Пейзажная лирика-7

Сергей Романов 4
ВЕСНА

Май. В небе простенькая синева цвета выплаканных голубых глаз.
С мокрыми ногами над шалой весенней водой стоят русские деревья, возрождаясь в очередной прекрасный раз...
Как оглушительно пахнут майские тополя! Запах этот терпкий, смолистый, горьковатый и почему-то, мне кажется, густого коричневого цвета...
Майская ель похожа на строгую черно-зеленую пагоду. Эта тяжелая, загадочная религия елового леса не может не взволновать...
Молоденькие осинки будто стайка обнаженных танцовщиц. Их угловато-ломкой, чуть стыдливой грации не увидит, не почувствует лишь слепой...
Божественна зелень осиновых сережек! Это некая чистая и строгая сущность зеленого цвета. В ней нет и малейшей примеси желтого, коричневого  либо красного, чем "грешат" все остальные весенние деревья. Особенно ясени со своими серьгами густого чайного цвета.
И по всему лесу факелы берез невыразимо изумрудного сияния...

ВЫ СЛЫХАЛИ?

Вы слыхали, как блеет бекас над апрельским разливом?
Как хрусталит жаворонок в чистом небе над полой водой?
Как ликуют молодые лягушки на старте юной Весны?
Как, наконец, почки на деревьях оживают, вы слыхали?


“ПОЛОВОДЬЕ”

Утреннюю рощу переполнял скворчиный щебет. Деревья купались в потоках звуков слабо перебирая ветвями...
А они все рождались и рождались, плыли, сгущали воздух, и деревья начинали цепенеть от невозможности пересилить это тугое, сумасшедшее половодье весенних скворчиных голосов...

“СЕЗАМ”

Как прекрасна утренняя, сумеречная загадочность нагих весенних лесов!
Деревья черным паром заполняют пространство. И в этом облачно-черном — белые иероглифы березовых стволов и ветвей. Будто “сезам!” на тайном языке леса. Таинственный и недоступный для человека...


ЧЕЛЫШ

Что такое челыш? Это гриб-подосиновик в той младенческо-отроческой поре
своей, когда шляпка его еще не шляпка в точном смысле этого слова, а скорее берет. Ладный такой беретик, удивительно ладно и мило покрывающий ножку грибенка. Я не возьмусь описать его цвет. Здесь нужно быть великим художником-колористом, скажу только, что разнообразен он бывает — необычайно!
Иногда беретик дает по окружности небольшой подъем своего края, будто невидимая бечевка перетягивает его упругую мякоть, привязывая к ножке на случай какого-нибудь особо дикого ветра. Но все это, конечно, человечьи фантазии. Сам челыш ни в чем таком не нуждается, голова его сидит весьма прочно, хотя внутри шляпки шейка ножки трогательно тонка.

Челыши почти всегда растут семейно и часто срастаются в сочетаниях причудливых, сказочных, поражающих... Это какая-то особая радость — извлекать из грибницы их прохладные, всегда очень налитые тельца, усеянные по ножке черным пушком. Если этот черноватый налет соскоблить, белая сыроватая мякоть быстро синеет. Подосиновик,пожалуй, единственный гриб, что синеет столь сильно. Голубая “кровь”!
Правильный, здоровый челыш-бутуз удивительно похож на псковский храм. Голова его — вылитый купол-шелом, разумеется, без колючего завершия. (Природе не нужны кресты, она сама себе бог). И вообще, от челышей веет чем-то древним, былинным, васнецовским...

Я помню один почти мучительно прекрасный грибной день под деревней Свинчус Рязанской губернии... Необыкновенная, редкостная удача осенила нас с раннего утра. Какая только роскошь не отдавалась в наши руки в тот день! И могучие боровики с мраморными ножками без единой червоточины, и стройные,темно-коричневые  лейтенанты-подберезовики, и стада упругих свежайших солнечных лисичек, и прочая и прочая и прочая... Но главный сюрприз судьба приготовила к исходу этого удивительного дня.
Уже на пути домой, выйдя из матерого леса, мы забрели в крошечную осиновую рощицу, расположившуюся в маленькой ложбинке. Видно было по всему, что по весне она заполняется талой водой, но к исходу лета было в ней совершенно сухо и очень мягко. Почти каждая осинка вырастала из невысокой кочки, покрытой золотой, шелестящей травой и ярким зеленым мхом, в глубинах которого и таились ОНИ...

О, какие это были челыши! Обильная, почти нескончаемая россыпь грибов непередаваемого свинчуского цвета, порожденного почвою места, светом редистого осинника и, наверное, даже вкусом влажноватого воздуха Оки, на правом берегу которой раскинулись лес и деревня. Более всего его можно было сравнить с цветом старого, забуревшего на солнце, смоченного дождем красного кирпича...

...И мы скользили пальцами вдоль их удивительно протяженных тел, уходящих вглубь мхов, осторожно проникали к сокровенным узелкам грибницы, из которых челыши брали жизнь, мягко покачивая отрывали и тянули вверх...
И радость толкала в сердце...