«Зверь зверушку и съест…»
Следующая моя встреча с творчеством Д.С.Мережковского состоялась в театре. Театралка, можно сказать, с детства, посмотрев множество постановок, особенно пьес Чехова, я чувствую особое удовольствие от спектакля, пролистав накануне известную пьесу или прочитав незнакомую.
Мне интересен режиссёрский замысел, удачные находки в его воплощении. Но когда актёры истово изображают совокупление, когда актриса, «рожает», и, лёжа на столе, раздвигает ноги в зрительный зал, когда актёр справляет «нужду» на сцене… и всё это подаётся как новаторство!..
Разбавление классики подобными режиссёрскими «штучками» на потребу примитивному зрительскому вкусу, считаю унижением классиков, актёров и зрителей.
Со спектаклями по пьесам Мережковского Таганрогскому театру имени А.П.Чехова, можно сказать, повезло. В две тысячи пятом году режиссёр Георгий Кавтарадзе поставил спектакль «Царевич Алексей», а в две тысячи десятом – «Павел Первый или Царство зверя».
Конечно, драматург Мережковский мне не был знаком вообще. Уже поняв масштаб этой личности, я с интересом отправилась в Интернет.
Должна заметить, что Г.Кавтарадзе – не редкий гость на наших подмостках. И мной замечено, что он в спектаклях, где нет и намёка на русские «национальные особенности», например, в «Гамлете», находит «художественные» средства для их акцентирования. Что уж говорить о «Царевиче Алексее», где автор не щадит национальных чувств русских.
«…Смрадные дикари, - говорит лейб-медик Блюментрост в пьесе «Царевич Алексей», - медведи крещеные, которые, превращаясь в европейских обезьян, становятся из страшных жалкими. …Рабы любить не умеют. Подлая страна, подлый народ!».
Читать и слышать это, и не только это, со сцены было больно.
И это открытие: о нации, к которой принадлежишь ты, другие нации могут думать и так! было ошеломляюще неожиданным. Оно ввело в ступор, породило вопросы: За что? Справедливо ли?
Самое драматичное состояло в том, что по пьесе оказывалось: было и за что, и в какой-то мере – справедливо. И, если подходить к этому, как к «лечебному средству», то, наверно, его стоит проглотить. Памятуя, сладких лекарств не бывает! И дай Бог, чтоб это помогло.
А если Дмитрий Сергеевич – тот человек, представление о котором у меня сложилось до «встречи» с ним как с драматургом, то не думаю, чтобы он не страдал и не мучился, говоря это о русских и России. Да упокоится его душа.
Изображение им кульминационной сцены прощания Петра Первого с сыном – подтверждение тому. Она драматична на столько, что читатель и зритель не может не сочувствовать обоим, получая то, зачем, собственно, и ходит в театр, - катарсис.
Если в «Царевиче Алексее» лишь в конце пьесы прозвучало из уст царевича: «зверь, антихрист».
«Кровь сына, царскую кровь, ты первый на плаху прольешь, и падет сия кровь от главы на главу ... накажет Бог Россию за тебя, злодей, кровопийца, зверь, антихрист!».
То в пьесе «Павел Первый» «зверь» становится символом и царит везде, в каждом, он даже там, где – Бог, рядом с ним.
Особенно ярко проявляется в Павле, в его противоречивом характере, какой может выйти лишь из-под пера Достоевского, с амплитудой чувств: от жестокосердия – до способности видеть фиалку, растущую на камнях, и любоваться ею. Страх превратил его в зверя, откровенного, убеждённого в своей правоте.
Он житейски мудр, звериным чутьём постиг глубины зверино-человеческой природы, и, воздействуя на рычаги, управляющие ею, добивается поразительных результатов. Жертвы его муштровки преданы ему и готовы положить за него жизни.
Но и будто потерял рассудок, предчувствуя свою гибель. Павел не хочет верить, что его сын станет отцеубийцей, «убийцей помазанника Божьего». Он хочет верить в любовь детей к себе, в любовь подданных, но одинок в их толпе. Лишь княгиня Анна Гагарина искренне любит и жалеет его.
Великолепен «хитрый зверь» - граф Пален, ловкий царедворец, вершивший историю государства по своим соображениям. Изощрённой подлостью он укрощает одного «зверя» - Павла; ложью пробуждает «зверя» в Александре. Тот пытается бороться со «зверем» в себе, но проигрывает битву, потому что слаб и неволен.
А как мастерски выписана сцена с «освободителями», трусившими «зверьками» перед страшным «зверем»! В пьяном угаре, они решают судьбу России между игрой в карты, анекдотами, пением площадных песен, выяснением отношений.
Потрясает то, что, практически, ничего не меняется и через столетия…Воистину сознаёшь глубину великой мудрости: «Кто жил и мыслил...».
***
Известно, сослагательное наклонение в истории не работает, но если б не то злополучное выступление по французскому радио в тысяча девятьсот сорок первом году, мне кажется, высокохудожественные произведения Мережковского изучались бы в школе и институте, своею прямотой и честностью формируя такие Личности, благодаря которым можно гордиться принадлежностью к русской нации.