Рассказ опубликован в журнале "Дружба народов", №7, 2016 г. Вошёл в Зорана Питича книгу "Поиски разумной жизни на Земле и за её пределами".
Когда я пытаюсь представить, что такое "человеческое достоинство", то вспоминаю величественную бабушку в очереди за хлебом. Она уже плохо ходила, а в её руках тряслась мелочь, заранее приготовленная для покупки чёрного хлеба и подсчитанная точно до копейки. Подойдя к окошку палатки, она протянула продавщице несколько монет и сказала:
— Добрый день! Пожалуйста, половинку "Дарницкого".
Эти простые слова она произнесла в высшей степени отвлечённо от своего нынешнего положения согбенного болезнями и старостью человека с плохо слушающимися её до сих пор ясный ум руками и ногами.
Она сказала "Пожалуйста, половинку "Дарницкого" так, будто не пришла на рынок в одежде, которой несколько десятков лет, и словно наше государство, которое она строила, платило ей достойную пенсию, а не выдавало скудные средства для полунищенского существования. Она покупала чёрный хлеб, точно билет на оперу Монтеверди или на выставку Караваджо.
Возможно, она и не была одинокой, покинутой в старости родными, а просто не хотела быть в тягость детям или внукам, оплетённым соцсетями или развлекающимся на вечеринках, и ходила за хлебом сама из принципа. Если бы эта старушка только намекнула, что ей не хватает на буханку или просто попросила бы меня об одолжении — я отдал бы ей всю сдачу. Но такие женщины никогда ни о чём не просят. Да и вряд ли она в чём-либо нуждалась, кроме машины времени.
Что за глупости, будто мужчины не плачут? Да, я хотел пролить несколько капель, но не о бренности и несчастьях, постигающих людей, а глядя на то, с каким достоинством некоторые их принимают.
Выйдя из ступора, я купил хлеба с пирожными и понёс их своей любимой бабушке, которая являлась живым воплощением бескорыстной любви, доброты и порядочности. Бабушка закончила всего семь классов школы в деревне под Орлом, однако я уверен, что в 83 года не буду обладать её жизненной мудростью и таким приятием мироздания, как она. Нам - мужчинам - никогда не превзойти способность лучших из женщин благородно стареть, становясь чуть ли не святыми. Большинство из нас превращается в раздражённых от собственного бессилия животных, кем мы и без того являлись; просто пока большинство систем и органов, а также центры поощрения удовольствий в мозге исправно работали, мы старались не рассуждать об этом всерьёз.
Когда я хочу представить, что такое человеческая доброта, то всегда вспоминаю свою бабушку. Или же других бабушек и вроде бы пустяковые истории, с ними связанные.
Я вспоминаю солнечный июньский день в Таврическом саду, куда меня привела Биби. Мы допиваем "Темпранильо" на берегу пруда, встаём с газона и идём по аллее.
— Вам не нужны платки, ребятки? — спрашивает низенькая седая бабуля в изношенном плаще. — Вот, посмотрите!
Бабушка называет какую-то смешную сумму за изящный платок ручной работы, и моя прелестная спутница покупает не очень нужную ей вещь, расплатившись более крупной, чем нужно, купюрой и настаивая, чтобы бабуля не отдавала сдачу.
Она повязывает платок на голову, и мило улыбается мне; а я любуюсь на Биби в ретро-платочке ручной работы, вместо того, чтобы купить у бабушки-рукодельницы хотя бы ещё один. Моя нервная система в подобных ситуациях способна лишь на реакции торможения.
Как говорил Бетховен: "Я не знаю иных признаков превосходства, кроме доброты". В таком случае, нас всех превосходит маленькая Мирослава. "Моя улучшенная копия", — любила говорить Биби про свою чудесную дочку. Если кто-то и может помыслить и построить совершенный и гармоничный мир, где есть лишь абсолютное торжество добра, так это чистое и невинное сознание девятилетней девочки. Мирослава одухотворяет неживую материю, вылепив из пластилина семью мяусимов — забавных зверушек, похожих на котиков, — и поселив их в картонной коробке с пластилиновым интерьером. Я специально зарегистрировался в "Ютубе" под вымышленным именем только для того, чтобы подписаться на её канал, ставить лайки и оставлять хвалебные комментарии, дабы она не расстраивалась от завистливых отзывов злых маленьких девочек, которые, видимо, не получили столько любви от своих родителей, тёть и бабушек, сколько получала его Мирослава.
По сути, мы занимались одним и тем же — конструированием миров. Только Мира сотворила идеальный микрокосм, в котором все друг друга любят, целуют и говорят приятные слова, где нет места злу и насилию. Мира — демиург, который легко может созвониться со своими созданиями по пластилиновому телефону. Когда я смотрю её истории про мяусимов, я впадаю в подлинный катарсис.
Если бы в моём детстве существовали современные гаджеты, я бы тоже выкладывал в Сеть ролики о жизни игрушечных городов. Обычно на их улицах было неспокойно, криминальная обстановка оставляла желать лучшего, часто случались перестрелки и погони. Я любил заполнять всю комнату коробками, кубиками, деталями конструкторов, машинками, солдатиками, железными дорогами трёх разных видов; иногда большой комнаты не хватало, и мегаполис разрастался в коридор. Когда папа приходил с работы, ему некуда было наступить на пол.
— Да я тоже, когда маленький был и дома один оставался, выдумывал все эти города, — говорит мой школьный друг Дима, которому я скинул ссылку на канал в Ютубе.
Мы стояли в подъезде и пили пиво, ожидая Костяна. Два уже достаточно поживших на свете молодых человека, на полном серьёзе обсуждающих мяусимов — пластилиновых котиков из картонной коробки.
— А сейчас все эти города лежат в коробках, в самых тёмных глубинах шкафов и антресолей. Или раздарены детям моих троюродных сестёр и братьев, которые уже сами давно выросли и забыли, как сидеть в комнате и разговаривать самому с собой, будто бы обращаясь ко всей Вселенной. Если я их достану, то солдатики будут молчать, а машинки никуда не поедут.
Дима отхлебнул крафтового стаута из пластикового стакана и сказал:
— Когда я только включил ролик, я сразу не понял, что ты мне прислал. А потом включил звук погромче и заслушался, с какими интонациями она говорит. На самом деле другие дети не поймут всей глубины этой истории. Да и сама Мирослава, когда ей исполнится тринадцать или четырнадцать, наверняка сама застесняется своих мяусимов и будет смеяться над ними. Уже потом, повзрослев, она поймёт, какой неисчерпаемый источник любви и добра бил из неё. И я желаю, чтобы он никогда не иссяк. Выпьем за это! — и мы бесшумно чокнулись бутылкой "Порт-Артура" о пластиковый стаканчик с овсяным стаутом.
Сетуя на свою смертную сущность и страшась безвозвратного ухода в небытие, люди не замечают, что наши белковые тела как способ существования высших форм материи — самый идеальный инструмент для передачи любви друг другу. И ничего совершенней в известной Вселенной пока ещё не возникло.
Размышляя о любви, можно дойти до разрешения фундаментальных вопросов и докопаться до глубинной сути явлений. Ещё лет пять назад я бы посмеялся над самим собой за такую наивную сентиментальность. Однако сейчас меня абсолютно не волновали логические обоснования любви к конкретным людям, ибо она не нуждается в смысловых подпорках. Любовь — это ракетное топливо... нет, это сама многоступенчатая ракета, позволяющая преодолеть земное притяжение и раздвинуть оптические горизонты, чтобы увидеть наше подлинное предназначение и утешить себя этой пафосной иллюзией.
Мы всего лишь сцепление органических молекул, зыбкое сочетание нуклеопротеидов и завихрений квантовых полей. Но чем бы являлись все эти соединения и одинокие субатомные частицы, не осознающие сами себя и мало чем отличающиеся от абсолютной пустоты, если бы каким-то образом не сорганизовались в тебя и меня? И какой была бы Вселенная, если бы в ней не жили мы с тобой и другие мыслящие создания, — такой же пустой и бессмысленной, как и флуктуации космического вакуума, если они не порождают новые одухотворённые миры? Мы соединяем части Мироздания и скрепляем воедино, чтобы оно не распалось и не деградировало через десятки триллионов лет, когда испарятся даже чёрные дыры, как прогнозируют астрофизические теории. Чем больше разумных существ, тем меньше хаоса в Универсуме. Все мы — люди на Земле и иные существа или разумные машины в неведомых и далёких мирах — поддерживаем вселенский гомеостаз. Вас устроит подобное объяснение?
Я сидел ночью за письменным столом за сутки до вылета в Перу, стараясь разъяснить себе и гипотетическим слушателям, что такое настоящая любовь, а заодно и другие человеческие загадки. Совсем скоро я должен был оказаться в Лиме, потом пересечь боливийскую границу и помчаться на велосипеде по "Дороге смерти". Но в мои планы совершенно не входило на ней умирать. Скорее, я собирался действовать в духе героев из античных мифов, когда некоторым из них удавалось спуститься к Аиду и выйти обратно.
Когда метагалактические и экзистенциальные бездны становились слишком невыносимо глубокими и плохо поддающимися анализу, я поворачивался к стене и смотрел на рисунок, на котором чёрный жираф шёл в сторону гигантских баобабов. Раньше он висел на двери комнаты в питерской квартире на 1-й Советской улице, а теперь украшал стену над моим диваном. Для меня эта выполненная немного по-детски картина была дороже любого шедевра мировой живописи. Просыпаясь в Москве, первое, что я видел каждое утро, — это африканский пейзаж, нарисованный Биби, которой я любил рассказывать о Серенгети и Масаи-Мара, куда она мечтала когда-нибудь попасть. Сегодня между нами было семьсот километров, завтра станет двенадцать тысяч. На самом деле — всего лишь ноль целых, пять сотых световой секунды. Смешные цифры, учитывая ускоренное расширение Вселенной, в которой из-за этого когда-нибудь погаснут все звёзды и не останется даже реликтового излучения, если мы и наши потомки не перестанем играть в обезьяний зверинец и что-нибудь не предпримем.
Кто-то сомневается, что время и пространство не властны над настоящими чувствами? Так оно и есть, я вас уверяю! Пока не начнутся необратимые повреждения структуры мозга и не произойдёт полный коллапс электрохимических процессов. А до тех пор я абсолютно спокоен. Тем более, что, если память начнёт отказывать, всегда можно открыть папки с текстами и фотографиями на компьютере — этом искусственном недоинтеллекте, который всё никак не может пройти тест Тьюринга. Может, оно и к лучшему, ибо тогда носителями недоинтеллекта станем мы сами.
— Можно у вас кое о чём спросить?
Посередине тротуара на Лиговском проспекте стоял паренёк с потёртым рюкзаком. Почему-то у меня возникло ощущение, что стоял он там уже давно и не выходил за пределы воображаемого круга.
— У нас нет денег, братишка, — поспешил я упредить его вопрос. — Вернее, мы потратим их на вино.
— И на сигареты, — добавила Биби. — Может, у вас найдётся прикурить?
— Нет, я не курю. Но почему вы сразу так подумали обо мне?
— Возможно, потому, что пока я гулял вчера один по Питеру, раздал всю мелочь симпатичным бродягам, алкашам и обычным прорицателям ядерной войны. Кстати, Биби, ты в курсе, что она начнётся в 2020 году 22 июня в 4 утра?
— Какое совпадение! Сколько ты дал ему за эту информацию, Стас?
— За минуту до этого он поведал, что много лет назад обладал огромной властью и проиграл в Лас-Вегасе несколько миллионов долларов. Я посчитал, что такой могущественный человек не нуждается в моих жалких подачках. Не сочти за оскорбление, но в твоём новом городе количество фриков на квадратный километр просто зашкаливает.
— Это он не про вас, молодой человек! — вступилась Биби за всех питерцев, хоть и родилась в краю, где цветут лотосы.
— Ну конечно же не про вас, вы же ещё у нас ни о чём не спросили!
Парень поначалу полез было в рюкзак, однако, прослушав наш диалог, словно передумал и не знал, что ему делать дальше. Набравшись мужества, он всё-таки выпалил:
— Я хотел вас спросить, знаете ли вы, в чём смысл жизни?
Биби понимающе улыбнулась и ласково посмотрела на него:
— Уж точно не в Кришне. У тебя же там в рюкзаке книги, кришнаитская литература?
— Как вы догадались?
— Ты говоришь с просвещёнными гедонистами, — засмеялась она. — Вряд ли твои доводы смогут нас хоть в чём-то убедить.
— Твой Кришна — всего лишь восьмая аватара Вишну, — сказал я, поддерживая градус просвещённости.
— Сколько тебе лет? — спросила Биби. — Семнадцать, восемнадцать?
Паренёк немного смутился и решил мужественно накинуть себе пару лет:
— Побольше. Девятнадцать!
— Оставь свои книги, пойдём лучше с нами, погуляем, выпьем вина! — предложила Биби.
— Я не пью вино.
— Или ты не можешь сойти с этого места? Зачем ты следуешь чьим-то указаниям? Ну ладно, бери свои книжки и пошли с нами! Мы расскажем тебе о смысле жизни, только не стоя здесь на тротуаре.
Юноша и впрямь стоял здесь довольно долго, но был непоколебим:
— Вы не можете ничего знать о нём и о том, что с вами будет, не приди вы к Кришне, вот это я знаю точно.
О, как раз ты-то ничего и не знаешь, малыш. Когда ты поймёшь это, встретив хорошую девочку и гуляя с ней по паркам, мы будем уже далеко. Вспомни потом наши слова и выпей за нас. Надеюсь, к тому времени я ещё не буду удобрять собой деревья в других парках.
Но вслух я произнёс: "Харе Кришна!" — прощаясь с ним и оставляя его в воображаемом круге на проспекте.
— Биби, ещё бы чуть-чуть, и он уверовал бы в просвещённый гедонизм! Из тебя получилась бы хорошая проповедница!
Я готов был следовать за ней даже в торговые центры, от которых в обычной жизни испытывал одно лишь раздражение.
— Мне кажется, мы почти спасли его! — согласилась она. — Слушай, Стас, а нам обязательно идти в "Асторию" — тебе слишком нужен этот литературный бомонд?
— Мне он вообще не нужен, особенно когда ты рядом со мной. Даже если бы меня вдруг объявили лауреатом "Нацбеста" и любой другой премии, я бы всё равно провёл этот день так же. И ты знаешь, что это не пустые слова. А разве ты не должна ещё встретиться с Аней?
Биби достала телефон и показала разряженную батарейку:
— Давай лучше приготовим вместе плов! Ты ведь будешь помогать мне?
— Конечно! — согласился я. — Однако должен вас предупредить, милая сударыня, что я ни разу в жизни не резал лук, но ради вас готов немного поплакать незамутнёнными счастливыми слезами! Только сначала купим твой любимый "Карменер" и залезем на крышу! Хорошо?
— Хорошо!
Мы пили из горла чилийское вино, сидя на петербуржской крыше, освещаемые закатными лучами, а её развевающиеся от ветра волосы щекотали мою щёку. Примерно такие кинематографические грёзы посещали меня целый год, который я провёл в философско-спортивной аскезе. А теперь я действительно находился в своей осуществлённой мечте рядом с этой чудесной девушкой, вполне отчётливо осознавая, что, когда захочу вспомнить "лучшие моменты жизни", это будет один из них.
— А знаешь, — говорю я, — прямо сейчас Вселенский квантовый компьютер автоматически вносит изменения в наши личные папки, которые повлияют на всю его работу в целом. И я думаю, от них он станет функционировать лучше!
— Ты считаешь? Но он же не сломается совсем без нашего вмешательства? — улыбнулась Биби, изображая чрезвычайное беспокойство.
— Пока не сломается, однако необходимо смотреть в будущее!
— Нет, подожди с будущим. Подожди, я серьёзно... Это что же, если сейчас где-то идёт война, значит, в другом месте люди не полюбили друг друга?
— Всё гораздо сложнее, Биби! Если Вселенная работает как один огромный компьютер — из-за этого может возникнуть короткое замыкание или что там бывает у квантовых компьютеров. Вся система даст катастрофический сбой. От подобных диссонансов где-то вспыхивает Сверхновая или сталкиваются галактики, — я всё больше углублялся в недоказанные теории под действием "Карменера".
— О боже!
Моя очаровательная соратница по борьбе с энтропией с недоверием посмотрела на меня, и на её выразительном восточном лице снова заиграла загадочная улыбка:
— И что же нам делать, чтобы не допустить всего этого?
— Мы постоянно должны думать о поддержании космологической гармонии!
Она повернулась навстречу уже почти зашедшему за крыши домов солнцу, села поудобнее и высказала маленькую просьбу, слегка откинув голову назад и посматривая в мою сторону:
— Почеши мне спинку. Да, вот так хорошо!
Биби произнесла это с таким выражением — игриво и в то же время, словно изрекая сакральную мудрость, — что я и сам поверил, будто на моих глазах она спасла часть Вселенной от начинающегося разрушения.