Прошло два месяца, но дочь Лангу так и не оправилась от пережитого. Она всё время молчала, а вначале даже начинала дрожать и плакать при любом прикосновении и даже при появлении вблизи кого-нибудь из мужчин. К ней приглашали колдунов – без толку, только зазря извели на них кучу добра. В один из вечеров Лангу зашёл в дом того самого хонга, что согласился вырезать всю семью палика.
- Есть что выпить?
- Да, атаман, прости – хост, конечно.
- Атаман привычнее. Наливай.
Налили, выпили, закусили и выпили вновь. Атаман сидел мрачнее тучи. Хонг, никогда ранее не обласканный его вниманием, поглядывал искоса, пытаясь понять – что означает сегодняшний визит?
- Что случилось, атаман?
- Хочется с кем-нибудь поговорить, но ни Годун, ни остальные меня не поймут.
- Говори, я пойму.
Хонг обрадовался – вот он, шанс приблизиться к атаману, занять достойное место в его воинстве и городище.
- Я смотрю на свою дочь, – медленно начал атаман, - она так похожа на Ясеньку, а внутри сейчас вся изломана, перекорёжена. Это очень больно видеть, понимаешь?
- Да, понимаю. Ей не лучше?
- Какой там! – махнул рукой Лангу. - Даже от меня шарахается. Это очень больно, а впереди долгая белая вода, и никуда из дому не деться. Придётся быть постоянно с ней рядом, слышать её стоны по ночам. Китты косятся, жена уже несколько раз говорила, чтобы я отправил девочку подальше из дому, мол малыша беспокоит её поведение. Иногда меня посещает страшная мысль, что было бы лучше для всех, убей её старый хрыч.
- Может и вправду лучше отправить?
- Куда? – вздохнул атаман. – Куда её на этих островах денешь? Я уже сам весь извёлся. Это больно… и ничего я с этим поделать не могу, ты меня понимаешь?
- Да, атаман.
- Хорошо, ну – я пойду. Спасибо тебе, что выслушал. А главное – понял… я надеюсь, что правильно.
Когда Лангу ушёл, хонг молча допил вино.
- Я понял тебя, атаман. – Хрипло рассмеялся он. – Я тебя правильно понял, ты пришёл к нужному человеку.
Следующей ночью в доме атамана тихонько скрипнула входная дверь и внутрь бесшумно проскользнула тень. Двери в домах не запирались даже на ночь – от кого? Если только чужаки нагрянут, но в этом случае запертые двери как раз способны отнять драгоценные секунды времени. Дом уже давно перестроили под лад добротной вежи, в нём имелось целых четыре комнатки, кроме центрального зала. В одной ночевал сам Лангу с женой, во второй – Годун, в третьей – старшая дочь. Четвёртая пока оставалась свободной, поскольку младший спал в родительской. Тень прокралась в комнату старшей дочери, девочка, проснувшись, едва не закричала от ужаса, но железные пальцы сдавили ей горло. Забившись на лавке, дочь Лангу упала с неё, увлекая вниз и своего убийцу. Беспокойный сон девочки давно уже никого в этом доме не удивлял, но когда раздался стук падающего тела, Лангу тотчас вскочил, кинувшись в комнату дочери. Хонг стоял над девушкой, по-прежнему крепко сдавливая её горло, в мёртвых глазах девочки застыл ужас.
- Я всё сделал, атаман, - выпрямляясь, хрипло рассмеялся хонг, - тебе самому ничего делать не придётся.
Лангу подошёл к дочери, увидев, что она мертва он ударом в челюсть отправил хонга в нокаут. На шум пришёл Годун, неся в руках обнажённый меч и факел. Застыв в дверях, богатырь в недоумении разглядывал представшую его взору картину.
- Что здесь происходит, Лангу?
- Этот… задушил мою девочку. Видать кто-то его подговорил. Выведи эту мразь, свяжи и запри. Завтра мы устроим суд.
Назавтра хонг с явным непониманием смотрел на судилище.
- Атаман, я же всё сделал правильно! За что меня судят?
- Правильно? Убить мою дочь – это по-твоему правильно?!
- Но ты же сам…
- Что я сам? Я сам приказал тебе её убить?! Ты это хочешь сказать?
- Нет… - Поник головой краснорукий, начиная понимать, что вовсе не возвышение его ждёт.
- За что ты её убил, что тебе сделала моя девочка?
- Я… наверно неправильно тебя понял, атаман.
- О чём тут говорить, хост, казнить его, да и дело с концом! – подал голос Обун.
- Казнить. Казнить. Казнить! – понеслось по площади.
Хонга обезглавили и выкинули в скалы, дочь похоронили подобающе местным обычаям – привязали к ногам камень и сбросили в море, чтобы досталась морскому богу, а не его стервозной сестрице. А ночью Лангу вновь услышал тот самый вой, только теперь он звучал ещё ближе, так близко, что атаману показалось – выйди он за околицу и столкнётся нос к носу с неведомым зверем. Выйти Лангу не решился…
Всё оставшееся время до белой воды хост посвятил заготовке высоких стволов с материка, это помимо привычных уже жира сивучей, соли и солёной рыбы. Теперь он прибивал к дверям домины поморов свой щит, говоря им, что отныне они должны платить дань только ему. Если кто другой придёт за данью – пусть приплывут и расскажут – он разберётся. Поморы соглашались – куда им деваться, да и платить дань одному лучше, чем двоим-троим. А после атаман заложили основу новых судов. Все торны и венбы уже износились, кое-какие из них ещё подлежали починке, прочие же совсем никуда не годились. Лангу заложил пять кораблей – три новых торна, очень больших, на двадцать пять пар вёсел каждый. Кроме этого построили обычный венб, и второй – с низкой осадкой и очень вместительным трюмом.
- Такой не подойдёт к берегу! – возмутились китты.
- В обычном месте - нет. - Спокойно отвечал Лангу. – Я однако присмотрел очень удобную бухту, на её берегу с уходом белой воды мы поставим новое городище. Большое, чтобы в нём всем места хватило, и никто тогда не сумеет его разорить. И море там глубокое почти до самого берега, а в шторма не столь буйно.
- Но как его разгружать, этот венб?
- Такими лодками, как у поморов. Либо по сходням, какие у гиркан ставятся.
Лангу едва дождался весны – почти каждую ночь ему слышался леденящий душу вой, к которому временами присоединялся девичий плачь. С первым теплом хост на двух старых торнах и одном венбе ушёл на юг. Строительством занялся Годун. С собой Лангу забрал пятьдесят шесть человек, но его армия сейчас столь разрослась, что дома осталось ещё больше. Первый посёлок с домом вапи разбойники взяли по старой схеме – вначале волки-волкодавы, а после они сами в масках волков. После этого Лангу замахнулся на небольшой городок. Здесь стены из камня складывались уже не по грудь взрослому мужчине, а на три метра в высоту. И воинов в этом городке собралось до полусотни. Хост же вынужден был оставить часть своих с кораблями. Его отряд молча стоял у городских ворот, а оттуда на них смотрели хак бочахи. Смотрели со страхом – имя Хакчеза наводило ужас. Но ворот тем не менее не отворяли. Лангу приказал притащить мешок с местными деньгами, добытыми им в прежних походах и у предыдущего вапи. Мешок получился довольно внушительный. Выйдя к воротам, Лангу поставил мешок на землю.
- Воины, - он развязал мешок и показал содержимое, – вы можете выйти, взять сколько вам надо денег из этого мешка и уйти. Уходите подальше отсюда, я вас не трону, слово Хакчеза.
Долгое время за стеной молчали, потом вышел один. Испуганно оглядываясь на воинов хоста, он подбежал к мешку и полными пригоршнями насыпал монеты себе за пазуху. Ежесекундно ожидая удара в спину, он затрусил прочь. Воины хоста громко расхохотались.
- Эй, на стене, - снова выкрикнул Лангу, - поторопитесь, не то последним ничего не достанется!
Ворота распахнулись, и хак бочахи толпой, отталкивая друг друга и бросая на ходу оружие, побежали к мешку. Воины Лангу зашли в город. Дом вапи штурмовать не стали, там засели самые сильные и преданные из воинов – просто ограбили местные лавки и ушли. На сей раз добыча оказалась столь богатой, что пришлось у рыбаков отнять лодки, посадив в них по три гребца и привязав для надёжности к кораблям. Кроме всего прочего атаман взял и пленных. В свою же армию он принял некоторых из рабов – трёх горцев, а также местных разбойников. Обратно шли очень медленно, ориентируясь на скорость лодок. Экипажи на них время от времени менялись, чтобы иметь возможность немного отдохнуть на более крупных судах. Таким караваном они и пришли в бухту. Этот поход оказался самым удачным из всех – не потеряв ни одного воина, хост взял богатую добычу и увеличил численность своего войска. Узнав об этом, под его руку попросились сразу два крупных хоста. И ещё одно событие порадовало атамана – его китты начали красить себе руки в красный цвет. Причём у них появилась даже градация – чем больше врагов пало от твоего меча, тем выше ты имел право покрасить руки. Так что некоторые "щеголяли" лишь одним красным пальцем. А Лангу не просидел дома даже месяца, ночной вой гнал его прочь.
- Ты хоть с женой-то успел переспать? – ворчал Годун.
- Успел, друже, успел.
- А куда так гонишь-то?
- Времени у меня мало остаётся, сам ведь говорил – не молод я уже. Хочу своим детям достойный задел оставить.
На сей раз атаман вывел в море целую флотилию – два новых торна, четыре венба, в том числе глубокий, и на двух, малых по сравнению с его, торнах шли новенькие. Всего под оскаленной волчьей головой собралось сто сорок человек, это не считая оставшихся дома. Лангу пошёл в среднюю полосу. Здесь тоже обитали гиркане, но они всё же отличались от северных. На взгляд хонга – не в лучшую сторону. Здешние жители не ждали нападения с моря, так что в городищах с поселений никто не укрылся. В селениях в основном сидели бабы да ребятишки, и те, как правило, работали в поле вместе с пахарями. Атаман знал местный уклад, и не выходил всей командой из лесу, отправляя малую часть в селение, остальных же расставляя вокруг полей, чтобы никто из селян не сумел предупредить охотников, а тем паче – соседние деревни. Таким манером Лангу прошёлся ордой по селениям, сами городища штурмовать не стал, худо-бедно, а в них живут воины кьянов. Даже в поселениях, в стычках с охотниками и пахарями, он потерял полтора десятка человек, в основном новеньких, в том числе самого нового палика. Впрочем, взамен павшего, паликом тут же стал его старший сын. Но Лангу не считал теперь это за большие потери – уже подрастают дети, как свои, так и вывезенные с севера. В этих землях тоже взяли детишек. Лангу жёг, убивал, грабил, проявляя невиданную для северян жестокость. Только что не насиловал, правда уже и не возбранял это делать своим киттам. Кажется единственное, что его беспокоило – мёд в этих краях, хоть и вкусный, но не такой целебный, нет в нём силы северного, мех на шкурах не столь густой да тёплый, а посуда и украшения роскошью даже близко не дотягивают до южных. Зато много снеди – бочки мочёных яблок и квашеной капусты, копчёные свиные окорока, жирные колбасы, сушёные грибы с ягодами, квасы и вино… много вина. Вернувшись с добычей домой, Лангу запил. Несколько раз попытавшись привести в чувство мертвецки пьяного атамана, Годун отправил паликов в поход без него. Три малых торна вышли в море и… попали в жесточайший шторм. Вернулись почти все, но без добычи, да и торны подлежали ремонту. Слава Лангу, как удачливого хоста и любимца богов, после этого случая выросла до небывалых высот. О нём уже складывали песни, знали на соседних островах. Но ни счастья, ни душевного спокойствия "любимец богов" отчего-то не чувствовал.