Плановое развитие страны высшая форма.. патриотизм

Пол Путешественник
ПЛАНОВОЕ РАЗВИТИЕ СТРАНЫ – высшая форма ПРОЯВЛЕНИЯ ПАТРИОТИЗМА

 

Планирование как основной элемент механизма соответствия функционально-технологического воспроизводственного процесса общества

 

 «…абстракция планомерности…

 есть прежде всего абстракция функционального

 базового  взаимодействия как симметрии»

(Шушарин А.С. Полилогия современного мира…

М.: Мысль, 2005–2006, кн. 2, с. 417)

 

В недавно вышедшей из печати книге «Планирование: перезагрузка» (М.: Культурная революция, 2016) под редакцией А.В. Бузгалина [1] ведущие ученые-экономисты и эконом-политики России доказывают необходимость и возможность развития стратегического планирования в современной рыночной экономике России. Для выхода отечественной экономики из стагнации авторами предлагается так называемое ими селективное планирование. При этом под селективным планированием понимается «избирательное и ограниченное по методам и сферам применения» планирование [2, с. 56]. То есть, по сути, предлагается не нечто новое в самом планировании, а лишь некоторое ограниченное применение его «в области косвенного (для частного сектора) и прямого (для общественного сектора) регулирования той  части национальной экономики, на которую распространяется общественное регулирование» [2, с. 56].

В то же время, как следует из ряда статей этого сборника, речь скорее идет о более широком и глубоком развитии практики государственного и общественного планирования в современной России, сопоставимой с опытом советской системы, но не повторяющей ее, а соответствующей сложившимся социально-экономическим условиям. Основным тезисом и обоснованием необходимости и возможности развития стратегического планирования (и планирования вообще) в рыночной экономике России является широко распространенный в современном мире опыт исторических практик государственного планирования высокоразвитых стран Западной Европы, Великобритании, ряда развивающихся стран, КНДР и КНР и др. 

Однако интерес к данной работе вызван не анализом «возможности» и «необходимости» развития стратегического планирования в современной рыночной экономике и планирования вообще, здесь ответ однозначен – да, возможно и необходимо. С научных позиций представляет интерес теоретическое понимание феномена планирования и его гносеологические истоки в общем контексте социологии исторического восходящего развития общества. При этом, как и прежде, наш анализ строится на основных положениях фундаментальной социологической метатеории развития глобального социума А.С. Шушарина «Полилогия современного мира. (Критика запущенной социологии)» [3]. 

 

 Полилогическая абстракция планомерности

Заявленная коллизия, в части истоков феномена планирования, проявляется уже в «Предисловии». А.В. Бузгалин пишет: «В экономической теории категория «планирование» в ХХI веке оказалась среди «периферийных», и если и использовалась, то преимущественно для обозначения либо практик «реального социализма», либо как синоним средне- или долгосрочных прогнозов… Прогнозирование и согласованное с ним селективное регулирование экономических пропорций, равно как и значимые государственные программы, никогда не исчезали из практического арсенала экономической жизни… на основе государственных инвестиционных программ» [1, с. 4]. Короче говоря, планирование, так или иначе, имеет место как в практике экономики «позднего капитализма» («рыночной экономики»), так и в практике «развитого социализма».

Более того, далее автор замечает: «По этому пути вот уже более полувека развиваются многие сферы здравоохранения, образования, науки, культуры, обороны, деятельности по рекреации природы и общества». Это подвигает автора задаться критическим вопросом в данной коллизии: «а может ли эта практика быть названа планированием? И если да, то что планирование: «провал рынка» или особая, нерыночная (пострыночная?) форма координации?» [1, с. 4].

Заявленное в последнем вопросе обобщение, что планирование – «нерыночная (пострыночная?) форма координации», утвердительно ограничивается лишь полилогической эпохой индустрии, а непосредственно к рынку и его «провалу», как таковому, это не имеет никакого отношения.

В рамках раздела «Планирование: теория» под авторством А. Бузгалина и А. Колганова наибольшее внимание уделяется «планированию как форме отношений координации, вытесняющих рыночное саморегулирование» [2, с. 12]. Однако отношения координации, вытесняющие саморегулирование, присущи не только «практике активного развития системы планового воздействия на рыночную в своей основе экономику», которая является предметом исследования данных авторов. По нашему мнению, планирование как форма отношений координации присуще вытеснению не только рыночного саморегулирования, но и вообще любой типологии социального саморегулирования. При этом согласно метатеории полилогия подобная практика координации свойственна не только эпохе индустрии, включающей градации «капитализм» и «социализм», в которой эти авторы особо выделяют экономики позднего капитализм и реального социализма (плановая экономика). Поэтому, следуя заданному в данном разделе тренду перевода вопроса о категории «планирование» в несколько иную плоскость», распространим этот вопрос на всю историю современного социума как максиму: планирование как форма отношений координации, вытесняющее саморегулирование, свойственно восходящему развитию человечества. Таким образом, по сути, речь идет, можно сказать, о двух семантически противоположных категориях – планирование и саморегулирование (как отсутствие целевого планирования). В рамках полилогии восходящего развития социально-воспроизводственных процессов действительной жизни общества семантически близкие к этим категориям отношений состояния организации воспроизводственного процесса действительной жизни общества есть «упорядочение» (диссипативность) и диспозитивность.

Согласно метатеории «Полилогия…» и в формулировке ее автора А.С. Шушарина «…абстракция планомерности… есть прежде всего абстракция функционального базового  взаимодействия как симметрии» [4, с. 417]. Эта лаконичная цитата и есть суть ответа на «ключевой» вопрос, поставленный А.В. Бузгалиным и А.И. Колгановым, «что есть планирование в современной экономике с теоретической точки зрения?» [2, с. 31]. Этот полилогический ответ лишен всяческой относительности в образах «современности». Предельный же пример практики планирования продемонстрирован более чем полувековым опытом СССР.

 Более того, именно эта цитата и является исходным пунктом «в поисках содержания категории «планирование» [2, с. 32], но не как «экономическая клеточка» новой экономической системы, идущей на смену рыночно-капиталистической» [2, с. 35]. Да, планомерность – это «особые производственные отношения», но это не экономические отношения, а функциональные, «функциональной симметрии».

 

 Полилогия и функциональные производственные отношения 

 Несколько забегая вперед, скажем так: планирование – это некое  «системное качество» («исходное отношение»), но не «экономической системы» [2, с. 36], как пишут данные авторы. Это «системное качество» («исходное отношение») не «экономической системы», а, согласно полилогии, линейной формы социализма. То есть это «системное качество» («исходное отношение») чистой эндогенной формы «функциональная», которая доминирует в социально-воспроизводственной градации (устар. – формация) «социализм».

 Короче, планирование – это ортогонально не экономическое явление, а базовая категория функционального социалистического производства, снимающего в восходящем историческом развитии по сложности капитализм. В конкретике чистой эндогенной формы «функциональная, плановая, отраслевая» это элемент (подкатегория) функционального механизма взаимодействия агентов производства «соисполнение».

Полилогия современного мира рассматривает восходящее историческое развитие социума по сложности, можно сказать, на основе материалистического саморегулирования воспроизводственных процессов действительной жизни общества в их вечном устремлении к равновесному состоянию, к симметрии. Восходящее развитие отдельно взятого общества по сложности, эндогенно, исторически последовательно проходит следующие пары градаций: 

o                переломная первобытность и первобытность эпохи человека; 

o                рабовладение и феодализм эпохи работника;

o                капитализм и социализм эпохи индустрии;

o                Информационное общество и Общество знания эпохи знания

и др.

Градация в полилогии – это композиция всех известных типологий чистых эндогенных форм воспроизводственных процессов, то есть ЧЭФ. Все они существуют и реализуются в своем развитии одномоментно и параллельно, то есть перечень ЧЭФ для всех градаций один и тот же. Вид градации определяется лишь типом доминирующей ЧЭФ, то есть тем типологическим подпроцессом, который главенствует в данной градации. Доминировать же может только одна ЧЭФ. Доминирование есть одно из основных положений полилогии.

Итак, производство и воспроизводство действительной жизни есть композиция следующего множества чистых эндогенных форм (ЧЭФ) – подпроцессов (ЧЭФ-слоев), или чистых способов производства. Каждая из этих ЧЭФ ортогональна (чиста) относительно других и протекает условно самостоятельно, без прямого участия прочих ЧЭФ. Перечислим их в порядке исторического доминирования в обществе:

- ЧЭФ «переломная первобытность»;

- ЧЭФ «первобытная» (апополитейная);

- ЧЭФ «рабовладельческая»;

- ЧЭФ «феодальная»;

- ЧЭФ «экономическая, капиталистическая»;

- ЧЭФ «функциональная, социалистическая»;

- ЧЭФ «информационная»;

- ЧЭФ «общественное познание» и др.

Каждая из перечисленных ЧЭФ воспроизводственных процессов действительной жизни описывается в свойствах следующим составом основных атрибутов (категорий):

- базовый типологический объект воспроизводства;

- механизм взаимодействия агентов производства;

- материально-знаковые отношения;

- разделение труда;

- богатство;

- ценность;

- родовой негатив;

- доминирующая собственность (асимметрия);

- преодолевающий сдвиг и др.

Согласно данному в эпиграфе полилогическому определению планомерности как научной абстракции, это есть суть симметрия   функционального базового  взаимодействия ЧЭФ «функциональная» (или социалистическая, плановая, отраслевая, технологическая), есть суть упорядочения функционирования.

Состав основных атрибутов и свойств этого ЧЭФ-слоя «функциональная» кратко представлен ниже.

ЧЭФ-слой «функциональный» доминирует (главенствует) в градации социализм. Это процесс воспроизводства «функций и технологий», всевозможной «работы» как жизнедеятельности людей. То есть воспроизводство базового типологического объекта «технологии, функции».

Атрибуты ЧЭФ воспроизводства данного типологического объекта следующие. Механизм взаимодействия агентов этого типа производства есть «соисполнение». Разделение труда – «ячеистое (пооперационное)». Базовое взаимодействие (симметрия) – «функциональное». Базовые производственные отношения – «функциональные (технологические)». Материально-знаковые отношения – «документы, статусы коллективов и лиц (технонимика)». Богатство – «технологии (функции)». Наконец, доминирующая собственность (асимметрия) – «группо-иерархическая собственность на технологии», а родовой негатив – «дефект производства».

Критическая теория – «Политическая технология». Всё это атрибуты ЧЭФ «функциональная», или «отраслевая, плановая», которая доминирует в градации «социализм» эпохи индустрии (вторая фаза данной эпохи). Преодолевающий сдвиг, как дальнейшее восходящее и революционное развитие общества, – «обобществление технологий», то есть «информатизация воспроизводства» действительной жизни.

Так как в современной России доминируют экономические, капиталистические, производственные отношения (экономический, капиталистический способ воспроизводства), то целесообразно привести состав основных атрибутов и свойств ЧЭФ-слоя «экономическая, капиталистическая», которые кратко представлены ниже.

ЧЭФ-слой «экономический» (рыночный, товарно-денежный, капиталистический) есть процесс воспроизводства «вещей, имущества, орудий труда и быта», «товара», то есть это слой воспроизводства всем известного базового типологического объекта «средства производства».

Атрибуты ЧЭФ данного типологического объекта следующие. Механизм взаимодействия агентов воспроизводства действительной жизни этой типологии есть «товарообмен». Разделение труда – «продуктовое». Базовое взаимодействие (симметрия) – «вещественно-продуктовое (товар)». Базовые производственные отношения – «экономические (товарно-денежные)». Материально-знаковые отношения – «деньги (товаронимика)». Богатство – «вещественное богатство». Наконец, доминирующая собственность (асимметрия) – «частная собственность на средства производства».

Критическая теория – «Политическая экономия», «Капитал». Эта ЧЭФ «экономическая», или «рыночная», доминирует в градации «капитализм» эпохи индустрии (первая фаза данной эпохи). Преодолевающий сдвиг как дальнейшее восходящее и революционное развитие общества – «обобществление средств производства», то есть «технологизация (плановизация) производства» жизни. Родовой негатив – «экономическая эксплуатация».

 

Историческое место планирования как симметрии соисполняемых функций (технологий, «работ»)

Таким образом, базовый механизм взаимодействия агентов ЧЭФ-слоя «функциональный» есть «соисполнение». По сути, этот механизм «соисполнение» и воссоздает симметрию функционального взаимодействия как соответствие входящих и исходящих (предшествующих и последующих) процессов и мероприятий на всей сети каждого сбалансированного «плана» взаимодействия агентов по всей номенклатуре параметров – качественных и количественных, предметных и процессовых.

Уместно напомнить, что каждый типологический ЧЭФ-слой воспроизводства действительной жизни исторически существует на всем временном пространстве существования общества, социума. Вследствие чего композиционный состав ЧЭФ для всех исторических градаций один и тот же, неизменен, тогда как отличие одной градации от другой заключается в доминирующей, главенствующей типологии ЧЭФ-слоя. Типология доминирующей ЧЭФ определяет тип градации и ее наименование. Следовательно, «планирование» как симметрия соисполняемых функций (технологий, «работ») и процессов имеет место в любой из известных градаций, но доминирует лишь в одной из них – в градации «социализм». То есть, как пишет автор метатеории «Полилогия», «господствующие же, доминирую­щие отношения людей в связи с этими технологиями или процессами производства и образуют плановую, отраслевую, ли­нейную форму» социализма [4, с. 387].

В линейной форме социализма элементарные акты «соисполнения» осуществляются в общественной договорной форме согласований работ (функций, технологий) сразу заданного множества смежных агентов, но уже не в виде сделки, а в виде плана, который никогда не есть механическая сум­ма независимых парных сделок. «Товарная сделка суть соглашение двух агентов, а план суть более сложное соглашение сразу многих агентов…» [4, с. 400].

 Вещественно-продукто­вое разделение труда является   основой товарного производства и экономических производственных отношений, то есть «сосуществование различных видов труда, представленное в различных видах продуктов» [5, с. 278].

 В то же время вообще   в современном полилогическом понимании социализма, а точнее, ЧЭФ «функциональная» необходим   качественный перелом в социальном мышлении, «от понимания производства как движения вещей к его пониманию как вещест­венного движения, процесса. «Клеточками» (при всей неуклюжести  этого образа) изучаемого производства вместо связующих людей производимых вещей, в том числе как носителей отношений, ста­новятся сами процессы (субъектно – деятельности), а равно и от­ношения людей с ними…

Базовым механизмом связи (как обмен в товарном производстве) является соисполнение функций, рассматриваемое пока как «горизонталь­ная» сеть функций этого функционального производства»    [4,  c. 395–396]. По «вертикали» же имеет место  соответствующая иерархия управления и администрирования. Вследствие этого и особенно в публицистике основной акцент в понимании плановой системы был сосредоточен на ультраструктуре иерархии, в том числе на управлении, «административно-командной системе» и «бюрокра­тии», оставляя вне познания само «тело» функционального производства.

 К. Маркс писал: «Всякий... совместный труд, осуществляемый в сравнительно крупном масштабе, нуждается в большей или мень­шей степени в управлении, которое устанавливает согласованность между индивидуальными работами и выполняет общие функции, возникающие из движения всего производственного организма в от­личие от движения его самостоятельных органов. Отдельный скри­пач сам управляет собой, оркестр нуждается в дирижере» [6, с. 342]. Интересно, что в этом утверждении Маркс не избежал понятия «функции», то есть деятельного процесса.

 

 Базовое содержание функционального производства и планирования

 Основой функциональ­ного взаимодействия является ячеистое разделение труда, которое логически подобно некому комбинированному многопредметному   конвейеру, реализующему «подетальные» функции (производство, например,   двигателей, шасси, колес и электрики автомобиля, его сборка) и «пооперационные» функции (например, добыча руды, обогащение, выплавка чугуна и стали, прокат и пр.) в их соисполнении. Здесь   речь идет не о бесконечно конкретной производственно-технической увязке процессов в недрах промышленного производства, а об   общественных формах ячеистого разделения труда, то есть соисполнения, ибо «люди так или иначе работают друг на друга, их труд   получает тем самым общественную форму»  [6, с. 81].

 С другой стороны, относительно «плана» и   функциональности в условиях капиталисти­ческого производства Маркс писал: «Кооперация наемных рабочих есть...   только результат действия капитала, применяющего этих рабочих одновременно. Связь их функций и их единство как производительного   совокупного организма лежит вне их самих, в капитале, который их   объединяет и удерживает вместе. Поэтому связь их работ противосто­ит им идеально как план, практически – как авторитет капиталиста,   как власть чужой воли, подчиняющей их деятельность своим целям» [6, с. 343].

 В этой связи А.С. Шушарин замечает: «Так что и при капитализме (и в любой форме), в силу гетероген­ности производства, есть и функциональные взаимодействия (доста­точно обратить внимание на такие явления, как функции, одновре­менность, работа, план, – прямо как будто Маркс начинал заглядывать в наши фундаментальные проблемы), но они деформированы господ­ствующей капиталистической формой, скрывающей их собственное   базовое содержание»   [4, с.  401].

 Это «деформирование господ­ствующей капиталистической формой, скрывающей их собственное   базовое содержание» обнаруживается уже в самом начале, в аннотации к  книге ученых-экономистов «Планирование: перезагрузка», где утверждается, что планирование – это «экономический механизм».  Но «экономисты» на то и экономисты, что все явления окружающих их действительной жизни воспринимаются ими сквозь призму экономических отношений, даже если это сферы здравоохранения, образования, науки, культуры, обороны, экологии и креатосфера.

Таким образом, планирование присуще не только социализму и «любой форме» полилогических градаций, но также и капитализму, как на уровне «национальных экономических систем», так и на уровне практик внутрифирменного планирования, а также присуще практикам «транснационального планирования».

А.В. Бузгалин и А.И. Колганов, авторы раздела «Планирование в экономике позднего капитализма: цели, методы, потенциал (политико-экономический дискурс)» упомянутой в начале статьи книги, пишут: «Эти практики свидетельствуют о том, что система отношений селективного регулирования экономики при помощи косвенных воздействий, интегрированных с государственными заказами и инвестициями в рамках кратко-, средне- и долгосрочных стратегий, нацеленных на изменение пропорций (например, обеспечение приоритетного развития наиболее прогрессивных отраслей и/или социальной ориентации производства), с начала ХХ в. стала неотъемлемой частью экономического развития. Эти отношения в разной мере развиты в разных национальных системах, но в мировом хозяйстве присутствуют в той или иной мере практически постоянно. Это можно считать закономерностью позднекапиталистической экономики (в сноске: …за счет противоречивого включения в ткань социально-экономической жизни ростков посткапиталистических (и, в частности, пострыночных, таких как, например, планирование) отношений…)»   [2, с.  8].

В целом с этим можно согласиться, но при этом несколько сместив акценты в трактовке «позднего капитализма», по двум позициям и в самом понимании «посткапиталистичности» и «пострыночности».

Во-первых, это не «включение в ткань социально-экономической жизни ростков посткапиталистических», ибо они включены в композицию любой градации исторически с начала, а проявление активного становления и развития механизма «согласование» ЧЭФ-слоя «функциональный» (доминирующей ЧЭФ градации «социализм»), правда в масштабе селективной реализации и «селективного проявления». Разумеется, что это сопровождается и некой экономической деформацией самого плана, «целей, метода и потенциала планирования» в сравнении с практикой «реального социализма» и «идеальной моделью» планирования.

Практика, точнее, общие, но реальные инструкции советского планирования представлены известным всем «плановикам» советского периода так называемым «красным кирпичом» – «Методические указания к разработке государственных планов развития народного хозяйства СССР» (М., «Экономика», 1974 (Госплан СССР)).

Во-вторых, о «мировом хозяйстве», в котором «селективное регулирование» экономики присутствует в той или иной мере практически постоянно. Здесь просматриваются два истока отмеченной тенденции. Это, с одной стороны, следование примеру прогрессивного начала в регулировании национальных экономик, а с другой – это проявление некоторых начал становления общемирового мирохозйства, единого человечества как одного общества, в котором каждая страна как национальное хозяйство уподобляется практике внутрифирменного планирования при нарастающей практике национального планирования.

Относительно полилогического понимания терминологии «посткапиталистичности» и «пострыночности» следует еще раз подчеркнуть, что это то, что следует в исторической восходящей модели развития по сложности после градации «капитализм», в которой доминируют рыночные, товарно-денежные, то есть экономические, отношения. Поэтому за пределами капитализма экономические отношения не доминируют и имеет место не «экономика», а, скажем так, «народное хозяйство», «народнохозяйственный комплекс», «социалистическое хозяйство».

Согласно полилогическому воззрению, как утверждается в «Полилогии…», «технологизация (плановизация) реально начата уже при капи­тализме, в том числе в государственно-монополистических формах, выступающих «полнейшей материальной подготовкой со­циализма»   [7, с. 193] (как он тогда понимался, а потому, точнее сказать, –   линейной, отраслевой формы), но и уже при капитализме обна­ружила при всех плюсах этого неявного начала обобществления средств производства признаки застойности, «бюрократизма» и   пр., с чем мы и столкнулись вплотную»   [4, с. 413].

 Планирование, как и всякая взаимодеятельность множества агентов производства, в современных условиях сопровождается не только «бюрократизмом», но и тесно с ним связанным «бумажным» документооборотом. Поэтому планирование, будучи важным элементом механизма «соисполнения» функционального ЧЭФ-слоя воспроизводства, активизирует и проявление также новых материально-знаковых отношений, помимо всех известных «денег».

 Деньги – это   особые деперсонализированные знаки-вещи, то есть   особой товар, в котором нуждается обмен товарами. Подобно этому, соисполнение функций для своего осуществления (и «замыкания») также нуждается   в особой функции, то есть   в особых знаковых процессах, которые в деле обеспечения соисполнения, в   отличие от обмена, своего единого   униформного знака не   имеют. Этим и обусловлено существование «вертикальной» структуры, иерархии административного отраслевого управления, которая, как и   «горизонталь­ная», диспозитивная сеть, реализует и обеспечивает   соисполнение функций. Органы этого управления имеют дело, как уже отмечалось, не с универсальной, а с конкретно-существенной адресной (локально-значимой) «документной, материально-знаковой стороной функционального производства».

Таким образом, в общем материально-знаковое отношение функционального производства проявляется в потоке самых разных документов, которые не всегда ко­личественны (например, кому, когда, для кого и что делать), бывают и чисто управленческие.

Всё это в терминах полилогии есть технонимика производства. То есть если рынок монетарен, то функциональность постмонетарна и документно-технонимична. Примерами текущих документов являются заказы (заявки), наряды (задания), накладные, требования и пр. «Совокупность заказов в результате ритмически-непрерывного согласования образует планы, а совокупность накладных в результате непрерывного соисполнения функций образует отчеты, а всё движение функционального произ­водства и предстает как планомерное, логической сущностью ко­торого и одновременно общественной формой соисполнения функций и является «плановый торг» как согласование посредством управления и в сфере технонимики» [4, с. 422]. Заметим, что при капитализме длительные контракты также являются соглашениями, а внутрифирменные процессы полностью «не рыночны, знаково не денежны, а документны».

Вышеизложенное эскизное прояснение сути механизма «соисполнения» позволяет перейти к общей харак­теристике функционального равновесия (симметрии), представляющего некую дина­мическую пропорциональность этого гомогенного хаоса и суеты, общечеловеческой стихии.   

Многомерность функционального равновесия (симметрия)

 Рассмотренные производственные отношения в полилогии называются технологическими, или функциональными, или отраслевыми, а иногда – плановыми. Эти производственные отношения завершают исторический ряд (как эмпирический факт) следующих известных истории обществ производственных отношений: стадные, культурно-родовые,   демографические, территориальные,   экономические, функциональные (технологические, отраслевые, плановые).

 Вертикальная иерархия управления и соответствующая диапозитивная сеть функций образуют так называемую функциональную пирамиду. В целом это и есть простое функциональное   производство, объективно-логический тип взаимодействия. Таким образом, этим типом взаимодействия завершают исторический ряд доминантно проявленных в истории взаимодействий агентов воспроизводства действительной жизни: социально-биологическое общение, общение культурно-духовное, трудообмен, соседство, товарообмен и соисполнение функций, как замечает автор полилогии, «в его общей форме  (возьмем на себя грех), плано­мерности» [4, с. 439].

 В функциональной структур, изображаемой обычно в форме графа, как правило, «не суще­ствует равенств, «затрат-выпусков», «спроса-предложения» и т.п. В структуре этого графа «есть только потоки в формах соответствия объемов функций» [4, с. 439]. Эти потоки (процессы) не складываются как счетно-штучные вещи, но вступают в соответствия или несоответствия, вызывающие рассогласования. При этом они могут соединяться и разъединяться, дробиться и комбинироваться,  ускоряться и замедляться, гармонировать и диссонировать, но не складываться и суммироваться, отниматься и вычитаться. Например, зерно и хлеб как вещи и товары можно вычитать и даже складывать, но невозможно «вычитать» и «складывать» саму «уборку»  зерна и «выпечку» хлеба как функции. В этом и есть суть соответствия или несоответствия.

 В первом приближении это соответствие функций связанно с абстрактным трудом, который выражается через некоторые обобщенные численности коллективов. Логика упомянутого соответствия проста. Например, условно функции 10 проектировщиков завода соответствует функция 100 строителей корпуса этого завода, она же, в свою очередь, соответствует функции 200 монтажников оборудования, всем им соответствуют функции 50 транспортников, обеспечивающих стройку и подвоз оборудования. Очевидно, что величины 10:100:200:50 как характеристики положений функций не равны, но само положение функций есть отнюдь не менее точное соотношение (соответствие), чем равенство (стоимостей при товарообмене в капиталистическом способе производства).

Таким образом, пишет автор полилогии, «соисполнение функций осуществляется на основе соответствия положения смежных функций», а величина положения, объем функции, определяется общественно необходимым трудом ее выполнения. Назовем это концентрированное выражение функциональной симметрии в сети промежуточной формой «закона положения функций»  [4, с. 410]. 

 В функциональности, как таковой, нет никакого продукта, а есть   лишь функции, выражаемые технологическими структурами общественного труда,   всего производства. В первом приближении технологические  структуры суть численности работающих в функциональном пространстве технонимики производства – какая работа, кому, от кого и т.п. Вступающие в соответствия объективные количества положения смежных функций есть величины абстрактного труда, которые уже в виде численностей не определяются привычными затратами рабочего времени.

В функциональном производстве общественное благосостояние людей, их благополучие есть работа конечных функций. Осуществление конечных функций есть в то же время и «благополучение», что прямо соответствует структуре технологической занятости. Само функциональное производство нормально «живет, как работают люди», а «люди работают, как живут».

 Таким образом, заключает автор метатеории «Полилогия…», «действие закона положения функций и состоит в том, что в среднем выполняется соотношение, при кото­ром статусы (в своем предъявительском, потребительском содержании «благополучения», в частности всё тех же льгот и приви­легий) агентов всех функций   pавны мощности конечных функций, т.е. благообеспечению. Вот это, пожалуй, и есть одна из основных метафор выражения функционального равновесия»  [4, с. 441].

Наконец, по чисто формальной аналогии с формулой обращения капитала  Д-Т…П…Т*-Д* формулой соисполнения воспроизводственного процесса при социализме, точнее, формулой социалистического способа производства является неуклонный рост статусов (статус – функция – статус*): С – Ф…П…Ф* – С* и т.д., где   С – статус, документы; Ф – функция, технология; П – производство.

Приступая к разбору основных понятий процессов соисполнения функций, можно сказать пока так: соответственно, «вместо» обмена, товара, потребительной стоимости и стоимости товара в товарном производстве в функциональном производстве имеют место соисполнение, функция, работа и положение функции. Соисполнение функций осуществляется на основе соответствия (величин) положения функций, тогда как обмен товаров осуществляется логически по-другому: на основе равенства (величин) их стоимостей. В этом функциональность и обнаруживает себя явно, как связь соответствия. То есть «вместо» стоимости капиталистического способа в социалистическом способе производства, соответственно, имеет место «положение функции» как конкретное выражение и «элементарное явление», относящееся, скажем так, к категории «объем (труда)» базового объекта воспроизводства.

 Базовая симметрия функционального равно­весия в своей сути гомогенна и ортогональна другим, в то же время «внутри себя» многомерна.  Функциональное равновесие проявляется в целом ряде обстоятельств: нет лишних и необеспеченных статусов; нет невостребованных функций; нет бесполезной работы и незадействованных статусов; все потоки сбалансированы; нет недооснащенных функ­ций; нет бездеятельности и сверхнапряженности; нет «лишнего» управления.

 Имманентная синхронность функционального производства основывается на равнонапряженности основного производственного и управленческого труда. Действие закона поло­жения функций проявляется в балансе как динамического хаоса планового равно­весия трудового и производственного соответствия функций, так и обеспечения участников в соответствии с их статусами. Главное в понимании функционального равнове­сия состоит в осознании его как социальной симметрии в его же социальной нейтральности, в частности и своего рода не­равноправного равенства в связке «начальники – подчиненные» как «справедливого неравенства». 

 В силу известной композиционности социально-воспроизводственных градаций действительной жизни и самой гетерогенности производства элементарные проявления функ­циональности были уже в глубокой древности, с начала исторического становления общества. В условиях капитализма функциональные (технологические) отношения выступают под «освещением» господствующих рыночных отношений частной собственности на средства производ­ства в виде экономической (капиталистической) деформации собственного  содержания. 

 Ограниченная, необщественная собственность на технологии (функции и «работу») в самом первом понимании предс­тавляет собой общественную форму преодолевающей капитализм   технологизации, плановизации производства.   Это утверждение нового способа производства исторически более высокого   порядка и «приучения» общества и его людей к новой   плановой дисциплине и соответствующим общественным взаимоотношениям.

 Диалектика развития дисциплины производственных взаимоотношений состоит в том, что каждая последую­щая в историческом доминировании полилогическая форма воспроизводства накладывает на взаимоотношения людей новые ограничения и запреты. Однако это такие ограничения и запреты, которые освобождают человека и защищают его от прежних несправедливостей, несвобод и угроз. Логика нарастания свободы человека по историческим ступеням градаций (доминирования ЧЭФ-слоев) выражается в постепенном ограничении человеком своих действий в отношении других членов общества, для которых эти дей­ствия нежелательны. С каждым шагом нарастания свободы эти действия становятся невозможными. Таким образом, с каждым шагом к свободе формируется все более высокий отрицательный (запрещающий) консенсус.

 Само же уяснение сути собственности на технологии начинается   с осознания того, что в существующем мышлении эта собственность воспринимается в обыденной форме   как нечто само собой разумеющееся и достойное времени.

 Технологии – это выполняемые коллективами «нейтральные» взаимосвязанные работы, которые сгруппированы диспозитивно, и иерархически выстроенные ячеистые процессы производства, но при этом выступают в качестве доминирующего базового объекта ограниченной господствующей собственности.

 Однако сложившийся стереотип в мышлении «тяготеет проклятием» привычного   одномерного и имущественного (вещественного) понимания базовых объектов собственности функционального производства. Собственность – это общественный способ связи труда и его условий, то есть производственные отношения людей по поводу некоторого доминирующего объекта обстоятельств производства. Поэтому   типологическое различие этих объектов обуславливает в исторических формах и различие отношений собственности, а в силу типологичности и логически радикально.

 «Поэтому, –   как отмечает автор метатеории полилогия, – именно моя (не моя), наша (не наша) бригада, смена, лаборатория, фабрика, колхоз, совхоз, кафедра, институт, отрасль, наука и т.д. и являются простейшими субъективными и социально-семантическими проявлениями собственности на техноло­гии в форме статусов как доминирующих смыслов бытия. Понятно  также, что это же наипростейшее «изоморфное» свойство любого базового объекта как раз и расшифровывает его, как всегда, определенную ценность для человека (иначе  – «пустой звук») и одновременно общественную форму богатства (как благополучия), в связи с которым и складываются отношения людей, собственности. А в функциональном производстве богатством (благополучием) и являются процессы производства, а именно  технологии, общественные формы ячеистой и взаимосвязанной  работы»  [4, с. 460].

 Следовательно, технология является собственностью коллектива, то есть   этой собственностью как совместным и взаимосвязанным процессом труда владеет и распоряжается, разумеется не в юридическом смысле, каждый обособленный коллектив и его администрация, а не общество. Это представляется для всех настолько естественным и нормальным,  что все то, что мешает проявлению этих отношений собственности,  выглядит предосудительным.

 Собственность на технологии имеет   группоиерархический характер, то есть логически в части иерархичности напоминает феодальную собственность на   пространство производства как процесс производящей территории, а по групповым свойствам напоминает   первобытную собственность на общую жизнь.

 

 О хозяйственном развитии и   хозяйственных сдвигах

В аннотации к сборнику статей «Планирование: перезагрузка» выражается надежда, что «развитие в России селективного планирования… станет одной из важнейших предпосылок выхода отечественной экономики из стагнации». Однако, по нашему мнению, эта стагнация не вызвана, скажем так, отсутствием, в частности, «селективного планирования», а является следствием самой общественной системы России в ее «уродливом» варианте развития. То есть стагнация отечественной экономики есть следствие социально-воспроизводственной системы, базирующейся на экономическом, капиталистическом, способе воспроизводства действительной жизни, который есть результат исторически более низкого уровня развития общества по сложности. В историческом же плане стагнация есть следствие общественного регресса и деградации общественной системы. 

В этой связи несомненный интерес представляет следующее обобщение из «Полилогии…»:

 «В чистом понимании капитализма по самой его природе ни   один отдельный капиталист, ни государство не в состоянии замет­но повлиять на весь ход хозяйственного развития. Здесь речь не   идет об исторически особых сдвигах типа «национал-социализма»   (А. Гитлер и др.), «нового курса» (Ф. Рузвельт), восстановительных   процессов (план Дж. К. Маршалла, реформы Л. Эрхарда), политики в послевоенной Японии (Ц. Макартур) и т.д., имеющих иную при­роду, внешние обстоятельства, да и во всех упомянутых случаях ни   на йоту не выводящих за рамки капитализма. В линейной же   форме государственная политика действительно обладает возможностями относительно больших хозяйственных сдвигов как отраслевого, так и регионального масштаба, или в «кампаниях»…   понимание несколько большей произвольности в возможности  хозяйственных сдвигов, достиже­ния определенных целей, и создает иллюзию политистичности (огосударствленности), вообще говоря, любых иерархических форм   производства. Действительно, хозяйственная политика государства (а точнее сказать, хозяйственно-политического центра) в этих фор­мах может переструктурировать ход производства с относительно высокой произвольностью тех или иных отдельных разворотов, но  вся эта хозяйственная политика суть облачный дым в своем воз­действии именно на производственные отношения, собственность, коль скоро они обрели черты целостности, «урегулированности и  порядка». Любые маневры хозяйственно-политического центра  имеют такое же влияние на сами производственные отношения,  каковое имеют наши самые глубокомысленные рассуждения о фи­зиологии нашего организма и любые диетические эксперименты  на саму физиологию, т.е. никакого»   [4, с. 465].

Из этого следует, что государственное планирование развития национальных экономик не связано и не способно повлиять на сами производственные отношения и типологию общественной системы (тип градации), а поэтому «шарахание» от планирования, руководствуясь принципом «рынок – насколько возможно, план – насколько необходимо» [8, с. 279], ничем не оправдано. Согласно полилогии,   «все новые формы производства объективно самоутверждаются» [4, с. 468], разумеется в субъективной форме деятельности «преобразователей».

Однако внедрение в практику хозяйствования государственного планирования подготавливает почву для расширения сектора обобществленных средств производства и прочих базовых типологических объектов так называемой креатосферы информационного и творческого пространства социума.

 В группо-иерархической форме собственности на технологии   все сходится и замыкается в иерархии отношений в абстрактном, но анонимном объективном   центре («Совмин», «Госплан» и др.). Этот центр номинален и лишь фор­мально персонализирован, что метафорически обозначается как «концов не сыскать».

 Функциональный центр  – это объективный орган высшей инстанции согласования соисполняемых функций. Госплан и был тем центром, который лишь оформлял взаимодействия более «влиятельных производственных фигур», хотя, по видимости, был силен и грозен, но, по сути, исполнял волю подчиненных.

 Итак, собственность на технологии имеет  четко обозначенную группо-иерархическую   объективно-логическую структуру   иерархии «собраний» (коллективов), содержание которой   есть основное производственное отношение функциональной системы.

 Экономическая наука, политэкономия, а по сути, вся современная социология упорно и исторически традиционно знает лишь одно основное экономическое отношение капитализма, то есть форму частной собственности на средства производства как господствующее отноше­ние между людьми, порождающее отношения эксплуатации и капитал. В этой связи А.С. Шушарин замечает: «Все остальное для экономической науки – это нечто «личное», «неэкономическое», «внеэкономическое», «политическое», «огосударствленное», «властное», «юридическое» и пр., ибо никаких производ­ственных отношений, кроме экономических, эта наука не знает» [4, с. 470].

 Феодализм, капитализм и социализм (линей­ная система) есть система соответственно доминантно   натуральная, рыночная, планомерная (или отраслевая, статусная, функциональная, технологическая). Это так, но есть нюанс. Упомянутые натуральность, рынок и план (отрасли, статусы, функции, технологии) были, есть и будут во всех социально-воспроизводственных системах, ибо это есть проявления базовых симметрий. Однако проявление господства и доминирования ЧЭФ с их симметриями и формирует восходящую последовательность исторических градаций. Потому господство натуральности – это феодализм, господство рынка – капитализм, господство планомерности (функциональных, отраслевых форм) – социализм. Следует заметить, что автор полилогии для плановости использует термин «линейная форма», ибо термин «социализм» тесно связан с СССР как союзом государств, союзом, имеющим во многих отношениях неэндогенную природу существования и развития.

Далее. В капиталистической системе предпроизводственная интеллектуальная фаза (маркетинг) происходит в рыночной борьбе, которая есть дело каждого «атомизированного» участника. В функциональной системе предпроизводственная интеллектуальная фаза (технорасчет) происходит в плановой борьбе, которая, хотя и тоже дело каждого, уже более высокая общественная форма согла­сования, в которой на основе определенных целей формируются программы и инициативы, превращающиеся после согласования в планы. В образах же полилогии это уже центральная «нервная система». 

 

О негативах и конце доминирования плановой формы

Но любая система со временем так или иначе обнаруживает свое несовершенство и недостатки. В уже упомянутой работе «Планирование в экономике …» авторы отмечают «противоречивость результатов советского планирования» [2, с. 26] и к числу негативных явлений в первую очередь относят «всесторонний дефицит», который способствовал «коллапсу» всей системы «реального социализма».

 Согласно полилогии, в конце «развитого социализма» невинное планирование как   необходимая форма согласования функций с течением времени в ходе абсолютизации своего доминирования превратилось в планирование, скрытно преследующее последующую удовлетворительную отчетность. То есть не план и не работа в соответствии с планом, а последующий положительный отчет (рапорт) становится целью и «мотивом» в управленческой сфере. Но управленческая иерархия как ультраструктура все так же оставалась и была необходимой формой соисполнения, какой бы «забюрократизированной» она ни была и как бы ее ни критиковали (ругали).

Формулой социалистического способа производства является неуклонный рост статусов (статус – функция – статус*): С – Ф…П…Ф* – С* и т.д. Поэтому в прямо противоположном обращению капитала смысле имеет место увеличение разрыва между статусами и самим исполнением, что порождает рост всех форм нехваток, упомянутого дефицита, необеспечений и рассогласований.

При капитализме с его «вещной» природой товар всегда ищет сбыта и ждет покупателей, то есть лежит на прилавке, образуя «товарную очередь», затем – «очередь за работой», за знаками и «дефицит знаков» (денег). В функциональном же производстве иначе, ибо в его общественных формах доминируют процессы, которые, в отличие от вещей, доминирующих при капитализме, ждать не могут по своей природе, образуя очередь и не успевая производить. Это создает известный негатив – «всесторонний дефицит», «недообеспечение» функций (синоним статусной избыточности) и прочие рассогласования.

 Основной закон линейного производства метафорично выражает объективное нарастание асимметрии собственности как   форму некого иррационального «накопления».

 В основе нарастания асимметрии в   обращении капитала Маркс и обнаружил особый   товар – деньги, обслуживающие все движение воспроизводств, и особый товар – рабочую силу («товаризация нетовара»).   Рабочая сила и образует способность производить прибавочную стоимость и рас­ширять асимметрию, собственную противоположность. Этот производительный труд и есть общественная форма труда, увеличи­вающего асимметрию собственности.

 В функциональном производстве,   кроме соисполнения функций, ничего подобного нет (все «функционализировано»), кроме функции управления, обслуживающей весь процесс (иерархия управление).   Эта особая функция, форма труда, производящего асимметрию собственности и собственную же противопо­ложность. Никакой иной созидающей и изменяющей субстанции, кроме труда, нет. 

С другой стороны, производство  невозможно без изменений, порожденных новациями, которые, в свою очередь, порождены естественно-техническими сдвигами и скачками процессов, обусловленных самореализацией человека, идей, техники и технологий, природы.  Эти новационные перемены стали интенсивно нарастать  с началом научно-технической революции. Источником этих перемен является творче­ский труд, труд дислокальный, то есть труд, который неизбежно выходит за данную технологическую локализацию производственного процесса. Творческий труд, как труд производящий (продуктивный), возникает в недрах производства независимо от воли и сознания людей, но и, несомненно, посред­ством этой воли и сознания. 

 Производящий труд как общественная форма труда проявляется во многих функциях, разрывая и преодолевая эту же функциональность, образуя в сетевых связях неподвижных линий производства так называемые в полилогии дефекты. Эти дефекты есть также и суть обществен­ные формы соисполнения работы в основных функци­ях. Однако в такой ситуации эта вполне весомая работа столь же весомо не сопрягается и не увязывается с другими работами. В результате эта работа «или уже не нужна, но продолжается, или еще не нужна, но уже есть, или не тем нужна, или не так нужна и т. д., до бесконечности конкретных проявлений» [4, с. 542]. В отличие от товара, способного «ждать покупателя», функции, будучи процессами, физически «впрок» запасти невозможно. Поэтому если функции в чем-то не те, что надо (рассогласованы), то они вносят во все смежные функции диссонанс, то есть диффузно распространяют дефект производства. В частности, это порождает в определенной части и ранее упомянутый авторами «Планирование: перезагрузка» негатив – «всесторонний дефицит». При этом в силу сетевых связей и взаимодействий, скажем так, стихийно диффундируют не технологии, а дефект производства.

 Таким образом, можно сказать, что не «советское планирование» и не планирование вообще является источником негатива «всесторонний дефицит», а характер функционального производства в его предельном, кризисном состоянии проявляет свои «родовые» негативные стороны, равно как и всякое типологически иное воспроизводство действительной жизни. Так, в историческом восходящем развитии были проявлены и проявляются следующие известные «родовые» негативы:

 ·                в переломной первобытности – животное насилие и «зверство»; 

 ·                в первобытности – табу и насилие;

 ·                в рабовладении – диктат;

 ·                в феодализме – крепостничество и удел;

 ·                в капитализме – экономическая эксплуатация.

 Дефект производства не обособляется в определенную «вредную» деятельность, но является некой внутренней интенсивной формой иррационализации ли­ний производства.

 В этой связи А.С. Шушарин замечает: «Потому, к   примеру, и, казалось бы ясное, обобществление средств производства, т.е. в «чистом виде» избавление от иррациональностей   частной собственности на них (хотя и в наитяжелейших, далеко   «не чистых» исторических обстоятельствах), тоже в основном со­держании происходило апостериорно, как «эмпирически уста­навливаемое дело» (Маркс). О «плане», например, формально поговаривали уже в   XVIII в. Но только к середине 30-х гг.   XX столе­тия он практически сложился как уже новая форма производст­ва. Реальное обобществление средств производства и утверждение его новой (плановой) постформы (основное содержание  революционного процесса) тоже происходило совсем не по «бумажкам» и указкам большевиков (как нам часто кажется), а как  огромный, массовый общественный процесс»  [4, с. 550].

 Объективно технологизация как плановизация широко проявила себя с началом становления «монополистического капитализма». Эндогенно плановизация в полном объеме реализовалась и главенствовала в общественных формах социалистических преобразований.

 Суть всякого исторического сдвига производительных сил сосредоточена не в его бесконечномерном содержании, а в его сущности   – посттипологической к господствующим производственным отношениям. Это поиск не там, где действительно зреет прорыв или провал. Так, товаризацию (индустриализацию) невозможно понять по событиям в могущественных Испании или Оттоманской империи. Однако это возможно было понять, например, в сломе отживших отношений в тогда «периферийных» Англии или Америке. Как актуально подсказывает автор «Полилогии…», в том числе и в части планирования, «материальную онтологию» «постиндустриализма» надо копать не на западном материале, а как раз на «плановом» [4, с. 363].

 Таким образом, суть планирования устанавливается не на основе опыта и практик развитых стран рыночной экономики капитализма, а на изучении негативной и разрушительной практики линейной формы социализма, споткнувшейся с постсоциалистическими проявлениями нового Информационного общества. Суть недуга и последующего выздоровления выявляется в острых и «паранекротических» формах «болезни». 

 Согласно полилогии, закон конца линейной формы социализма следует рассматривать не   только в виде «неизбежного накопления» негативов системы (рост дефекта производства,   заорганизованности и антиновационности), но и в об­щем виде восходящего   тренда обобществления технологий. Проявление   восходящего тренда происходит в конкретных и реальных, часто «дурных», началах («эм­брионах») этого обобществления технологий. Очевидно, что если нет восходящих тенденций, даже в «дурных» формах, то и исследовать нечего.

 И особо – о «коллапсе всей системы «реального социализма» [2, с. 26] и «господстве «экономики дефицита» [2, с. 36].

 Если коротко, то эти явления – суть и следствие засилья именно экономизма в социальной науке исторического восходящего развития общества по сложности, ибо именно экономизм в науке не смог дать восходящей исторической перспективы выхода из того критического состояния, которое было порождено столкновением с началом становления новой постсоциалистической градации «Информационное общество». «Официальная» наука того времени никаких иных способов производства, производственных отношений, отношений собственности и пр., ничего, кроме экономического способа воспроизводства действительной жизни, не знала и не знает. Поэтому, не зная пути вперед, пошли назад под лозунгами «рыночного социализма» и товарно-денежных отношений и в результате оказались в условиях «дикого капитализма», войдя в тотальный «коллапс» и «экономику дефицита» времен варварского капитализма.

 О необходимости   обобществления технологий самими «трудящимися нового типа»   как общественном, революционном процессе создания нового научного механизма информационного производства и мыслей не было, а в официозе социальных наук – и тем более.

 

 О создании постпланового научного механизма производства

 «трудящимися нового типа»

 Обобществление технологий самими «трудящими­ся нового типа»   будет означать общественный, революционный процесс создания научного механизма производства, что информационно озна­чает организацию общественного, вертикального   и, главное, диспозитивного, эксфункционального, межотраслевого, межпредприятийного и межпрофессионального комплексного изучения   технологий, функций и работ.   Но это уже в основе своей не управленческая задача (как нечто произ­водное и оформляющее), а диспозитивная задача самих «трудящих­ся нового типа» по тотальному «вмешательству» в линии технологий и их сети, по организации всеобщего контроля общественным интеллектом.

 Обобществление технологий, снятие оков группо-иерархической собственности, есть сброс преодоление линейной формы социализма как   «технологического феода». Это есть ликвидация группо-иерархической узурпации функционального производства, дефекта производства и «всестороннего дефицита», ликвидация господства статусов над людьми и обществом. Линейность, технофеод, дефект производства, «всесторонний дефицит» как доминанты исчезнут, однако «план», статусы и функцио­нальность останутся, но будут метаморфированно сняты. В этом и заключается положительная интенсификация, онаучивание и гуманизация производства, его превращение в понимающее и социорегулятивное. Это будет дело самих «трудящихся нового типа», опирающееся на помощь новой социальной науки и нового научно-идеологического профессионализма, интелли­генции, разговаривающей на новом про­фессиональном социальном языке.

 Однако как вообще возможна реализация этой «конструктивной» тенденции в движении к обществу, основанному на «новом знании»?

 Чтобы общество могло стать действительно «научным обществом», Обществом знания, сама наука должна выдвинуть новое социальное знание об обществе, но еще как донаучное, со спасительным революционным трендом. А это может быть только удачная, не «вечная», а конкретно-историческая научная теория современного переломного мира.

 При этом следует иметь в виду, что капитализм и социализм, а равно и все прочие эндогенные градации, включены в еще более сложный мировой процесс экзогенного развития мирового социума.   Поэтому еще раз подчеркнем, что на основе только экономических процессов понимание планирования даст не только ограниченное экономизмом знание, но еще и деформированное, искаженное этим же экономизмом понимание такого феномена действительной жизни, как «планирование. 

 В заключение вернемся к публицистическому заголовку настоящей статьи «Плановое развитие страны – высшая форма проявления патриотизма». 

В статье этого сборника под авторством Б.Х. Краснопольского «Политика национального планирования: опыт Великобритании» высказывает догадку: «Вероятно, по политическим соображениям проблема планирования в экономике России была незаслуженно забыта вообще… «с водой выбросили и младенца», хотя этот младенец за последние 20 лет мог бы вырасти и превратиться в весьма полезного для общества субъекта» [9, с. 365].

 В предложенном для ознакомления документе национального планирования Англии «Рамки Политики национального планирования в Великобритании», в разделе «Министерское предисловие», читаем: «Мы должны найти новые пути, за счет которых мы улучшим нашу жизнь в конкурентном мире. Мы должны быть домом роста численности населения… Наши места, в которых мы живем, должны быть улучшены, но они определенно будут хуже, если мы допустим стагнацию. Устойчивое развитие – это перемены к лучшему, и не только в жизни нашего поколения… Мы   –   нация, известная во всем мире своим творческим опытом… Планирование должно быть творческим мероприятием… Это должно быть коллективное предприятие… мы позволяем людям и общинам вернуться обратно к планированию их судьбы и жизни в нашей стране (Rt Hon Greg Clark MR, Minister for Planning») [9,   с. 371–372].

Помимо приведенного цитирования, в этом разделе содержится множество и других патриотических посылов, связанных именно с планированием, заметим – в развитой капиталистической стране. Однако, как мы выше показали, планирование есть доминантно базовый элемент механизма «соисполнение» чистой эндогенной формы «функциональная», которая как ЧЭФ-слой функционально-технологического процесса присутствует во всех исторически известных градациях (устар. – формациях), но доминирует лишь в градации «социализм эпохи индустрии». Поэтому поневоле возникает метафорический образ:   «Плановое развитие страны есть высшая форма проявления патриотизма».

 

Александр Тимофеевич Харчевников



 

Литература:

1. Планирование: перезагрузка. Под редакцией А.В. Бузгалина. М.: Культурная революция, 2016.

2. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Планирование в экономике позднего капитализма: цели, методы, потенциал (политико-экономический дискурс) // Планирован – с. 389.

3. Шушарин А.С. Полилогия современного мир. (Критика запущенной социологии). М.: Мысль, 2005–2006.

4. Шушарин А.С. Полилогия современного мира (Критика запущенной социологии). Раздел второй: Эндогенная логика, М.: Мысль, 2005.

5.   Маркс К., Энгельс Ф.   Соч., т. 26, ч.   III.

 6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23.

 7.   Ленин В.И.   Полн. собр. соч., т. 34.

 8. Андрюшкевич О.А. Индикативное планирование в экономиках развитого типа //  Планирование: перезагрузка. Под редакцией А.В. Бузгалина. М.: Культурная революция, 2016.

9.   Краснопольский Б.Х. Политика национального планирования: опыт Великобритании //  Планирование: перезагрузка. Под редакцией А.В. Бузгалина. М.: Культурная революция, 2016.