— Нет, я выпью за все гуманитарные науки! И за искусство — тоже! Это того стоит, и зря технари не считают это чем-то серьёзным! — человек в чёрном костюме, в инвалидной коляске, поднял со стола бокал и осушил его. Оппонент, седой и скромный, молча глядел на этот праздник жизни.
— Ну право же, чего стоит наука, если мне так и не сумели вернуть мои ноги? Что они называют прогрессом — совершенное инвалидное кресло?? Да пусть подавятся! Устал… — чёрный налил портвейна в бокал. — Безусловно, вы предложили самый гениальный план, который только мог прийти в голову человеку. Обвиняем всех учёных в мировом заговоре с целью диктата над человечеством, и начинаем их истреблять. То же делаем и с писателями, художниками, актёрами, кинематографистами. Чтение объявляется тяжелейшим злом. Человека, рискнувшего читать, будут бить на улице. В лучшем случае. Все религии провозглашаются злом, будет только одна религия — моего имени. -
— Между прочим, технические средства помогали вам управлять обществом, — заметил седой.
— Верно! И столь же спокойно дают возможность моим недругам меня свергнуть. Это оружие обоюдоострое. -
— Но ведь и отвержение всех достижений цивилизации — тоже оружие обоюдоострое. Ваши недруги будут иметь те же козыри на руках, что и вы… -
— Бросьте, профессор! — чёрный осушил бокал и отставил его в сторону. — Я внимательно проанализировал вашу философскую модель и решил, что она даёт мне больше шансов сохранить власть. Контроль над ограниченным числом информационных потоков держать легче. И ничего мне не говорите о технических возможностях более совершенных систем контроля! В новой архаике я буду всесилен! -
— Вы довольно диктаторски обошлись с моей моделью. Я ведь её разрабатывал как предупреждение… -
— Ваше дело, философ, разрабатывать модели, а моё — их применять, — чёрный злорадно усмехнулся. — Можете утешить себя тем, что предупреждение сбылось, и вы были правы. Ну в чём ещё может состоять счастье учёного, кроме того, чтобы оказаться правым? Радуйтесь! -
Седой скромно потупился.
— Ну, положим, счастье не только в этом. А иногда и в том, чтобы оказаться неправым. Или что-то вовремя исправить… А вот вопрос — если перебьют всех учёных, что будет со мной? Радостно ли умереть в ваших застенках? -
— Ха, да что вы теперь можете исправить?! — чёрный рассмеялся. — Впрочем, вам, как сотруднику института прикладной истории, ничего не будет. Вернее — много денег и почёт. Я не забуду, что с вашей помощью стал властелином, а не просто очередным диктатором. -
— Между прочим, вы по секретной связи предупредили своих охранников, что сегодня меня необходимо ликвидировать… -
— Как вы смогли?!? Ну ладно. Подслушивать нехорошо, профессор. А ещё и учёный. -
— Выходит, подслушивать можно только вам? Вы же персонаж из анекдота, что крал ночью из холодильника в коммуналке продукты, и долго совестил застукавшего. -
— Вам это не поможет. Не нравится мне эта ваша усмешечка, ох не нравится… -
— Верно! — улыбнулся ещё шире седой. — Поможет мне не это. И совершенно правильно вы боитесь. -
Чёрный дрожащей рукой потянулся к бокалу. В кабинет вошли шкафообразные охранники. И тут же скрючились, схватились за животы, выбегая обратно, оставляя неприятную вонь.
Седой перехватил бокал, плеснул портвейна на дно.
— Кишечная палочка вершит великие вещи! Ничего страшного, но несколько часов враг небоеспособен. Так выпьем же за естественные науки, и за технические тоже! Нынешняя победа над мелким диктатором без них была б невозможной! — и седой поднял бокал.
— Это нечестно! -
— А что честно? Когда шесть амбалов бьют старого колясочника? Теперь уж я вас буду совестить, впрочем, вам недолго осталось. -
Чёрный сник. Его руки перестали трястись. Седой осушил бокал и отставил в сторону.
— Зря вы не верили в науку. Мне-то она ноги вернула. -
И седой поднялся с коляски.