Вьётся о стержни холодное пламя, слышен арканов гул.
Бьются друг с другом рабочие души, мастер угрюм и сутул.
Видно, что стар он, и видно, что мудр, но не бессмертен он.
Злобное слово, краткость забвенья – и был он навеки спалён.
Движут друг другом эфирные воли, душу творца вознося.
Слышно и видно всё точно до боли… О мастер! Давай же, воссядь!
И мастер, усталый, на трон восседает, последний явив компонент.
Зажглось жаром пламя, смирилися души, задвигался рун постамент.
“Неверие! – крикнет священник. – Спасти всех, разбить всё и сжечь!”
“Спасение!” – скажет мудрец…
Столкнутся два идола, два идеала – и грянет кровавая сечь.
А мастер угрюмый, беззвучно и горько, обрёкся весь грех созерцать.
И верные души, и алые стержни сослужат создателю службу опять.
И будут злодеи сжигаться их злом, и будут алкатели в вечной печали!
Пребудут же глупые в дымном смятеньи, пребудут же трусы в кошмаре вовек!
Да будут обманщики скрыты от правды, и будут все воры обречны на бег!
И будет свет мастера к тем нисходить, кто Истине друг и кто в той же печали...
Вьётся о стержни белое пламя, слышен арканов гул.
Служат все души единому Богу, угрюм Он, печален, сутул.
Взглядом тяжёлым Он грех подмечает, тихо глаголя: “В Ад”.
Праведник свету открыт, безоружен, грешники в страхе дрожат.