«Не укради»
Исх 20:15
Вина притягивается правосудием, так же как огонь притягивается деревом, а молния громоотводом. О происхождении вины нам почти ничего не известно. Можно ли считать виной, к примеру, самое первое преступление? Пока закона не было, никто ведь его не нарушал. Но как только появился закон, вслед за ним сразу подоспело и преступление. Не будь закона, не было бы и преступления. Какая же тут вина? Сам апостол Павел говорит, что перед законом умолкает всякая тварь, чувствуя себя виноватой. Значит, вина предшествует преступлению, и появляется она вместе с законом. Если я в чем-то и виноват, то разве лишь в том, что не помешал прародителям, когда они совершали первородный грех. Но это, так сказать, моя вина в глобальном общечеловеческом масштабе. Допустим, помешать я им не мог, но вот исправить последствия, в своем, так сказать, отведенном мне участке земного рая... Да, признаюсь, не смог, слаб, слаб человек. Выгоды от такого исправления слишком отдалены, неощутимы, эфемерны, а вот сила соблазна, который всегда рядом, шепчет на ухо, проникает через глаза, ноздри, поры кожи… Да, я признаю свою вину, в том что я украл – украл у людей веру в справедливость, украл надежду. И я готов понести наказание, по всей суровости закона, нет, не установленного людьми закона, но закона Божьего, ибо грех – только перед Богом, который заповедовал нам не красть. Но что значит это «не укради», если все уже украдено до тебя – твое жилище, твоя одежда, твое счастье, пища, которую ты ешь, воздух, которым ты дышишь, если все это говорит тебе – ты вор? Да что там говорить, слаб человек. Но что касается моего личного греха, моей тяжелейшей, непростительной вины перед человечеством, по крайне мере, перед страной – однажды я мог, да, я мог изменить ход истории. Достаточно было одного шага.
Это очень странно, мне даже неловко говорить, я не верю в предчувствия, предвидения и всю эту мистическую чепуху, но в тот день, когда мы стояли на Троицком мосту с этой рыжей бестией, тогда еще молодым ничем не примечательным студентом экономического факультета, на котором мы вместе учились, у меня возникло смутное, не понятное мне желание столкнуть его с моста в Неву. Мы стояли бок о бок, облокотившись на чугунные перила, под нашими ногами катились мутные волны, тяжело разбиваясь о волнорезы, кидаясь на камень, оставляя грязную пену и мусор. Мы были оба пьяны, молоды. Ветер играл нашими волосами, мыслями, чувствами. Я мог дружески обнять его, как бы в шутку пригнуть к перилам, а потом еще одно быстрое и сильное движение, и страна избавилась бы от пучины бед. Но я этого не сделал, и теперь плачусь за свою нерешительность унижением. А он, он цветет и пахнет. На новогоднем корпоративе в самом дорогом ресторане Москвы, в разгар экономического кризиса, когда люди в стране по два месяца не получали зарплат, он во всеуслышание заявил, что денег у него куры не клюют, так что всем сотрудникам его корпорации будет выплачена тринадцатая зарплата в двойном размере.
Меня обвиняют в краже. Да, я украл, но не эти несчастные несколько миллионов, нет, это ерунда, мелочи, я украл гораздо больше. Я уже говорил о надежде и вере. Но и это не все. Прибавьте к этому все то, что было похищено у людей, граждан страны, тружеников и пенсионеров, у молодежи, в результате так называемой приватизации – и вы получите настоящий размер моей кражи. Столкни я его тогда в далекие 70-е годы прошлого века с моста в грязную Неву, ничего этого возможно бы не произошло. Ну или произошло бы не в таких масштабах, не с такой откровенной наглостью. Какой злой ангел остановил тогда мою руку? С каким облегчением вздохнула бы страна в тот момент, когда волны сомкнулись бы над рыжей головой. Я был избран судьбой для того, чтобы избавить народ от этой хитрой лисы, объявившей краденое священным, и я пренебрег призванием. А это тяжкий грех. Народ как был вороной, так и ей и останется до скончания века. А этот всегда был лисой. Уже тогда, я помню, он постоянно собирал деньги на какие-то студенческие праздники, экспедиции, закупку оборудования для новых лабораторий, которых так никто и не увидел. Ему все сходило с рук. Даже когда мы компанией скидывались на пиво, он приносил на бутылку меньше. Мы слушали одинаковые пластинки, смеялись над маразмом власти, осуждали тоталитаризм, сомневались в плановой экономике, верили в конечное торжество рынка, но он еще успевал продвигаться в комсомольской ячейке, зарабатывая попутно на перепродаже пластинок и джинсов. В сущности, у нас до сих пор осталось много общего, пожалуй, разница между нами лишь в том, что он украл, когда закона еще не было, а я немного опоздал. Потянулся к заветной куче тогда, когда закон уже наложил на нее свою лапу. И я оказался виновен. А он – нет. Всему свое время.
Если вы подумали, что я какой-то обиженный жизнью неудачник, то вы ошибаетесь. У меня умница и красавица жена, которая успешно занимается косметическим бизнесом, две дочери на выданье, одна учится в Германии, тоже на экономиста, вторая тщится проникнуть в тайны немецкоязычной средневековой литературы в лучшем университете нашей страны. Я являюсь автором нескольких книг по разным экономическим вопросам, некоторые переведены на европейские языки, а также сотен статей, с завидным индексом цитируемости. Недавно я получил степень доктора экономики, но отказался от ведения кафедры, слишком хлопотное это дело. Мне нужен покой, чтобы заниматься своими исследованиями, читать и писать книги. Денег, которые мне приносит консультативная деятельность, вполне достаточно для обеспечения, так сказать, материальной стороны этого самого покоя, а также путешествий и учебы дочерей. В последнее время я предпочитаю жить в загородном доме, вдали от городской суеты. Легкая физическая работа, которая требуется для поддержания небольшого хозяйства, включая огород и сад, и напряженный умственный труд, в окружении любящей жены и друзей, которые частенько заезжают к нам на выходные, чтобы попариться в бане, выпить по стаканчику и поговорить – вот все, что мне нужно для счастья.
Для чего же мне понадобились эти деньги? Как вы, наверное, уже догадались, дело тут вовсе не деньгах, а в жажде справедливости. Мы поспорили с друзьями, я поклялся, что смогу вывести его на чистую воду. Его заявление на корпоративе стало последней каплей. И я составил план, то есть разработал такую финансовую схему, которая заставит его показать свое истинное лицо. Я не буду в деталях описывать всех своих шагов, я уже дал подробные показания, их можно прочитать в материалах дела. Чтобы одолеть противника, надо узнать его наиболее уязвимое, слабое место и нанести удар именно туда. Тщеславие – вот его кощеево яйцо, в котором прячется иголка – ум. Он смирится с чем угодно, с любой неудачей, с любой потерей, с изменой женщины, с предательством друга, с любым унижением, только одного он не сможет принять – если кто-то окажется умнее него. Именно на эту его черту я и сделал ставку. Если бы я украл десяток-другой миллионов из его собственного кармана, он мог бы даже не обратить внимания на такой пустяк. Такова ведь, кажется, только его официальная месячная зарплата. А вот увести деньги прямо у него из под носа, пусть это даже сравнительно ничтожная сумма, гарантированные деньги, которые он уже не раз уводил сам – это могло бы его разозлить. Представьте жирную самодовольную щуку, привыкшую на закате лакомиться мелкой рыбешкой, она в назначенный час приходит на свое привычное место, и вдруг кто-то вырывает добычу прямо у нее из пасти. Разве она не разъярится, разве не бросится за наглецом в погоню? Таков был мой расчет. К сожалению, я не учел одного нюанса. Как и большинство людей, я полагал, что кража всегда совершается тайно. Эта и стало роковой ошибкой. Первой ошибкой. Вторая – я все решил сделать сам, в одиночку. Непростительная самонадеянность. Теперь я это понимаю, хотя и с опозданием. Но, как говорится, обо всем по порядку.
Если нашу вселенную следует рассматривать как следствие Большого взрыва, то наша сегодняшняя жизнь – следствие Большого хапка, который произошел на заре 90-х годов прошедшего века. Хапок, или тотальная Кража – определил форму нашего социального и исторического бытия на много десятилетий вперед. В учебниках по новейшей истории это событие названо Приватизацией. Я сам участвовал в разработке этой программы, поэтому знаю, о чем говорю, когда говорю о тотальной Краже. Но дело в том, что в переломные периоды истории наподобие Большого хапка экономические законы приостанавливают свое действие. Одни законы меняются на другие, и в этом хаосе становится все возможно. В той экономике, которую мы изучали в институте, это называется периодом первоначального накопления капитала. Поэтому собственно приватизация не была кражей в тот момент, когда она происходила, кражей она стала после. Вернее, могла и должна была стать, если бы мы пошли по пути нормального исторического развития – от хаоса к порядку. Но мы почему-то отклонились с маршрута, свернули в сторону и застряли где-то на полпути. У нас так и не сформировалось понятие нормы поведения игрока в правовом поле, но вместо этого возникло нечто, что я бы назвал аффективной экономикой. То же, наверное, можно сказать и о политике, но тут я не большой специалист. Во всяком случае срединный путь явно не для нас, нас влекут крайности. Как ученый я стараюсь наблюдать эти процессы отстраненно, но как человек не могу в них не участвовать. Главным достижением Большого хапка стало то, что финансовые схемы полностью вытеснили и заменили собой человеческий фактор. Этот результат проявился не сразу, конечно, проблески свободы, творческой инициативы имели место и в 90-е, и даже в начале 2000-х. Но чем дальше, тем очевиднее становилась прямая зависимость управленческих решений от направления и объема финансовых потоков. Главным регулятором их распределения как было, так и остается государство. Наконец неравнодушие государства к деньгам достигло таких патологических масштабов, что процесс первоначального накопления неожиданно развернулся на сто восемьдесят градусов. Частный капитал стал все больше контролироваться государством. Сращивание государства и финансовой системы постепенно приняло вид управляемой олигархии. При таком раскладе, поскольку государственный бюджет должен всегда балансировать на грани выживания страны, дабы граждане не расслаблялись, все лишние деньги из бюджета поступают на сохранение олигархам. Поэтому ругать олигархов все равно что ругать золотой запас. Постоянный отток бюджетных денег в олигархические запасники и есть продолжение той первичной, можно сказать ритуальной Кражи, без которой немыслима наша современная жизнь. Каналов оттока денег из бюджета как звезд на небе, никто их не считал. Наиболее крупные русла, конечно, контролируются более-менее централизованно, но все множество мелких ответвлений контролировать невозможно. Благодаря этому обстоятельству практически все граждане, от мала до велика, получают возможность принять посильное участие в главном ритуале нашей страны – ритуале Священной Кражи. Дети крадут деньги из карманов и кошельков родителей, точно так же как их родители крадут деньги из бюджета государства. Процедуры немного отличаются, но психологический механизм один и тот же. Заколдованный замкнутый круг. Не красть невозможно, не будешь красть – посадят. Будешь красть – тоже посадят. То есть посадят в любом случае, поскольку вина предшествует преступлению. Поэтому все крадут понемножку, так сказать, в меру таланта, и ждут своей очереди на посадку. Конечно, бывают исключения. Могут и не посадить. Но от того, крадешь ты или нет, это никак не зависит. Тут правит балом ее величество фортуна. Как все мы грешны уже потому, что согрешили прародители, так и все мы виноваты, поскольку живем в эпоху, в начале которой лежит событие Кражи. Никакие пересмотрю итогов приватизации тут не помогут. Наверное, чтобы избавить нас от этого проклятия, должен явится спаситель, который возьмет вину за первичную Кражу на себя. Но поскольку взять на себя вину может только невиновный, то пришествие такого спасителя лично мне представляется маловероятным. По крайней мере, в ближайшее время. Чтобы посадить невинного миллиардера, надо сперва его найти. В наше время и в нашем обществе это есть, как говорят немцы, невозможная вещь.
Понимая все это, я и решился на поступок, в котором меня обвиняют. Да, отчасти я хотел утереть ему нос. Но еще с большей силой мной двигало желание проверить собственную гипотезу – о бескорыстной краже. Можете улыбаться, сколько хотите, а только это чистая правда. Когда я понял, что ни мне и никому другому не выйти из системы циркуляции краденых денег, я увидел иную возможность. Когда-то я увлекался восточной философией, много читал. Однажды меня поразил один текст, где говорилось о том, что человек не в состоянии полностью прекратить деятельность, а вы знаете, что познавательным идеалом созерцательных восточных практик является полная остановка деятельности и сознания. Так вот, в этом тексте говорилось, что если человек отказывается от деятельности, сидит и ничего не делает, а ум его в это время занят вещами, которые он мог бы делать, если бы не отказался, то такой человек находится дальше от познания истины, чем тот, который делает все эти вещи, но ум его остается свободен. Я вспомнил эту идею и решил попробовать ее применить на практике. Я разработал концепцию бескорыстной кражи, которая, по моему замыслу, должна была подорвать изнутри действующую инерцию первичной тотальной Кражи, главным застрельщиком которой был мой бывший университетский приятель. Для начала я решил проверить ее действенность на практике, провести эксперимент.
Как я уже говорил, я допустил две ошибки. Во-первых, свой опыт я проводил в тайне не только от общественности, но даже от коллег и друзей. Во-вторых, я пренебрег элементарной техникой безопасности и не стал использовать подставных лиц, на которых можно было в случае неудачи списать всю ответственность. Я вычислил одну из фирмочек, через которую выводились бюджетные деньги перед тем как попасть на счета его офшоров, познакомился с нужными людьми, представившись преподавателем, доведенным до отчаяния нищенской зарплатой и готовым на все ради быстрых денег, предложил им свою кандидатуру в качестве номинального директора, стал брать выписки со счетов «своей» фирмы и однажды, улучив момент, пришел в банк и снял наличными со счета фирмы довольную крупную сумму. Я специально сделал все как можно более топорно, чтобы разъярить его. Признаюсь, когда я стоял у окошка и ждал, пока операционистка проверит все бумаги, рассмотрит печати и подписи, коленки немного тряслись, пот выступил на лбу, но при этом я чувствовал себя Робин Гудом. Когда она стала звонить начальству, я подумал было даже ретироваться, поскольку это был верный знак провала, но я все-таки решил доиграть свою роль до конца. Но конец так и не наступил. К моему удивлению, мне выдали всю сумму и дали преспокойно с ней удалиться. Никто не задержал меня ни в банке, ни на выходе из него. Никто мне не звонил потом, не требовал вернуть деньги. Словно ничего не произошло. Я оказался в вакууме. В конце концов я не выдержал. Пошел в полицию и сдался с поличным.