Мой дом у озера

    


     Рассказ Ирины Олеговны Дунаевой, известной художницы, мастера пейзажа, любезно переданный мне в моё пользование.



"Одна странная и необъяснимая история произошла со мной в конце 60- годов. Сразу после художественного училища, я пошла работать в школу учителем рисования. Но по порядку.
      Я с ностальгией вспоминаю свой дом у озера в котором жили мы с мамой, Его ещё до войны построил мой отец..После её смерти, я осталась одна и мне было только 18 лет. И ещё кот Фантик. К дому примыкал сад и, пройдя через него, прямо  за изгородью, плескалось большое красивое озеро с островом посередине, поросшим старыми липами. Из сада через калитку я выходила к берегу и смотрела на его воды, то чистые пастельные, то ультрамариновые, то тёмно-зелёные и мрачные в зависимости от облаков и освещения. Там я написала много этюдов к своим картинам. Я слушала как шелестит прибрежный тростник.. этот шелест хоть и был похож на шелест денег, мне нравился гораздо больше. Наверное, так я была воспитана: деньги ничто, душа - всё! Этот дом был просто раем для художника, да и для обычного человека. Несмотря на свой возраст, я уже была участницей нескольких выставок, городских, районных, областных и  мечтала вступить в союз художников, что дало бы мне большую свободу, чем сейчас. Сказывалось и то, что и мой отец был художником, и я выросла на любви к искусству.
       Что я могу рассказать о себе?. Девчонка, рыжая с веснушками, с исцарапанными и вечно испачканными красками, руками..Мне самой приходилось натягивать холсты на подрамники и сбивать рамки, а это совсем не женская работа. Не могу сказать что я была красавицей, но мужчины часто оглядывались мне вслед, что меня всегда смешило. Опыта общения с мужчинами, да и простого жизненного, у меня было мало, и если женская часть моего окружения мне была ясна и понятна, то мужчины, их логика, поступки, цели и действия, часто ставили меня в тупик. Из-за этого, в их обществе я чувствовала себя скованной и глупой. Например, наш директор, солидный человек и отец троих детей, когда вызывал меня к себе в кабинет вёл себя, порой, странно: подмигивал, потирал руки, задавал глупые вопросы, например: как дела или не скучно ли мне.. и всё такое. Ходил вокруг, а раз даже попытался меня ущипнуть за бок.. Я не знала как вести себя с ним и после, когда  раздумывала над этим, то приходила к выводу, что он меня просто жалеет, зная что я осталась без родителей..К несчастью, в это время  я лишилась и своей лучшей подруги, которая уехала в другой город.
      Где-то ближе к весне, к нам пришёл новый учитель физкультуры Виктор Самойлович Кривошеин. Мужчина средних лет, довольно приятной наружности, хотя лицом несколько грубоват, да, в общем-то, и манерами..но он же спортсмен, что с них взять - железки превыше всего. Не скажу, чтобы я с ним подружилась, но это был первый мужчина(не считая отца), по общению с которым я могла составить некоторое представление об этой части человечества. Ну не ужимки же директора считать признаком мужчины!
    К началу лета с Виктором Самойловичем я уже почти освоилась.
  И так, что нас связывало?..Мне была нужна мужская натура для выставки "Портреты и характеры". Мужские портреты были вообще моим слабым местом. Не в том смысле, что я их обожала писать, а как раз наоборот, я их слабо чувствовала. Сказывался недостаток опыта как жизненного, так и творческого.
  Что было нужно ему..Что вообще нужно мужчинам? На этот вопрос пусть отвечают женщины поопытнее меня. В данном случае, я считала, что Виктор Самойлович решил мне помочь, зная мои трудности, которые я и не скрывала.          Остановились на том, что писать портрет я буду  в школьном спортзале после работы, но после нескольких сеансов я поняла, что освещение там плохое, к тому же часто мешают посторонние, да и коллеги стали косо смотреть. Пригласить его к себе домой?..Я никак не могла решиться на это, хотя несколько раз он провожал меня почти до дома, но я всегда останавливала его словами: "Дальше я пойду одна, родители меня встретят," - вот так врала я ему.
    Я думала: если я его позову, он быстро поймёт, что нет у меня никаких родителей, а оставаться наедине со взрослым мужчиной дома мне было боязно. В общем, дело портретное почти заглохло, а начало выставки неумолимо приближалось.
  Кажется, это был майский день, мы шли с ним из школы по улице, вдоль озера к моему дому, она так и называлась Приозёрная, когда хлынул ливень, и Виктор Самойлович вмиг укрыл меня своим пиджаком и втолкнул под своды старой,  полуразрушенной колокольни. Мы стояли близко друг к другу и в момент вспышки молний, он прижимал меня к кирпичной стене и шептал: "Не дрожи, не бойся, я   с тобой". Я видела какой он сильный и уверенный, я ощутила его тело с рельефными мышцами под одеждой и неизвестное ранее чувство приятной теплоты и безволия стало растекаться по мне. В этот момент он бы мог делать со мной всё что хотел, я бы не оказала сопротивления, но, слава богу, он не понял моего состояния, а вскоре я уже взяла себя в руки и полностью контролировала.   
       Наверное, с этого случая, когда от раскатов грома сотрясалась вся колокольня, а толстая кирпичная стена за моей спиной ходила ходуном, когда мы были совсем одни, и он не сделал мне ничего плохого, - я стала ему доверять.
  И уже на следующий день он сидел у меня дома в мамином кресле и позировал.
   Мне нравились его руки, большие, сильные со вздувшимися венами от физических упражнений. У меня просто голова кружилась от этих рук, я старалась на них не смотреть, но они всё равно то и дело попадались мне на глаза. Скажу больше, я в ту ночь долго не могла уснуть из-за них. Кажется, ну что такого в мужских руках?..Как говорила моя лучшая подруга: "Мужчинам в нас нравятся ноги, так же как нам в них, руки". Вот-вот, теперь-то до меня дошёл смысл этих слов, показавшихся вначале  белибердой.
    Надо сказать, что портрет продвигался, из рук вон, плохо. Когда Виктор самойлович приходил и садился в кресло, я теряла всякую концентрацию, кисти валились у меня из рук, растворитель проливался на пол и дома потом долго пахло скипидаром, а краска ложилась не туда куда надо. В душе я уже смирилась, что не напишу его никогда или буду писать вечно..Эти две вероятности меня одинаково устраивали и, тем не менее, когда он уходил, я  вздыхала с облегчением. Во мне словно расслаблялась  какая-то струна натянутая слишком сильно.
   Из разговоров с Виктором Самойловичем, я поняла что он был раньше военным, офицером и на службе "дал кому-то в морду"; как я подозреваю, своему начальнику и из-за этого был уволен из армии. Впрочем, подробности он не стал рассказывать. Нравился ли он мне?..Пожалуй, да, хотя некоторые его слова и поступки меня настораживали и возмущали. Например, когда я решила ему показать в саду свои любимые цветы, он равнодушно заметил: "Красота это пустое. В жизни побеждает не красивый, а сильный, а участок лучше засадить капустой - будет больше пользы"..В другой раз, он жестоко отшвырнул ногой Фантика, который мирно сидел на полу.
  Поняв, что я живу одна, он уже в первый вечер предпринял шаги, чтобы остаться у меня под надуманным предлогом на ночь, но я его выпроводила. В следующий раз он был ещё настойчивее.. Почему я так поступала, если мне было с ним хорошо?..Я понимала, что если это случится, то моя душа даст трещину, а врождённое чувство не пускать никого в свою душу, а дом, со всеми его комнатами, мебелью, садом и духом родителей, и был частью моей души, заставляло меня оттягивать этот момент. Я не  хотела перемен, а перемены обязательно последуют, если в доме появится мужчина, и они меня пугали.
Вот и в этот раз Виктор Самойлович, начал с того, что завтра, мол, ему удобно отсюда идти по делам, а из своей коммуналки далеко, рано вставать, ну и соседи у него шумные, мешают спать, да и вообще, она у него крохотная, а у меня много комнат и тишина. Он с раздражением выговаривал мне, что я поступаю с ним как с мальчишкой, и он вынужден просить, унижаться и всё такое..Мне стало стыдно, я вспомнила как он подправил забор, как заменил прогнившие ступеньки на крыльце и уже почти готова была сказать ему"да". Лицо и щёки у меня пылали, дыхание стало частым, а руки, как всегда, когда я нервничала,  теребили рукав платья. Он заметил это моё состояние, подошёл вплотную, взял меня за плечи так, что мне стало больно и притянул к себе. Я увидела близко его глаза с точками зрачков, щетину на лице, морщины от углов рта, и в этот момент у меня неожиданно вырвалось: "Хорошо, оставайтесь, только давайте со следующего раза, давайте завтра".
      Я, как утопающий хватается за соломинку, ухватилась за это "завтра" и стала тараторить, что завтра, мол, со всех сторон будет лучше, чем сегодня и это будет обязательно, я даю слово и конечно сдержу его..А сама про себя думала: конечно, завтра будет лучше, я и постель чистую постелю и окна помою, и зеркала протру. Я убеждала себя как могла и придумывала всякие причины.
 Выслушав, он со злостью  оттолкнул меня, да так, что я упала на стул и выбежал из дома хлопнув дверью..Я хорошо расслышала как он вполголоса, со сдерживаемой яростью выдавил:"Дрянь".
  Вечер был тусклый, ветреный, я вышла в сад, сквозь листву отцветающих яблонь, просвечивали свинцовые волны озера. Через калитку, я спустилась к самой кромке воды, и вдохнула в лёгкие чистый воздух, наполненный запахом молодой листвы, трав, водорослей  и чего-то ещё неуловимо тревожного. В душе я чувствовала себя одновременно и оскорблённой, и виноватой, но последнее стало перевешивать. Я наивно думала, что в следующий раз всё исправлю, пусть остаётся на ночь, если ему так надо, я постелю себе на диване в соседней комнате, а Виктор Самойлович ляжет на кровати. Да именно так я и думала, разглядывая на горизонте над озером грозовые облака. Ветер усилился, макушки деревьев стали гнуться под его напором, белые лепестки яблонь закружились снежинками в саду, а из глаз он выдувал слёзы.
    Дома я ещё раз прошлась по комнатам, чтобы успокоиться, посидела на стульчике у пианино, глядя на мамину фотографию, и под шум начавшегося ливня, легла спать.
  Ночью была страшная гроза, вспышки молний то и дело освещали мою спальню. Я проснулась словно от толчка и сразу заметила чей-то силуэт за окном. Фигура стояла неподвижно в нескольких метрах от окна, в тени куста сирени, и очередная вспышка молнии осветила  накинутый на голову капюшон. Я встала с кровати и нерешительно сделала шаг к окну и, не отрываясь, с ужасом разглядывала  этого, в длинном плаще, стоящего в потоке ливня. От страха я не могла пошевелиться. И вот рука неизвестного откинула капюшон, и я узнала Виктора Самойловича...Первым моим порывом было броситься к дверям и открыть их, но почему он ночью, в грозу, в моём саду? Что он тут делает? я в нерешительности замерла.
   В это время физрук прильнул к стеклу, прикрывая ладонями с боков лицо,  не выдержав, я побежала в прихожую нервно отпирая крючки и засовы.
"Виктор Самойлович..это вы?"- крикнула я в темноту ливня, ежась от ветра в одной ночной рубашке..
 "Ира, Ирочка"...- прохрипело из темноты, и вот человек упал на колени и ползёт ко мне, хватая меня за ноги. Я отступаю, но его холодные мокрые руки крепко вцепились в мои лодыжки. Лицо поднято ко мне и искажено отблеском молний..
    - Ира, Ирочка..я не могу так больше, слышишь ..не могу. Я привык всех в кулаке держать, а ты что со мной делаешь.
   - Виктор Самойлович, зачем вы, встаньте, не надо.. прошу вас..
Он  продолжает валяться на ступеньках крыльца в мокром брезентовом плаще и резиновых сапогах,  всхлипывает как ребёнок, но не выпускает мои ноги из рук. Мокрые волосы слиплись, кажется от него пахнет водкой, страх снова возвращается ко мне.
 Я вырываюсь и пячусь задом к комнате, в надежде закрыться там, но он встаёт и делает шаг ко мне, однако неожиданно останавливается и хрипит: "Ты не одна? Кто эта тётка!?" И смотрит куда-то вглубь комнаты поверх моего плеча. Я оглядываюсь, но никого не вижу, только глаза Фантика - два кусочка фосфора -  горят в темноте. Теперь уже Виктор Самойлович пятится назад с искажённым от страха лицом, потом поворачивается и бежит в сад, в сторону калитки, выходящей к озеру. Я тупо смотрю на его развевающиеся по ветру широкие полы плаща.
        "У него там лодка?..Он приплыл на лодке? - мелькает в голове,- но зачем на лодке?"
     Струи дождя и вспышки небесного электричества делают всю картину нереальной и похожей на кошмарный сон.
     Я опять ложусь на кровать раздумывая, чтобы это всё значило: может он сошёл с ума? Или я сошла с ума?
      Не помню как прошёл остаток ночи, кажется я пила валерьянку , а потом несколько рюмок кагора.
   Днём у меня всё валилось из рук и из головы не выходила эта безобразная сцена ночью.
      В три часа дня мне надо было быть у портнихи. Идти не хотелось из-за головной боли, но в последний момент я передумала: представила себя в новом платье, впереди лето..
    Портниха шила на дому. Поговорив со мной немного о каких-то пустяках, Людмила отправилась на кухню заварить чай. Я осталась в маленькой комнатке одна вместе с ворохом  недошитых вещей и попугаем. Зелёный волнистый попугайчик не сидел в клетке, а порхал себе по комнате или тараторил весь день перед большим напольным зеркалом. В клетке он только спал ночью. Часто, он доверчиво садился на плечо или на голову клиентам, я это всё знала и не один раз видела. Вот и сейчас он вспорхнул мне на плечо и..завёл свои бесконечные переливчатые трели, однако, в этот раз в них было что-то новое. Я явственно вдруг услышала  мамин голос..слова произносились так быстро, что я никак не могла вникнуть в суть.. и, наконец, разобрала: "Ира, Ира, послушай меня, я твоя мама. Виктор нет, Виктор нет"..потом опять, что-то неразборчивое, и снова: "Виктор, нет..Виктор, нет, он не должен приходить, не должен". Совсем как азбука Морзе.
     Вся глубинная суть этих слов не только сразу дошла до меня, но и придавила своей тяжестью к стулу. Вошла улыбаясь, Людмила с чашками и чайником, и прикрикнула на попугайчика: "Кешка, пошёл вон. Он слетел с моего плеча опять к зеркалу, нахохлился и через минуту вновь стал певуче тараторить своему отражению. Что-то во мне надломилось, я хотела встать и уйти и..не могла..я неотрывно смотрела на Кешку, а он бегал по полу перед зеркалом и верещал, и не было ему до меня никакого дела.
Я спросила: "А разве попугай у тебя говорящий?"
Раньше меня это как-то не интересовало.
  "Да говорит иногда",- небрежно бросила портниха, разливая чай по чашкам и собираясь продолжить начатый до этого разговор.
  Я что-то отвечала невпопад, мерила платье, не понимая, что я делаю..шла обратно по лужам и, наконец, придя домой, разрыдалась прямо перед маминой фотографией. Наверное, я проплакала так несколько часов, потому что на улице уже был вечер, и на набережной вдоль озера зажглись фонари..
    конец этой истории был стремительный. Я прекратила всякие отношения с Виктором Самойловичем, а вскоре, он и сам попал под суд за избиение нашего  директора.
       А случилось всё так. Как-то, в самом конце учебного года меня вызвал к себе директор. Он был один, усадил меня на диван и сразу предложил шоколадных конфет в яркой коробке. На мой недоумевающий взгляд, ответил: "Это, Ира, такая школьная традиция, отмечать окончание учебного года, называй меня просто Костей. Тут ещё и коньяк остался." - и полез куда-то в стол. От выпивки я сразу отказалась, объяснив, что не переношу спиртное. Директору, видимо, видимо моё объяснение не пришлось по душе, и он, подойдя ко мне близко, стал уговаривать. Сцена становилась тягостной и неприятной..Я уже собиралась встать и уйти, но он, неожиданно схватил меня за руки и повалил на диван.
  - Ты дура, не понимаешь своего счастья..Ты жизни не знаешь. Это опыт, жизненный опыт, тебе делают одолжение..в подворотне хочешь его получить, с грузчиком, да?
 Примерно такие слова вырывались у подвыпившего немолодого мужчины, отца троих детей. Я увидела близко его глаза за стёклами очков, они были выпученные и злые.
   Его руки шарили у меня под юбкой, а моей первой мыслью была: "О боже, у меня на чулках там дырка".
   Не знаю чем бы это всё закончилось, если бы в этот момент в дверь не стали стучать, а потом ломиться. Директор отпрянул от меня, чертыхаясь и придерживая спадающие брюки, заковылял к двери. 
 "Когда же он успел их расстегнуть, когда конфетами угощал что ли? - Недоумевала я - И дверь запер на ключ, как же я этого не заметила"..
    На пороге стоял физрук, Виктор Самойлович Кривошеин и смотрел то на меня, испуганную и поправлявшую юбку, то на пьяного директора, который придерживал брюки руками. Бывший офицер быстро разобрался в ситуации и ударил своего начальника кулаком в лицо, потом ударил ещё раз. Из коридора кто-то заглянул и истошно закричал, прибежали другие. Виктора Самойловича схватили и держали, а к голове директора прикладывали мокрое полотенце. Все суетились, бегали, звонили в милицию и ещё куда-то. Всё так быстро промелькнуло у меня перед глазами, словно я оказалась в кошмарном сне. Чей-то голос за моей спиной произнёс: "Два кабеля сучку не поделили".
В первую секунду я даже не поняла, какую сучку? И потом сразу: "Это же я сучка, я!"..
 
  Теперь, в конце жизни, я хочу дать женщинам один совет: всеми силами старайтесь понять намерение мужчины, не исключено, что это поможет сохранить вам не только здоровье, но и жизнь".