Импотент

Леонид Лялин
     На военно-морском флоте, как и положено, в военном деле, каждый день что-нибудь стреляет или взрывается. Когда это происходит по плану - это называется боевой подготовкой, а по расхлябанности служивых - то ЧП, чрезвычайным происшествием. Боевую подготовку все приветствуют, а с разгильдяйством - борются! Как? Есть разные способы этой борьбы. Лучшим у отцов-командиров считается проведение очередных совещаний.
     В береговой технической базе, расположенной на самой восточной окраине Советского Союза, после очередного ЧП, связанного с нарушением взрывопожаробезопасности в «чистую пятницу» - судный день выбивания подати из недоимщиков-бездельников на подведении итогов идет очередная дрючка всего личного состава. На флоте всегда так, у соседей что-то случится, а у тебя задница болит по принципу - «Бей своих, чтоб чужие боялись!»
     Дело происходит в клубе части, убогом и тесном, как корабельный трюм. На небольшой пыльной сцене стоит массивный стол, похожий на надгробие, за которым сидит с умным видом командование береговой базы. Начальство освещается со спины лампами дневного света, от чего лица флотолюбцев кажутся зловеще темными, как в преисподней.
     Посредине сидит командир, рядом справа свежий, как покойник замполит части, слева - приклеенный к стулу главный инженер. Начальник штаба сидит около трибуны, вполоборота повернувшись к командиру. Он готов в любую минуту по движению брови кэпа вскочить и зачитать приказ об очередном наказании кого-нибудь и за что-нибудь. На шкентеле, то есть в конце стола понуро, как ни от мира сего сидит заместитель командира по морским делам, сокращенно «Замком по морде».
     Перед начальством в «партере» на расшатанных деревянных креслах расположились замученные службой офицеры и мичмана части, которые всей душой стремятся домой, как стакан к водке. По залу вместе с ленивыми мухами плещется удушливой, слезоточивой волной похеризм к службе и выступающим начальникам. Скука стоит такая, что присутствующие рады бы фиолетовому бесу, если бы он совсем одурел и забрел бы на эти военные «посиделки».
      На совещании неистово выступают все заместители командира. Каждый из них считает своими долгом помимо темы укрепления воинской дисциплины, подстрижки личного состава и нарушений порядка службы привести свой наглядный пример в «картинках», который может привести к плачевным результатам в работе с взрывоопасными элементами ракет.
     На грязно-коричневую трибуну с покосившимся гербом Советского Союза, как черт из бутылки с гипертоническими глазами взбирается «Замком по морде», которого именуют Евгений Борисович. Между собой все его зовут просто - Наш ЕБ! По его лицу видно, что у капитана 2 ранга после вчерашней пьянки в голове от виска до виска перекатывается пушечное ядро Оно готово вывалиться из головы и шарахнуть присутствующих, чтоб служба им не казалась медом.
     С улыбкой дворового кота, ЕБ начинает, как и его предшественники, «петь» на тему как наши корабли бороздят «просторы Большого театра». Его музыка слов всех умиляет, как реквием Шопена. В зале одни, глядя на зама, начинают липко дремать, другие - втихаря не обращая ни на кого внимание, играют с соседом в «морской бой». В воздухе висит запах зеленой тоски. Капдва чувствует это и чтобы как-то расшевелить бескрайне раскинувшееся перед ним служивое «болото» решает применить нестандартный педагогический прием. Он кидает в переполненный служивым людом зал, как камень в пруд незатейливую фразу:
      - Вот мы говорим о взрывопожаробезопасности! О строгости в обращении с ракетным оружием! - посмотрев в зал и озадаченно почесав лоб, похожий на маленькое надгробие, ЕБ с иезуитской улыбкой делает многозначительную паузу.  - А знает ли кто из присутствующих, к чему может привести брошенный без присмотра простой пиропатрон от боевой ракеты
     Пиропатрон - это инициирующее устройство для воспламенения пороха в ракетных двигателях, состоящее из электрического воспламенителя, контактного устройства и пиротехнического состава. В кругах вооруженцев эта штучка называется просто «масленком».
     Толпа офицеров ракетно-технической базы, на фразу ЕБ реагирует инфантильно. Одни пожимают плечами, а другие, включив «дурака» на полную громкость кричат с мест:
     - Не знаем. Мы это в школе не проходили, нам это не задавали…
     - Не знаете? - переспрашивает святой, как Папа Римский зам и с неподдельным сожалением резюмирует. - Не порядок!
     С отцовским укором ЕБ смотрит поверх голов на сидящих в зале офицеров, как адмирал Нельсон при Трафальгарской битве. Потом молча, вразвалочку неторопливой походкой старого баклана идет в глубь сцены. Все ждут, что будет дальше. В пыльном углу капдва начинает интимно возиться с каким-то прибором и кучей электрических проводов, видимо заранее приготовленных им для какого то «демонстрационного» показа.
      Толпа «боевых слонов» молча, с интересом и заинтригованно следит за уверенными действиями зама, пытаясь как бы своими взглядами заглянуть ему за спину. Командир, сидящий во главе стола и повернувшись вполоборота в глубь сцены, тоже заворожено следит за непонятными действиями зама. Все пытаются понять - что он хочет сотворить. За окном клуба, где происходят все наши лихие драматические военные события, жизнь идет своим чередом. Любимый личный состав разбрелся по всей административно-технической территории части и нарушает безобразия.
      Вдруг через некоторое мгновение в зале клуба… раздается страшный грохот, который перетряхивает не только клуб, но и  воинскую часть, отзываясь ужасом по нервам. От неожиданного взрыва в зале начинают с потолка сыпаться лампочки, раздается грохот падающих кресел, и как по волшебству падает портрет Карла Маркса, загаженный мухами. Какая-то медная бздюлька, со свистом пули мелькнув над головами присутствующих, уходит в косяк окна.
     Командир не успевает рявкнуть на начальников, как пыль на сцене приподнимается сантиметров на пятнадцать над полом, дергается, будто при срабатывании гранаты ручного гранатомета на полигоне и начинает медленно-медленно оседать, словно листья в лесу. Черные вороны за окнами клуба с перепуга падают, словно убитые, машины застывают асфальтом на дороге. Спящий завклубом юный лейтенант с мраморными мозгами в конце зала, ищущий во сне ответ на вопрос - «Есть ли у пингвинов коленки?» спросонья падает вместе со стулом. Стул разваливается.
      - Ой, бля! – с «ять» на конце успевает вскрикнуть замполит, у которого голый черный галстук становится раком. Больше «инженер человеческих душ» ничего сказать не успевает.
     Вместе с пылью под столы на сцене резво оседает-сползает весь командирский триумвират, будто оплавленный сырок «Дружба». Резкий запах пироксилина вызывает тошноту у некоторых молодых офицеров. Первые ряды кресел перед пыльной сценой мгновенно пустеют. Народ «стекается» омлетом под стулья на щербатый пол. Брюки у некоторых от детской неожиданности тоже непроизвольно «ржавеют». Наступают странно-печальная тишина и строгий полумрак, будто в полдень в публичном доме. В зале начинает пахнуть скандалом и войной! Замком по морде, выходит из угла сцены, отряхивается от пыли и сигаретных бычков и как ни в чем не бывало продолжает:
     - Запомните! Неаккуратное обращение с пиропатронами может привести к импотен…
     Старый как дерьмо мамонта командир, весь в пыли и соплях подчиненных на весь зал с места, не дав договорить своему заму, начинает переливчато орать во вовсю свою необъятную луженую глотку благими трехэтажными русским эвфемизмами:
     - Ах, ты, сучий потрох! Не можешь срать - не мучай жопу, бедуин беременный! Выкидыш пиявки, растудыть тебя в копчик, в крестителя и всю дорогу по-пластунски… - кэп налившись ртутной злобой в раже начинает припадочно заходиться. - Ты, шерстяное коромысло на хрену опарыша! Предупреждать надо заранее, что хочешь сотворить, козел деревянный! Вот так и становятся импотентами…
     Служебная тональность монолога начинает постепенно переходить в эротическую, а где-то даже в открытую порнографию. Командир с родными мать-перемать высказывает своему заму все, что он думает о нем, о давно его умерших бабушках и дедушках, о воинской службе и ВПБ - взрывопожаробезопасности в целом и в частности о дурной инициативе на флоте. Не забывает пройтись по естественным и противоестественным связям своего ближайшего подчиненного и всей его родни. Особое внимание уделяет старым усохшим гениталиям своего зама. Командор, извергая гром и молнии, из усатого рта походя, проходится по его папе с мамой, которые ЕБ сделали не в то время и не тем местом. Слово «мать» склоняется на разные лады, но все остаются живы. От крика и хая, облака на небе кукожатся, листья на деревьях - вянут. Толпа служивого народа мгновенно просыпается от своих дум и от хохота выпадает в радиоактивный осадок. Клуб ходит ходуном с полчаса, после чего звучат сакраментальные оправдательные слова зама:
     - Товарищ командир! Но ведь жертв и разрушений нет!
На ржанье молодых мужиков сбегается половина части. Потом, когда присутствующих спрашивали, что это было, все отвечали:
     - Командир учил ЕБ требованиям взрывопожаробезопасности и всех лечил от импотенции! Флот не терпит импотентов!
     Народ получил неописуемое удовольствие от профилактического «мероприятия» и наградил безумного Евгения Борисовича крылатым прозвищем «Импотент».