Только глаза влюбленных блестят тем самым блеском, что невозможно передать да и повторить в принципе; даже самый талантливый актер не способен выдавить из себя искру, которая бы окутала глаза нежностью и обожанием к кому-либо. Да и что ругать актеров? Художники на это также не способны. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
Меня зовут Майкл, и это я сейчас встаю со ступенек, зажимая в зубах сигарету, и оглядываюсь, не обронил ли чего. Затем оправляю шарф, подарок сестры, которая вечно переживает за мою ангину и считает шарф неотъемлемым атрибутом творческого человека. Закидываю через плечо портфель на длинном ремне - мой любимый, только в нем магическим образом не мнутся листы, даже если они не в папке и краска не смазывается, даже если не совсем подсохла. Волшебный портфель.
Я спешу, но так это выглядит лишь со стороны. На деле мне некуда торопиться, разве что сдать предварительный просмотр в колледже. Это уже мой последний год и я порядком подустал переживать перед просмотром каждый раз. Первый раз тряслись все, второй - почти все, за исключением нескольких больно уверенных в себе людей, а к третьему просмотру перестал переживать и я. Просмотр неизбежен, а потому переживать смысла попросту нет. Кто рисует все картины и не пропускает - тоже нет излишнего смысла волноваться. А кто не рисует... может попробовать нарисовать все за два дня до просмотра, что тоже реально, если постараться и запостись разными помощниками в виде сникерсов, колы и прочих.
Через два дня просмотр, и у меня нарисованы все картины, кроме одной. Тема - влюбленность. Я и на занятии не очень понял, что к чему, а на практике только замарал несколько листов зря и расстроился хуже некуда. Пошел прогуляться. Собственно, на ступеньках я сидел и наблюдал за парами, надеясь понять все эти смешанные чувства, возникающие во время начинающейся только влюбленности. Я много думал, правда много. Обычно идеи у меня лились рекой, а воплощать их было и того проще - будто кто-то сам водил кистью или карандашом в моей руке. Когда меня спрашивали, как я нахожу идеи для рисунков и так удачно сдаю просмотры, я лишь пожимал плечами. А что тут скажешь? В свои двадцать я и не работал, и вполне сносно развлекался, распродавая картины всем желающим. Но с этой влюбленностью... я не мог придумать ничего вообще.
Так я сидел в очередном парке, пролистывая альбом с зарисовками и прикидывая, что может оказаться хоть немного стоящим. Заодно поглядывал по сторонам. Всегда есть шанс увидеть влюбленную парочку, с которой можно будет нарисовать чудную картину в стиле французских импрессионистов.
Ветер дул жуткий, промозглый. Я совсем не удивился, что парочек в парке - ни одной. Как и людей в принципе. Был один собачник, да и тот, схватив маленькую пушистую любимицу под мышку, спешил ретироваться. Глупо я, наверное, выглядел, кутаясь в шарф глубже и озираясь. Захотелось выпить чего-нибудь горячего, какао или чая. Да и найти влюбленных в кафе могло получиться куда лучше.
Я убрал в портфель альбом и пошел, по привычке, куда ветер дул. Хорошо догадался идти так, чтобы дул он в спину, как бы подгоняя, а не в лицо, грозясь очередной ангиной, которая была ужасно некстати. И все же, волновали бы меня мысли об ангине, будь я влюблен?
Размышляя о влюбленности, ее минусах и плюсах, я дошел до ближайшего кафе. Людей здесь было немного и не мало, столько, сколько бывает в кафе во вторник в четыре часа пополудни. Заказав себе чашку какао с маршмеллоу, захотелось чего-то сладкого, и сырное печенье, на случай если будет чересчур сладко, я сел в угол, где обзор был лучше всего. Только сейчас я оглядел зал. Так нужных мне влюбленных пар не было. Конечно, мне стоило сразу это отметить, но как только зашел, я обратил внимание на наличие людей как таковых, а не на присутствие нужных мне для работы образцов. Впрочем, мне уже принесли печенье и какао, смысла корить себя больше не было.
Я снова достал альбом и начал медленно его пролистывать. Парень и девушка идут за руки. Не то, абсолютно не то. Так можно и школьников нарисовать, которые строем идут в столовую... Влюбленные сидят на скамейке. Пусть так и сидят в моем альбоме, на просмотре им делать нечего, не тянет.
А что тянет? Я покосился на открывающуюся дверь кафе. Пусть бы это был кто-то уж очень влюбленный!
Словно откликнувшись на мои молитвы, в зал вошли парень и девушка, совсем еще молодые, младше меня года на два. Девушка все смеялась, лепетала что-то своему другу и с полными восторга глазами ждала реакции. Парень ей улыбался. Улыбался так, как улыбаются обычно детям, одной только нежностью и заботой. Вот это и было нужно, оставалось только запечатлеть их отношение друг к другу и продумать композицию...
Девушка что-то выпросила у парня и довольная не пошла, а буквально попрыгала к понравившемуся ей столику около окна, совсем не далеко от меня. Но если хоть кто-то из них сядет ко мне спиной... Так девушка и сделала. Пиши - пропало.
Я выждал еще немного, чтобы узнать, куда сядет парень. Если бы он сел рядом с ней, как он сначала и хотел, но она ему не дала, бурно объясняя причину, я сам мог бы просто пересесть, и проблема была бы решена. Они сидели друг напротив друга. "Катастрофа", - подумал я. Ладно, может и не совсем катастрофа. Может нужно просто пересесть за столик справа от них и нарисовать под таким углом, но это все не то. Так избито и не интересно. Кажется, именно это и называется невезением.
Похрустывая сырным печеньем я и не заметил, как начал откровенно пялиться на смешную парочку. Они и правда были смешные. Только теперь я понял, почему девушка настояла сидеть друг напротив друга, а не стандартно на одном диванчике в обнимку. Они общались. Общались словами, невербально, глазами. Девушка рассказывала какие-то истории, что приключились с ней за день, а парень слушал и иногда, чуть привставая и перегибаясь через столик, нежно трепал ее по волосам. Девушка ворчала на это изредка, а иногда смеялась и щечкой прикладывалась к ладошке парня. Лишь на миг, но именно в таких жестах было столько нежности, какой я и представить себе не мог в своих самых смелых размышлениях. Это, наверное, и была влюбленность, плавно перерастающая в любовь. Мои руки сами собой отодвинули блюдце с печеньем и потянулись к альбому. Я зарисовал несколько их поз, в разных вариациях, надеясь выбрать лучшую чуть позже, хотя я уже знал, какая - лучшая. Места своего я так и не поменял, поэтому зарисовки получились довольно интересные – именно с моего места и от моего лица, так, как я их видел. Стараясь запомнить атмосферу кафе, парочку и все то, что было у меня прямо перед глазами, я сделал финальный штрих. Пара собиралась уходить из кафе.
- Извините, - подошел я, одной рукой поправляя вечный шарф, а другой держа в руках вырванный из блокнота лист, - Я тут нарисовал кое-что... Могу я попросить вас использовать это для своей работы в художественном колледже? - Я протянул пока что не понимающей паре листок с зарисовкой и судорожно начал ждать реакции. Обычно я никогда не спрашиваю людей, разрешают ли они мне использовать себя для моих картин, и тем более я их им не показываю. Не знаю, почему я решил так сделать, но мне это показалось важным.
Секунды тянулись дольше нескольких лет. Подумать только! Я даже в первый просмотр так не волновался. Чуть привстав на носочки, я заглянул в зарисовок. Мне он был кверху ногами, но как его автору понятен. Волосы девушки, изображенные небрежными, но реалистичными линиями, и лицо парня. Так вышло, что он сидел ко мне лицом, и я отлично видел каждую его эмоцию. На его глаза я потратил больше всего времени. И потрачу еще больше, если возьмусь повторить рисунок в другом формате, для просмотра.
- Алекс, ты всегда смотришь на меня… так? - Девушка спросила это тем самым тоном, который используют, если не ждут ответа на свой вопрос. Она медленно перевела взгляд с рисунка на меня. – Могу я сфотографировать ваш рисунок?
- Нет, точнее да, - я запнулся. - Это мой подарок вашей паре. Я наблюдал за вами все время, что вы были здесь, и я восхищен. Мне только нужно услышать, что вы не против, чтобы я использовал вас для своей картины.
- Мы не против. - Парень улыбнулся мне и за плечо приобнял свою подругу. - Вы классно нас нарисовали, это мы должны быть вам благодарны. Алекс, - парень протянул мне руку ребром.
- Майкл. - Я пожал его руку. Затем представилась его спутница, Лилит. Хотя в этом не было нужды, я итак знал их имена из разговора между ними.
Домой меня несло вдохновение, и только оно одно. Следующие два дня я провел в работе над картиной не уставая подбирать оттенки, которые могли бы передать все те чувства, которые испытывал Алекс к Лилит.
Закончил я в ночь перед просмотром. Я был опустошен как морально, так и физически - еще бы, практически не спать два дня. Конечно, было несколько раз, когда я лег прикорнуть минут на пятнадцать-двадцать, но разве это сон? Впрочем, в момент работы во сне я никогда не нуждался, что-то давало мне сил и не позволяло отступать не закончив дела. Когда после горячего душа и тщетных попыток смыть краску с рук, пальцев, лица, шеи и волос я оказался в кровати, думать у меня уже не было сил совсем. Просмотр меня больше не интересовал, я хотел только лишь чтобы эту картину увидела та самая пара ребят, я хотел подарить им эту картину и попросить, чтобы они всегда оставались такими влюбленными и смешными. Я много думал, пока работал над картиной; в частности и о том, почему я сам ни разу такого не испытывал или о том, у всех ли так красивы отношения, если приглядеться. К определенным выводам я так придти и не успел.
На просмотре я в очередной раз получил лестные отзывы за картины, в частности и за картину с влюбленными. Одна моя сокурсница хотела даже выкупить у меня эту картину, но когда я отказал, настаивать не стала. У нас так принято. Если картину не продают, значит, на это есть свои причины.
Художники не рисуют для себя, а сапожники остаются без сапог. Мы с картиной были связаны навсегда. Исключением могли стать два случая: если бы в огромном мегаполисе я снова смог встретить ту самую прекрасную пару, и если бы сам научился так смотреть на свою возлюбленную, как смотрел сквозь нарисованную мной картину Алекс.