Время шло. Подросли Савелий и его друг Петька, в тайгу стали ходить не только за грибами-ягодами, но и на охоту. Правда, они пока только петли на зайцев ставили да зазевавшуюся птицу с дерева выстрелом снимали. Но и это семье подмога, заяц и птица – тоже мясо. Дядька Тарас научил парней выделывать заячьи шкурки, из которых потом тётка Параскева шила шапки и рукавицы. Всем. И Громовым, и Иванихиным.
А однажды Громовы взяли Савелия с собой на шишкобой. Правда, колотом бить ему не дозволили, определили только упавшие шишки собирать. Но в кругу-то друзей можно и преувеличить свою значимость в этом деле. Кто ж проверит?
Ох, и много они в ту осень кедровых орехов заготовили! Тогда-то впервые узнал Савелий, что они пригодны не только для баловства да чтобы девок угощать. Из них, оказывается, можно масло выжимать. Даже приспособление для этого имеется. А масло это не только для пищи пригодно, им многие болезни лечат. Бабка Параскева сулилась потом объяснить, от каких хвороб из него лекарства получаются и как эти лекарства делать.
Целый день крутили парни по очереди ручку старой «маслобойки», сделанную ещё Петькиным прадедом Владимиром Громовым, а вечером Савелий гордо вручил матери туесок драгоценного продукта.
Хорошо ребята дружили, друг за дружку горой стояли и были почти неразлучными. Если где-то в толпе увидишь густые смоляные кудри Петра, тут же найдёшь и рыжеватую шевелюру Савелия. Надо только глаза вниз опустить, Савелий-то на полголовы ниже будет. Да и статью жиже. Хотя тоже красив сам собой. Озорная белозубая улыбка не одну девку с ума свела. А ещё он, в отличие от немногословного Петра, невероятно речист. Может, и не прервалась бы их дружба, но…
Как вошли парни в юные года, начали на вечёрки шастать да на девчат пялиться. И надо же такому случиться, что вдвоём на одну и ту же уставились. Как будто ничего особенного в ней и не было, а вот манила этих парней Дарья, ровно огонёк в ночи. Хотя, по правде сказать, изъянов в ней тоже не наблюдалось. Ладная девка, осанистая, черноглазая, русая коса толщиной в руку ниже пояса спускается. А уж какая озорная, какая плясунья да певунья! Впрочем, в Преображенском почти все девки ей под стать, но на других ни Пётр, ни Савелий даже глядеть не желали. Одна она нужна, причём сразу обоим.
Пётр-то, когда понял, что не только ему, но и Савелию Дарья глянулась, так сразу в сторонку отошёл - не гоже другу дорогу переходить. Он уже и на Дарьину подружку стал поглядывать, даже до дома наладился её провожать. Только вот Дарья не захотела принимать ухаживаний Савелия, всё больше на Петра искоса взгляды бросала. Так и провожались: Савелий с Дарьей и Пётр с её подружкой - благо дома девчат стояли через дорогу. Неделю ходили, наверное.
Но Петру не захотелось морочить девчонке голову, тем более, та уже вообразила себе невесть что и, кажись, даже сватов ждать начала. В общем, перестал Пётр провожать Дарьину подругу.
Савелию тоже надоела неопределённость в отношениях со своей возлюбленной, вознамерился он поговорить с девушкой начистоту, заодно и замуж позвать, а в случае отказа взять её силой. «Не захочет по-хорошему, сделаю по-плохому, но своего добьюсь! – решил он. - После этого «по-плохому» она сама за мной будет бегать и умолять, чтобы женился!»
Улица уже погрузилась в сон. Савелий проводил девушку до калитки и приступил к осуществлению задуманного.
Первый план, который «по-хорошему», с треском провалился – Дарья наотрез отказалась пойти за него замуж.
Савелий начал выполнять план второй, который «по-плохому». Он прижал девушку к забору и попытался сорвать с неё одежду. Она вырывалась, но почему-то не кричала и не звала на помощь. «Странно, - подумал Савелий. – Может, она только для виду сопротивляется?» Эта приятная мысль притупила его бдительность, и он ослабил хватку. Воспользовавшись удобным моментом, Дарья ловко нанесла парню удар в самое уязвимое место.
На душераздирающий вопль Савелия из дома выскочил брат Дарьи и, догадавшись, в чём дело, окончательно добил бедолагу. Нет, брат ударов не наносил. Брат просто ржал. Но ржал так, что на его ржанье откликнулась соседская кобыла, а сами соседи зажгли свет.
Дарья помогла Савелию распрямиться, поправила его парадный пиджак и, вздохнув, произнесла;
- Не ходи ты за мной больше, Христа ради прошу, не ходи! Ты хороший парень, но не люблю я тебя.
- А кого ты любишь? Петьку, что ль? - то ли спросил, то ли просто буркнул задетый за живое парень.
Девушка ничего не ответила, только ведь Савелию и так было известно, кто его соперник.
Отступиться бы ему от Дарьи, ан нет!
Вот если бы не было Петьки… Вот не было бы его в Преображенском…
Хотя, нет. Даже если Петьки не будет в селе, он всё равно где-то будет. А что это значит? А значит это одно: Дарья будет по-прежнему его любить.
Вот если бы Петьки вообще не стало!
Подумал и содрогнулся. Господи помилуй! Неужели я желаю другу смерти? Нет-нет! Грех!
Но эта мысль, как червь, всё глубже и глубже проникала в сознание Савелия. Она точила его, не давала ни есть, ни спать. В конце концов, парень убедил себя, что смерть друга явится благом и для Дарьи, которая сохнет по Петьке, и для Савелия, который сохнет по Дарье.
А вскоре и случай удобный представился.
Перед самой Филипповкой Пётр позвал Савелия пройтись до зимовья, проверить, не нужно ли чего там оставить, а заодно и петли разбросать на зайцев.
До зимовья добрались быстро. Спички, дрова, щепа и подвешенные к потолку мешочки с продуктами – всё было нетронутым. Двинулись дальше.
Савелий сделал вид, что поправляет крепление на лыжах, приотстал и, спрятавшись за густую ель, начал ловить Петра на мушку. Ружьё ходило ходуном в дрожащих от страха руках, он боялся убить, он никогда не стрелял в человека. Но ведь выстрелить в человека – это одно, и совсем другое – убить Петьку. Петька не человек, он соперник. Одно нажатие на курок, и Дарья твоя… твоя… твоя!
Господи! Как же трудно нажать на него!
- Эй, паря! Ты окаменел, что ли? И в кого целишься?
От неожиданности Савелий вздрогнул и нажал на курок. Пуля попала в берёзу и расщепила её напополам.
- Ого, с какими зарядами мы ходим! Не на медведя ли охотиться собираемся?
Савелий оглянулся. За его спиной стоял Григорий Перегудов.
- Са-а-в- к-а! – совсем близко раздался отчаянный крик Петра. – Ты где?
- Да здесь я, здесь…
Раскрасневшийся то ли от быстрого бега, то ли от внезапного волнения Пётр переводил тревожный взгляд с Савелия на Григория.
- Я сначала свежую лыжню справа увидел, потом силуэт. И тут – выстрел. Я за Савку так испужался, ажно руки затряслись, потому и тебя, Гриня, за деревьями не разглядел. Мало ли лихих людишек в наших местах бродит?
Пётр зачерпнул горсть снега и отёр потное лицо.
- А стрелял-то кто?
- Да я стрелял. Хотел прицел проверить, а тут, откуда ни возьмись, Гришка появился, - зачастил, подхихикивая сам себе, Савелий.
Григорий внимательно посмотрел на него и обратился к Петру:
- Петь, а у вас чем ружья-то заряжены?
- Как, чем? – удивился тот. - Дробью, конечно. Не на зверя же охотиться шли, чтобы пулями стволы забивать.
- Ну-ну, - Григорий опять посмотрел на Савелия и сказал, обращаясь к Петру: - Будь осторожнее. Мало ли чего. Гляди в оба!
- Да ладно! – беспечно отмахнулся Пётр. – Впервой что ль нам по тайге хаживать?
- Впервой не впервой, а гляди в оба, - настойчиво повторил Григорий. – Сам же сказал, мало ли лихих людишек в наших местах бродит? Правильно я говорю, Савелий? А?
Тот молча кивнул головой.
Когда Пётр и Савелий скрылись за густыми ветвями сосен, Григорий подошёл к поверженной берёзке и охотничьим ножом выковырял застрявший в ней жакан.
Нет, сегодня Савелий Иванихин шёл охотиться явно не на птичек и зайчиков.
Продолжение следует...http://www.proza.ru/2016/08/26/91