Глава первая.
Подростком я слышала от отца о Маяковском. Он был с ним лично знаком, встречался в двадцатые годы в Берлине и Риге, впервые издал его поэму "Люблю".
Но только в десятом классе, на уроках школьного учителя литературы Гурвича, я узнала поэзию Маяковского, увлеклась его стихами, его образом - человеческим, мужским. Это стало событием, поворотом в моем самопознании. Я угадывала в нем прямоту, простоту и предельную откровенность. Хорошо - значит хорошо, плохо - значит плохо. Это мне тогда очень импонировало. "Весомо, грубо, зримо" - это было моим идеалом в 17 лет….
И казалось счастливым совпадением даже то, что мой повседневный маршрут - в школу и обратно - был в своё время излюбленным маршрутом Маяковского:
«Люблю Кузнецкий, --
простите грешного. --
Потом Петровку,
потом Столешников….»..
Я сочинила тогда большое стихотворение «Ищу Маяковского» - свой разговор с поэтом, своё обращение к нему. Стихотворение раскрывает мой, формировавшийся в ту пору характер, в нем безоглядная юношеская пылкость, бескомпромиссность, категоричность и смелая, даже дерзкая заявка на будущее.
Ищу Маяковского
Может быть, если взять мне
зеркало,
И потом твой, Володя,
портрет,
Мне удастся в чертах
исковерканных
Углядеть с тобой сходства
след...
И тогда,
может быть,
с высоты
Маяковского
архироста
Ты, как вообще говоришь
ты,
Скажешь мне
громко:
"Бросьте!
Вы, человек -- повыше
норм
И ростом,
и нравом,
и духом.
Поэтому плюньте
на все разговоры
Всяких стариков
и старух!
А все остальное --
сплошная мразь,
Чепуха и тупость сплошная
И ... да ну, в общем,
разное
Такое, для вас
неважное,
Моя наследница родная".
Да! Это я -- такая смелая
Тебя, настольного,
слова свои
Сказать мне вслух
заставить сумела.
Ведь может ты,
живой
тоже
Прошел бы
шажищами
мимо...
Но если не ты, огромный,
то кто же?
Если ты -- самый дорогой
и любимый,
Ведь недаром
ловлю
твою я схожесть
В разных
Мишах
маякоростых.
И даже если
Мишино лицо
похоже,
Он ни капли
не Маяковский.
Но однажды, знаете, В. В.,
На заре
моей в Вас
влюбленности
В именуемом
школой
хлеве,
В пыли,
химичках
и двойках
И прочих
атрибутах
учености
Твой образ
душевный,
стойкий
И ум твой,
свободный,
шпарящий
Я узрела
в хорошем одном
Небольшом таком
товарище.
Ты Володя, милый,
горластый,
Тебя прошу
мне поверить.
Сколько можно
человеку лаской
Присвоить
гордых
и возвышенных
черт!
И я, как подгоном
к задаче
ответа,
Смотря на тебя,
воспетого,
Занялась дорисовыванием
портрета
Товарища
вот этого...
Говорили - есть Бог,
который
с неба
Дунул в глину,
Адама создав.
Это - враки, этого
не было,
Кто-то не покраснел,
соврав...
Но я сегодня отдам
должное
Всяким архисвятейшим
богам
Товарищу
за тобой
стоять бы можно,
Но чтоб рядом -
для него -
много!
Ну, где ему
маха шажищ
твоих боговых,
Где ему прыти
твоей
орлиной
Та, что по силам
тебе дорога,
Этому товарищу
слишком
длинная.
Идеалов нет
кристаллических
Но, если ты -
идеал,
То должен
сверкать
феерически
Сравненный
с тобою
кристалл!
Может, сделать
портрет
еще с кого,
Чтоб сходство
с тобой
найти?
Я буду искать
Маяковского
На всем своем долгом
пути...
.
В то время заканчивалась война, в Москве каждый вечер один за другим гремели победные салюты, в небо взлетали яркие, с треском взрывающиеся разноцветно фонтаны, букеты и пучки фейерверка, становилось светло, как днем. Царил праздник, и моя душа - душа семнадцатилетней фантазерки, пела, радовалась и жаждала чудес…
Долгие годы я оставалась под властью созданного моим юношеским воображением образа Маяковсого, он служил пробным камнем в моих личных отношениях, поисках идеала…
У меня была фотография Маяковского: он насуплен, смотрит немного исподлобья, под черным пиджаком шерстяной жилет в крупную клетку. Остальное в его внешности я додумывала сама, и когда, спустя много лет, читала воспоминания о поэте, удивлялась тому, насколько порожденный моей фантазией образ совпадал с реальностью. Юрий Олеша пишет, что Маяковский был очень высокого роста, крепкого сложения, широкоплечий, ходил широкими шагами, был добрым и нежным. Именно таким я себе и представляла поэта, именно в этот образ была влюблена, и таким он сопровождал меня всю жизнь..
Тогда, в школьные годы, самоубийство и посмертное письмо Маяковского порождали смутные догадки о несчастной любви, о тайне. Я знала его стихотворение "На смерть Есенина", в котором он решительно отвергал самоубийство, призывал к активной, деятельной жизни.
Ззнала и о том, что поэма "Люблю" посвящена Лиле Юрьевне Брик, но вся сложность, противоречивость этих отношений открылись для меня значительно позже.
В 1948 году на Рижском взморье, в Дубулты, в Доме творчества писателей, я увидела Лилю Брик. Она приехала со своим мужем Василием Катаняном - биографом Маяковского. Приземистая, сутулая, с повязанными лентой крашеными волосами цвета темной меди, на стареющем лице обильная косметика, на груди цепочка с обручальным кольцом, принадлежавшем, как она говорила, Маяковскому, на пальцах кольца с бриллиантами. Она была центром всеобщего внимания, говорила о себе и Маяковском, о том, какой великой и полнозвучной была его поэзия, посвященная ей, утверждала, что Маяковский в жизни умел только любить и писать стихи. Глядя на неё мне было трудно поверить, что эту женщину любил и на неё тратил свой поэтический дар кумир моей юности.
Со временем я узнавала новые подробности о личной жизни поэта, в конце пятидесятых прочитала в "Новом мире" впервые опубликованное любовное письмо Маяковского к Татьяне Яковлевой. Постепенно становились известны имена и других женщин, которых он любил, которым посвящал стихи...
Но что бы я тогда ни узнавала о Маяковском, в памяти всё ещё оставался образ поэта – кумира моей юности:
«Я буду искать Маяковского на всём своём долгом пути!»
И продолжался мой поиск .
Глава вторая
Ещё несколько лет тому назад, читая текст лекции Дмитрия Быкова о том, как создавалась поэме «Облако в штанах», я с удивлением узнала , что Маяковский в молодости, «как правило, на женщин налетал очень стремительно, остановить его было невозможно. Это был такой вихрь, немедленно задаривавший женщину на все имевшиеся деньги букетами, духами, иногда арбузами. Чем больше было подарков и чем масштабнее были они сами, тем больше он был уверен в собственной неотразимости. Все развивалось очень стремительно».
И под действием этого вихря, героиня поэмы Мария Денисова призадумалась.
«Когда девушке 18 лет и на нее с такой силой ринулся молодой красавец футурист, который, кстати говоря, действительно был неотразим, хотя и совершенно по-базаровски не умел себя вести с людьми, не знал, куда как прятать руки, смущался страшно, от этого дерзил. Конечно, когда такой вихрь налетает, в первый момент не сразу можешь дать ему отпор. И видимо, она дала Маяковскому какие-то надежды. А затем состоялось с Денисовой решительное объяснение. Он получил, хотя и в предельно мягкой форме, отказ, ему сообщено было, ну как там собственно и сказано, я выхожу замуж.»
И Маяковский начал писать поэму.
Прошло некоторое время, и у Маяковского завелся роман с Эльзой Триоле.
« Он часто скандалил, грубил, мучил ее ревностью…Вообще Володя любил благоговеть перед теми, кто сильнее, и измываться над теми, кто слабее. Это довольно частая такая печоринская черта.»
Шел уже 1915 год, когда Маяковский, закончил поэму. Она называлась «Тринадцатый апостол». Что было очень важно для Маяковского, потому что, «он и есть везде, в любом деле такой тринадцатый апостол. Тот, кто вроде бы и любит, вроде бы и жертвует собой, и готов пополнить число адептов, но он тот, чью любовь всегда отвергают. Он тот, кто не нужен. Отсюда самоощущение тринадцатого апостола…»
Он и говорит о себе в поэме как о тринадцатом апостоле.
Но по настоянию цензуры сменилось название поэмы - «Облако в штанах» было взято из вступления:
Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!»
Конечно, «Облако» — это вещь, очень привязанная к конкретному возрасту. И я согласна с утверждением Быкова о том, что «Каждый, сколько-нибудь талантливый молодой человек, желая потрясти мир, проходит через все стадии, описанные в «Облаке»: через уверенность в своей силе и в своем торжестве, через первые любовные поражения, через непонимание в социуме и через первую религиозную катастрофу.»
Но надо ли говорить о том, какие мысли в связи с прочитанным возникли у меня о кумире моей собственной юности, которому я тогда посвятила своё стихотворение, заканчивавшееся обещанием:
«Я буду искать Маяковского на всём своём долгом пути!»
Сейчас я читаю недавно вышедшую в свет объёмистую книгу Дм.Быкова о Маяковском «Тринадцатый Апостол»*.
Именно первоначальное название поэмы Маяковского «Облако в штанах»,
http://lib.ru/POEZIQ/MAYAKOWSKIJ/oblako.txt
стало отправной точкой этой книги.
И, читая эту книгу, вместе с Быковым вчитываясь в поэму, с грустью узнаю много такого, что резко противоречит тому давнему, сложившемуся в моей памяти идеальному мужскому образу.Ведь Маяковский – предмет моей юношеской любви, мой идеал!
Быков пишет:
«Главное противоречие, обеспечивающее «Облаку» столь сильное воздействие на читателя,— кричащий разрыв между авторской мощью, самоуверенностью, силой — и беспомощностью: «Какими Голиафами я зачат, такой большой и такой ненужный?»…
«Это - страдания человека, вызванные чувством неразделенной любви. Тот факт, что произведение начинается с любовной ситуации, подтверждает принципиальную важность для поэта темы любви в целом»
Вы думаете, это бредит малярия?
Это было,
Было в Одессе.
«Приду в четыре», - сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.
Трагически напряженные слова говорят о страдании, муке обманутой любви.
Вошла ты,
Резкая, как «Нате!»,
Муча перчатки замш,
Сказала:
«Знаете –
я выхожу замуж».
Узнаю, что поэма, написанная о Марии, затем посвящена Лиле. А в дальнейшем оказалась повествованием обо всех его последующих увлечениях…
Быков пишет:
«Судьбы его женщин складывались трагически. Как минимум три из них покончили с собой: первая большая романтическая любовь Мария Денисова выбросилась из окна в сороковом. Антонина Гумилина сделала то же в восемнадцатом…Те, кто его любил, были с ним, как правило, несчастны, а без него — еще несчастнее. Но были и те, которые умудрялись быть счастливыми с ним, те, кого он берег — видимо, именно потому, что не претендовал на полную и безоговорочную капитуляцию, на собственность. Повезло тем, кто жил за границей: более или менее благополучную жизнь прожили Евгения Ланг, Элли Джонс, Татьяна Яковлева. Да и Эльза Триоле…»
Какова же была главная женщина его жизни –так долго и верно любимая им ЛИЛЯ Юрьевана Брик?
Вот её характеристика Николая Лунина —мужа Ахматовой:
«Зрачки ее переходят в ресницы и темнеют от волнения; у нее торжественные глаза; есть наглое и сладкое в ее лице с накрашенными губами и темными веками… эта женщина много знает о человеческой любви и любви чувственной…»
Читаю у Быкова:
«Секс был для Лили главным способом познания мира, жила она, в общем, этим и ради этого.»
«Она любила Осипа Брика, но и найдя в нём свой идеал, продолжала отчаянно стремиться дальше…. и тут одна ненасытность встречается с другой: только Маяковскому нужно бесконечное обладание, а ей — бесконечное бегство. ..»
Близость с Лилей Брик продолжался всего пять лет В 1924 году все закончилось .
Но для Маяковского уход Лили был трагедией.
Из письма Маяковского:« Я знаю что мое приставание к тебе для тебя боль. Но Лилек слишком страшно то что случилось …так тяжело мне не было никогда …»
И несмотря на всё, как пишет Быков
«… Маяковский от собственнических чувств никогда до конца не избавился, и Лиля в письмах и разговорах жаловалась на то, что он оказался невыносимым мещанским мужем.»
Маяковский пробовал завести отдельную семью, но женщины не терпели ни его напора, ни вспышек, и когда он требовал, чтобы они здесь же, сейчас же ушли к нему,— они, как Татьяна Яковлева, выбирали виконта или, как Нора Полонская, ехали на репетицию пьесы «Наша молодость».
«Семья могла бы его спасти, пишет Быков, — если бы, конечно, это была семья, где бытовая аскеза сочеталась бы с атмосферой абсолютного понимания, того «мягкого, женского», чего ему так недоставало еще в молодости.».
Впрочем, не все, знавшие Маяковского, считали его верным однолюбом.
….5 марта 1920 года, Чуковский записывал:
«Вчера почтовым поездом в Питер прибыл, по моему приглашению, Маяковский. Прибыл он с женою Брика, Лили Юрьевной, которая держится с ним чудесно: дружески, весело… Видно, что связаны они крепко — и сколько уже лет: с 1915. Никогда не мог я подумать, чтобы такой человек, как Маяковский, мог столько лет остаться в браке с одною..»
Узнаю, как складывались отношения поэта с Наташей Брюханенко - сначала элегические, а потом тягостные.
«Ухаживания Маяковского красивые, демонстративные ее так же шокировали, как и первый его штурм, еще до всяких ухаживаний. У него только эти две крайности и были: либо мгновенное сближение, либо бесконечные — обиженные — китайские церемонии.»
«…почему на вопрос Наташи, любит ли он её , он ответил — «Я люблю Лилю»… Ответ про Лилю был, скорее всего, удобной формой отказа. Он понимал, что Наталочка Брюханенко — «хороший щенок, только очень горластый щенок… рано или поздно ему надоест (или он со своей мнительностью и гиперболами надоест ей), и тогда расставание будет куда более болезненным….»
Маяковский искал семейного прибежища, а у Лили Юрьевны - роман за романом - заканчивается роман с режиссером Львом Кулешовым и намечается новый — с красным командиром Виталием Примаковым…. Друзья частью отошли от него, как Пастернак, частью надоели ему самому…
В сложнейшей ситуации Маяковский оказался немощным, и случилось то, что названо им самим:
«Любовная лодка разбилась о быт…»
Надежда Мандельштам на вопросы друзей, отчего застрелился Маяковский, писала: из-за бабы.
Даже Шаламов, понимавший его лучше многих, написал:
«Маяковский покончил с собой... из-за крайней, удивительной неустроенности личного быта… …Оказалось, незащищенность такова, что просит пули… Мне кажется, что Маяковский преувеличивал прямо патологически отношение к женщине как таковой.... Маяковский был самым обыкновенным неудачником, профаном по женской части…»
Меня могут упрекнуть в том, что в своём рассказе я не коснулась отношения поэта к революции, его поэтической судьбы в широком смысле.
Но, во первых – мой кумир юности - образец человека, которого я мечтала встретить и полюбить. А во вторых ведь и «Облако в штанах» – поэма о любви.
Жаль, что именно таким предстал в книге Быкова мой идеал! Но я попрежнему верна своей памяти о том, что в юности прочитала у своего кумира:
Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить -
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой
и солнца!
Август 2016 г.
----------------
*
**
http://www.stihi.ru/2010/02/04/9200