Мы дружили полвека: я, Вовик Белов, Коля Мамонтов, Лёнька Комаров и Веня Мазин. С Вовиком я рос в одном дворе, остальных друзей обрёл во время учёбы в техникуме.
Мы грызли гранит науки, занимались спортом, музицировали, пахали в стройотрядах, служили в армии, как-то незаметно обзавелись семьями, а кто и повторно, и стали всё реже встречаться, следя за успехами и неудачами друг друга со стороны.
Я служил в милиции, Вовик обретался в сфере культуры, Коля стал довольно крупным руководителем, а впоследствии – бизнесменом, Лёнька - «коробейником», торговавшим ходовыми товарами с лотка на выезде, а Венька – известным в кругах автовладельцев диагностом двигателей. Почти ежегодно мы, кроме Лёньки Комарова, встречались семьями, как правило – за праздничным столом в честь чьего-то дня рождения. Выпивали, вспоминали молодость, пели хорошие песни под Вовкину гитару.
После шестого десятка такие встречи почти прекратились. Общались иногда по телефону, ещё реже случайно встречались на улице. А тут с Лёнькой беда случилась – обширный инсульт, четыре месяца в реабилитационном центре. Потом отпустило, и Лёнька вновь стал возить товары на рынок в Псковскую область. Узнав о Лёнькиной беде, я нагрянул в его холостяцкую квартирку в Соловьиной роще. Здесь Лёнька потчевал меня вонючими котлетами из барсучатины, которые сам уплетал за обе щёки, поскольку от рождения не различал запаха и вкуса и мог запросто по ошибке выпить уксус вместо воды. Он подавал также вкуснейшую, собственного приготовления, квашеную капусту с тмином, с яблоками, с клюквой. Его рот был несколько скособочен, речь ещё не совсем внятная, но он уже, чисто по – комаровски, ржал над собственными остротами и всё подливал мне отменный коньячок, тоже, как оказалось, домашней перегонки. Под конец он так растрогался, что вернул мне карманные часы фирмы «Павел Буре», которые я дал ему пофорсить полвека назад, а он их так и не вернул, сказав, что разбил.
После той встречи с Лёнькой я стал размышлять о бренности бытия, что вылилось, в конце концов, в неуёмное желание вновь собраться, поболтать, попеть под гитару. И я задумал мальчишник. Мой зять – известный мотогонщик Андрей Сафронов – уехал на постоянку в свой родной город Кемерово, увезя туда дочь мою Юленьку и внучку Лизуху. Их шикарная, меблированная, трехкомнатная квартира стояла вот уже несколько лет без хозяев, а комплект ключей от неё был у меня. Здесь и задумал я провести встречу друзей детства. Получив от Вовика, Коли и Веньки предварительное согласие, я стал тщательно готовиться: перелопатил и выбрал наши старые фотки, откопал рукописный сборник дворовых песен, привёз свою индонезийскую шестиструнку, подобрал ретро – музончик, а главное – написал стихотворение о нас, нашей неувядающей дружбе и т.п.
В день встречи я притаранил в нашу берлогу огромную кастрюлю картошки с мясом, тазик «Оливье», блюдо с мясной нарезкой, пирожки с мясом, капустой, бутылок пять водки и литров шесть пива, воблу и, выйдя в лоджию, стал ждать. Поверьте, это было очень волнительно, когда из-за угла дома выплыли три седых головы – мои друзья детства. Все, кроме Комарова, которому всё ещё нездоровилось.
Я встретил их на пороге. Обнялись, расцеловались, сели за стол. Выпили по первой за встречу. Я стал фотографировать. Предложил, согласно моему сценарию, Вовику взять гитару, сыграть, попеть наши песни. Но он отказался, сославшись на то, что у него артрит, суставы пальцев распухли и играть стало трудно. Пока я доставал наши юношеские снимки, все мои гости разговорились, пламенно повествуя друг другу о своих болезнях, которых у каждого оказалась туева хуча. Так и не сумев прервать эти излияния демонстрацией фотографий, я налил всем по стопарику и хотел в качестве тоста прочесть свои стихи о нас, но не тут-то было. Венька, перебив меня, предложил выпить за наше здоровье, пожелав всем нам многая лета. Когда все выпили и закусили, я предложил предаться воспоминаниям о нашей бурной и весёлой молодости, но все опять переключились на разговоры о болезнях. Я попытался заговорить о женщинах, имея в виду их красоту, обаяние, сексуальность, наконец. Друзья вняли и стали рассказывать о том, какими болячками страдают их жёны. Я включил музон. Меня попросили убавить звук до минимума, ибо плохо, мол, слышно говорящих. Я кинулся к телевизору, дабы привлечь внимание друзей к новостям и обсудить, хотя бы, творящееся на киевском майдане. Напрасно! Ни музыка, ни политика, ни наши юношеские проделки, ни выпивка с закуской, ни даже женщины никого не интересовали. Проговорив пару часов на темы здоровья и его отсутствия, выпив на четверых бутылку водки и закусив десятой частью выставленных мною продуктов, друзья поспешили к семьям.
Глядя на их седые готовы с шестого этажа, я грустил и мысленно матерился, клятвенно обещая себе никогда более не участвовать в такого формата встречах. Я думал о том, кто же из нас уйдёт первым? Первым ушёл из жизни Венька Мазин. Мы были на его проводах втроём, Лёньке не сообщили, т.к. он был очень плох после повторного инсульта. Потом не стало Лёньки и мы опять стояли у его гроба втроём.
Я иногда встречаюсь с Колей в ближайшем магазине и он всегда говорит одно и то же: «Надо бы как-нибудь встретиться!» Я молча киваю головой, поскольку знаю, что никаких конкретных предложений за этим не последует. А устраивать мальчишник на троих у меня не лежат руки, ведь про их болезни я уже всё знаю, а о своих рассказывать не привык. Но вопросик во мне сидит прежний: кто из нас следующий?!
24.08-2016 г.
На фото: слева направо - Николай Мамонтов, Вениамин Мазин, Владимир Белов