Криминальная киноповесть
Витёк стоял у раскрытой форточки и жадно курил. Практически одну сигарету за другой. Дым нещадно щипал глаза, но Витёк лишь бездумно отмахивался от сизой дымовой завесы, ленивыми змеями вытягивающейся в форточку. Его худое изможденное лицо застыло в неярком свете, будто зеленая нефритовая маска. Угловатая и безжизненная фигура парня скорее напоминала черновой набросок торопливого художника.
На столе за спиной коптила керосиновая лампа, и его гротескный силуэт резко выделялся, колеблясь на фоне дряхлого окошка. Выцветшая занавеска прикрывала окно лишь до половины. Если бы кто, решил за ним понаблюдать с улицы, то в раз бы и снял из пушки. Легко. Но Витёк осознавал, что сначала его будут пытать, сразу не убьют, факт.
Редкие снежинки, кружась и, вспархивая, залетали в открытую форточку, обессилено ложились на его одежду и бесследно исчезали в жарко натопленной кухне. Форточка открывалась наружу, поэтому легонько поскрипывала на ветру: труу – труу, крии – крии, накладывая на мистерию зимней ночи диссонансные ноты старой разлаженной скрипки.
Позади в углу гудела ожившая старая печка, огонь алчно пожирал сухие поленья дров, изредка шипел на влагу от стаявшего снега. Его танцующие блики метались по комнате, отражались в стеклах буфета, стоящего в красном углу напротив печки, смешивались с отблесками трепещущего огня керосиновой лампы, придавая кухне мистический загадочный облик. Темная улица в снежной круговерти тоже вызывала в воспаленном мозгу парня мрачные видения и разжигала чувство необъятного страха.
Домик бабки Насти от улицы отделяет всего лишь хлипкая штакетниковая ограда, на столбики и балясины которой уже насыпало приличное количество свежего снега. От калитки до низкого крылечка пяток широких шагов. Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать! И ведь найдут…
Хотелось ни о чем не думать, а думать надо было, и поскорее. Мозги же после вчерашнего загула скрипели, медленно ворочались в отупевшей голове Витька, и думать совсем не желали.
Ведь сроду он столько не пил. Вообще не увлекался бухлом, а тут набрался до зеленых чертиков. Один. Со страху. Витёк снова жадно затянулся и пустил густую струю дыма в форточку, во рту уже саднило от выкуренных сигарет.
Ночь, заступившая на дежурство, медленно со всех сторон окружала дом бабки Насти, в котором укрылся Витёк, дремотной темнотой, неясным шорохом падающего снега и черным липким ужасом.
Ужас уже давно въелся в каждую клетку дрожащего тела Витька, днями кружил белой вьюгой вокруг скособоченного бабкиного дома, сновал по комнате заплетающимися всплесками огня, гудящего в раскаленной до бела печке, питал его разбухшее от страха сердце ядом неотвратимости возмездия.
Что он натворил пару недель назад, Витек совсем не помнил. Нет, помнил, конечно, но очень хотел забыть. Но чуял, что совершил нечто непотребное и страшное. Понимал, его ищут. А, если найдут…
Парни едут в Москву на заработки
Начиналось всё сумбурно и впопыхах.
Витек, тебя к дереку вызывают! На собеседование. Это Юрка Балабанов, Витькин корефан и по совместительству одногруппник в ПТУ. Юрка коренастый, крепкий не по годам парень и надежный друг Витька. Они будто братья – не разлей вода с раннего детства. И в школе, и в ПТУ.
Вместе их туда родители загнали, когда в школе не пошло с учёбой с девятого класса. И после встречи с Пиночетом, это суровая кликуха у директора школы, в миру Петра Всеволодовича (пока выговоришь, так свихнёшься).
Ну, на сварщика, так на сварщика, мне по барабану, сплюнул тогда тягучей слюной Юрка, накурившись краденых у отца сигарет. Айда вместе, Витёк, тебе в школе тоже не фонтан, да и с классной ты на ножах, а?
Витёк долго не думал, согласился. Училище у них самое крутое, железнодорожное, скоро обещают колледжем сделать. Но Витька с Юркой на престижные специальности не взяли, по причине слабых знаний предложили на сварщика. Юрка у них явный лидер, он метко заявил: сварщик, он и в Африке сварщик, а железные дороги не везде по планете проложены, так что не прогадаем.
У Юрки отца вообще нет, и не было. А у Витька был, да помер недавно. Выпивал, конечно, не без того, но только на отдыхе, когда не в рейс. Сердце прихватило прямо на трассе, а он сменный водитель на междугороднем автобусе, пока людей довез до автостанции, пока автобус загнал в автопарк, там, на асфальте и умер возле автобуса. Матери врач сказал, что, если б в дороге тогда немедленно помощь оказали, пожил бы еще отец.
Без отца в семье настало безденежье. Мать санитаркой в горбольнице, когда – никогда притаранит из больницы пакет с продуктами: крупы, сахару, макаронов…, или кто из больных угостит фруктами. И на том спасибо.
А Витёк в шарашке вслед за Юркой тоже наловчился покуривать, и на это деньги опять же нужны. Не век стрелять, да и противно побираться. Юрка – тот, небось, привык к бедности, а Витек никак не подладится к скудной жизни.
Поэтому, когда мать предложила продать старую отцову «Шоху», Витек долго не сопротивлялся, за коммуналку плати несчетно, на одежду надо, на прочие малости.
«Жигуль» Витек изучил вдоль и поперек, отцу с удовольствием помогал чинить, регулировать, водил лихо за городом на проселках. Мечтал, вот через годик восемнадцать стукнет, пойду, мол, на права учиться, а теперь, когда отца нет, где деньги на учебу взять?
Выручили за «Шоху» всего – ничего, шестьдесят пять косарей, да и то потому что гараж у них попросили на время арендовать. Витьку гараж даже жальче машины был, там с дружками самоё - то вечерами посидеть по взрослому, девчонки соседские подтягивались иногда. Посиделки клеевые получались. А теперь там чужой незнакомый дядька засел, в гараж не пускает, хоть и не продан он, а всего лишь на время дан.
Год отмантулили в шараге, тут Юрка как-то в июле приперся к Витьку домой и говорит: А, ну, её, эту собачью жизнь! Давай в Москву подадимся. Там, я слыхивал, деньги под ногами у людей валяются, умей только подбирать.
И чо мы там делать будем?
Чо по–китайски жопа, А делать мы будем бизнес! Юрка хлёстко так сказал: бизнес!
Витек аж с табуретки кухонной чуть не упал, ржал, что есть мочи. Какой – такой бизнес – шмиздес? Ты в своем уме, Юр? Мы ж малолетки. Кому мы в той Москве нужны, нас и на панель не возьмут по причине отсутствия… И снова ржать давай.
Погоди ты, утихомирься! Юрка прижал Витька к табуретке. Витек аж заскрипел, рука у Юрки крепкая. Силен брат Юра, коренастый, крепкий дубок, недаром на борьбу ходит. А Витек на футбол записался, у них в ПТУшке секция футбола хорошая, тренер настоящий из бывших футболистов. Вот только Витьку ультиматум поставили – не курить! Приходится тайком курнуть малость, и ша! Витек быстро бегает, худой, жилистый, поэтому в полузащите стоит, то к чужим воротам, то к своим мчит на помощь защитникам, побегать немало приходится, да всё спринтом.
Слушай сюда, Витюха, и зашептал, оглядываясь по сторонам.
Москва встретила пацанов нерадостно. Холодный моросящий дождь выбил из них последние надежды быстро разбогатеть уже на Ярославском вокзале.
Из здания вокзала ни войти, не выйти, менты так и зыркают глазами, присматриваются к шпане, вот – вот накроют. Но, то ли Бог в тот момент отвернулся, то ли дьявол как раз мимо проходил, да под руку подтолкнул, а только вдруг повезло Юрке с Витьком несказанно.
Напротив них на лавочке долго сидел какой-то худосочный хмырь, весь в щетине и неказистых очках, транзитом, судя по всему, от скуки изнывал, по сторонам не заглядывался, на сумку глаз не косил, а сумка у ног вместительная, дипломат еще на коленках. Только и этот хмырь в конце концов не утерпел, к мороженице сунулся, мороженого, вишь, ему захотелось, невзирая на занудный дождь.
До мороженицы туда десяток шагов, да обратно столько же. А Юрка молнией метнулся к сумке, хвать и быстро – быстро на выход, между людьми и на дождь. Витёк, делать нечего, за ним вдогонку со своей, да еще и с Юркиной поклажей.
Сердце бьется в грудной клетке раненой птицей, дыхалка заходится от страха, а Юрка с Витьком уже недалеко от здания вокзала в сумке осторожно роются. В боковухе сразу паспорт с билетом ж/д нашли, денег немного, тыщ пять с небольшим, на дорогу, скорее, припасены. В сумке вещи добротные, еще что-то хорошее виднеется, подарки, видать.
Тут, откуда ни возьмись, и голос над ними грубый, с кавказским акцентом, но спокойный и властный. Ну, что, пацаны, пофартило? А ну, пойдем со мной, а сам за сумку чужую хвать!
Витек тогда чуть не описался со страху. Над ними глыбой высится мужик, сам черный, грудь волосатая через рубашку лезет, в тонкой коричневой кожанке, потертых джинсах, туфли модные коричневые блестят. Кожанка на могучих плечах аж трещит, ноги как столбы и руки как бревна, здоровенный мужик, не сладить. Акцент у него нерусский, но не противный, мягкий такой.
Я за вами, пацаны, давно приглядываю, щерится волосатый мужик, думал, как вас в гости пригласить, на улице такая плохая погода, а ребята бедные замерзли. Смотрю, а вы не промах. Но сегодня вам просто повезло, этот очкастый лохом оказался натуральным, даже не сообразил, куда вы помчались с добычей. А я сообразил. И так больше никогда не делайте, не успели с вокзала сдернуть, а уже в сумку не терпится сунуть нос.
Дальше надо было уйти, так спокойнее и правильнее, нравоучительно продолжил волосатый.
Меня дядя Рамаз зовут, так и вы зовите. Давайте, не менжуйтесь, идите за мной, у меня тут машина недалеко. И потащил чужую сумку - добычу пацанов. Витьку и Юрке ничего не оставалось, как побежать следом.
Вот те на, навстречу патруль из двух ментов с дубинками: эй, мужчина! Остановитесь, кто это с вами?
Это, слушай, дорогой, это мои соседи, их бабушки сказали встретить на вокзале, они первый раз в Москве, чтоб не потерялись. К бабушкам в гости приэхали, столицу нашей родины посмотреть. Себя показать. И дядя Рамаз сунул что-то сержанту в ладонь. Сержант козырнул: хорошо, идите, а вы, ребята, не отставайте, а то и впрямь потеряетесь.
А Юрка с Витьком онемели от страха, даже б их спросили, то они и слова бы не вымолвили. Витек только потом уж сообразил: ишь, ведь, сам черный, а Москву тоже столицей его родины считает. Где только его настоящая родина находится?
Раздолбанный джип «Нисан» долго мчит по незнакомым улицам, пацаны, разинув рты, глядят по сторонам, но, спроси их, ни за что не скажут, как и куда их везли. Потом машина крадется по узким улочкам и переулкам, среди гаражей, невнятных контор и предприятий.
Наконец, джип останавливается против двустворчатых скособоченных ворот из металла. Между створками на скобах огромный навесной замок. Внутри небольшой дворик, у ворот замощённый асфальтом, а дальше вглубь разбитыми плитами перекрытий. Щели между плитами заполнены щебнем.
У задней стены поодаль длинный ангар из силикатного кирпича, покрыт листами профильного железа с несколькими воротами. В каждых воротах есть еще и калитка, тоже железная. Слева по курсу ближе к выезду большой строительный вагончик с трубой. Из неё чуть теплится сизый дымок. Справа строения, напоминающие Витьку деревенские нужник и курятник. Сколочены они из чего придется, поверх обшиты ржавыми листами давно крашеной жести.
Навстречу прибывшей машине из вагончика выходит худой, дерганый парень лет двадцати в черной ветровке с капюшоном. В его правой руке сверкает в тусклом свете пасмурного дня опасная бритва. Парень ею мастерски играет, наводя на пацанов липкий глубинный страх, от которого куда-то напрочь деваются силы.
Эй, давай открывай! Кричит могучий Рамаз. Опасный молодой джигит небрежной походкой подходит к воротам, просовывает руку сквозь прутья ворот, тянет дужку замка вниз, снимает замок, со скрипом их раскрывает.
Замок, оказывается, для блезиру, думает Витёк. Такой он может открыть одной левой даже если его на ключ закрыть. Из открытой двери вагончика появляется еще одна черная кудлатая голова, за ней на свет божий выползает приземистая фигура парня, немного похожего на Рамаза, только поменьше и моложе. Он в майке, но тоже, невзирая на дождь, трусит к воротам на помощь.
Сумку, добытую на вокзале, приземистый парень уносит в вагончик. Витька с Юркой впихивают в двери центрального ангара. Дядя Рамаз с худым парнем заходят следом.
Тусклая лампочка в металлической сетке слабо освещает большое помещение ангара. Но разглядеть можно: в глубине три двухъярусных солдатских кровати в ряд, между ними пара тумбочек. Еще одна кровать без верхней надстройки стоит отдельно, у другой стены. Рядом с ней на широкой тумбе небольшой телевизор. На кроватях кое-какое белье, жесткие свалявшиеся солдатские одеяла и подушки.
Дядя Рамаз, голос Витька дрожит, вы нам сумку отдайте, это ж наша добыча.
Давай, пацаны, нэ суетысь, праходи, это ваша новая хата будет. Здесь теперь жить будете, и на работу отсюда ходить. Рамаз хлопает по спине не больно, но внушительно: это теперь не ваша, а наша добыча, общак! Понял? Общак, это общее, на всех! Да, и деньги давай, я видел, как ты в карман прятал у вокзала.
Какие денги? Худой и быстрый парень оказывается мгновенно рядом и сверкающее лезвие бритвы матовой молнией мелькает вблизи горла Витька. А ну, дай суда, сука!
Успокойся, Гурам, они ребята хорошие, приехали работать, мы им работу найдем хорошую. Дэнги будут, жрачка будет хорошая, дэвочки, шмотки, всё будет! А деньги, давай, отдай Гураму. Надо всем жрачку – шмачку купить, мыло – шмыло, всякие штучки – дрючки.
А какая работа будет у нас, встревает Юрка, который до сих пор слова не вымолвил, будто язык проглотил.
Вечером ваши корешки соберутся, узнаете. Собрание будем проводить. Профсоюзное, смеётся незлобливо дядя Рамаз. Подводит новобранцев к одной из двухъярусных кроватей, - вот ваши шконки будут, кто сверху – снизу, сами разбирайтесь, а Гурама будете слушаться как меня! И моего брата тоже, он обнял за плечи подошедшего позже коренастого увальня. Его Миша зовут, поняли?
Вот это влипли мы, шепчет Юрка, когда они остались одни. Тяжелые двери ангара за ними наглухо закрылись, сначала в ангаре стало темно, но потом глаза пообвыкли к тусклому свету под потолком, и ребята стали нехотя обустраиваться.
Да, Юрк, как-то всё быстро больно случилось, будто нас пасли да и выпасли. А дядя Рамаз–то с виду добрый такой, а самому палец в рот не клади, а? Как думаешь?
Парни учатся работать
Ладно, подглядим, увидим! Если что не так, свинтим! А то, может, и впрямь разживемся с ними! Прикатим на «мерсе» к нам в Ярославль на Ухтомского, Верке с Танькой подарки, а потом прокатим их за город. И они наши будут, а то всё кочевряжатся, мелкота, говорят, вы голожопая…
За небольшим окном, затянутым густой паутиной и толстой стальной решеткой немного развиднелось, дождь прекратился. Заметно было, что дело идет к вечеру. Дружки, уставшие от путешествия в Москву и голодные как сто чертей, приуныли. О них как будто совсем забыли. Время тянулось медленно, будто тягучая липкая лента, на которой пленниками оказались они с Юрком. Мухи, и есть мухи, на мед прилетели в Москву.
Снаружи послышался шум мотора, потом заскрипели въездные ворота, послышались голоса, во двор въехала машина. Потом еще одна. Что у них тут, слёт автолюбителей?
Витек подошел к выходу и попробовал толкнуть дверь, она чуть зашаталась, но не открылась. Снаружи сквозь узкую щель виднелся массивный засов и маленький кусок двора.
Тогда он постучал, сначала робко, потом сильнее, кулаком. Неожиданно засов резко отдернули, и Витька чуть было не вывалился из двери. В проёме стоял Гурам и злобно щурился: чего стучишь? Не видишь, приехали, встречаем. Давай, выходите!
Витек и Юрка слепо огляделись, после полумрака их заточения во дворе было довольно светло. Посреди двора рядом с «Нисаном» стояли еще две машины: новенькая пассажирская «Газелька» и потрепанный «Жигуль» девятой модели. Рядом толпились человек шесть – семь ребят.
Пятеро вроде бы русские. И двое черноголовые, наверное, из этих, Витек вовремя прикусил язык, скоренько повернувшись к Юрке. Из вагончика вразвалку вышел Рамаз, вздремнул, по всему видно.
Он полуобнялся с черноголовыми, а на остальных кинул небрежный взгляд: ну, как сегодня, есть чем похвастать?
Отвечал ему один из черноголовых. Есть маленько, брат. Есть. Неплохо, даже можно сказать, сегодня. Народ сегодня мышей не ловит, нам помогает, развеселился незнакомец.
Тут мы тебе, Шамиль, новое пополнение привезли, прямо с вокзала, ребята голодные, но смелые. Не успели приэхать в Столицу, как уже чемодан свистнули. Еле – еле я их от полиции спас, и дядя Рамаз щедро взмахнул рукой в сторону оторопевших мальчишек. Если они так будут работать, скоро богачами станут, а? Все угодливо засмеялись и стали в упор разглядывать новичков. Шамиль задержал взгляд дольше всех, Витьку стало от его пронзительного взгляда не по себе, Юрка тоже съежился, будто захотел раствориться.
Всю следующую неделю Витек с Юркой учились. Учились вскрывать машины, хватать с сиденья все, что там могло лежать, учились отвлекать водителя, чтобы скоммуниздить барсетку или портфель, телефон, пиджак или еще что - ни будь ценное.
Для учебы им выгнали из крайнего ангара и поставили посреди двора «Пятерку», учили отжимать стекло, открывать замки, обрубать сигнализацию, отвлекать водителя, то бишь, хозяина машины.
У Витька с машиной получалось ой, как неплохо, навык был. А Юрку признали вторым номером. Зато он мог так толкнуть «водилу», что дядя Рамаз сказал как-то: нэ надо так сильно обижать своих, пойдешь на дело, будешь лохам вставлять по рогам.
Все юные барсеточники и воры жили вместе в одном ангаре, только их разводящий Шамиль жил в вагончике вместе с дядей Рамазом, его младшим братом Мишей и злым Гурамом.
Присматривал за ребятами еще один из черных – его звали Карим, он тоже работал на дядю Рамаза, но как мусульманин, имел некоторые привилегии: спал он тоже в ангаре, но в своем углу на одноэтажной койке с отдельной тумбочкой и небольшим ковриком у кровати. Рядом вешалка на металлической стойке, одежда его не мятая висит на крючках. Под ней обувь запасная стоит. На его личной тумбочке кроме телевизора еще и небольшой музыкальный центр.
У таджика Карима была своя квалификация, он ходил по квартирам, будто наниматься ремонт делать, а сам высматривал, что да как в квартире, потом в намеченную квартиру они приходили уже с Шамилем и Володей. Шамиль – он за рулем «Газельки». А у Володи руки в наколках, замки дверные для него семечки. Володя самый старший из русских пацанов, пожалуй, под тридцатник, успел и в колонии для малолетних преступников побывать, потом сбежал, его в Армию спровадили. Он и в Армии немного послужил, оттуда тоже сбежал.
Утром поднимали рано, часов шесть, а то и раньше, по погоде. На завтрак китайская лапша или картофельное пюре с сосиской, сладкий чай, лепешка. Ужин тоже ничем не отличался, разве, что фрукты бывали, порой. Если неделя закрывалась удачно, то дядя Рамаз накрывал стол в ангаре для всей братвы: сыр, колбаса, чебуреки, конфеты, по бутылке пива на брата. При этом говаривал, в нашем деле пить нельзя, засыпаться можно. Дядя Рамаз – добрая душа – он сказал сразу: зарплату вам начисляю я сам, а выдам потом, когда сезон закончим. Лето – горячая пора. Надо капусту рубить, пока лето. Зимой немного работать, много отдыхать.
Вот только были у него предусмотрены всякие – разные штрафные санкции. Поэтому Витек и Юрка толком и не знали, сколько же они заработали, ведь прошел целый месяц, с той поры, как они в эту кабалу попали. Как из дому убегли.
Сунулся как-то Витёк: дядя Рамаз, можно мне узнать, сколько денег накопилось у меня? Тут как тут рядом оказался этот гяур Гурам с бритвой своей, как зашипит: нэ лезь к дяде Рамазу! Зарэжу! А бритву держит у самой ширинки. Иди на работу, живо! У Витька тут и силы в пол ушли, и сердце обомлело, и пот прошиб до пят. Больше он спрашивать не решался.
Сегодня они работают с Шамилем. Уже не в первый раз. С Шамилем надежно. Витьку нравится с ним работать. И пока всё у пацанов складно получается.
Юрка, шепчет Витёк, вон видишь, крутой мэн тормознул у киоска, аварийку включил, а сигналку нет. Дуй к киоску, задержи его на полминуты. Юрка послушно двигает к киоску Союзпечати и жмется к дорогому костюму хозяина машины, тоже пялится в окошко, отвлекает.
Витёк мгновенно у левой задней дверцы большой черной «Тойоты», рядом на асфальте, чуть не задевая его локти, теснятся автомашины. Пробка, ети его. На сиденье уемистая барсетка, куртка из мягкой кожи, на полике под сиденьем небольшая пузатая сумка. В мгновение ока всё это перекочевывает в руки Витька, он торопится к тротуару, но тут вдруг кто-то их водил жмет сигнал, пытаясь обратить внимание хозяина опустошенной машины. Мэн у киоска вертит головой и вдруг замечает бегущего Витька.
Стой! Сука, стой, визжит мэн, пытаясь набрать скорость. Теперь очередь действовать Юрке, он бросается мэну под ноги, вместе больно падают на тротуарную плитку. Юрка пытается вскочить первым. Мэн железными пальцами держит Юрку за брючину, Юрка другой ногой бьет мэна по лицу, но тот не отпускает, наваливается на Юрку своим литым мясистым телом, вдавив того в тротуар.
Витёк не знает, что делать, бросить вещи и бежать на помощь…
Боковым зрением видит, как рядом появляется Шамиль, рычит ему: беги к нашей машине. Сам оказывается возле мэна, нагибается, сверкает нож. Люди кругом кричат. А Шамиль неторопливым шагом идет вслед за Витьком. Мигом на сиденье падает и Юрка, весь измятый, в царапинах и синяках.
Шамиль срывает с места «Жигуль», пересекает двойную линию, чуть ли не расталкивая машины, и вылетает на встречную полосу. Здесь движение свободнее, и вскоре они удаляются с места налета. Шамиль – водила классный, как-то обмолвился, будто гонщиком был. Еще в «Жигулёнке» движок форсированный, даром, что машина на вид неказистая, а на свободной трассе иномаркам форы даст. Шамиль говорил – ментовская тачка была. Не старая еще, побегает на пользу нам.
По дороге Шамиль наехал на пацанов: ты, Витек, зачем на Юрку рот разинул, ты своё дело сделал и беги. А ты, Юрка, почему дал себя подмять, а? Что мне все время вас спасать? Скажу Рамазу, чтобы вас сегодня совсем не кормили.
Шамиль не надо говорить дяде Рамазу, а то нам опять штраф назначат. Так мы ничего не заработаем, Витек искательно пытается заглянуть в лицо Шамилю. Шамиль ухмыляется и молчит. Как-то загадочно молчит. До самых гаражей. Но, в общем-то, Шамиль к пацанам относится лучше, чем другие, те всё начальников из себя корчат.
Ребята уже усвоили, где примерно, в каком районе Москвы они проживают, как отсюда выбраться, если что вдруг. Но всё не оставляют своей ребячьей мечты разбогатеть.
А тут ещё и Юрка подливает масла в огонь: Витьк, жарко шепчет он в ухо, ты знаешь, что Шамиль подрезал того мужика с «Тойоты». Я видел, Шамиль его куда-то в спину ткнул ножом, того и скрючило, он меня и выпустил из рук. Так что теперь, если нас поймают на этом деле, нам хана!
Витек кивает: да понял я, сам тоже видел, как Шамиль ножом взмахнул. Меня аж передернуло, чуть ноги не заплелись. Думал, упаду от страха. Обоим стало не по себе. Они замолчали.
Пацаны уже немного освоились в Измайлово, гаражи, в которых обосновался дядя Рамаз со своей кодлой, находились на Третьей Парковой и когда-то принадлежали некоей конторе, не то профсоюзной, не то жилищной. В один из крайних ангаров, всего их тут было четыре вместе с жилым, Витька и Юрку не допускали совсем. Туда по вечерам чаще других ныряли Шамиль и еще один перец из русских, не то тамбовский, не то ростовский. Этот парень, звать Сашка Черный, по мелкому делу с пацанвой не ходил, днем больше спал, а к ночи вообще исчезал куда-то. Частенько под утро скрипели ворота, слышался шум мотора, открывался соседний ангар, потом всё стихало. Но они догадывались, что там, в крайнем ангаре, время от времени, отстаиваются машины из угона. С машинами сначала что-то делают, а потом их продают под заказ и с другими номерами. Ну, коль туда не допускают, то и любопытствовать не стоит, а то враз надают по рогам.
А их пацанские барсеточные дела – это так, мелочь, развлечение для дяди Рамаза.
Но сегодня вечером дядя Рамаз сам вызвал к себе пацанов в вагончик. В вагончике было тепло, светло, почти как дома в Ярике. Витёк аж затосковал.
Давай захады, Витёк. Юра, садысь тоже сюда, указал на табуретки. На столе у Рамаза стояла знакомая сумка из «Тойоты». Вы сегодня оказались молодца! Не струсили, не поддались панике. Шамиль вас похвалил.
Витёк с Юркой переглянулись. В душе потеплело.
Вам надо немного отсидеться здесь, дядя Рамаз покровительственно хлопает по плечам одного, другого. На работу не ходите пока. Дня два-три, так. Шамилю я сам скажу. У него другая пока работа будет. И он вдруг распахнул замок сумки. Она оказалась полнехонькой денег. Рублей, правда. Но зато сколько пачек. Несчетно. То-то Витьку она показалась неподъемной. Деньги – они тяжелые! Потому что на них много крови людской.
Довольны, мелкота!? Рамаз расцвел в улыбке. Теперь вы настоящие воры! Теперь вас все уважать будут. И я буду, и Шамиль, и все наши. Почему я вам это показал? Чтоб вы знали, заработаете со мной, мамкам своим поможете. Знаете, сколько здэсь? Здэсь почти десять с половиной миллионов, в рублях. Вам отсюда запишу по сто тыщ на зарплату. Но пока не дам, сразу попадетесь. Вот вам по три штуки на карман. На мороженное – пирожное. Идыте, отдыхаете пока.
Через два дня карусель завертелась снова. Барсетки, сумки с сидений зазевавшихся водил, иногда вынос вещей под шумок с вокзалов.
Витька уже пару раз опробовали на угонах. Он должен был «взять» намеченную машину и перегнать на сотню метров, где его поджидал Шамиль, отчаянный гонщик - угонщик. Витёк быстро выскакивал из краденой машины, будто на секунду вышел, и сливался с толпой, а его место занимал, как ни в чем не бывало, Шамиль.
Недавно дома Шамиль похлопал Витька по плечу: получается! МА-ЛА-дца, буркнул по слогам! Права уже тебе надо сделать. Когда тебе восемнадцать стукнет?
Витёк аж расцвел. Доволен. Сам Шамиль похвалил. Он чеченец, но не совсем, мать у него была русская. Так он её презрительно вспоминал, шипел больше, не хотел вспоминать. Отец его воспитал, но Шамиль уехал из Чечни, чтобы самому на хлеб зарабатывать, чтобы настоящим джигитом стать. Так он сказал. Пока не заработаю нормально, к отцу не поеду. У них не принято на шее у отца сидеть. К пацанам, Витьку и Юрке, он относился снисходительно, правда, чуть свысока, но не обижал, как этот зверь с бритвой Гурам.
Шамиль, мне через месяц, в начале октября стукнет восемнадцать.
Шамиль одобрительно кивнул, не глядя, буркнул: ладно, подумаем – сделаем, Шамиль ушел по своим делам, а Витек побежал лечить Юрку, скоро он взахлёб хохотал, глядя на разрисованную зеленкой Юркину физию.
Парни знакомятся с девушками
Витёк, парень хоть куда, росту, правда среднего, всего сто семьдесят см., зато верткий и жилистый. Лицо симпатичное, удлиненное, глаза карие с искорками, челка на лоб сползает, а он её броском головы назад, скулы высокие, на щеках ямки, когда улыбается. А улыбается Витёк часто, он по натуре жизнерадостный пацан.
А Юрок – он серьезный, приземистый, короткий светлый ёжик на круглой голове, плечи, руки, ноги, всё сбитое, будто камень по улице катится, а не пацан. Недаром, борьбой занимался, классикой в ПТУшке. Он на два сантиметра ниже Витька, но постоянно спорит, что они ровня, и пытается подтянуться до роста Витька, особенно перед девчонками. В Ярике у них были подружки, да теперь, кто знает, с кем они. Клятвы верности не давали. Они вообще не знали, и никто не знал, что пацаны Витёк с Юрком в Москву сдёрнут, на заработки.
Юрк, а Юрк, я в аптеку бегал тебе за лекарствами, так там одна девчонка классная за прилавком, аптекарша. Молоденькая, рыженькая вроде, глаза зеленые, большие, как два озера, носик такой вздернутый, ну, и под белым халатиком всё на месте. Грудки топорщатся, талия что осиная, походка лёгкая, летает по аптеке мотыльком. Пойдем, сходим, я тебе покажу её.
Куда я с такой мордой пойду, меня и наши хачики сейчас испугаются.
Пойдем, Юрок, ну, я тебя прошу, за компанию. А то я один мандражирую, малость.
А ты узнал хоть, как её зовут?
Да, Лера. Так она сказала.
Валерия, значит?
Наверное. Слушай, Юрок, может, у неё и подружка найдется для тебя. Пойдем, а, Юрк! Ну, что молчишь? Давай, собирайся, хватит отлеживаться.
Витёк все же уговорил товарища. Вскоре они торопливо шли к аптеке.
Дядя Рамаз одобрительно кивнул, когда ребята попросились погулять вечерок. Давайте, гуляйте, заслужили отдых, - сказал, - только аккуратно, без приключений, ладно?! Денег нате, по тысчонке на брата, премия от меня.
Вечер еще только начинался. Хотя на дворе сентябрь, но и темнеет уже довольно рано. Молодому человеку одеться, только подпоясаться. Быстро собрались и направились к знакомой аптеке. Но, ни Юрка, ни Витёк не заметили, что за ними на некотором отдалении позади тенью движется тонкий силуэт. Это был Гурам. Рамаз тут же следом шепнул ему, проследи, мол, куда пойдут, что делать будут, с кем общаться, нам о них все надо знать.
Ой, мальчики, Лера с таким неприкрытым любопытством переводила взгляд с Витька на Юрку и обратно, что Витёк почему-то сразу взревновал, я сегодня до девяти буду здесь торчать, наша заведующая попросила подменить Людмилу Федоровну, это старшая по смене. А завтра, зато я смогу на час пораньше уйти, мы так частенько делаем, если кому очень надо по делам. Витёк сразу как-то поник, смешался и молчал, не зная, что сказать. Зато Юрка решительно возразил: нет уж, вы с Витьком договорились, значит, будем ждать.
А у вас подружка есть такая же симпатичная?
Лера, нисколько не смутившись, засмеялась, Юрка ей явно понравился своей напористостью: Есть, Юра, и не одна. Сегодня не обещаю познакомить, а вот в субботу я выходная, давайте тогда и погуляем, в центр съездим, на Красной площади побродим. Ладно, Юрка глянул на приунывшего Витька, тогда мы с другом вас сегодня проводим домой после работы, а пока тут возле аптеки прошвырнёмся.
Мальчики, Лера, отвлеклась на покупателя, потом вернулась к прилавку, её нежное личико удивительно хорошо смотрелось в окошечке стеклянной перегородки, вы можете в кафе «Легенда» посидеть пока, а мне уже до конца рабочего дня осталось минут сорок, даже меньше.
Знаете где это?
Парни отрицательно помотали головами. Немного дальше по улице, метров через пятьдесят по нашему порядку. И она приветливо сделала им ручкой, однако свои блестящие от радости глаза задержала ни Витьке. От этого сердце его оттаяло и забилось сильнее.
У них на улице в Ярике соседские девчонки были куда проще, без всяких штучек – дрючек, их можно было, и целовать взасос, и под юбкой пошарить, а они только повизгивали и еще крепче прижимались.
А Лера – она не такая, она в своем бело - голубом халатике, перехваченном тонким пояском и едва доходящем ей до колен, была хрупкая и небесная, как ангел. И её темно-зеленые глаза в бледном свете неоновых ламп аптеки казались глазами сказочной лесной феи, нежданно вдруг оказавшейся здесь, в большом людном городе, случайно заблудившейся в лабиринтах грохочущего, пропахшего автомобильным смрадом бетонного муравейника.
Но Витёк решил перед другом эту мысль не озвучивать, подтолкнул его к выходу, и они двинулись искать кафе.
Увлеченные предстоящим свиданием, перспективой новых знакомств, сулящих много приятного, парни не заметили, что сквозь аптечное окно за всей картиной нервно наблюдал худощавый человек в черной куртке с наброшенным на голову капюшоном. Едва парни двинулись к выходу из аптеки, как его будто ветром сдуло. Однако этот же молчаливый спутник проводил их и до самого порога кафе «Легенда», но сам остался на улице.
Гурам размышлял: надо ли ему сегодня проявить инициативу и запугать эту девушку из аптеки, знакомую Витька и Юрки. Или стоит послушаться Рамаза и пока лишь понаблюдать. Он колебался, не хотелось портить отношения с Рамазом, а сам бы он с удовольствием чиркнул разок бритвой ей по личику, чуть-чуть легонько так подпортил личико. Ну, чтоб его никто не искал. А она навсегда забыла дорогу к парням. Где женщины, там и проблемы, так рассуждал Гурам. У него самого постоянной девушки еще не было.
Продолжение следует…