Через несколько дней у Николая Даниловича Гринёва юбилей – семидесятилетие. Торжеств по этому поводу они с женой не собирались устраивать, поэтому гостей официально не приглашали. Жили они от своих знакомых и друзей, как говорится, на отшибе, в райцентре, а друзья и все родные и близкие – в Севастополе. Гринёвы тоже долго жили в Севастополе, более тридцати лет, но вот уже девятый год - тут, в тихом зелёном городке, куда далеко и долго ехать. Но всё равно они готовились, на всякий случай, если кто отважится приехать.
За три дня до юбилея позвонили Холодовы, старые друзья Гринёва, и пообещали обязательно приехать. Дима, зять Гринёва, тоже обещал обязательно приехать. Константинова Володю Николай пригласил уже сам. Ещё кто-то позвонил Лоре и спросил, не будет ли она против, если они приедут два или три человека. Но назваться отказались, сказав, что это будет сюрприз для Николая Даниловича. После таких звонков Гринёвы начали готовиться к юбилею уже не «на всякий случай», а основательно.
Погода до этого стояла морозная и снежная, а в юбилейный день пришло тепло - семь градусов выше нуля. Снег начал таять. Образовались лужи, а под ними лёд.
Николай с Лорой с девяти часов утра уже начали прислушиваться, ожидая гостей и гадая, кто может приехать по такой погоде.
Первым пришёл Дима. Он подарил Гринёву карманные часы, а Лоре – коробку конфет. Часы Данилычу понравились. Почти вслед за Димой пришли Холодовы, Сара и Володя. Сара с радостью на лице обняла Николая. Они подарили ему бутылку коньяка, коробку конфет, тридцать гривен в конверте и сказали, что Володя Константинов приедет десятичасовой электричкой. Данилыч тут же прикинул: «это же он приедет к нам на час позже». Поэтому предложил, не дожидаясь Константинова, садиться за стол. Сели, выпили по первой. Стали произносить тосты ко второй. Сара отказалась и стала настойчиво всех уговаривать не торопиться – подождать Володю Константинова.
— Ничего, мы ему нальём штрафную, – весело ответил Гринёв.
— Нет. Это будет просто неудобно, – убеждала она.
Пока поговорили о том о сём, послушали музыку, пришёл и Володя Константинов со своей новой подругой. (Он уже несколько лет был разведённым.) Зовут его подругу Фаина. Она невысокого роста, худощавая, не очень симпатичная, все зубы из жёлтого металла. Во всяком случае, Николай не заметил у неё ни одного естественного. Володя почти не изменился за те четыре года, что они не виделись с Гринёвым, только немного похудел, отчего его некогда большой двойной подбородок теперь старчески одряблел и обвис. Но лицо осталось прежним. Гринёву бросилось в глаза, что он немного скован, вроде стесняется чего-то, хотя ему тут все знакомые – свои люди. Такое впечатление, что он испытывает неловкость за свою подругу. Данилыч решил прийти к нему на помощь и, обращаясь к Фаине, сказал:
— Здесь все свои. Так что не стесняйтесь, чувствуйте себя свободно, как дома.
Только Лора всех рассадила, и компания не успела взяться за рюмки, как в дверь постучали. Она пошла открывать. Данилыч тоже поднялся из-за стола и, пока выходил в коридор, услыхал хорошо знакомый голос Владимира Вилленовича Фёдорова, который приехал не один, а с Геннадием Максимовым. Гринёв обрадовался приезду Фёдорова, так как с большим уважением относился к нему. Но приезд Максимова его очень удивил.
Когда вновь прибывшие со всеми перездоровались, хозяева пригласили их садиться за стол. Сели. Вдруг Владимир Вилленович полез в свою сумку, достал оттуда большой бумажный пакет и со словами «сначала официальная часть» вытащил из пакета красную папку и вручил её Гринёву. Это был «Адрес». Николай подумал, что это шуточный «Адрес» от друзей.
Лора взяла из рук мужа папку и спросила Фёдорова:
— Можно зачитать?
— Конечно. Даже нужно, – улыбнулся тот.
Это был официальный «Адрес» от администрации и профкома предприятия, где Гринёв проработал последние тридцать семь лет. Николаю показалось, что Дима и Константинов были приятно удивлены. Но вот Сара начала меняться в лице буквально на глазах. Улыбка исчезла, в движениях появилась напряженность и нервозность, в словах – едва преодолеваемое раздражение.
Лора зачитала «Адрес» до конца, огласила подписи директора предприятия и председателя профкома. Все зааплодировали, нехотя даже Сара два раза хлопнула.
Фёдоров со словами: «А это приложение к «Адресу», вручил Гринёву конверт. Тот сунул его в карман, не раскрывая.
В конверте была денежная премия в размере полугодовой пенсии юбиляра. Эту подробность Николай узнал потом, когда вышел в другую комнату, чтобы заполнить и подписать бухгалтерский ордер.
После «официальной торжественной части» последовали тосты. В общем, началось неофициальное торжество – обед. А Сара уже не могла унять своё раздражение и злость, хотя и пыталась скрыть их за более – менее миролюбивым тоном. Но выражение лица, слова и поступки выдавали её. А тут ещё Генка Максимов, обращаясь к хозяевам, сказал извинительно:
— Должен был приехать сюда сам председатель профкома, но он в командировке.
Немного погодя, когда захмелел, он, вероятно, вспомнив что-то, опять повторил:
— Да, Николай Фёдорович очень хотел приехать, но его послали в командировку. И он попросил меня поехать.
Обслуживая гостей, Лора успела переодеться в красивый шёлковый халат. Домашний слишком уж был… домашний. Сара, увидев её в новом одеянии, прошипела ей по-змеиному:
— Зачем ты надела этот халат? Это неприлично! В таком халате только любовников принимать.
Можно подумать, что она имеет богатый опыт в этом деле. По всему было видно, что это бестактное замечание при всех очень смутило Лору и озадачило.
Наполнили рюмки, провозгласили тост во здравие юбиляра. Сара не пила и на своего Володю начала давить. Когда наливали рюмки, она протестовала.
— Мне не надо! Ну, если капельку только.
— Володе не надо много. Хватит! – всё время командовала она.
А ведь Холодов любит и выпить, и покушать, и пошутить.
Отведали первое блюдо. Лора убирает пустые тарелки, чтобы заменить их чистыми и разложить в них жаркое, а Сара опять раздражённым голосом делает ей замечание:
—Зачем ты убираешь тарелки? И вообще, закуска вся должна стоять на столе.
Лора, не вступая с ней в полемику, молча продолжает разносить жаркое.
— Мне не надо! Я не хочу! – Громко, чтобы все слышали, опять вызывающе заявляет Сара. – А Володе это много. Отложи!
Хозяйка делает своё дело, и что-то ей отвечает миролюбиво. Тогда раздражённая гостья хватает тарелку мужа и куда-то откладывает часть жаркого, оставляя ему небольшой кусочек курицы.
Холодов явно недоволен таким распорядительством жены, но молчит и, сдержанно сопя, ёрзает на стуле.
— А вообще, так не делается. Все блюда должны быть выставлены на столе сразу, – добавляет Сара Михайловна торжествующе.
Когда выпили по максимуму и закусили, начался разговор. Естественно, он перекинулся на тему о предприятии, где и Гринёв, и Холодов, и Генка Максимов, и Дима проработали не один десяток лет. Рассказывал Владимир Вилленович. Он ещё работал там начальником отдела кадров. В его рассказ неуклюже вклинивал своё косноязычие Максимов.
Гринёв слушал Фёдорова с интересом, изредка вставляя свои короткие характеристики и замечания. Он хорошо знал производство и людей, поэтому мог дать характеристику любой ситуации и многим работникам.
Всё это время Николай почти не смотрел на Сару, тем более, что она сидела спиной к окну, а он – по другую сторону стола и свет бил ему в глаза. Но всё равно, когда он изредка бросал на неё взгляд, то видел на её лице всё то же сплошное недовольство и раздражение, которые она уже и не пыталась скрывать.
Потом Максимов захотел покурить, и все вышли на балкон. Там немного подышали свежим воздухом, пока Генка активно наполнял свои лёгкие табачным дымом. Вернулись за стол.
Ещё провозгласили пару тостов. Гринёв пошёл на кухню, чтобы приготовить кофе, а хозяйка начала убирать со стола пустую посуду и тарелки с остатками закуски, которую уже никто не ел, она только мешала гостям. Холодова опять запротестовала требовательно-наставительным тоном.
— Зачем это убирать? Это не убирают. Пусть всё стоит на столе до конца. Может быть, кто-то захочет ещё.
— Но перед сладким стол должен быть чистым. Ничего не должно быть лишнего,– мягко возразила Лора.
Гринёв старался не замечать этого, мягко говоря, неприличного поведения гостьи. И не вмешивался, чтобы не спровоцировать скандал.
— Нет! Так не делается, – настаивала Сара, изнывая от распиравшей её злости.
Хозяйка тем не менее убрала всё лишнее со стола, а хозяин принёс кофе. Сара Михайловна вдруг встрепенулась:
—Хватит кушать!– Бесцеремонно и громко скомандовала она. – Нам уже пора ехать. Время!
— Ты што, Сара? До электрички ещё больше часа. Што нам там делать на вокзале? – первым так же бесцеремонно возразил ей захмелевший Генка.
Все дружно согласились с ним. Но она уже не могла сдерживать этот мощный поток негативной энергии и выплеснула её на хозяев в виде очередного нравоучительного замечания.
— Этот кофе обязательно кипятится, его нельзя так заваривать.
Фёдоров мягко и негромко сказал:
— Всё нормально. Хороший кофе.
— Ты што, Сара, очумела? Этот кофе не кипятят,– громко, развязно и категорически заявил Максимов.
Та смолчала, но, судя по её лицу, стала ещё более недовольной. Попили кофе, побеседовали и все дружно пошли одеваться.
Сара начала помогать своему мужу одеваться, так как после микроинсульта правая рука у него плоховато слушалась. И тут стало очень заметно, как Сара расстроена. Она за всё время застолья выпила всего одну рюмку ликёра в самом начале, ещё до прихода Константинова, а когда помогала Володе одеваться, руки у неё так дрожали, что она не могла застегнуть ему молнию на куртке.
«Странно, что с ней приключилось?»- недоумевал Гринёв, глядя на неё.
Так и не справившись с этой сложной операцией, она невпопад, как-то лихорадочно начала застёгивать кнопки.
— Сара, а ты, случайно, ширинку ему не помогаешь застёгивать? – Насмешливо «ляпнул» Генка.
Она не удостоила его ответом. Володя пытался объяснить жене, что сперва нужно застегнуть молнию. Сара в растерянности опустила руки, но всё равно ответила твёрдо.
— Ничего! И так можно.
Гринёву её просто жалко стало.
— Вот женщины, вроде и не пьют, а с мужской одеждой справиться не могут, – улыбаясь по-свойски, сказал он добродушным тоном.
– Ему же будет задувать под куртку. Нужно обязательно молнию застегнуть. Ну-ка, Сара, отойди. Я сам помогу Володе.
Николай застегнул, как положено, куртку Холодову и попрощался с ним. Все уже оделись и ждали на лестничной площадке.
Проводив гостей, хозяева занялись уборкой и мытьём посуды. Вечером Гринёв обзвонил всех гостей. Доехали они нормально.
Но Сара и там, когда компания вышла на улицу, отделилась от всех и пошла на маршрутное такси. Остальные пошли на вокзал пешком, чтобы развеяться после застолья. А когда Николай всех обзванивал, Сара не подошла к телефону, хотя обычно всегда она берёт трубку. А в этот раз взял Володя.
Когда уставшие от юбилейных хлопот, Лора и Николай сели у телевизора отдохнуть, последний сказал жене:
— Интересно, что было бы с Сарой, если бы я тут же за столом объявил о размере премии, которую мне вручил Фёдоров?
Лора ответила сразу, так как сама думала в это время о том же.
— Я думаю, что могло бы случиться одно из двух: либо она сразу уехала домой, сославшись на нездоровье, либо её мог хватить удар, как говорят в народе, то есть или инфаркт, или инсульт. Ведь если она так откровенно зло отреагировала на «Адрес», то размер премии её мог бы убить.
— Да, ты права. Она бы этого не вынесла. Пришлось бы «Скорую» вызывать, – невесело усмехнулся Николай. – В этом, наверное, и заключается пресловутый человеческий фактор. Ведь, чего она так взбеленилась? Зависть! Вот что было в основе её злости и раздражения. Когда-то, в самом начале шестидесятых годов я, устроившись на работу, был в подчинении Холодова целых четыре года, до получения диплома, а последние десять лет вплоть до нашего увольнения в 1999 году он был в подчинении у меня. Но Сара в душе продолжала считать, что ничего не изменилось в жизни. Но вот «Адрес» ей напомнил, что она заблуждалась. И, как видишь, её психика не выдержала – взбунтовалась.
2003г.