В том походе Лангу потерял лишь двоих киттов. Прознав о его великой добыче, под руку атамана пришёл мелкий хост с пятнадцатью воинами и торном на восемнадцать вёсел. В следующий поход, тоже на юг, Лангу вышел уже на двух торнах, прихватив с собой десяток бойцов вассала. Этот поход продлился два года и унёс жизни шестерых воинов, в том числе двух из первичного отряда Лангу – длинноглазого, одолевшего в схватке троих воинов вапи, и одного из тех, что остались от атамана, присоединённого Лангу после выхода из городища Ясеньки. От добычи на сей раз ломились уже три корабля. Разбойники захватили вина, ковры, одежду, соль, специи, оружие, утварь и посуду, даже серебряную, монеты и украшения. Три дюжины рабов пожелали присоединиться к отряду Лангу. Он же отобрал из них пятерых – двух местных морских разбойников, одного сухопутного, а также воина, попавшего в рабы за неповиновение. Пятый был воином чужого бея, попавшим в плен и не пожелавшим служить новому господину. Таких чаще отдавали за выкуп, но видать семья этого оказалась совсем бедной.
- Когда пойдём сюда в следующий раз – захватим рабов. - Поделился Лангу с Годуном.
- Рабов? Не гоже это, атаман. Наши боги не одобряют подобного.
- Наши боги многого не одобряют. А мы потеряли пятерых хороших бойцов, это явный знак, что надобно ублажать и местных. К тому же нам нужны кузнецы, зодчие, шорники и корабелы.
- Но их можно и не делать рабами, а в жертвы приносить животных.
- Я не намерен давать таким равные с воинами права. Может быть ты забыл, как они с нами поступили? Не переживай, никто у нас не станет забивать рабов насмерть, либо даже потчевать их плетьми. Но кто-то должен работать, пока мы в походах. На счёт жертв животными… мы принесли таковые, и что толку?
- Ты намерен приносить человеческие жертвы? – нахмурился верный воевода.
- А куда деваться? Либо так, либо нам и здесь житья не будет.
- Ясеньке только не говори об этом, и когда пойдёшь людей почём зря резать, тоже не говори.
- Не глупее тебя, сам понимаю.
После этого похода соседский хост вновь пожелал встретиться с атаманом. На сей раз он пришёл один.
- Скажи, хост гиркан, ты женат?
- Перед богами – нет. А в чём дело?
- Я уже стар, столь стар, что давно не хожу в море. Даже дом себе поставил вдали от моря. И боги не наградили меня сыновьями, послав мне одну лишь дочь. Ей исполнилось шестнадцать больших лун, самое время подумать о супруге. Все три моих палика упорно добиваются её руки, но я хочу отдать мою дочь за тебя.
- Мне надо подумать.
- Думай, но недолго, повторяю – я уже стар. Твоя женщина тоже гирканка? А значит и дети родятся гирканами. Будь ты киттом, или хотя бы женатым на киттке, с твоей-то удачей твоим паликом пожелал бы стать не один худой хост, а множество могущественных. Так что думай, хост гиркан, я со свадьбой дочери долго тянуть не собираюсь.
Месяц атаман ходил смурной, потом дал своё согласие жениться на дочке хоста. Прослышав о решении друга, Годун вышел из себя.
- Ты что творишь, Лангу? Ясенька с тобой всё это время, стирала, обихаживала, дочку тебе родила. И с местными всегда дела улаживала, не то ещё в нашем прежнем городище нам бы долго не выжить – прознали бы вапи, да навалились скопом.
- И что с того? – нахмурился Лангу. – Я её силком из городища не волок, сама за мной побежала.
Годун коротко ткнул кулаком в челюсть атаману, тот отлетел к стене. Утирая кровь, медленно поднялся.
- Не гоже по местным обычаям кровь в доме проливать, воевода.
- Местных чтишь, а наших забыл?
- Не забыл, но местные здесь больше власти имеют. На счёт моей женитьбы я тебе так скажу – не собираюсь я больше совершать той ошибки, что на юге совершил. Надобно нам вживаться в эту землю, корнями в неё врасти. Тогда китты за своих принимать начнут. А так… чужаками мы здесь остаёмся, Годун, того и гляди, что этот хост на нас своих паликов натравит. Ну, перебьём мы половину его бойцов, положив при этом всех наших – тебе от этого легче будет?
Годун вышел, громко хлопнув дверью. Огонёк в избе атамана горел всю ночь, и за дверью раздавались его мерные шаги. Ясенька, узнав о предстоящей свадьбе Лангу, побледнела.
- За что ты со мной так? – тихо спросила она возлюбленного.
- У нас была временная семья, сошлись после лютой годины, пожили – разбежались.
- Временные семьи на пятнадцать больших лун не создаются.
- А наша создалась. Послушай, я ведь тебя не гоню из городища, живи себе на здоровье.
- Не гонишь? А как назвать то, что ты собираешься совершить? – слова Ясеньки, произносимые тихим голосом, тем не менее упадали на атамана тяжёлыми камнями. – Я оставила отца с матерью, свой род бросила, побежав за тобой, словно собачонка какая. Увиделся мне в тебе не простой вожак хонгов, а заботливый кьян своим подчинённым. Видать почудилось…
- Вот как? Но разве моя в том вина, что я не такой, каким ты хотела меня видеть?
- Я надеялась, что вот осядем мы на одном месте, и я сумею смягчить твоё сердце, наполнив его светом своей любви.
- Любовь? – теперь уже слова Лангу хлестали плетью. – Ты забралась в мою постель, после чего залезла ко мне в душу. Это и есть любовь? Тебе непременно хочется замуж? Вон – Годун на тебя давно заглядывается, выходи за него, он не откажется. А я женюсь на киттке, таково моё последнее слово.
Во время речи атамана Ясенька всё больше и больше сжималась в комочек, словно щенок, незаслуженно наказываемый хозяином. Но в конце речи вдруг выпрямилась, взглянув на своего обидчика прямо и гордо.
- Ты знаешь, атаман хонгов, когда я убегала из дому, мне повстречался тот самый старец.
- И что?
- Он сказал, что я бегу за своей погибелью.
- С чего бы тебе гибнуть-то? Живи, да дочь нашу расти. Вон, не хочешь выходить за Годуна, выбирай любого, отдельную вежу вам поставлю. А нет – так одна живи, едой и прочим тебя не обижу.
- Больше, чем сейчас, ты меня уже обидеть не сможешь.
Ясенька ушла, а Лангу вновь принялся мерить избу шагами. "Ничего, - утешал он себя, - повоет, поплачет в подушку, да и успокоится. Куда ж ей деваться? А бабские слёзы – так, водица. Ничего…" Но перед рассветом он не выдержал, отправившись искать Ясеньку. Атаман уже сомневался в своём решении на счёт женитьбы на киттке, да и не безразлична ему Ясенька, хоть в этом он не признавался даже самому себе - совсем даже не безразлична. Вот ведь… забодай вас всех лохматый бык, как тут поступить? И ещё этот старик, будь он трижды неладен со своими пророчествами... Ясеньки атаман нигде не нашёл. С рассветом Лангу поднял на ноги всех, молодую женщину отыскали лежащей под высокой скалой, голым камнем выступающей в сторону родной гирканской земли. Тело Ясеньки, изуродованное при падении, неестественно белело посреди серых валунов. Лангу сглотнул внезапно подступивший к горлу ком.
- Видать сорвалась. - Потупившись, сообщил Годун.
- Видать… так. - Согласился почерневший лицом Лангу.
Этой же ночью он проснулся от заунывного воя. Волк выл где-то вдали. Странный, страшный вой - так местные не воют – кишка у них тонка. От этого воя у повидавшего виды атамана похолодело сердце и рубаха вмиг промокла от пота. А спустя неделю сыграли свадьбу с дочерью местного сильнейшего хоста. Наутро в горницу пожаловал тесть.
- Когда снова пойдёшь за большой добычей?
- Только после лютой годины.
- Неужто три оставшихся до белой воды больших луны возле жениной юбки просидишь?
- Нет, в северные земли пойду. Там тоже добыча есть. Но её там меньше, в основном шкуры и мёды.
- А гиркане храбры сердцем, понимаю. В следующий раз, как пойдёшь не к гирканам, мои хотят идти с тобой. Возьми их, возможно, что после моей смерти они все захотят под твою руку встать. Я – самый могущественный хост на острове, но с этими тремя ты станешь могущественнее меня.
- Добро, а почему бы им в этот поход со мной не пойти?
- А стоит ли? Тебе надобно на них в первый раз хорошее впечатление произвести, ничто лучше богатой добычи не склонит их в твою сторону.
После этого через полгода Лангу вышел к гирканам на север. Вообще то "Гир" – имя Отца всех богов, ну, в крайнем случае, так зовётся ещё и хозяин леса. Так что "Гиркания" переведётся, как " Вотчина Гира", либо "медвежья вотчина". Однако какой-то умник давным-давно перевёл это слово, как "страна волков", а может и не переводил вовсе, просто его впечатлили местные волки. Хозяина леса ещё повстречать надо, волков же даже в обычную годину здесь по пять штук на версту. Про своих богов гиркане вообще не любили чужакам в подробностях рассказывать, не поощрялось среди них праздное любопытство. Но с тех пор во всех землях Гирканию прозывали не иначе, как "страной волков".
Венб на сей раз хост не взял – зачем? Всю добычу можно будет погрузить и на торны. Пройдя по крупной реке подальше, атаман приглядел городище. Небольшое городище, всего с полсотни мужчин, из них десяток воинов. С ним три десятка, но охотники хорошо бьют из луков, да и копьём владеют весьма умело. Лангу начал наблюдать, вот три группы охотников ушли по дальним вежам, и ещё пять – на ближнюю охоту, максимум на седмицу. А вот и удача – обоз, пошедший видимо в соседнее городище, может на торги, а может – долг, или дань. С обозом четыре воина ушло. Этот обоз атаман перехватил, в нём оказалось то, что надо – мёд, смола деревьев и шкуры. Напал на обоз Лангу немногими силами, всего шестью человеками, и дал вознице сбежать. Вскоре в его ловушку попались остальные шестеро воинов, сопровождаемые четырьмя охотниками. Два десятка стрел выкосили половину пришедшего отряда. С остальными пришлось сразиться. В городе осталось лишь шесть охотников да собаки. Эти псы – серьёзная угроза. С ним восемь помесей волкодава с волком, но им вряд ли справиться - там внутри не меньше трёх десятков. На штурм пошли ночью, когда забрались на частокол, начали выбивать псов. В одном этом походе Лангу потерял людей больше, чем за два предыдущих, причём двоих разорвали волкодавы. Целая дюжина воинов пала в сражении - немыслимые потери. Погиб ещё один из шайки мстительного атамана, погиб помор и длинноглазый, остальные – китты. Из тех, кого он вывел из земель хак бочахов, осталось всего тринадцать, правда у многих подрастали детишки, бегают сейчас в их городище на острове, и не знают, что их отцы больше никогда к ним не вернутся, не обнимут своих женщин, не посадят сыновей на вёсла. В городище гиркан кроме добычи Лангу взял щенков и всех мальчиков до пяти лет – вырастут, станут воинами.
- Детей-то зачем? - нахмурился Годун.
- Я хочу, чтобы от моих торнов моря было не видать.
- Это мой последний поход, атаман.
- Что так? Не нравится, что мы творим?
- Не нравится, давно уже не нравится, но дело не в этом. Стар я уж стал, атаман, кости ломит, раны ноют, зрение не то, рука твёрдость теряет.
- Да ну, сколько тебе, Годун?
- Много, атаман. Я на пятнадцать больших лун старше тебя. А ведь и ты уже не мальчишка. Это твоя четвёртая белая вода будет?
- Не считая той, в которую я родился – да. Но разве же ты стар? Да, возраст почтенный, но стариком я бы тебя не назвал.
- Мечом помахать ещё могу, хотя и это всё труднее даётся. А уж ходить в походы, ночевать на струге да в лесу – уволь.
На том и порешили.