Однажды, мне довелось встретиться афганцем, настоящим рэксом ВДВ, который в 1978-1980-х годах проходил службу в 105-й гвардейской воздушно-десантной (Ферганской) Венской Краснознаменной дивизии. И вот, что мне рассказал Анатолий Николаевич Кривчиков...
Семья
Все мужчины в нашей семье были настоящими мужиками, от армии не косили, дома на печке не сидели. И дед, и отец, и я, свой долг Родине отдали сполна. Дед воевал в Великую Отечественную, отец был кадровым военным, я воевал в Афгане.
Дед Андрей, папин отец, коренной белгородец - погиб при форсировании Днепра. Там полегло столько солдат, что поначалу не было им счета. Когда пришло известие, что пропал без вести, бабушка не поверила. Всё ждала, ждала, думала вернётся. Потом только получила похоронку.
Когда стали бомбить Белгород, она забрала свой нехитрый скарб, детей, и «эвакуировалась» в Стрелецкое. А когда немцы отступили, оказалось, что от дома на Везельской, где жила наша семья, ничего не осталось. На месте пятой школы - болото, всё разрушено. Где-то надо было искать пристанище. В доме на Воровского, где сейчас миграционная служба, сохранились стены и крыша, ни дверей, ни окон не было. Там и обитали.
Отцу во время войны было 10 лет. Все тяготы и лишения оккупационного периода легли и на его детские плечи. Старался помогать матери по силе возможностей. А когда выпадало свободное время, они собирались вместе с другими мальчишками, и на спор, с закрытыми глазами разбирали и собирали оружие, найденное в руинах и на улицах послевоенного Белгорода. Это пригодилось, когда отец ушел с военной службы на пенсию. Работал оружейных дел мастером в системе УВД, мог починить любой пистолет и автомат.
А по молодости, колесили они с мамой по военным гарнизонам по всей стране. Не было тогда ни границ, ни барьеров. Я, например, в Кутаиси родился, там в конце пятидесятых отец проходил службу. А в 1961 году мы вернулись в Белгород.
- Что меня сейчас связывает с Кутаиси? Харьков. Не удивляйтесь. Белгород - побратим Харькова. И Кутаиси, побратим Харькова. Вот и всё, что нас связывает.
Служил я в 105-я гвардейской воздушно-десантной Венской Краснознаменной дивизии, в/ч 93629.
О том, чтобы не идти в армию, даже мысли ни у меня, ни у моих друзей не было. В нашем, 20-м веке считалось, если не служил, значит, больной или убогий. А в вашем, 21-м, идёшь служить, значит лох.
Школа
В пятую школу я пошел в 1967 году, уже умея хорошо читать. Отец выписывал газету «Известия», по ней и первые слоги научился составлять. В первом классе, часто читал ему вслух, и на всю жизнь запомнил из газеты такую фразу: «… десантники — воины беспредельного мужества и отваги. Они никогда не теряются, всегда находят выход. Десантники в совершенстве владеют различным современным оружием, владеют им с артистическим мастерством, каждый боец «крылатой пехоты» умеет вести бой один против ста». Я знал её наизусть, и с детства хотел стать десантником.
Где только не пришлось побывать, куда только не забрасывала судьба, до сих пор добрым словом вспоминаю учительницу французского. На русский язык в нашей школе отводилось 3 часа в неделю, а на французский 8 часов. Мог я не знать франсе?
Польский уже выучил самостоятельно, часто бывая в Европе. Однажды в поездке, познакомился с француженкой, свободно заговорив на её родном языке. На вопрос, где живу во Франции, ответил, что я русский и живу России. Она была шокирована, никак не хотела верить мне, что так хорошо, без акцента можно научить говорить в простой советской школе.
- А мы ведь на французском, говорили не только на уроках, а и на переменах, и в столовой. Спорили, писали сочинения, устраивали диспуты, читали Стендаля, Дюма, Гюго в оригинале. Вот он и стал мне как родной.
Однажды, в четвёртом классе меня чуть не выгнали со школы. За что?
Это сейчас может показаться немыслимым, а тогда… По выходным мы с друзьями ходили гулять в парк Ленина. Там была агитплощадка, и каждое воскресенье показывали кино.
Перед началом фильма выступала женщина-агитатор и клеймила позором всех, кто верует в Бога. Обвиняла и в том, что крестятся, и что постятся. Мол, сами не едят и детей мучают. В общем, давала понять, церковь - опиум для народа, а те, кто верует - нелюди.
За порядком в парке следили дружинники, комсомольский патруль и юные друзья милиции. Бандитские парни, мобильные, резкие.
И вот как-то накануне Пасхи бабушка говорит мне, что в Христово Воскресение в церкви на Островского Бога покажут. У меня глаза округлились, - как, самого Бога покажут?
Да, - отвечает бабушка, - плащаничку вынесут, Бога и увидишь. Ох, как же мне захотелось Бога увидеть. Рассказал друзьям, решили мы пойти посмотреть Бога. Только подошли к церкви, а нас комсомольский патруль за ухо и в автобус. Человек 15 собрали и повезли в пятый отдел. Продержали там до утра. Пришли родители, отец дал мне подзатыльник, и я думал, что на этом всё закончится. Ошибался.
Проходит несколько дней, я и думать обо всём забыл. Вдруг объявляют по школе, чтобы все классы вышли на футбольное поле. Мы рады, классно, не учиться! Построили. Стоят все учителя, председатель Совета дружины, комсорг, председатель Совета отряда и милиционер. Выходит директор и трагическим голосом, как Левитан сообщает, что поступил страшный сигнал. В школе появились два боговерующих долдона. Председатель Совета отряда спрашивает- Они что, Богу молятся? Как будем их наказывать?
Директор отвечает:
-Я считаю, что им не место в нашей школе. Давайте отчислим.
Выступает милиционер, и тоже:- выгнать!
В общем, под гиканье и свист всей школы, нас с другом выгнали. Побрёл я домой, рассказываю маме о случившемся, та в слёзы. Вечером приходит классный руководитель, приносит мой портфель с учебниками. У неё тоже неприятности. На всю школу два преступника, которые ходят в церковь и те из её класса. Говорит матери, их теперь, ни одна школа города не возьмёт кроме 30-й.
Что делать? День дома сижу, второй, третий, осознаём с другом своё преступление и неправильное поведение. Бабушка тихонько молитвы читает, меня украдкой крестит, слезу смахивает. Потом говорит маме, иди к директору, проси, чтобы взял обратно. Пошли наши мамы на поклон, а он, ни в какую. Я говорит, лучше без двух учеников останусь, чем без работы. Стали они тогда перед ним на колени, и стояли, пока не согласился взять нас обратно. Что уж там подействовало, бабушкины молитвы или родительские обещания и клятвы, не знаю, но стёртые в кровь материнские колени помню до сих пор.
Гражданка
После школы, вместе с друзьями, дружной компанией отнес документы в Технолог. Поступать «куда?» было без разницы, главное, чтобы вместе. В приёмной комиссии посмотрели на нас, и посоветовали идти на механическое отделение, так называемое «МэО». Хоть и не обманули, конкурс там действительно, был меньше, чем на другие факультеты, но прошли из нашей компании не все. Те, кого не зачислили, особо не расстроились и сразу же устроились работать на завод «фрез» учениками токаря. Вскоре собираемся вместе, чтобы посидеть, пообщаться. У меня в кармане 1 рубль, который дал отец, у них по пачке денег. Аванс получили. Спрашиваю:
- Вы кем будете?
-Токарями. А ты?
-МэО.
Зарплата у ребят, 300 рублей, баснословные по тем временам деньги. Подумал я, подумал, это что же пять лет на родительской шее сидеть, ждать, когда рубль на кино подкинут? Пришёл на завод:
- На работу возьмёте?
- Давай паспорт.
Так и стали мы опять все вместе, дружной компанией. Проходит немного времени, вызывают в отдел кадров:
-Где аттестат?
-В Технологе.
-Завтра отгул и чтобы принёс документ.
Пошел, забрал, а весной получил повестку 13 апреля явиться в военкомат. Он тогда был на ул.Фрунзе, где сейчас Белрегионгаз.
Курс молодого бойца
Побрился, помылся, приезжаем в Москву. Нас человек 30. Собрали, построили, пересчитали, едем в Домодедово. Все счастливые, радуемся, знаем, что будем служить в элитных воздушно-десантных войсках. Я так для себя сразу решил, или ВДВ, или нигде. Загрузили нас в ИЛ-62. Взлёт-посадка, через три часа прибываем в Ташкент.
Из Белгорода три дня назад выехали ещё снег в Сосновке лежал, а здесь плюс 30 и на календаре 17 апреля. Мы одеты в тёплые вещи, старьё всякое, куртки, сапоги, шапки, фуфайки. Не знали куда попадём, вдруг там ещё холодно? А здесь жара стоит такая. Стали с себя стаскивать всё и тут же, возле самолёта бросать, прямо на взлётной полосе. У многих кровь из носа, давление, переаклиматизация. Посадили в автобус, везут к небольшому двухэтажному аэровокзалу. Там разобрали по дивизии кого-куда. Я попал в Учебный центр в кишлак Опиляй, километров 12 от Ферганы и 420 от Ташкента.
Мы ещё не знали, какое отношение к нам будет иметь то, что ровно через десять дней, 27 апреля в Афганистане произойдёт революция, и к власти придёт партия НДПА под руководством Моххамада Тараки и мы целых три месяца будем находиться в стране под его управлением. Он и сам тогда не знал, что его премьер-министр и ближайший соратник - Хафизулла Амин совершит военный переворот, захватит власть в свои руки и убьёт Тараки.
До этого было ещё несколько долгих месяцев нашего превращения из цивильных пацанов в настоящих десантников.Сначала нас поместили в карантин, где с нашего призыва проходили «курс молодого бойца» все, кроме тех, кто попал в учебку.
Вбивали в голову одно - "Десантник - это концентрированная воля, сильный характер и умение идти на риск".
Хочешь, чтобы не было никаких проблем, научись беспрекословно и молниеносно выполнять команды.
Поначалу было очень трудно. Только много позже я понял, почему всё было так жёстко. Во – первых, возраст такой, когда бесшабашность прёт во-вторых, уверенность в том, что с тобой ничего плохого случится не может. Всё это оттого, что мы не понимали, чего надо бояться?
Ведь раньше, какие войны были на Руси? Встретились в чистом поле две армии, вышли вперёд два богатыря и ведут честный бой. Кто победил, того войска и победа. А нас готовили воевать в чужой стране, на непонятной никому войне, правду о которой нельзя было знать даже твоим родным.
Но, как говорится, тяжело в учении, легко в бою. Эти азбучные истины «вбивал» нам командир, цитируя В.Ф.Маргелова «Война - ерунда. Главное, манёвры». Не преувеличу, если скажу, что после учебки, Афган показался раем. И было бы намного хуже, будь всё наоборот. Зато меня обучили всем военным премудростям так, что до сих пор на подсознательном уровне, они отточены до автоматизма. Я знаю все виды оружия, стреляю из любого положения, могу выжить в любых условиях, где нормальный человек погибнет. Очень пригодились мои занятия спортом на гражданке. Это была и закалка и физическая выносливость и умение работать в команде, чувство товарищества и гордость, что ты - десантник. Не понимаю тех, кто распустив животы и слюни ходит пьяным по городу второго августа, позоря честь и достоинство крылатой гвардии.
Каждое воскресенье в нашей учебке был спортивный праздник, в котором участвовать должны были все. Это тоже сплачивало, поднимало командный дух, чувство локтя и соперничества. Своеобразный психологический тест на выносливость, физические и морально этические качества. Это были гири, бокс, турник, кросс и марш-бросок, запуски и весёлые старты.
Как-то приезжает командир дивизии, объявляет:
-Кто первый прибежит, даю 10 кусков.
Мы бы и так побежали, а здесь появился стимул. И ему интересно и у нас азарт. Или, например, объявляют:-«Чемпиону-победителю по боксу - отпуск 10 суток. Все из кожи вон лезут, каждый старается быть первым. Благодаря таким соревнованиям, я два раза дома побывал.
Но не все были достаточно физически подготовлены, чтобы выдержать такой темп и нагрузки. Кто-то был сильнее, кто-то слабее. Плюс жара, от которой мозги закипали и режим, в котором мы жили, не имея права расслабиться. Я попал с лесостепной зоны среднерусской возвышенности в ферганскую долину, которая расположена 580 м над уровнем моря и где пятьдесят градусов ртутного столбика в тени. А где тень, если кругом только пыль и песок?
Было и такое, что у солдат о время марш-броска не выдерживало сердце. Отказаться нельзя и остановиться нельзя. Смотришь, бежит, бежит, готов. Поначалу, каждую неделю было 2-3 трупа. В Афгане солдат меньше погибло, чем в Фергане. У нас ещё поговорка была - «Кто побывал в маленьком Опилляле, тому не страшен Освенцим».
Каждое утро вместо зарядки устраивали кулачные бои. Рота на роту. Правило: тех, у кого кровь, судья уводит, тех, кто упал - уводит. Драка длится 20 минут. Судят по итогам, в чьей роте осталось больше бойцов, тот и победил. Там свои и там свои, сачковать не дадут. Если не ты, значит, тебя. Поэтому, надо было побеждать. Зато после такой «зарядки» перестали бояться синяков и тумаков.
На турнирах по боксу командир часто подначивал:
- Что вы как барышни благородные?
И приказывал:- Убей его. Это твой противник, враг. Поэтому бились по настоящему, не жалея друг-друга. Занимались карате, рэгби, прыгали с парашютом, стреляли. Такая была спецподготовка, что хвалённым американским «рэмбо» и не снилась. Лучшими из нас лучших конечно были разведрота и спортрота.
По четвергам всем объявлялся банный день. Где вы найдёте десантника, который не любит попариться в баньке? Это уже на всю жизнь.
Если у штабных офицеров была очень красивая форма одежды и они ходили такие побритые, валяжные, отутюженные, то надо было видеть ротных офицеров, в до белизны выгоревшей на солнце одежде, до черноты загорелыми лицом и руками. Это были не знающие ни страха, ни боли, ни голода, ни усталости настоящие рэксы ВДВ.
В программе боевой подготовки десантников преобладающим было слово «сколачивание». По важности оно не уступало боевой и физподготовке. Процесс проходил медленно, но верно, начиная с индивидуального обучения солдата, постепенно переходя на отделение, взвод, роту, батальон, полк. И уже генеральной проверкой навыков и умений командного состава становились дивизионные тактические учения.
Как то собираемся идти на обед в столовую. Не успела рота построиться команда:
-Кривчиков, веди!
Идти от одной казармы до другой метров 300. Идём, навстречу нам другая рота. Можно скомандовать «Принять вправо», но не тот характер. Расценили бы как слабость, подумали, сдрейфил. Идём на сближение. Вижу, напряглись мышцы у бойцов, кулаки сжались, в глазах искорки металла. Командую:
- Рота прямо!
Идём лоб в лоб, чеканя шаг, стенка на стенку, не ломая строй. Шелестение, хруст, глухой удар. Тишина полная, ни крика, ни стона. Расходимся, как будто прошли сквозь стену. У одного глаз подбит, другой хромает, кому-то ухо зубами порвали. Вот такая, проверка на вшивость. Зато знали, что можно быть уверенным в тех, кто с тобой рядом. Твоя рота, это твоя семья, а командир-отец родной. Но самым главным батей всех десантников, был и остаётся Василий Филлипович Маргелов. Слышали байку о том, как в десантных войсках появилось рэгби? Так я вам скажу, что это не байка, а чистая правда. Он долго не принимал всерьёз эту игру. Слушать никого не хотел, не наша она, да и всё. Но как-то посмотрел фильм о рэгби, воскликнул, -Так это же драка!
С того времени десантники играли в рэгби. Наша спортрота неоднократно становилась победителем по этому виду спорта, завоёвывая вымпелы и кубки.
На обед выделялось 10 минут. За это время требовалось принять пищу, если ты не хотел остаться голодным. Помешать могло всё, что угодно. В столовой столы и лавки прикованы к полу. С одной стороны могли сесть пять человек и с другой пять человек. Заходим, садимся, не забывая, что нельзя приступать к пище, пока не приступит дембель. Ждёшь. Дембель берёт 4 кусочка сахара, потом годки берут, так, чтобы всем хватило. За этим строго следили и не давали своих солдат в обиду. Если кому-то за столом не хватало масла, сахара или ложки, мгновенно поступала команда:
-Найти солдату масло!(например). Мгновенно сориентировавшись и сконцентрировавшись нужно было раздобыть масло, часто с соседнего стола. Понимая, что за этим последует, полагалось тут же отправить его в рот. Тем более, можно было быть уверенным, что за этим последует. "Не можешь пить водку - пей воду, не можешь пить воду - ешь землю!". Времени на то, чтобы пойти, найти, попросить масло, нет. Останешься голодным. За секунду, что есть в твоём распоряжении, ты молниеносно поворачиваешься к соседнему столу, хватаешь масло (сахар или ложку) и отдаёшь солдату. Редко когда это оставалось безнаказанным, и удавалось пообедать вообще. Начиналась драка, рота на роту. Не будешь же принимать пищу, когда твоих бьют? В ход шли тарелки с кашей, бачки с супом, вмиг оказавшись на чьей-нибудь голове. Что может быть страшнее голодного десантника? Это хорошо сплачивало, была здоровая злость, стимул к драке, что по чьей -то вине, ты оказался голодным, а вместе с тобой и вся рота. Вы становились одним целым, могучим, сплоченным до автоматизма механизмом. И не зря лавки и столы были привинчены к полу. Ситуация просчитывалась до микрона. Иначе и от столовой не осталось бы камня на камне. Сейчас понимаешь, что никто не воровал это масло и ложки с соседних столов. Нам как наживку подбрасывали психологический тест, и оттачивали сплоченность команды на любой ерунде. Подумаешь, один солдат остался без 30 г масла? В конце - концов, можно было, и поделиться, и обойтись без него. Ситуация контролировалась. Стоял, наблюдая за всем дневальный, с чугунным половником в руках. Особо разбушевавшимся, мог дать им, по башке. Офицеры тоже держали руку на пульсе. Сразу было видно, кто есть кто.
Как это потом пригодилось в условиях военных действий. Не знаю, как готовили других, но те отцы-командиры, что были с нами, видимо знали, что нас, желторотых пацанов, ещё вчера оторванных от материнской юбки ждёт впереди. Готовили к трудностям, и хотели, чтобы мы максимально умели выжить и драться за себя и за того парня, что называется зубами. «Сбит с ног - сражайся на коленях, идти не можешь - лежа наступай» учил Маргелов. Это дало закалку на всю жизнь. И сохранило многие жизни, там, в Афгане.
А тогда, дембеля, вбивали нам молодым «прописные истины»: ты, молодой, на своего сержанта роты не должен даже глаза поднимать. Если сержант с чужой роты - делай что хочешь, игнорируй, провоцируй, это только приветствуется.
Кормили хорошо, намного лучше, чем в других родах войск. Десантнику полагалось усиленное питание. Например, если солдатам давали по 2 куска сахара, то десантнику-4. Всем15 гр масла, десантнику – 30. Один раз в учебке нам дали бутылку лимонада, две котлетки, и пачку печенья – это неслыханная щедрость, настоящий праздник. Дома что мы видели? Пустые полки в магазинах и баночки с морской капустой?
Афган
В Афгане впервые попробовали фанту, кока-колу, сыр, копченую иранскую колбасу из верблюжьего мяса, всевозможные джемы. Жвачку в Союзе видели только в кино, а там она была свободно.
Пока у власти находился Тараки, для нас было самое замечательное время. Был Тараки, были афгани. Я как сержант получал 900 афганей в месяц. Отовариваться можно было только в контине и купить сигареты «Мальборо» за 50 афганей, 2-х кассетный японский магнитофон «Шарп» за 600 афганей, джинсы американские за 200 афганей, женскую дублёнку козью за 3000 афганей, содатский полушубок за 600 афганей, офицерский - 13000 афганей. В Кабуле за 600 афганей можно было купить женщину на ночь. Пришел Амин, лафа прекратилась и афгани прекратились.
Уходили в армию, а попали на необъявленную войну. Все письма проверяла цензура. Нас предупреждали:- не пишите домой, что зря и не сообщайте где вы. Указывайте обратный адрес: г.Москва, группа Горелова.
Если кто-то писал правду, сержант перед всем строем зачитывал письмо и стыдил:
- Что, маме жалуешься, как тебе трудно? Хочешь, чтобы она переживала, ночами не спала, плакала? Не хочешь? Тогда пиши, что служба проходит нормально, погода нормальная, кормят хорошо.
Строго-настрого было запрещено фотографировать. Запросто могли за это расстрелять. Мы ещё в учебке знали, куда нас отправят, но не знали, что ждёт? Всерьёз считали, что хуже, чем там, не будет. Смерти не боялись, верили, что вернёмся с победой, мы же десантники.
Погрузили в самолёт. Взлёт, посадка. Привезли, выгрузили. Пока офицеры бегали, оформляли документы, согласовывали все организационные моменты, мы спали, не обращая внимания даже на стрельбу. Отсыпались и отъедались недели две, тем более есть можно было, сколько хочешь. А ночью тишина стояла такая, что на несколько километров вокруг было слышно и видно как трассера пролетают.
Один интересный момент. Когда нас учили стрелять из гранатомёта АГС, бросать ручные гранаты Ф -1, РГД - 5 понял, сколько брехни в кино, когда показывают, как чеку зубами выдёргивают. Там такие усики, что руками еле разогнёшь, не то, что зубами.
Прибыли на место, твёрдо уяснив первое правило - гордись, что ты десантник и второе - делай, что сказали.
Курки
Десантники ведь тоже разные бывают. И соответственно к ним соответствующее отношение. Например, есть курки. Через день на ремень. Поспали, покушали, в наряд. Сутки не спят. Поспали, покушали, в наряд. Сутки не спят. Жить в таком режиме, врагу не пожелаешь. Самая чёрная работа у них, но жаловаться нельзя, её тоже кому- то выполнять надо. А у кого-то работа ходить на боевые, рискуя жизнью.
Куркам надо успеть картошку почистить, кастрюли выдраить, кружки вымыть, суп, кашу, компот приготовить и накормить 1000 голодных, холодных, злых, наглых, рэксов ВДВ, владеющих карате, не терпящих возражений, не слышащих объяснений, не знающих жалости. И ждать, что в любую минуту офицер может проверить чистоту посуды, стола и пола белоснежным носовым платком. И ты не знаешь, где он испачкает этот носовой платок, в варочном цехе, где чистят картошку, в моечном, где стоят мытые и перетёртые 1000 тарелок, бачки, кружки, мытые на скорость, по времени. Потому что, за завтраком следует обед, а за обедом ужин, на всё про всё даётся 10 минут, за которые десантники должны поесть. 10 минут кошмара. Когда десантики влетают в столовую, сметая всё на своём пути. И успевая за 10 минут всё съесть, да ещё прихватив добавки с соседнего стола, набив друг-другу морды, наставив фингалы, разорвав одежду, одев на голову котелок с кашей или запустив друг в друга алюминиевой миской. Выживает сильнейший. Естественный отбор. Здесь тебя никто жалеть не будет. У меня на руке косточка сломалась после занятий карате. Распухла, болит, а виду показывать нельзя. Пошел в медпункт, там замотали бинтом, а я вышел и разбинтовал, чтоб никто не догадался. Больного и слабого обидеть легче, сахар заберут.
Чады
Какая рота почуднее - мы их называли чады или чмари. Они зубной щеткой асфальт могут тереть, ножницами травинки срезать, по несколько раз в день туалет чистить, мыть, красить до идеальной чистоты.
Чтоб было понятно, представьте в 20 дырок в цементном полу.
По пояс перегородки. Зайти можно и с той и с этой стороны. Гудронили низ и белили перегородки. Надолго ли этого хватало, судите сами. В батальоне три роты. В роте по 50 человек. Чрез час занятий команда: поссать, посрать, оправиться. Даётся 3 минуты, чтобы всё успеть. 50 человек влетает в туалет. Дырок 20. Следом, второй батальон, третий… За три минуты 150-200 человек справили свою нужду и опять в строй. А чады всё это моют, чистят, гудронят, белят, чтобы через час повторилось то же самое.
Рэксы ВДВ
Рэкс, это собака, которая не знает усталости. Есть и десантники-рэксы. Это дивизионная разведка, рота связи, отдельный узел связи. Элита. Они не делают черную работу, как курки и чады, но под пули и на войну идут первыми. Тогда как курки и чады могут за всю службу ни разу не выстрелить и ни разу не пойти на войну.
ВДВ всегда обладали своего рода экстерриториальностью, то есть, жили и существовали по собственным законам.
Я в роте связи. Переносная радиостанция Р-107 УКВ или коротковолновая Р-129 весом 18 кг плюс дополнительные аккумуляторы к ним по 2 кг каждый. С собой брали по 4-6 штук. Умножили? Те, что разрядились, требовалось принести обратно. Плюс оружие, бронник, боекомплект, и сухпай в коробочках под номерами. Чаще попадались №17 и №42. Шикарные коробочки, по калориям всё рассчитано. В ней было всё необходимое для солдат:
2 банки мясокрупяного фарша (гречка с мясом, перловка с мясом, рис с мясом. Мясо, в основном свинина).
3-я банка-тушонка говяжья или свиная, ГОСТовская.
В пакете пол - буханки порезанного хлеба
В бумаге, высушенные до изнеможения сухари
(иногда вместо сухарей лежала большая пачка галет)
9 пакетиков по 2 кусочка сахара, как в поезде
В офицерской сухпае:
2 банки мясокрупяного фарша
1 баночка сосисочного фарша (по форме, как шайба, очень вкусный)
1 баночка (такая же) сгущенки нашей, Алексеевской
3 шоколадки черного, плиточного волнистого
Сахар 9 пакетиков
Пакетик с чаем
Печенье с отрубями (когда его распаковываешь, стук стоит, как костяшками по дереву. Откушенный кусочек, от слюны разбухает так, что полный рот хлеба).
Перед боевым выходом роты ставят 2 поддона с сухпаем. Бери в РД сколько возьмёшь, хоть 4-5 коробок. Но брали не всё, в основном сахар и консервы. Когда офицер не видит, брали с их поддона сгущенку или шоколад (очень сладкого хотелось).
Если заметит, кричит:-Ах ты ж гад!
Может пинка дать, если не возвращаешь на место и убегаешь от него, то он за тобой вокруг поддона гоняется. А ты по ходу, пока он тебя догоняет, сожрёшь этот шоколад, вместе с бумагой.
Я брал «на войну» 10 банок гречки с мясом, тушёнку, сахар. Сухари не брал. Цинк-1080 штук патронов калибра 5,45 по 30 пачечек, запакованные как консервы, со спецножом, очень тяжелые. Плащпалатку обязательно. На тот случай, если ранят, будет на чём выносить. ОЗК - общевойсковой защитный костюм.(прорезиновый для химзащиты).
Перед выходом объявляют строевой смотр. Стоишь, а тебе сзади могут в РД гранат целый ящик высыпать, и ящик в придачу. А запалов могут не положить. Что с ними делать? Таскать бесполезно. Выбрасываешь. Дадут коротковолновую радиостанцию (Р-129). Никто на ней работать не умеет.
Спрашиваю: - Умеете обращаться, товарищ лейтенант?
В ответ: - Тащи, давай.
Тащишь, как джейран. Холодно, голодно, тяжело.
Население
Там снайперская война. И нет никакой уверенности в том, что когда ты идёшь, не находишься под прицелом снайперской винтовки. Горы, ущелья, в которых мы никогда в жизни не бывали, язык, который мы не понимали, люди, которые настроены к нам были враждебно. Даже просто потому, что у нас, иноверцев, на одежде пуговицы. Правоверный носит халат.
Летом, в жару, мы использовали любую возможность, искупаться в ручье. Объявлялся привал, мы раздевались и всей толпой шли к воде, никого это не смущало. Если с нами были дружественно настроенные афганцы, они уходили по течению, метров за 50, и, не снимая рубаху, на расстоянии друг от друга садились в ручей и давили на своей одежде вшей, не снимая её с себя. Вшей на них было столько, что аж волосы шевелятся. Смотришь, там один сидит, метров через 50 другой, и так по всему ручью. Потом узнали, что по их законам мужчина при мужчине не имеет права раздеваться. Видеть друг друга обнаженными тоже Коран запрещает. Если мы в арыке искупаемся, ничего, если правоверный, значит, осквернил, арык надо высушить. Ещё, нас удивило, мужчина при мужчине не имеет права справить нужду.
Что мы делаем, если приспичит? Отошел за камень, угол, скалу, а если в пустыне, где не деревца, ни кустика? Отвернулся и делаешь своё дело. Что делают они? Если в пустыне, то уходят за горизонт, так, чтобы их не было видно.
Это их родина, где знаком каждый камушек, где растут их дети, пасётся их скот. И какая бы нищета не окружала, они не поменяют свои горы на наши леса и поля. Эти люди не только не понимали, что делают советские солдаты в горах, кишлаках, на горных перевалах, они даже не знали, чья власть в стране. Им совершенно было наплевать Тараки иди Камаль или Амин?
Они видели в нас завоевателей, пришедших на их землю. Они считали, что теперь у них появился враг, который может забрать то немногое, что им принадлежит. А мы, не зная языка, не могли объяснить, что мы не захватчики и не собираемся ничего у них отбирать и тем более убивать. Они не могли понять нас, а мы не могли понять их, с их жизненным укладом, вековыми традициями, мусульманской верой. Для них, мы все были «неверными». А убив неверного, и погибнув с оружием в руках, каждый мусульманин попадает в рай. Это почетная и геройская смерть.
Нам это никто не объяснил. Поэтому часто мы сами подставляли себя под пули. Получаем например, задание, попасть в такой-то населённый пункт и уничтожить склад оружия… Легко сказать попасть. В Афганистане одна автодорога на всю страну. И за каждым выступом скалы тебя может ждать снайпер. Железных дорог нет. Вертолётных площадок тоже нет. Фонарей не то, что на дорогах, в городах нет. Вдоль реки козьи тропы, по которым животные спускаются к водопою.
Вода в горах на высоте три-четыре тысячи метров над уровнем моря кристально чистая. Снимешь каску, зачерпнёшь и напиться не можешь, такая вкусная.
Кишлак
Садимся на бээмдешку, можно ехать. Течение сильное, поток воды такой мощный, что БМДэшку заехавшую передними колёсами в реку отбрасывает. ГАЗ-66, великолепную военную машину, вездеход, уносит. Каждый десантник знает заповедь Маргелова «Даже смерть не является оправданием не выполнения боевого приказа". Выручает смекалка. Загоняем в ручей танк, и он своей тридцатитонной мощью сбивает напор воды.
- За командиром. Ура! Вперёд!
Вот так, под водопадом перебрались на другую сторону.
Приходим в кишлак. Приказ:- обыскать! А пока мы до него добирались, они уже за трое суток знали что мы к ним идём. Кишлак пустой, все жители ушли в горы. Знаем уже, где у них курятник. Идёт боец, на щетине куриное пёрышко застряло. Спрашиваю
-в курятнике был?
-Нет, - отвечает. И честно смотрит в глаза. Прочёсываем кишлак дальше. Ещё один боец идёт. В руках кусок красной глины. Жрёт её так, что хруст стоит. Спрашиваю:
-С ума сошел?
-На, попробуй.
Вот уж, действительно, по Маргеловски "Патроны есть - еда найдется!"
Заходим в саклю, там полная ванна, саманом выложенная, заполнена халвой. Делается из кураги, изюма и муки. Всё это в ванну закладывается, замешивается, слёживается, слипается, прессуется. Для двадцати рэксов вдв это не лакомство, это еда. Калорийная и полезная штука. Вкуснотищи необыкновенной, особенно, когда ты не жрал целую неделю. Налетают и выгрызают всё.
Идём дальше прочёсывать кишлак. Иногда остаётся какой-нибудь «камикадзе» с берданкой. Он не знает, с какой целью вооруженные до зубов солдаты обыскивают его кишлак и что им нужно. Он не лезет в политику, он ничем не интересуется, ему не нужна наша помощь. Ему нужно только одно, чтобы ему и его семье не мешали жить спокойно. Хочет умереть героем, с оружием в руках попасть в рай. Сидит напротив двери и ждёт. Тебя, которого сюда никто не звал. И ты сам не знаешь, зачем ты припёрся в этот кишлак, где ты никому не нужен. Открываешь дверь, выстрел. От наших пуль гибнет он. Для всех односельчан, герой, защитивший дом от иноверцев. Своего погибшего солдата нам нужно доставить на базу. Сообщаем по рации, «груз-200». Для всех понятно, что мы понесли потери. Но как это понять матери, которая ждёт своего сына живым, а его привезут в цинке?
Поэтому, уже в следующие разы, мы, перед тем как открыть дверь, подсказывали новичкам: Куда ты прёшься? Брось гранату, потом заходи. Герой на небесах, у нас все живы.
На войне
Вышли на задание. Первый день. Поднялись в горы. С соседнего склона - обстрел. Командую, в укрытие! Выстрел и пуля попадает в моего бойца из Семипалатинска. Их было два друга-земляка, еще с учебки. Всегда вместе. Один убит. Второй рассвирепел:
-Да я их!
А кого? Кругом одни горы. За каким склоном спрятался снайпер? Идём, видим, корова. Расстрелял её. Не мешаю, понимаю, что парень «кипит». Бросать в горах нельзя никого и ничего. Ни убитых, ни раненых. Нас 25 человек. Пять убитых. Что такое 25 человек в горах? Душманы здесь как рыба в воде, а мы идти не можем. Высокогорье. Воздух так разряжен, что делаем 10 шагов, на 11-й падаем в сугроб. Лежим. Слышу гомон какой-то. Бежит три козы в разные стороны, а за ними бабка, лет семидесяти гонится в халате и босиком. Понимаю, что нужно отсюда убираться. Если останемся ночевать, то как только рассветёт снайпера нас похлопают как зайцев или ночью вырежут. Здесь не спрятаться, ни укрыться негде. Нужно выставить боевое охранение. Пять человек должны охранять наших, пока те будут отдыхать, а три человека, как минимум охранять «голубей». Сесть и не спускать с них глаз. С нами лётчик-связист, умеет работать с рацией. Приказываю:
- Вызывай базу, нужен вертолёт.
Выходит на связь с Баграмом. Созваниваемся.
Они нам сообщают, в какой квадрат выдвигаться.
- У нас три «голубя» и «груз 200».
- Вас заберём, «голубей» нет.
-Что с ними делать?
- С голубями сами разбирайтесь.
Вот так, бери после этого в плен. Ищи себе лишнюю головную боль. Мало того, что затрудняют движение и выполнение задания. Так их ещё нужно кормить, делить свой сухпай, который и так уже на исходе.
Вымотались по горам и козьим тропам, голодные, холодные, валимся с ног от усталости. На мне боекомплект, бронежилет, оружие, рд, тебе хочется пить, есть и спать. Я ночью в чужих горах, а они у себя дома, где знают каждую тропинку. Ночью огонёк зажженной сигареты виден на 3 км. Снайпер попадает в сигарету. Поэтому, они только и ждут темноты, чтобы убежать. И готовы на всё, потому что понимают, что хорошего им ничего не светит. Понимаешь и ты, что если задремать хоть на секунду, он перегрызёт тебе горло. У него нет страха. У него одна задача-убить тебя. Поэтому сто раз подумаешь, брать пленных или не брать?
Для таких дел при роте командного обеспечения была расстрельная команда. Не знаю, по каким качествам в неё набирали, но я сказал, что этого не сделаю. Одно дело, в бою, с оружием в руках, другое дело, безоружных. Семипалатинский вызвался сам, -хочу отомстить за друга. Так вопрос с «голубями» решился. Больше мы пленных не брали.
Они, наших тоже не жалели. Сразу резали, как барана. Издеваясь даже после смерти. Отрезали ребятам яички, закладывали в рот, затем отрезали голову, вспаривали живот и засовывали её туда.
Забираем раненых, убитых, идём в заданный квадрат. Прилетают лётчики. Никогда не летят на задание трезвыми. У них всегда есть спирт. Приходит за нами борт, садимся. Возвращаясь на базу, я всё думал, как мстные могут к нам хорошо относиться, если у нас Приказ стрелять, во всех, у кого в руках палка. А если ружьё - вызывать подкрепление. Не все крестьяне душманы (в переводе с фарси-враги). А как крестьянину, идти в горы без ружья? Баранов могут забрать, звери могут напасть. А если с ружьём, то он для нас уже не крестьянин, а душман.
В горах нет никаких обозначений, знаков, пограничных столбиков. Дня три бродили, оказалось, что мы уже в Пакистане. Кто там их поймёт, одинаково выглядят, одинаково одеты, разговаривают на одном языке. Снег по колено, мы мёрзнем , в сапогах, рукавицах, а у них дети в одной рубашке, без трусов и с голыми ногами по снегу бегают. На плечах какой-то старый пиджачишко наброшен, похоже с умершего дедушки. Женщины в парандже ходят из плотной ткани. Как они 50-градусную жару летом выдерживают? Муж жену за человека не считает. Жена для афганца рабочая скотина, корова стоит дороже жены. Он копит деньги, чтобы купить себе работницу и часто, не одну. На сколько денег насобирает. Женщине нельзя показывать руки выше кисти, за это ей могут отрезать голову.
Баграм
Вернулись в Баграм. Нас ждут, и мы это знаем. Всегда к тем, кто на войне, пристальное внимание. Когда бы ты ни пришел, свежая, горячая еда, и топится банька. Заходим в столовую. Суп, не баланда с гречневой сечкой и каплей комбижира, а с рыбными консервами из сайры и кофе с молоком. Мы неделю жили впроголодь, съев сухпай в первый же день. Если берёшь больше еды, становишься небоеспособным и не таким маневренным. Последние дни голодали, желудки пусты, даже воды не было, а тут царская еда. Мигом «подчищаем» всё, наслаждаясь, чистотой, вкусными запахами и сытной пищей. Затем, как по команде, мчимся в туалет. Понос. Постоянная картина, но ничего не попишешь. Знаем, что на голодный желудок нельзя есть жирную пищу, но мало кто от этого искушения может удержаться. Так бывает со всеми, кто приходит с задания. Спустились с гор. Поели. Понос. Понос, значит, боец выведен из строя. Лечение-трудотерапия, лопату в руки и копать окопы. Оно хоть и очень простое, но эффективное. В палатке, где лазарет, находится человек 50. На день им выдаётся мешок сухарей и бачок верблюжей колючки. Через какое-то время, без всяких антибиотиков, понос прекращается.
Хуже, когда дизентерия, болезнь грязных рук. И ещё одна напасть, которая косила там, в афгане-желтуха. У нас у каждого на рукаве в карманчике лежал пластмассовый портсигар с таблетками, которые обеззараживали воду. Белые, круглые, каждая завёрнута в бумажку.
В Баграме мы кипятили воду с верблюжей колючкой. Бросишь туда охапку, и вода приобретает коричневый цвет. Заварки не надо, пили вместо чая. Наш полк человек 500. Свой хлебозавод, который построили за три месяца. Работает на всю мощность, всегда свежий хлеб. У хозвзвода специальное назначение - разводить свиней, убирать за ними. Мы их называли спецназ. Курки, чады это самое гадкая рота десантного обеспечения. На них даже смотреть неприятно, рты разорваны, на руках панариций, заусеницы. Панамы на них старые, защипанные, с обвисшими полями, прогнившими от пота. Молодые курки носят сапоги на пять размеров больше.
Когда солдат приходит в часть, ему выдают обмундирование. Там на внутренней стороне кармана золотыми буковками размер. Но тебе его никто подбирать не будет. Швыряют так, что только диву даёшься, в цирке можно жонглёром работать. Редко когда форма подходит бойцу. Десантнику можно расстёгивать две пуговицы, чтобы видно было тельник. Он выгорает на солнце и рвётся вдоль полос от пота. Поэтому, молодой боец, проснувшись может обнаружить на месте новой тельняшки рваную, а вместо своих сапог, дембеля, на пять размеров больше.
Но зато каждый чистый четверг тебе дают трусы. Одежду собирают и относят выжаривать. На базе вездехода два автоклава, они вырабатывают пар. Одежда раскладывается по полочкам, включается пар и вши погибают.
Кармаль
В начале декабря в Баграм стали прибывать другие подразделения. С одной из групп прибыл замкомандующего ВДВ генерал-лейтенант Н.Гуськов. А через неделю на ТУ-134 к нам прилетел Б.Кармаль с какой-то женщиной. Наш аэродром принимал только военные самолёты, а тут пассажирский. Только стал ночью заходить на посадку, и вдруг стало темно, погас свет. Думали специально, чтобы не видели, кто прилетел. Оказалось, нет. Слава Богу, приземлились нормально, самолёт то андроповский. Смотрим, гости с охраной, понятно, значит важные. Так они и жили в бункере с постоянной охраной. А одеты были в нашу солдатскую форму. Потом улетели самолётом АН-2 в Ташкент.
9 декабря из Чирчика прибыло под видом инженеров-специалистов подкрепление, состоящее из чекистов. Часть их поселили на территории советского посольства в Кабуле. Стало понятно, что ожидаются какие-то серьёзные действия.
На границе в районе Термеза тоже началось движение. Нам никто ничего не говорил, но связисты первыми узнавали новости ещё до того, как о них узнавало начальство. Оставалось сложить два и два.
Амин
14 декабря командирам подразделений были поставлены абсолютно нереальные задачи на овладение штурмом дворца Амина в центре Кабула. А у него только охраны около двух с половиной тысяч человек. Наших сил явно недостаточно. Сидели, ждали команды, но видно и на верху, это поняли. Команду отменили, мы вернулись на исходные.
Мы все находились в постоянном напряжении, ждали, что должно произойти что-то серьёзное, и понимали, что. Готовилось свержение власти Амина.
Если восстанавливать хронологию событий того дня, то в 19:10 машина с нашими диверсантами «случайно» «заглохла» прямо над люком центрального распределительного узла подземных коммуникаций связи. За то время, пока к ним шел часовой, они спустили в люк мину, и вскоре Кабул остался без телефонной связи.
Взрыв послужил сигналом к штурму. В 19:30, после того, как снайперы сняли часовых, две самоходные зенитные установки «мусульманского» батальона открыли по дворцу огонь, а ещё две — по расположению танкового батальона афганской охраны, чтобы отсечь их от танков. Расчеты АГС-17 вели обстрел по расположению второго батальона охраны, чтобы личный состав не мог покинуть казармы.
«Мусульманский батальон» обеспечивал внешнее кольцо прикрытия. Из четырёх наших БТР афганцы один подбили и прорвались во дворец.
Из 2,5 тысяч человек охраны 1700 сдались в плен. Остальные защищались. Охрана, человек 200, сам Амин и его сыновья во время штурма погибли, а жена и дочь были ранены. Наши тоже понесли потери. Большинство из тех, кто участвовал в операции, были ранены. Если бы не бронежилеты, потерь было бы больше. Настрой перед штурмом был такой, что идут на смерть, настолько укреплён и защищён был дворец. Но, как известно, приказы не обсуждаются, и для десанта невыполнимых задач нет. Если бы не «мусульманская» рота, которую внедрили в охрану Амина, неизвестно, чем бы всё закончилось. Задача была выполнена. Дворец разрушен, Амин убит, захвачен генеральный штаб афганской армии, узел связи, здания ХАД и МВД, радио и телевидение. 103 гв.вдд и личный состав 345 полка также выполнили боевую задачу по захвату важных объектов аэродрома Баграм и Кабул, и административных учреждений в Кабуле.
Там, где афганские части оказывали вооруженное сопротивление, их подавляли, остальных блокировали. Те, кто уцелел из охраны Амина, ушли в горы.
А по радио Кабула Бабрак Кармаль обращался к фганскому народу.
Узел связи
27 декабря мы пришли с боевого задания, был положен отдых. Вызывает командир, приказывает мне, взять 4 бойцов и срочно отправляться в Кабул, охранять стратегически важный объект - узел связи с Москвой.
Узел связи это огромный бункер под землёй на территории советского посольства. Там работали гражданские специалисты. На свет божий выходили редко, и только вдвоём. От недостатка видимо ультрафиолета, имели землисто-серый цвет лица. Ходили тихо, гуськом, не поднимая глаз.
Прибыли. Вырыли окопчики, лежим. Война. Смена власти, не знаешь, чего ждать, понимаем, что случиться может всякое. Охраняем въезд на территорию Советского посольства. Рядом метров 100 просека, сосны настоящие, ворота, за парком шикарная асфальтированная улица, дальше, американское посольство.
Смотрю, бежит генерал, с ним человек пять солдат, все с «мухами». Стрельнули. Генерал спрашивает:
-Кто старший?
-Сержант Кривчиков, - отвечаю.
- Если танки пойдут, сделайте затор.
-Есть, сделать затор.
Убежали. На улице 27 декабря, снега по колено, ветер, мороз. Мы, четыре десантника, всю ночь, пузом вниз, ползаем с гранатомётами, держим оборону советского посольства. Погреться негде, есть нечего. Вспомнили, что на территории американского посольства есть подсобное хозяйство, где разводят кроликов. Направил туда одного бойца, проходит время, смотрим, тащит пару тушек. Быстро освежевали, зажарили, съели. Жить можно. Охранять на полный желудок веселее. Ночью подтянулись к посольству семь наших БМДэшек. На душе стало легче. Свои. Но мы к ним не подходили, наблюдали. Те о нас тоже ничего не знали. Ребята в БМД ночь сидели, а мы в окопах. «Мухи» назад не сложить, оставили так. На рассвете слышим русскую речь, женские голоса. Не поймём, что происходит, кто, что, откуда?
Пошёл узнать, в чем дело? А они стучат по броне МДБ, кричат нашим: – Ребята выходите! Покушайте домашнего, горяченького, а то ж вы голодные...
Подхожу. А они из авосек достают прямо на броню вареники, чай, картошку.
Ночь с 27 по 28 декабря 1979 года полностью перевернула в моём сознании отношение к войне. Какие-то гражданские тётки, которые жили рядом в городке для советских специалистов, и чихать хотели на боевые действия, военные перевороты, смену правительства и опасность быть убитыми, не побоялись ни стрельбы, ни войны, ни смены правительства… Они не думали о том, что мы солдаты, что могут быть убитыми. Они переживали, что мы голодные. Для них мы были детьми, сыновьями, братьями. Мы были своими, родными, русскими ребятами, которых надо накормить и обогреть. Кусочком родины, за спиной которых был наш Союз, кто всю ночь держал оборону советского узла связи. И это для них было главное.
Дембель
Парашют у каждого из нас был свой, собственный, который никто не имел права трогать. Вес его до 16 кг. Проверяли и расписывались за укладку три человека. Всё было серьёзно. Спецназ собирал парашюты, грузили, везли коменданту взвода. Если нужен был ремонт, портные штопали дыры, Когда во время прыжка стропы идут в перехлёст, можно так долбануться, что переломаешь ноги. Стропы в этом случае резали. Прапор стоял на земле, и если замечал это, кричал: - Я тебе отрежу! Только попробуй! Я тебя убью!
Что он сделает, если прыгает полк? Там потом этих строп обрезанных… Из них мы себе обмундирование подгоняли, на парадку аксельбанты делали. Самая красивая парадка была у курков и спецназа. Мы над ними постоянно прикалывались. Что с них возьмёшь? Вся служба для них, - через день, на ремень, зато на дембель идут одетые с иголочки, береты, аксельбанты. Они не знают, что такое материальные блага. Свинья сдохла, ляжку командиру. Мы, парадную одежду готовили себе заранее, подписывали хлорочкой на внутреннем кармане фамилию и хранили в каптёрке, в Фергане. Прилетаем, парадки нет. Забрали те, кто улетел перед нами. День ждём, два, три, парадки нет. Так и полетели домой в гражданке.
На дорогу дали нам русскими рублей по 70. Чеков у меня, как у старшего сержанта, было 200, а у солдат по 30. Решили до Москвы ехать поездом, всего-то четверо суток. Билеты бесплатно, на жратву хватит, главное, до Москвы добраться. Я в тельнике, американских джинсах, фирменной рубашке тёмно-синего цвета, а на ногах выгоревшие до желтизны солдатские ботинки. В союзе весна, май месяц, а у нас волосы от солнца выгоревшие и морды загорелые до черноты, одеты кто в галифе, кто как. Идём по Москве, обращаем на себя внимание прохожих. Мент смотрит в нашу сторону, кто такие? Подходим, нас человек десять было, спрашиваем:
-А где здесь «Берёзка»?
- Ваши документы?
Проверил, откозырял, показал дорогу. Приходим в магазин:
-Девчонки, оденьте нас.
Там богатые дяди, тёти, смотрят на нас, не поймут? Мы пришли из ниоткуда в никуда. Время другое, люди другие, страна другая. Афганистана в ней не было, и мы теперь были никому не нужны. Отработанный материал.
Стали доставать из карманов чеки, у кого сколько, в одну кучу.
-Девушка, посчитайте.
Набралось 700 рублей чеками на всех. Курс тогда был 1:10.
За 16 чеков мне досталась красная рубашка поплиновая и за 50 чеков новые джинсы. Обуви не было, так и остался в солдатских желтых ботинках. Ребята тоже прикупились, пошли все в примерочную. Я в трусах армейских до колен, остальные в кальсонах. Переоделись, переступили через свои потные тряпки и на выход. Охрана кричит:- Заберите свои вещи!
-Да пошли вы…
Мы думали, что вместе с новой одеждой в прошлое уйдёт всё, что было за чертой того дня. И хотели переступить ту черту и не оглядываться назад. Перешагнули через вещи и вышли на улицу. Будущее рисовалось в радужных тонах. Мы возвращались с войны героями, а родина сделала нас агрессорами. Мы выполняли свой долг, а оказалось, это никому не было нужно. Постыдно и недостойно повели себя в отношении тех, кто проходил службу в Афганистане, все. Замалчивание, осуждение, скользкие намёки, клевета, сломанная психика, разрушенные семьи, чувство невостребованности…
Дома нас ждал второй фронт, психологический. Только мы этого не знали и нас к нему не готовили. На войне хоть понятно, кто враг, где опасность, в кого стрелять, кого защищать. Там мы были силой, единой, крепкой, профессиональной армией, десантурой, крылатой пехотой, рэксами ВДВ, элитой. А кем мы стали здесь?
Покалечила война и морально и физически людей неизвестно где больше, в Афгане, или в Союзе?