Посвящение. 1

 
                Всё в юности учится легко
1
 Хмурое октябрьское небо сыпало серой моросью. Казалось, что весь мир затянут сейчас её блёклой пеленой, скрывавшей от нас не только лес за станцией, но даже вагоны, стоящие на соседних путях.

Вылезать из-под крыши не хотелось,  но под властный голос лейтенанта все посыпались из теплушек, словно горох из дырявого мешка. 

- Становись!... Становись!... Становись! – неслось вдоль эшелона, и мы, не успев толком распрямиться после приземления, уже старались занять своё место в строю…
Построились быстро. Такой же молодой, как и мы, лейтенант окинул нас взглядом, гаркнул «Смирно!» и скрылся в серой пелене.

Пока стояли, успели покрыться тончайшим слоем влаги. Наши новые, ещё зелёные гимнастёрки не успели намокнуть, и мы с любопытством рассматривали друг друга. Как здорово  было, если бы выглянуло солнце! Так кто-то у меня за спиной и прошептал.

- Тогда бы грязь по щелям отирали, от «юнкерсов» прячась, - отозвался пожилой сержант Платонов, попавший в наш маршевый батальон уже из госпиталя.

- Хоть на минутку бы, - вздохнул Сашка Леднёв. – Ох, и блеснули бы мы в Божей росе.

- Отставить разговоры, христово воинство, - впервые за весь путь рыкнул на нас сержант. – Начальство катит.

Все разом подтянулись, но капитан появился из измороси только через минуту. Ну и чутьё у этого сержанта!

Незнакомый капитан молча осмотрел взвод, вздохнул и сказал:

- Кто хочет в разведку, шаг вперёд.

Все дружно шагнули.

- Ещё три шага вперёд… А теперь кру-гом!

Браво повернувшись, мы увидели, что наш сержант остался на прежнем месте. Мы с удивлением смотрели на него, он спокойно смотрел нам в глаза, капитан молчал. Так продолжалось с минуту.

- Кто хочет сказать? – спросил капитан из-за наших спин.

- Я, как комсорг взвода, - донесся с противоположного фланга голос, - считаю поступок сержа…

 - Отставить, - капитан успел обогнуть строй и оказался рядом с сержантом. – Сержант, пойдём ко мне в разведку?

- Нет, - твёрдо ответил тот, спокойно выдержав взгляд капитана.

- Жаль… жаль, что силой не могу, - вздохнул капитан, и посмотрел на нас.

Нет, он не смотрел на нас… то есть не на всех нас сразу, а каждому из нас в глаза. Одновременно всем. Я это понял по тому, что все остальные, по крайней мере те, кого я смог видеть, поёжились под его взглядом точно также, как и я.
 
Поёжились, так это ещё мягко сказано. Все стали будто бы ниже, и невольно отступив назад, упёрлись спинами в соседний состав.
 
- Сержант, Христом-Богом прошу, - голос капитана вдруг стал похож на голос моей матери, когда у меня в пять лет было воспаление лёгких. И интонации те же. Но поверил я капитану не за голос и интонацию. Поверил за «Христа-Бога». Именно так говорила мама в самые тяжёлые для нас минуты. И это помогало всегда, кроме одного раза, одного единственного раза, когда к нам в дверь постучали ночью... С этого мгновения я был готов пойти за капитаном куда угодно. Теперь я знал, что ради своих он пойдёт на всё.

Но на лице сержанта, казалось, не дрогнул и мускул. Он стоял, не шевелясь, всё в той же стойке «смирно», а от того блестел  бисером дождя, словно самый драгоценный камень. И как бы капитан не сверлил его взглядом, сержант не поддавался его воздействию.