Глава 7. Новый виток.
Так оно, в общем, и вышло. За прошедшие, с начала фестиваля, пять дней у стаи образовалось множество друзей и поклонников. И причиной тому послужило не только мастерство в вождении железных коней, которого парням было не занимать, но и их умение разобраться в конструкции любого мотоцикла и, по принципу «палочка-веревочка», устранять любую неисправность. Здесь уже, даже особого знания языка не требовалось. Общались парни на жуткой смеси английских, немецких и португальских слов, из арсенала Дина и Че. Хорек там тоже плавал, как рыба в воде. А в «дартс» он там всех обыгрывал, правда, денег не брал.
Поэтому я, со спокойной душой, сидела сейчас в издательстве, теребя пуговицу на своем солидном, деловом брючном костюме, с нетерпением ожидая, пока Барон утрясет последние мелочи, перед окончательным подписанием контракта. Мне это всё важным, вовсе, не казалось, но играть требовалось по правилам. А учитывая то, что это шел уже второй день переговоров, терпение мое подходило к концу. Немного утешало то, что вечером Вольф обещал, сводить меня на интересный концерт и погулять, после него, по вечернему Мюнхену, заглянув в их самую известную пивную, которая стоит там аж с 15 века.
Город в эти дни я видела, в основном, из окна лимузина, а хотелось походить по нему пешком, чтобы почувствовать его атмосферу. С первого взгляда на творения старых имперских архитекторов они показались мне похожими на памятники архитектуры эпохи «развитого сталинизма». Такое же обилие массивных форм и серого камня, призванное вызывать у человека трепет перед государственной властью. Однако Вольф утверждал, что вечерний Мюнхен производит совсем другое впечатление.
Приятное нетерпение переполняло меня, когда я переодевалась в вечерний наряд, в номере одной из самых престижных гостиниц в городе. Вольф уехал за билетами и должен был вернуться с минуты на минуту. И когда в дверь постучали, я, не задумываясь, крикнула: «Заходи!».
Но в большом зеркале, в которое я смотрелась, отразился не Вольф, а Генрих. Сердце пропустило удар, а затем забилось с удвоенной силой. Я знала, что, рано или поздно, этот визит состоится, но справиться с неожиданностью оказалось непросто.
- Я знаю, что Вам не доставляет радости мой визит, но я пришел, чтобы предупредить Вас! - с порога сказал старый барон.
Казалось, сердце сейчас выскочит из груди, но я пыталась сохранить невозмутимое выражение лица.
- О чем же, Генрих? - спросила я, почти спокойно, поправляя прическу.
- На Вас, милая фрау, прошла ориентировка по интерполу. И на вашего мужа, - ответил он, после того, как закрыл за собой дверь.
А вот, этого надо было ожидать! Если у конторы были какие-то материалы на меня, то Че мог засветиться, и просто потому, что он - мой муж.
- Только на нас, двоих? - переспросила я, судорожно прокручивая в голове возможные варианты.
- Пока – да, - подтвердил старый барон. – И, похоже, что вы этому не удивлены.
- А Вольф тоже в курсе? - уточнила я, проигнорировав второе утверждение.
- Не уверен, мои связи находятся на более высоком уровне, - разъяснил Генрих, всё еще стоя у входа. – Но не подумайте, что я как-то к этому причастен!
- А вот, в это сложно поверить! - отрезала я, поворачиваясь к нему лицом. – И не пытайтесь меня убедить, что вы не имеете никакого отношения к спецслужбам!
Генрих криво улыбнулся уголками тонких губ:
- Как, впрочем, и Вы, милая барышня! «Рыбак рыбака видит издалека» - так, кажется, у вас в России говорить положено?
Я только скрипнула зубами. Из того, давнего, разговора мы сделали одинаковые выводы.
- Но только я больше не желаю иметь с ними ничего общего! - рявкнула я.
И тут дверь в номер с треском распахнулась, и в нее влетел Вольф. И по его лицу было понятно, что неприятное известие он тоже получил.
- Что всё, это значит, Генрих? - прорычал он, переводя взгляд со своего деда на меня.
- Он только что сообщил мне новость, которой, видимо, и ты решил меня порадовать! - сообщила я Барону с самой ехидной улыбкой, которую только смогла выдавить из себя.
- Ты сейчас же едешь в аэропорт! - приказал мне Вольф.
- И они тормозят ее на выезде! - парировал Генрих.
- Я еду с ней, и посмотрим, что у них получится! – Вольф, буквально, прожег своего деда взглядом.
- Ты можешь взять частный самолет и успеть увезти ее из страны, но здесь останутся ее муж и дети! - спокойно возразил Генрих.
Я саркастически глянула на него:
- А у вас, на данный момент, вполне цивилизованная страна, и детей в спецприемники не передают. И ваши дома малютки гораздо лучше, чем то, что может предложить им моя страна!
Генрих примирительно вскинул руки:
- Остыньте, друзья мои! Я, ведь, на самом деле, помощь предложить пришел. У наших стран еще нет официального соглашения о выдаче, без веских на то оснований, да, и тогда существует довольно длительная процедура согласований и оформления соответствующих бумаг. И у меня, действительно, довольно много связей в этом ведомстве, чтобы выкроить достаточно времени, для того, чтобы придумать пути отхода. И ни у кого из них нет сведений, где вы на данный момент находитесь.
- И лучше бы, все было так, как ты и говоришь! Потому, что это касается меня настолько же, насколько и их, - бросил Вольф, тяжело взглянув на деда.
- А я не верю в благотворительность и думаю, что у Генриха, просто, есть к нам встречное предложение, - высказала я давно созревшую мысль.
Тот пронзительно взглянул на меня:
- Догадливая барышня! Но только давайте, обсудим его в более подходящем месте, у меня в поместье, например.
Вольф криво усмехнулся:
- Давай! Особенно, если учесть, что я уже велел туда нашим друзьям вернуться.
Я незаметно перевела дух. Дети, снова, были под надежной защитой.
Генрих недовольно поморщился:
- Я думаю, что нам рано бряцать оружием! Может статься, что мое предложение всех, вас устроит. Встретимся в замке. Мне еще здесь в пару мест надо заехать.
Старый барон коротко поклонился и вышел из номера.
Вольф так и остался стоять у входа, сжимая и разжимая кулаки. Я же отвернулась обратно к зеркалу, со вздохом выдернула из волос заколку, закрепляющую высокую прическу. Затем попыталась расстегнуть молнию сзади на вечернем платье. Там что-то заело.
- Жаль только, концерт у нас обломился, - посетовала я. – Помоги молнию расстегнуть, пора к рабочей униформе возвращаться.
Вольф медленно подошел ко мне, его, отразившееся в зеркале, лицо было бледным и неподвижным. Он положил руки мне на плечи и поймал в зеркале мой взгляд. Я пошевелила плечами, привлекая внимание к своей просьбе. С усилием оторвав взгляд от моего отражения в зеркале, Барон взялся, было, за язычок замка, но вдруг неожиданно опустился на колени и, обняв руками, прижался лицом к моей спине.
- Я опять подвел тебя, Рысь, и не сумел выполнить свою задачу адъютанта – защитить тебя! - прошептал он срывающимся голосом. – Ты можешь ненавидеть меня, но не прогоняй насовсем. Я больше не могу тебя потерять!
Его руки судорожно сжали меня с такой силой, что перехватило дыхание. Как это, всё не вовремя! Но я понимала, что если оттолкну его сейчас, то непонятно, куда унесет его ночью черный «майбах». И увижу ли я его еще раз. Такое сильное нежелание жить я редко у кого ощущала. А я не хочу его терять, даже если это принесет в мою жизнь еще больше путаницы и боли, на моей совести, и так, слишком много жизней. Я сжала его сплетенные руки и произнесла:
- Ты нужен мне, Барон! И я тоже не хочу тебя терять!
А в следующее мгновение я была у него на руках, и его бешено блестящие глаза были совсем близко. И губы тоже. И всё, как в старые времена: боль в душе, опасность – впереди, и сумасшедшая сила влечет нас друг к другу. А замок на платье, всё же, сломался.
Если раньше я думала, что Вольф слишком быстро ездит на своем «майбахе», то в этот вечер я поняла, что он, просто, низко летает. Расстояние от Мюнхена до поместья промелькнуло в один момент, ладно хоть, скорость на немецких автобанах, практически, не ограничивают. Солнце едва скрылось за горизонт, разукрасив облака во все цвета радуги, а мы уже подъезжали к высоким кованым воротам поместья старого барона. Вольф раздраженно чертыхнулся, когда они отказались отъехать при нажатии на пульт. А я сразу подумала, что тут что-то не так.
- Там, сбоку, есть ручной ворот! - сказал он, выскакивая из машины.
- Ага! Есть! - ответил Лис, выходя из-за колонны, поддерживающей ворота.
- Быстро вы разобрались! - ответил Барон, запрыгивая обратно в машину, чтобы заехать внутрь парка.
- Парни свое дело знают. Практики у них, за последние десять лет, было более чем достаточно. Лис, в основном, электронными спецсредствами и взрывотехникой занимался. С возвращением в строй, адъютант! У каждого в стае свое место. У тебя тоже своя специализация имеется. Но если вы будете цапаться с Хорьком так, что это начнет делу мешать – прогоню обоих. Навсегда, - подвела я черту, выходя из машины.
Все надо, сразу, на свои места расставить.
- Вы что, уже весь периметр под контроль взяли? - спросила я Лиса.
- Для всего периметра у нас людей маловато, но оба входа, гараж и электрогенератор у нас под присмотром, - пояснил он.
- У вас тут кто командует? - поинтересовался Барон.
- В отсутствие ведущей – Дин, у него звание выше и выдержки побольше, - усмехнулся Лис.
- А кто с двойняшками остался? - спросила я, взглянув на темные окна детской.
- Хорек, кто же еще! - хихикнул Лис. – Можно подумать, он их кому-то еще доверить способен. А Че в гараже командует, чтобы не уехал никто.
- А Генрих здесь? - спросил Вольф, озабоченно глянув в сторону гаража.
- Не приезжал еще, вы – первые, - ответил ему Лис, и тут мы синхронно повернулись в сторону дороги, ведущей к воротам.
Оттуда послышался звук мотора, и из-за поворота вылетела машина, идущая на большой скорости и с притушенными огнями. Барон моментально запрыгнул в «Майбах» и развернул его поперек дороги, ведущей к дому.
- Быть может, тебе лучше к детям пойти?- спросил он, обходя машину и оставляя ее между нами и воротами.
- Там и без меня справятся, а мне лучше поближе к месту действия быть, ведь, это, в первую очередь, меня касается, - отрезала я, внимательно всматриваясь в темные стекла подъехавшего лимузина.
Лис согласно кивнул и вытащил из-под куртки узи.
- Ты где это уже прибарахлиться успел? - удивилась я.
- Да, у байкеров, как и в Греции, всё есть, - довольно усмехнулся он, припоминая цитату из старого советского фильма.
Из подъехавшей машины, тем временем, выбрался старый барон и нахмуренно посмотрел на неподвижные ворота:
- Профессионализм ваш – выше всяких похвал! Но я здесь один и, как и обещал, с вполне мирным предложением. Вы можете осмотреть машину, но затем ее стоит загнать вовнутрь.
Генрих зажег внутри своей машины свет и пошел к воротам.
Он подошел ко мне, в то время, как Вольф отодвинул ворота, а Лис осматривал и загонял машину, поставив и ее поперек дороги.
- А Вам стоило бы мне несколько больше доверять, - попенял мне Генрих.
- А, на мой взгляд, доверие – это неверный подход, - отрезала я.
Старый барон сокрушенно покачал головой:
- Ну, тогда лучше оценивать мое здравомыслие. Я, ведь, прекрасно понял, как мой внук относится к Вам, еще в день прилета в аэропорту. Да-да, и я тоже там был, правда, несколько в стороне, независимо от Вольфа. И осознал, что навсегда потеряю его, если с Вами случится что-то плохое. А с ним и доходы, которые он приносит семье и корпорации. Поэтому благополучное разрешение ситуации, прежде всего, в моих интересах.
Я с недоверием посмотрела на него:
- Но у Вас, тем не менее, есть к нам деловое предложение?
Генрих согласно кивнул:
- Я знаю, что Вы с друзьями собираетесь в Южную Америку. У меня тоже есть свой интерес к той части света, и я хочу, чтобы вы помогли мне его осуществить. Взамен, я предлагаю, вам в помощь, свои связи в германских и натовских спецслужбах. А также, финансовую поддержку нашей семейной корпорации. В сложившейся ситуации это будет совсем не лишним.
Я криво усмехнулась и покачала головой:
- Вы ошиблись адресом, Генрих! Наша команда, конечно же, профессионалы. Но мои друзья - не наемники, и они никогда не работали за деньги, а только за идею, в которую беззаветно верили. Потому-то и с нынешней властью не ужились.
Старый барон приподнял руку в успокаивающем жесте:
- Это я тоже уже успел, за время знакомства с вами, осознать. И поэтому я хочу, чтобы Вы сначала выслушали одну старую историю, прежде чем принимать окончательное решение. И желательно, сначала, вдвоем с Вольфом. В ней слишком много личного.
И он посмотрел на подошедших парней. Что-то такое прозвучало в голосе старого барона, что заставило меня отнестись к его словам с пониманием.
Я глянула на Лиса:
- Ты, может быть, отгонишь одну из машин к другим воротам, а затем присоединишься к Дину, чтоб он не нервничал. Мы здесь, если что, и вдвоем справимся.
Лис окинул нас внимательным взглядом, затем отдал мне узи и вскочил в «майбах». Свистя колесами по гравию, машина понеслась на другой конец парка. Генрих жестом пригласил нас на ближайшую скамеечку:
- В ногах правды нет, как говорят в России, а история довольно длинная.
Расположившись на лавочке, он достал из внутреннего кармана бумажник и, развернув его, показал старую пожелтевшую фотографию. На ней были изображены двое молодых людей. Миловидная блондинка с высокой прической и молодой человек в военной форме, в котором я сразу узнала Генриха.
- Это наша последняя, совместная, фотография с Гретой, - прокомментировал он. – Она сделана в тридцать девятом году, почти пятьдесят пять лет назад. Мы не так давно поженились, были безумно влюблены и счастливы. И ожидали появления наследника. Я был самым младшим в семье и к военному поприщу не имел никакой склонности. Моя мать тоже считала, что достаточно отдать на военную службу троих старших сыновей, а меня она обучала языкам и истории искусства и литературы, готовя к дипломатической службе. И я даже успел уже неплохо зарекомендовать себя на этом поприще, до того, как к власти пришли национал-социалисты. И мы не сразу поняли, насколько это серьезно. С новой властью отношения у меня не очень складывались, и я, всерьез, подумывал уехать из страны, но моя матушка была стара и наотрез отказывалась покидать родину. Да, тут еще пошли слухи, и не беспочвенные, о том, что в других странах немцев подвергают интернированию и переселяют в спецлагеря. Грета ждала нашего первенца, и они бы этого не выдержали.
Старый барон немного помолчал, словно заново переживая ужас тех дней, а потом тяжело вздохнул и продолжил:
- А тут на горизонте, вновь, появился один из моих старых друзей по университету. Он сам был из вполне приличной, буржуазной, семьи, но довольно давно перешел на службу к новой власти. Бруно принялся убеждать меня, что знает, как наилучшим образом применить мои навыки, полученные на дипломатической службе, и не попасть при этом на фронт. Одновременно он также обещал позаботиться о моих жене и матери, когда я буду в отъезде. Выбор был не велик: или принять его предложение, или отправляться в действующую армию. И неизвестно, что при этом будет с Гретой. Я слишком любил ее, чтобы выбирать между ней и щепетильной совестью. И я не думал, что уезжаю от нее навсегда. Моим опытом и связями слишком дорожили, чтобы отправить в войсковую разведку. Я занимался подготовкой агентов и обработкой сведений в специальном центре, на оккупированной территории, в восточной Европе. Время летело быстро. Я узнал, что у меня родился сын, но вырваться к семье всё не удавалось. Начались бомбежки германских городов. И однажды мне позвонил Бруно, который сообщил, что одна бомба попала в дом, где жила моя семья. Я бросил всё и кинулся в Дрезден. Там я нашел только остов того дома, где я оставил Грету вместе со своей матерью. Я даже нашел документы о том, что моя мать числилась среди погибших. А о моей жене с ребенком не было известно ничего.
Генрих снова замолчал, глядя на вечернее небо, затем, не поворачиваясь к нам, продолжил:
- Жить не хотелось, я просился на передовую, а меня послали со специальной миссией в Швейцарию. Там я нашел ряд своих родственников и довоенных деловых партнеров моей семьи. И обратно в Германию уже не возвращался до конца войны. Да, и после нее туда не торопился, не хотел бередить душу. Но, однажды, встретил еще одного старого знакомого, который утверждал, что видел Грету в одном из маленьких альпийских городков. Очередной раз, всё бросив, я ринулся туда. И нашел ее. Она была жива и замужем в третий раз. И у нее было еще двое детей, помимо нашего общего сына. Третий муж ее был очень неплохим человеком, и она, жалея детей, не решилась разрушить семью. А вторым ее мужем был, тот самый, Бруно, который сначала уверил ее и мою мать в том, что я погиб на фронте, а затем перевез Грету с сыном в этот городок. А в самом конце войны он, вдруг, неожиданно пропал. Я не мог винить ее в создавшейся ситуации, она устраивалась, как могла. Это я слишком плохо ее искал. Грета даже не препятствовала моему знакомству с сыном, но родственной близости у нас не вышло. Грету тоже лишь мучили наши свидания, и я вскоре отказался от них. Но она, всё равно, угасала и прожила чуть больше сорока лет. Мой сын винил меня в смерти матери, и я склонен был с ним согласиться.
Генрих, вновь, замолчал, глядя на угасающий закат, затем аккуратно убрал фотографию в бумажник, повернулся к нам и продолжил:
- И тогда я решил найти того, кто разрушил нашу жизнь, и дал слово, что не успокоюсь, пока не убью его или не разрою его могилу. И я вернулся на старую службу, потому, как только там я мог получить доступ к нужным мне документам. От этого-то ведомства и по дипломатическим каналам я и побывал в Восточной Германии, и даже в Советском Союзе. Я искал везде, где только мог, и у меня всё больше появлялось уверенности, что этот негодяй жив. Но точное место его пребывания я сумел установить совсем недавно. Он, как и многие из работников спецслужб, сумел в конце войны сбежать в Южную Америку.
- А почему бы Вам самому не поехать и не пристрелить его там? - саркастически спросила я его.
Генрих тяжело вздохнул и печально посмотрел на меня:
- Да, потому, что мне, вряд ли, удастся подобраться к нему на расстояние выстрела. По моим сведениям, он окопался в мало обжитом горном районе Перу, где у него что-то вроде укрепленной базы. Хотя, я и получил бы, ни с чем не сравнимое, удовольствие, всадив ему пулю в лоб.
Вольф, в свою очередь, внимательно посмотрел на своего деда:
- А не логичнее ли было бы воспользоваться возможностями здешних спецслужб, ведь, он, наверняка, проходит как военный преступник, чем пытаться нанять кого-то со стороны?
Генрих одобрительно кивнул ему:
- Вполне очевидное решение. Но здесь существует один ньюанс. В университете, где я изучал историю и литературу, Бруно изучал биологию. И, насколько мне известно, продолжал свои исследования в интересах третьего рейха. Его всегда влекла идея создания новой высшей расы. Я и вышел на него, отслеживая сведения о новых видах биологического оружия, которые просачиваются в экстремистские организации Европы. И не только. И я не могу быть уверен, что он не купит себе жизнь и свободу в обмен на сотрудничество. И вот тогда, я совсем потеряю возможность отомстить ему.
Я с сомнением покачала головой:
- Звучит всё заманчиво, но где гарантия, что Вы не решите и нас убрать, после того как мы выполним свою работу?
Старый барон развел руками:
- Ну, тут уж Вам решать, что сделать гарантией моей лояльности! Я могу предложить лишь свой контрольный пакет акций в компании.
Вольф хитро прищурился:
- Акции - дело хорошее, особенно, если сделку оформить до начала операции. А я еще могу обещать, что, в случае чего, сделаю достоянием общественности все теневые стороны деятельности нашей компании. И это, точно, пустит ее ко дну.
Генрих покорно опустил голову:
- Я приму любые ваши условия, и согласен завтра же пригласить сюда наших юристов. У меня не так много времени в запасе, чтобы искать другой вариант.
- Притормозите на минуточку! – сердито сказала я. – Все разговоры о гарантиях, конечно, хороши, но я не могу, да, и не хочу, решать за всю команду! И я никогда не стала бы, рисковать их жизнями, ни за какие деньги, если только парни, сами, не признают цель достойной. И не будут чувствовать себя марионетками в чужой игре, а в сложившейся ситуации – это очень даже напрашивается.
Вольф нахмурился, переводя взгляд с меня на своего деда:
- Ты права, пожалуй! Всё, это слишком смахивает на хорошо подготовленную ловушку. И не в наших силах докопаться до истины.
А я, помолчав, добавила:
- А Вы, Генрих, действительно, не очень хорошо понимаете наших соотечественников. Ребят гораздо проще было бы уговорить помочь Вам, не испытывай мы дополнительного давления. Чужое горе у русских вызывает сочувствие и желание помочь, а попытки давления или подкупа – чувство протеста. По меньшей мере, у моего поколения. Возможно, мы, просто, пережиток старого строя, и вполне может статься, что
изменившийся строй изменит и менталитет нации. И основой его станет расчетливый рационализм. И некому будет бросаться на амбразуру или, по призыву комсомола, ехать на стройку, в далекую Сибирь, не требуя ничего вперед, а просто потому, что это нужно людям. Но мы такие – какие есть!
Вольф одобрительно кивнул головой:
- И именно этого мне и не хватало в благополучной Германии!
- Так вы считаете, что ваши товарищи не согласятся? - после наших с Вольфом высказываний старый барон выглядел совсем расстроенным.
- Ну, если только Инь не решит перетянуть их на Вашу сторону. А для этого она, сама, должна решить, что дело того стоит, - посмотрев на меня, покачал головой Барон.
- Но, может быть, мне удалось бы заинтересовать Вас чем–нибудь другим? Если деньги не являются решающим аргументом? - Генрих предпринял новую попытку договориться. – Ведь, вы же, сами, собирались ехать в Южную Америку. И уж точно, не для того, чтобы там кофе выращивать.
Я недовольно пожала плечами:
- Не кофе. А предпосылки для того, чтобы люди смогли создать там государство, защищающие интересы простого народа. Похожее на то, которое мы не смогли защитить в своей стране.
Старый барон изучающе заглянул мне в глаза, вероятно, оценивая серьезность моего заявления:
- Конечно, это - чистый воды, идеализм! Но в определенных структурах есть серьезные наработки в том, как изменить существующий строй в стране. А также, сведения о настроениях народных масс и лидерах оппозиционных движений, а еще и куча компромата на ведущих политиков. И если использовать всё это и подкрепить солидной финансовой поддержкой, то может и получиться. И даже без особого кровопролития. И это вы можете получить авансом. А работать начать после того, как проверите полученные сведения.
- А вот, это может послужить весомым аргументом для парней! - серьезно отметил Вольф. – Но и юристов на завтра Генрих, ты тоже, пригласи.
А я подумала о том, что та часть нашего пути, что начнется в Южной Америке, становится более опасной, но и более определенной.
- Хорошо, я поговорю об этом с ребятами, Генрих. Но давить я на них не собираюсь, а всего лишь, изложу новые перспективы, - сказала я, поднимаясь со скамьи. – И насчет финансового обеспечения операции – идея также неплоха. Но у меня в Германии есть еще одно незаконченное дело с издательством, я за него несу ответственность перед Елизаветой Андреевной и еще одним умершим другом, который, в свое время, очень много сделал для нас. И я бы хотела непременно с ним закончить, до отъезда из страны. Вы не могли бы предложить, как сделать очередное путешествие в Мюнхен более безопасным?
Старый барон, прямо-таки, расцвел:
- Конечно, могу! Я просто не знал, как это предложить!
Он вскочил, достал из кармана паспорт и передал его мне. Открыв его, я услышала странный звук со стороны Вольфа, будто он чем-то подавился. Я в недоумении посмотрела на его багровое лицо, а затем перевела взгляд на старого барона:
- В чем тут подвох, Генрих?
Но ответ я услышала со стороны Вольфа:
- Это - моя бывшая жена, Грета!
Генрих с довольной улыбкой закивал головой:
- Конечно. И паспорт подлинный. В обычных ситуациях в нем нет нужды. Но сейчас, на всякий случай, лучше с собой иметь. Вы, ведь, всё равно, вместе с моим внуком поедете. А моя внучка весь ближайший месяц, начиная с сегодняшнего дня, проведет вместе с сыном на самом шикарном СПА курорте Германии. Ей он там совершенно ни к чему. И в поместье есть парикмахер, который сделает Вас очень похожей на эту фотографию, и не будет задавать лишних вопросов.
- Так вот куда ты вечером ездил! - догадался Вольф.
- Для Вашего мужа мы тоже что-нибудь подберем, в ближайшее время, и детишек оформим. Они, ведь, и вовсе, в Германии родились, - Генрих продолжал рассыпаться в обещаниях.– И, я очень хочу надеяться, что мы с Вами придем к обоюдному согласию.
Я, соглашаясь, кивнула головой:
- Во всяком случае, у меня есть стимул попытаться. Но окончательные договоренности – после изучения тех сведений, о которых вы говорили. И максимально подробного изложения того, что Вы хотите получить от нас.
Старый барон сосредоточенно кивнул:
- Тогда не будем откладывать всё в долгий ящик. Я пойду к себе и договорюсь о завтрашней встрече с юристами, после которой мне следует вернуться в Мюнхен и подготовить для Вас нужную информацию. Встретимся за завтраком.
Отвесив нам с Вольфом короткий поклон, он быстрым шагом двинулся в сторону дома.
- Ну, и что ты обо всём, об этом, думаешь? - глядя вслед деду, спросил Вольф.
- Люди, которые играют в игры. Кто-то уже это говорил. Но и нам играть – не впервой. И пускай за нами интерпол и контора лучше в Южной Америке гоняются, - задумчиво проговорила я. – Давай, сюда Лиса позовем, кратко введем его в курс дела, а потом пойдем разговаривать с остальными.
Вольф кивнул и открыл дверцу машины:
- Согласен. А что это ты про издательство опять заговорила?
Я коротко усмехнулась, залезая на другое сиденье:
- Идея тут у меня появилась. Если мы предложение Генриха принимаем, то мне, ближайший год, будет не до бумаг. Но я хочу, чтобы методика Кирилла заработала, чем бы наше предстоящее предприятие ни закончилось. Поэтому я передам свои записи и права на использование той клинике, где мы лечились. Пусть потыкаются. А оригиналы у себя оставлю. Взамен, хочу попросить заверенное заключение о том, что Че к ним прибыл в неходячем состоянии, и о своем состоянии здоровья, заодно. Пусть, наши друзья из органов попробуют этому что-нибудь противопоставить. Сложно будет доказать, что парализованный инвалид и рожающая женщина осуществили то ограбление.
Барон весело прыснул в кулак:
- Здорово подмечено! И Альберт, вполне, может на это пойти, если поймет, что вся слава ему достанется. И в этом ключе, сделать вид, что это именно он Че на ноги поставил, полностью в его интересах. Тогда, значит, завтра, с утра, мы с Генрихом встречаемся здесь с юристами компании, а затем едем в клинику. А потом и мне, тоже, стоило бы в Мюнхен прокатиться. Сделать некоторые распоряжения в банке. И встретиться с одним журналистом.
А я совершенно серьезно дополнила:
- И неплохо было бы, чтоб парни нас проводили. Че отсюда высовываться пока не резон, а остальные, пусть, с нами покатаются. Так, на всякий случай.
Вольф, соглашаясь, кивнул:
- И это неплохая идея! Хотя, не думаю, что в интересах Генриха нам что-то портить, особенно сейчас, когда ты на него поработать согласилась.
А я с сомнением покачала головой:
- Я бы никогда не стала надеяться, что человек, столько лет проработавший в спецслужбах, ведет одноуровневую игру. Уверена, что мы видим только верхний слой. И не говори ему, что ты с нами собрался. А то я не уверена, что в нем пересилит: жажда мести или финансовый расчет.
Вольф посмотрел на меня и нахмурился:
- Ты совсем разучилась доверять людям за эти годы?
Я горько усмехнулась ему в ответ:
- У меня были веские тому причины! Но тебе я верю. И ребятам из стаи – тоже. И давай уже, Лиса вызовем, а то вечер долгий предстоит.
Да, это был вечер долгих разговоров. Сделка парням не очень понравилась, надоело, за других, грязную работу делать. Но к моим доводам о том, что пора отсюда сваливать, и чем быстрее мы окажемся на другом континенте, тем лучше, они, всё же, прислушались. Да, и идея получить, в качестве стартового капитала, пакет эксклюзивных сведений о стране назначения – тоже понравилась. Всё ж лучше, чем с нуля начинать.
- А достоверность сведений я у своих друзей-журналистов могу проверить. И я думаю, что сейчас мы с Дином поедем, покатаемся по окрестностям немного, друзей навестим, - добавил Барон, в завершение дискуссии, которая проходила, естественно, в гараже.
Дин кивнул и потянулся за курткой, висевшей на руле его мотоцикла.
- А я к мальчишкам пойду, соскучилась чего-то, - сказала я и пошла к дверям, ведущим внутрь дома.
- А можно, я с тобой? - спросил Хорек. – А то Марта меня теперь, одного, на порог не пустит! Я ее днем здорово перепугал.
Фрау Марта, действительно, встретила нас возмущенной тирадой на своем родном языке, но после моего замечания, что ее тут никто насильно не держит, и рассчитают ее, хоть сейчас, она сразу сбавила тон. Интересно, сколько ей Вольф пообещал? А я переместила малышей в коляску и вывезла на балкон. Вечер уже совсем переходил в ночь, но, по-прежнему, было очень тепло и тихо. Безоблачное небо покрылось россыпью звезд, среди которых удивительно ярко сияла полная луна. Мальчишки немного погукали, но вскоре уснули под тихое покачивание коляски. А я задумалась о том, сколько у меня еще образуется таких вечеров. И правильно ли я взвесила меру ответственности, которую собираюсь взвалить на свои плечи.
- А знаешь, Инь, - неожиданно сказал Алешка, который стоял возле перил, задумчиво глядя на малышей. - У меня складывается впечатление, что судьба – это что-то вроде спиральной лестницы. Стоит вступить на первую ступеньку, как ты обречен постоянно возвращаться к исходному положению, если даже временами кажется, что идешь в противоположную сторону. Правда, на несколько другом уровне. Я помню то давнее Рождество у Кирилла. Помню глинтвейн. И то, что я больше всего хотел стать взрослым и полноправным членом стаи, чтобы быть ближе к тебе. И долго не понимал, от чего ты пытаешься меня удержать. А затем помню железку Кирилла на своей ладони и цыган на полу. А потом, яркое осознание того, что любая жизнь конечна. И то, как ты посмотрела на меня, когда вошла, я тоже помню. Тебе было меня жаль, очень. А сейчас я думаю, что это и была первая ступень бесконечной лестницы. А потом был Афганистан. И опять, мы отбирали жизни у абсолютно незнакомых людей во имя какой-то, непонятной, высшей идеи. И сейчас туда же. Судьба постоянно возвращает всех нас к тому роду деятельности, от которого мы пытаемся уйти. Как будто на нас стоит какое-то клеймо. И я не знаю, как уберечь от этого проклятия наших детей.
Я отрицательно покачала головой:
- Идя даже по самой длинной лестнице, не надо забывать, куда ты идешь. Или, во всяком случае, то, что ты, всё же, поднимаешься вверх, а не движешься по кругу. И не судьба, мы сами выбираем путь. Каждый из нас уже попытался выбрать себе дорогу в жизни: кто-то в бизнесе, кто-то в науке, а кто-то попробовал стать кадровым военным. Но обозначенные в конце пути, цели оказались ложными. А мы не умеем, просто, стоять в стороне, и всё время пытаемся что-то исправить в этой жизни. Так пусть, нашей целью будет красивая мечта. И я хочу, чтобы наши дети тоже шли по жизни, имея перед собой, в качестве цели, не только борьбу за выживание, но и что-то высокое и благородное. Иначе это и не жизнь, а медленное умирание!
Наш разговор прервал звук мотоциклетных двигателей, донесшийся справа. Из гаража к воротам пронеслись два байка, на них, похоже, были Дин и Вольф. Всё пока идет по плану. Я посмотрела на уснувших малышей и сказала Хорьку:
- Давай, их в комнату вернем, а то свежо становится. Простуда им сейчас ни к чему. Путь впереди долгий предстоит, и мы еще в самом начале.
Когда мы, под ворчание фрау Марты, снова уложили сыновей в кроватки, и вышли в маленький холл, Алексей замялся у двери и спросил:
- А можно я еще у тебя посижу? На душе ужасно неуютно!
Я мягко улыбнулась ему:
- А тебе не надо спрашивать на это разрешения! И знаешь, я тоже часто вспоминала то самое Рождество. И жалела, что у нас с тобой не оказалось чуть больше времени. Тогда, быть может, и судьбы наши по-другому сложились бы.
Разбудило меня бешеное кукареканье петуха. Спросонья, я не сразу сообразила, что это - голос электронного будильника, и подпрыгнула, едва не сев на Хорька. Мне-то показалось, что я едва-едва глаза сомкнула. И сразу после этого зазвонил телефон.
- Где-то через час у нас появятся гости, а я обещал тебя к парикмахеру подвести. Спускайся вниз, хоть чашку кофе выпьешь, - раздался в трубке нетерпеливый голос Барона.
Видимо, я вчера что-то напутала с будильником. Я буркнула, что проспала, но сейчас спущусь. И кинулась в ванную комнату. Втиснувшись в привычные мне тесные джинсы, купленные в Мюнхене, я наскоро пыталась привести себя в порядок после почти бессонной ночи. Глянув, очередной раз, в зеркало, я поймала на себе встревоженный взгляд Алешки.
- Что-то опять не так? - спросила я, нахмурившись.
- Да нет, этой ночью всё было просто здорово! Но я ловлю себя на мысли, что после, такой же вот, ночи у тебя близнецы появились. И ты, из-за них, едва не умерла, - смущенно ответил он.
- Типун тебе на язык! У меня и цикл-то еще не восстановился, после родов не многим больше месяца прошло! - возмутилась я.
А у самой похолодело на сердце, потому, что осознала, чем еще эта ночь была похожа на ту, первую. И если судьба хотела подловить меня на новом витке, то это - тот самый случай. Но я тряхнула головой, отогнав зловредную мысль подальше. Задачи будем решать в порядке поступления.
Вольф лишь коротко усмехнулся, взглянув на наши с Хорьком не выспавшиеся физиономии, когда мы с ним влетели на террасу. И протянул мне бутерброд и чашку кофе:
- Генрих сказал, что юристы уже подъезжают, и парни заняли свои места. Но я, всё же, считаю, что сегодня всё пройдет нормально. Мы с Дином, до его новых друзей, вчера вечером прокатились, так что, теперь вся округа под наблюдением. Байкеры с большим удовольствием в такие игры играют. Они и днем здесь покараулят, пока мы с вами до Мюнхена скатаемся. Давай, дожевывай, и пойдем тебя в Грету превращать. А потом и Че к мастеру направим. Пусть, и ему внешность поменяет.
Вольф встал, накинул светлый легкий блейзер и, подхватив меня под руку, поволок за собой.
В служебном крыле замка обнаружился целый косметический кабинет с очередной приветливой барышней внутри. Хотя, они и общались исключительно по-немецки, но я поняла, что Барон здесь уже побывал, и мастер свою задачу хорошо представляет.
- Доверься ей! Берта – хороший профессионал. У вас есть часа полтора, а затем я зайду к тебе в комнату, - попытался он успокоить меня, усаживая в кресло перед зеркалом.
Возле него стояла большая фотография Греты, которую я принялась разглядывать. В глаза бросились их с Вольфом общие семейные черты: густые черные брови и ресницы при очень светлых волосах. Но более тонкие черты худощавого лица. И короткая модная стрижка. Я тихонько вздохнула, увидев, как падают на пол, отросшие за эти годы, пряди волос. Мне не впервой было превращаться в блондинку, правда, раньше это был парик. Но я помнила, насколько изменял мое лицо белокурый парик с длинной челкой. Брови и ресницы мне тоже покрасили. Вот только, глаза у Греты были не зеленые, а голубые, но тут уж ничего не поделаешь. Да, и вряд ли, на каждом посту сканирование радужки проводиться будет.
Итоговый результат удовлетворил и меня и мастера, и я пошла к себе, чтобы подобрать по фотографии похожий костюм.
Влетевший ко мне, Вольф, аж, присвистнул от удивления, а затем недовольно поморщился. Я обеспокоенно спросила:
- Что не так? Я не похожа, или мне, просто, не идет стрижка?
Барон потряс головой:
- Да нет, немного непривычно. Но на мою благоверную, очень даже, похоже. Особенно, если состроишь недовольную мину. И каблуки выберешь повыше. Интересно, что Берта из Че ухитрится сотворить? И, кстати, надень вот это.
И Барон передал мне большие солнечные очки.
- Пройдем к машине через гараж, проверим заодно, насколько велико сходство. Если с тобой здороваться незнакомые люди начнут, ты в разговоры не вступай, а просто, слегка кивни и отвернись с недовольной миной. Так Грета всегда делает, - добавил он, еще раз окинув меня оценивающим взглядом.
Я надела очки и повернулась к зеркалу. Там, рядом с Вольфом, я увидела худощавую, коротко стриженную, платиновую блондинку в легком бежевом брючном костюме и в очках, закрывающих половину лица. Со мной она имела мало общего. Когда мы, вместе, шли от гаража к припаркованному неподалеку «майбаху» Барона, я заметила Генриха, стоявшего на крыльце рядом с двумя солидными мужчинами в деловых костюмах. Увидев меня, мужчины приветственно помахали мне руками и пожелали доброго утра фрау Грете. Я слегка кивнула, как учил меня Вольф, и отвернулась.
- Тебе на заднее сиденье, - шепнул мне он и открыл для меня дверцу авто.
А сам сел за руль. На сиденье рядом с ним я, с удивлением, увидела Хорька в темном костюме и галстуке.
- Все знают, что я люблю ездить за рулем, но обычно беру с собой запасного водителя. Он же - охранник, - сказал Вольф, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида. – Лёшке совсем необязательно разговаривать, только, при необходимости, водить машину и стрелять. Дин присоединится чуть позже.
В рациональности подхода ему не откажешь. Вдавив газ в пол, Барон понесся к воротам. И зачем, всё время, так летать?
Не успели мы, и километра, отъехать от замка, как за нами пристроились четыре мотоцикла. На одном из них был Дин, а на остальных - крепкого вида незнакомые парни.
- Неплохой эскорт? - спросил Вольф, опять глянув на меня в зеркало.
- Замечательный! А как вы этого добились? - поинтересовалась я, пытаясь разглядеть сопровождающих.
- Попросили братьев помочь! - просто ответил он.
Мотоциклы тем временем перестроились: два спереди и два – сзади. До клиники ехали именно в таком порядке. Байкеры остались за оградой парка, а Барон лихо подкатил к самому крыльцу административного корпуса. Лечивший Че, а теперь и мой новый партнер по исследованиям, доктор Альберт был изрядно удивлен нашим предложением, но, учуяв выгоду, быстро согласился. И немедленно оформил необходимые мне документы. А затем отдал и всё, что было связано с остальными ребятами. Со своей стороны я передала доктору то новое, что успела написать и перевести, а также пообещала любую помощь и комментарии.
Когда мы уже совсем собрались попрощаться, то Альберт вдруг вспомнил, что пришли результаты генетического исследования. Когда Барон перевел мне содержание бумаги, я только кивнула и попросила конверт. Вложила в него полученные бумаги и написала российский адрес.
- Надо отправить его спецпочтой, чтоб уж обязательно дошло, - сказала я Вольфу.
Алешка сидел в машине и грыз ногти от нетерпения.
- Бросай ты эту привычку! А то сын переймет, - бросила я ему, плюхнувшись на заднее сиденье машины.
- Так это оказалось правдой?- прошептал Хорек, посмотрев на меня, сияющими от радости, глазами.
Я понимала, сколько он всего передумал за этот месяц, разглядывая моих сыновей.
- Всего три процента вероятности, а сработало! - бросила я в ответ, искоса взглянув на Вольфа.
Тот тщательно сохранял невозмутимое выражение лица, и только я понимала, чего ему это стоило. Ведь, когда-то я отказалась от мысли иметь общих с ним детей, несмотря на его настойчивое желание.
- А письмо Раисе ты отправишь? - спросил Алешка, вспомнив мое обещание.
- Непременно! - сказала я, показывая конверт.
До Мюнхена долетели с ветерком. Пока Барон, около часа, решал свои вопросы в банке, мы с Алексеем сидели в машине, а мотоцикл Дина стоял рядом с нами. Остальные мотоциклисты нарезали круги поблизости.
А вот, на встречу с журналистом, назначенную в кафе, Вольф взял и меня с Хорьком. Там он усадил нас за столик и заказал кофе капуччино, к которому прилагалась целая этажерка с пирожными. А через несколько минут пошел навстречу солидному господину в очках, похожему скорее на преуспевающего бизнесмена. Они поздоровались и присели за столик недалеко от нас. Вольф поговорил с ним минут пятнадцать, а затем передал какой-то ключ. Вскоре после этого господин в очках откланялся и пошел к выходу, поздоровавшись мимоходом со мной.
А Барон пересел к нам:
- Допивайте кофе и едем. А пирожные нам упакуют с собой. Тут это принято.
- Я несколько по-другому представляла себе независимого журналиста, - с удивлением отметила я.
- А Рольф - это редактор одного известного таблоида. Отдельного журналиста легко запугать или даже убить. С этим, так легко, не справиться. Журналисты его профиля постоянно в сложные ситуации попадают, когда охотятся за информацией, и он прекрасно знает, как с этим справляться. Я отдал ему ключ от сейфа с бумагами и сказал, что передам код доступа по телефону, когда это нужно будет опубликовать. И пообещал, что это будет бомба. Вы с Алексеем будете знать этот код, и остальная стая – тоже. А второй ключ, пусть, будет у тебя, Инь. Для затравки же, я ему сообщил эксклюзивную новость о переходе контрольного пакета компании в мои руки.
Я озадаченно покачала головой, переваривая информацию:
- И как только Генрих пошел на это! Так обделить свою внучку и правнука! Или я чего-то не понимаю?
- Рольф тоже, сначала, не понял. Но, когда увидел тебя и решил, что ты - это Грета, подумал, что мы с ней вновь сошлись. И успокоился. Ему есть теперь, о чем писать, - иронично усмехнулся Барон.
- А как на самом деле? - уточнила я.
- Мы сошлись на том, что создали трастовый фонд в интересах Генриха-младшего. И отдельный фонд по управлению поместьем. Это в любом случае – лучшее решение для всех. У Греты нет ни способностей, ни желания к ведению дел в корпорации, и Генрих, всё равно, не стал бы, оставлять фирму непосредственно ей. А общее руководство, теперь, на мне. Во всяком случае – пока, - разъяснил Вольф.
- А почему ты думаешь, что тот редактор должен был решить, что Инь - с тобой, а не со мной? - нахмурившись, спросил Хорек.
- Да потому, что это ты - «смерть из тени». И твой род занятий у тебя на лбу написан. Типичный охранник из спецназа. И одежда, вполне, соответствует. Но не сердись, я, просто, картинку складываю. Да, и пойдемте уже отсюда, - сказал Вольф, подавая мне руку. – И коробку с пирожными забери.
Я недовольно поморщилась:
- Толку мне от этих пирожных! Знаешь ведь, что я сладкое не люблю. Лучше бы в ту старинную пивную сводил, как и обещал.
Барон добродушно усмехнулся в ответ:
- Знаю! Но Грета – любит. А та пивная – слишком популярное туристическое место. Поговорить конфиденциально, там, не было бы никакой возможности.
На обратном пути Барон уступил Хорьку место водителя в «майбахе», чем, почти, смирил его гнев. Алешке очень понравилось лететь по автобану следом за мотоциклами. Это вам не кочки да ухабы на нашем межгороде пересчитывать. Когда мы влетели в поместье, он начал пересказывать Дину свои впечатления сразу, как только выбрался из машины. А Барон тепло поблагодарил байкеров за помощь и предложил погостить в окрестностях поместья. А я чуть с ног не свалилась, увидев приближающуюся к нам фигуру со странной прической на голове, чем-то напоминающей головной убор северо-американских индейцев, только развернутый в другую сторону.
- Это так и называется «ирокез» - пояснил Вольф, – и носят его, здесь, поклонники панк-рока. Молодец, Берта! Творческий подход. Теперь в Че никто русского, точно, не заподозрит.
Хорек же, завидев Че, сразу позабыл про Дина и автомобиль и кинулся к своему другу:
- Послушай, Че! Инь говорит, что у нас, действительно, по сыну на каждого!
Связной встряхнул своей чудной прической:
- Классно! Про своего-то, я почти уверен был, уж больно похож получился. А за тебя я искренне рад, дружище! Вы документ сегодня получили?
Я утвердительно кивнула головой:
- Получили. Отчет о результатах генетической экспертизы и свидетельство о рождении.
- Так у них теперь и имена прописаны? - еще больше воодушевился Че. – Так это ж, непременно, нужно обмыть!
Вольф одобрительно кивнул:
- Я тоже так считаю. Тем более, что в компенсацию за пирожные, я заказал, привезти сюда пива из той Мюнхенской пивной, куда вы так и не попали. Сейчас скажу, чтобы накрыли на террасе.
- Молодец, Барон! - похвалила его я. – Я пока переоденусь и ребятишек соберу. Пусть, поприсутствуют немного на своих именинах.
- Я тоже пойду, переоденусь. Ненавижу эту удавку! - поддержал мою идею Хорек, стаскивая с себя галстук, через голову.
Я и сама переоделась, в привычные мне, джинсы с большим удовольствием. А когда мы с Алешкой спустили вниз двойняшек в коляске, то я и Вольфа обнаружила в джинсах и с бутылкой пива в руках. Стол был уставлен тарелками с разного вида колбасками и сосисками, а также массой каких-то кренделей с посыпкой. Поняв, что именно, я разглядываю, Вольф успокоил меня:
- Крендельки – соленые, а не сладкие, Инь! А пирожные я фрау Марте переслал. Присоединяйтесь, скорей, а то парни хорошо на пиво налегают!
А Че уже пододвигал ко мне кружку с шапкой пены:
- Давай, что ли, за тебя, Инь, выпьем, первым делом! Ведь, ты и есть творец этого чуда!
Парни восприняли это заявление как первый тост. А затем Дин спросил:
- А какие имена ты им дала? Вольф говорит, что тебе уже что-то вроде свидетельства о рождении дали.
Барон криво усмехнулся:
- Та еще, с именами, история получилась! В бумагу о рождении, учитывая всю, эту канитель с генетической экспертизой, решили не только имена детей, но и имена отцов записать. Но отчества тут, как бы, не приняты, а муж – один заявлен. Поэтому детям двойные имена написали. Первым - светленький появился. Его Инь Юрием назвать хотела, но здешние запутались с правописанием, пришлось Георгием записать. Второе имя, по отцу, - Алексей. Другой, соответственно, Герман. А по отцу – Дмитрий. Я в Россию копии документов отправил, оригиналы – здесь. Можете посмотреть, правда, там все по-немецки.
Че даже на стуле подпрыгнул:
- Здорово! В стае, опять, те самые братья появятся.
А Дин с сомнением головой покачал. Я же, чтоб не вступать снова в полемику, предложила новый тост:
- А я хочу выпить за того, кто нас в стаю собрал! За Белого Волка! За ту основу, которую он заложил, и которая, до сих пор, помогает нам жить и бороться. И оставаться людьми. Я думаю, что стая будет жить и помнить его, пока останется, хоть один человек, который будет знать, с чего вся история начиналась. И неважно, мы ли это будем, или наши дети!
Все дружно сдвинули кружки. И потекли воспоминания о давних временах нашей юности. И лишь, когда начало темнеть, я решила, что малышам стоит дальше спать в своих кроватках. Я предложила поднять их наверх.
- Я своего понесу! - подскочил Че.
- А я – своего! - поддержал его Алешка.
А я посмотрела на Вольфа, который давно уже, молча, сидел в углу, и по скулам его катались желваки. Я пообещала вскоре вернуться, и пошла вслед за сыновьями.
Несмотря на данное обещание, я довольно долго провозилась в детской. Фрау Марта подобрела после пирожных и расспрашивала о визите в клинику.
Когда я, всё же, освободилась и решила спуститься вниз, то услышала музыку. Фортепиано. И поняла, что Вольф ушел от стаи. Немного подумав, я двинулась на звуки музыки. Они, на этот раз, неслись из библиотеки. Барон играл на пианино Волка. «Лунную сонату», которую так любил Алекс. Я порадовалась, что сменила каблуки на мокасины. Не хотелось прерывать музыку. И я еще не решила, что ему сказать. И так сама задумалась, что не заметила старого барона, тихо стоявшего в тени массивной двери. И вздрогнула, услышав его голос у себя за плечом, после того, как уже некоторое время простояла в дверном проеме, не решаясь войти.
- Зачем вы так мучаете друг друга? Я же вижу, как вы друг на друга смотрите, и Вольф, последние полгода, просто, места себе не находит, - еле слышно произнес Генрих.
- А у нас по-другому не получается! - с болью в голосе прошептала я, глядя на спину игравшего Барона.
- Тогда, быть может, вам стоит попытаться отпустить друг друга? - тихо спросил старый барон.
- А я уже, однажды, попыталась! И не моя вина, что здесь у него с семьей, тоже, не вышло. А Вам-то, самому, как раз, должно быть понятно, что обстоятельства бывают сильнее любви, но задушить ее в себе никому не под силу! - резко ответила я и шагнула в библиотеку потому, что музыка смолкла.
Генрих же развернулся и пошел в другую сторону.
Вольф закончил играть, но продолжал сидеть, положив руки на крышку инструмента. Я подошла к нему и, молча, положила руки ему на плечи. Барон тяжело вздохнул и, крутанувшись на винтовом стуле, обнял меня за талию:
- Я пытаюсь относиться ко всему спокойно, но у меня плохо получается! - пожаловался он и прижался ко мне лицом. – Че еще не дорос до семьи, но Алексей знает, чего хочет. И я считаю подлостью – отбирать у него это заслуженное счастье, но отказаться от тебя я тоже не могу!
Я тоже тяжело вздохнула и запустила руки в его густую светлую гриву:
- Мы постоянно делаем друг другу больно и всё запутываем. А судьба, раз за разом, вновь, толкает нас друг к другу. Наверное, у нее есть какой-то план. И нам надо, всего лишь, подождать, пока мы поймем его. А сейчас, давай отложим объяснения. Генрих приехал. Нам стоит поинтересоваться, что он нам привез.
Следующие дни все члены стаи были заняты, под завязку. Генрих привез нам целую кучу разнородных сведений об интересующей нас стране. Вольф был вынужден поднять все свои университетские связи среди журналистов и дипломатов, проверяя сведения политического толка, а так как дело это было конфиденциальным, то он постоянно мотался по стране из конца в конец. Дин, и Че с Хорьком, разбирались с географией новой страны, изучали рельеф и схему дорог, а также структуру ее силовых ведомств. Лис, взахлеб, изучал новые варианты военных спецсредств и электроники, а Кот подбирал варианты мобильного вооружения. На мою долю досталось вылавливание общих нестыковок. Но, помимо этого, я обложилась обнаруженными в библиотеке книгами по истории и археологии Перу, привлекая старого барона в качестве переводчика.
- Ну, и зачем тебе всё это? - с удивлением спросил меня однажды Алешка, указав на заваленный книгами стол.
- А как ты собираешься наше там пребывание маскировать? - парировала я. – Надо же как-то свой интерес к глубинке оправдывать, а то мы к нашей цели подобраться не сумеем. Там все иностранцы на виду. И еще, это - хорошее оправдание тому, что мы кучу всякого оборудования с собой потащим.
Однажды утром, я вместе с Мартой кормила малышей, на руках у меня, на этот раз, оказался Гера. За прошедшие два месяца взгляд его приобрел осмысленность. Он не только активно интересовался содержимым бутылочки, но и бойко стрелял темными глазками по сторонам, вздрагивая от резких звуков. Он, и в целом, оказался гораздо беспокойнее своего братца. Тут в детскую быстрым шагом вошел Барон:
- У нас сегодня гость образуется, прямо на завтраке. И такой, которого ты не захочешь пропустить. Генрих пригласил к нам своего старого знакомого, профессора из университета. И угадай, какая у него специализация? Древние культуры Южной и Центральной Америки. Он по ней с тридцатых годов скитался. У нацистов был пунктик: они везде искали следы высших культур и всякие мистические артефакты. И в тех краях тоже. Клаус этим умело воспользовался и всю войну на том континенте провел. Да, и потом не торопился возвращаться. Никакой мистики он там не нашел, но о древних поселениях знает больше, чем кто-либо. И о том, куда в конце войны нацисты бежали. Идею пригласить его сюда, видимо, ты моему деду, своим интересом к археологии, подкинула. Он за ним сейчас в аэропорт поехал, к завтраку будут. Давай сынишку мне, и иди, переоденься.
Вольф протянул руки к малышу, и, увидев в моих глазах сомнение, успокоил:
- Не бойся, я тоже опыт общения с младенцами имею, со своим я больше, чем Грета, возился.
Он ловко подхватил малыша и, придерживая головку, прижал его к плечу. Меня поразила нежная улыбка, проступившая на его лице. Наверное, он вспоминал своего сынишку. У меня стало нехорошо на сердце: неужто, я смогу увести отца у незнакомого мне мальчишки? Да, и самому Барону не только приключения, но и настоящая семья нужна. Но Вольф нетерпеливо махнул мне рукой, и я кинулась переодеваться.
Судя по тому, что к завтраку каждый из парней попытался одеться поприличнее, все они были заинтригованы нашим гостем и с едой, особо, не торопились. Все, мы неторопливо попивали кофе и лениво перебрасывались малозначащими фразами, когда на террасе появился старый барон в сопровождении пожилого мужчины вполне интеллигентной наружности. Вот только, кожа на лице его была выдублена солнцем и ветром, да, и по рукам было видно, что он не только в кабинете сидеть привык.
Я всё еще решала, как лучше объяснить профессору наш интерес к его области познания, когда он, сам, наскоро проглотив пару бутербродов с кофе, обратился ко мне:
- Вот уж, не думал, что в наше просвещенное время находятся люди, которые проявляют к аномальным зонам столь же горячий интерес, как и во времена третьего рейха!
Я чуть не поперхнулась своим кофе и возмущенно глянула на Генриха. Но затем решила, что мысль не так уж плоха.
- Я думаю, интерес к таким местам существовал во все времена, только люди там искали разное. Инки – ушедших к небу богов, нацисты – супероружие, которое поможет им завоевать весь мир. Нас они больше интересуют в связи с использованием аномальных полей в электронике и нетрадиционной медицине, - я могла только надеяться, что звучит это не очень бредово. – И мы считаем полезным изучить, в этом плане, и наследие империи инков, в том числе. А Генрих считает Вас наиболее компетентным специалистом в этой области.
Генрих перевел мои слова. Клаус кивнул и пояснил:
- Когда-то так и было. С легкой руки Перси Фосетта, в начале двадцатого века вернулся интерес к древним цивилизациям Центральной и Южной Америки. Правда, сам, он тяготел к амазонской сельве, а я предпочел исследовать горные районы Перу. И нашел там гораздо больше хорошо сохранившихся руин древних цивилизаций. Некоторые из моих находок были поистине уникальны, особенно, остатки инфраструктуры империи инков. Но как любому ученому, мне не хватало денег, и я вынужден был просить помощи у стоящих тогда у власти национал-социалистов. Чтобы подогреть их интерес, я скомпоновал воедино предания местных жителей о древних бледнолицых богах и их супервозможностях, подкрепив их найденными наскальными рисунками. Трактовать их можно как угодно: хочешь – как жреческую маску, хочешь – как скафандр. Что-то видится фантастической птицей, а что-то летательным аппаратом.
Профессор немного смущенно улыбнулся, признавая такую сомнительную выходку, затем налил себе еще чашку кофе и продолжил:
- Мне удалось заинтересовать правящую верхушку и получить деньги на экспедицию по поиску следов исчезнувшей белой расы. Конечно же, с участием представителей спецслужб. У нас собралась довольно большая и пестрая компания. Там были и представители пресловутой «Ананербе», и люди из разведслужб, и даже ученые. Из самых разных областей. Меня интересовала исключительно археология, и я не особенно присматривался к тому, чем занимаются другие члены экспедиции. А зря, потому, что к концу войны оказалось, что они не только исследованиями занимались, но и готовили плацдармы для бегства из Германии. А затем, чтобы сохранить их в секрете, работники спецслужб решили убрать ненужных свидетелей. Мне удалось спастись, используя свои связи среди местных жителей. Но в Германию я вернулся только после войны. Здесь я систематизировал результаты своих исследований, но без подтверждения их реальными находками, особого доверия они не вызвали. Зато, после выхода книги, на меня было совершено несколько покушений. Из чего я сделал вывод, что те люди, с которыми я работал во времена нацистов, всё еще там. И они не хотят, чтобы в их владениях появились посторонние. А это, как раз, те места, где я сделал самые интересные находки!
Я понимающе посмотрела на Генриха, а затем – на Клауса:
- И вы согласны показать нам эти места?
Клаус энергично закивал головой:
- Вы - люди молодые, и, как говорит мой друг - с хорошей поддержкой, так, может быть, вам и удастся их оттуда выкурить. А там, глядишь, и я туда вернуться сумею.
И он предложил нам перебраться в библиотеку, чтобы рассказать всё более подробно, и показать на картах.
Следующие несколько часов мы провели, бурно обсуждая соотношение расположения мест давних археологических раскопок и мест возможной дислокации баз бывших нацистов. Часа через четыре я решила отпустить старого ученого отдохнуть, да, и парни уже несколько перегрелись, и решили поехать покататься. В библиотеке остались Генрих, Вольф и я.
- А почему Вы так уверены, что Ваш давний враг именно там? - спросила я старого барона, потирая уставшие глаза.
- Я нашел в архивах документы, где подтверждается его участие в той, давней, экспедиции. А затем я встретился с Клаусом и показал ему вот эту фотографию, - ответил он, и показал нам копию старого фото, где рядом с ним был снят невысокий худощавый мужчина.
А затем еще один оттиск, где был изображен тот же человек, но гораздо старше:
- А так он должен выглядеть сейчас. Это - реконструкция, которую мне сделали специалисты из полицейского управления. А в живую, его с конца войны никто не видел.
Я задумчиво поглядела на него:
- Так чего же именно, вы хотите от нас, Генрих? Насколько я поняла вашего друга, укрепления нацисты строить умели. А в более доступных местах этот человек, почему-то, не появляется. И в каком из нескольких возможных мест он может находиться, тоже не понятно. А может, он, и вовсе, помер давно. Не хотите же вы, чтобы мы штурмом брали каждое из этих мест, для того, чтобы просто посмотреть, кто там внутри? Вы представляете количество оружия и денег, которое на это уйдет? Не проще ли, заплатить вооруженным силам этой страны, чтобы они, как бы случайно, отбомбились в указанных районах?
Старый барон покачал головой:
- Вы же сами, только что, сказали, что нацисты строить умели. И подземные ходы, и бункеры – в том числе. А Бруно настолько хитер, что вполне может отсидеться или сбежать, бросив своих соратников, во время штурма. Я трезво оцениваю ваши возможности, и брать штурмом каждую цитадель не предлагаю. Вам необходимо, всего-навсего, подобраться поближе, не привлекая к себе внимания. И попытаться выяснить, нет ли там человека, похожего на эту фотографию и занимающегося экспериментами на людях. И если такой обнаружится, то дать знать мне и помешать ему уйти. А штурм, если нужно, я уже сам организую.
Я с сомнением покачала головой:
- Мы можем очень долго искать и не найти нужных доказательств!
Старый барон устало пожал плечами:
- И это я тоже понимаю! Будем считать, что если вы не найдете его в течение года, объехав все, указанные Клаусом, объекты, то вы свою задачу выполнили. Но я, всё же, надеюсь, что, при вашей добросовестности, что-нибудь вы узнать сумеете.
- А еще, неплохо было бы и в живых остаться! - желчно добавил Вольф.
- Так вот, поэтому я и предлагаю эту задачу именно вам. Думаю, что вашей команде она по плечу! - ответил ему дед.
- И ты, в такую экспедицию, с собой детей тащить собралась? - Барон сердито посмотрел на меня.
- Ну, не здесь же их оставлять! - ответила я, довольно резко. – И создавать такой удобный повод для давления и на себя, и на Че с Хорьком!
- Вы можете, конечно, мне не доверять, но я могу Вам дать несколько своих контактов на том континенте. Ряд наших старых сотрудников перебрались туда, когда от дел отошли. Хотя бы, временно, детей там можно будет пристроить, - предложил мне Генрих.
А я подумала, сколько же лет он готовил эту операцию? И просто ли так, нас с ним свела судьба? А затем развернулась и пошла прямо в детскую. А Вольф, молча, пошел за мной.
Он так и не проронил ни слова, пока шел за мной по пустым прохладным коридорам своего родового замка, но войдя в мои апартаменты, вдруг остановил меня, положив мне руку на плечо:
- Постой, Инь! У меня к тебе еще один разговор есть, конфиденциальный. Я, ведь, не так просто, разговор о детях заводил, я понимаю, насколько они для тебя дороги, потому, что сам трепетно отношусь к любой новой жизни. И больше всего на свете хотел бы, чтобы такая жизнь связала нас с тобой, но не сейчас. В данный момент я бы, наоборот, настаивал на том, чтобы ты сделала аборт. Даже, если это означает, что детей у тебя больше не будет никогда. Потому, что я едва не потерял тебя в условиях одной из лучших клиник Германии. А рожать детей где-то в Южной Америке для тебя, и вовсе, смертный приговор.
Я застыла, не дойдя до детской несколько шагов:
- А почему ты завел этот разговор именно сейчас?
Барон тяжело вздохнул:
- А ты в ящик прикроватной тумбы заглядывала?
Я нахмурилась, вспоминая:
- Ну, да! Ты туда заботливо презервативы положил. И еще какую-то мелочь.
Вольф кивнул:
- Я человек, в прошлом, семейный и, много женских мелочей тебе привез, но кое-что забыл. То, чем женщины в критические дни пользуются. А ты всё не спрашиваешь.
Я пожала плечами:
- Пока не понадобилось, может, рано еще.
Вольф с сомнением покачал головой:
- Может быть, но у моей жены всё, где-то, через месяц, восстановилось. И среди тех мелочей в ящике тест на беременность валяется. Но у вас в стране они, возможно, еще не получили широкого распространения. Давай, я переведу инструкцию, а ты воспользуешься. Я, ведь, посчитал, в какое время мы с тобой любовью занимались, и мне это всё не нравится.
А несколько минут спустя, я стояла в шикарной ванной комнате и сумрачно переводила взгляд со своего отражения в зеркале на пресловутую полоску в своей руке. Судьба поймала-таки нас в очередную петлю.
- У тебя там всё в порядке, Инь? Разобралась, как всё делать правильно? - крикнул снаружи Барон и, не дождавшись ответа, вошел в незапертую дверь.
Прятать полоску было бессмысленно. В два шага преодолев, разделявшее нас, расстояние, Вольф бросил взгляд на полоску и, скрипнув зубами, сказал:
- Мы завтра же, с утра, поедем в клинику и решим этот вопрос. Пока не стало слишком поздно. Я не хочу, чтобы причиной твоей смерти был мой ребенок.
Мне пришлось собрать все силы, чтобы посмотреть ему в глаза:
- Я ни в какую клинику не поеду! А чтобы ты не очень переживал, так ребенок может быть не только твой, но и Алешкин!
У Барона побелело лицо:
- Как, Инь?..
Он не сумел закончить фразу. Я горько усмехнулась:
- Так же, как и в первый раз. В тот же вечер, когда мы с тобой из Мюнхена вернулись. А больше ничего и не было. Ни до, ни после. Так, что вопрос, опять, открытый. И Хорек мне тогда утром, всё, то же самое, что и ты, сказал.
Я отвернулась от него и пошла к выходу из ванной. Вольф, преодолев, наконец, охвативший его столбняк, кинулся за мной в комнату и, схватив меня за плечи, развернул к себе:
- Но это ничего не меняет! Я не думаю, что Хорек согласен рисковать твоей жизнью, ради ребенка! А о чем ты думаешь, я, и вовсе, понять не могу!
А я не могла найти слова, чтобы объяснить то, что творилось у меня в душе. И чтобы это не показалось чистым бредом или суеверием. А как еще объяснить, складывающуюся у меня на глазах, картину нового витка, в мельчайших подробностях повторяющего предыдущий. И что будет со складывающейся, как пазл, картинкой, если выдернуть из нее одно звено? Я не могла найти слова, а слезы безмолвно текли по моим щекам. Казавшийся таким непреклонным, Барон дрогнул и прижал меня к груди:
- Не плачь, пожалуйста! Ты рвешь мне душу! Но мы должны же, что-нибудь придумать!
Слезы сразу намочили его шелковую рубашку. И тут я услышала скрип двери и, повернув голову, увидела Хорька, застывшего в дверном проеме. Встретив мой заплаканный взгляд, он скрипнул зубами и повернулся, чтобы уйти.
- Лёшка, не уходи! Мне нужна твоя помощь! - крикнул ему Барон.
И что-то в его голосе такое прозвучало, что Алексей вернулся в комнату. А выслушав рассказ Вольфа, встал на его сторону и с жаром принялся убеждать меня прислушаться к его доводам. Мне с трудом удавалось отбиваться от этих двоих, которые объединились, даже, несмотря на ревность и давнее соперничество.
- Считайте меня суеверной дурой, но я, последнее время, предпочитаю не игнорировать такие явные указания судьбы. А если вы считаете, что там нет достаточно хорошей больницы, так ее, просто, надо построить и оборудовать. Время еще есть. И свободных денег у Барона теперь достаточно. И еще это будет неплохим рекламным ходом в будущей предвыборной компании, - заявила я. - Вам меня всё равно не переубедить, так что, выметайтесь отсюда, мне надо к торжественному обеду готовиться. Генрих решил своего друга порадовать по полной программе.
Они обиженно замолчали и вместе вышли из комнаты. А я пошла умываться, потому, как хваленая водостойкая тушь, всё же, размазалась.
На вечер я не стала одевать открытое жемчужно - серое платье, в котором была в первый день по приезду, слишком много воспоминаний оно вызывало, а выбрала закрытое темно-изумрудное платье из китайского шелка, сшитое в национальном стиле. Оно неплохо подходило к моим глазам, но показалось, что чего-то не хватает на груди. Она у меня пышной никогда не была. Ну, на нет и суда нет. Услышав скребущие звуки за дверью, я пошла открывать. На пороге обнаружился Хорек. В костюме. Я, аж, оторопела, разглядывая Алешку в строгом сером костюме, со стальным отливом, и в бледно-лиловой шелковой рубашке. Правда, без галстука. Здесь, явно, чувствовалась рука Барона. Совсем, значит, спелись.
Алешке стало неуютно под моим изучающим взглядом.
- Сидит как на корове седло? - спросил он, поежившись.
- Да, нет. Неплохо даже смотрится. Только галстука не хватает. Или шейного платка, - успокоила я его.
- Ну, уж нет! Эту удавку, пусть, кто-нибудь другой носит. И я не думаю, что мне, особенно, понадобиться умение носить костюм в тех местах, куда мы едем!
- А вот, тут ты ошибаешься! Ведь, нам ученых изображать придется, - пошутила я.
А он воспринял всё всерьез, и даже застонал от огорчения.
А я отвернулась от него, услышав быстрые шаги, и увидела приближающегося к нам Вольфа. Он торопливо подошел ко мне.
- Я всё-таки успел! - запыхавшись, проговорил Барон и достал из кармана потертый бархатный футляр. – Я давно хотел тебе это отдать, но не знал, как ты это воспримешь. А сейчас решился-таки, пока совсем не разругались. Эта вещь моей бабушке принадлежала, почти единственное, что у нее от дореволюционной жизни осталось. А завещала она ее тебе, даже письмо оставила.
И Вольф достал из внутреннего кармана конверт. Я отступила внутрь комнаты, впуская парней. Конверт был надписан аккуратным почерком Елизаветы Андреевны. Его я решила прочесть на досуге и положила на тумбочку, а затем открыла футляр. Там лежал довольно крупный овальный серебряный медальон, в такие, обычно, вставляют фотографии. Я открыла его и, на внешней стороне, увидела портрет молодого человека, выполненный в технике эмали. У меня возникло смутное ощущение, что он, несмотря на старинную одежду, на кого-то похож. А на другой крышке был портрет девушки, в которой я узнала молодую Елизавету Андреевну. Между ними была еще одна рамочка, в которой были закреплены две фотографии. На одной была маленькая кудрявая девочка, а на другой – улыбающийся Вольф. Таким я его запомнила в первый год нашего знакомства.
- Малыш на фотографии – это моя мама. Бабушка любила повторять, что эта фотография напоминает ей лучшие годы жизни. А на первом портрете - ее жених, который не вернулся с первой мировой войны. Он вполне мог избежать отправки на фронт, но посчитал, что долг перед отечеством – превыше всего. Этот медальон бабушка всегда носила с собой. А то, что она оставляет его тебе, было даже в завещании прописано. Объяснения, наверное, в письме содержатся.
Я кивнула, закрывая медальон:
- Обязательно прочту, но после ужина. А сейчас, застегни на мне цепочку, медальон прекрасно подойдет к этому платью.
Посмотревшись в зеркало, я случайно поймала странно-нерешительный взгляд Хорька. Дотронувшись до медальона, я вдруг всё поняла.
- Я думаю, что ты тоже хочешь мне что-то подарить! - сказала я, и повернулась к нему.
Алешка сунул руку в карман, но посмотрел на Барона и замялся:
- Не думаю, что это стоит твоего внимания!
- Давай уже, не томи! - я протянула руку.
Хорек решился и протянул мне что-то, завернутое в носовой платок:
- Я сделал это сам, еще в России. И тоже все не мог найти подходящего случая.
В платок было завернуто колечко, свитое из двух тонких полосок нержавейки. А в середине было припаяно сердечко. Так наивно и трогательно. Я посмотрела на покрасневшего Алешку и надела его на безымянный палец правой руки:
- Точно подошло!
Он совсем смутился:
- Я твой палец ниткой измерил, когда ты спала.
Он, видимо, его как обручальное планировал, но всё как-то не так получилось. Не желая дальше говорить на эту тему, я пошла к двери:
- По-моему, нам надо поторопиться. Неприлично заставлять людей ждать!
В парадной столовой, действительно, собралось всё наше сообщество. Старый барон, стоявший во главе стола, пристально взглянул на медальон, висевший у меня на груди. А затем предложил мне место по правую руку от себя, а Клаусу – по левую. Вольф сел рядом с ним, чтобы удобнее было переводить. Обед, снова, был выше всяких похвал. А я завела разговор, сначала, о кулинарных особенностях народностей Южной Америки и плавно перешла к стилю жизни местного населения. Познания Клауса и здесь оказались весьма велики.
Под разговоры, мы перебрались в библиотеку, где провели весьма приятный вечер. Мужчины потягивали коньяк, а я, с досады от невозможности присоединиться, попросила себе кофе с мороженым. Клаус, просто, млел от нашего внимания и согласился провести в поместье старого барона еще некоторое время, натаскивая ребят в изучении испанского и португальского языков.
Дин и Че занимались этими языками еще с семидесятых годов, но им, явно, не хватало разговорной практики. Остальные члены команды, включая и меня, взялись за него совсем недавно, когда окончательно решили перебираться в Южную Америку. У меня, однако, складывалось ощущение, что даже если мы месяц проведем с Клаусом, нам, всё равно, понадобится в команду хороший переводчик. А Клаус тут не подходил, его появление в Перу, вместе с нами, только спугнет нашу цель.
Находясь в раздумьях о будущем, и, одновременно, следя за разговором, я, всё же, сумела заметить и те подозрительные взгляды, которые бросал на меня старый барон. По-моему вся, наша с Вольфом, конспирация летела к чертям.
Расходились мы далеко за полночь. Ребята, все вместе, бурно обсуждали новые сведения и открывающиеся возможности, но, когда я остановилась возле своей двери, то вместе со мной остались Барон с Хорьком. Я, уже было, рот открыла, чтобы их отослать, как Вольф спросил меня:
- Ты бабушкино письмо прочесть собиралась, так мне тоже очень любопытно узнать, о чем она с тобой, через столько лет, поговорить хотела. Ты не будешь против, если я у тебя посижу с полчасика?
Отказывать было, как-то, невежливо. Я посмотрела на Алексея и открыла им дверь:
- Заходите, но, если вы мне, на ночь глядя, на мозги капать начнете – выгоню обоих!
Пока я читала письмо, Вольф достал из бара коньяк и налил себе и Хорьку по бокалу. А мне – какой-то тоник. Я только фыркнула, поняв, что он, почти, смирился с моим решением.
А письмо было, действительно, интересным. Елизавета Андреевна просила прощения за то, что ее действия, в те далекие годы, развели нас с Вольфом, но считала, что время покажет, насколько правильным было это решение. И она была уверена, что если мы, впоследствии, действительно захотим найти друг друга, то ее завещание в этом поможет. «Непоправимой бывает только смерть, а все остальное зависит от того, насколько сильно люди хотят добиться чего-либо». А еще она сообщала, что Алекс был внуком сестры ее, погибшего на фронте, жениха. И о том, что именно она познакомила его с Кириллом, когда пыталась бороться с его депрессией, возникшей после смерти родителей. Хотела уберечь от смерти, и не смогла. Петли судьбы… Или предначертание?
Я, видно, сильно задумалась над тем, что прочла в письме, и выпустила его из рук. Вольф поднял его с ковра и протянул мне:
- Не сердись на нее, Инь! Она, ведь, совсем неплохо к тебе относилась. И в последний год часто тебя вспоминала.
Я задумчиво покачала головой:
- А мне не за что на нее сердится! То расставание было нашим с тобой решением. И если бы мы, и в самом деле, в тот момент, больше всего на свете, хотели бы быть вместе, то должны были бы, бороться за свою любовь, хоть, со всем миром одновременно. Но я боюсь, что эта борьба, тогда, убила бы саму любовь, и мы, в итоге, расстались бы врагами. Нам было всего девятнадцать, и совместных, горьких, воспоминаний у нас было гораздо больше, чем счастливых.
Барон с сомнением покачал головой:
- Алексею было всего четырнадцать, но он сумел сохранить свое чувство.
Я же не согласилась с ним:
- Да, ему было четырнадцать, это была его первая любовь, поэтому он не смог ее забыть. Алекс тоже не смог забыть свою первую девушку. И это, в итоге, свело его в могилу.
Какая-то нехорошая аналогия получается. Тут я посмотрела на Хорька и поняла, что он, совсем, не знает этой истории. Да, и Вольф, видимо, знает далеко не все.
- Ну, уж если у нас сегодня вечер воспоминаний образовался, то давайте, я вам всё по порядку расскажу, - я протянула Барону пустой стакан.
- И знаешь, что главное вынесла я из всей этой истории, - сказала я, когда невеселое повествование о взаимных переплетениях судеб моей, Кирилла и Волка подошло к концу. – Необходимо всегда прислушиваться к тому, что советует тебе внутренний голос. Еще моя прабабка говорила, что очень важно уметь слушать людей, но еще важнее – себя. Я всегда проигрывала, когда старалась не замечать его, или действовать ему вопреки. И не только я. А если сворачивала туда, куда он советует, то выигрывала. Даже, если сначала правильность решения не была очевидной. Ну, вот хоть, взять совсем недавнее прошлое. Мое решение пытаться провернуть всю эту комбинацию по уходу из России, будучи на сносях, всем казалось полным бредом. А операция удалась. И даже то, что я, из-за состояния здоровья, вынудила всех задержаться здесь, дало нам новые возможности для достижения цели. А сейчас я чувствую, что всё, снова, складывается в нужном порядке. Надо только не ошибиться с поворотами, и почетче проработать детали. И дети тут играют какую-то важную роль.
Возражать мне парни не решились.