатых крошками хлеба, а Мешок, с тяжелым вздохом подходя к окну, возмущался: мол, наружный подоконник превратился в свинарник.
Деньги – с глаз долой – Филипп решил накрыть футболкой. Спору нет, в комнату редко кто внезапно заходит, но так спокойнее. Затем отправился в ванную, включил душ. Захотелось согреться. Перекрыл слив и стал набирать воду. Затем лег, насколько позволяло старенькое советское корыто, вытянулся и, млея от теплоты, закрыл глаза.
«Мир благосклонен ко мне. Как только я потерял в одном месте, судьба тотчас позволила приобрети в другом».
Потом провалился в сладостную дремоту и думал, что нет никакой благосклонности мира, есть только он, Таланов Филипп Эдуардович, умный, сильный и неповторимый. Монотонный шум воды, льющейся из крана, подталкивал ко сну. Он приоткрыл слив и задремал. А когда слилось больше, чем надо, проснулся от озноба и пяткой надавил на сливную фишку, дожидаясь, пока теплая, согревающая кости вода вновь наполнит ванну.
В чудесном состоянии полусна принимались разные жизненные решения, которые хотелось осуществить уже в ближайшие месяцы. Мысли шли мягко. Кто-то внутри тихонечко намекнул, что надо готовиться к другой жизни. Она еще не наступила, но уже грядет. И приобретенные сегодняшней ночью деньги здесь ни при чем. Они лишь маленькая ступенька в начале первого лестничного марша. Впереди много ступенек и много маршей. Готовность к другой жизни, прежде всего, заключается в перестановке приоритетов и изменении ментальности. «Как бы то ни было, – говорил этот кто-то, – ты, Филипп, еще мальчик. Пусть серьезный, во многом прагматичный, но мальчик. Тебе предстоит стать мужчиной. Не тем из многих, а настоящим. Значимость чьих слов можно измерять в золоте. Таких на весь мир едва наберется тысяча. Но и среди них ты должен занять почетное место».
Филипп открыл глаза. Бодрый, словно отоспал еще одну суточную норму. Быстро покинул ванну, обтерся чистым махровым полотенцем и надел шорты.
«Откуда у меня такие фантастические запросы? Мне за себя становится страшно».
Мешок совмещал два дела: попивал чай и пересчитывал деньги. В комнате витал специфический запах свежих банкнот.
– Не знал, что считать бабки так утомительно! – воскликнул он, отложив очередную пачку.
– Скажи спасибо, что пятитысячными, – хохотнул Филипп. – Представь, если штуками? Трудиться пришлось бы в пять раз усерднее.
– Ладно, во мне еще остались задатки усидчивости. – Мешок вновь потянулся к деньгам. – Пересчитаю. Хоть и утомительно, но до свинячьего визга приятно. Тем более, пока ты там плавал, с двумя лимонами я уже справился, осталось еще два. Или, может, ты?
– Не хочу. Мне доставляет удовольствие просто на них смотреть. Кстати, зачем пересчитывать? Ты ведь разрываешь банковскую ленту с указанием суммы. Нахрена?
– Простите, господин банковский служащий, я глуп и деньги вижу впервые.
– Язвишь?
– Просто хочу донести, что, несмотря на монотонность работы, я к этой куче проникся глубокой симпатией. Пожалуй, даже готов не спать, не есть, а сутками только считать.
– Надеюсь, это пройдет. – Филипп взял свою кружку с чаем и стал расхаживать по комнате. – Что будешь делать дальше?
– Свалю из общаги в какую-нибудь клевую хату. Сейчас же позвоню в агентство, попрошу подобрать лучшие апартаменты в аренду. Чтобы много комнат, и всё по высшему разряду.
– Полагаю, ты помнишь, где живет наш ограбленный?
– Не бойся, соседом не стану. Хотя в перспективе из города лучше уехать. Он у нас маленький, как деревня, рано или поздно всё равно встретимся. А жлоб не дурак – увидев нас в каком-нибудь престижном месте, сразу задаст себе вопрос: как два невзрачных паренька так быстро выбились в люди?
– Как крыса я бегать не буду! – возмутился Филипп. – Пусть он со своими вопросами и подозрениями идет подальше. В противном случае, туда его отправлю я. У него нет доказательств.
– Есть. – Мешок потряс пачкой купюр.
– Поэтому не нужно ими сорить. Лично я в своей жизни ничего менять не буду. Ни квартир, ни машин, ни посещений дорогих клубов. Как жил в этой комнате, так и буду. Как ходил на занятия, так и продолжу. Вопросы у людей действительно могут возникнуть, но только в случае, если мы изменим свой образ жизни.
– Ты волен делать что угодно, а я с тобой не согласен. Нет, сорить я не собираюсь, но пожить, как живут люди, хочу. И тебе советую. Хотя бы в квартиру нормальную переселись.
– А чем здесь плохо? Я тут ко всему привык. – Филипп задумался. – Если честно, мне тоже многого хочется. И хат огромных, и тачек навороченных, и сук элитных. Хочется аж до жара. Но только не на эти деньги. Я всё заработаю своим трудом.
– В таком случае, что будешь делать со своей долей?
– Не нужна мне доля, – заявил Филипп. – Все деньги – твои.
– Нет, брат, – поморщился Миша, – не пойдет. Не-не. Нихера. Даже не надейся – не прокатит. У меня тоже совесть есть. Не такая развитая, как у тебя, без тонкостей и наворотов, маленькая, но есть. Получается, ты разработал идею, ты выполнил техническую и практическую часть, ты два раза, рискуя жизнью и свободой, садился к жлобу в машину. А мои задачи ограничились походом по магазинам и часовым сидением на телефоне. По-твоему я такой вшивый пёс, что после всего, тобой проделанного, единолично присвою весь результат труда? Иди ты в жопу!
– Я не отказываюсь от денег совсем. Так или иначе, я должен что-то получить с этого опасного дельца. Мне потребуется пять тысяч долларов. – Филипп отставил кружку и вытащил из столешницы стопку бумаг. – Посмотри, это мои расчеты по Форексу. Да погляди же!
Глаза Филиппа фанатично заблестели. Он тыкал пальцем в какие-то графики, начерченные от руки; среди помарок и зачеркиваний распознавались непонятные формулы.
– Что за ребусы, Эйнштейн? – сощурился Миша.
– Мой Золотой Грааль. Я изобрёл насос, который будет качать деньги из Форекса. Нужен лишь рычаг. Пять тысяч долларов, и ни цента больше. С ними я смогу зарабатывать, в среднем, по пятьдесят процентов в месяц.
Миша надул щеки и выпустил воздух:
– Каков курс доллара на сегодня?
– Скачет. Вчера перевалило за пятьдесят. Второй месяц растет.
– Если так пойдет, скоро этот курс будем вспоминать как нечто приятное, – вздохнул Миша. – Ладно, пять тысяч – так пять тысяч.
Он отсчитал пятьдесят купюр, затем добавил к ним десять и протянул Филиппу.
– Вот тебе равнозначная сумма в рублях. Двести пятьдесят на торговлю и пятьдесят сверху на личные расходы. Уверен, что не нужны остальные?
– Уверен. Остальные деньги даже не должны находиться в комнате.
– Не переживай, через час их здесь не будет. Вместе со мной.
Если бы Миша не знал характер Филиппа, он бы продолжил его уговаривать. Но, пожалуй, проще прошибить стену, чем изменить принципиальное решение этого человека.
Мешок наспех собрал только самые нужные вещи в дорожную сумку, сверху положил пачки и, попрощавшись, поспешил к выходу.
– Пистолет! – вспомнил он уже на пороге.
– Пусть останется у меня, – твердо отозвался Филипп.
Пока в квартирном агентстве подбирали варианты, Мешок заскочил в банк и на новый, отдельный счет зачислил оставшуюся долю Филиппа. А пока оформляли бумаги, думал:
«То, что Филя отказался от денег, еще ничего не значит. Они по-прежнему принадлежат ему. Если спросит, на что пошла его доля, скажу: она нетронутая лежит в банке. Если не спросит, пусть и дальше лежат. Однажды эти деньги кому-нибудь из нас могут пригодиться».
К вечеру Филипп вернулся в комнату; он тоже был в банке. С верхней полки достал ноутбук и запустил торговую программу. Перечисленные средства в размере пяти тысяч долларов благополучно пришли. Приятная ровная сума красовалась в столбце «депозит». Листы с расчетами, которые были продемонстрированы Мише, он сложил в порядке значимости и убрал в стол. Начать торговлю было решено немедленно. Новая торговая система легко адаптировалась к ситуациям рынка.
Помимо отслеживания результата сделки, весь оставшийся вечер он посвятил изучению графиков и чтению различных статей, а после полуночи, когда лег в постель, заснул с удовольствием.
Через несколько дней истек срок больничного. Филипп соскучился по лекциям, к тому же как-никак четвертый курс, рассказывают самое интересное. Узнав расписание, он с радостью отправился в университет. Мешка в коридорах не встретил, ни сразу, ни в последующие недели. Лишь под Новый год Филипп заметил его возле гардероба. Это был один из последних дней обучения в этом году. Мешок тоже заметил своего друга и радостно поднял руку. Хотя Филипп быстро узнал знакомое лицо, тем не менее, пару секунд размышлял: что за мажор в волчьей шубе, накинутой поверх делового костюма, машет рукой?
– Выглядишь как президент нефтяной компании! – воскликнул Филипп, проталкиваясь сквозь толпу студентов.
– Стараюсь соответствовать. – Румяные щеки Мешка округлились. – Как поживаешь? Я звонил тебе несколько дней подряд, телефон был отключен.
– Он и сейчас отключен, – ответил Филипп. – Валяется в тумбочке.
– Почему?
– Трубка старая, часто глючит. То возьмет и выключится, то всем подряд дозвоны и сообщения шлет. Выкинуть бы, но жалко, ведь иногда вроде нормально работает.
– А я начал волноваться. Вот на днях думал: заеду, но вспомнил, что наведаться в общагу мне совершенно не в чем. Старые куртку, кофту и штаны я выбросил. – Он взглянул себе под ноги, затем поджал губы: – В такой одежде – а сейчас мой гардероб состоит только лишь из такой – я буду выглядеть как павлин.
– С появлением денег возникают проблемы, о которых раньше не подозревал, верно?
– Точно. Кстати, на Новый год планирую лететь в Москву, там заказан столик в одном культовом ресторане. Будут выступать знаменитости. Если у тебя нет других планов, полетишь со мной? Я сегодня как раз покупаю билет на авиарейс.
– Спасибо, но я откажусь. Для меня еще не пришло время таких вечеринок.
– Когда придет? Когда состаришься? Молодость существует, чтобы действовать.
– Я и действую. Второго января намереваюсь войти перспективной шортовой сделкой по фунт/доллару. В этой паре я вижу потенциал к падению, как минимум, до наступления весны. В общем, с нового года начинается моя охота за пятью сотнями пунктов. Если всё получится, я, как минимум, удвою свой счет.
– Рад, что у тебя получается с Форексом, – улыбнулся Мешок.
– По-разному бывает, но, в основном, действительно получается. Хорош обо мне, о себе расскажи! Чем занимался?
– Много чем, – размыто ответил Мешок, интонацией и мимикой изъявляя желание продолжить беседу на улице.
Покинув светлый и шумный холл университета, они вышили на вечернюю улицу. Легкий морозец остудил щеки. На парковке стояло несколько десятков машин. У одной из них зажглись фары. Филипп заметил, как Миша с улыбкой остановил взгляд на вспыхнувшем свете.
– Купил машину? – удивился Филипп, угадывая в очертаниях автомобиля представительскую «Ауди».
– Такая стоит почти как весь наш с тобой куш, – усмехнулся друг. – Нет, просто арендовал вместе с водителем. Полтинник в месяц – и, помимо того, что выгляжу как президент нефтяной компании, еще и возят, как такового.
– Не боишься привыкнуть к роскошной жизни? – хмуро спросил Филипп. – Деньги имеют свойство кончаться. Даже большие.
– И пусть, – легкомысленно ответил Мешок. – Одну жизнь живем: есть деньги – нужно тратить. Закончатся – продам шубу, в последний раз гульну и вернусь в общагу. Простая, как говорится, арифметика.
Опасаясь того, что транжирский образ мысли может передаваться от одного человека к другому, Филипп быстро заморгал и мотнул головой.
– Каждый прав по-своему, – сказал он.
– Само собой. Может, тебя подвезти? – предложил Миша.
– Смеешься? Тут идти три минуты. – Филипп протянул руку: – Ты давай, заскакивай ко мне после новогодних праздников. Мы с тобой куда-нибудь сходим. В столовку, например, компоту похлебать.
– Обязательно заскочу! Я прилетаю седьмого, думаю, тогда и заеду. Ты ведь еще не был у меня в новом жилище? Вот заодно и заглянешь.
Они попрощались и разошлись в разные стороны. Никто не знал, когда состоится их следующая встреча.
Новый год Филипп отмечал в деревне. Мама накрыла на стол. После полуночи ненадолго заглянули гости. В регионе потрескивал мороз, термометр замер на отметке «– 30». Филипп надел тулуп, шапку и валенки. Из сеней открывался удручающе мрачный вид на деревню. Крыши домов застыли в морозной тишине. Лишь в новогоднюю ночь кое-где в окнах горел свет, в любую другую ночь здесь непроглядная тьма. Филипп не любил зимнюю деревню только за это. Его пугало безмолвие в местах проживания людей. Он всегда находил в этом нечто зловещее.
Повернувшись, Филипп скользнул взглядом по заснеженным вершинам таёжных деревьев. Над ними серебряной стружкой блестели звезды. На неуловимое мгновение ему удалось вдохнуть холод Вселенной, почувствовать себя крошечным существом, потерявшимся в бесконечности. В кристально чистой атмосфере перемигивались созвездия. Он ничего не знал о них, но удивительно ясно чувствовал свою с ними связь.
В труде и напряжении январь пролетел незаметно, а февраль и вовсе как один час. Каждый день Филипп приучался к торговой дисциплине. Разработал ряд неотъемлемых правил. Теперь он не позволял себе принимать решения о вхождении в рынок невыспавшимся или утомленным. А как только над ним нависало плохое настроение, начинал делать всё, что угодно, только не торговать. Он настраивал себя таким образом, чтобы каждая новая сделка воспринималась как решающая. Никаких сиюминутных сделочек для развлечений. Филипп классически быстро обрубал убыточные позиции и так же классически долго держал прибыльные. Хотя до конца так и не понял, что из этого дается легче. Он брал лучшие качества, присущие трейдерам, и прививал себе. Когда-то с удовольствием, когда-то насильственно, до скрипа в зубах, но очень быстро. Многим биржевым спекулянтам на равный путь понадобилось бы больше времени. Присутствовало в Филиппе какое-то страстное упорство, наличием которого могут похвастаться редкие люди.
В таких условиях резко возросла результативность. На убыточные сделки приходился ничтожно малый процент. Счет не рос как на дрожжах, он просто стабильно увеличивался. Одним ясным мартовским днем Филипп понял: теперь, когда самые большие сложности позади, дело за малым – удержать курс, не остановившись в развитии. Мысль о том, что однажды можно сорваться и, как в прошлый раз, довести счет до опустошения, наводила страх. Этот же страх мотивировал делать всё верно и ни при каких условиях не нарушать собственные правила. Лучше выпить чаю, пойти погулять, просто, в конце концов, лечь спать, чем торговать, когда тебя подгрызают сомнения. Все эти правила не являлись секретом – их легко можно найти на сайтах и форумах. О том, как подобает вести себя трейдеру, причем, не важно, какому – валютному, товарному или сырьевому, написаны книги, сняты ролики и фильмы. Тем не менее, действующих советов придерживаются единицы. Филипп же принял решение, назло собственной лени, мягкости и всему остальному миру, беспрекословно следовать каждому правилу.
А между тем счет увеличился на сто процентов. Три месяца молодой трейдер шел к этой цели. В последние дни буквально вынянчивал каждую сделку, боясь словить минус и тем самым отодвинуть долгожданное событие. В начале очередной недели из-за этой боязни даже произошла заминка, когда он, видя, что складываются благоприятные условия, просто закрывал глаза, оставаясь вне рынка. Но в последний четверг марта это случилось. Филипп наблюдал, как хвостик часовой свечки затронул нужное значение, сработал тейк-профит и счет перевалил за десятку.
«Теперь у меня десять тысяч рабочих денег! По моим меркам, невероятно большой инструмент! Раньше о таком я мог только мечтать»
Победу хотелось отпраздновать. Он закрыл глаза и стал прокручивать в памяти три последних месяца, когда он отчаянно жил только рынком. Лишь учеба, на которую было решено отводить меньшую часть времени, как-то скрашивала повседневную жизнь. И если бы специфика профессии была не финансовой, он бы и вовсе её забросил, как это сделал Миша, который просто наплевал на четыре года университетского образования и растворился в новой для себя жизни. Филипп хоть и осуждал друга за этот поступок, но временами отлично его понимал.
«Кстати, не позвонить ли Мишке? Он обещал приехать еще после новогодних праздников, но по каким-то причинам не сдержал обещания. Правда, потом звонил в течение оставшихся дней января, приглашал погулять, но я был занят. Потом я звонил ему, но он ответил, что снова улетел в Москву. Будто танец какой-то: шаг вперед, два назад…»
Но телефон зазвонил раньше, чем Филипп успел додумать. Высветился номер Мешка.
– Ты мысли мои читаешь?! – воскликнул Филипп. – Я секунду назад собрался тебя набирать. Привет.
– Подумалось, мы с тобой исполняем какой-то странный танец, где один все время отдаляется от другого, и наоборот, – проговорил Мешок. – И тебе привет.
– Реально читаешь! – ошеломленно подтвердил Филипп.
– Не вымотался там еще на своем Форексе? Хочу пригласить тебя отдохнуть. На этот раз отговорок не приму – обижусь. Сколько можно друг от друга прятаться под прикрытием дел?
– Предложение очень кстати, отдых мне действительно нужен. Я тут три месяца как робот.
– Помешанный робот. Совсем с ума сходишь.
– Кто бы говорил! Диктуй адрес.
Мешок продиктовал и предложил выслать машину, но Филипп захотел прогуляться. К тому же пеший путь по весенним улицам не займет и двадцати минут.
Это был новый жилой комплекс на берегу реки. Кода-то, году в девяносто восьмом, родители возили шестилетнего Филиппа в городской парк, где на благо детского веселья с металлическим скрипом функционировали спасенные краской от ржавчины советские аттракционы. Так вот, если выйти из этого парка к набережной и направиться вдоль реки, метров через семьсот можно было наткнуться на широкий пустырь, заросший высоким кустарником. Вид на него открывался с набережной, то есть с возвышенности, и спускалась к нему тогда одинокая узкая тропинка. Почти у каждого человека в детской памяти отпечатывается какой-то незначительный фрагмент, который вспоминают, повзрослев. Почему-то Филипп хорошо помнил именно эту уходящую вниз тропинку и огромную поляну, заросшую кустарником.
Он миновал шлагбаум и вышел на подъездную дорогу – примерно здесь та извилистая тропинка терялась из виду за густыми ветвями. Сознание, как графический редактор, убрало все строения, мысленно дополнило вид, скрывающийся за высотными домами, и ландшафт стал узнаваемым.
Таких роскошных входов в подъезд Филипп никогда не видывал. Высокие застекленные двери из темного дерева открывались легко, это мог сделать даже ребенок, хотя с виду мог только огромный верзила-швейцар.
Сразу пахнуло чем-то приятным. По-видимому, моющими средствами, которыми тут по три раза в день натирают пол. Светлый и широкий холл заслуживал кадра хорошего российского кино. Стойка консьержа, театральная люстра. Филипп растерялся.
– Вам в какую квартиру? – раздался услужливый голос консьержки.
– В 42-ю, – ответил Филипп.
– Значит, вам в пентхаус, пятнадцатый этаж. Вас уже ждут. – Консьержка привстала, указав в нужную сторону: – Вам сейчас в лифт. Как подниметесь – сразу налево. На том этаже всего две квартиры такого типа, так что не заблудитесь.
Филипп поднимался в бесшумном лифте, прокручивая непривычные слуху слова «пентхаус», «вас уже ждут».
Если внизу холл годился для съемок хорошего российского фильма, то холл пятнадцатого этажа не испортил бы кадр и голливудскому. Темно-бордовые ковровые покрытия без единой пылинки или пятнышка. Стены покрыты роскошными обоями того же темно-бордового цвета, но только на несколько оттенков светлее. Рамки картин блестят от света настенных светильников. Филипп повернулся и в конце коридора увидел большое панорамное окно. Рядом располагался прямоугольный столик, окруженный четырьмя креслами, в которые можно усадить бегемота, а также несколько пальм в замысловатых напольных кашпо.
Мешок вынырнул непонятно откуда и поспешил навстречу. На нем шорты и светло-синяя футболка. Волосы, как и прежде, свисают за уши, но теперь чуть-чуть по-другому, по-журнальному. Свободная прическа в руках умелого мастера обрела стиль. Сразу видно, что за эти месяцы он стал подтянутее, чем, откровенно говоря, удивил.
– Сколько времени пролетело! – воскликнул Миша, протягивая руку.
Филипп взял его пухлую ладонь и, подтянув к себе, приобнял Мешка:
– И я рад тебя видеть. Знаешь, скажи кто-нибудь два-три года назад, что будет так, я бы посмеялся.
– Пойдем! Не терпится показать тебе блага цивилизации. Ты, например, знал, что некоторыми функциями дома можно управлять голосом? Сейчас продемонстрирую.
Пентхаус встретил большой светлой прихожей. Вместо потолка, на одну четверть, здесь имелось скошенное окно в форме треугольника.
– Там что, второй этаж? – удивился Филипп, посмотрев на окно, а потом чуть опустив взгляд на ступеньки.
– Да, – закивал Мешок. – Правда, маленький, там всего две комнаты и выход на террасу.
– На террасу?!
– Она тоже маленькая, я бы сказал, декоративная. Но, думаю, летом самый кайф. Прошлый жилец поставил там зонтик, столик и пару шезлонгов.
– Веди, хочу посмотреть!
– Тогда не снимай пальто и не разувайся. Сибирский март – как московский декабрь.
По дороге наверх Мешок заглянул в одну из комнат. Вышел в толстом махровом халате с капюшоном.
– Сколько здесь всего комнат?
– Не знаю, – отшутился Мешок, останавливаясь перед выходом на террасу. – Говорят, семь, но мне кажется, больше. – Он посмотрел на настенные часы и поморщился: – Кстати, который час? Я с этой запутанной электронной начинкой не могу настроить время, а оно, как назло, на всех часах в доме настраивается синхронно. И где находятся главные часы, я не знаю.
Филипп улыбнулся и достал мобильный:
– Блага цивилизации, говоришь? 20:43.
Каждому времени года присущ неповторимый запах. В каждой стране, в зависимости от климата, он разный. В Сибири, например, ранняя осень имеет стойкий аромат спелой пшеницы. Немного позднее каждый кубический сантиметр воздуха пронизывается запахом опавшей листвы. Летом это другое, зимой тоже что-то свое; прекрасен дух каждого времени, но весенний имеет особое очарование. Сейчас, в конце марта, всюду витал запах талого льда с оттенками хвои. В стылом воздухе по-зимнему прохладных вечеров это поистине упоительно. Филипп вдохнул полной грудью, закрыл глаза. До того, как он оказался на этой крыше, мир казался другим. Однозначно другим.
На город легли вечерние сумерки. Темная гладь реки несла льдины. Вид подсвеченного огнями центра города пробирал до дрожи. А этот неповторимый шум – тихий, если не придавать значения, и оглушающий, если прислушаться. Его можно услышать только с высоты; с теми, кто внизу, город говорит иначе.
После минутки красивой романтики сыграло голодное в сексуальном плане сознание. Филипп представил, сколько сейчас, в данное время, за стенами домов скрыто красивых девушек. Удивительно: он смотрит на всех сразу и не видит ни одной.
«Было бы классно, будь они все мои. Я даже готов посвятить несколько лет жизни только тому, чтобы каждый день встречаться с очередными красавицами. Думаю, в первое время в течение дня я бы принимал трех. Потом пресытился, стал томным, спокойным, и остановился на двух»
Он резко прекратил эти сладостные фантазии: зажечь легко, а как потом тушить?
Мешок подергал высокие поручни, словно проверяя на прочность. Халат свисал до пола, на голове капюшон. Сейчас он напоминал боксера, взошедшего на ринг.
– Ну, что, президент, – поддразнил Филипп, – идем обратно? Здесь, на крыше, я начинаю замерзать.
– Пойдем. Я как раз захотел жрать.
– Будешь готовить?
Выражение лица Миши стало таким, будто он услышал глупость:
– Нет, конечно. Обед и ужин мне привозят из ресторана. Там, куда я звоню, уже знают мои гастрономические пристрастия. Я только кое-что уточняю и называю время. Подвозят сразу с плиты.
– В красивую жизнь быстро втягиваешься, верно?
– Попросту это удобно. А со следующего месяца будет еще и бесплатно.
– Бесплатная еда из ресторана? Это что-то новенькое. Чем шантажируешь шеф-повара?
– Хорошей зарплатой. Я открываю свою точку общепита.
– Ух, ты! Решил заняться бизнесом? Ничего себе, похвально.
– Устал я на жопе сидеть. Выпивка, гулянки, бабло на ветер, а продуктивности никакой. Деньги, как ты говорил, имеют свойство заканчиваться. И пока их полно, я решил подстраховаться на будущее. Да и ресторан – это, можно сказать, моя мечта.
Они вернулись в тепло.
– Придумал какую-то фишку, из-за которой люди потянутся в твой ресторан? – деловито поинтересовался Филипп.
– Да, такая фишка действительно есть, иначе создавать очередное заведение с кухней, столами и официантами не имеет смысла. Заведение будет ориентировано на один вид продукта, исходящий из названия – «Котлетная». Там не будет никаких ресторанных излишеств; наоборот, всё, от скатерти до сковородки, аскетично. Я бы даже сказал, в лучших традициях советской столовой. За качеством, как ты понимаешь, следить стану лично.
– Доставку тоже собираешься организовывать? Говорят, сегодня это выгоднее, чем держать заведение.
– Само собой. Если честно, я планирую создать крупнейшую сеть доставки готовых блюд в нашем регионе. Но это пока только в планах. Десятого апреля приглашаю тебя на открытие. Надеюсь, придешь?
– Приду, – пообещал Филипп.
Они вновь оказались в прихожей. Мешок оставил халат на вешалке, Филипп тоже, наконец, скинул с себя пальто. Через коридор прошли в огромную кухню. Здесь каждый предмет излучал величественность. Даже кофемашина выглядела, как маленький завод за миллион долларов.
– Что будем пить? – поинтересовался Мешок. – Только давай сегодня без чая, воды или сока. Раз в полгода, считаю, можно напиться.
– В тот раз ты раздобыл отличное вино, – пожимая плечами, напомнил Филипп. – Вот вина я выпил бы с удовольствием. Хоть целую бутылку. Кстати, как оно называлось?
– Я не помню, что-то по-грузински.
– Мне не с чем сравнивать, но, судя по той бутылке, грузины делают лучшее вино в мире.
Мешок взял со стола свой смартфон, новейший «Самсунг», и приложил к уху. Филипп подошел к окну. Отсюда не такой обширный вид, как с террасы – только лишь маленький участок города, река и высокий противоположный берег.
«Интересно, сколько лет понадобилось бы Мешку, чтобы достичь таких успехов исключительно своими силами? Нет, я задаю некорректный вопрос: не сколько лет, а сколько жизней? Мир изначально выставляет слишком много базовых ограничений, не дающих человеку резко вырваться вперед. Приходится много лет карабкаться на свою гору, а когда, выдохшийся и уставший, едва доползаешь до середины, вдруг осознаешь, что всю жизнь барахтался на месте.
Сколько людей по всему миру вынашивают достойные идеи, способные преобразовать нашу жизнь к лучшему и, главное, стимулирующие основную цель человечества – экспансию? Идеи, которые потом погибают из-за банальной ежедневной рутины и элементарной борьбы за существование. Ежедневно и неустанно жизнь окунает таких людей лицом в грубую действительность. Может, это и есть естественный отбор? Кто сильнее, тот в итоге и донесет идею до конца.
Но если так, почему, наряду с этим, существует такая несправедливость? Каждый день я вижу одно и то же: люди недостойные получают сразу и всё, а люди целеустремленные, как правило, ничего. Миша оказался достойным, хотя доподлинно это покажет время. Он получил свой шанс и вроде как не упустил. По крайней мере, предпринимает попытки. Сейчас на очереди я. У судьбы свой подарок я выхватил, сумею ли им воспользоваться?»
Голос Миши вернул к реальности:
– Я всё заказал. Еду и выпивку доставят через двадцать минут. Грузинского вина у них нет, но я заказал неплохое французское. Расскажи, как дела на бирже?
– На бирже как на бирже, – отмахнулся Филипп. – Лучше покажи, где у тебя такая штука, джакузи называется. Наверняка она здесь есть. Пока везут еду, хочу понежиться в ней.
– Джакузи в хазе реально прикольное. Я первые два дня из него вообще не вылазил. Пойдем.
– И шампанского! – добавил Филипп. – Хочу лежать в джакузи с бокалом шампанского.
– Ну и буржуйские замашки! – рассмеялся Мешок. Он взял со стола отложенный «Самсунг» и, пока шли гудки, быстро пояснил: – Алкоголь в доме не храню даже в виде шампанского, заказываю, если надо. Слаб я, Филя, слишком слаб… Алло, и добавьте ко всему бутылку шампанского.
Филипп возжелал поклониться человеку, придумавшему такую замечательную вещь, как джакузи. Особенно в те секунды, когда активировалась функция усиленного гидромассажа. Ароматная пена быстро поднялась чуть выше бортов и на том остановилась. Снизу воду подсвечивали разноцветные лампы, что выглядело нереально красиво. Особенно для человека, привыкшего барахтаться в куцем корыте с обшарпанным дном.
Через какое-то время дверь в ванную комнату открылась. Вошел Миша, держа в одной руке ведерко с шампанским, в другой – стул.
– Не помешаю?
– Заходи, – отозвался Филипп, поднимая руку из облака пены. – Мне скучно.
Миша устроился на стуле и принялся откупоривать бутылку. Пробка гулко выскочила. В ведерке – лед и два высоких фужера. Мешок поставил их на край джакузи, затем наполнил. Филипп поднес фужер к губам, закрыв глаза от всевозрастающего удовольствия.
– Всего-то и надо от жизни, – тоскливо произнес он спустя минуту, – кусочек счастья в виде джакузи и бокал прохладного шампанского. – Затем устроил затылок в специальную удобную ложбинку и, не открывая глаз, спросил: – Скажи, Миш, только честно: за те несколько месяцев, что ты купаешься в роскоши, ты к ней привык? Воспринимаешь ли ты её теперь как нечто обыденное?
– В какой-то степени я к ней действительно привык. Но, если хочешь спросить, не наступило ли пресыщение, – нет. Я рос в семье среднего достатка и роскоши, разумеется, не видывал, поэтому мне, чтобы пресытиться, понадобится не один год. Это дети богатых родителей, которые видят счастливую жизнь с пеленок, быстро привыкают еще в детстве и потом, едва достигнув совершеннолетия, воротят ото всего нос. А мою скромную юность и четыре года общежития не скрасить несколькими месяцами изобилия. Потребуются годы.
– Подробный ответ. В иные времена ты был косноязычен. Впрочем, как и я. Ходили с тобой, два угрюмых создания.
– Когда всё отлично и слова льются. А почему ты об этом спросил?
– Потому что пришла мысль, будто многие люди ограничивают свое стремление к успеху, так как их останавливает страх. Страх, что когда они достигнут всего, им быстро надоест.
– Стремление к успеху, скорее всего, останавливает лень. То, что ты назвал, слишком сложно. Может, такое бывает у единиц, но общая масса, скорее, подвержена банальной лени, нежели страху.
Мешок подлил шампанского. Он устал сидеть на стуле и, как римлянин, лег на пол, на мягкую декоративную шкуру. Филиппу из ванной была видна только его голова.
– Вот лежу я в джакузи самой крутой хаты нашего города, попиваю шампанское. Допустим, через несколько лет я заработаю много миллионов долларов. Что же мне с ними делать? Хорошо, к тому времени построят еще более крутые хаты, изобретут более навороченные джакузи и вино приобретет выдержку, ну, а дальше что? Для жизни и нормального существования миллионы долларов не нужны. Сотня-другая тысяч – максимум. Можно купить квартиру, дом, несколько машин, иметь счет в банке на всякий случай, достойно обеспечивать семью. Подумай только, на всё про всё нужно менее одного миллиона!
– По-моему, ты загоняешься, – поскреб подбородок Мешок. – Ну, скажи мне, сколько процентов в тебе того дурака, который не найдет применения деньгам?
– Да найду я, конечно, найду. Только прискорбно осознавать, что наше физическое существование ограничивается, в большей степени, погоней за прибылью.
– Станешь дауншифтером?
– Вряд ли отважусь на такую крайность.
На этот раз Мешок не ответил. Его достала пессимистичная философия друга.
«Смысла жизни он не видит! – подумал Миша. – В деньгах счастья не находит! Ты эти миллионы долларов сперва заработай, а потом сиди и ной, что жизнь говно и этот мир болен». ¬
Подумал, но промолчал. Лишь улыбнулся:
– Давай вылезай, на кухне хавчик стынет. Надо пожрать успеть, скоро сюрприз подчалит.
– Какой сюрприз? – откликнулся Филипп, вынырнув из погружения.
– Увидишь. Вылезай и пошли точить.
– Опять шлюхи, небось? – вздохнул Филипп. – Ну их нафиг, в тот раз чуть не блеванул. Надо нормальную девушку, не проститутку.
– По-моему, ты не заметил, братец, но с того момента мы стали чуточку богаче, а потому и телочки нам полагаются соответствующие. Уж поверь, тебе понравятся. Кстати, они не совсем проститутки, они ухоженные барышни, скрашивающие парням досуг за определенную плату. Это не придорожные путаны в дырявых кедах. Девочки, которые сегодня придут, на собственных «Лексусах» ездят на шопинг и делают маникюр в дорогих салонах красоты.
На кухне пахло жареным мясом и свежим хлебом. На столе стояли фирменные контейнеры, две бутылки вина и коробка с надписью «Hennessy X.O.»
Хлеб душистый, только час как из печи. Филипп отломил большой кусок, поднес к носу, вдохнул аромат.
– Вот это да! Я и забыл, как должен пахнуть настоящий хлеб. В супермаркете у общежития такого никогда не было.
– Угу, – промычал Миша, заталкивая в рот еду.
Следующие несколько минут они самозабвенно ели.
Послышалась мелодия дверного звонка.
– Пойду открывать, – сказал Миша, с аппетитом засовывая в рот очередной кусочек бифштекса.
– Я с тобой, – подскочил Филипп, выпив для храбрости бокал вина. За долгое время одиночества он подрастерял смелость в общении с девушками.
Мешок с какой-то ошеломляющей быстротой передвигался по дому, словно футболист или легкоатлет. Филипп только встал из-за стола, а далеко в коридоре уже слышался звучный женский смех.
– Мой друг Филипп! – отвлекся от болтовни Миша, когда увидел выходящего из коридора друга.
Филипп замер. Он ожидал увидеть размалёванных куриц в ****ском прикиде, но никак не очаровательных красоток. Первой стояла блондинка. Личико хоть и глуповатое, но милое. За ней – о, мой бог! ¬– рыженькая. Лицо светлое, в веснушках, глаза-изумрудинки. Обе высоченные, стройные. Возраст не более 25-ти. Хоть прямо сейчас фотографируй для какого-нибудь журнала, чтобы мужчины, листая страницы, истекали слюной, а женщины завидовали.
– Белла, – представилась блондинка.
– Майя, – представилась рыжая.
Мешок галантно помог девушкам снять верхнюю одежду и пригласил в огромный зал с лакированным столом, кучей диванов, картин и гигантской плазменной панелью.
– Располагайтесь, девчонки, мы сейчас. С кухни выпивку притащим.
– Вижу, тебе лиса понравилась? – выйдя из комнаты, Мешок легонько толкнул Филиппа.
– Хорошая, – ответил он, делая вид, что ему всё равно. Девушка ему, конечно, понравилась, но мысль о том, сколько у нее было мужчин, отталкивала.
– Новенькая, вижу её впервые, – между делом заговорил Миша, сгребая в свои лапы всё, что собирался нести в зал. – Сколько здесь побывало блондинок, брюнеток, русых, но она – в первый раз.
– Это ты к чему?
– Это я просто, зная твои предрассудки, – подмигнул он. – Чтобы меньше загонялся. Она новенькая, а значит, не заезженная.
Филипп внимательно посмотрел на друга, сделал глоток вина и сказал:
– Долой предрассудки! Провозглашаю веселье!
Веселая болтовня ни о чем длилась долго. Поначалу скованный в присутствии девушек Филипп вскоре адаптировался, живо вступал в разговор, смеялся над шутками и сам пытался шутить. Потом Мешок вспомнил про игровую приставку, и все сразу ею увлеклись. Когда допили вино и остатки шампанского, в ход пошел коньяк. На душе стало хорошо до беспамятства.
Когда играть, разговаривать и смеяться уже не было сил, Филипп, почувствовавший себя юнцом, который набегался, наигрался и уже готов спать, оказался на кухне. Он встал к окну, устало глядя в ночь. Незаметно рядом оказалась Майя. Длинные рыжие волосы светились огнем даже в полумраке кухонного пространства.
«Какой у нее четкий профиль, – подумал он. – Какие ясные и волнующие линии».
Филипп весь вечер был прикован к ней вниманием, она к нему тоже. Ему нравились её длинные ноги в обтягивающих лосинах, грудь под тесной маечкой. Ну и, конечно же, волосы, оттенком напоминавшие вечернее солнце. Ей тоже в нем что-то нравилось. Она для себя не могла дать четких определений, но парень казался неплохим.
Филиппу хотелось что-то сказать, заговорить о чем-нибудь умном, но он просто молча положил ладонь на её спину. Она посмотрела с улыбкой и чуть вытянулась, словно ласковая кошка. Рука под влиянием страсти и земного притяжения заскользила вниз, остановившись лишь в области упругих изгибов. Он окунулся лицом в её волосы и с той секунды утратил контроль. Перестал быть вечно думающей о смысле жизни серьезной лошадкой, став, наконец, человеком. И много раз на протяжении ночи входил в азарт.
– У тебя, похоже, давно?.. – придя в изумление от непрекращающегося напора страсти, мурлыкнула она в темноте одной из роскошных спален.
– Невероятно давно, – прошептал Филипп.